Текст книги "Остров Свиней"

Автор книги: Мо Хайдер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 23 страниц)

6

В Лондоне весна была уже на подходе, она принесла с собой ветер и дождь. Половина восточной Англии и Глостершира была затоплена, и лондонцы не отрывали взгляды от телеэкранов, глядя, как машины движутся по воде, словно сплавной лес, и благодаря судьбу за то, что живут в достаточно цивилизованном городе, который защищен дамбой. Задняя калитка опять была раскрыта настежь. Вначале я было приписал это сильному ветру, но соседи сказали, что у них случилось то же самое и, вероятно, поблизости поселился какой-то бродяга. Везде, где он побывал, он оставил за собой затоптанные газоны, куски ткани и обертки от «твикса», которые приходилось собирать садовыми граблями. В сады он прокрадывался по ночам через задний проулок, пытаясь найти теплое место для ночлега. В некоторых сараях были сорваны замки.

Окружающий мир казался мне нереальным. Уход Дава перевернул всю мою жизнь. Усталость не проходила. Я спал подолгу, по девять, по десять часов, но вставал еще более измученным и в конце концов засыпал прямо за письменным столом, пальцы застывали на клавиатуре, оставляя на экране длинные цепочки букв. Мне приходила в голову мысль посетить врача, но я догадывался, каким будет первый вопрос: «Не пережили ли вы в последнее время какой-нибудь стресс, мистер Оукс?» И тут-то все и выяснится – смерть Лекси, беспокойство насчет книги и так далее. Не успею я глазом моргнуть, как окажусь в социальной консультации, сжимая в руках рецепт на сероксат. [45]45
  Лекарство от депрессии.


[Закрыть]Так что я пытался держаться, игнорируя постоянную тяжесть, когда каждый шаг дается тебе так, словно ты двигаешься под водой.

Через десять долгих дней я спихнул рукопись редактору. Отдел оформления направил нам макет суперобложки, и теперь они собирались организовать для Анджелины фотосессию в одной студии в Брикстоне. [46]46
  Пригород Лондона.


[Закрыть]Этот момент мы с Финном и Анджелиной долго обсуждали – каким образом показать ее миру. Она не хотела, чтобы снимали ее физический недостаток как таковой, поэтому мы остановились на кадре из видеозаписи и подобрали модельера, работавшего на одну медицинскую компанию, который должен был изготовить и сфотографировать фибергласовую модель дополнительной ноги в разрезе. Издательство собиралось в этом месяце направить Анджелину на остров Свиней, чтобы сделать там несколько снимков в церкви, но они хотели получить и несколько студийных портретов – только голову и плечи. Это случилось в первый понедельник марта. В первый день весны и, как оказалось, первый день перемен совсем другого рода.

– Ну что? – спросил я. – Как ты себя чувствуешь?

Мы сидели в гримерной и смотрели друг на друга. Войдя в помещение, Анджелина не стала снимать верхнюю одежду, оставшись в пальто и вязаной шапочке. Я захватил с собой бутылку виски и теперь, открыв ее, налил немного в пластмассовый стаканчик и подал ей.

– Как ты себя чувствуешь?

– Не знаю. – Взяв в руки стаканчик, она поежилась, бросила на дверь беспокойный взгляд. Уборщица впустила нас в пустую студию, но вскоре должны были появиться другие участники мероприятия – поблизости уже слышались их голоса. – Они видели пленку, и я не представляю, что они теперь думают обо мне. – Ее взгляд остановился на лежавшей в углу одежде. Она была завернута в полиэтилен, но под ним все равно можно было разглядеть длинные юбки. С Анджелины сняли мерки, чтобы ничего не было видно. – Что бы я ни надела, это бесполезно. Они все равно узнают.

– Ты можешь отказаться, – сказал я. – Я заставлю Финна разорвать контракт. Тебе надо только сказать и…

– Нет. Нет, не стоит. – Она нервно засмеялась. Сняв шапочку, провела рукой по коротким волосам и осторожно заглянула в зеркало, в котором отразилось ее лицо, робкое, ненакрашенное и бледное. – Я это сделаю. Конечно, сделаю.

Когда пришла стилистка, я оставил Анджелину на ее попечение и принялся расхаживать по студии, раздумывая над ее словами. «Что они обо мне думают?» Студия располагалась на складе с гладкими бетонными полами, потолочные балки были выкрашены в черный цвет, в темных углах как часовые стояли большие незажженные студийные лампы. С одной из балок до самого пола спускался свиток белой бумаги, а в центре находился небольшой вращающийся стул. По студии бродил ассистент: прилаживал лампы, открывал рассеиватели и тихо переговаривался с фотографом, склонившимся над камерой и смотревшим в видоискатель. Фотографу было лет двадцать с небольшим, и выглядел он так, словно имел постоянный контракт с каким-нибудь журналом альтернативной музыки типа «Мохо» или «Эн-эм-и», – из-за портрета Боба Марли на футболке и обтягивающих задницу джинсов. Они не видели, как я вошел, поэтому я несколько минут незаметно слушал их разговор, пока не понял, что они говорят о моделях-инвалидах.

– Сейчас это прямо какая-то мания. Марк Куинн и эта беременная пташка, Алисон Лаппер.

– Угу, и Эйми Маллинс… – добавил ассистент. – Обе очень клевые.

– Лично мне нравится. Это, как бы сказать, еще и очень своевременно.

– Я знаю.

– Это так своевременно, что даже не смешно. Пора, чтобы… – Фотограф внезапно замолчал и выпрямился, глядя в дальний конец студии. Мы с ассистентом обернулись, чтобы узнать, на что он смотрит. Дверь гримерной открылась, и на пороге появилась Анджелина, потрясенно моргая на свету. На ней было серебристое платье с низким вырезом, стоившее половину моего годового заработка, и выглядела она совсем по-другому: стилистка зачесала назад ее короткие вьющиеся волосы, они охватывали голову, словно черный шлем, приклеила накладные ресницы и подчеркнула губы ярко-красной помадой. Руки Анджелины тряслись, но лицо было невозмутимо, как у манекена, и казалось стеклянным – настолько оно выглядело идеальным. Сглотнув, она двинулась вперед – медленно, немного неуверенно, переставляя ноги так, словно боялась упасть. Затаив дыхание, мы смотрели, как она в полной тишине входит в студию, слышался лишь стук ее каблуков, эхом отдававшийся от высокого потолка. Подойдя к краю ярко освещенной площадки, она помедлила, затем быстро прошла к табурету и опустилась на него так, словно это был спасательный плот.

– Черт побери! – Фотограф потрясенно присвистнул – еле слышно, себе под нос. – Черт побери! – Он покачал головой, подтянул джинсы и подошел, встав в полуметре от Анджелины и глядя на нее с любопытством, словно она задала какой-то вопрос. Последовала долгая пауза, после чего он с удивлением произнес: – Какая же ты красивая, Анджелина! Да ты просто великолепна!

Сначала она лишь молча смотрела на него, словно не могла понять, что он сказал и кто он вообще такой. Может, он ее за что-то ругает? Но тут у нее внутри что-то щелкнуло, и краска прилила к щекам.

– Спасибо, – робко прошептала она. – Спасибо.

Все еще глядя на нее, он недоверчиво рассмеялся.

– Не за что, – сказал он. – Совершенно не за что.

Не отрывая от нее глаз, словно она могла убежать, он попятился назад к камере и вскинул вверх руки – так успокаивают пугливое животное.

– Не двигайся! – сказал он, глядя в видоискатель. – Не двигайся. – И прежде чем она успела понять, что происходит, сделал снимок. Сработала вспышка.

Анджелина удивленно заморгала.

– Вы уже сняли?

– Да, – сказал он, переключив камеру на дисплей и глядя на экран. Он бросил на нее взгляд. – Видишь, как это легко?

Было очень странно стоять там, за пределами светового круга, и смотреть, как она… даже не знаю, как это назвать – расправляет крылья, что ли, растет, если хотите. Каждый раз, когда мигала вспышка, мышцы ее лица чуточку расслаблялись – до тех пор, пока кукольная улыбка не исчезла и Анджелина стала выглядеть (даже я должен это признать) просто потрясающе. Никто не находил ее странной, никто не относился к ней снисходительно. Никого не раздражала ее манера сидеть, слегка склонившись набок, так как ей было неудобно на стуле и приходилось держаться за его края. Вместо этого с ней обращались так, будто она была настоящей звездой.

Сделав примерно двадцать снимков, ее переодели в другое платье и по-другому причесали. За день она сменила шесть различных нарядов, большинство из которых, с моей точки зрения, выглядело совершенно нелепо, но, должно быть, они представляли собой последний писк моды, так как все остальные воспринимали их совершенно спокойно – даже сама Анджелина. К трем часам мне пришлось присесть – так я устал. Но тут было и еще кое-что – фотограф начал меня раздражать.

Сначала мне очень нравилось смотреть, какой счастливой она становится, – но потом стало надоедать. Я уже был сыт по горло этими его дерьмовыми причитаниями «прекрасно, прекрасно». И тогда стал приглядываться к нему немного повнимательнее. Я отошел дальше в тень, где меня не могли видеть, и стоял там, теребя связку с ключами – то одевал, то снимал их с кольца, крутил на пальце и все время удерживал себя от искушения сказать: «Ты что, пытаешься ей понравиться? Перестань на нее пялиться!» И вот когда в самом конце дня (все были основательно измочалены, и я уже подумал, что наконец-то все кончилось) он подошел к ней и что-то очень тихо сказал, я сразу перестал крутить ключи и застыл на месте, внимательно за ними наблюдая. Анджелина перестала улыбаться. Она сидела, опустив глаза в пол, и слушала его, машинально приглаживая волосы за ухом и обдумывая то, что он говорил. Закончив, он выпрямился и сделал шаг назад.

– Ну что?

– Эй! – сказал я, перемещаясь поближе к съемочной площадке и ощущая на лице свет прожекторов. – Анджелина!

Но она не повернулась. Кажется, она даже меня не услышала. Не отрываясь, она смотрела ему в глаза. Прошла еще пара секунд, потом она слабо кивнула.

– Анджелина! – прошипел я.

Фотограф отвинтил камеру, снял ее со штатива и улегся на живот, опершись на локти и подняв камеру на уровень глаз. Он навел объектив на подол ее юбки, и вдруг, застав всех нас врасплох, она опустила руку, взялась за край ткани и подтянула ее к коленям.

Я сразу же получил эту фотографию и иногда рассматриваю ее – даже сейчас. Ее тонкие лодыжки, маленькие следы ног на бумаге, но больше всего ее третью, деформированную ногу – на вид она кажется более массивной, но можно смело сказать, что она сделана из того же материала, что и две остальные, и свисает там, отбрасывая свою собственную тень. Пожалуй, это лучший снимок во всей книге, но временами я готов убить фотографа.

Когда они закончили и Анджелина ушла, чтобы снять грим, кто-то принес кофе и бутылку газированной воды, и я со своим стаканом уселся рядом с фотографом, чтобы за ним присмотреть. Нельзя, чтобы он разговаривал с ней наедине.

Он сидел, развалившись на кушетке, и лениво крутил на руке браслеты. Если он и знал, что бесит меня своим поведением, то никак этого не показывал.

– Ну, – небрежно спросил он, – и что же случится, когда это всплывет? – Он сделал паузу, чтобы сделать глоток кофе, и повернулся ко мне: – Когда я смотрел на нее, у меня не выходила из головы мысль: а что, если ее папа прочитает эту книгу? Что он тогда подумает? Видите ли, на его месте я бы где-нибудь прятался.

Я спокойно посмотрел на него.

– Малачи Дав умер. Как он прочтет эту книгу?

– Разве?

– Вы что, не читаете газеты? Об этом твердят целую неделю.

– А, это тело в Дамфрисе! Но ведь ничего пока не подтвердили. Не было никаких заявлений, что это действительно он. Ведь так?

– Так, – тихо сказал я, словно разговаривал с непонятливым ребенком. – Они дожидаются результатов анализа ДНК. Но это он. Он умер.

В этот момент появилась Анджелина с банкой диетической колы в руке. Мы оба подняли на нее глаза. На ней был белый халат, и я мог разглядеть, где именно с нее удалили грим – на шее красовалась полоска. Выше ее Анджелина выглядела розовой и сияющей – после пяти часов, проведенных под прожекторами, это было просто удивительно.

– Эй! – сказал фотограф, вставая и улыбаясь явно фальшивой улыбкой, словно был ослеплен ее блеском. – Присядь.

Она уселась, поправляя волосы за ушами.

– Я так устала! – с улыбкой воскликнула она. Потом посмотрела на меня. – Так устала!

– Ты была великолепна, – сказал я, но далось мне это с трудом.

– Эй, Анджелина! – Фотограф слегка подвинулся, засунул руку в задний карман брюк и вытащил визитную карточку. Он подал ее двумя пальцами, держа так, словно это была какая-то экзотическая бабочка, а не кусок картона. – Я постоянно с ней работаю. Ее работа – просто блеск. Понимаешь, что я имею в виду?

Анджелина взяла карточку и принялась ее рассматривать. Губы ее слегка дрогнули.

– Что это там такое? – наклонившись к ней, сказал я. – Давай-ка посмотрим.

После секундного колебания она подала мне карточку. Мне даже пришлось чуть-чуть потянуть ее к себе – совсем чуть-чуть. Я сосредоточенно уставился на кусок картона. Редактор отдела важнейших новостей газеты «Дейли мейл». Что это еще за ерунда? Я повернулся к фотографу:

– Ну? И что же это такое?

– Она очень хочет сделать материал об Анджелине.

Гребаный редактор гребаной национальной газеты знает об Анджелине? Как такое могло случиться? Наклонившись, я постучал ему по колену, заставляя взглянуть на меня, желая сообщить, чтобы он сел прямо и перестал дурачиться.

– Это прекрасно. Это замечательно. Не считая того, что сейчас мы ведем переговоры о продаже прав на публикацию по частям, причем не с «Мейл». – Я сделал паузу, чтобы удостовериться, что он все понял. – Ну как?

– Извини, дружище. – Он приветственно поднял стакан, словно признавая мой статус. – Я вовсе не хотел помешать. Не собираюсь никому причинять беспокойство.

Я встал.

– Пошли! – сказал я, подавая руку Анджелине. – Тебе надо одеться.

Но она не поднялась с места. Она сидела и молча смотрела на мою руку.

– Пошли, – повторил я. – Тебе надо одеться и идти. Дай своему другу немного времени на то, чтобы наконец прочитать контракт.

Анджелина вздохнула и закатила глаза.

– Хорошо, – произнесла она саркастическим тоном – таким, каким Соверен разговаривала со своей матерью. – Уже иду.

Допив колу, она бросила банку в мусорную корзину. Подняв руку, поднесла большой палец к уху и улыбнулась фотографу.

– Позвони! – одними губами произнесла она и неторопливо проследовала в гримерную, шлепая по полу матерчатыми тапочками точно так же, как это делают уличные проститутки в Тихуане. Встав, я проводил ее взглядом, вспоминая о тех временах, когда был подростком в Кросби. Местные отцы в момент закрытия выстраивались там перед ночными клубами, дожидаясь своих дочерей. Они выходили из машин и опирались локтями о крышу, пытаясь принять небрежный вид, но было легко догадаться, о чем они думают. Каждый думал о том, что если какой-нибудь мерзавец в этом клубе хотя бы пальцем дотронется до его малышки, то получит такую порку, какую вовек не забудет.

7

Домой мы ехали в молчании. Анджелина сидела на пассажирском сиденье и жевала жвачку, которую где-то достала. Пытаясь найти нужную станцию, она возилась с радио до тех пор, пока я не выключил приемник. Я решил, что о фотографе мы больше говорить не будем. Мне не понравилось его вмешательство и не понравился тот вид знатока, с которым он говорил о Даве. Тело в Дамфрисе, конечно же, принадлежало Малачи. Утром я позвоню Дансо – просто чтобы услышать информацию о ДНК непосредственно от него. Тем не менее, приехав домой, я прошел в сад и забил гвоздями калитку, потом еще раз проверил дверь в подвал и привалил к ней газонокосилку.

В этот момент в доме зазвонил телефон. Войдя в кухню, я услышал на лестнице поспешные шаги Анджелины и ее задыхающееся: «Да! Привет!» В прихожей я остановился.

– Да, – говорила она в трубку. – Это я. – Хихиканье. – Я знаю – он говорил мне об этом. – Заметив меня в дверях, она отвернулась к стене, подкручивая пальцами волосы и поглаживая одной ногой другую. – Нет, все в порядке. Правда. Я сама хотела, чтобы вы позвонили.

Я стоял молча, подумывая о том, чтобы нажать на рычаг. Но вместо этого я снял пальто, уселся за кухонный стол и остался там в полутьме, мрачно опустошая банку «Ньюки браун». Мне снова вспомнились отцы, собравшиеся возле ночного клуба в Кросби.

– Джо! – Закончив разговор, она появилась на пороге кухни – глаза ее блестели, подбородок был опущен, на лице сияла детская улыбка. – Я плохо себя вела, да?

– Ты все-таки собираешься это сделать?

– В пятницу.

– В пятницу? Ты думаешь, это безопасно? Пока мы не уверены, был ли это твой отец.

– Это был он.

– Он выглядел совсем по-другому.

Ее плечи поникли.

– Не надо об этом.

Вздохнув, я устало потер виски.

– Не знаю. Правда, не знаю. Но мне это не нравится. – Опустив руки, я взглянул на окно. На окнах есть замки; правда, они не использовались много лет, так как воровать у нас особенно нечего, и я даже не помнил, когда последний раз видел ключ. Вероятно, он лежит в старом кофейнике, который стоит на полке возле входа в подвал. Если бы возникла какая-то проблема, Дансо наверняка бы позвонил.

– Джо! – сказала она, подойдя и положив руки мне на плечи. Перекинув через меня ногу, она уселась лицом ко мне, юбка задралась между бедер. Я чувствовал запах кофе, который она пила, и кольдкрема, которым снимали грим. – Почему ты мне не веришь? Это был он.

– Почему ты не хочешь подождать, пока все станет ясно? Результаты анализа ДНК будут известны с минуты на минуту. Утром я собираюсь позвонить Дансо.

– Но это был он, Джо. В любом случае я не собираюсь ничего говорить. – Она немного подобрала юбку, так что ее обнаженные бедра соприкасались с моими джинсами. – Я не стану говорить, где живу.

– Тебе придется подождать, пока я поговорю с Финном. Если ты поведешь себя неосторожно, то можешь нарушить контракт. А ему это не понравится.

– Нет, понравится. – Она взяла мои руки и запустила их себе под юбку, просунув мои пальцы между ног. Трусов на ней не было. Она была теплая и влажная, я ощущал твердое давление деформированной ноги. – Я обещаю, обещаю, – прошептала она, закрыв глаза и кругообразно вращая бедрами. – Я не скажу о тебе ни слова.

8

Она не пыталась со мной ссориться. Совершенно не пыталась. Я понимал, что этого у нее и в мыслях нет. Просто она хотела, чтобы ее услышали. Черт побери, ей же всего девятнадцать лет, и если ее интервью «Мейл» выглядело как издевательство надо мной, то я сам в этом виноват.

Я поговорил с Финном, и ему это не понравилось. Совсем не понравилось. Он внимательно перечитал контракт и выяснил, что, пока она не заговорит о массовом убийстве, он никак не сможет ее остановить. Я снова и снова звонил Дансо и все время попадал на автоответчик, раз за разом оставляя сообщения с просьбой позвонить мне, если ДНК не совпадет. Но он так со мной и не связался. Мне начало казаться, что на меня надвигается лавина, которую я никак не могу остановить. Из-за всего этого во время интервью я вел себя как раздраженный любовник, шастающий за спиной журналистки и постоянно подающий Анджелине знаки, чтобы она не говорила лишнего.

А она действительно постоянно говорила лишнее, проявляя удивительную беспечность. В одном месте она сказала:

– Я не могу об этом говорить, потому что мы с Джо…

– Анджелина, – многозначительно сказал я, – ты, гм…

– Ах да! – сказала она. – О чем это я? Я хотела сказать, что…

После этого я бросал на нее гневные взгляды, ожидая неосторожного слова, неосторожного выражения. Через некоторое время ей надоело мое чрезмерное внимание, и она увела журналистку на кухню, где они устроили девичник – пили чай и курили. Я постоянно искал предлоги, чтобы туда зайти – то вскипятить чайник, то выглянуть в сад. Каждый раз, когда я это проделывал, они прекращали хихикать и смотрели на меня с пустыми улыбками, вежливо ожидая, пока я уйду.

Я не знал, сдержала ли она свое обещание, до тех пор, пока статья не была опубликована – три дня спустя. Это был четверг, и хотя я поставил будильник на семь, когда я проснулся, кровать была уже пуста. Я знал, куда она ушла – в киоск, чтобы купить газету. Я еще лежал в постели, почесывая голову и пытаясь окончательно проснуться, когда вдруг зазвонил телефон. Это был Дансо, его голос с акцентом горца звучал напряженно.

– У вас усталый голос.

– Я и чувствую себя точно так же. Всю ночь на ногах, а сейчас вот добрались до аэропорта. Мы уже на взлетной полосе.

– Кто это «мы»?

– Я и Санчо Стразерс. Мой постоянный спутник.

– Тогда вы летите не в Майами. Или вы его и в отпуск с собой берете?

Он не засмеялся.

– Джо, – сказал он, – вы сегодня куда-нибудь собираетесь?

– Я? Только в магазин. Мне же надо работать над книгой.

– Мы сейчас направляемся в Хитроу. Пробудем у вас пару часов. Нужна небольшая консультация, если вы не против.

– Консультация? А что случилось?

Он немного помолчал.

– Не хотелось бы говорить об этом по телефону, Джо, если вы меня понимаете. Может, подождем до личной встречи?

Сбросив одеяло, я опустил ноги на пол. В его голосе прозвучало что-то такое, что я воспринял как сигнал тревоги.

– Это не он, да? Этот злосчастный мешок, который лежал на столе в Дамфрисе, оказался не Малачи Давом. Я оставлял вам сообщения, Питер, насчет этого. Просил позвонить.

Наступило молчание, слышалось только шипение помех и ровное гудение двигателей небольшого самолета.

– Питер, вы меня слышите? Я сказал – это не он, да?

– Это не он, – наконец сказал Дансо. – Анализ ДНК это показал.

– Я это подозревал. – Я вскочил с постели. – Он нашел кого-то, кто на него похож. Предсмертная записка и все такое – он просто хотел, чтобы на несколько недель вы от него отстали.

– Нет. Мы не думаем, чтобы это сделал он, – думаем, что это совпадение. – Он понизил голос – вероятно, чтобы не пугать других пассажиров. – Тот парень из Дамфриса служил когда-то рядовым, он не в себе со времен «Бури в пустыне» и уже много лет угрожал совершить самоубийство.

– Питер, – сказал я, расхаживая взад-вперед по комнате, – сколько времени занимает анализ ДНК?

– Не очень долго. Это…

– Вот именно! Не очень долго. Вы говорили о понедельнике – после этого прошло уже три дня. Уже три дня вы все знаете, а я оставлял сообщения с просьбой дать мне знать, если…

– Джо, послушайте…

– Дать мне знать, если совпадения не будет, а в это время Анджелина связывается с гребаными газетами и сообщает им свою историю. – Подойдя к окну, я отдернул занавеску, ожидая, что увижу, как она идет по улице. – Сегодня утром он это прочитает, узнает, где она находится и…

Я осекся. Происходящее на улице привлекло мое внимание.

– Питер! – Кровь застыла у меня в жилах. – Питер, вы что, с ума сошли? Что происходит? – Открыв окно, я высунулся наружу, изо рта у меня вырывался пар, на голом плече появились капельки воды. – На улице стоит патрульная машина с включенной мигалкой. Что за чертовщина здесь творится?

– Она с Солсбери-роуд. Джо, послушайте! Это просто мера предосторожности.

– Предосторожности? Господи Боже! Почему бы вам не рассказать мне, что происходит?

– Возможно, сегодня вам не стоит выходить из дома. У вас ведь нет на то особых причин? Отмените поход в магазин. Я передам вам эсэмэской телефон местного участка – они знают о ситуации.

– О какой ситуации?

– Самолет выруливает на полосу, Джо, – на меня уже грозно смотрит стюардесса.

– Послушайте, – прошипел я, – Анджелины нет в доме. Что мне делать с…

– Просто расслабьтесь. Вам не о чем беспокоиться, – сказал он, и в ту же секунду телефон замолчал.

Я набрал 1471, потом 3, но услышал только автоответчик. Отключившись, принялся молча смотреть на телефон, кровь стучала у меня в ушах.

– Мерзавцы! – сказал я. – Вы знали об этом. – Я выглянул в окно. Уличные фонари уже горели, их оранжевый свет смешивался с голубыми огоньками патрульной машины. Когда я вернулся в постель и положил руку туда, где лежала Анджелина, это место показалось ледяным. Газетный киоск находился всего в пяти минутах ходьбы. У меня похолодело в груди.

Я натянул джинсы и спустился по лестнице, на ходу натягивая футболку. С каждым шагом меня все больше охватывала паника. К тому времени, когда я вошел в прихожую, у меня уже зуб на зуб не попадал. Босой я выбежал наружу, немного постоял, потом вернулся, взял ключи с полки над телефоном и захлопнул за собой переднюю дверь. Когда я проходил по дорожке, в стоящей напротив машине полицейский повернул голову в мою сторону. Я не видел его лица – его скрывал защитный козырек, – но обветренные руки спокойно лежали на приборной доске. Я выбежал на середину улицы, холод кусал мне ноги. Окинув взглядом оба конца улицы, уже собирался бежать к машине и стучать в окно, когда увидел в отдалении приближающуюся ко мне Анджелину.

Чувство облегчения было таким сильным, что я едва удержался на ногах. Прислонившись к воротам, я перевел дыхание и поднял голову, следя за ее приближением. В руках она держала три газеты, глаза ее сияли.

– Джо! – сказала она, заметив меня, и ускорила шаг. – Это здесь. – Она помахала одной из газет. – Они сказали, что я красивая.

– Зайди в дом.

Она остановилась, улыбка ее померкла, руки опустились.

– Да ты босой!

– Входи скорее. – Взяв за руку, я молча повел ее по дорожке. Войдя в дом, запер заднюю дверь на замок и на задвижку, навесил цепочку. Не говоря ни слова, она смотрела, как я запирал заднюю дверь и перебирал ключи до тех пор, пока не нашел нужный. Пройдя по всем комнатам, я закрыл все окна, опустил все шторы, потом вернулся в прихожую и взял газету из ее безвольно поникшей руки.

– Она здесь? Эта статья? – Я положил газету на кухонный стол и начал ее листать. – Там сказано, что мы живем вместе?

– Нет, – ответила она, медленно снимая платок. – Они вообще тебя не упоминали.

Найдя нужную страницу, я оперся руками на стол и принялся ее изучать. Надо мной медленно вращался электрический светильник, его тень падала на газету, словно отсвет какого-то волшебного камня. Статья была на две страницы, посредине – большая фотография Анджелины, изображенной по пояс, а по сторонам две врезки: на одной изображен Дав, на другой – панорама острова Свиней, с полицейскими палатками и катерами вокруг деревни.

Я быстро пробежал глазами текст. Это был стандартный образец журналистики типа «кто-что-когда-почему»: ужасы массового убийства, бегство Малачи Дава, смерть Лекси – все это описано в одном абзаце. Затем следовала подробная характеристика Анджелины: красавица, с признаками сильного интеллекта. Говорилось, что она инвалид от рождения и хромает – больше ничего конкретного. Затем следовало краткое описание ее жизни на острове, описывались ее впечатления от убийства членов религиозной общины, наконец, упоминалось, что в августе должна выйти книга. Обо мне ничего не говорилось.

Наклонившись, я принялся изучать ее фотографию, разглядывая отражение в ее глазах и ожидая увидеть собственное лицо, обеспокоенное и ревнивое. Но ничего подобного рассмотреть не удалось – только отражение вспышки.

– Джо, ты должен мне сказать, в чем дело. Что происходит?

Покачав головой, я уселся за стол и прижал руки к вискам. Нужно было срочно принять лекарство от головной боли. Потянув к себе газету, я мрачно уставился на нее. По словам Анджелины, члены общины ППИ хорошо с ней обращались: «Они были так милы со мной! Думаю, они знали, что со мной происходило».

– «Они были так милы»? – Я поднял на нее взгляд. – И ты действительно это сказала? «Думаю, они знали, что со мной происходило»? Насколько я помню, ты говорила совсем другое.

– Нет. – Она покраснела. – Я не хотела… – В смущении она потерла нос. – Я не хотела, чтобы это прозвучало неприятно.

– Неприятно? – Я вздохнул. – Послушай, ты считаешь, будто знаешь, что делаешь, но мы столкнулись с очень опасными вещами. Было неразумно вообще с ними разговаривать.

– Все это лишь ради самосохранения.

Я смерил ее холодным взглядом, мои слова прозвучали, словно эхо:

– Ты считаешь, что это нужно для самосохранения?

– Да, считаю.

– А знаешь, как это выглядит? Знаешь, как это выглядит с моей точки зрения?

– Как?

– Это выглядит не только так, словно ты излагаешь другую историю, отличную от той, которую рассказал я, что немного смущает, поскольку эта часть книги уже сдана в издательство…

– Пожалуйста, не ругайся.

– Послушай! – Я поднял руку. – Дай мне закончить. Это выглядит не только так – для меня это еще выглядит как попытка усилить вражду. Кажется, что ты дразнишь своего отца.

– Дразню? – Она фыркнула. – Ну, это просто глупо. Как я могу его дразнить? Он же умер!

Я опустил руку и посмотрел на нее очень серьезно.

– Присядь.

– Зачем?

– Присядь.

– Джо! – сказала она, усаживаясь за стол напротив меня, лицо ее слегка побледнело. – Ты меня пугаешь.

– Они едут с Обана, чтобы с нами поговорить. Что-то случилось.

– С самого Обана?

Я вздохнул.

– Анджелина, ты думаешь, что видела в морге своего отца, но… – я взял ее за руку, – …но это не он. Они сделали анализ ДНК.

Она отдернула руку, краска сбежала с ее лица.

– О чем ты говоришь?

– Это был не он. Я знаю, ты… я знаю, ты хотела, чтобы это был он, и знаю почему, – но это не так.

– Боже мой! – прошептала она, закрыв лицо руками. – Боже мой, ты говоришь серьезно? Да, ты говоришь серьезно. Это был не он.

– Ты не виновата – они не меньше твоего хотели, чтобы это был он. Но теперь я вижу, что вы с Дансо оба пытались ухватиться за соломинку.

Она несколько раз шумно вздохнула, переваривая полученную информацию. Потом медленно, очень медленно подняла глаза к кухонному окну, плотно закрытому шторами. Повернувшись, посмотрела на запертую входную дверь.

– О нет! – прошептала она и ухватилась рукой за горло. – Это что, баррикада? – Она посмотрела на меня. – Ты устроил баррикаду? Они думают, что он уже направляется сюда?

Я долго молчал, потом взял ее за руки.

– Они будут здесь через два часа. Снаружи стоит полицейская машина. У нас все будет хорошо.