Текст книги "Остров Свиней"

Автор книги: Мо Хайдер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 23 страниц)

2

– Посмотрите туда! – крикнул Стразерс. Его голос был едва слышен из-за шума двигателя. Он сидел, скрестив ноги и прислонившись спиной к рубке арендованного прогулочного катера, одна рука лежала на планшире, другая держала снимок, сделанный «Полароидом». – Это интересно. – Выпрямившись, он сунул его мне под нос. – Даже очень интересно.

Мне пришлось прикрыть глаза от солнца и прищуриться, прежде чем я понял, что на снимке изображена лежащая на берегу лодка с подвесным мотором.

– Узнаете?

Я забрал у него фото, нырнул в рубку, чтобы укрыться от солнца, и сразу ее узнал – немного потрепанная плоскодонка с оранжевыми полосами лежала, глубоко зарывшись в гальку. Вернувшись на палубу, я отдал фото Стразерсу.

– Где вы ее нашли?

– В Ардно-Пойнт. Одна сотрудница полиции прогуливала свою дворняжку. Вот противная тетка – тратит выходные на то, чтобы просматривать полицейский сканер. Некоторые никак не могут отвлечься от своей работы. Как я понимаю, она узнала об этом прошлой ночью на сканере, а потом, в шесть часов утра, прогуливала собаку и обнаружила, что видит ее воочию. И что же она сделала? Сняла ее на мобильный телефон!

– А где этот Ардно-Пойнт? – Я повернулся и посмотрел на материк.

– В той стороне. – Он махнул рукой куда-то на юг. – Из-за этого наша исчезнувшая машина становится чуть-чуть привлекательнее, так как это место, где она пропала в воскресенье, недалеко от Криниана. Долгий путь. Ночью прилив гнал лодку в ту сторону, так что, возможно, он направлялся именно туда. А может, просто не знал, как ею управлять.

– Недалеко от Криниана… – пробормотал я, глядя на побережье. В лучах утреннего солнца оно казалось чистым и прохладным, гранитные пальцы на берегу походили на какие-то таинственные постройки. Деревья выглядели так, словно их расплавили и разлили по поверхности земли. «Что ты там делаешь, милый Дав? – думал я, глядя на поблескивающий в отдалении залив. – Куда ты направляешься? И при чем тогда Ардно-Пойнт? Мне бы хотелось, чтобы ты двигался на юг, а не на север, в сторону бунгало…»

– Думаю, вы можете успокоиться, – крикнул у меня за спиной Стразерс. – Вы больше не увидите пастора Малачи Дава.

Я повернулся. Он уже убрал снимок и сидел, прислонившись к переборке, его глаза обшаривали побережье.

– Больше не увижу?

– Нет. Он ведь на пределе, не так ли? Он совершит самоубийство. – Стразерс кивнул, вытирая с лица соленые брызги. – Да, исходя из своего профессионального опыта, я могу сказать, что он совершит самоубийство. Кто-нибудь найдет его на холмах – в червях и в дерьме. Либо он спрыгнет с какого-нибудь моста и разобьет себе физиономию о плотину. Да. Именно тогда мы и увидим еще раз Малачи Дава.

– Об этом говорит ваш профессиональный опыт?

Он постучал себя по носу и улыбнулся:

– У меня нос полицейского. И всегда такой был, с детства. Говорю вам, он конченый человек.

Я одарил его холодной улыбкой. Еще студентом, когда я заканчивал статью о куриной печенке, я со страхом думал, что знаю Малачи Дава не хуже, чем самого себя. Сейчас мне казалось, что я был с ним как-то связан, причем не так, как все остальные – даже Анджелина, – и знал, что Стразерс не имеет представления о том, что на самом деле происходит в голове у Дава. Он прав – в том смысле, что Дав думает, как все это закончить. Но это будет не так уж легко. «В последний час, Джо Финн, я буду кругами ходить вокруг тебя…» Когда он говорил, что трахает мое душевное спокойствие, он отнюдь не имел в виду то, что сделал в церкви.

– Да. Он не знает, что делать. Если хотите знать мое мнение… – Стразерс замолчал и облизал свои губы. – Если хотите знать мое мнение, эта девочка теперь сирота.

Я посмотрел на Анджелину. Она сидела на корме, сложив руки и опустив подбородок, и смотрела куда-то вдаль, задумчиво трогая нижнюю губу. Сквозь черные волосы просвечивали голые участки кожи. Вокруг рта высыпали прыщи.

– Эй! – прошептал Стразерс, склонясь ко мне так низко, что я почувствовал его дыхание. Он искоса смотрел на Анджелину, отмечая выбивающуюся из-под пальто выцветшую футболку и поношенные кроссовки. – Я хотел кое-что у вас спросить.

Я не смотрел ему в глаза. Я и так знал, что сейчас произойдет.

– Она сказала шефу, что у нее полиомиелит. Так она ему сказала. – Он снова облизал губы. – Но ведь это не полиомиелит, верно? Это что-то другое.

Я медленно закрыл и открыл глаза.

– Ведь так? Все не так просто, и я думаю…

– Знаете, – прошептал я, – что случится, если пресса о ней узнает?

Я почувствовал, что он улыбается.

– О да! – прошептал он. – Вот почему вы просто счастливчик, Джо Оукс. Мы не можем сказать им о вас, так как вы «уязвимы», и прокуратура дает вам право самому решать, хотите ли вы вылезти из-под камня. У меня сотня знакомых журналистов, которые отдали бы собственных детей за то, чтобы очутиться на вашем месте. Хотя я и не собираюсь вас в этом винить. – Стразерс засмеялся и похлопал меня по руке. – Ну вот! – оглянувшись через плечо, сказал он. – Семпер вигило. [24]24
  Всегда на посту (лат.).


[Закрыть]Мы уже рядом с оцеплением, за которое не пускают журналистов. – Встав, он поманил рукой Анджелину. – Вам обоим пора в рубку. Пойдем, девочка.

Я встал. Впереди на волнах колыхалось штук тридцать зафрахтованных лодок, пытавшихся прорваться вперед. Вздымая сверкающую пену, крутясь и взбрыкивая, словно бык на арене, им преграждал дорогу ярко-желтый полицейский катер.

– И сейчас же, – сказал Стразерс. – Если не хотите, чтобы они вас увидели, сделайте это сейчас же.

Сгрудившись в заполненной дымом рубке рядом с капитаном, мы с благоговением смотрели на вырастающий перед нами Куагач, нависший над ним армейский вертолет, обыскивающий скалы и заросли в поисках тех, кого, как все мы прекрасно знали, найти уже не удастся – в поисках выживших.

3

Полицейская операция была крупномасштабной. Безопасность на острове должна была обеспечить армия, и чем ближе мы подходили, тем яснее становилось, какие силы были на это брошены. Возле берега стояли восемь катеров, на самом острове Свиней, казалось, все было покрыто брезентом и ограждено полицейскими лентами. Когда мы сошли на пристань и сообщили свои имена дежурному, казалось, будто мы очутились на съемочной площадке.

Все изменилось и стало неузнаваемым. Когда мы поднялись по тропинке, первое, что мы увидели на лужайке, примерно в ста метрах за кельтским крестом, был армейский вертолет НМ-40. Лопасти его винта слегка подрагивали на ветру, а сам он походил на гигантское насекомое. К северу – там, где с парома выгружались машины, – трава была разворошена гусеницами, вокруг лужайки стояли два армейских грузовика, четыре надувных навеса и три бело-голубых полицейских «лендровера», каждый с вывеской на боку. «Коммуникации», – гласила одна. «Эвакуационный пункт», – сообщала другая. Когда мы проходили мимо, вывески хлопали на ветру, и создавалось впечатление, что мы находимся на каком-то странном деревенском празднике.

Мы направились в конец лужайки, к автофургону с надписью «Докардс энд Винти. Землеустройство с объемной лазерной технологией». Из-под фургона тянулись покрытые резиновой оболочкой силовые кабели, подсоединенные к генератору, а за ним, прямо под окнами коттеджа Гарриков, стоял жилой прицеп с эмблемой полиции Стрэтклайда.

– Пункт управления, – поднявшись по ступенькам, сказал Стразерс. – Эй, босс! – обратился он к находящимся в помещении. – Я вернулся.

Прицеп заскрипел – вероятно, это повернулся Дансо.

– Господи, Каллум, вы бы поговорили с Джорджем. Шеф решил сделать ему приятное и наградил почетным титулом – старший уполномоченный по идентификации. Так теперь он считает, что это он здесь правит бал – говорит, что ему нужно шесть телефонных линий, десять человек персонала и еще пять человек в помощь. Итого пятнадцать человек! А у меня здесь КП размером с ладонь, каждые две минуты звонит методист и сообщает, какие правила он еще вспомнил, а группа ХОЛМС выбивает из меня сверхурочные за каждую минуту. – Он шумно вздохнул. – Скоро вы найдете меня мертвым, Каллум, со следами проколов на шее, потому что этот «Протокол по серьезным инцидентам» высасывает из меня всю кровь.

– Я доставил свидетелей.

Дансо встал, подойдя к выходу из трейлера, окинул нас взглядом.

– Простите. – Сбежав по ступенькам, он пожал нам руки. Вместо пиджака на нем был шерстяной свитер, лицо казалось серым – словно он совсем не спал. – Извините, я думал, вы приедете после обеда. – Он испытующе посмотрел на меня и спросил: – Ну что? Хорошо поспали?

– Там тепло. В доме.

Он улыбнулся:

– Это хорошо. А вы завтракали?

Кивнув, я слабо усмехнулся:

– Теперь вы спросите, готов ли я к тому, что предстоит.

– Точно. И каков будет ответ?

– Отрицательный. Разумеется, отрицательный. Я все сделаю, но совершенно к этому не готов.

4

Как оказалось, эти ребята из Стрэтклайда вовсе не такие гениальные, какими себя воображают. Они знали, что я журналист, Стразерс даже подробно об этом распространялся, но разве кто-нибудь обыскал меня в то утро на Куагаче? Разве кто-нибудь нашел спрятанную у меня в пиджаке цифровую мини-камеру? Черта с два!

В десять тридцать Анджелина ушла с Дансо и маленьким лысым человечком – «ответственным за место преступления», как сказал мне Стразерс. Она должна была показать им, где пряталась, когда увидела, как ее отец просовывает взрывчатку в окно церкви и каким маршрутом он туда добирался. Они собирались все зарисовать и сделать трехмерное лазерное изображение для отдела криминалистики. Кто-то принес мне резиновые сапоги и перчатки, и мы со Стразерсом двинулись на север, следуя развешанным на деревьях надписям: «К зоне хранения тел сюда».

Туда вела тенистая тропинка, по которой я еще ни разу не ходил, тихая и прохладная. Справа от нее почва спускалась в сторону скал, время от времени с моря долетал порыв ветра, обдавая нас солеными брызгами. Слева от нас находился темный лес, где между стволами деревьев хлопала линия полицейского ограждения. За ней виднелись проложенные на земле белые линии наподобие сетки, пронумерованные красным маркером.

– Знаете, о чем я думаю? – подал голос Стразерс. – Здесь ведь полно ваших отпечатков, а?

В его тоне ощущалась враждебность.

– Да, наверное, – не глядя на него, ответил я.

– А как насчет церкви?

– Я был там один раз, – сказал я, – около пяти минут. Я уже вам вчера об этом говорил. Помните? Вчера в участке у меня взяли отпечатки пальцев.

– А что-нибудь еще? Может, ответственные за место преступления найдут там что-нибудь еще – волосы или другие, гм… следы? – Он нехорошо улыбнулся, обнажив желтые зубы. – Я имею в виду, старина, что вы провели на острове несколько дней, а между людьми всякое случается. Вы понимаете, что я имею в виду?

Я остановился. Он успел пройти несколько шагов, прежде чем понял, что я за ним не следую. Остановившись, посмотрел на меня. Кончики носа и ушей у него были красными от напряжения; за спиной раскинулись темно-синие просторы.

– Нет, – холодно ответил я. – Я не понимаю, что вы имеете в виду.

– Я просто пытаюсь представить, какого рода отношения у вас были с этими людьми. Хорошими они были или плохими.

– Хорошими – но не настолько, чтобы с ними трахаться, если вы об этом спрашиваете.

Стразерс засмеялся и, повернувшись, двинулся дальше по дорожке, вскинув вверх руки.

– Хорошо, хорошо. Я просто пытаюсь понять, что за атмосфера здесь была. Можете подать на меня жалобу – там в участке есть специальная форма.

Я не двинулся с места, глядя сзади на его массивную широкоплечую фигуру. С Каллумом Стразерсом мы наверняка не уживемся. Он именно такой, каким я и представлял себе полицейского из Стрэтклайда: крикливо одетый, самоуверенный, тщеславный. Он пытается выглядеть более интеллигентным, чем есть на самом деле, а пахнет от него так, словно он сидит на диете, от которой садятся почки. Со своей стороны, Стразерсу было достаточно один раз взглянуть на меня с моей двухдневной щетиной, исцарапанными коленями и ливерпульским акцентом, чтобы у него в голове сразу возникла мысль: «Как бы испортить жизнь этому парню?»

Он исчез за поворотом, отставив меня одного на тропинке. Тем самым он сделал мне маленький подарок, хотя и не подозревал об этом. Отсчитав несколько секунд, я повернулся и посмотрел в сторону зарослей. Если я правильно ориентируюсь, церковь была где-то там, всего в нескольких сотнях метров от меня.

– Видеосъемку! – крикнул кто-то из-за деревьев. – Нужно сделать видеосъемку. Вот здесь, на восемьдесят три-двадцать. Съемочная группа, вы меня слышите? Нужно сделать съемку в квадрате восемьдесят три-двадцать.

Я вытащил свою камеру, прополз под полицейским ограждением и украдкой сделал десять снимков – жаль, нельзя было использовать вспышку. Потом, прикрыв глаза рукой, посмотрел на дисплей. Увеличение было неважным, но все-таки можно было различить наполовину скрытые стволами деревьев две призрачные фигуры в голубых костюмах. Поисковая группа. Фотографии не слишком выдающиеся, но и не самые плохие.

– Эй! – раздался впереди меня слабый голос Стразерса. – Вы идете?

Выбравшись из зарослей, я спрятал камеру и вернулся на тропу. Она вела влево, в сторону от утеса, и далее в глубь леса. Там, примерно в сотне метров впереди, он и стоял, дожидаясь меня.

– Здесь, – сказал Стразерс, когда я подошел к нему. – Думаю, это здесь.

Повернувшись, мы посмотрели туда, где почва понижалась, образуя естественное углубление, прохладное и тенистое, со стороны моря загороженное экранами. Сквозь лиственный занавес, словно лучи лазера, прорывались один-два солнечных луча. Было тихо, лишь слышалось гудение генератора, питавшего два рефрижератора. Мы молча смотрели на крыши с видневшимися на них вентиляционными отверстиями. Рядом стоял контейнер размером с небольшой автомобиль. Он был открыт, так что можно было увидеть его содержимое: один на другом в нем лежали серые фибергласовые гробы, тусклые, напоминающие коконы. Перед контейнером стоял фотограф в зеленой флюоресцентной безрукавке, шлеме и ботинках и просматривал сделанные снимки – точно так же, как недавно это делал я.

Стразерс молча провел рукой по затылку. По его лицу было видно, что ему не хочется здесь находиться.

– Ну, тогда пойдем.

Мы начали спускаться по тропинке и прошли уже полпути, когда дверца ближайшего к нам грузовика внезапно отворилась. Оттуда выпрыгнул Джордж – парень, с которым я провел полдня в Обане. На нем был комбинезон. За Джорджем последовал еще один человек, одетый точно так же. Оба сказали что-то фотографу, и тот опустил камеру и стал смотреть в сторону, противоположную той, откуда мы шли, – в направлении церкви. Через несколько секунд послышалось шуршание листьев, и из-за деревьев едва ли не бегом показались члены поисковой группы. Они несли что-то тяжелое, завернутое в пластик с розовой наклейкой. Опустив свою ношу на землю, они что-то сказали Джорджу, после чего несколько из них повернулись и все той же быстрой походкой вновь направились в лес. Трое остались стоять возле свертка.

– Вот как я зарабатываю себе на жизнь, – удрученно пробормотал Стразерс. – Этим никто не хочет заниматься. Пошли. – Спустившись еще немного, мы вышли на поляну – последние полметра пришлось преодолеть прыжком. – Привет, Джордж! – сказал Стразерс, приветственно подняв руку.

– Да-да! – Джордж даже не посмотрел на нас. – Подождите минутку, джентльмены. Сейчас, вот только закончу с доктором.

Несколько секунд мы неловко стояли, выискивая, куда бы приткнуться, в то время как фотограф ходил кругами возле пакета, делая один кадр за другим. Присев на корточки, доктор снял розовую наклейку и передал ее Джорджу, после чего осторожно размотал пластик. Внутри находился обернутый тканью толстый кусок мяса. Я затаил дыхание, думая о том, что это наверняка шутка. Кто-то достал кусок свинины и обернул его в футболку. Кого они пытаются разыграть? Рядом со мной Стразерс тихо вздохнул, но я его услышал.

Прикрепив наклейку к папке, Джордж стал ее изучать.

– Ну-с, что мы имеем? Номер сто сорок семь, квадрат пятьдесят два-десять. – Он вдруг осекся, негодующе глядя на нас. – Что за безобразие! – возмущенно сказал он, опуская папку. – Никто не слушает, что я говорю.

Доктор поднял на него взгляд.

– А что такое?

– Вы только посмотрите! Раздел двадцать два. Галочкой помечен пункт один.

– Ну и что?

– Номер один, – повторил он, многозначительно кивая в сторону упаковки. – Сколько раз нужно повторять? Это пункт номер два. Если имеются только фрагменты, нужно отмечать пункт два. Когда имеются только фрагменты. – Он покачал головой и поправил ошибку, после чего с явным недовольством просмотрел список до конца. – Итак, что мы имеем? Все как обычно? Человеческие останки. Признаки жизни отсутствуют…

– Да…

– …ага, в одиннадцать часов четыре минуты. Что еще? Белый?

– Угу. Мужчина.

– И вы говорите, что это…

– Торс. – Врач перевернул кусок мяса, несколько секунд смотрел на него, затем опустил. Под кожей виднелся аккуратный кружок.

Я знал, что это – это был разрубленный позвоночник. Я сразу вспомнил Соверен с ее розовыми сандалиями и замедленной речью и представил себе, как Джордж складывает на столе ее тощие ноги. Вспомнил старого доброго миссионера и его устремленный к звездам сломанный палец. Повернувшись, быстро присел на соседний пень. Я весь дрожал. Мне хотелось плеваться, хотелось выплюнуть на землю застрявший во рту отвратительный вкус.

– Малачи, ты козел, – пробормотал я. – Ты мерзавец.

– Ну да, торс, – сказал врач. – Половина торакальной и вся поясничная область.

– Так что получается? Все отсутствует, кроме ноль-шесть и ноль-семь?

– Пожалуй. – Доктор отлепил кусок рваной футболки и передал ее Джорджу для осмотра.

– Футболка. – Он раздраженно провел ручкой по списку. – Боже мой, и когда Интерпол все это составлял? Тут есть код для корсета, даже для кушака, но вот где код для футболки? Пожалуй, им нужно пройти курс особенностей современной жизни. – Крупными буквами он написал: «Футболка».

– Какого же она цвета? – спросил доктор. – Коричневого? Пурпурного? Милли говорит, что я путаю цвета.

Джордж взглянул на него поверх очков.

– Темно-красная, – после паузы сказал он.

– Темно-красная, – согласился доктор, опуская тряпку в мешок. – Так и запишем.

Когда Джордж закончил заполнять форму, доктор поставил под ней подпись, и они вдвоем снова завернули останки, приклеили розовую наклейку и, повернувшись лицом друг к другу, взялись за концы свертка и с усилием забросили в грузовик. Все это время Стразерс молчал. Через некоторое время он подошел и, не глядя на меня, сел рядом со мной. В горле у него клокотало, словно он пытался выплюнуть мокроту.

– Ну, – наконец сказал он, – теперь придется делать анализ ДНК. Снова деньги. Босс будет в экстазе. – На его лице дрогнула жилка – как раз под правым глазом. – ДНК, – медленно повторил он, словно я со своим ливерпульским происхождением мог об этом не слышать. – Д-Н-К.

5

– Цветовой код – вот что нужно. Я как-то видел органайзер с цветовым кодом. Я бы сделал так: бланки по трупам я кладу в розовое отделение, предсмертные в желтое. Похоже, что эвакуированных не будет, так что я бы оставил голубое отделение до того времени, когда смогу сравнить бланки по трупам с данными по пропавшим без вести.

Мы с Джорджем находились в рефрижераторе. Двери его были открыты, но внутри было темновато, поэтому фотограф дал мне для освещения галогеновый фонарь. Я молча ждал, одной рукой сжимая фонарь, другой потирая нос, пока Джордж прошел в дальний конец рефрижератора, приоткрыл два гроба и вытащил их на середину.

– Помнится, вчера вы говорили, что у них не проводились медосмотры, не было зубных врачей. Так вот, вы оказались правы. Мы искали, но так и не нашли ни результатов биопсии, ни рентгеновских снимков, ни даже медицинских карточек. На девяносто процентов это будет генетическая идентификация, но если мы сумеем визуально опознать хотя бы десять процентов, нам крупно повезет. Я и так по уши в бумагах.

Включив фонарь, я провел им над двумя кучами завернутых в пластик предметов, возвышавшихся с правой стороны рефрижератора. На холоде все они казались молочно-белыми. Некоторые из тел обгорели во время пожара, случившегося после взрыва, и кое-где я видел прижатые к обертке почерневшие куски. Над дальней кучей висела розовая этикетка с надписью: «Фрагменты 1–100». Я повернул фонарь, луч света отразился от текстурированных алюминиевых панелей. Надпись над второй кучей гласила: «Фрагменты 101–200». Я выключил фонарь, сердце громко стучало.

– У меня для вас только двое. – Джордж выпрямился и посмотрел мне в глаза. На его лице четко выделялись тени. В полумраке я смотрел, как он открывает гробы и отворачивает черные резиновые мешки, чтобы открыть лица. – После взрыва из церкви удалось выбраться только этим двоим. Должно быть, они были где-то в углу позади остальных – только так можно выжить во время взрыва. Кто-то другой принимает на себя ударную волну. Конечно, это не значит, что вы останетесь в живых потом. – Он поднял с пола и показал мне два желтых листочка. – Я их уже заполнил. Помните наш вчерашний разговор? Мне кажется, я знаю, кто эти двое. Тем не менее жду вашего подтверждения.

Я знал, кого он имеет в виду. Миссионер и Блейк Франденберг. От Соверен наверняка не осталось ничего, пригодного для идентификации. Включив фонарь, я подошел поближе. В первом гробу лежал миссионер, лицо его осталось целым, глаза запали. Я молча смотрел на него.

– Оконеле?

Я кивнул:

– Оконеле.

Джордж поставил в верхнем левом углу бланка аккуратную тройку и с явным удовлетворением отложил его. Мы подошли ко второму гробу, где лежал Блейк, глаза его были похожи на щелки, лицо запало, словно смерть отняла у него половину веса. Одна рука выглядывала из мешка: казалось, он к чему-то тянулся – к свету или, может быть, к небу. Я молча смотрел на его руку, вспоминая, как он сидел в коттедже с кочергой, готовый драться со мной – человеком, который имел вдвое больший вес.

– С вами все в порядке? – спросил Джордж. – Хочется побыть одному?

Я неловко повернулся.

– Простите?

– Хочется побыть одному?

– Гм… – Прошла секунда или две, прежде чем до меня дошел смысл его вопроса. – Ах да! – сказал я. – Да, конечно. Всего на несколько минут.

Выйдя из рефрижератора, он, громко топая, спустился по ступенькам.

– Эй, Каллум! – донесся до меня его голос. – Когда вернешься в Обан, попроси завхоза заглянуть в каталог канцелярских принадлежностей, ладно? Скажи ей – страница триста, там есть органайзер с цветовым кодом…

Я подождал, пока голоса затихли за углом, и быстро вытащил камеру. Держа фонарь на расстоянии вытянутой руки и наклонив его вниз, чтобы свести к минимуму тени, я сделал пять снимков тела Блейка. После каждого я останавливался и прислушивался к голосам снаружи, надеясь, что там не слышно, как срабатывает механизм. Потом я сфотографировал Оконеле и развернулся, чтобы заснять две кучи фрагментов человеческих тел. Засунув камеру в карман, подошел к двери как раз в тот момент, когда Джордж вновь поднялся по ступенькам.

– Ну, как вы тут? Все в порядке? В передвижном буфете у нас есть питьевая вода. Если хотите.

– Это Франденберг, – сказал я. – Вы именно это подумали?

Улыбнувшись, Джордж подал мне желтый бланк, на котором прописными буквами было написано «Блейк Франденберг». С торжествующим видом вытащив ручку, он уверенно написал на нем цифру 1. Затем он спрятал ручку и кивнул мне.

– Вот видите? Это меня радует. Это для зеленого отделения – когда эти ублюдки позволят мне его завести.