Текст книги "Остров Свиней"
Автор книги: Мо Хайдер
Жанр:
Триллеры
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 23 страниц)
В тот вечер, поднявшись наверх и начав раздеваться в сырой спальне, я заметил, что Лекси не спит. Она лежала, положив руку под голову и натянув пуховое одеяло до самого подбородка, и смотрела на меня с понимающим видом. Я замер, наполовину расстегнув свитер.
– Ты не спала.
– Ты здорово нашумел, когда вошел.
– А тебе не хотелось спуститься? Посмотреть, как у нас идут дела?
– Не хотелось вам мешать.
Я снял с себя джинсы и свитер. Их было некуда вешать, и инстинкт подсказывал мне, что нужно надеть их снова и в таком виде лечь в постель. Однако Лекси молча наблюдала за мной, и я послушно сложил их на полу и забрался в постель.
– Она тебе все рассказала. – Положив руку на грудь, Лекс повернула голову набок. – Я слышала. Она говорила не переставая.
Я потер глаза.
– Да, она все рассказала. Завтра я поговорю с Дансо.
– С Дансо?
– Нужно, чтобы он отправил ее в другое место.
Лекси приподнялась на локте.
– Нет, ей пока нельзя уезжать!
– Мы за нее не отвечаем…
– Нет! – прошипела она. – Отвечаем. Ты не можешь просто так ее отпустить.
Я повернулся к ней. В ее глазах отражался оранжевый свет уличных фонарей.
– Что?
– Мы не можем ее отпустить. Пока. Мне нужно, чтобы кое-кто на нее взглянул. В Глазго, а не в Лондоне, потому что нужно преодолеть кое-какие дурацкие профессиональные предубеждения, чтобы показать ее Кристофу, но это будет на следующей неделе, а до тех пор мы должны держать ее при себе. – Она закусила губу, заглядывая мне в лицо. – Оукси! Ну всего несколько дней! До понедельника.
Я вздохнул. Взяв жуткого вида подушку, взбил ее кулаком – жалкая попытка придать ей больше объема – и лег на кровать, закинув руки за голову и глядя в потолок. Пожалуй, только теперь я понял, насколько измучился.
– Давай спать. Хорошо?
Но Лекси не собиралась спать. Она по-прежнему смотрела на меня и задумчиво покусывала губу. Закрыв глаза, я отодвинулся от нее подальше.
– Оукси, – позвала она, похлопав меня по плечу, – она что-нибудь сказала? Она говорила, что с ней не так?
– Думаю, она сама себя не знает. Дай мне заснуть.
– И у нее нет никаких соображений?
– Думаю, нет.
– Ну а у тебя? У тебя есть какие-нибудь соображения?
– Лекс, ради Бога, я же не врач!
– Может, она даст мне взглянуть?
– Попроси ее сама.
– Тебя это не интересует. Ведь так? Тебя это не интересует.
– Почему же, – возразил я. – Меня это интересует.
Но я говорил неправду. Меня нисколько не заботило, что там у Анджелины не так. Когда я закрыл глаза и погрузился в дремоту, я увидел перед собой не Анджелину и даже не Лекси. Я увидел перед собой лицо Дава.
«Малачи, Малачи… – пульсировало у меня в голове. – Что же у тебя за план?»
12Планы Малачи беспокоили Дансо не меньше моего. Инстинкт подсказывал ему, что нужно слушать меня, а не Стразерса, однако его мысли простирались дальше моих, и он принялся рассуждать о лондонских террористах-смертниках, о возможностях, которыми обладает Малачи, и о том, не отвечает ли его эффектная смерть еще чьим-нибудь интересам. Дансо вышел на министра внутренних дел, и через несколько дней на встречу с ним вылетели из Лондона старшие офицеры из антитеррористической группы СО13. Штаб по расследованию инцидента в Обане вскоре заполонили эксперты по взрывчатым веществам и специалисты по созданию психологического портрета преступника, разрывавшие на части единственный компьютер. Отслеживались все бывшие члены ППИ, все спонсоры, все, кто за последние десять лет присылал в общину письмо или электронное сообщение. Была поставлена задача допросить всех, кто мог знать Дава, – даже тех, кто имел отношение к расследованию в штате Нью-Мексико. Некоторые местные и шотландские телеканалы обратились с призывом найти украденный из Криниана голубой «воксхолл» – и сразу же два десятка бдительных граждан заявили, что видели эту машину, причем половина из них опознала Дава. О том, что он и есть убийца с острова Свиней, эти люди знали из прессы, которая как только ни изощрялась, помещая заголовки типа: «Загадка исчезнувшего проповедника. Безумный монах с острова Свиней». Все это весьма забавно, говорил Дансо, поскольку полиция до сих пор не получила от прокурора разрешения публично объявить Малачи подозреваемым.
– Но вот что хорошо, – сказал он как-то утром, стоя прямо в плаще на кухне в номере для изнасилованных, – это то, что мы, возможно, знаем, куда он мог направиться из Криниана.
Была пятница, после убийства прошло уже шесть дней, что, как все понимали, было не здорово. Первые двадцать четыре часа – золотое для расследования время – давно уже истекли. Тем не менее сейчас Дансо держал в руке видеокассету, которую собирался нам показать.
– Я уже думал, что все зашло в тупик, когда появилось вот это. – Подойдя к телевизору на своих длинных страусиных ногах, он вставил кассету в приемник и отошел назад, нацелив пульт на видеоплейер. – Инверэри. – Он посмотрел на Анджелину, сидевшую на диване, скрестив на груди руки. – Это в двадцати километрах от Криниана. Когда-нибудь о нем слышала?
– Нет.
– Папа никогда не упоминал о друзьях в этом районе? О знакомой семье? О ком-нибудь, кто имел отношение к ППИ?
– Все, кого он знал, были в Америке. Или в Лондоне. Он ведь родился в Лондоне.
– Просмотри ее столько раз, сколько потребуется. И не бойся сказать, если не знаешь.
Мы с Анджелиной и Лекси стали смотреть на экран. Это была зернистая черно-белая запись камеры слежения одного из торговых центров. В верхнем углу отщелкивал таймер, покупатели двигались взад-вперед по проходу, некоторые останавливались, чтобы присесть на одну из четырех скамеек, расставленных вокруг бетонного горшка с пальмами. Сидевшая напротив камеры в окошке «Холланд-энд-Барретт» молодая кассирша лениво смотрела на проходивших мимо людей, задумчиво грызла ногти.
– Секунды через две вы увидите, как он выходит вот с этой стороны и… подождите, подождите, вот. Видите его? Вот здесь?
В проходе появился какой-то мужчина, в камере виднелась лишь его макушка. Руки его безвольно свисали по бокам. Шаркая, он прошелся по проходу и уже собирался исчезнуть с экрана, когда что-то привлекло его внимание в окошке аптеки. Он повернулся спиной к камере, и мы успели разглядеть его длинные волосы, ничем не примечательную спортивную куртку и широкие темные брюки.
– Так его лучше всего видно. Тут все дело в сандалиях. Сандалиях и носках. Вы оба упоминали о сандалиях и носках. Такого рода подробности обычно застревают у людей в голове.
Я подался вперед, пристально рассматривая изображение. С такого ракурса я бы не смог с уверенностью опознать даже собственного отца. Я ждал, когда человек обернется к камере. Но он не обернулся. Еще немного посмотрев в окошко аптеки, он исчез с экрана. Наступила долгая пауза. Все повернулись к Анджелине. Я ожидал, что она побледнеет, но лицо ее выглядело как обычно. Она сидела выпрямившись и неотрывно глядела на экран. Руки лежали на коленях, кулаки непрерывно сжимались и разжимались.
– Анджелина! – позвал ее Дансо. – Хочешь посмотреть еще раз? В Инверэри полно всяких странных типов и…
– Нет. Не надо. – Она испустила протяжный звук, словно пытаясь сдержаться. – Ублюдок, – пробормотала она в экран. – Тот самый ублюдок.
Она узнала его куртку. Она стирала ее в начале лета и узнала Малачи именно по ней. Куртку пришлось стирать вручную, потому что на ней была кровь свиней. Дансо сообщил новость в штаб, потом вернулся и присел рядом со мной на диван. Мы просматривали видео снова и снова. Когда Малачи в шестой раз остановился перед окошком аптеки, я поднял пульт и остановил изображение. Затем взял стул и поместил его перед телевизором.
– Что же это такое?
Я сел так близко к экрану, что статическое электричество ударило мне прямо в нос. Кадр за кадром я прокручивал запись до тех пор, пока Малачи снова не повернулся к окошку аптеки.
– Я хочу знать, на что он смотрит. Мы ничего там не видим. Нужно посмотреть его глазами. Что-то же там есть…
Я еще некоторое время смотрел на экран, пытаясь расшифровать расплывчатые пиксели с их серыми, белыми и черными точками, и когда понял, что все равно ничего не смогу рассмотреть, отодвинул стул, достал из кармана пиджака изданную государственным картографическим управлением карту Великобритании и развернул ее на кухонном столе. Я провел пальцем по списку городов – Инверэри, Инверэйш, Инверанан, – обвел карандашом Инверэри и посмотрел, что его окружает. Несколько поселков, очистные сооружения, электростанция.
– Что же там такое, Малачи? – пробормотал я. – Что там такое?
Дансо встал и, подойдя к столу, заглянул мне через плечо. Он оказался так близко, что я почувствовал характерный запах химчистки, исходивший от его костюма.
– А если бы мы смогли взглянуть на это его глазами, то что бы мы увидели?
Я покачал головой.
– Двадцать лет назад я бы вам это сказал. Хотите верьте, хотите нет, но это правда. Двадцать лет назад я мог бы сказать, что он ел на завтрак.
– А сейчас?
– Сейчас… – Вздохнув, я повернулся к нему и потер висок – в голове продолжало пульсировать. – Сейчас ответ будет отрицательным. Сейчас я не смогу ничего сказать.
– Это потому, что он изменился, – прочитав мои мысли, сказал Дансо. – Он убил тридцать человек и из-за этого стал другим. Теперь для него не существует никаких правил.
13Дансо отправил двадцать полицейских в поквартирный обход в Инверэри, направил в прессу видеозапись и в начале каждого часа разговаривал с психологами. Тем не менее напряжение не исчезало. Он не мог заснуть. Длинные ночи, когда он, устроившись в кресле или за письменным столом, пытался хоть немного вздремнуть, его доконали, хроническое защемление поясничных позвонков снова дало о себе знать. Снотворные, которые прописал ему доктор, не помогали.
– Это меня убивает, – говорил Дансо. – Сегодня в семь часов утра был на совещании в убойном отделе. Потом подписал два документа на право свободного пересечения границы – один для США, другой для Нигерии, – разрешил выписать восемь свидетельств о смерти, и все это до восьми часов утра. Я бы не назвал это цивилизованным расписанием.
Во вторник утром Дансо повез нас в Глазго, в королевскую лечебницу – Анджелина должна была приехать туда к одиннадцати часам. Разумеется, он лучше нас знал Глазго, но, думаю, причина, по которой он предложил нас подвезти, в действительности заключалась в том, что он должен был что-то сообщить.
– Джордж говорит, что обычно, когда происходит что-то подобное, приходят сотни сообщений о пропавших без вести – в десять раз больше, чем имеется тел. Но… – Он посмотрел в зеркало заднего вида и перестроился. Анджелина и Лекси молча сидели сзади, глядя на разрушающиеся железнодорожные мосты, грязные, покрытые надписями дома. – Но вот происходит инцидент на Куагаче, и сообщают только о двадцати пропавших без вести.
– Так вот они и работали, эти ППИ. Обрывали все связи с родственниками. Не стоило ожидать, что после стольких лет все будут знать, где они жили.
– Да, но двадцать человек! Это на одиннадцать меньше, чем имеется тел.
Мы проехали еще две развязки, прежде чем до меня дошло, что именно он сказал. Я повернулся к Дансо:
– Вы, наверное, хотели сказать «десять», а не одиннадцать. Вы сейчас сказали «одиннадцать».
– Я хотел сказать «одиннадцать».
Я засмеялся.
– Питер, должен вам сказать, что по части математики я всегда был настоящим гением. Двадцать плюс одиннадцать получается тридцать один. Так всегда было и всегда будет.
– Я имел в виду одиннадцать. Именно это я и хотел вам сказать. – Он посмотрел на меня краем глаза. – Когда церковь взорвалась, в ней был тридцать один человек.
– Не может быть. В ППИ было всего тридцать.
Он скривился и кивнул с таким видом, будто я сказал нечто вполне разумное. Словно я мог даже оказаться прав.
– Вы так говорили. Вы уверены, что никого не забыли?
Некоторое время я пристально смотрел на него, затем вытащил из кармана ручку. В зеркале заднего вида мне было видно, что Анджелина смотрит на меня недоуменным, немигающим взглядом. Я быстро нацарапал на руке инициалы всех тридцати человек, которых смог припомнить. Я уже проходил все это с Джорджем и знал, что прав. Блейк говорил о тридцати членах общины. На сайте говорилось о тридцати. Я встречался с тридцатью.
– Видите? – сказал я, поднося к нему руку.
Он отвел ее в сторону.
– Не забывайте, я веду машину.
– Их было всего тридцать. Я никого не упустил.
– А они никого не прятали?
– Прятали?
– Ну да. – Он облизал губы и посмотрел в зеркало заднего вида на идущие за нами машины. – Остров Свиней как раз для этого подходил. Вы сами говорили в ваших показаниях: «Место, куда люди переселялись, когда дела шли плохо». Наверняка община принимала заключенных или просто беглецов. На Куагаче не могло быть какого-нибудь маленького схрона?
– Если и был, они хранили это в тайне.
– Так вот, там кто-то был. От него осталось немного – крошечный кусочек кожи и волос. А остальное – ну… – Он взглянул на женщин, затем наклонился ко мне и сказал, понизив голос: – Остальное мы не можем найти.
– Осталось от него?
– Точно.
– А может, это Дав? Который получил ранение при взрыве?
– Я уже думал об этом. ДНК не совпадает.
– Может, какая-то женщина была беременна?
– Волосы взрослого человека.
Я покачал головой, разглядывая ряды домов постройки тридцатых годов, заколоченные досками автозаправочные станции, магазины: «Ламинат от Ларри», «Фред – влажная уборка и чистка одежды».
– Не знаю. Может, они кого-нибудь нанимали? Может, когда я уехал, они кого-то наняли. Кого-нибудь, кто мог бы распространить их сообщение. Или юриста.
– Не знаю. – Дансо включил указатель и снова перестроился. Мы уже подъезжали к центру города. – Но, пожалуйста, подумайте над этим. Прошу вас. Может, что-нибудь вспомните.
Машина продолжала двигаться вперед, в ступнях отдавалась вибрация двигателя. Я прислонил голову к стеклу и принялся снизу вверх разглядывать тонкий и длинный Эрскин-бридж; высоко над моей головой по нему двигались машины. Я думал не о новой жертве. Я думал о том, чего достиг Дав с помощью малой толики удобрений и пикриновой кислоты, и о том, что́ он может сотворить на материке. Я думал об Инверэри и об аптеке. Думал о слове «достопамятный»: «Почему твоя смерть будет достопамятной?» В этом-то и заключалась вся ирония, потому что сейчас, оглядываясь в прошлое, я вижу, что должен был сосредоточиться на этой фразе Дансо: «Подумайте над этим. Прошу вас».
В конечном счете именно это оказалось лучшим советом, который я получил во всей этой печальной истории: попытаться выяснить, кто же был тридцать первой жертвой. Тогда я этого не знал, за что и получил хороший урок. О да! Хороший урок.
ЛЕКСИ
1Уважаемый мистер Тараничи!
Пишу вам снова, так как меня не отпускает ужасное, чудовищное ощущение, что время… не знаю… что оно как-то уходит впустую. Это смешно, поскольку, как вы знаете, я слишком уравновешенна, чтобы верить в предчувствия, но я не могу передать вам, какое это ужасное чувство. Просто невероятное. Сначала меня захватывала мысль о том, что я нахожусь в самом центре драмы, за которой следит вся страна. Но теперь это уже не так забавно, и, говоря по правде, мне хотелось бы, чтобы этого никогда не случилось.
Оукси что-то от меня скрывает. Они с Дансо все время о чем-то секретничают, изучают карты и просматривают писанину Дава. Если я спрашиваю об этом Дансо, он говорит: не беспокойтесь, все идет по плану – они составили отчеты по всем ДНК, которые нашли в коттеджах, составили «профили» на родственников, которых отыскали, все человеческие останки вывезены с острова и перевезены во временный морг (собственно, это склад в промышленной зоне близ Обана. Он достаточно велик, чтобы туда можно было загнать рефрижераторы, и Оукси говорит, что им это подходит, поскольку можно разгружать машины так, чтобы никто не видел). Но если все идет по плану, то где же Малачи Дав?
Простите, не смогла удержаться. В это утро я открыла окно и снова увидела серую громаду фабрики «Баллантайн» [29]29
Компания по производству шотландского виски.
[Закрыть]и простирающиеся от нее поля, доходящие чуть ли не до самой входной двери. За все время я не видела на них ни одной живой души. Там все время стоит тишина, и невозможно удержаться от мысли, что в посаженных вокруг деревьях кто-то прячется, наблюдая за домом. Никто – ни полиция, ни кто-либо другой – не может объяснить, почему эти поля не используются. Ночью, когда я просыпаюсь, мне все кажется, будто оттуда что-то надвигается. В ночных кошмарах я вижу, как это что-то цепляется за дом и пульсирует, словно гигантское сердце.
Я уже думала о том, чтобы уехать отсюда. Я даже знаю, как это сделать – я не смогу вести машину, так как она с ручным управлением, но если я скажу Оукси, что собираюсь к маме и что моя карточка не работает, то смогу купить железнодорожный билет, заплатив с нашего общего счета. Я уже собрала около тридцати фунтов, вытаскивая сдачу из его карманов.
Но, конечно, я отсюда не уеду. Как я могу уехать, когда ставки столь высоки? Когда я так близка к Кристофу. Господи, ну не могу же я все бросить только потому, что испугалась! Мне нужно продержаться целую неделю, пока этот мерзкий доктор из королевской лечебницы Глазго наконец-то нас примет. Ответ на мое сообщение был довольно кратким: «Мистер Раднор сожалеет, что не сможет увидеться с вами лично. Без осмотра чрезвычайно трудно поставить диагноз, и в обычных условиях было бы достаточно направить вас к врачу общей практики. Однако, учитывая сложившиеся обстоятельства, он рад будет рекомендовать вас своему коллеге». Нетрудно догадаться, кто за этим стоит. Каким-то образом она выкрала мое сообщение и не передала его Кристофу. Разумеется, я знала, что в тот момент, когда доктор увидит Анджелину, он сразу побежит звонить Кристофу и, когда все выяснится, церберша будет очень глупо выглядеть из-за того, что не пропускала мои сообщения. Так что, учитывая обстоятельства, легко понять, что к моменту посещения больницы я была на пределе. Я очень нервничала.
Элегантно одетый Гай Пикот ожидал нас в своем кабинете. Я была поражена тем, как хорошо он выглядит. Конечно, ему недоставало присущей Кристофу энергии, но он знал, как нужно одеваться. Если бы мы встретились при каких-то других обстоятельствах, если бы я не так сильно нервничала, то, возможно, между нами и пробежала бы какая-то искра.
– После этой консультации, – сказала я, когда все мы оказались в его кабинете, – вы поговорите непосредственно с мистером Раднором?
– Я пошлю ему письмо. В порядке любезности.
– Письмо? – Письмо не дойдет до его письменного стола, пока эта ведьма проверяет его почту. – А вы не можете ему позвонить?
Он смерил меня долгим взглядом.
– Я пошлю ему письмо. А второе отправлю Анджелине, то есть пациентке. С указанием всех существенных моментов нашей сегодняшней встречи. Мне нужен адрес.
Оукси написал адрес абонентского ящика, который мы арендовали в местном магазине, и я немного успокоилась, так как имела постоянный доступ к почте и теперь меня по крайней мере нельзя было задвинуть в сторону. Гай Пикот налил нам зеленый чай в роскошные японские чашки (подумать только – зеленый чай в Государственной службе здравоохранения!) и уселся за свой стол, задумчиво постукивая по столешнице медицинским молотком и посматривая на то, как сидит Анджелина.
Я ничего не говорила, но заметила, что все вопросы были взяты непосредственно из моей электронной почты. С тем же успехом он мог бы читать их с листа. Нет ли у нее проблем с кишечником или мочеиспусканием? Как обстоит дело с подвижностью ног? Обеих ног? Потом он отправил ее на кушетку для обследования, но меня присутствовать не пригласил. И даже плотно задвинул ширму, словно думал, будто я попытаюсь подглядывать. Подумав, что меня обвинят в похотливости, я быстро прошла в противоположную сторону кабинета и встала возле окна, решительно повернувшись спиной к помещению, так что любой мог убедиться, что я не собираюсь подсматривать.
Пикот вышел из-за ширмы, весь красный и взволнованный.
– Буду откровенен, – сказал он. – Меня не предупредили, чего следует ожидать. Я ожидал чего-то более скромного. – Он прилагал все усилия, чтобы не сказать лишнего и даже не признать, насколько уникален этот случай.
Разумеется, меня не проведешь – за три часа он ухитрился сделать не только рентген, но и магнитно-резонансную томографию. Вы когда-нибудь видели подобное в государственной клинике? Для того чтобы сделать МРТ, он даже заставил двоих радиографистов пожертвовать обеденным перерывом.
– Имеются ли у вас хирургические зажимы, скобки, пластины или имплантированные слуховые аппараты?
В час дня Анджелина была уже в зале для МРТ, одетая в голубой больничный халат, и вместе с одним из радиографистов просматривала вопросник.
– Имеется ли у вас ВМС?
– А что такое ВМС?
– Внутриматочная спираль. Да нет, не беспокойтесь. Мы бы увидели ее на рентгеновском снимке.
Мы с Оукси и Гаем находились в застекленной аппаратной, откуда по системе внутренней связи можно было слушать, что происходит. Оукси сидел в углу, поглощенный своими мыслями – наверное, рассуждал о тридцать первой жертве, о которой сообщил ему Дансо. Я устроилась возле окна, наблюдая за Анджелиной, а Гай находился возле микрофона внутренней связи, диктуя инструкции радиографистам:
– Положите ее поудобнее. Ничего, пусть будет лицом вперед. – Вытащив из коричневой папки рентгеновские снимки, он поднес их к свету. – Да, вот так.
Выключив микрофон, он повернулся и тут заметил, что я смотрю на зажатые в его руке снимки. По выражению моего лица он понял, что я сумела кое-что рассмотреть.
– Вы не дадите мне на них взглянуть? – попросила я. Это продлилось лишь долю секунды, но мне ее хватило, чтобы понять, что на снимках есть нечто очень странное. Очень и очень странное. – Мне бы очень хотелось на них взглянуть.
– Прежде чем поделиться с вами своими мыслями, мне нужно кое с кем посоветоваться.
– С мистером Раднором?
– Нет. Кое с кем прямо здесь.
Он отодвинул снимки в сторону, но то, что было на них изображено, не выходило у меня из головы. Я посмотрела на Анджелину, распростертую на столе для МРТ. Радиографист попросил ее сдвинуть ступню вперед, и когда она это сделала, халат слегка распахнулся, и я увидела за ее ногой толстый кусок плоти цвета сосиски, кожа на нем была туго натянута. Она сразу поняла, что произошло, но не попыталась его спрятать и лишь безучастно смотрела в стеклянную перегородку. Казалось, она меня даже не замечала – такое отсутствующее выражение было у нее на лице. Я вновь повернулась к Гаю Пикоту:
– Я знаю, почему вы не даете мне взглянуть. Знаю.
Он только покачал головой и снова уставился на Анджелину, словно я была надоедливой мухой. Но я не собиралась сдаваться.
– Знаете, я умею читать рентгеновские снимки – я не выдумала то, что сейчас видела. Я видела кальций. На новообразовании я видела какую-то массу, и я уверена, что это кальций, а это означает…
– Что означает?
– Наличие костей, – сказала я. Мой голос звучал еле слышно, так как в голове у меня ворочались какие-то смутные мысли. Эктодерма, эндодерма, мезодерма… и прочие полузабытые слова из научного журнала. Потом наступило долгое молчание, во время которого я неотрывно смотрела на Гая Пикота. Гетерогенные элементы… – Но этого не может быть, – пробормотала я. – Не может быть. Она бы уже давно умерла…