Текст книги "Тайна Орлиной сопки. Повести"

Автор книги: Минель Левин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 22 страниц)

В первый раз за все время службы Серебренников торопил Микаеляна.

На заставе Серебренников глазами поискал сына. В помещении надрывался телефон, Пулатов то и дело переспрашивал кого-то, передавал приказания.

Майор испытующе взглянул на него. Пулатов подошел к макету участка:

– Вот здесь обстрелян автоинспектор!

Судя по всему, Горский вел свою группу в Оленью балку. Экипаж катера был предупрежден.

Серебренников понимал: отсюда до нее всего ближе.

– Тревожных в машину! – приказал он.

– Бородуля! – услышал Серебренников среди фамилий пограничников. Это хорошо – давно пора проверить ефрейтора в настоящем деле.

Сто двадцать секунд на сборы. Всего две минуты было у него для свидания с сыном. Майор быстро прошел в ленинскую комнату.

– Юрик! – сжал сына в крепких объятиях, потом оттолкнул и рассмеялся. – Вот ты какой! Молодец, что приехал. – Серебренников хотел еще что-то сказать, но время неумолимо отсчитывало секунды. – Ты подожди здесь, я скоро. – Он посмотрел на сына таким долгим взглядом, словно хотел запомнить навсегда.

Луна светила так ярко, что хоть фары гаси. На повороте – заметные следы от ЗИЛа.

Микаелян переключил скорость – дорога раздваивалась. Пограничный наряд во главе с Бородулей сошел, чтобы взять перекресток под наблюдение. Не исключено, что Горский мог вернуться сюда кружным путем.

«Как знать, – подумал майор. – Может быть, именно сейчас наступит та минута в жизни Бородули, когда проверяется самое главное – любовь к Родине, верность присяге…»

Горский выскочил из машины и моментально скрылся в камышовых зарослях. Это произошло так неожиданно, что Василий Васильевич и Буйвол потеряли его из виду. Полезли сквозь камыши, ориентируясь на едва слышное впереди похрустывание стеблей под ногами капитана «Медузы», стараясь не отставать.

Неожиданно хруст впереди прекратился.

«Неужели ушел?» – забыв об осторожности, Василий Васильевич ринулся вперед.

– Лежать! – Старый парикмахер узнал голос Горского. Камыши в этом месте поредели, до реки подать рукой. – Смотрите!

Василий Васильевич увидел приближавшийся к берегу пограничный катер. Прожектор сигналил: точка-тире, точка-тире… Заметили!

Все трое, не сговариваясь, поползли назад.

Снова ЗИЛ бежал по залитой лунным светом дороге.

Пограничники сидели в засаде. Над Бородулей повисло бездонное, черное небо. Но звезды теперь – его союзники. Хорошо, что они есть.

На окружной дороге появился грузовик с выключенными фарами.

– Без моей команды не стрелять! – Бородуля прижал щеку к карабину.

Сто метров до пограничного наряда, пятьдесят, тридцать… Бородуля сделал предупредительный выстрел.

Неизвестный шофер лишь увеличил скорость, пули взрыли песок рядом с ефрейтором.

– Огонь! – Бородуля метил в баллоны. Словно подстреленный зверь, автомобиль из последних сил свернул к пастбищам.

В это время наряд увидел другую машину, с зажженными фарами. Бородуля ракетой показал направление, и «газик» резко взял влево. Впереди расплющенный, неровный след от баллонов.

«Молодец, Бородуля!» – успел подумать Серебренников.

Барханы отступили. Микаелян, не сбавляя скорости, сделал крутой разворот. Впереди – кошара, пустая в это время года, за ней дорога раздваивается и уходит в горы.

– Стой! – неожиданно приказал майор. Брошенная Горским машина проломила дувал.

Из развалин хлопнул одиночный выстрел – осколками разлетевшегося ветрового стекла сильно поранило лицо шофера. «Очки! – запоздало подумал Микаелян. – Почему я не надел очки?»

Серебренников выскочил из «газика» и укрылся за передним колесом. Пальцы плотно обхватили пистолет. Как всегда в минуты опасности, почувствовал себя удивительно спокойным.

Горский, безусловно, попытается завладеть машиной – иначе ему не уйти. Так и есть. Из развалин стал осторожно выбираться человек. Серебренников выстрелил в него, почти не целясь.

С другой стороны тоже подозрительное движение. Серебренников быстро обернулся.

– Отвоевался, майор! – на него смотрели ненавидящие глаза капитана «Медузы».

Серебренников не успел снова вскинуть пистолет. Горский выстрелил почти в упор и тут же скрылся за машиной.

Майор прижал руки к груди, будто это могло остановить кровь. Решение пришло молниеносно – притвориться убитым. Пусть Горский расстанется со своим укрытием, появится хоть на мгновение – больше не нужно…

Серебренников упал навзничь, рука с пистолетом откинулась в сторону. Горский увидел залитого кровью майора. Готов! Он высунулся из-за колеса, и сразу его ослепил выстрел…

С невероятным усилием Серебренников подполз к Горскому. Дышит! Майор хотел подняться, но силы окончательно оставили его. Мелькнула лишь мысль, что кладут его на ту самую кушетку возле обклеенного окошка, где когда-то умирал отец. «Не хочу, не хочу!»

И чей-то голос: «Скорее доктора!..»

…Серебренников с трудом открыл глаза. Над ним склонился полковник Заозерный.

Рассвет наступил рано. Это Серебренников знал. У него разламывалась от боли голова.

– Лежите! – повторял кто-то рядом. – Вам нельзя двигаться.

Тогда он понял, что летит в самолете. В том самом, который обещал прислать генерал.

– Кислород! – где-то очень далеко раздался голос. Он снова пришел в чувство. Пахло резиной.

– Уберите эту калошу! – попросил майор. И опять забытье…

Прямо из госпиталя Заозерный позвонил в отряд:

– Перебита ключица и правое верхнее ребро. Задеты легкие. Потерял много крови. Нине Терентьевне пока ничего не сообщайте…

Почему так медленно тянется время?..

Наконец кто-то вышел из операционной. Невысокий, плотный мужчина. Расстегнул и снова застегнул пуговицы на больничном халате.

Профессор! Тот, кто оперировал Серебренникова. Он с усталым видом остановился у окна. И вдруг зажмурился от яркого солнца, улыбнулся.

Заозерный облегченно вздохнул.

«Медуза» стояла под погрузкой в Фирюзеваре. Все здесь шло своим чередом. Подъезжали к причалу краснобокие грузовики, неторопливо поводил носом башенный кран. Огненными вспышками стреляли иллюминаторы врезавшегося в песчаную отмель дебаркадера, их отражение подхватывала река.

За штабелями ящиков на причале притаилась легковая машина. Раньше она здесь никогда не появлялась, а в порт пришла ночью.

В ее багажнике спрятан саквояж с небольшими металлическими коробками – генераторами помех. Настроенные на разные частоты, они предназначались для вывода из строя локаторных установок на советской территории.

Рядом с автомобилем стоял мужчина с анемичным лицом. В кармане его куртки лежал паспорт с золотым тиснением на бордовом переплете. Никто к нему не подходил, и человек выглядел хмурым.

Потом он услышал густой бас «Медузы» – буксир спускался по реке. Откуда-то на полном ходу выскочил пограничный катер.

Ночью неизвестный покинет Фирюзевар. Он еще попытается перейти границу. Но где и когда?..

Вместо эпилога

«Признаю себя виновным в том, что летел над советской территорией и над заданными пунктами по маршруту полета включал и выключал соответствующие рычаги специальной аппаратуры, установленной на борту самолета. Как я считаю, это делалось для того, чтобы получить разведывательные сведения о Советском Союзе».

Это – признание американского летчика-шпиона Фрэнсиса Гарри Пауэрса. Пилотируемый им самолет 1 мая 1960 года в 5 часов 36 минут по московскому времени вторгся в пределы нашей страны. Когда стал очевидным характер намерений самолета, он был уничтожен советскими ракетчиками.

В ночь на Первое мая службу несли лучшие пограничники части, комсомольцы Георгий Курмачев и Нуминджан Хамдамов. Конечно, старший сержант Курмачев в то время еще не знал, что воздушный пират, о котором он первым сообщил на заставу, взял курс на его родной город и будет сбит под Свердловском.

В предпразничную ночь на боевое дежурство заступили также локаторщики ефрейтор Геннадий Лысов и рядовой Геннадий Старцов, лучшие операторы подразделения офицера Василия Илларионовича Кулагина.

Указом Президиума Верховного Совета СССР все они были награждены боевыми орденами и медалями.

Орден Красной Звезды, пятый по счету, был вручен и майору Серебренникову, отличившемуся при охране Государственной границы СССР. Потом у него открылись старые раны, и спасти этого мужественного человека не удалось.

…Сменяются годы и поколения, но наша граница всегда бодрствует, всегда неприступна. И сейчас, когда еще далеко не все спокойно на голубой планете, автор решил вернуться к истории, чтобы напомнить сегодняшней молодежи, как важно знать и беречь славные традиции защитников священных рубежей нашей великой Родины.

ЯБЛОКО ПО КРУГУ

_{Повесть}

Южнее Душанбе

Дело казалось безнадежным. В середине октября на территории колхоза «Ватан» Бустонабадского района был обнаружен разложившийся труп мужчины с разбитой головой и затянутым на шее ремнем. Он лежал в развалинах давно заброшенной кибитки. Старики рассказывали, что ее покинул бакенщик в тот самый год, когда его единственного сына утащил под воду сом-великан. Ходили и другие легенды. Так или иначе, но кибитка много лет пустовала, и место это, пользовавшееся дурной славой, старались обходить.

От центральной усадьбы колхоза в сторону развалин тянулось хлопковое поле. Оно незаметно переходило в обмелевшую протоку, за которой когда-то и жил бакенщик.

Как обычно, осенью на помощь хлопкоробам прибыли студенты. Двое из них, парень и девушка, искали уединения и незаметно пересекли протоку.

Так был обнаружен труп. После тщательного осмотра места происшествия в распоряжении следственных органов оказалось немногое: довольно хорошо сохранившаяся одежда и топор без особых примет, на обухе которого сохранились следы человеческой крови.

Никаких документов в карманах убитого не оказалось. Первоначальными следственными действиями удалось установить лишь то, что это не местный житель.

Судебно-медицинская экспертиза подтвердила, что мужчину сначала оглушили твердым предметом по голове, а затем удавили ремнем от брюк.

По республике заявлений об исчезновении человека, похожего на убитого, не поступало. Проверка в Министерстве внутренних дел СССР также пока ни к чему не привела.

Седьмого ноября выпал снег. Это было трудным испитанием для хлопкоробов. Вновь были мобилизованы на подмогу студенческие отряды. Колонны автобусов с зажженными фарами потянулись в долину.

Капитан Рахимбаев смотрел на пустынные, унылые поля, и незнакомое, смутное чувство поднималось в груди. Еще вчера вечером он меньше всего мог предположить, что утром ему придется трястись в набитом автобусе, прижимая к груди массивный портфель из желтой кожи.

Полковник Дианинов вызвал его, приказал собираться в дорогу. Рахимбаев в те дни занимался делом о краже из магазина горпищеторга. Когда стало известно, что студенты вновь собираются на хлопок, Дианинов распорядился передать дело о краже майору Колчину.

– А вы заодно подышите там свежим воздухом, – закончил он разговор. – Тоже мне рак-отшельник! В вашем возрасте не иметь семью – преступление.

Рахимбаев промолчал. Он ведь не виноват, что в свои тридцать лет не встретил близкого для себя человека. Значит, не судьба.

Полковник посмотрел на плотно сжатые, упрямые губы капитана и совсем другим тоном добавил:

– Может, эта поездка хоть что-нибудь прояснит в связи с убийством в колхозе «Ватан». Да, вот возьмите с собой, пригодится. – Дианинов протянул Рахимбаеву министерский портфель с замысловатой застежкой…

Автобус резко затормозил. Чья-то раскладушка, пристроенная в проходе между сиденьями, угодила Рахимбаеву в бок. Он недовольно сдвинул густые черные брови.

– Извините, – смутилась худенькая девушка в телогрейке с чужого плеча, доверчиво глядя на него бирюзовыми глазами. – Пожалуйста, извините.

– Давай сюда свою раскладушку, Ниночка, – сказал кто-то из студентов.

«Вот женюсь на ней, – неожиданно подумал капитан, – и доложу полковнику, что мое семейное положение приведено в соответствие с уставными требованиями жизни».

Хмурое утро неприветливо встретило студентов, раскисшая земля хлюпала под ногами. Поникшие растения с трудом удерживали на тоненьких ножках почти невесомые коробочки с хлопком. Обрывать их было трудно, мешки наполнялись медленно.

Доцент Каландаров, начальник штаба студенческого отряда, не скрывал раздражения. Его сердило все: погода, нарушенные планы, присутствие старшего оперуполномоченного уголовного розыска.

Последовавшие два теплых дня резко изменили было настрой, а потом снег с дождем снова приостановил работу на неделю. В помещении школы, где расположились студенты, стало холодно. Ту самую Нину увезли в больницу с воспалением легких.

Пребывание капитана в колхозе пока не давало никаких результатов. Собственно говоря, Рахимбаев был готов к этому и особенно не расстраивался. Он внимательно изучал окружавших его людей, проникался студенческой атмосферой.

Из преподавателей прежде всего выделил эффектную женщину с высокой прической и надменным взглядом ореховых глаз. Знакомясь, она протянула изящную, но сильную руку, представилась коротко:

– Галина Дмитриевна.

Каландаров откровенно уделял ей особое внимание, однако никто этому не удивлялся – видимо, привыкли еще в институте.

В один из дней к зданию школы подрулила зеленая «Волга» с шашечками на дверцах кабины и гребешком на крыше. За рулем сидела цветущая женщина в нейлоновой куртке на «молнии». Капитан Рахимбаев отметил ее независимый вид, прямую осанку, строгую правильность черт.

Женщина легко взбежала на крыльцо, поздоровалась с Каландаровым. Впервые за эти дни доцент улыбнулся.

– Здравствуйте, Гулчехра. А я, признаться, весь терялся в догадках…

– Ничего со мной не случится, – весело ответила она. – Дорожные знаки я уважаю.

– Познакомьтесь, – сказал доцент, представляя Рахимбаева. – Товарищ из милиции.

– Абдусаломова, – назвалась женщина, почтительно прижимая руки к груди.

В багажнике «Волги» оказались яблоки, лимоны, мешок картошки, казан с пловом, лепешки. Пока разгружали машину, доцент успел сообщить, что сын Гулчехры Абдусаломовой – студент третьего курса Камол Султанов и подобные визиты уже бывали.

– Несите плов прямо в учительскую, – распорядилась Гулчехра.

Капитан с утра ничего не ел. Но все же вежливо отказался от душистого, приправленного ароматными травами плова.

– Прошу всех желающих к столу, – сказала Гулчехра, приветливо улыбаясь.

– Ну что бы мы без вас делали? – шутливо откликнулся Каландаров.

– Пропали бы совсем, – подхватила она.

Когда колхоз «Ватан» завершил выполнение плана по заготовке хлопка, студенты принялись сворачивать свое нехитрое хозяйство.

В этот день капитан Рахимбаев опять увидел зеленую «Волгу». Немного погодя выяснилось, что Гулчехра приехала за Каландаровым.

Тяжелый, холодный вечер уныло опускался на землю. Доцент пригласил в машину Рахимбаева и Галину Дмитриевну. Капитан оказался рядом с Гулчехрой, а Каландаров и преподавательница разместились на заднем сиденье.

– Можно ехать. – Доцент откинулся на спинку сиденья.

Гулчехра привычно включила зажигание, «Волга» плавно взяла с места.

– Вы забыли про счетчик, – напомнил Рахимбаев, но женщина не ответила.

Вскоре выбрались на шоссе. Против ожидания «Волга» свернула в сторону от указателя к Душанбе.

– А вот так мы не договаривались! – запротестовал было доцент, но Гулчехра даже бровью не повела.

– Придется подчиниться, – усмехнулась Галина Дмитриевна.

Через некоторое время промелькнул районный центр Мехнатабад. В кишлаке Даванг «Волга» нырнула под виноградник и по запорошенной снегом асфальтированной дорожке подрулила к ухоженному дому с мехмонхоной[11]11
  Комната для гостей.


[Закрыть] на втором этаже.

– Прошу, дорогие гости, в мой дом, – приветливо сказала Гулчехра.

Капитан Рахимбаев сидел на курпаче,[12]12
  Стеганое одеяло, служащее подстилкой.


[Закрыть] поджав под себя ноги. Раскаленная железная печь обдавала жаром. Расстеленный на полу дастархан был заставлен тарелками с конфетами, печеньем, орехами, гранатами, восточными сладостями. Потом появились чайник, пиалы, лепешки из пресного теста – фатир, куски отварного мяса, кислое молоко – катык, водка.

Муж Гулчехры – длинный, худощавый человек с продолговатой головой и обвислыми табачного цвета усами – хлопотал по хозяйству.

– Темиров, – представился он, виновато улыбаясь.

– Камол – сын Гулчехры от первого брака, – поспешила разъяснить Галина Дмитриевна.

– Другие дети тоже не от него, – добавил доцент, вовсе не заботясь о том, слышит его Темиров или нет.

Такая бесцеремонность покоробила и удивила Рахимбаева. Однако Темиров сделал вид, что ничего не произошло. Все с той же вымученной улыбкой он принялся услужливо разламывать лепешки.

Гулчехра время от времени заглядывала в комнату, интересовалась, как чувствуют себя гости.

– По-моему, эта женщина создана для того, чтобы мужчины теряли голову, – многозначительно заметила преподавательница.

Рахимбаев понял, что эти слова адресованы ему, и почувствовал неловкость. Темиров между тем продолжал делать вид, что, кроме обязанностей хозяина, его ровным счетом ничего не интересовало.

Тусклая электрическая лампочка в пестром плафоне создавала интимную обстановку.

Новый гость шумно ввалился в комнату.

– Кажется, я в самый раз!

– Вот приятная неожиданность! – обрадовалась Галина Дмитриевна.

– А, – широко улыбнулся гость. – И вы здесь? – Он был в элегантном костюме, который скрывал его полноту и делал моложе.

Галина Дмитриевна наклонилась к Рахимбаеву:

– Прошу любить и жаловать. Это Якуб Назарович Фазылов – очень хороший и полезный человек. Настоящий волшебник.

– Вы в этом уверены? – сверкнув золотыми коронками, спросил Фазылов. – Что ж, в таком случае могу предложить итальянские сапожки. Вы ведь говорили о них на днях.

– Вот видите! – горячо воскликнула женщина. – И как это вам только удается?

– А я их обмениваю на трактора, – засмеялся он.

– Началось! – недовольно обронил Каландаров. – Однако хватить шутить. Лучше выпьем за этого человека, хотя бы потому, что его дочь учится на нашем факультете.

– Вернусь утром, – сказала Гулчехра мужу. Он стоял на морозе жалкий, дрожащий, с непокрытой облысевшей головой, придерживая полы стеганого халата.

Капитан Рахимбаев подумал, что никогда бы не отпустил свою жену в ночь с чужими людьми. Но Темиров лишь покорно сложил руки на груди.

Гулчехра снова «забыла» включить счетчик, и Рахимбаев сделал это за нее. Дорога была ровная, спокойная. Стрелка спидометра застыла на отметке «90». Перед постом ГАИ у въезда в Душанбе Гулчехра сбросила скорость.

– Вам куда? – спросила она у Рахимбаева.

– На улицу Айни.

– Тогда вначале завезем их.

Галина Дмитриевна сошла на улице Путовского в восемьдесят втором микрорайоне.

– Надеюсь, еще встретимся, – сказала она Рахимбаеву.

– Все может быть.

Каландаров распрощался на улице Маяковского. На счетчик он даже не взглянул. Гулчехра достала из багажника довольно объемистый сверток и с обворожительной улыбкой передала доценту. Он взял его, чуть заметно кивнув.

Город уже спал. «Волга» в гордом одиночестве скользила по безлюдным улицам.

Капитан искоса взглянул на Гулчехру.

– Как же вы доберетесь обратно? – спросил он.

– Думаю, что на такси, – ответила женщина совершенно серьезно.

«А ведь я, кажется, глупею!» – обозлился на себя Рахимбаев и решил больше не ввязываться в разговор.

За поворотом на аэропорт он попросил остановиться, Гулчехра заученно выключила счетчик.

«Есть ли у меня двадцать рублей», – подумал капитан, доставая бумажник.

– Не надо, – сказала Гулчехра.

Он посчитал деньги и облегченно вздохнул.

– Не надо, – повторила она. – Это моя забота.

Рахимбаев молча положил на сиденье, четыре пятерки. Теперь оставалось только покинуть машину.

– До свидания, – сказал он.

– До свидания.

Зеленая «Волга» стремительно набрала скорость и растаяла в сгустившейся мгле.

Северо-западнее Мурманска

По истечении установленного законом срока дело об убийстве в колхозе «Ватан» было приостановлено. Однако сотрудники уголовного розыска продолжали вести оперативную работу по установлению личности убитого. Началась обычная в таких случаях длительная переписка с органами внутренних дел других республик и областей страны.

Все ответы ложились на стол ближайшего помощника Дианинова подполковника Саидова и вскоре уже составили объемистый том.

Наконец в середине января управление внутренних дел Мурманской области сообщило, что осенью из поселка Заснеженный для закупки винограда и других южных плодов выехал в Таджикистан заготовитель районной конторы Решетов Василий Кузьмич. Он взял под отчет крупную сумму денег и пропал без вести. Теперь его разыскивают как расхитителя социалистической собственности.

Возраст Решетова и некоторые детали одежды совпадали с приметами неизвестного мужчины, убитого в колхозе «Ватан». Время исчезновения также соответствовало заключению судебно-медицинской экспертизы о давности смерти. Кроме того, передние зубы верхней челюсти у Решетова были с золотыми коронками. И здесь все сходилось.

Возникла необходимость поездки в Мурманскую область для опроса лиц, близко знавших Решетова, предъявления одежды для опознания и более тщательного изучения связанных с его исчезновением обстоятельств.

«Поедет Колчин», – решил полковник Дианинов и вызвал к себе майора.

– Соответствующие полномочия прокурора получены, и вы, Максим Петрович, будете действовать по его поручению.

Майор Колчин прилетел в Москву поздно вечером и сразу закомпостировал билет на ближайший рейс в Мурманск. Чтобы успеть на самолет, он взял такси и из аэропорта Домодедово переехал в Шереметьево. Но оказалось, что зря торопился: рейс задерживался по погодным условиям.

В Мурманск Колчин прилетел лишь в десять часов утра, а вернее, полярной ночи. Люминесцентные фонари выхватывали из темноты замерзшие громады домов, светлые дорожки стелились под колеса.

Товарищи из областного управления внутренних дел не только встретили Колчина в аэропорту и заказали билет на поезд, который в этот же день отправлялся в Никель, но даже снабдили полушубком и валенками. В них было по-домашнему тепло и уютно, совсем не хотелось думать о той тяжелой миссии, которую ему предстояло выполнить в далеком северном поселке.

В вагоне пассажирского поезда было нестерпимо жарко. Колчин едва дождался своей остановки.

Он сошел на небольшом полустанке, засыпанном снежными сугробами. Чистый, морозный воздух мгновенно вернул бодрость.

– Прошу в машину, – пригласил розовощекий лейтенант в огромном тулупе.

– Далеко ехать? – поинтересовался Колчин.

– До Северного полюса не дотянем.

– Вот тут вы меня разочаровали! – улыбнулся Колчин, любуясь высоким небом с бесчисленным множеством непривычно расположенных звезд…

Часы показывали половину одиннадцатого, и майор с трудом заставлял себя поверить, что уже давно наступило утро, а не стоит глубокая ночь, и потому он никого не тревожит, не поднимает с постели – рабочий день в разгаре.

– Как отдохнули, Максим Петрович? – спросил начальник районного отдела внутренних дел подполковник Сомов.

– Никогда еще не спалось так сладко.

– Это потому, что с мороза. Не верится, что есть южные города Душанбе, Ташкент… – Сомов подошел к географической карте. – Да вот они, с персиками, виноградом, хурмой. К слову, а вам нравится хурма?

– Хурма? – озадаченно переспросил Колчин. – Честно говоря, не очень. Сладкие, вяжущие плоды. На любителя.

– Говорят, очень полезные. А верно, что крупные плоды весят до пятисот граммов?

– Не знаю, – откровенно признался майор.

– Тогда перейдем к делу, – посерьезнел Сомов. – Когда совершено убийство в колхозе «Ватан»?

– Пятого или шестого октября.

– Совпадает, – удовлетворенно заключил Сомов. – Именно в это время созревает хурма.

– Не понимаю ход ваших мыслей.

– Решетов был хорошим заготовителем, – пояснил Сомов. – Если вещи, привезенные вами, будут опознаны, то в потребсоюзе вы получите полный ответ на этот вопрос.

– Вам нужно удостоверить факт, содержание и результаты предъявления для опознания, – сказал Колчин понятым.

– Мы уже в курсе, – ответил пожилой моряк в сером шерстяном свитере.

По приглашению майора в кабинет вошла полная женщина средних лет, одетая в черное.

– Здравствуйте, – произнесла она глухим голосом. В ее настороженных глазах Колчин прочел испуг и одновременно надежду.

– Пожалуйста, подойдите к столу, – предложил он.

Решетова сразу выделила желтые полуботинки намикропорке, стоявшие в ряду с другой обувью. Сорок второй размер, характерная стоптанность каблука.

– Теперь подойдите к костюмам, – сказал Колчин.

Она еле держалась на ногах, и майор взял ее под руку.

Костюмы отличались по фасону, окраске, степени носки. Решетова, не задумываясь, показала на однобортный, светло-серый костюм.

– На подкладке пиджака с левой стороны ниже кармана есть чернильное пятно.

Колчин отвернул полы пиджака, и такое пятно сразу бросилось в глаза.

Из вещей, которые должны были находиться у мужа, но не были предъявлены к опознанию, Решетова назвала портфель коричневый с двумя замками, наручные часы «Луч» в желтом корпусе овальной формы с чёрным циферблатом и оранжевый кошелек чешского производства с металлическим зажимом для бумажных денег.

Майор попросил подполковника Сомова немедленно передать ориентировку в Душанбе.

Директор районной заготовительной конторы Дементьев – пожилой близорукий человек с могучей фигурой – охотно рассказывал о своей работе.

Колчин прослушал целую лекцию о замечательных вкусовых качествах яблок. Узнал, что сорта их делятся на ранние, раннеосенние, осенние, раннезимние, зимние, позднозимние.

– Для нас, как вы сами понимаете, – увлеченно говорил Дементьев, – особую ценность представляют сорта, которые можно дольше хранить. Теперь вам понятно, почему в сентябре Решетов отправился в Курскую область за зимними сортами яблок. Он отгрузил в наш адрес четыре вагона превосходных плодов, упакованных в специальные контейнеры, и договорился в совхозе «Прогресс», что приедет за новой партией яблок, но уже позднезимних сортов, в двадцатых числах октября.

Вот тут все и началось. Решетов вернулся из Курска, одержимый новой идеей: завезти в район виноград, гранаты, хурму. Особенно его прельщала хурма, о которой в наших широтах мало кто знает.

«Есть человек, – сказал Решетов, – который поможет не только выгодно закупить товар, но и отправить к месту назначения».

«Что за человек?» – спросил Дементьев.

«Какое это имеет значение? – ответил Решетов. – Главное, что на него вполне можно положиться».

Дементьев безгранично доверял Решетову. Они много лет проработали вместе. Обычно яблоки закупались по совхозам и у населения. Для этих целей Решетову выдавались крупные подотчетные ссуды. Он всегда отчитывался до последней копейки. Вот почему и предложение о поездке в Среднюю Азию было принято.

Решетов вылетел из Мурманска третьего октября.

– Но почему вы столько времени не заявляли о его исчезновении? – спросил Колчин.

– Так ведь он и раньше выезжал на длительное время, – ответил директор. – Боялись зря опорочить человека.

– И вам не приходило в голову, что с ним могло случиться несчастье?

Дементьев растерянно развел руками.

За обедом Сомов сказал:

– Мы тут проявили инициативу. Поинтересовались в местном узле связи, не послал ли Решетов предварительно телеграмму в ваши края? К сожалению, такой подарок он вам не сделал.

– Но он мог послать телеграмму и из Мурманска.

– Допустимый вариант, – согласился Сомов. – Попробуем навести справки.

Дементьев передал Колчину общую тетрадь с пестрым весенним пейзажем на обложке. Она принадлежала Решетову и была обнаружена в одном из ящиков его стола в заготовительной конторе. Записи были сделаны автоматической ручкой, заправленной голубыми чернилами.

«Виноград используют в свежем виде как десерт, а также для сушки, приготовления соков, компотов, маринадов, вин. Ягоды обладают диетическими и лечебными свойствами…»

Колчин перевернул страницу:

«Гранаты употребляют в свежем виде, из них получают сок, экстракт, сироп, освежающие напитки, соусы».

Далее шла подробная характеристика плодов: величина, форма, окраска, сроки созревания, деление на товарные сорта, оценки по ГОСТу союзных республик, в том числе Таджикистана, советы по транспортировке и хранению.

У Решетова был красивый, убористый почерк. Записывал он все подробно, в тексте ни одной ошибки, что характеризовало его как человека вдумчивого, грамотного.

А вот сведения о хурме:

«Среди субтропических плодовых растений в СССР сравнительно молодая, но перспективная культура, что обусловлено ее морозоустойчивостью, неприхотливостью и высоким урожаем. Созревает в октябре. Крупные плоды весят от 300 до 500 г. Хранят при температуре 0–1 °C и относительной влажности 85–90 процентов от двух до трех месяцев. При более высокой температуре срок хранения сокращается».

«Да, – подумал Колчин, – Решетов хорошо подготовился к своему разговору с директором».

Вечером Колчин отправил служебную депешу в Душанбе с фотографией Василия Кузьмича Решетова.

На следующий день майор познакомился с сослуживцами Решетова.

Один из них сказал: «Я тоже работаю заготовителем. Мы с Решетовым и живем в одном доме, и дружим семьями. Василий Кузьмич был веселым, компанейским, легко сходился с людьми. О предстоящей поездке в Среднюю Азию высказался загадочно: «И одна бутылка шампанского может перевернуть мир!» Никаких фамилий не называл».

Белокурая молодая толстушка – бухгалтер заготовительной конторы – также хорошо знала Решетова. Милейший был человек. Очень любил яблоки. Принесет, бывало, и скажет: «Это дилишес, а это – антоновка». Он все называл сортами яблок. И людей тоже. Ее, например, «розмарин белый», а кассиршу потребсоюза – «бельфиер желтый» – из-за схожего цвета лица.

Были у них в конторе с легкой руки Решетова «пепины» и «джонатаны», «кальвили» и «мекинтоши». А директора Дементьева он прозвал «ренат ландсбургский».

И вот снова Колчин встретился с вдовой Решетова. Она подтвердила, что раньше у мужа не появлялось желания отправиться в Таджикистан. А тут прилетел возбужденный, какой-то странный. Быстро оформил командировку и улетел.

В Москве он должен был встретиться с дочерью Леной, студенткой университета, но даже не позвонил ей в общежитие.

Решетова волновалась, что нет вестей от мужа, однако Дементьев пока не советовал обращаться в милицию и каждый раз что-то придумывал для успокоения.

Колчин попросил вдову подписаться под объяснением. Она достала из сумочки автоматическую ручку типа «Ленинград».

– У мужа была такая же ручка, – грустно сказала она.

Но ручку тоже не обнаружили на месте преступления.

Майор машинально перебирал бумаги и размышлял: кто же все-таки заманил Решетова в Среднюю Азию, кому он так опрометчиво доверился? Пока ответа на эти вопросы не было. Значит, необходимо с предельной точностью восстановить его последнюю поездку в Курскую область.