Текст книги "Пароль остается прежним"
Автор книги: Минель Левин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 20 страниц)
Тогда ему стало страшно.
Он сделал невероятное усилие, повернулся на бок. Рядом увидел тяжелую ногу «Буйвола».
Полузадохнувшийся, обессиленный Том жадно глотал воздух. Встать он не мог: кто-то сидел на ногах и кто-то держал руки.
– Где машина?—снова спросил «Буйвол».
– А я почем знаю?– хрипло повторил Том.
– Что ты сказал шоферу?
– Ничего я не говорил!
– Врешь, детка,– Том уловил в спокойном на этот раз голосе «Буйвола» зловещие нотки.
– Не говорил! – пытаясь сбросить кого-то с ног, хрипел Том.
«Буйвол» забыл, что еще недавно чувствовал к Тому расположение, что именно этот парень заставил дрогнуть его огрубевшее сердце. Что это он был единственным человеком на земле, которому «Буйвол» хотел верить.
– Что ты сказал шоферу? – грозно повторил он.
Том замотал головой: не говорил.
Но «Буйвол» ему не верил.
– Ты почему хотел убежать?
Кто-то вывернул руку. Кто-то ударил сапогом в лицо. Том застонал и сделал последнюю попытку вырваться. Не получилось.
Тогда вся боль неудачно сложившейся жизни, неприспособленности, одиночества, смертельной тоски по хорошему, честному – вдруг прорвалась наружу, и Том зашептал слипшимися, окровавленными губами:
– Гады вы все... ползучие!.. Плюю я на вас... Поняли?!– и, с трудом приподняв отяжелевшую голову, плюнул на «Буйвола».
– Кончай!– услышал Том скрипучий голос капитаиа «Медузы». Кто-то сильней навалился на ноги. Том отчаянно забился.
– Души!– проскрипел Горский.
Том хотел закричать, но жесткая ладонь «Буйвола» сдавила ему рот, резко запрокинула подбородок, так, что затрещали позвонки и вцепилась в горло.
Том дернулся в агонии.
Разжимая руки, «Буйвол» заметил глухо:
– Готов!
– Подальше его, в хлопок!– распорядился Горский, подхватывая обмякшее тело.– Бежим!
ГРАНИЦА В НЕСКОЛЬКИХ ШАГАХ
В двадцать три часа десять минут застава поднялась в ружье.
Майор Ярцев с группой пограничников выехал по тревоге в Ватан, где Стебеньков оставил Горского и «геологов». Усиленный наряд, поджидавший нарушителей в Советском, остался на месте до особого распоряжения.
«Газ-69» торопливо отсчитывал километры, едва поспевая за ярким лучом света, рвавшимся из фар.
Песчаные барханы, сопровождавшие газик от самой заставы, вдруг расступились, и к машине потянулось хлопковое поле. Бесконечные рядки хлопчатника повторялись, как в зеркале. Но вот с одной стороны они отодвинулись уступили место длинному, невысокому дувалу. За дувалом угадывались сады. Потом снова вклинился хлопчатник. Он почти сразу обрывался и опять, подталкивая друг друга, у дороги встали дувалы.
Газик свернул на центральную улицу поселка, и здесь ему преградил дорогу грузовик.
Вслед за майором из газика выскочил невысокий крепыш, заменивший вожатого службы собак Ковалдина. Ожидая распоряжений, вытянулся перед Ярцевым. Крепыш волновался.
– Ничего, Солибаев,– подбодрил начальник заставы.– Всё будет в порядке.
Майора ожидал человек в косоворотке.
– Лейтенант Завьялов...
Разговор был коротким.
Ярцев приказал Солибаеву:
– Пускайте по следу!
«Амур» потянул в сторону, откуда они только что приехали.
Дорога свернула в темную, зажатую дувалами улицу и вывела к хлопковому полю.
«Амур» вдруг ощерился.
Ярцев посветил фонариком и увидел кровь. Крови было немного, всего несколько капель.
«Амур» тянул в хлопок...
Ярцев сразу понял, что убит юноша, предупредивший Стебенькова.
– Вперед, Солибаев!
Молодой солдат растерялся.
– След, «Амур», след!– нервно сказал ом.
– Спокойней,– посоветовал Ярцев.– Иначе собьете овчарку.
– След!– ровнее произнес Солибаев.
– Вот так.
«Амур» снова вывел пограничников на дорогу. И вдруг зачихал. Присел. Замотал мордой.
– Табак!—догадался Ярцев.
Солибаев огорчился: они стояли на развилке дорог.
– Ничего,– успокоил Ярцев.– Далеко не уйдут.
Карта, разложенная на столе полковника Заозерного, снова заставила потесниться бронзовую фигурку Дзержинского. Был сдвинут в сторону и чернильный прибор. Его место занял набор цветных карандашей. Один из них, остро наточенный красный, сновал взад и вперед по карте.
Начальник отряда вытащил из верхнего ящика стола пачку «Беломора» и стал мять в руках папиросу. Поискал глазами спички. Коробок, конечно, куда-то запропастился. Один из офицеров протянул зажигалку. Полковник прикурил. Поблагодарил взглядом.
Он знал: граница плотно закрыта. Район, где скрывается враг, блокирован. Теперь нужно сжимать кольцо вокруг нарушителей, которым неожиданно удалось выскользнуть из-под наблюдения.
– Итак, товарищи, мое решение,– сказал полковник.– Смотрите карты...
Майор Серебренников тоже склонился над картой. Заозерный на мгновение задержал на нем взгляд: держится молодцом. А ведь только что его сын подвергался смертельной опасности.
– Майора Серебренникова прошу немедленно связаться с райкомом. Пусть поднимут всех.
– Есть!—ответил Серебренников и вышел из кабинета.
– Так...– Папироса у Заозерного погасла. Он увидел за чернильным прибором спичечный коробок. Придвинул к себе.– Начальник штаба, распорядитесь, чтобы командиры поисковых групп докладывали мне обо всем немедленно. Всем рациям настроиться на прием. Пока руководить буду отсюда.
– Слушаюсь!– ответил густой бас.
Зазвонил телефон. Генерал предупреждал, что если не управятся до рассвета, утром вышлет самолет. Заозерный понимал: с воздуха легче заметить нарушителей в блокированном районе. Он поблагодарил и повесил трубку.
Поставил коробок на ребро. Придерживая мизинцем, чиркнул спичкой.
И тут к проводам подключился майор Ярцев.
Полковник внимательно выслушал его.
– Что решили?
– Едем к райцентру. Через полкилометра– арык. Не исключено, что нарушители воспользуются им.
– Хорошо,– одобрил полковник.– С заставы окружной дорогой тоже выйдет наряд.
– Ясно!– ответил Ярцев.
Заозерный вызвал к аппарату старшего лейтенанта Пулатова.
– Участок перекрыт?
– Так точно.
– Катер патрулирует?
– Патрулирует, товарищ полковник,– Вышлите наряд по окружной дороге. Есть предположение, что Горский свернул к районному центру.
– Есть!
И вдруг полковник спросил:
– Как чувствуете себя, Пулатов?
На другом конце провода вздохнули:
– Мне бы его, товарищ полковник, своими руками!..
– Ну, ну, не горячитесь!– Заозерный прекрасно понимал, что творится сейчас в душе молодого офицера.
Позвонил Серебренников:
– Райком действует, товарищ полковник.
– Очень хорошо.
– Поднимаем активистов.
– Хорошо, Владимир Михайлович. А теперь выезжайте к старшему лейтенанту Пулатову. Надо помочь. Подбодрить.
– Есть, товарищ полковник!
Там, на заставе, Серебренникова ждал сын...
Стебеньков охотно предоставил машину в распоряжение пограничников. Рядом с ним в кабине сидел старшина Пологалов. В кузове устроился младший сержант Бегалин.
До районного центра не заметили ничего подозрительного. Развернулись возле широкоэкранного кинотеатра и выехали на окружную дорогу.
Стебеньков прибавил газ.
Впереди зажглись фары. Приближалась встречная машина.
– Стой! – распорядился Пологалов.– Мотор не выключать.
Стебельков понимающе кивнул.
Старшина встал на дороге. Поднял руку. Бегалин напряженно следил за ним из кузова.
Встречный грузовик затормозил.
Старшина подошел к водителю. Проверил документы. Дал знак Бегалину осмотреть машину.
Грузовик вез пилораму. Осмотр его не занял много времени.
– Вы никого не встречали по дороге?– спросил старшина водителя.
– Нет, не встречал.
Еще через несколько минут подъехали к бригадному полевому стану. Под навесом спали колхозники. Напротив, через дорогу, возвышалась насосная станция. Чуть дальше– палатка геологов.
Старшина удивился, заметив рядом с палаткой людей. Он знал, что вот уже несколько дней изыскательные работы велись в другом месте.
«Геологи вернулись,– решил Пологалов.– Проверим».
– Остановитесь,– сказал он Стебенькову и напомнил:– Мотор не выключать!
Пологалов открыл дверцу кабины, окликнул Бегалнна.
Четверо возле палатки продолжали спокойно сидеть.
«Стоит ли терять время?»– подумал старшина, вглядываясь в их лица. Один из сидящих закрылся рукой.
«Горский!»—узнал старшина, инстинктивно отклоняясь в сторону.
И в этот миг прозвучал выстрел. Обожгло руку. Другим выстрелом сбило фуражку с Бегалина.
– Ложись!..
Звякнула фара, и стало темно.
Старшина сделал несколько выстрелов наугад.
Бегалин подполз к нему.
– Ракету!– приказал Пологалов.
Сзади хлопнула дверца кабины.
Бегалин достал ракетницу и выстрелил.
Пологалов заметил, как за машину метнулись тени. И вдруг увидел возле себя Стебенькова.
– Вы зачем здесь?
– Ранены, товарищ старшина?– встревоженно спросил Стебеньков.– Сейчас помогу.
– Назад, в машину!– приказал старшина. Но было уже поздно.
Он разрядил обойму вслед набиравшей скорость машине. Рука отяжелела, не слушалась. Старшина чувствовал, что промазал. Бегалин разбил стекло в кабине.
– Стреляй по баллонам!– подсказал Пологалов.
Машина скрылась за поворотом.
К пограничникам бежали разбуженные выстрелами колхозники.
Кто-то крикнул:
– Врача!
Старшина приказал Бегалину:
– Еще ракету!
Стебеньков снял тенниску и порвал.
– Зачем?
– Перебинтую!– голос у Стебенькова дрожал. Разве он мог предположить, что всё так получится?
А Бегалин уже протягивал индивидуальный пакет.
«Буйвол» и Василий Васильевич, еще не веря в спасение, лежали на дне кузова. Они только что пережили страшные минуты. Горский словно решил проверить их мужество и заставил открыто сидеть у палатки. Конечно, что еще можно было придумать, если проходили оголенный участок? Так хоть по крайней мере оставалась надежда, что на них не обратят внимания.
Когда выстрелы прекратились, «Буйвол» поднял голову.
– «Зуб»!– окликнул он.
«Зуба» в кузове не было,
«Буйвол» заглянул в кабину. За рулем– Горский.
– «Зуб» влип.
– Для того и брали,—напомнил Василий Васильевич. Опасность придала ему силы.
«Зуб», подгоняемый страхом, обогнул полевой стан. На небольшой поляне паслись кони. Плохо соображая, он вскочил на одного из них. Ударил в бока каблуками.
Конь понес.
«Зуб» едва успел ухватиться за гриву.
«Пусть несет!– обрадовался он.– Лишь бы подальше отсюда!».
Но конь неожиданно встал.
«Зуб», не удержавшись, перелетел через голову. Сразу вскочил. Кругом было темно. Он пригляделся: конюшня!
«Зуб» бросился к выходу. Ворота запирали.
– Я свой, свой!– истошно закричал он.– Откройте!
– Разберемся, какой ты свой!– раздался за воротами насмешливый голос.
Возле арыка майор Ярцев приказал шоферу остановиться и в это время увидел ракету...
Вскоре Ярцев уже знал, что произошло у палатки геологов.
Один из колхозников показал правей полевого стана:
– Я видел кто-то бежал сюда!
И вдруг откуда-то вынырнул велосипедист:
– В конюшне, в конюшне он!..
– Сейчас выясним,– сказал Ярцев. Но прежде он решил связаться по телефону с отрядом. Слышал, как полковник отдавал распоряжение дежурному:
– Хирурга в машину!
Ждал, что скажет начальник отряда.
– Выезжаю к вам,– сообщил Заозерный.– Возьмите того, что в конюшне.
– Здесь он! – сказал Ярцеву сторож, едва газик остановился.– Вижу, понимаете, скачет. А кто скачет?.. Слышал выстрелы. Кто стрелял?.. Скачет в конюшню... Ну, всё ясно: конь понес...
Стоит перед пограничниками старый колхозник, в стеганом халате. Неловко переминается с ноги на ногу: мол, все ли я сделал как нужно?
И велосипедист уже здесь. Жмется к старику. Парнишке лет четырнадцать.
– Сын? – спрашивает Ярцев.
– Внук.
– Молодец... А теперь прошу отойти в сторону.
Водитель гасит фары. Медленно раздвигаются ворота.
За чинарой, метрах в десяти от входа в конюшню, притаился Солибаев с «Амуром».
Начальник заставы скрыт за раздвинувшимися воротами.
Из конюшни неуверенно выходит человек. И тогда водитель снова включает свет, ослепляет его.
– Руки вверх!
«Зуб» послушно выполняет приказание. Он готов на всё, лишь бы облегчить свою участь.
Он стоит бледный, не решаясь пошевелиться.
– Я всё скажу... Всё скажу!– голос заискивающий, визгливый.
А майор Ярцев уже производит обыск.
МИНУТА ЖИЗНИ
... Тогда жили в доме купца Максудова на углу Обсерваторской и Дровяной. Кривая лестница вела в душную, тесную мансарду. Дверь упиралась в сундук и отворялась только наполовину. А еще в мансарде стояла койка с заржавленными пружинами, буфет на низеньких ножках, кушетка с вогнутым брюхом. Все это отец собирался купить в рассрочку, да свалил недуг.
Он лежал на кушетке, возле обклеенного бумагой окошка, и тяжело дышал. Вот так же, на этой кушетке, полгода назад умирала бабушка.
Пятилетнему Володе было страшно. Он затаился в полутемной комнате. Мать сидела у постели отца. Ждали доктора.
Отец мучился. Володе было жалко его и он сказал матери:
– А ты подведи часы.
– Зачем?
– Чтобы доктор скорей пришел.
На другой день отец умер. Когда возвратились с кладбища, мать постелила Володе на кушетке. Он закричал, что она его совсем не любит.
– Почему, милый?
– Потому что все умирают на этой кушетке!..
Странно, почему вдруг перед встречей с сыном вспомнился этот невеселый эпизод из далекого детства?
В первый раз за всё время службы Серебренников торопит Микаеляна.
На заставе встречает Пулатов.
Серебренников ищет глазами сына. Надрывается телефон.
Пулатов переспрашивает кого-то:
– Где, где?—И бросает коротко:—Ясно! Серебренников испытующе смотрит на него.
Пулатов взволнованно подходит к макету участка:
– Вот здесь обстрелян автоинспектор! Серебренников догадывается: Горский ведет свою группу в Оленью балку. Там он бросит машину и попытается перейти границу. Пулатов тоже понимает это. Нервничает:
– Как быть?
– Немедленно предупредить катер! Пулатов включает рацию.
Кошевник снимает наушники. Передает Шарапову обстановку.
– Отвечай: есть!– Шарапов разворачивает катер и забирает к берегу.
– А если Горский свернет на пастбища?– в голосе Пулатова растерянность.
– Ничего,– говорит Серебренников.– Район блокирован.
Пулатов сознается: после того, как раскрылся Горский, он не верит даже Людмиле... Серебренников перебивает резко:
– Все мы проглядели Горского. Вот и расплачиваемся. А Людмила тут ни при чем.
Пулатов опускает голову.
– Ну, я-то ладно... Я всё понимаю... А как Елене сказать, кто такой Горский?
Опять звонит телефон.
Заозерный – у палатки геологов.
– Выезжайте в Оленью балку, майор,– говорит он.– Проработайте след!
Серебренников понимает: отсюда до Оленьей балки минут на тридцать меньше, чем от палатки геологов.
– Тревожных в машину!—приказывает он.
– Есть!– Пулатов называет дежурному фамилии пограничников.
– Бородуля!– слышит Серебренников и думает: хорошо. Давно пришла пора проверить его в настоящем деле.
Он смотрит на часы:
– Две минуты на сборы!
Две минуты. Сто двадцать секунд...
Вот и всё время, которое отводится ему на свидание с сыном.
– Где Юрик?—стараясь сохранить спокойствие, спрашивает он Пулатова.
– В ленинской комнате. Позвать?
– Я сам.
Серебренников быстро идет в ленинскую комнату. Рывком отворяет дверь.
– Юрик!
Он сжимает сына в объятиях. Отталкивает и смеется. И снова прижимает к себе, целует к отталкивает.
– Так вот ты какой!
Юрий тоже улыбается.
– Ну, теперь мы постараемся больше быть вместе!– говорит Серебренников.
– Постараемся.
– Молодец, что приехал...
Серебренников хочет еще что-то сказать.Много сказать. Но часы неумолимо отстукивают секунды.
Серебренников говорит виновато:
– Мне, брат, пора. Ты подожди здесь. Я скоро!– Он смотрит на сына испытующим, долгим взглядом, словно хочет запомнить навсегда.
– Ну жди... А потом – к Витьке, Витька-то, Витька как обрадуется!..
Юрий растерянно смотрит вслед.
Дверь захлопывается.
Юрий слышит: отъезжает машина. Он срывается с места и выбегает во двор.
Никого...
Луна разошлась. Вокруг так светло, что хоть гаси фары.
За Реги-равоном асфальт. А вот и дорога, которую не миновать Горскому.
– Остановитесь!– приказывает Серебренников.
Он оставляет кабину и склоняется над асфальтом. Так и есть. На повороте – следы полуторки. Здорово гонит. Еще немного и занесло бы в кювет.
На этот раз Серебренников тоже едет в полуторке. Микаелян отвозил на исходный рубеж подразделение пограничников и заехал за ним в райком.
– Прямо!– говорит Серебренников Микаеляну, а сам забирается в кузов. Выигрывая время, на ходу ставит задачу пограничникам.
Сейчас дорога раздвоится. Он поедет дальше. Остальные сойдут здесь и возьмут перекресток под наблюдение. Дорога, описывая круг, пересекает Оленью балку и опять выходит к этому месту. Вправо до Оленьей балки– ближе. Не исключено, что Горский вернется сюда другой дорогой и попытается свернуть на пастбища. Стрелять по баллонам. Старший наряда – Бородуля.
– Есть!
Серебренников стучит по кабине.
Микаелян останавливает машину. Пограничники слезают. Бородуля почти сразу докладывает:
– Машина свернула вправо.
– Хорошо,– отвечает Серебренников и снова стучит по кабине:– Поехали вправо!
Бородуля стоит на дороге. На мгновение луна освещает его сосредоточенное лицо.
«Как знать,—думает Серебренников,—может быть, сейчас наступает та минута в жизни Бородули, о которой мы как-то говорили»...
Горский бросил машину и скрылся в камышовых зарослях. Это произошло так неожиданно, что «Буйвол» и Василий Васильевич потеряли его из виду.
«Буйвол» пробирался сквозь камыши, с трудом сдерживая ярость. Ориентировался на едва слышное похрустывание стеблей под ногами Горского.
Василий Васильевич старался не отставать.
Похрустывание прекратилось.
«Буйвол» остановился.
Тихо.
«Неужели ушел?»
Забыв об осторожности, «Буйвол» ринулся вперед. Кто-то дернул его за ногу. Падая, «Буйвол» выхватил пистолет.
– Лежи!
«Буйвол» узнал Горского.
Камыши поредели. До реки было рукой подать.
«Разделаюсь с Горским!»—подумал «Буйвол».
– Смотри!
«Буйвол» взглянул в ту сторону, куда показывал Горский, и увидел катер.
Горский хорошо знал Шарапова и Кошевника. От таких ребят не уйти!..
А катер застопорил мотор. Сигналит прожектором. Точка. Тире. Точка. Тире.
Заметили!
Горский ползет назад. «Буйвол» и Василий Васильевич – за ним.
Снова бежит полуторка по залитой лунным светом дороге. Горский мучительно думает: куда теперь?
Бородуля стоит на перекрестке. Хуже места не выберешь: кругом голо и светло.
– Двадцать метров вперед!– говорит он младшему наряда.– Окопаться и ждать. Без моего сигнала не стрелять.
Бородуля вспарывает песок саперной лопаткой. Будто на учении: спокойно, размеренно. И вдруг останавливается на взмахе.
По дальней дороге из Оленьей балки возвращается грузовик. Фары погашены, и его выдает лишь напряженная работа двигателя.
Бородуля смотрит в ту сторону, откуда вот-вот покажется машина.
Там, возле балки, звезды ярче. Они круто забирают вниз. У Бородули пересыхает в горле. А где-то, не очень далеко, торжествует река-граница:
– Бои-ишься ты, бои-ишься ты!..
Конечно, она помнит, как Бородуля первый раз шел в наряд. И звезды снижались, давили на него. И он не мог найти Большую Медведицу. И ноги наливались свинцом от страха. И он чуть не застрелил поверяющих – тоже от страха. И снова ходил на границу, и боялся реки, камышей, звезд – всего боялся!..
Но, конечно, знает она и кое-что другое про Бородулю. И первую пулю в мишени. И первую благодарность командира отделения. И запомнившуюся на всю жизнь беседу о солдатской храбрости. И случай в районном центре по дороге на почту, тоже запомнившийся на всю жизнь. И как после командования новобранцами впервые захотелось ответить: «Есть!» И глухую ночь в наряде, когда засекли самолет...
Ни о чем этом сейчас не думает Бородуля. Ему просто некогда думать. Он видит кусочек звездного неба. И звезды– его союзники. Как хорошо, что они есть! Неподвижные.
Каждая на своем месте. Значит всё в порядке!.. И волноваться нечего...
Грузовик приближается. Вот он вынырнул из-за поворота – черный и быстрый, как хищная птица.
«Если лежать неподвижно, могут не заметить!».
Откуда вдруг эта мысль? Бородуля гонит ее и ложится удобней. Прижимается щекой к карабину.
Сейчас машина поравняется с другим пограничником.
Двадцать метров до Бородули...
Пятнадцать...
Он делает предупредительный выстрел. Трассирующая пуля пересекает путь грузовику.
Неизвестный шофер увеличивает скорость. Из кузова отвечают залпом.
Пули зарываются в песок рядом с Бородулей.
Он метит в баллоны и радуется попаданию.
Словно подстрелянный зверь, грузовик из последних сил сворачивает на дорогу к пастбищам.
И в это время Бородуля видит другую машину, с зажженными фарами.
Он вскакивает. Ракетой показывает направление, в котором скрылись нарушители. Машина берет влево: сокращает расстояние. Сейчас перевалит барханы и настигнет их.
– За мной!– Бородуля тоже бежит по дороге к пастбищам...
Серебренников держится за кабину. Полуторку бросает из стороны в сторону. Она лезет вверх и, кажется, вот-вот оторвется от земли.
Спуск начинается неожиданно. Машина стремительно идет под уклон...
Снова под колесами ровная дорога. Впереди расплющенный неровный след от баллонов.
«Молодец, Бородуля!»– думает Серебренников.
Барханы отступают. Микаелян, не сбавляя скорости, делает крутой разворот.
Сейчас покажется кошара, пустая в это время года. За кошарой дорога раздвоится и снова уйдет к барханам. Каждая из этих дорог в свою очередь раздвоится. И те, дальние дороги, тоже раздвоятся... Потом навстречу им встанут горы.
Враг решил уйти в горы.
– Стой!– Серебренников стучит по кабине.
Брошенная Горским полуторка проломила дувал.
Микаелян выжимает педаль тормоза.
И сразу развалины захлебываются выстрелами.
Осколки ветрового стекла впиваются в глаз.
«Очки!—с опозданием вспоминает Микаелян.– Почему я не надел очки!»...
Серебренников прыгает вправо. Падает за передний баллон. Пальцы плотно обхватывают пистолет.
Как всегда в минуты боя, приходит удивительное спокойствие.
Главное – выждать.
За дувалом тоже молчат.
Луна помогает Серебренникову. Он отчетливо видит пролом в глинобитной стене.
Горский, конечно, попытается завладеть машиной. Иначе ему не уйти.
Так и есть. В проломе показывается фуражка.
Серебренников поднимает руку. Пистолетное дуло нацелено под козырек. Но зря Горский ждет выстрела.
И тогда из развалин выбирается человек. Пригибаясь бежит к машине.
Серебренников стреляет в него, почти не целясь.
Снова развалины захлебываются огненными вспышками. Теперь майор прижат к земле. И вдруг справа тоже свистит пуля. Серебренников догадывается: его обходят.
Он чуть поворачивает голову и замечает ползущую к машине черную фигуру.
Из развалин продолжают стрелять, не дают Серебренникову изменить положение.
Тогда он бьет по развалинам.
За дувалом смолкают.
Серебренников резко поворачивается к тому, что справа (он уже совсем близко!), и старательно целится: хочет выбить пистолет из рук нарушителя. Но в это время слышит рядом, со стороны развалин, угрожающий шорох.
Серебренников успевает нажать курок и видит, как фигура справа обмякает.
Сразу майор оборачивается: на него смотрят ненавидящие глаза капитана «Медузы».
Серебренников понимает, что произошло. Горский затаился в развалинах и, воспользовавшись его дуэлью с одним из бандитов, подбежал к машине.
Серебренников не успевает снова поднять пистолет.
Горский стреляет в упор и скрывается за баллоном.
Майор прижимает руку к груди, будто это может остановить кровь.
«С Микаеляном случилась беда,– проносится мысль, иначе бы он давно пришел на помощь!»
Время отсчитывает секунды. И чем больше пройдет секунд, тем легче будет Горскому разделаться с Серебренниковым.
Сейчас оба затаились за баллонами. Каждый за своим.
А время идет.
Что будет, когда иссякнут силы? Сколько еще может продержаться Серебренников? Минуту? Две?.. Конечно, и эта минута имеет большое значение. Нельзя дать Горскому уйти. Но как это сделать?
Пожалуй, решение может быть только одно: обмануть Горского, притвориться убитым. Пусть он расстанется со своим укрытием. На мгновение – больше не нужно...
А если прежде чем открыться, Горский выстрелит?.. Значит, конец... Но ведь другого выхода нет!.. И какой-то внутренний голос приказывает: не медли!
Серебренников падает навзничь, откидывая руку с пистолетом в сторону.
Горский видит залитого кровью майора. Готов! Губы растягиваются в усмешке. Он высовывается из-за баллона, и сразу слепит выстрел...
Последним напряжением сил Серебренников подползает к Горскому. Дышит!
«Ну хорошо!»– думает майор. Он хочет подняться, но силы окончательно оставляют, и почему-то кажется, что кладут на кушетку, На ту самую кушетку, возле обклеенного окошка, где умирал отец.
«Не хочу, не хочу!»
«А ты подведи часы».
«Зачем?»
«Чтобы доктор скорей пришел»...
И кто-то подхватывает его слова;
– Скорей, доктор!
Серебренников с трудом открывает глаза. Видит склонившегося над ним полковника Заозерного.
Рассвет наступает рано. Это Серебренников знает. Обычно тихо бывает в предрассветный час. А у него разламывается голова от страшного шума. Он приподнимается на локте.
– Лежите!– говорит кто-то рядом.– Вам надо лежать.
И тогда он понимает, что летит в самолете. В том самом самолете, наверно, который обещал послать генерал.
Становится плохо.
– Кислород!– говорят где-то очень далеко.
Он снова приходит в чувство.
Пахнет резиной. Просит:
– Уберите эту калошу!– И опять забытье.
Не считаясь с правилами уличного движения, карета скорой помощи мчится на красный свет. И все машины расступаются, дают ей дорогу...
Серебренникова вносят в операционную.
Он слышит голос полковника Заозерного:
– Кто оперирует?
– Профессор Гаджиев.
Серебренников не знает Гаджиева. Но почему-то становится спокойно.
Заозерный звонит в отряд?
– Перебита ключица и правое верхнее ребро. Задеты легкие. Потерял много крови. Боятся заражения... Нине Терентьевне пока ничего не говорите...
Почему так медленно тянется время?..
Наконец кто-то выходит из операционной. Невысокий, плотный человек. Расстегивает и застегивает пуговицы на больничном халате.
Профессор!
Человек в халате подходит к окну. Стоит усталый, расслабленный. И вдруг жмурится от яркого солнца.
Заозерный облегченно вздыхает.
«Медуза» стоит под разгрузкой в Фирюзеваре. Всё здесь как будто обычно. Одевается в бетон новый пирс. Подъезжают к причалу краснобокие грузовики. Неторопливо водит носом башенный кран. Стреляют огненными вспышками иллюминаторы врезавшегося в песчаную отмель дебаркадера. Подхватывает их отражение река.
Но если приглядеться, в порту можно заметить и кое-что новое. Скрыта за штабелями ящиков машина. Раньше она здесь никогда не появлялась, а в порт пришла ночью.
Рядом – высокий человек. У него серые глаза. Каштановые волосы. Он беспокойно поглядывает на часы. Никто к нему не подходит, и человек хмурится.
Потом он слышит густой бас «Медузы».
Видит, как буксир спускается по реке. Откуда-то на полном ходу вылетает пограничный катер.
Ночью неизвестный покидает Фирюзевар. Он еще попытается перейти границу.
Но где и когда?..
