Текст книги "Тайна Орлиной сопки. Повести"

Автор книги: Минель Левин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 22 страниц)

8

Пауза затянулась, а Голубев все молчал.

За это время Музаффар-заде успел вспомнить недавний разговор с матерью. Слышимость была плохая, в телефонную трубку врывались какие-то помехи. Но одну фразу он все-таки уловил: «Может, орлу подрезали крылья?»

Он давно собирался к ней, в Рушан, да никак не удавалось выполнить обещание. Вероятно, это имела в виду старушка.

Родной дом стоял на высокой горе, окруженный густым абрикосовым садом. Днем здесь пряталось солнце, а ночью перевитые ветви деревьев, словно неводом, черпали звезды.

Музаффар-заде пытливо взглянул на сидевшего перед ним человека. Вот кто, похоже, всю жизнь бредет с перебитыми крыльями.

– А несколько дней назад я случайно обнаружил в книге записку, – наконец произнес Голубев. – «Сказка! – было написано в ней. – Поздравляю тебя

с наступающим праздником. Желаю всего наилучшего. Что-то в последнее время ты перестала мне отвечать. Или что-нибудь у тебя стряслось? Если ничего, то я буду рад. Черкани. Беспокоюсь. Юра».

«Сказка…» Это я могу называть ее сказкой. Могу называть какими угодно ласковыми именами, но никто другой не имеет права. Никто, кроме меня.

«Поздравляю тебя…» Почему тебя, а не вас? Почему поздравляю? Почему она должна отвечать? И ведь отвечала!

Не знаю, с каким праздником поздравляли Веру. В записке ни даты, ни адреса.

Тогда я просто лишился рассудка и написал такое письмо: «Верочка, и до чего же я, оказывается, ошибся в тебе…» Я просто не знал, что делать.

А может быть, эта записка и не ей. У меня мелькнула об этом мысль, но уже потом, когда отправил письмо.

Эта записка… Такой неуютной показалась мне наша квартира, все, что напоминало о Вере. Весь день ходил как больной и не мог заснуть. Наутро снова принялся уговаривать себя, что записка адресована не Вере. Ничего из этого не вышло. Тогда стал иначе осмысливать все, что в ней написано. Ну и что, если «сказка»? Это мог написать приятель, один из тех, с кем она работает вместе.

Тут я вспомнил, что начальника геологической партии зовут Юрием Петровичем. Отлично его знаю: у него жена, дочь. Как это я сразу не догадался? Неужели он?!

Сразу вспомнилось, что этот май она проводила дома, не была в горах. С апреля работала над диссертацией, целыми днями просиживала в библиотеке. Она еще не защитилась, дописывала какие-то главы. Значит, эта записка ей. У них была переписка. Тайная, которую от меня скрывали.

И тогда я не выдержал: бросил все и помчался в горы. Мне было необходимо все выяснить до конца.

Теперь напротив Бабаева сидел Кадыров. Он положил руки на колени и словно замер.

– Фамилия, имя?

– К-кадыров. С-сахиб. – Он слегка заикался, если начинал волноваться. Одна бровь у Кадырова поднялась, обнажила багровый рубец.

Был судим, приговорен к трем годам лишения свободы за хулиганство. Наказание отбыл. С прошлого года работает подсобным рабочим в геологической партии.

– Вчера вечером вы были в ресторане. С кем сидели, по случаю чего?

– Я, Султанов и Митька Тля… Едем мы, а тут человек голосует на дороге. Остановились, он – в кузов. Вот-те и раз: Митька! Много лет не виделись.

– Как его фамилия? Где познакомились?

– Не знаю. Тля и Тля. Вместе отбывали наказание.

– Где он теперь живет? И что делал в горах?

– Не знаю. Спрашивал, как я живу. Х-хорошо, отвечаю. Вот сегодня получили зарплату. А он г-говорит: тогда угощай.

– В каких отношениях вы были с геологом Сениным? – Этот вопрос явно озадачил собеседника капитана.

– В х-хороших.

– А с Верой Васильевной Голубевой?

Кадыров окончательно растерялся.

– Они оба убиты. Теперь вы понимаете, почему нас интересует Митька Тля?

В глазах Кадырова застыл страх.

– Но я п-правда больше ничего о нем не знаю.

9

Вернувшись в управление, майор Леднев убедился, что помощники зря времени не теряли. Прежде всего он познакомился с результатами дактилоскопической экспертизы. На бутылке, которой был убит Сенин, следы не сохранились. А вот на раскладушках были обнаружены отпечатки пальцев, принадлежавших разным людям, в том числе рецидивисту Рослякову Дмитрию Ивановичу. После отбытия наказания в декабре прошлого года он выехал в Андижан.

Судебно-медицинская экспертиза определила, что у Сенина была кровь первой группы. Между тем на бутылке, которую приобщили к делу, оказались и несколько капель крови второй группы. Возможно, убийца поранил руку?

Майор связался с ГАИ:

– Меня интересуют все машины, которые вчера после девятнадцати часов проезжали через Орлиную.

– Разрешите, Петр Ильич? – В дверях появился лейтенант Ходжаев. – Вот фотографии Рослякова. Мы их уже размножили, направляем по списку.

Позвонил Бабаев, доложил о том, что стало ему известно.

– Вы мне этого Тлю найдите! – потребовал Леднев. – И еще вот что: выпишите на завтра, часам к десяти утра, повестки Султанову и Кадырову. Я с ними тоже хочу поговорить.

Леднев набрал номер телефона следователя прокуратуры.

– Приезжайте ко мне, – сказал Музаффар-заде, внимательно выслушав его. – Вместе подумаем. А здесь, кстати, Голубев. И еще, Петр Ильич. Мне очень нужна ваша машина.

В ресторане «Фарогат» преобладали синие тона. Васильковые скатерти на массивных столах, бирюзовая раздвижная стена, отделяющая зал от бара, небесная фресковая живопись на потолке. Тяжелые темно-синие шторы загораживали дневной свет. Ваганова это раздражало.

Он никак не мог понять, почему согласился пойти в ресторан с этим совершенно не знакомым ему человеком.

– Откуда вам так хорошо известны мои семейные обстоятельства? – наконец не вытерпел он.

– А может, я – судебный исполнитель, на алиментах специализируюсь?

Ваганов решил промолчать.

– Мы связаны одним тугим узлом, – доверительно сообщил после очередной рюмки Мавричев.

– Значит, вы сейчас с Надеждой? – До Ваганова с трудом доходил смысл его слов.

– Может быть.

– И это с вашего согласия она забрала Людмилу?

– Вот тут вы не угадали. Дело в том, что вы будто джинна выпустили из бутылки. Надежда считает: раз присудили алименты, значит, есть и у нее права на ребенка.

– Очень сомнительные.

– А по-моему, теперь все зависит от нее.

– Вы плохо знаете закон.

– Ну это не вам судить, что я знаю. – Мавричев снова налил себе. – Вы лучше спросите, почему я не сбросил вас с лестницы.

– Ну и почему?

– Интереса не было. А вот кошка у меня действительно с лестницы загремела. Известная вам женщина визг подняла. Да что ты, говорю, Валентина, разве от одной кошки человечество обеднеет?

Официантка принесла счет.

– Рассчитывайтесь, – пьяно усмехнулся Мавричев. – Ведь теперь у вас будет неплохой дополнительный заработок от алиментов…

После этого разговора Ваганов и пришел в прокуратуру.

Голубев с отрешенным видом сидел на стуле.

– Пусть его отвезут домой, – распорядился Музаффар-заде, как только Леднев появился в его кабинете.

Дежурный пошел проводить Голубева.

– Конечно, письмо написал он. – Следователь включил магнитофонную запись:

«…В воскресенье я был за Машхуром, – скрипучим, надорванным голосом исповедовался Голубев. – Меня встретил Юрий Петрович Ергин: «А Верочка недавно уехала». Я подумал: почему Верочка? Но Юрий Петрович так сердечно меня принял, что все сомнения рассеялись. «А Верочка уехала, – повторил он. – С Сениным». Меня словно обожгло: ведь и Сенин – Юрий! Так, может быть, это его записку я тогда обнаружил? Опять стало тревожно на душе. Я спросил, едва сдерживаясь, куда они поехали. Оказывается, на Орлиную…

Мне очень нужно было повидать Веру. Солнце уже заходило, когда я спустился на большую дорогу. Вспомнил, что с утра ничего не ел. Разыскал закусочную. Я очень редко пью, а тут выпил. Ничего не мог с собою поделать. Не дождавшись попутной машины, отправился пешком к Орлиной. Шел и шел, все ускоряя шаг, и никак не мог успокоиться. А мысли, одна другой обидней, распаляли меня. Потом споткнулся и упал.

Лежал и не хотел вставать. И опять думал, что все для меня на этом свете уже потеряно.

Не знаю, где и ночевал, – в каком-то стогу сена. Наступило утро, меня ждали в институте. И тут вдруг машина. Я так и не добрался до Орлиной, не объяснился с Верой. И вот у вас это письмо. Но мы бы разобрались сами. Или здесь какое-то недоразумение?..»

– Ну что вы скажете по этому поводу? – спросил Музаффар-заде, выключив магнитофон.

– Его заявление о машине мы тоже постараемся проверить, – сказал Леднев.

Следователь прокуратуры смотрел в окно. Огромный медный шар солнца уплывал за черные зубчатые горы. Где-то там, в тесных ущельях, уже начиналась ночь. Скоро и здесь, над городом, сгустится мгла, вспыхнут яркими жемчужинами холодные, лучисто мерцающие звезды.

– Ладно, Петр Ильич, утро вечера мудренее, – заключил Музаффар-заде.

10

Участковый инспектор Джураев протянул Ледневу фотографию Рослякова:

– Я знаю его как Андрея Валейского. Впервые встретил этого человека около месяца назад. Он прибыл из Караганды и остановился у гражданки Зябликовой, которая работает продавщицей.

Информация была лаконичной – Джураев берег время. Но Леднев хотел знать о Зябликовой подробнее.

Он не сомневался, что старший лейтенант может рассказать о ней гораздо больше. И не ошибся.

Валентина Зябликова влюблялась с первого взгляда и всякий раз верила, что наконец-то встретила настоящего человека. Так она познакомилась и с Валейским, горным мастером, как он представился ей.

Участковый тоже познакомился с ним.

– Вы как, здесь пропишетесь или Валентину заберете с собой?

– Разберемся, – ответил Валейский. – Я ведь специалист узкого профиля.

Это было позавчера. А затем он ушел и не вернулся…

В Караганду пошел запрос об Андрее Валейском, а дом Зябликовой был взят под наблюдение.

Ровно в десять часов утра раздался телефонный звонок:

– Товарищ майор, к вам гражданин Султанов.

Спустя некоторое время в коридоре раздались шаги.

– Жжет руки, – признался шофер, кивая на повестку. – Я как вчера ее получил, так и места себе не нахожу.

– Давайте еще раз вспомним, что было в тот вечер, – предложил Леднев.

Султанов понимающе кивнул.

– Кадыров еще на Орлиной заявил: хочу угостить своего приятеля, тот, мол, здорово помог нам, когда разгружали машину. Вот я и согласился.

– Кстати, его фамилия Росляков. Отбывал, наказание вместе с Кадыровым.

– Я это знаю. А вел он себя спокойно. Рассказал, что с прошлым покончил. Теперь горный мастер, денег тьма. Кадыров и говорит: «Мы тоже гребем червонцы лопатами». Это он, конечно, загнул, хотя заработки у нас тоже хорошие.

– Что было дальше?

– Митька все Верой Васильевной интересовался. Понравилась, должно быть. Все расспрашивал: а кто с ней остался? У нее с Сениным, что, служебный роман?.. Потом была неприятность. Сидел за соседним столиком один гражданин. Официантка его обхаживала…

– Расскажите-ка это подробнее.

– Так ведь с Сенина все и началось. Мы с Кадыровым стали вспоминать, как однажды геолог попал в снежный завал, пальцы отморозил, удалили два на левой ноге без наркоза. В другой раз сорвался с обрыва, чудом остался в живых. Вернулся в партию, шутит:

«Нырнул я с Аничкова моста в Фонтанку». Он ведь вырос в Ленинграде. Здесь, в горах, у него были свои Невские ворота, Ростральная колонна. Или вдруг скажет: «Едем к скульптурной группе Ши-Цзы». Мы уже знали, что он имеет в виду. Тут наш сосед и вмешался: «Ну и эрудит ваш Сенин». Митька сразу полез выяснять отношения. Сосед тоже, видать, пропустил немало. В общем, сцепились они крепко. Сосед все кричал: «Ты Мавричева еще не знаешь!» Потом, кажется, официантка его и увела.

Музаффар-заде вынул из вазы пожелтевший букет, смахнул со стола засохшие лепестки.

Вазу ему подарили в школьной библиотеке. Пригласили однажды на конференцию по правовым вопросам. Кого-то заинтересовало, на чем строится работа следователя. На интуиции, логике, психологии, ответил он тогда.

– А вы можете определить, что я за человек? – вдруг бросил вызов долговязый подросток.

– Давайте попробуем. Вот вы любите животных? – осведомился Музаффар-заде.

– По-моему, это необязательно.

– Уступаете в троллейбусе место женщине?

– Смотря по обстоятельствам.

– Как относитесь к ветеранам войны?

– Не люблю пропускать их без очереди.

– Назовите своих друзей.

– А это зачем?

– Человек подобен руде. Он формируется и деформируется при определенной температуре.

– Вы так считаете?

– Да не я, а Горький. Короче говоря, – подытожил следователь, – вы еще только формируетесь, юноша, и, как мне кажется, не совсем в правильном направлении.

Потом был разговор с директором школы:

– А ведь этот парень – циник. Что у него за семья?

– Очень смутно представляю, – признался директор. – Дети растут. Мы в школе учим их всяким наукам основательно, а вырабатываем ли моральную основу?

– Психологи утверждают, – сказал Музаффар-заде, – что нравственная инфантильность в конечном счете приводит к разложению личности.

Вечером его старшая дочь призналась:

– Всем очень понравилась твоя лекция. – Она проходила педагогическую практику в этой школе.

– Поставили галочку? – недовольно спросил Музаффар-заде.

– Да что ты!

– Хорошо, если не так…

Следователь подошел к окну. Черные тени исполосовали стены домов. Прозрачные облака, подсвеченные малиновыми лучами солнца, медленно передвигались по небу.

«Конечно, – думал Музаффар-заде, – работа следователя требует логического мышления. Но хорошо, когда она основана на фактах».

В деле, которое он сейчас расследовал, с фактами пока еще было туговато.

11

Из Андижана пришел ответ: Росляков Дмитрий Иванович в городе не прописан. Тогда майор Леднев запросил адресно-справочное бюро, где имелась картотека с незаменимым источником информации – листками прописки. Вскоре он уже знал, что в Душанбе и районах республиканского подчинения проживает столько-то Росляковых, в том числе пять Дмитриев Ивановичей. К Ледневу стали стекаться сведения об этих людях. Того, кто его интересовал, среди них тоже не было.

Позвонил капитан Бабаев. Ему удалось установить, что Митька Тля добрался рейсовым автобусом до Нурека. Там его след терялся.

Леднев взглянул на часы:

– Кадырову вручили повестку? Что-то он задерживается.

Женщина требовала немедленного свидания:

– Я по делу убийства.

Леднев узнал голос. Там, в горах, когда его недружелюбно провожали геологи, этот голос поддержал его.

Женщина была возбуждена, не знала, с чего начать. Но в конце концов разговорилась и сообщила некоторые интересные сведения о Сенине:

– Он любил одну женщину. Каждый день писал ей в Ленинград. Как-то двадцать дней никто из партии никуда не ездил, за это время у него накопилось двадцать писем. Столько времени жить в разлуке – и так любить! Но Юрий Васильевич ни разу не пожаловался на судьбу. Я всегда удивлялась: какой он сильный!

Верочка тоже любила своего мужа, – дополнила она свой рассказ о Голубевой. – А тот ревновал – и не без основания. Но Сенин тут ни при чем. Ергин, вот кто проходу ей не давал. И знаете, в ту ночь его на месте не было.

Ергин?! Это было что-то новое. Майор вспомнил, как нервничал начальник геологической партии во время их прошлой беседы. Но ведь его можно было понять: убиты люди, которых он близко знал и которые находились под его началом.

– Вы считаете, что Ергин способен на такое чудовищное преступление?

– Ах, – призналась она с досадой, – я теперь всех готова подозревать.

Больше сказать ей было нечего, и женщина ушла.

«Конечно, факт настораживающий: почему Ергин сказал, что ночевал в палатке? Где он был на самом деле? И вообще, что он за человек? – размышлял Леднев, узнав к тому же, что у Ергина вторая группа крови. – Надо бы переговорить с парторгом Гулямовьм».

В этот момент поступило сообщение, что Кадыров исчез.

12

Когда объявили посадку, пестрая толпа с узлами и чемоданами ринулась к вагонам. Кадыров затерялся среди людей и вынырнул где-то в конце состава. Проводница бегло взглянула на билет, поставила галочку в блокноте.

Поднялся он в тамбур с твердым желанием не оборачиваться. Но какая-то сила заставила повернуть голову. На перроне была толчея. Людей было много, и все, казалось, смотрели на него. Даже почудилось, будто протягивают руки. С трудом оторвавшись от этих настороженных глаз и тянущихся рук, готовых вцепиться в него, Кадыров наконец очутился в вагоне. Сел в купе подальше от окна, сжимая коленями небольшой чемодан. Хотелось одного – скорей бы тронулся поезд.

– Товарищ! – Он вскочил, готовый бежать. – Куда же вы? – удивилась молодая женщина с курносым мальчиком лет трех.

– Я п-покурю.

– Может, поменяетесь полочками?..

Кадыров заставил себя прислушаться к тому, что говорила женщина.

– Ах, п-полочками. Ну да, конечно.

Еще целых пятнадцать минут до отхода поезда!

Он забросил свой чемоданчик на верхнюю полку, вышел в проход. Но тут нахлынула новая волна страха. Резко обернулся – прямо на него шел милиционер. Кадыров начал пятиться, ощущая противную слабость во всем теле.

Неожиданно милиционер остановился. Кадыров затаил дыхание. Только сейчас он заметил в руках старшины чемодан и понял, что тот тоже куда-то едет, а до него ему нет никакого дела.

Вскинул руку с часами. Еще тринадцать минут! Неужели прошло всего две минуты с тех пор, как уступил свое место женщине с ребенком? Зря поторопился войти в вагон, а ведь думал, что здесь-то он будет чувствовать себя в безопасности.

Кадыров не поверил, когда перрон вдруг качнулся и колеса затянули свою извечную песню. В окне уже мелькали стальные переплеты моста через Душанбинку, а ему все мерещилось, что вот-вот остановят поезд.

Проводница раздала постельное белье. Кадыров сразу полез наверх, лег, отвернувшись к стенке.

Мальчик внизу не хотел спать, но лег – и сразу уснул. Вскоре уже спал весь вагон.

Не мог уснуть лишь один человек. Он лежал, укрывшись с головой, но страх забрался под простыню, гнал сон. Промучился всю ночь и, лишь когда пассажиры стали пробуждаться, ненадолго забылся.

Все уже пили чай. Курносый мальчик разочарованно спрашивал у матери:

– Почему дядя спит?

На другой нижней полке суетилась старушка. Свесив длинные босые ноги, сверху к ней тянулся подросток. «Внучок», – объяснила она. Видно, мальчишке лень было спускаться, и старушка протягивала ему завтрак.

А Кадыров все лежал, мучительно думая, что в конце концов и ему придется вставать. Страшно хотелось курить. Когда он пересилил себя и скинул простыню, в купе заглянул старшина милиции.

– Корд доред?[16]16
  Нож есть? (тадж.)


[Закрыть] – Кадыров покрылся холодным потом. – Корд доред? – громче повторил старшина.

Кадыров молчал, а пальцы судорожно сжимали простыню.

– Я спрашиваю нож, – с легким акцентом попросил милиционер.

– Вот, пожалуйста, – сказала женщина с ребенком.

Через несколько минут Кадыров взял полотенце и направился в сторону туалета. Поезд только что тронулся с разъезда. По перрону гулял ветер, небо обложило тучами.

Весь следующий перегон Кадыров простоял в тамбуре и курил. Проводница предложила пройти в вагон – приближался туннель. Он вернулся в купе, и в это время вспыхнул свет. За окном стало темно.

Курносый мальчик захлопал в ладошки:

– Это вы сделали?

Молодая мамаша усадила Кадырова к столику.

– Вот, пожалуйста, курица, пирожки.

Ему не хотелось есть. Кто-то из соседнего купе предложил сыграть в шахматы, Кадыров отказался.

В Карши поезд прибыл с опозданием. Стоянку могли сократить, но Кадыров все-таки вышел на перрон.

– Отправление, гражданин!

Опять этот милиционер…

Кадыров не обернулся. Обжигая пальцы, затушил сигарету. Если сейчас побежать… Нет, этого делать нельзя. Опустив голову, зашагал к вагону.

Поезд набирал скорость, а страх все не отпускал.

Старшина вертелся рядом:

– Кучо меравед – куда едете?

– В Т-ташкент, – едва раздвинул губы. – К родным. – Брови у Кадырова поползли вверх, обнажили багровый рубец.

В Бухаре поезд стоял долго, купе опустело. Внучок позвал курносого мальчика пройтись по перрону. Молодая женщина, накинув пуховый платок, прильнула к окну и напряженно следила за ними.

И опять поезд мчался в мглистую даль. Но Кадырова среди пассажиров уже не было.

13

Женщина с мольбой смотрела на участкового инспектора. В ее широко раскрытых глазах появились слезы.

– Сейчас мы все выясним, – сказал Джураев. Совсем недавно он докладывал о ней майору Ледневу.

У Зябликовой был выходной день, и, отправившись в город, она не смогла пройти мимо комиссионного магазина. Здесь вдруг и обнаружила свои новые туфли.

– Смотрите, товарищ милиционер. Я не могу ошибиться, шила на заказ.

– Определенно это не ваши туфли, гражданочка, – убеждал продавец. – А еще старшего лейтенанта отвлекаете, без нужды привели сюда.

Но Зябликова была уверена, что права, не могла только понять, каким образом ее туфли оказались в комиссионке.

– Вы их только не продавайте, – волновалась Зябликова. – Я возьму такси и мигом.

Продавец не успел ответить, как Зябликова помчалась к выходу, энергично расталкивая покупателей.

– Кто принес сюда эти туфли? – спросил участковый.

Продавец пригласил его в кабинет директора.

– Пожалуйста, садитесь. – Директор смущенно крутил пуговицу на своем костюме. Три дня назад какой-то молодой человек предложил его жене эти туфли. А пришла домой, стала мерить – жмут. Вот он и сдал их на комиссию.

Дверь открылась, и в кабинете появилась молодящаяся брюнетка.

– Ах, это ты! – безвольно произнес директор магазина.

Увидев офицера милиции, брюнетка в нерешительности остановилась. В это время вернулась Зябликова.

– Мои туфли!

Жена директора недовольно свела брови:

– Что значит – ваши?

– А то, что они мои!

– Гражданки, спокойно! – решительно вмешался Джураев. – Сейчас разберемся.

Зябликова уже готова была разрыдаться.

– И шубки меховой нет. И платьев.

– Я не знаю, куда вы их дели! – перешла в наступление брюнетка.

– Жанночка! – пытался утихомирить жену директор.

– Расскажите, при каких обстоятельствах вы приобрели эти туфли? – обратился Джураев к брюнетке.

Женщина стала неохотно рассказывать. Была в ЦУМе, к ней подошел молодой человек, предложил купить.

– Опишите его.

– Среднего роста, – проговорила она с достоинством. – Шатен. – И немного погодя добавила: – В желтой рубашке…

На стуле в углу тихо заплакала Зябликова. Теперь она знала, кто продал ее туфли.

– Надежда, тебя к телефону! – позвал директор ресторана «Сечинор».

Она услышала тусклый голос Мавричева. Последняя встреча с ним оставила в ее душе мучительный осадок.

Мавричев считался приятелем бывшего мужа и, разумеется, все о ней знал. Когда Надежда объявила Сабурову, что снова ожидает ребенка, тот заявил, что «нагулянная девочка» теперь будет мешать. Пытаясь сохранить семью, Надежда была вынуждена отвезти дочку к Ваганову. Но второй ребенок родился мертвым, и жизнь с Сабуровым окончательно расстроилась.

Мавричев принял живое участие в делах Надежды. Запутавшаяся, одинокая женщина потянулась к нему. Однако Мавричев не собирался на ней жениться, и Надежда скоро поняла это. Все чаще думала она о девочке.

Узнав, что в Душанбе вновь появился Ваганов, Сабурова поспешила увидеть дочку. Дальнейшие события развертывались стремительно. Теперь мать не хотела дальнейшей разлуки с Людочкой, а со своим возлюбленным решила порвать.

– Я снова видел Ваганова, – глухо сообщил Мавричев. – Он все по судам шляется, и девочку у тебя отберут. Так что жди милиционеров.

– Да я их на порог не пущу!

– Вот и правильно! – Мавричев резко оборвал разговор.

Леднев ознакомил следователя с ответом из Караганды. Андрей Андреевич Валейский действительно был горным мастером, характеризовался положительно. Месяц назад он заявил об утере паспорта.

– Все это довольно странно, – внимательно выслушав майора, заметил Музаффар-заде. – Полистайте-ка дело о прошлых кражах Рослякова. А потом обменяемся мнениями.