Текст книги "Тайна Орлиной сопки. Повести"

Автор книги: Минель Левин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 22 страниц)

Встреча на перроне

Сержант Рощин вошел в кабину, где ему предстояло провести несколько долгих часов, и закрыл глаза, чтобы зрение быстрее адаптировалось. Солнце с его слепящим сиянием и бесконечное песчаное море остались за дверью. Здесь же был совсем иной мир – ведь отсюда можно было видеть на многие сотни километров вокруг.

Рощин включил аппаратуру, и голубыми огоньками вспыхнули контрольные лампочки, заволновались стрелки многочисленных приборов. Прямо по центру яркозамерцал экран.

Наверху, под палящим солнцем, вращалась направленная антенна. Точно повторяя ее движения, здесь, в кабине, на небольшом экране бежала так называемая развертка, освещая то одну, то другую ее часть. За этой освещенной полоской и следил Рощин. Он знал наизусть все отметки дальности. Знал, например, что черные пятна обозначают горы. И что они далеко за границей.

Прошло довольно много времени, как вдруг на экране появилась крошечная светящаяся черточка. Сержант смахнул пот со лба и мгновенно засек черточку. Светящиеся стрелки часов, вмонтированных в кабину, зафиксировали точное время.

А развертка уже бежала по другой части экрана, и Рощин ждал, когда она вновь зажжет интересовавший его квадрат. Пунктир-светлячок продолжал двигаться с севера на юг со скоростью шестьсот километров в час. Сержант проследил за ним и, успокоенный, немедленно сообщил на командный пункт: «Идет заявочный из Москвы».

Дежурный оператор знает расписание полетов всех рейсовых самолетов, о них заявляют заранее. Умные приборы помогают определить направление полета, высоту, скорость.

Однако нужно обладать зорким взглядом и быть очень внимательным, чтобы видеть все изменения на экране. Сержант Рощин легко отличит самолет, скажем, от лебединой стаи. Он знает, когда начинается перелет, с какой скоростью и в каком направлении летят птицы.

Шло обычное дежурство…

С квартирой в районном центре было трудно, и Ефремова предоставила в распоряжение Горских лучший номер, с окнами в сад.

Новый капитан «Медузы» редко бывал дома. Елена видела его один-два раза в неделю. Знакомств она не заводила. Горский, увидев Елену в обществе директора гостиницы, как бы вскользь заметил, что у Ефремовых хорошая семья, это приятные люди, с ними интересно бывать вместе. Правда, жена не разделяла его мнение.

Единственным развлечением было встречать «Медузу». Ей нравилось наблюдать, как осторожно буксир причаливает к берегу, словно боится забрызгать встречающих. Любопытной казалась и церемония таможенного досмотра.

Старший лейтенант Мансуров обычно приходил на пирс минут за десять до прибытия судна и здоровался с сестрами. Постепенно Елене стало казаться, что это из-за нее офицер всегда сам встречает «Медузу».

Так было и на этот раз. Сестры подхватили Горского под руки.

– Пообедаете у нас, – безапелляционно заявила Людмила.

Горский не спорил. Он считал, что чем больше примелькается на заставе, тем лучше. Со многими из пограничников он был уже знаком. А младший сержант Бегалин к тому же оказался сыном его мурманского приятеля.

«Определенно, мне везет!» – думал Горский. Отец Бегалина хорошо знал капитана Павлова, которому Горский спас жизнь. Младший сержант Бегалин что-то слышал об этом, и Горский охотно рассказывал ему подробности, уверенный, что тот передаст их разговор своим товарищам.

Перед заставой Горского и сестер обогнал запыленный «газик». Людмила улыбнулась офицеру, сидевшему рядом с шофером, и ответила на немой вопрос Горского:

– Майор Серебренников – секретарь партийной комиссии отряда. Он у нас частый гость.

Часовой беспрепятственно пропустил Горского на заставу. Капитан «Медузы» узнал в нем ефрейтора Бородулю и обменялся с ним несколькими фразами.

Позднее майор Серебренников сделал замечание начальнику заставы:

– Почему часовой вступает в разговор с посторонним человеком и не проверяет документы?

– Так ведь это свояк моего заместителя, – стал было оправдываться Ярцев, про себя ругая Бородулю.

Кажется, хорошим солдатом стал, а нет-нет да и сорвется.

В тот же день Серебренников рассказал пограничникам случай из жизни Владимира Ильича Ленина. Это было в тысяча девятьсот восемнадцатом году. Ленин только что переехал из Петрограда в Москву. Комендант Кремля установил перед квартирой вождя пост, где обычно несли службу курсанты школы ВЦИК. Однажды на пост заступил молодой курсант, который не знал в лицо Ленина. И вот идет по коридору Владимир Ильич.

– Стойте! – приказал часовой.

Ленин остановился и поздоровался.

– Вы откуда идете? – строго спросил курсант.

– Из Совнаркома.

– Предъявите пропуск.

– Пожалуйста, – сказал Ленин, но оказалось, что постоянный пропуск он забыл дома.

Владимир Ильич пояснил:

– Вот моя квартира. Пропуск на столе, сейчас принесу его вам.

– Есть приказ коменданта никого без пропуска не пускать.

– Тогда, конечно, – согласился Ленин. Он направился в комендатуру, попросил выписать ему разовый пропуск и лишь затем прошел в свою квартиру.

Когда курсант сменился с поста, комендант сказал ему:

– А ведь это вы Председателя Совнаркома товарища Ленина не пустили домой.

Курсант побежал к Владимиру Ильичу извиняться.

Ленин внимательно выслушал его и сказал:

– Вам извиняться нечего. Приказ коменданта на территории Кремля – закон. Как же я, Председатель Совнаркома, мог этот приказ нарушить? Я был виноват, а вы правы…

Здесь Серебренников посмотрел на Бородулю.

– А вы постеснялись лишний раз проверить документы у капитана «Медузы».

Вечером майор подвез Горских в гостиницу. Капитан буксира признался, что скучает по морю. Но так уж сложились обстоятельства. Серебренников увидел на кителе Горского колодку – два ордена Красного Знамени и медали.

Горские сошли у гостиницы. Капитан «Медузы» взял жену под руку. На скамейке сидел Ефремов. Горский приветливо поздоровался.

– А знаете, – сказал он вдруг, – пойдемте-ка с нами есть шашлык.

Елена удивилась:

– Так ведь мы только что поужинали.

– Меня всего растрясло в дороге. А потом, может быть, к Хасанчику завезли пиво.

Хасанчиком все называли буфетчика в летнем ресторане.

Елена сослалась на усталость и отказалась. А Ефремов не успел и опомниться, как уже сидел с Горским за отдельным столиком. Расторопный Хасанчик быстро организовал пиво и закуску, принес и водку.

– Ваше здоровье! – сказал Горский, чокаясь с водителем. После второй стопки у того закружилась голова. А Горский все наливал и наливал.

Потом они возвращались домой, и Горский почти тащил Ефремова на себе. Тот плакал, рассказывая о своей трудной жизни.

За последнее время они сменили столько городов, что у Тома рябило в глазах. Они были в Самарканде и Бухаре, Чарджоу и Марах, Намангане и Фергане. Подолгу Буйвол не хотел задерживаться на одном месте, чтобы не привлекать излишнего внимания.

Апрель застал их на юге Киргизии, в Оше. Однажды Зуб отправился на базар, где было чем поживиться. Он хвастался своими успехами и даже радовался, что Тому не везет.

– Фортуна, так сказать, отвернулась?

– Отвернулась, – согласился Том. На самом деле ему просто надоело воровать. Он стал чаще ходить один. С интересом наблюдал, как в городе идет крупноблочное строительство, асфальтируют мостовые.

В каком-то колхозе его приняли за агитатора. Он пришел на полевой стан во время обеденного перерыва, и кто-то хлопнул его по плечу:

– Давай, паренек, читай газеты.

Потом Тома угостили таким жирным и вкусным пловом, какого он еще никогда не ел. Давно не было так хорошо, как в этом гостеприимном колхозе. Может быть, не возвращаться к Буйволу?

Но следующую ночь он снова провел с приятелями. А наутро поезд должен был помчать их в новые края.

…На ветреном и пыльном перроне Буйвол вдруг столкнулся с каким-то гражданином и поначалу оторопел. С первой платформы отправлялся поезд на Андижан. Гражданин вскочил на подножку вагона. Буйвол забыл про своих подопечных и бросился за ним. В тамбуре они принялись о чем-то спорить, но помешали Зуб и Том, тоже оказавшиеся в вагоне. Буйвол стал знакомить:

– Семен Петрович, мой старый приятель.

Мужчина улыбнулся, но глаза оставались холодными. Ему перевалило за шестьдесят, однако стариком нельзя было назвать. Видимо, он тщательно следил за своей внешностью: чисто выбритый, на пробор седые волосы.

В Ленинабаде Семен Петрович и Буйвол остановились в гостинице «Ходжент». Им предоставили отдельный номер, и здесь «старый приятель» дал волю своему гневу.

Буйвол лишь недобро усмехнулся:

– Бегаешь от меня, гад? Парик нацепил! – Он вытащил из кармана нож.

Семен Петрович повел рукой, и в подкладку его пиджака уперлось дуло пистолета. Пришлось Буйволу вновь признать в нем своего хозяина.

Том и Зуб устроились в многокоечном номере другой гостиницы, рядом с базаром. Каждый занялся своим делом – Зуб искал ротозеев, Том любовался городом и забрел на стадион.

В тот день трибуны городского стадиона ломились от зрителей. Местные футболисты выигрывали. Вначале Том следил за игрой, но потом переключился на болельщиков. Давно он не видел такого веселого зрелища. Люди кричали до хрипоты, били в ладоши, свистели.

Особенно старался тостячок, сидевший рядом с Томом. Он уже потерял голос и потому сипел, багровея от натуги. Клетчатая рубаха вся взмокла, пот ручьями стекал с лица.

После матча толстяк уцепился за Тома:

– Никуда я тебя не отпущу. В честь такого события будешь моим гостем.

Том подумал, что снова угостят пловом, и согласился. Новый знакомый открыл дверцу «Волги» и сел за руль. Машина неслась по шоссе мимо хлопковых полей. Том ловил разгоряченным лицом встречный ветер.

– Красиво у вас!

– А ты что, недавно в наших краях? А про Улугходжаева слыхал? Нет… Да ты, ака-джон, совсем отсталый человек. Улугходжаев – прославленный наш председатель. А я – бригадир в его хозяйстве.

Они въехали в распахнутые настежь ворота и остановились среди подступивших к машине фруктовых деревьев. Навстречу вышел сухопарый старик, протянул парню морщинистую руку. Толстяк что-то сказал на непонятном для гостя языке.

– Значит, только что приехал в Таджикистан? Ну что же, проходи, сынок, гостем будешь.

Том сидел на ковре, за длинным низким столом. И чего только тут не было! А рядом жарился шашлык, в огромном котле дозревал плов.

«А тут еще побогаче живут, чем в том колхозе, где я читал газеты», – решил он, испытывая непонятную радость.

Старик придвинул блюдо с мясными пирожками – самбусой.

– Однажды народный мудрец Мушфики пришел к соседу в гости. Хозяин спросил: «Что сварить для вас – плов или суп?» А Мушфики ответил: «Разве у вас только один котел?» – И старик рассмеялся: – Ешь, сынок, не бойся: у нас много котлов!

Уже за полночь бригадир повез Тома в город. Когда до Ленинабада оставалось километров десять, с хлопкового поля вышел на дорогу человек.

– Подвезем? – спросил, притормаживая, толстяк.

Том кивнул. Он все еще пребывал в каком-то блаженном полусне. «Волга» уставилась фарами в незнакомца, и вдруг Том вцепился в руку водителя:

– Пожалуйста, не останавливайся… Газуй, газуй!

Бригадир невольно поддался его настроению, и машина рванулась вперед.

– Что случилось?

– Это плохой человек!

– Почему плохой?

– Я знаю.

Возле сверкающего неоновыми огнями шелкокомбината Том распрощался со своим новым знакомым.

– Ты к нам приезжай, всегда будем рады, – сказал толстяк.

– Обязательно, – заверил Том.

«Что это делал Семен Петрович на хлопковом поле?» – думал он, с неохотой приближаясь к гостинице.

В ноль часов пятнадцать минут пеленгаторы засекли неизвестный передатчик. Он работал на прилегающем к городу участке колхоза, где председателем был Улугходжаев. Кусты хлопчатника оказались примятыми. Овчарка взяла след и вывела на шоссе. Здесь почти сразу след обрывался. Видимо, неизвестный сел в попутный грузовик – на обочине остались оттиски крупных шин.

К утру стало известно, что это – машина из строительного управления. Водитель охотно описал внешность своего случайного пассажира. Оперативно организованный поиск привел офицеров госбезопасности в гостиницу «Ходжент».

Харламов срочно вылетел в Ленинабад.

«Высокого роста, плотный, уже в летах… Возможно, он», – думал капитан. Правда, остальные приметы, указанные водителем, не сходились.

Тем не менее припомнился случай, когда в городской отдел КГБ пришла взволнованная женщина.

– Я – модистка.

– Прошу садиться, – предложил капитан Харламов.

Дело касалось Василия Васильевича. Узнав, что дамский мастер исчез, женщина решила, что причина кроется в телеграмме, которую получила на днях по его просьбе.

– Вы помните содержание телеграммы?

– Конечно. У него кто-то умер.

Телеграмма пришла из Ташкента. Подписи не было, и это сразу насторожило модистку.

– Он всегда был таким внимательным, – сказала она. – Как же я могла отказать ему в столь пустячной услуге?

В аэропорту капитана Харламова встретили таджикские чекисты.

– Наш подопечный сейчас в гостинице.

Харламов столкнулся с ним в вестибюле. Что-то знакомое показалось ему в этом чисто выбритом, седом человеке. Капитан посторонился, и мужчина независимо проследовал к выходу. Шея у него была толстая, с характерными складками.

«Василий Васильевич!» – узнал Харламов.

Горский с неприязнью думал о людях, которые его окружали. Ни одного надежного человека. А задание у него сложное: быть резидентом в пограничном районе. Но ведь один в поле не воин. Как быть?

Во время очередной стоянки в Реги-Равоне Горский заметил, что Ефремов чем-то сильно озабочен. Он подошел к нему и положил руку на раскаленный капот машины.

– Как дела, сосед? Что за печаль грызет душу?

Ефремов ответил не сразу:

– В тот вечер, когда мы с вами… шашлык ели… я перебрал малость…

– Со всяким бывает.

– Так-то оно так. Да я деньги потерял, все до копейки. Нес, понимаете, домой получку. А разве жене скажешь об этом? – стал жаловаться водитель. – Она у меня вон какая, сами знаете…

– А сколько было денег?

Ефремов назвал сумму.

– Ну это не проблема, – успокоил его Горский. – Ты вот что, погоди немного, а я обернусь мигом. – Он спустился по песчаному откосу к пирсу и поднялся на буксир. Вскоре так же быстро сбежал на берег, вручил Ефремову нужную сумму.

– Просто не знаю, как вас и благодарить! – расчувствовался тот.

– Ничего. А насчет того, что ты там спьяну наболтал, не тревожься: все останется между нами. – Небрежно дотронувшись до блестящего козырька капитанской фуражки, Горский зашагал в сторону заставы.

Ефремов испуганно глядел ему вслед, комкая в руках деньги.

Капитан «Медузы» был неприятно удивлен, когда часовой по заставе предложил ему подождать, а сам вызвал дежурного. В пограничнике с красной повязкой на рукаве Горский узнал младшего сержанта Бегалина.

– Здравствуй, земляк!

Но Бегалин спросил официальным тоном:

– Вы к старшему лейтенанту? Тогда я вас провожу.

Пулатов встретил Горского на крыльце.

– Что за порядки? Привели словно под конвоем. Этак к тебе в другой раз и идти не захочешь.

– Граница, ака-джон.

Возвращаясь в поселок, Горский подсел в машину худощавого капитана с эмблемой связиста на полевых погонах. У ворот к автомобилю подошел Бородуля, попросил передать письмо сержанту Рощину.

– А что сам не зайдешь? – спросил капитан Бунин.

«Уж не его ли хозяйство?» – подумал Горский, имея в виду локаторные установки. Эта служба всерьез интересовала иностранную разведку.

Капитан оказался неразговорчивым – в преферанс давно не играет, на чашку чая завернуть не может.

– Ну как-нибудь в другой раз, – закончил разговор Горский.

Щ урясь от яркого солнца, Горский стоял на капитанском мостике. Грузовики с двухъярусными кузовами, словно пожарные машины, слепили красными бортами. Грузчики в рваных халатах с натугой ворочали тяжелые ящики.

Из-за облака медленно оседавшей пыли поднимался глинобитный Фирюзевар. Едва различимым пятном вдали возвышались горы.

Рядом с «Медузой», невосприимчивый к волнению реки, стоял дебаркадер. Горский решил, что погрузку продолжат без него, и с саквояжем поднялся на эту плавучую пристань. Вахтенный, бойкий парнишка лет девятнадцати, бегал по палубе в одних трусах. Он обрадовался гостю и, предложив принять душ, провел его на корму, распахнул дверь небольшой дощатой будки, над которой возвышался железный бак. Горский скрылся за дверью.

– A-а, хорошо! – услышал вскоре вахтенный его довольное пофыркивание.

Но Горский вовсе не стоял под душем. Вода стекала на палубу, а он достал портативный передатчик и, быстро настроившись на определенную волну, передал в эфир несколько условных сигналов. Потом не спеша вернулся на «Медузу» и стал внимательно наблюдать за погрузкой.

Между тем на советском берегу засекли неизвестный передатчик. Пеленгаторы точно указали направление: Фирюзевар. Начальник заставы майор Ярцев получил приказ: усилить наблюдение за чужим берегом.

Погода стояла переменчивая, непривычная в эту пору для Средней Азии. По небу зловещими тенями ползли тучи, сворачивались в кольца, набухали и, приобретя объемность, вдруг прорывались сильными ливнями.

Горский стоял на мостике, зябко поеживаясь. Бледное, исполосованное дождем утро осторожно приподнимало ночную завесу. Спустившись к себе в каюту, он некоторое время постоял у иллюминатора. Потом запер дверь, скинул реглан и включил радиоприемник. Сейчас из разведцентра должна была начаться передача для него.

Бородуля заступил на службу в четыре часа утра. Плащ, намокший, едва вышли на границу, с каждой минутой становился тяжелей.

Кони ступали осторожно. Бородуля завел их под укрытие, а сам с напарником выбрал место для наблюдения и залег в камышах, подальше от реки, чтобы лучше слышать.

Прежний Бородуля, конечно бы, возмутился, зачем высылать наряды в такую непогодь? Но сегодняшний знал, что высылать обязательно нужно, и старался не пропустить ни малейшего шороха.

Перед рассветом он услышал гудки и бой склянок. Вверх по течению шел буксирный пароход. Ефрейтор увидел его, уже стоя на вышке, где встречал утро.

Дождь стал тише. Бородуля подождал, когда «Медуза» поравняется с вышкой, и потянулся к телефонной трубке – сообщить на заставу о прохождении буксира.

Но трубка замерла у него в руке.

– Ты что-нибудь слышишь? – спросил он у своего напарника и, не дожидаясь ответа, стал поспешно докладывать:

– Товарищ дежурный, самолет!..

В ту ночь на боевое дежурство заступил сержант Рощин. Он сел в кресло, привычным движением включил питание. Засветились голубые глазки осциллографов, побежала по экрану развертка. Бледными пятнами проступили тучи. Рощин без труда определил, что дождевой фронт проходит полосой в сорок-пятьдесят километров и постепенно перемещается на запад.

Тучи не мешали вести наблюдение. Сержант видел даже, как медленно тащился поезд. Всегда в это время он отправлялся в путь и теперь долго не сойдет с экрана.

Погода была явно нелетная. Рейсовые самолеты, вероятно, отменят. Но там, за тучами, небо было чистое. Он видел это небо – глубокое, спокойное, словно доверившееся ему.

Под утро Рощин вдруг различил светящуюся черточку. Она появилась на экране неожиданно. Где-то над сопредельной с нашей границей территорией пролетал самолет. А развертка уже освещала другую часть экрана: там все было спокойно.

Но вот снова взволновавший Рощина светлячок. Теперь он выше, чем был минуту назад, и на несколько делений ближе к советской границе. Сержант быстро высчитал скорость и тотчас доложил о появлении неизвестного самолета на командный пункт.

– Продолжайте наблюдать! – приказал капитан Бунин, связываясь с контрольной станцией. Там тоже обнаружили самолет. Это был воздушный аппарат с большим размахом крыльев, очень скоростной.

Самолет покружил над советской территорией, особенно не удаляясь от границы, и через тринадцать минут вернулся за кордон.

Горский пил горячий чай с лимоном, помешивая его ложечкой. Напротив сидел Пулатов. Перед ним тоже стоял стакан с чаем, но старший лейтенант к нему не притрагивался.

Людмилу отвезли в родильный дом, и без нее в квартире было пусто.

Горский смотрел в окно. Тучи рассеивались. Ветер рвал их, и они, обессиленные и посеребренные солнцем, очищали небо.

На заставе все казалось спокойным. Между тем из недавнего радиосеанса с шефом Горский знал, что на рассвете границу должен был нарушить самолет-разведчик, пересечь ее на очень большой высоте. Горскому поручили узнать реакцию на этот полет. «Ищут коридор, где самолет не засекут», – догадался он.

Вот где пригодилось бы знакомство с капитаном Буниным. Ну что ж, придется пока обойтись без него…

Пулатов уставился в свой стакан с чаем и не обращал внимания на Горского. Капитан «Медузы» понимал, что мысленно его свояк сейчас в районном центре, с Людмилой. Однако, если удалось засечь самолет, Пулатов должен был знать.

– Капитан Бунин сегодня не появится здесь? – не найдя ничего другого, спросил Горский. – Предложил бы ему пульку расписать.

– Да ему сейчас не до пульки…

В канцелярии заставы Пулатов сказал Ярцеву:

– А своячок-то мой, оказывается, заядлый преферансист.

В это время раздался телефонный звонок. Начальник заставы внимательно выслушал чье-то сообщение.

– Послушай, да у тебя сын родился! Поздравляю от всего сердца!.. Ну что ты словно к полу прилип?.. Садись-ка в машину – и прямо в роддом!

«Медуза» обогнула дебаркадер и застопорила машины. Горский поручил штурману следить за погрузкой, а сам спустился на берег. Не спеша подошел к сложенным в штабеля ящикам, которые скоро должны были исчезнуть в трюмах его барж, и, словно проверяя их, завернул в проем между вторым и третьим рядами.

Никто не видел, как он достал портативный передатчик и настроился на нужную волну. Вскоре в разведцентре уже знали, что самолет обнаружен.

Опять пеленгаторы засекли неизвестную станцию, работавшую в течение полутора минут в Фирюзеваре.

После долгих раздумий полковник Заозерный отметил, что время ее выхода в эфир опять совпало с пребыванием «Медузы» в чужом порту.

«Странно, – промелькнула у него мысль, – при старом капитане таких фокусов не было».

Однако вскоре ему пришлось изменить свое мнение. «Медуза» шла вниз по течению, а неизвестный передатчик в Фирюзеваре приступил к очередному сеансу.

Спрятанный Горским, он сработал автоматически.