Текст книги "Тайна Орлиной сопки. Повести"

Автор книги: Минель Левин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 22 страниц)

Крупный выигрыш

…Стос полюбил картежную игру. Он знал, как в конечном счете выиграть, даже если поразительно не везло.

От Шер-хана это не скрылось:

– Ты – парень фартовый.

Вскоре они стали играть на пару.

– У всех одна цель – как прожить полегче да побогаче, – учил Шер-хан.

С Фатером Стос еще работал вместе. Но Фатер уже примелькался, становилось опасно ходить с ним на дело. Чувствуя настроение Стоса, старик все чаще напоминал ему, что вор с вором должен быть до конца честным.

– Хорошо, хорошо, – недовольно отвечал Стос.

В конце концов он обратился за советом к Шер-хану. Тот обещал помочь и в тот же вечер подсказал, что надо делать.

На следующий день в автобусе Стос вырезал у кого-то карман, передал Фатеру туго набитый бумажник.

При подсчете денег, которые оказались в бумажнике, Стос вдруг придрался к Фатеру.

– Ты уже взял несколько червонцев!

– Да что ты! – обомлел старик.

Обратились к Шер-хану.

– Решит сходка! – хмуро ответил главарь.

Впервые предстояло Стосу выступать на ней в качестве подконфликтного вора.

Собрались опять за кладбищем. Фатер и Стос беспрекословно отдали свои ножи.

– Что еще есть?

– Вот! – сказал Фатер, с готовностью протягивая Шер-хану шило. Он боялся и не мог этого скрыть.

– Объясни суть спора, – обратился Шер-хан к Стосу.

Семен стал подробно рассказывать, как они работали в паре с Фатером. Но в последнее время он стал замечать, что Фатер его обманывает. А вчера произошел такой вот случай.

Фатер стал клясться всеми святыми, что не слукавил, ни одного рубля не взял.

Неизвестно, чем бы все это кончилось, но Шер-хан вдруг сказал:

– Я был в автобусе и своими глазами все видел. «Лопатник» был толще.

Фатер затрясся. Судьба его была предрешена.

– Вор, словчивший перед вором, есть наипервейший подлец, – презрительно бросил Шер-хан. – А подлецов надо ликвидировать.

Он бросил нож Стосу.

– Кончай!

Фатер страшно закричал. Но Стос уже шел на него…

Майор Тагаев беседовал с кинологом Зориным. Речь шла об одорологии – возможностях использовния собак для определения преступников по законсервированному запаху.

– Не помешаю? – спросил вошедший старшина Набиев.

Зорин стал приводить примеры из своей практики. Разумеется, главным героем во всех историях был его Пират.

– Между прочим, – заметил Набиев, когда красноречие Зорина иссякло, – я тоже хочу завести щенка.

– Это не проблема, – заверил кинолог.

– Ловлю на слове.

Тагаев удивленно посмотрел на старшину.

– Объясни, пожалуйста, зачем он тебе?

– Так ведь где живут семеро – восьмому место всегда найдется.

Майор понял намек. Этим аргументом он сам воспользовался, когда уговаривал старшину переехать из общежития в его дом.

Зорин тут же напомнил:

– Великий кинолог Кондрат Лоренц сказал: прекрасна и поучительна любовь к животным, которая порождается любовью ко всякой жизни и в основе которой должна лежать любовь к людям.

– Значит, вопрос решен, – сдался Тагаев.

Когда-то пенсионер Зардодханов был скромным служащим. Выйдя на покой, принялся за разведение цветов. Это оказалось выгодным занятием.

Старик облюбовал себе место в аэропорту и постепенно скопил кругленькую сумму. На деньги, полученные за цветы, он стал скупать облигации Государственного трехпроцентного внутреннего выигрышного займа.

Все шло хорошо. К удовольствию Зардодханова, вводились новые рейсы. В аэропорту становилось все оживленнее, но открывать государственную торговлю цветами здесь не торопились.

Сегодня рано утром Зардодханов, как всегда, занял привычное место в ряду цветочниц. Он вежливо поздоровался и стал ждать открытия киоска «Союзпечать». Состоялся тираж выигрышей, и в газетах должна была появиться официальная таблица.

Так оно и было. Заглянув в листок с номерами своих облигаций, Зардодханов приуныл – никакого выигрыша. Решил еще раз проверить облигации дома и спрятал газету в карман.

Между тем у киоска образовалась очередь. Зардодханов не заметил блондина с вьющейся шевелюрой, в клетчатой рубашке навыпуск, от которого не укрылось, с какой жадностью старик только что вглядывался в таблицу.

Когда букетов заметно поубавилось, блондин подошел к цветочному ряду.

– Почем ваши розы? – спросил он шепелявя, и вместо «розы» у него получилось «рожи».

Старик назвал цену. Блондин, не торгуясь, заплатил за три букета, но брать их сразу не стал – увянут еще, чего доброго, раньше времени. Самолет, который он встречал, задерживался. Если хозяин не возражает, то пусть эти розы еще постоят в ведерке с водой.

Зардодханов не возражал. Блондин поблагодарил и заспешил к справочному бюро.

Вскоре все цветы у старика были куплены. Он мог бы идти домой, но нужно было дождаться покупателя, оставившего у него три букета роз.

Наконец блондин появился. Он был явно расстроен.

– Догадалша пожвонить в Мошкву, а она, окаживаетша, не полетела.

– Бывает, – посочувствовал для приличия Зардодханов.

– А вы уже вше цветы рашпродали?

– Только ваши остались.

Раскрасневшаяся девушка с родинкой на щеке неожиданно вынырнула из толпы встречающих.

– Ой, какие чудесные розы! – восхитилась она. – Продаете?

– Опоздали, – недовольно пробурчал старик.

– Продайте ей эти рожи, – уступил блондин. – Ражве можно обижать такую хорошенькую девушку?

– Как знаете, – равнодушно согласился Зардодханов. Он взял у девушки деньги и протянул их блондину.

– Ну что вы, – с улыбкой возразил тот. – Не ваша вина, что эти прекрашные рожи мне не понадобилишь. А вам пришлошь из-за меня напрашно терять время.

Старик не стал возражать. Очень симпатичным показался ему вдруг этот парень. В довершение ко всему тот пригласил Зардодханова в ресторан «Коинот».

За столиком блондин разоткровенничался. Женщина, которую он собирался встретить, – киноактриса. А это особый вид женщин.

Принесли коньяк. Зардодханов уже забыл, когда в последний раз пил его, и после первой же рюмки опьянел.

Блондин то и дело спрашивал:

– Что ш ней могло приключитьша?

После третьей рюмки сказал:

– Надо щрочно лететь в Мошкву!

И неожиданно произнес то, от чего весь хмель у старика как ветром сдуло. Оказывается, в последнем тираже его единственная облигация трехпроцентного внутреннего займа выиграла пять тысяч рублей.

– Не может быть! – ахнул Зардодханов.

Блондин охотно достал из бумажника облигацию.

– Позвольте! – Старик дрожащей рукой взял облигацию и полез в карман за газетой. Вот она, официальная таблица. Номер серии, облигации, размер выигрыша в рублях – абсолютно все сходится.

Зардодханов лишь однажды выиграл сто рублей. Правда, сорокарублевые выигрыши на его облигации выпадали довольно часто. А тут сразу такая крупная сумма. Невероятно!

Счастливая облигация прямо-таки жгла руки.

Блондин произнес доверительно:

– Мне шрочно нужны деньги на билет в Мошкву, и я бы эту облигацию уштупил подешевле.

– Зачем такая жертва? – плохо скрывая заинтересованность, спросил старик. – Пойдите в любую сберкассу, и все будет в порядке.

– Э-э, нет, они жатеют волынку. Я жнаю.

– А за сколько бы вы уступили? – все больше волнуясь, спросил Зардодханов.

– Да за полцены.

– Вы это серьезно?

– Конечно.

Старик стал быстро прикидывать в уме. Правда, такой суммы наличными у него не было.

– Но, может, вас устроит чистоганом поменьше, а остальное я погашу облигациями?

Блондин стал ломаться. В конце концов договорились встретиться через определенное время у касс Аэрофлота.

Не веря в подвалившую удачу, Зардодханов бросился домой за деньгами. Затем хотел уже помчаться в сберкассу, где хранил облигации. Но в последний момент стало жалко их трогать.

«Да и зачем, – подумал он, – если можно поступить иначе».

Старик знал, где спрятаны облигации у дочери – она по его совету тоже приобретала их, – и решил поехать на улицу Красных партизан.

«Ничего, – уговаривал себя Зардодханов. – Получу выигрыш, куплю дочери новые облигации да еще прибавлю штуки две. Останется довольной».

Тагаев доложил генералу о всех серьезных происшествиях, зарегистрированных по республике за истекшие сутки.

Аркадьев улыбнулся Тагаеву:

– Тут заместитель министра Глухов звонил. Просил объявить вам благодарность.

– Глухов? – удивился майор.

– Вы его сынишку вчера разыскали.

– А мне показалось, что он не слишком высокого мнения о милиции.

– Что вы, – не согласился генерал. – Мне даже неловко было слушать: такие мы все, оказывается, хорошие.

Вошел полковник Мирзоев:

– Перед прибытием в Новосибирск из купе скорого поезда Владивосток – Москва украден чемодан. Судя по приметам, составленным из показаний пассажиров, это Дереев-Стос.

– Любопытно, – задумчиво произнес Аркадьев. – А ведь из Новосибирска в Душанбе прямое воздушное сообщение.

И он тут же затребовал дело из архива. Дереев Семен Константинович был осужден в соответствии со статьями сто пятьдесят четвертая, сто пятьдесят шестая, двести тридцать третья Уголовного кодекса Таджикской ССР. Кража, разбой, хищение огнестрельного оружия. Дело слушалось в Верховном суде республики несколько лет назад.

Старшина сверхсрочной службы Николаев был оглушен в одном из старых районов Ленинабада. Преступник скрылся, похитив пистолет и две обоймы с патронами. Придя в сознание, Николаев подробно описал человека, совершившего на него нападение.

Первоначальные поиски ни к чему не привели.

Спустя месяц в Душанбе был задержан мужчина, пытавшийся устроиться в гостиницу по чужому паспорту. По дактилокарте установили, что это Дереев-Стос. Паспорт был выдан в Самарканде и выкраден там же вместе с крупной суммой денег.

Дальнейшее расследование показало, что нападение на старшину Николаева совершил именно Стос. Однако сам пистолет найти не удалось.

«Не исключено, что Дереев припрятал оружие где-то поблизости, – думал генерал. – Теперь оно снова может ему понадобиться. Если это действительно так, то встреча с моим старым знакомым возможна в самое ближайшее время».

Вахта мужества

Во время очередного дежурства Веселовский вызвал на связь старшину Набиева:

– Срочно езжайте к ресторану «Варзоб». Как поняли? Прием.

– «Тайга-2»! Я – шестьдесят третий. Вас понял.

Карпенко прибавил газ и включил сирену.

У ресторана «Варзоб» собралась довольно большая толпа. Протиснувшись сквозь нее, Набиев увидел корчившегося на земле человека. Прижимая руки к животу, он пытался остановить кровотечение.

– Что случилось? – спросил Набиев, обращаясь сразу ко всем.

– Вышел человек из ресторана, тут на него и напали…

– Они за магазин побежали! – подсказал мужчина в широкополой шляпе. – Один длинный, с флотским ремнем. Другой пониже ростом.

Рахимов уже бежал к магазину.

– Он вышел из ресторана, а со мной не рассчитался, – пожаловалась официантка.

– Сейчас я вас обо всем расспрошу, – предупредил Набиев.

Раненый продолжал стонать.

– Ножевое ранение в брюшную полость, – определил врач подоспевшей «скорой помощи». – Доставим в первое хирургическое отделение республиканской клинической больницы.

– Ясно.

Рахимов подвел упиравшегося верзилу.

– Он! – сразу определил мужчина в шляпе.

– Другой убежал, – доложил Рахимов.

– Никуда он не денется, – заверил Набиев. – Сейчас разберемся. Свидетелей прошу подойти поближе. Вот вы, товарищ…

– Я ни в чем не виноват! – обрел вдруг дар речи задержанный.

– Куда дели нож?

– К-какой нож? – Тот сразу обмяк. – У м-меня ник-какого ножа н-не было!

– Разберемся, – повторил старшина.

Рахимов тем временем записывал фамилии свидетелей.

Ирина приняла последнюю телеграмму за несколько минут до конца смены.

Прошу срочно исполнить запрос Петровского ГОВД – разыскать алиментщика Мончинского Игоря Поликарповича.

Подобные телеграммы поступали довольно часто, и она читала их машинально. Но эта обожгла. Игорь Мончинский… Фамилия редкая.

Сомнений быть не могло. Это был тот самый Игорь, с которым в прошлое воскресенье ее познакомила Валентина. Сестра была ослеплена его остроумием и каждое слово принимала за чистую монету.

Игорь охотно рассказал о себе. Недавно демобилизовался из армии, отслужив сверхсрочную в дальнем гарнизоне на Севере. Жениться не успел.

Ирине Мончинский сразу не понравился. Сменившись с дежурства, она решила немедленно и серьезно поговорить с сестрой и, конечно, помочь милиции найти сбежавшего алиментщика.

Валентина в прошлом году получила комнату в доме хлопчатобумажного производственного объединения на улице Айни. Это в нескольких минутах ходьбы от дежурной части, и вскоре Ирина уже звонила в ее квартиру.

– Заходите, – приветливо сказала соседка – тучная, полногрудая женщина с накрученными на бигуди смоляными волосами.

– Валентина дома?

– Сейчас придет.

Соседку звали Лолой. Она никогда не была замужем, но носила обручальное кольцо. Ирине была неприятна эта женщина. Зато с Валентиной соседка быстро нашла общий язык.

– Она в гастрономе, – охотно пояснила Лола, включая электрический чайник. – Вы вовремя пришли. Сейчас будем завтракать.

Валентина шумно ввалилась в квартиру.

– А, это ты! – И небрежно чмокнула сестру в щеку. – Что сварить: яйца или сосиски?

– Все равно, – ответила Ирина.

– Ты что так рано? – спросила Валентина, накрывая на стол.

– Я прямо с дежурства.

– Случилось что-нибудь?

Вошла Лола.

– Возьмете меня в компанию?

– Ну конечно, – ответила Валентина и пошла на кухню.

– Вчера легли поздно, – лениво потянулась Лола.

Валентина принесла сосиски и дымящийся чайник.

– Так что случилось? – повторила она свой вопрос.

Ирина пожала плечами – не хотела отвечать при Лоле.

– Вчера опять был Игорь? – спросила она, когда наконец соседка оставила их вдвоем.

– Ну был, – неохотно подтвердила Валентина. – Что тут плохого?

– А то, – сказала Ирина, – что у него есть семья, но он это от тебя скрывает.

– Вот змей! – возмутилась Валентина. – Больше я его на порог не пущу!

Археолог Байматов приехал в город и сразу позвонил Мавджуде:

– Здравствуйте, товарищ Тринадцатая! Мой код вам известен…

Она пришла к нему в институт сразу после дежурства. Байматов не скрывал радости:

– Ну вот, наконец-то мы вместе!

Мавджуде все нравилось в нем. И отливавшее бронзой лицо, и сильные руки, и то, с какой нежностью прикасался он к своим находкам. Осторожно, словно боясь расплескать заключенный в них воздух, передвигал он раздобытые в земной толще кувшины и бокалы, чудом сохранившиеся до наших дней.

Не уставал объяснять:

– Этот бокал со времен кушанов. Первый век до нашей эры. А это, – показывал на конусообразный кувшин ядовито-кирпичного цвета, – третий век нашей эры.

Двухлитровую глиняную кружку с ручками в виде головы архара он раздобыл во время раскопок на юге республики и очень гордился ею.

– Представь себе: начало первого тысячелетия до нашей эры.

Были здесь и каменный идол, помещающийся на ладони, и различные бусы из кораллов и отполированных камней, пролежавшие в могильниках с незапамятных времен.

Байматов был интересным рассказчиком. Теперь Мавджуда узнала многое о раскопках на горе Муг в верховьях Зеравшана, где обнаружили даже своего рода тайник с древними документами.

Узнала она и то, что люди поселились на территории нынешнего Таджикистана еще в эпоху палеолита.

На этот раз Байматов стал с увлечением рассказывать о золотых и серебряных изделиях, найденных в низовьях Кафирнигана.

– Их называют «Амударьинским кладом», возраст которого около двух с половиной тысяч лет.

Засмеялся, прижимая к щекам ее руки:

– К сожалению, эти шедевры древнего искусства невероятно нечестными путями очутились в Британском музее, так что не могу их тебе подарить. Но кое-что я, конечно, привез для показа.

С видом волшебника он извлек из кармана темный прямоугольный камушек.

– Что это? – спросила Мавджуда с любопытством.

– Из этого камня еще в древности женщины на Востоке получали порошок сурьмяного блеска для чернения бровей.

– Ну, теперь это делается куда проще, – в свою очередь рассмеялась она.

Он предложил пойти в кино.

– А то я скоро стану совсем снежным человеком. – Протянул ей газету. – Пожалуйста, выбери сама фильм.

Мавджуде бросилась в глаза программа передач, и она предложила включить телевизор.

Байматов подсел к Мавджуде, обнял за плечи.

На экране появились титры: «Вахта мужества».

– Вот в чем дело, – догадался он. – Ну что же, давай посмотрим.

Диктор представил телезрителям седовласого ветерана – участника боев с басмачами.

«В середине двадцатых годов организованное басмачество было разгромлено. Но еще продолжали действовать небольшие разрозненные банды. Для борьбы с ними было принято постановление о создании государственной иррегулярной милиции, то есть добровольных отрядов, сформированных на определенное время…»

На экране замелькали фотографии тех лет. Голос продолжал комментировать за кадром:

«А это народный герой Таджикистана Мукум Султанов, отличившийся в операциях по разгрому басмаческих банд Ибрагим-бека. Товарищ Султанов был в то время старшиной второго отряда иррегулярной милиции…

Теперь вы видите другого народного героя – Карахана Сардарова. Он был в составе отряда Мукума Султанова. Отличался храбростью и оставался в строю бойцов, несмотря на тяжелые ранения. В тысяча девятьсот тридцать втором году товарищ Сардаров был назначен начальником милиции Локай-Таджикского района. Потом его избрали председателем Кокташского кишлачного Совета. Сейчас один из кишлаков в Ленинском районе носит имя Карахана Сардарова…»

– А я и не знал об этом, – признался Байматов.

Следующий сюжет тележурнала был посвящен работе экспертов-криминалистов.

«С помощью современных научно-технических средств разгадываются самые хитрые уловки преступников. – Теперь с экрана звучал голос диктора. – Отпечатки пальцев, металлические опилки, обрывки бумажных пыжей, дробь, пули – все эти немые свидетели как бы обретают речь в криминалистических лабораториях, оснащенных новейшей техникой…»

Байматова увлекла передача. Снова появились титры: «Разыскивается преступник».

На экране появилась фотография мужчины, остриженного наголо. У него было отечное лицо, широкий подбородок, изрезанная морщинами короткая, толстая шея.

Чернобровый полковник извинился перед телезрителями за то, что отнимает у них время. Мавджуда шепнула Байматову, что это начальник уголовного розыска Мирзоев.

«Семен Константинович Дереев. Воровская кличка Стос. Бежал из мест заключения. Особые приметы: кривит рот, на левом предплечье рана… Будьте осторожны, товарищи! Дереев-Стос – опасный преступник. Всех, кому станет известно его местонахождение, просим немедленно сообщить в милицию по телефону ноль два».

Передача закончилась, и Мавджуда выключила телевизор.

– А знаешь, работа в милиции – не женское дело, – внезапно сказал Байматов.

Пора было возвращаться в управление.

– Ну что же, – сказал Аркадьев. – Я вашим хозяйством доволен.

– В таком случае не уходите без чая, – заметил Тагаев, приглашая генерала в свой кабинет.

– А кто вам сказал, что я собираюсь нарушать традицию? – улыбнулся Аркадьев.

Старшина Набиев принес чайник и пиалы. Генерал залюбовался его выправкой.

– Вас, наверное, потянуло в милицию с детства? – спросил он.

– Не угадали, – смутился старшина. – Я мечтал стать полярным исследователем, как норвежец Руаль Амундсен. Вокруг меня люди задыхались от жары, а я бредил «Фрамом», затертым во льдах. Неважно, что Северный и Южный полюсы были уже давно открыты. Я хотел первым из таджиков покорить Антарктику. – Он виновато развел руками. – Ничего из этого не вышло. Убили отца, и я решил пойти по его стопам.

– А знаете, кем я хотел быть? – вдруг разоткровенничался генерал. – Стеклодувом. Честное слово! Предки мои из знаменитого Гусь-Хрустального. Крепостными при Екатерине Второй были. Вот откуда наш род тянется. Дед на Урале еще в гражданскую партизанил, Колчака бил. Потом стеклодувное производство на уральском заводе «Сарз» налаживал. Отец там же мастером был. От Сталинграда до Праги в солдатских сапожищах протопал. А я вот вместе с вами порядок на земле навожу, чтобы поменьше трагедий было в человеческих судьбах…

Встреча

Женщина была взволнована:

– Мне к начальнику уголовного розыска.

Ее принял полковник Мирзоев.

– Слушаю вас.

Она была элегантно одета, держалась подчеркнуто строго.

– Только это должно быть конфиденциально.

– Можете не сомневаться.

На одну из ее облигаций Государственного трехпроцентного займа выпал крупный выигрыш. Все номера облигаций у нее записаны. Узнав, что привалило счастье, она бросилась доставать облигации и вдруг обнаружила, что некоторые из них исчезли. В том числе и та, что выиграла.

– Никто из посторонних их взять не мог. Вот я и прошу, чтобы это дело не получило огласки.

С мужем они жили душа в душу. Человек он трезвый, ничего дурного себе не позволит. Старший сын тоже образец порядочности. Женился недавно на студентке без приданого. Младший – тот еще совсем несмышленыш. Правда, на днях вызывали в милицию. Ах уж эти детские шалости!.. Но он даже не знает, что такое облигации… Невестка, разве что. Чужой человек – не может ведь порядочная женщина забеременеть до свадьбы! Вот и вся ее характеристика. Ну, родила дочку. А если вздумала разойтись? Тогда ей понадобятся деньги.

– Напишите заявление, – предложил Мирзоев. – И укажите номера пропавших облигаций.

Она долго мучилась, прежде чем протянула ему исписанные листки.

Мирзоев внимательно прочел, попросил расписаться.

– Значит, других вы не подозреваете?

– Конечно!

– Хорошо, мы разберемся.

Из милиции женщина поехала к отцу.

Зардодханов долго приглядывался к ней через глазок в двери и еще дольше гремел цепями.

– А, это ты! – сказал он, впуская дочь в квартиру. Вид у нее был расстроенный, и старик сразу догадался, в чем причина.

– Пропали облигации! – с ходу выпалила она.

– Н-не может быть!

– Уж я точно знаю: это моя невестушка! Глаза бы ее не видели!

– Ай-яй-яй! – запричитал старик, еще не зная, как себя вести.

– И ведь одна из облигаций пятьсот рублей выиграла!

Зардодханов поперхнулся от неожиданности:

– Что, что ты сказала?

Он так спешил завершить свою сделку с блондином, что даже не проверил взятые у дочери облигации.

Ему просто в голову не пришло, что они тоже могут выиграть.

Вчера вечером в центральной сберкассе его поздравили с удачей, но попросили немного повременить. В газете могли быть опечатки, и потому все операции по выплате выигрышей начнут производить завтра.

– Я уже заявила в милицию, – сообщила дочь. – Пусть там разберутся.

Зардодханов не нашел в себе мужества сказать, что это он взял облигации. Проводив дочь, старик в изнеможении опустился на кровать.

Полковник Мирзоев передал заявление гражданки Зардодхановой капитану Успенскому:

– Надо проверить.

– Улица Красных партизан, – прочел Успенский. – Знакомый адрес.

– Потому я и поручаю это дело вам.

Младший сын Зардодхановой – Вахид Долматов – был наводчиком в раскрытой группе малолетних злоумышленников. А заправлял всеми его великовозрастный приятель Хаким Маджидов.

– Сперва набеги на холодильники, теперь кража облигаций, – невесело сказал Успенский.

– Только не обольщайтесь одной этой версией, – посоветовал полковник.

Главный инженер треста Долматов сразу принял капитана.

– Опять Вахид? – спросил он, приглашая Успенского сесть.

– Еще не знаю.

– Что же вас привело ко мне?

– Вам известно о пропаже облигаций?

– Ну разумеется. А вы откуда узнали?

– Ваша жена сообщила в милицию.

– Я же просил ее не заявлять! – расстроился Долматов. – У нас говорят: пусть голова треснет, лишь бы под тюбетейкой.

– Не хотите выносить сор из избы?

– Она кого-нибудь подозревает? – вместо ответа спросил инженер.

– Вашу невестку.

– Только не Саодат! Это откровенный, добрый человек. Просто необходимо доказать, что она не причастна к этой грязной истории.

– Так, может быть, облигации взял ваш старший сын?

– И это невозможно.

– Тогда остается Вахид.

– Нет, нет! – горячо возразил Долматов. – Он мальчик увлекающийся, это верно. Но не способен на такую кражу. И потом – вызов в милицию. Для него это серьезное предупреждение.

– Но облигации-то пропали!

– Может, их взял посторонний?

– В таком случае почему он не взял все облигации?

– Я просто не знаю, что и подумать, – признался инженер.

Саодат производила приятное впечатление. Бесхитростная молодая женщина с огромными, доверчивыми глазами в каждом члене семьи видела только хорошее.

– А как свекровь к вам относится? – спросил капитан Успенский, придя на квартиру Долматовых.

– Тоже хорошо, – ответила она, слегка смутившись.

Саодат знала, что облигации исчезли. До этого понятия о них не имела. Но тут свекровь подняла шум:

«Вор в доме!»

– Скажите, а кто-нибудь приходил в ваш дом в последнее время?

– Из посторонних никто. При мне, во всяком случае. Захаживает, правда, отец свекрови. Но я его что-то давно не видела.

Успенский дождался прихода Вахида. Тот узнал его и насупился.

– Садись, – предложил капитан. – Разговор есть.

– Ничего я больше не сделал!

– Вот и прекрасно. А с Хакимом когда виделся? Он бывал у вас в доме?

– Нет, я его не приводил.

– А без тебя он не мог зайти?

– Без меня мог зайти только дед. У него есть ключ от нашей квартиры.

Накануне около пяти часов вечера дед тоже приходил. Вахид играл с ребятами во дворе и видел, как Зардодханов вошел в подъезд. Внук не любил деда – у того даже порции мороженого не выпросить.

– А ведь у него денег много, – с обидой сказал Вахид.

– С чего ты взял? На пенсию особенно не развернешься.

– Ну да, – усмехнулся паренек. – А цветами в аэропорту кто торгует?..

«Вчера около пяти часов вечера Саодат была в консультации и, значит, могла разминуться со стариком», – заключил капитан.

Генерал Аркадьев положил на стол министру сводку о преступлениях и крупных происшествиях, зарегистрированных в городе за истекшую неделю.

Министр стал внимательно изучать документ.

– Правильно, что подымаете вопрос о детской безнадзорности, – сказал он. – Отдельные факты настораживают. Я понимаю: жажда приключений, показное геройство и, конечно, внушаемость в одинаковой степени могут способствовать становлению преступника. Но тут мы обязаны думать прежде всего о профилактике.

Дети всегда были предметом особой заботы министра. Возможно, потому, что он сам много лет проработал в школе.

Не каждого в четырнадцать лет вызывает к себе директор и назначает… учителем. Его назначили. Это было в тысяча девятьсот сорок третьем году.

Он пришел в первый класс: «Здравствуйте, дети! Я – ваш новый учитель».

В глинобитной кибитке, где мальчик жил со своими родителями, в начале войны поселилась молоденькая учительница с огромной черной косой. В далеком небольшом селе на берегу Припяти фашисты расстреляли всех ее родных.

Мальчик сразу привязался к ней, делился послед ней лепешкой. Рискуя сорваться в пропасть, срывал для нее орехи в горных рощах.

Красивое у нее было имя – Надежда.

– А как это звучит по-таджикски? – спросила мать.

– Умеда, – перевел сын.

Все так и стали звать молодую учительницу – Умедой. Она помогала мальчику готовиться к занятиям, а потом держать экзамен в учительский институт. В родной кишлак он вернулся преподавателем родного языка и литературы.

– Помню, у нас в школе сложилась трудная обстановка, – задумчиво сказал министр. – Еще не оправились от войны, а тут начались селевые оползни. Грязевые потоки со всех сторон наступали на кишлак, сносили кибитки, сады. Вот где отличились комсомольцы! Появились у нас и свои тимуровцы. – Он пояснил мысль: – Очень важно зажечь ребят таким делом, где бы нашло применение их извечное стремление к благородным, мужественным поступкам.

И сразу лицо его помрачнело:

– Тогда бы и несчастных случаев было поменьше. Вот только что мне сообщили, что в районе новостроек в залитом водою карьере, утонул восьмилетний мальчик.

– Четвертый случай за лето! – угрюмо подсказал Аркадьев.

– А ведь мы просили райисполкомы усилить контроль за стройками, надежно оградить все карьеры. Значит, нужно подключить комсомольцев. Пусть помогут навести порядок в этом деле.

Министр придвинул к Аркадьеву пиалу с душистым зеленым чаем.

– Скоро состоится республиканский партактив о мерах по усилению борьбы с преступностью. Наметьте, кто из наших товарищей выступит.

– Хорошо, я подумаю.

– Вы тоже выступите.

– Я бы предложил майора Тагаева.

– Ну что ж, и он пусть выступит. Нерешенных проблем, к сожалению, еще много. Как у него, кстати, продвигается работа над диссертацией?

– Да вроде бы ничего. Я на днях с его научным руководителем беседовал.

…Профессор Франк обрадовался гостю.

О Тагаеве начал разговор сам:

– Очень серьезно работает. – Придвинул листы с машинописным текстом. – Вот любопытные данные из его выборочных исследований.

Аркадьев прочел заголовок: «Жертвы умышленных убийств».

– Обратите внимание, – стал пояснять профессор, – что преимущественно это мужчины цветущего возраста – от восемнадцати до сорока девяти лет. Сорок три процента из них находились в нетрезвом состоянии. Почти каждый второй в событиях, предшествовавших убийству, играл активную, провоцирующую роль.

Франк был известным специалистом-криминологом, и генерал слушал его с большим интересом.

– При совершении некоторых преступлений часто создается положение, при котором виновен не только преступник, но и потерпевший. Вы с этим согласны? Задача виктимологии как раз в том и состоит, чтобы выработать способы распознания истинного содержания различных форм и категорий вины потерпевшего, соотнести ее с виной преступника в рамках единой социальной ответственности каждого гражданина перед обществом, согражданами и собой…

Все это в общих чертах Аркадьев пересказал министру.

– Первоначальным толчком в цепи обстоятельств, приведших к тяжкому преступлению, нередко являются поражающие своей мелочностью поступки. Жена отказалась погладить мужу сорочку. Он в ответ «забыл» поздравить ее с праздником. Тогда она нарочно пришла домой поздно. Он один выпил бутылку водки и полез с ножом.

– У Владимира Ильича есть прекрасное высказывание на сей счет, правда, в отношении политических споров, – сказал министр, доставая из шкафа один из томов Ленина с закладками на нужных страницах. – Вот послушайте:

«Всякий знает, что ничтожная ранка или даже царапинка, которых каждому приходилось получать в своей жизни десятками, способна превратиться в опаснейшую, а то и безусловно смертельную болезнь, если ранка начала загнивать, если возникает заражение крови. Так бывает во всяких, даже чисто личных, конфликтах. Так бывает и в политике».

Думаю, это высказывание применимо и в нашей сфере деятельности.

В органы внутренних дел министр пришел, имея за плечами большой опыт партийной и советской работы. Ему было неполных двадцать лет, когда избрали секретарем райкома комсомола. В то время как раз начиналось переселение горцев в хлопкосеющие районы Вахшской долины. Он проявил недюжинные организаторские способности. Затем был председателем райисполкома, секретарем райкома партии. Окончил Высшую партийную школу. Набирался опыта в комитете народного контроля.