Текст книги "Остров Свиней"

Автор книги: Мо Хайдер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 23 страниц)

7

Место под названием Лайтнинг-Три-Гроув (Господи, это имя говорит само за себя! [18]18
  В переводе с англ. это означает «роща, в которую ударила молния».


[Закрыть]) ближе всех на земле к преисподней. Этот заброшенный поселок между Думбартоном и Рентоном представляет собой образец некачественного городского строительства пятидесятых-шестидесятых годов; по сути, он уже умер и ждет лишь появления катафалка. Номер двадцать девять по Хамберт-террас представляет собой одноквартирный дом с тремя спальнями, находящийся на самом краю поселка. Когда я отрываю взгляд от этого письма и выглядываю в окно, что я там вижу? Три сотни домов, сгрудившихся на краю пустынного поля, некоторые окна заколочены после того, как экологическая служба нашла на чердаке асбест, все стены покрыты граффити, с крыш кое-где отвалилась черепица, на улицах валяются грязные подгузники и пустые бутылки из-под тонизирующего напитка «Бакфаст», потому что из Думбартона сюда повадились возить мусор. Все это должны забетонировать, чтобы построить развлекательный центр, но человек двадцать все еще цепляются за свою жалкую жизнь здесь. В основном это самовольные поселенцы и беженцы – женщины в платках, с испуганным видом снующие по улицам. Один Бог знает, что они думают об этом месте. Что называется, из огня да в полымя.

Разумеется, когда мы впервые сюда приехали, было темно и мы не имели представления, насколько здесь ужасно. Было просто очень, очень тихо и безлюдно. «Нянька» отпер дверь, немного повозившись с незнакомыми ключами, и впустил нас внутрь, щелкнув выключателем. Мы двинулись вслед за ним, в этот зловещий сырой дом. Оукси сразу же подошел к окну, чтобы проверить шпингалеты, а Анджелина, которая за все время поездки не проронила ни слова, бочком уселась на ближайшую кушетку, плотно запахнув вокруг себя пальто и упрямо глядя в пол. Я стояла посреди комнаты, испуганно озираясь по сторонам.

Теперь я видела, что здесь гораздо, гораздо хуже, чем в бунгало. Все предметы стояли криво, словно устроив в темноте бешеную пляску и замерев в тот момент, когда «нянька» вставил ключ в замок: две ободранные кушетки были развернуты под какими-то нелепыми углами, покрытый пылью телевизор на черной деревянной тумбочке отодвинут куда-то в угол. Все замерло в неподвижности, казалось, будто дом оскорблен нашим вторжением и ждет, когда мы отсюда уберемся. Дом имел открытую планировку, [19]19
  Большие комнаты, окна, выходящие на обе стороны здания.


[Закрыть]за гостиной на первом этаже располагалась кухня, которую кто-то попытался оживить с помощью ярко-желтых обоев и бирюзовой плитки, а также бледно-желтых кружек на подставке в виде грубо отесанного пенька. Тем не менее чувствовалось, что тут не все в порядке. «Не пользуйтесь духовкой!!! – гласила надпись над плитой. – Духовка отключена ради вашей же безопасности!!!»

– Да. – «Нянька» прошел в угол, где над пустым кронштейном с потолка свисал пучок проводов. Подцепив пальцем кронштейн, он потянул его на себя. – Тут была камера. И вон там. Это значит, что где-то должен быть… – Он открыл буфет, заглянул внутрь, затем закрыл дверцу и прошел в переднюю, под лестницу. – Да, вот он. Щит управления. – Мы с Оукси подошли поближе, и я увидела маленький пульт управления с выдранной электроникой; дырки были затянуты паутиной. На стене висело старое-престарое расписание дежурств. – Да. – Положив руки на дверную раму, «нянька» откинул назад голову, чтобы проследить взглядом провода, которые уходили вверх по стене и терялись из виду под лестничной ковровой дорожкой. – Мне говорили, что раньше здесь был номер для изнасилованных.

– Что? – сказала я. – Какой-какой номер?

– Для изнасилованных. – Он повернулся ко мне, и выражение его лица тут же изменилось. – Ну да, – поспешно сказал он, закрывая дверь. – Я знаю, это неудачное выражение. Просто ребята так это называют. Некоторые из тех женщин, что сюда приходили, были… – Он замялся, краснея и смущенно почесывая голову.

– Вы хотите сказать, изнасилованы? Мы это знаем. Главный инспектор нам говорил.

– Здесь безопаснее, чем в участке. Здесь вы в безопасности.

– Вы в этом уверены?

– Ну конечно! Да и в любом случае здесь уютнее, чем в участке.

Я потерла глаза и вздохнула. Уютнее? Да здесь ужасно, просто ужасно! Как мне кажется, все эти изнасилованные девушки, избитые дети и жертвы расовой дискриминации оставили после себя в доме какую-то тяжелую атмосферу – она словно прилипла к обоям, – и в тот вечер, когда я впервые обходила этот дом, мурашки бегали у меня по коже, словно здесь случилось что-то очень нехорошее. Или вот-вот случится. В задней части дома, за кухней, находилась смотровая комната со все еще стоявшей в углу кушеткой – будто напоминая, для чего когда-то использовалось это место. Ни одно из помещений не было как следует прибрано – в одной из спален стояла грязная детская кроватка с пятном высохшей рвотной массы на стене, на коврах валялись дохлые мухи, в кухонной раковине лежал использованный презерватив.

– Да здравствует бюрократия! – воскликнула я, выудив презерватив концом ложки, швырнула его в белый мусорный пакет, где он теперь и лежит, коричневый и высохший, такой же прозрачный, как старая человеческая кожа.

8

Когда полицейские ушли, мы отнесли наверх свои сумки и выбрали комнаты – мы с Оукси заняли ту, что впереди, а Анджелина – одну из расположенных сзади. Зайдя туда, я увидела, что она распаковала взятую с собой сумку и повесила свои вещи на вешалку, прибитую к оштукатуренной стене. Вещи, которые она носила, были ужасны – длинные джинсовые юбки и старые бело-голубые футболки, столько раз стираные, что выцвели или посерели.

На первом этаже мы приготовили обед из того, что прихватили с собой из бунгало, – сосиски с томатным соусом и запеканку. Я пожалела, что не могла положить на тарелку что-нибудь вроде спаржи, поскольку у Анджелины был такой вид, будто она никогда не получала витаминов. Она съела совсем немного, не глядя на нас и опустив голову так, что мы могли видеть только ее большой, обветренный лоб. Лишь гораздо позже, когда я стояла возле окна, глядя на припаркованную в конце улицы полицейскую машину, а Оукси мыл на кухне посуду, она вдруг неожиданно сказала:

– Пожалуй, я хотела бы увидеть эту видеозапись.

Опустив штору, я резко обернулась, изумленная тем, что слышу ее голос. На кухне Оукси застыл с тарелкой в руке и посмотрел на нее с удивлением, с посудины, которую он держал, на пол капала вода. Анджелина сидела на кушетке, опустив голову, и, хотя эта фраза была произнесена вполне отчетливо, можно было подумать, что она вообще ничего не говорила, лишь смотрела в пол и жевала губу с таким беззащитным видом, словно не могла взглянуть в глаза окружающим.

– Ты что-то сказала? – спросил Оукси.

– Да. Я хочу увидеть себя.

Он заморгал.

– Так ты об этом знаешь?

– Я хочу это видеть. – Она закусила нижнюю губу. – Если там снимали меня, я хочу это видеть.

Прошло несколько секунд, прежде чем до Оукси окончательно дошло то, что она сказала. Он повернулся ко мне.

– Анджелина должна была знать, – сказала я, разводя руками. – Рано или поздно ей бы кто-то об этом сказал.

Оукси ничего не ответил. Думаю, он слишком устал, чтобы спорить, а может, увидел смысл в моих словах. Послушно пройдя в коридор, он поднял оставленный у стены ноутбук. Принеся его на кухню, отодвинул от стола один из стульев и сказал Анджелине:

– Садись. Вот сюда.

Она помедлила, затем встала, неловко передвинулась, не снимая руки со стола, и осторожно опустилась на крошечный алюминиевый стул. Включив ноутбук, Оукси поставил его перед ней. Достав из хозяйственной сумки пиво, выключил свет, и теперь кухня освещалась только мерцающим экраном ноутбука, так что лицо Анджелины стало зеленовато-голубым.

Я села рядом с ней за стол и оперлась подбородком на руки, сделав вид, будто смотрю на компьютер. Но это было не так. Скосив глаза, я наблюдала за Анджелиной, подобравшись так близко, что могла видеть каждую деталь ее лица – бесцветную кожу, подсвеченный компьютером большой лоб и маленький, словно мальчишеский, нос.

– Это снято в западной части острова. – Нагнувшись над нами, Оукси запустил видеозапись. – Два года назад. Перед тем как была возведена изгородь. Вот здесь. – Он указал на границу леса. – Смотри сюда.

На экран я не смотрела – эту запись я видела уже много раз и теперь наблюдала за тем, что отражалось в левом глазу Анджелины: неровное из-за качки движение лодки, мужчины в футболках, подносящие к объективу пиво, длинное серое пространство возвышающегося над волнами острова Свиней, ниже которого к берегу спускался лес. Я прекрасно помнила то место, где должна была появиться неясная фигура с пошатывающейся походкой, выступающая из-за деревьев всего на один-два шага. Я знала, когда будет пауза, когда эта фигура отступит назад и исчезнет между деревьев, знала, когда закричат люди в лодке.

Когда все закончилось, Оукси нагнулся и остановил видеозапись. Я сидела неподвижно, глядя на Анджелину, завороженная тем, как она дергается из стороны в сторону, словно пытаясь убежать. Затем я увидела прозрачный круг жидкости в ее глазу. Он быстро набухал, на секунду задержался на краю радужной оболочки и скатился вниз по лицу. Анджелина сложила ладони, прижав к носу кончики пальцев, и задрожала, словно в комнате резко похолодало.

– С тобой все в порядке? – спросил Оукси. – Ты не хочешь…

– Я такой родилась! – сказала она, со скрипом отодвинув стул, и стукнула кулаками по глазам, будто желая наказать их за слезы. – Это не моя вина. Я такой родилась. Вы не можете винить меня за это. Не можете!

Мы с Оукси переглянулись. Он слегка нагнулся вперед, и я подумала, что он хочет до нее дотронуться, но, видимо, что-то его остановило, потому что его рука замерла на полдороге и неуверенно опустилась обратно на стол.

– Послушай, – сказал он, – никто и не считает, что это твоя вина.

– Все решат, что я могу доставить неприятности. Как думали на Куагаче. Они считали, что я… – Она осеклась и глубоко вздохнула. Теперь ее лицо стало багрово-красным, из носа струйками текли сопли. – Они называли меня мерзостью. Так они говорили. Говорили, что я…

– На самом деле ты во все это не верила, – сказала я. – Ты просто инвалид, вот и все.

– Лекс! – сказал Оукси.

– Но, Оукси, мы же все это видели, все трое. Нет смысла лукавить. Да и в любом случае… Я уверена, что для тебя кое-что можно сделать, Анджелина.

Когда я это сказала, она прямо-таки застыла на месте. Она перестала плакать, кровь отхлынула от ее лица. Опустив руки, она смотрела на меня странным помутившимся взглядом, радужные оболочки глаз слегка разъехались в разные стороны.

– Это правда. Я каждый день вижу людей с повреждениями и деформациями спинного мозга и уверена, что тебе нужно всего лишь сделать очень простую операцию.

– Чтобы я стала нормальной?

– Я могу тебе помочь. Мой друг нейрохирург, лучший в стране. Ты этого хочешь? Ты хочешь, чтобы он тебя посмотрел?

– Я… я… – Она прижала ладони к щекам и еще несколько раз глубоко вздохнула, глядя то на меня, то на Оукси. Она так сильно дрожала, что зубы ее выбивали дробь. – Я не знаю. Не знаю!

Встав, Оукси включил свет. Порывшись в хозяйственных сумках, которые мы так и не распаковали, вытащил бутылку «Джек Дэниелс», [20]20
  Виски-бурбон из штата Теннесси (США).


[Закрыть]которую всюду с собой возил. Обыскав буфет, он нашел детскую пластмассовую чашку с нарисованным на ней Человеком-пауком, наполнил ее до половины и поставил перед Анджелиной.

– О! – сказала я. – Алкоголь. Не думаю, что это очень…

Взяв чашку, она, не нюхая и ни о чем не спрашивая, осушила ее одним глотком. Я закрыла рот и наблюдала за ней с некоторым раздражением. Анджелина пододвинула чашку обратно. Оукси снова ее наполнил, и она снова одним махом ее выпила. Ого, подумала я, она делала это и раньше. Оукси продолжал подливать, не сводя глаз с Анджелины. Шея ее медленно розовела, к четвертой порции она перестала дрожать. Вместо того чтобы залить виски в себя, как заправский пьяница, она сделала один или два глотка и вновь поставила чашку на стол. Потом выпрямилась, вытерла нос и попыталась собраться с духом, нервно поглядывая то на меня, то на Оукси.

– С тобой все в порядке?

– Да. – Она немного помолчала. – И много людей это видели? Эту видеозапись?

– Много, – не глядя на нее, сказал Оукси. Так он делал, когда был чем-то смущен. – Об этом знает много народу.

– А полиция? Один из них говорил о дьяволе. Тогда, в полицейском участке, он говорил о дьяволе.

– Да. Думаю, они тоже знают.

Она протяжно вздохнула, собираясь с мыслями. Посмотрела на экран ноутбука, явно обдумывая все услышанное.

– Так вы из-за этого приехали на Куагач? Чтобы написать обо мне?

Теперь Оукси выглядел просто ужасно.

– Угу, – виновато произнес он. – Я приехал из-за этого.

– Папа этого не знал. – Она покачала головой и коротко рассмеялась, глядя на свои руки. Пальцы были белыми и обкусанными, с красными кончиками. – Он думал, что вы вернетесь, чтобы его преследовать.

– Преследовать? Что все это значит? С чего он это взял?

Анджелина закрыла глаза и снова открыла их, словно вопрос был с подвохом и требовалось подумать над ответом. Взглянув на лежавшую на столе фотокамеру, она перевела взгляд на ноутбук, затем снова на Оукси.

– Ну… потому что вы ведь Джо Финн?

Он смотрел на нее, раскрыв рот.

– Да? Ведь так?

– Ну да, – поспешно согласился Оукси. – Ну да, я… Но откуда ты узнала?

Анджелина посмотрела на него с удивлением, словно хотела сказать: «А разве вы и сами не знаете?»

– Я всегда о вас знала, – сказала она. – Я знала о вас всю свою жизнь. Я всегда знала, что однажды мы встретимся.

9

В жизни каждого человека случается момент, когда перед ним открываются новые возможности. Испытание характера заключается в том, как он реагирует на этот вызов…

Внизу Оукси смотрел новости. Анджелина лежала в постели, дверь в ее комнату была плотно закрыта. Сама я находилась в передней спальне, сидя на сырой, бугристой кровати с ноутбуком Оукси на коленях. Сквозь распахнутые шторы на экран компьютера падал оранжевый свет уличных фонарей. Полицейская машина все еще была здесь: я проверила, полицейский сидел в темноте и наблюдал за нами. Если верить Дансо, на самом деле мы в нем и не нуждались – он был здесь просто для того, чтобы мы чувствовали себя в безопасности.

Сегодня я оказалась именно в таком положении. Сегодня такая возможность мне представилась. И вызов заключается в том, должна ли я попытаться сама решить эту загадку или передать ее тому, кому доверяю, тому, чьи профессионализм и опыт больше для этого подходят. Тому, кто выиграет от участия в этом потрясающем, выдающемся деле…

* * *

Я озаглавила сообщение «Необычная спинномозговая аномалия. Большой интерес для прессы» и отправила его с анонимного почтового ящика, поскольку знала, что если я использую свое настоящее имя, эта ведьма-секретарша в один миг удалит его из входящей почты Кристофа. Я все еще виню ее за то, что случилось. Кто пытался изобразить мои отношения с ним как что-то дурное? Кто выворачивал все наизнанку, говоря людям, что я ему досаждаю? Что я, дескать, «засыпала мистера Раднора сообщениями по внутренней сети клиники»? Это, разумеется, явное преувеличение, так как я всего лишь послала несколько сообщений с пожеланиями удачи, когда он находился в заграничных поездках: один раз из-за цунами, другой – когда он ездил в Украину помочь мальчику с расщеплением позвоночника. Да, и еще я отправила ему пару экземпляров своего резюме. Возможно, эти резюме все и решили. Она понимала, что я сильный претендент на ее должность и ей нужно срочно принимать меры. А в тот день, когда я объявила о своем уходе, я услышала ее ядовитое замечание: «Уходит, пока не выгнали». Возможно, именно она выбросила те фото, которые я вставила в рамки. Я нашла их – я вам об этом рассказывала? – на помойке вместе с пакетами из-под сандвичей.

«По моему мнению, – писала я, упрямо вспоминая язык направлений, которые я видела в клинике, и пытаясь увязать его с той статьей в журнале, – эта аномалия почти наверняка связана с расщеплением позвоночника, а следовательно, представляет для вас большой интерес. Чтобы решить, что можно сделать для пациентки, жизненно важно оценить состояние спинного мозга. Для этой цели я предлагаю встретиться как можно скорее».

Я долго думала о том, стоит ли рассказать ему о Куагаче, о том, что здесь произошло, но потом решила, что написанного будет достаточно, чтобы пробудить его интерес. Свое электронное письмо я закончила так: «С большим нетерпением ожидаю возможности поработать с вами над этой проблемой, которая может только укрепить вашу репутацию выдающегося и талантливого хирурга». Нажав «Отправить», я откинулась на спинку стула, ожидая, что на экране выскочит сообщение об отсутствии адресата.

В голове у меня звенело. К концу лета я собиралась вернуться в клинику.

ОУКСИ

1

Мне снился остров Свиней – Куагач-Эйлеан. Снились темные облака, тянущие к скалам свои длинные пальцы, вертолеты, в лунном свете пролетающие над ущельем, и ветви деревьев, которые, словно руки, пытались их схватить. Я видел, как по волнам, сверкая голубыми огоньками, мчится полицейский катер, слышал повторяющиеся снова и снова слова «самодельное взрывное устройство», произносимые множеством губ.

Внезапно я проснулся – во рту пересохло, шея затекла, на ковре пятно от виски – во сне я уронил стакан. Шторы опущены, телевизор включен, картинка на нем воспроизводит мои сны: остров Свиней при свете дня, снятый сверху, знакомые, заросшие травой скалы, вокруг деревни белые пятна палаток. Снова слова про «самодельное взрывное устройство». Вертолет заложил вираж и нырнул вниз, затем в объективе показался небольшой паром, покачивающийся на волнах возле покрытого галькой пляжа. С землей его соединял алюминиевый понтон. Двое солдат поднимали на него армейский грузовик.

Я с трудом выпрямился, все тело ныло. На экране появился сидящий на возвышении Дансо, перед ним стоял микрофон, другой микрофон был прицеплен к лацкану. На заднике виднелось изображение голубого чертополоха – эмблема полиции Стрэтклайда.

– За «Криниан» мы следим очень внимательно… – Дансо поднял голову, выслушивая невнятный вопрос кого-то из журналистов. – Да, верно – с автостоянки гостиницы «Криниан»…

– Черт, черт, черт! – С трудом поднявшись, я проковылял на кухню, ужасаясь тому, каким образом все снова на меня навалилось. Наклонившись над раковиной, подождал, не вырвет ли меня. Я вспомнил старшего уполномоченного по идентификации, коротышку по имени Джордж, который провел со мной в Обане два часа, аккуратно заполняя желтые бланки на пропавших без вести – по одному на каждого из членов общины ППИ, всего тридцать штук. Вчера я кое-что ему пообещал, и очень даже зря. В частности, я обещал сегодня поехать на Куагач, чтобы опознать тела. Одна мысль об этом вызывала у меня головную боль – словно в мозгу находилось нечто твердое, имеющее форму яйца.

Открыв кран, я подставил лицо под струю воды, намочил волосы, лицо, рот. Я стоял так больше минуты, охлаждаясь все больше и больше. К тому времени, когда зазвонил мобильник, лицо у меня онемело. Выпрямившись, я принялся искать телефон.

– Да? – Я поднял край рубашки, чтобы вытереть лицо. – Что?

– Ну как, ты еще жив?

– Финн! – сказал я. – Привет!

– Хорошо, что ты все еще дышишь.

– А почему же нет?

– Почему нет? – Он вздохнул. – Включи телевизор, Оукс. Этот гребаный Дав заполонил собой все заголовки.

– Ну да, – согласился я, осматривая крошечную кухню в поисках чайника. Мне был нужен кофе. – Я знаю.

На секунду воцарилось молчание.

– Знаешь?

– Ну да. Я был там.

– Ты был там? Что? На острове?

– Ну да. Это я вызвал полицию.

– Черт возьми, Оукси, ты это серьезно?

– Я серьезен, как инфаркт.

– Господи Боже! – Наступило долгое молчание – Финн усваивал услышанное. Я представил себе, как он сидит в своем кабинете за обитым кожей столом. Когда мы вместе были в Штатах, он походил на классического представителя сиэттлской шпаны: тюремные брюки, фланелевая рубашка и футболка с надписью «Саундгарден». [21]21
  Американская рок-группа, созданная в 1984 г.


[Закрыть]Одним из первых в мире он надел кроссовки «Конверс». Теперь Финн принадлежал к истэблишменту: облысел и каждый день ходил на работу в костюме, который ненавидел.

– И что ты теперь будешь с этим делать? Общенациональные издания из кожи вон лезут, пытаясь понять, что произошло на острове…

– Тут все очень просто. – Зажав телефон подбородком, я понес чайник к раковине и поставил под кран. – У него было решение суда о непричинении беспокойства – и вот появился я, и он решил, что они пытаются завести на него дело в опекунском суде. Между прочим, они и вправду собирались. – Включив чайник, я подошел к окну и отодвинул шторы. Был яркий, сияющий день, холодное солнце отражалось в ветровом стекле полицейской машины и разбитых стеклах дома напротив. Я посмотрел направо, на поля, продуваемые холодным ветром. Подходящий день, чтобы взглянуть на мертвых. – Тем не менее, – сказал я, – я не могу об этом говорить.

– Но почему?

– Не могу. Не хочу высовываться.

– Да почему?

– По телевизору говорили, что его взяли? Что его нашли?

– Нет.

– А на кого, как ты думаешь, он имеет зуб? На меня. Нас поселили в убежище – в этакой деревне амишей [22]22
  Секта меннонитов, проживающих в Пенсильвании (США). Буквальное толкование Библии запрещает им пользоваться современной техникой – электричеством, автомобилями и т. п.


[Закрыть]в стрэтклайдском варианте.

Финн снова немного помолчал.

– Оукси! – осторожно произнес он, словно только что до чего-то додумался. – Послушай… Я думаю, что… Я не думаю, что это плохо… Я думаю… думаю, это хорошо. Да, знаешь что? На самом деле это… – Должно быть, он вскочил с места и едва не уронил телефон, потому что на миг в трубке повисла тишина. Когда его голос послышался снова, он уже кричал: – Да! Это просто невероятно – просто невероятно! – Финн несколько раз вздохнул, и я понял, что он стоит возле сводчатого окна, выходящего на Кингз-роуд, [23]23
  Главная улица Челси – одного из самых фешенебельных районов Лондона.


[Закрыть]и машет рукой, чтобы успокоиться. – Да, спокойно, спокойно, Финн. Оукс, если ты не собираешься продавать эту историю в газеты – ну правильно, если ты сможешь сохранить молчание до тех пор, пока все успокоится, тогда можно будет сделать книгу – правильно? Если ты сможешь утаить это от газет.

– Ты что, решил стать моим агентом?

– Да. Да! Послушай, Оукси, послушай… Мы вот что сделаем. Я переговорю с заинтересованными сторонами, но пока мне нужен двухстраничный синопсис и первые пятнадцать тысяч слов. Это чертовски просто. Говорю тебе, ты можешь написать статью, написать книгу… Ты сможешь это сделать, ведь правда?

Открыв окно, я вдохнул холодный воздух. Я не винил его – чтобы понять навалившуюся на меня ледяную усталость, нужно своими глазами увидеть смерть. Тридцать шесть часов назад, когда я увидел, как свинья тащит к деревьям ногу Соверен, в голове у меня что-то отключилось. Но прошла ночь, я поспал, и Финн снова меня расшевелил. Во мне вновь проснулась горгона журналистики, сонно потянувшись и подняв свою безобразную голову. Я уже думал о том, что произошло там, где сейчас светит солнце. Я вспомнил о том, что привело меня на Куагач.

– Можешь? Ну скажи мне, что сможешь.

Я уронил штору.

– Угу, – сказал я. – Смогу.

– Считай, мы сорвали банк. Понимаешь? Мы. Сорвали. Банк.

Пока он это говорил, я понял, что готов действовать. Выйдя в коридор, я достал из кармана пиджака свою цифровую камеру и поставил ее на зарядку. Приготовив на кухне кофе, стал слушать, как Финн продолжает строить планы. Мы всегда мечтали вместе осуществить подобный проект – чтобы закатить пир на весь мир, чтобы оплатить закладные.

– Слушай, – сказал он, – а до того, как запахло жареным, ты все успел выяснить?

– Что выяснить?

– Ну, насчет видео. Я имею в виду фальшивку. Дьявол острова Свиней. Ты понял, что это было?

Я застыл на месте, не донеся чашку до рта.

– Да. Разобрался.

– Ну? Ну?

Я ответил не сразу. Опустив чашку, посмотрел в сторону лестницы и вспомнил о двери в комнату Анджелины – закрытую так плотно, что это говорило само за себя.

– Ну, Оукс! Я жду. Я хочу знать, что ты думаешь…

– Это был ребенок, – сказал я, выливая кофе в раковину и открывая кран. Кофе мне больше не хотелось. Теперь мне хотелось чаю. – Просто один местный мальчишка выбрался на остров в наряде, который смастерил вместе со своими дружками. Как я и говорил.