Текст книги "Пароль остается прежним"
Автор книги: Минель Левин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 20 страниц)
ВАЖНЫЕ СООБЩЕНИЯ
Старшина Пологалов легко нашел Шарапова. Командир катера забрался в кубрик и сладко посапывал после бессонной ночи. Он несколько суток не был на заставе: выполнял специальное задание и вот только сегодня вернулся.
Пологалов в нерешительности остановился: будить или не будить? Наконец, он дотронулся до мускулистой руки приятеля. Шарапов сразу открыл глаза.
Пологалов шопотом, чтобы не разбудить Кошевника, который также безмятежно спал рядом, сообщил о просьбе Истат. Собственно это была не просьба, а требование. Несколько дней подряд Истат звонила на заставу и повторяла одно и то же: «Передайте Вахиду, чтобы немедленно был у меня».
Сон сняло, как рукой. Шарапов совсем было уже отчаялся найти дорогу к ее сердцу. И вдруг она сама просит его придти.
Он вскочил и быстро оделся.
– Побрейся,– посоветовал Пологалов.
Шарапов провел ладонью по заросшим щетиной щекам и взглянул в зеркало. Потом зачерпнул через борт воду, достал бритву. Намылился небрежно, бритву точить не стал. Рука торопливо скользила по лицу.
– Да не спеши ты,– сочувственно произнес Пологалов.
Шарапов плеснул в лицо пригоршню одеколона и поморщился. Схватил полотенце, стал обмахиваться.
– Попудрись,– сказал Пологалов.
Но Шарапов не слышал: он торопился в поселок.
Истат ждала дома.
– Можно? – спросил он, заглядывая в приоткрытую дверь.
Она сидела у окна, теребила косы.
– Ты правда любишь меня?—спросила она, поворачиваясь к нему.
Он кивнул.
– Тогда посоветуй...
Она замолчала. Он подождал немного и, сделав несколько шагов в ее сторону, спросил:
– Что посоветовать?
Она сердито свела брови:
– Сядь!
Он послушно присел на краешек стула, рядом с ней.
Она сказала неожиданно:
– Завтра в клубе молодежный вечер. Правда?
Он удивился вопросу и растерялся, заметив, как отхлынула кровь от ее смуглого лица.
– Хочу посоветоваться,– сказала она и снова стала теребить косы.– Каждый говорит, что думает и от души, верно?
– Ну, верно,– согласился он, вспоминая условия диспута и все еще не понимая ее.
Она решилась:
– Я скажу, что так поступать нечестно. Что рассуждать таким образом может только обыватель.
– О чем ты? – спросил он, стараясь вникнуть в смысл ее слов.
– Я скажу, что это и есть те самые пережитки, с которыми не пустят в коммунизм! – горячо продолжала она.
Шарапов подумал, что все это относится к нему, и рассердился:
– Еще такое условие есть в нашем диспуте: никто не поучает других свысока.
– А я и не собираюсь поучать! – вызывающе перебила Истат,– Я просто скажу, что он подлец.
– Кто он? – окончательно сбитый с толку, спросил Вахид. Только теперь он догадался, что речь идет не о нем.
– Горский!
Шарапов непонимающе смотрел на нее.
– Да, Горский, Горский! – зло повторила она и рассказала все. Как быть? Рассказать об этом безобразном случае на диспуте или Шарапов сам поговорит с ним?
Вахид растерялся.
Истат покусывала губы.
– Эх, ты,– сказала она всхлипывая.– А еще говоришь – любишь!
Он не знал, что ответить.
Она отвернулась и теперь смотрела в окно.
– Стойте, стойте! – вдруг закричала она и выбежала на улицу.
Шарапов услышал, как заскрипели тормоза. Должно быть рядом остановилась машина. Еще плохо соображая, он не двинулся с места.
Истат кого-то звала в комнату.
Шарапов увидел майора Серебренникова. Он послушно шел за Истат, наклонив голову, чтобы не удариться о притолоку двери, и сразу будто заполнил всю комнату.
– А, товарищ главстаршина!
– Здравия желаю, товарищ майор! – вскочил Шарапов.
– Сиди, сиди,– разрешил Серебренников, присаживаясь к столу. Истат заняла свое место у окна и снова затеребила косы.
Серебренников переводил серые, немигающие глаза с Истат на Шарапова, стараясь догадаться, что между ними произошло.
Вахид чувствовал себя подавленным. Истат заговорила первой. И вот уже Серебренников в курсе дела. Как быть: выступать ей на диспуте или нет? Пожалуй, не стоит, чтобы не нарушать покой в семье Горских. Но все-таки, признайтесь, подло, очень подло он поступил... А Шарапов? Даже не может заступиться за девушку, когда ее оскорбляют. А еще клянется в любви!..
– Постой ты! – добродушно загудел Серебренников.– Ну, зачем волноваться? Конечно, призовем мы этого ловеласа к порядку... И чего ты набросилась на Вахида? Да он просто обалдел от твоих упреков... Давай все еще раз, только спокойно, повторим с начала. Итак, Горский стоял возле клуба, читал афишу о молодежном диспуте. Верно?
Истат кивнула. Затем она подошла к нему, а он говорит: ну, а вот кто я – борец за коммунизм или обыватель? Почему вдруг такой вопрос? Оказывается, любит «промочить» горло.
– Так,– очень спокойно заметил Серебренников.– А что было дальше?
Истат вспомнила:
– Я решила отшутиться и ответила стихами. Вот отсюда все и началось. Он, наверно, решил, что я с ним заигрываю,– от этой мысли она передернулась,– и потащил меня за клуб.
Шарапов сжал кулаки. Ах, если бы ему сейчас попался Горский!..
– Что же это были за стихи? – с интересом спросил Серебренников.
Истат продекламировала:
«Запрет вина – закон, считающийся с тем,
Кем пьется и когда, и много ли, и с кем»...
Серебренников насторожился:
– А дальше?
– Дальше я ничего не говорила. Он сам продолжил.
– Что продолжил? – настаивал Серебренников.
Она досказала равнодушно:
«Когда соблюдены все эти оговорки,
Пить – признак мудрости, а не порок совсем».
Серебренников вел запись первичного опроса нарушителя государственной границы, задержанного в кошаре старшим сержантом Бояруном. Майор Серебренников обладал отличной памятью. Именно чти строки Хайяма враги собирались использовать для пароля. Неужели Горский – шпион?
Не может быть: Горский – фронтовик, проверенный человек, капитан «Медузы», близкий родственник офицера-пограничника. Наконец, Горский только что встретил его сына и не сегодня-завтра привезет его в Реги-равон...
Серебренников почувствовал, как галстук впивается в шею. Ему было душно. Конечно, это лишь совпадение!..
А, может быть, Горский потому и перебрался на границу?.. Может быть, все-таки это с ним связана работа неизвестного передатчика в Фирюзеваре и появление иностранных самолетов в советском небе? Может быть, стихами Хайяма ничего не подозревавшая Истат сбила его с толку, и этим вызвано его странное поведение?..
Серебренников решительно поднялся.
– Договоримся, так,– сказал он.– Вы пока никому ничего не говорите и с Горским ведите себя так, словно ничего не случилось. Обещаете?.. Остальное я беру на себя.
– Разрешите курить? – спросил начальник КПП, заметно волнуясь.
– Курите.
Серебренников молча ходил из угла в угол мансуровского кабинета, стараясь осмыслить все, что ему только что стало известно.
Истат остановила Серебренникова на пути к контрольно-пропускному пункту. Когда с ней и Шараповым обо всем, кажется, договорились, майор Серебренников поехал дальше. У Мансурова он спросил прямо:
– Какого мнения вы о новом капитане «Медузы»?
Мансуров ответил уклончиво.
– Да что вы, как девица!—рассердился Серебренников и в двух словах сообщил о своем разговоре с Истат.
Мансуров понимал, что больше молчать нельзя, и, в свою очередь, рассказал Серебренникову о заявлении Ефремова.
Серебренников отчитал Мансурова за то, что тот до сих пор не поставил об этом в известность командование отряда. Что же должно произойти в тот самый день, когда Серебренников приготовился встречать сына?..
Требовательно зазвонил телефон. Это дежурный по коммутатору соединил майора с полковником Заозерным.
Начальник отряда внимательно выслушал скупое сообщение Серебренникова, тем более, что несколько минут назад Заозерному стало известно о встрече Горского с резидентом иностранной разведки.
Капитан Харламов не терял времени зря.
В ЗАХМАТ-АЛИ
Ташкент проводил черными, бесплодными тучами. Самолет забирался всё выше и выше. Чуть приоткрытый капот на моторе дрожал, словно жабры гигантской рыбы.
Когда тучи рассеялись, Юрий увидел песчаные холмы. Они вздымались, как океанские волны, и не было этому безбрежному, желтосерому океану ни конца ни края.
Пески поражали однообразием, наводили уныние, но Юрий счастливо улыбался. Время от времени он восклицал восторженно:
– Смотрите, смотрите!
Горский понимал, что это относится к нему и охотно кивал.
На земле их встретила сорокаградусная жара.
Капитан «Медузы» предложил позавтракать. Они зашли в аэропортовский ресторан, заказали бифштекс и пиво.
Вскоре перед ними выстроилась целая батарея пустых бутылок. Юрий старался не отставать от Горского. Он ехал к отцу—один! – и, конечно, чувствовал себя совсем взрослым.
Потом они подъехали на такси к автостанции. Оказалось, что нужный им рейсовый автобус отъехал пятнадцать минут назад.
– Вот досада!– притворился огорченным Горский, хотя умышленно задержался в ресторане, и спросил молодого Серебренникова:– Пойдем в гостиницу и заночуем, или сделаем так: скоро должен отправиться автобус в Захмат-али. Это нам по пути. Доедем до Захмат-али, а там на любой машине доберемся до места. Ты как считаешь?
– Конечно, поехали! – не задумываясь, согласился Юрий.
В Захмат-али они прибыли к вечеру. Горский оставил Юрия в чайхане, а сам пошел справляться насчет машины...
На самом деле он торопился в городской сад.
На одной из скамеек в боковой аллее его поджидал Василий Васильевич.
Горский заметил дамского мастера и замедлил шаги. Глаза стали колючими. Василий Васильевич не выполнил условия и пришел на свидание не один. Рядом сидел «Буйвол», которого Горский вовсе не хотел видеть.
Прежний план ломался. Горский рассчитывал поговорить с Василием Васильевичем наедине, предупредить, что к границе нужно подъехать ночью, а переходить обязательно на рассвете, так как в это время, якобы, сменяются наряды. Он хотел заставить его выпить за удачу. В стакан, из которого будет пить Василий Васильевич, он сумеет всыпать медленно действующий яд. Завтра, с восходом солнца, Василия Васильевича уже не будет в живых. Остальные начнут метаться по границе. Безусловно, пограничники заметят их. Вряд ли «Буйвол» предпочтет сразу сдаться. Значит, завяжется перестрелка.
А Горский на рассвете будет уже на «Медузе» и, в то время как пограничники займутся ликвидацией банды, переправит агента из Фирюзевара в Реги-равон. Вот здесь-то и понадобится ефремовский самосвал, который быстро вывезет его из опасной зоны...
Василий Васильевич поднялся и вежливо поклонился. «Буйвол» продолжал сидеть.
«Придется угостить ядом того и другого!»– решил Горский.
Он сел между Василием Васильевичем и «Буйволом». Ровным голосом объяснил, что им предстоит делать.
Видно, Василий Васильевич и «Буйвол» обо всем уже договорились между собой. Они слушали внимательно, с каким-то тупым упрямством, не перебивая и не задавая вопросов. Горского это начало раздражать.
– Понятно?
Василий Васильевич спросил:
– А если нас заметят?
– У вас есть оружие,– напомнил Горский.
Заговорил «Буйвол»:
– Одним словом, мы решили, капитан, что вы проводите нас до границы. И вам спокойно, и нам хорошо.
– Что это значит? – нахмурился Горский.
– Это значит, что мы не хотим зря рисковать,– спокойно ответил «Буйвол».
– Может быть, вы раздумали переходить границу? – насмешливо спросил Горский.
Опять скрипуче протянул «Буйвол»:
– Ничего мы не передумали. Только действовать хотим наверняка.
В Горском закипела злость. Пожалуй, проще было разделаться с Василием Васильевичем в Ташкенте. И чего это он, право, всполошился? Если решено переправить агента открыто, стало быть документы у него в порядке. Пусть их на здоровье проверяет начальник КПП.
Но в глубине души он боялся этой проверки. Он знал, какой дотошный в делах службы старший лейтенант Мансуров. А вдруг в предъявленных документах его что-то насторожит? Горский надеялся, что если на границе завяжется бой, Мансуров не сможет сам проверить «Медузу». Эта мысль и пришла ему в голову, когда собирался покончить с Василием Васильевичем в Ташкенте.
Что же теперь делать?
«Убрать обоих! – настойчиво стучала мысль.– Не идти же, в самом деле, с ними через границу?»
– Без пол-литра не разберешься! – усмехнулся он, соображая, как всыпать яд в стаканы, из которых будут пить Василий Васильевич и «Буйвол».
– Выпить можно,– согласился «Буйвол».– Только имейте в виду, пока мы не окажемся за границей, вы без нас шагу не сделаете.
«Такого надо остерегаться!» – с неприязнью подумал Горский. Он с трудом заставил себя усмехнуться и, повернувшись, неторопливо зашагал прочь.
«Буйвол» догнал его, больно сдавил руку:
– Не советую ссориться, молодой человек.
На его лице была написана решимость.
– Хорошо, хорошо,– сдался Горский. Не хватало только, чтобы они подрались здесь, на виду у всех.
«Буйвол» отпустил его руку.
– Теперь можно выпить за успех,– и направился к чайхане, где Горского дожидался Юрий.
– Только не сюда,– запротестовал Горский.
– Почему? – возразил «Буйвол».– Там наши хлопчики уже заказали роскошный ужин.
Василий Васильевич не произносил ни слова, будто проглотил язык: он боялся предстоящей ночи и радовался, что «Буйвол» оказался тверже него.
– Нет! – упрямо повторил Горский, останавливаясь.– В эту чайхану я не пойду.
– Анатолий Сергеевич!
К Горскому бежал юный Серебренников.
Капитан «Медузы» крепко выругался про себя.
– А я думал: куда вы пропали? – улыбался юноша.– Попросил чайханщика приглядеть за чемоданами и пошел вас искать... Здравствуйте,– спохватился он, заметив, что Горский не один.
– Здравствуй, детка! – мягко ответил «Буйвол».
Горский резко вмешался:
– Иди, Юра, в чайхану. Мы сейчас придем.
Юрий закусил губу, но спорить не стал.
– Кто это?– спросил «Буйвол».
Горский с досадой сжал кулаки: еще один свидетель появился. Неужели теперь и с сыном Серебренникова нужно разделаться? Но это означало провал! Тогда ему больше нечего делать на границе. Если же Юрия не трогать – он сможет опознать «Буйвола» и Василия Васильевича.
«Я скажу Юрию, что это попутчики, которых совершенно не знаю. Просто решили вместе ехать в Реги-равон», – нашел он единственный выход и сказал вслух:
– Хорошо. Я доведу вас до границы. Только условие: юношу, которого вы только что видели, ни о чем не спрашивать. Мы с вами незнакомы. Попутчики. Встретились случайно. Понятно?
«Буйвол» согласился. Ему было безразлично, кто этот парнишка и для чего он понадобился Горскому.
В чайхане Горский познакомился с «Зубом» и Томом.
Теперь они сидели вшестером за одним столиком. «Буйвол» сдержал слово (ему вовсе не хотелось ссориться с Горским в такой ответственный момент) и притворился, что ни он, ни его друзья не знали Горского.
– Так вы – капитан?—спросил он, чтобы о чем-то спросить.
– Капитан,– согласился Горский.
«Зуб» и Том узнали его. Насторожились. Особенно Том. Он сидел рядом с Юрием. Вначале решил, что это сын Горского, но они были совсем не похожи, и он усомнился. Однако спросил тихо, пользуясь тем, что взрослые не обращали на них внимания.
– Отец?
– Нет,– невольно поддаваясь его таинственному тону, так же тихо ответил Юрий.– У меня отец майор-пограничник.– Он полез в карман и достал фотокарточку. Майор Серебренников был снят с группой солдат. Среди них Том вдруг узнал старшину– брата своего ленинабадского друга. Он очень удивился и спросил, затаив дыхание:
– А ты куда едешь?
– К отцу.
– Ну, да?—недоверчиво протянул Том.
Горский не расслышал, о чем говорили Том с Юрием, и не видел, что показывал юный Серебренников своему новому знакомому, однако незаметно толкнул ногой «Буйвола». Василия Васильевича сегодня он в счет не брал.
«Буйвол» понял.
– Том!—позвал он, вставая из-за стола.
Том неохотно подошел к нему.
«Буйвол» обнял его за плечи, повел к выходу.
– О чем ты говорил с деткой?– спросил он предостерегающе.
– Ни о чем,– соврал Том, чувствуя, что ему нет смысла говорить правду.
– Смотри у меня,– пригрозил «Буйвол».– Ничего не спрашивай и ничего не говори.
– Ладно,– согласился Том. Возвращаясь на место, он решил, что Юрия тоже хотят «обработать». Может быть взять чемодан, который стоял сейчас возле его стула.
«А я не дам!– вдруг подумал он,—Не позволю, и все тут. Предупрежу Юрку».
Эта мысль ему страшно понравилась. После такого доброго дела он смело сможет посмотреть в глаза колхозному бухгалтеру.
Том перчил шашлык и отправлял в рот палочку за палочкой. Он ждал момента, чтобы остаться с сыном майора наедине.
Горский, между тем, видел, что сейчас никак не может разделаться с «Буйволом» и Василием Васильевичем. Слишком много глаз следило за ним. Он решил отложить расправу. А пока тоже разыгрывал полное неведение. Он спросил у своих, якобы, новых знакомых:
– Кто вы?
– Мы – геологи,—ответил «Буйвол».
– А ружья зачем?
– Страсть, как люблю поохотиться!—не задумываясь, соврал «Буйвол».– Да и потом мы в таких местах бываем, что без этой штуки не обойтись,– он любовно погладил двухстволку.
Они просидели в чайхане до темноты. Тому так и не удалось больше поговорить с Юрием.
Между тем Юрий все чаще поглядывал на часы и все чаще спрашивал Горского:
– Мы скоро поедем, Анатолий Сергеевич?
– Скоро,– отвечал Горский.– Понимаешь, дружок, вот геологи – люди бывалые – говорят, что машины пойдут в Реги-равон не раньше девяти часов вечера.
«Геологи!—усмехнулся Том.– А что это за Реги-равон?»
Впрочем, не все ли равно: главное, скоро они будут еще дальше от Ленинабада.
Они ели и пили – все, кроме Юрия – водку. «Буйвол» – охотно, много и не пьянея. Василий Васильевич тоже много, но угрюмо и все больше расклеиваясь. Горский – сдержанно, равнодушно, как воду. «Зуб» повеселел и стал показывать Горскому свои золотые коронки. Жара отрицательно действовала на «Зуба». Раньше он так быстро не пьянел. Том выпил один раз – граммов пятьдесят – и решительно отодвинул стакан.
Когда зажглось электричество, «Буйвол» положил на стол волосатый кулак: пора!
– Бери чемодан. Юра,– сказал Горский, отсчитывая деньги. «Зуб» бросился к чемодану.
– Дайте, я понесу.
Том решительно отодвинул его:
– Сами обойдемся.
– Не шумите, детки,– прикрикнул «Буйвол».
Юрий засмеялся:
– Несите, пожалуйста, Пусть мне будет хуже.
Горский вышел из чайханы последним: он все еще надеялся найти выход из создавшегося положения.
СТРАННЫЕ ПАССАЖИРЫ
Василий Стебеньков находился в том счастливом возрасте, когда человека безобидно называют то на «ты», то на «вы». Ему было двадцать три года.. Он обладал завидной шевелюрой, не то коричневыми, не то зеленоватыми веселыми глазами. Щеки у него шелушились и были похожи на недочищенный персик. Скулы слегка выпирали и постоянно находились в работе. Для этой цели у Василия Стебенькова всегда находились леденцы, или затвердевшая лепешка, или, в крайнем случае, семечки.
Он еще не совсем привык к своему «гражданскому» положению и ходил в галифе, в скрипучих яловых сапогах. Он с удовольствием носил бы и гимнастерку, но азиатское солнце твердо заявило ему свое – нет. Нет, так нет!– решил он, приобретая в Захмат-алинском универмаге синюю тенниску.
В прошлом году Стебеньков демобилизовался из армии. Служил он в артиллерийской части, водил тягач и получил права шофера второго класса. Когда пришла пора прощаться с однополчанами, Стебеньков знал, какую изберет специальность. Но вот куда ехать – он не знал. Три сестры Стебенькова жили в разных городах и каждая писала: не приедешь – обижусь.
Он гадал, кого же из них обидеть, а кого не обидеть, и принял неожиданное решение: послушался своего дружка Назима Ахмедова и поехал с ним в Захмат-али, где природа балует и люди хорошие, и жизнь дешевая.
Ну, положим, природа не слишком баловала. Правда, в самом Захмат-али шумели арыки и сады, но по дороге к границе, куда приходилось Стебенькову возить грузы, кроме песка и солнца, ничего не было. Хорошо, что в армии его научили и жару переносить, и ночи не спать.
А вот люди, точно, были хорошие. Вначале Стебеньков остановился у Ахмедовых. Отец Назима – персональный пенсионер – принял Василия в свой дом, как родного, и помог устроиться на автобазу.
Начальник автобазы, Алексей Матвеевич Юрьевский, тоже встретил паренька приветливо и посадил на ГАЗ-51, только что прибывший с завода.
Стебеньков был за это ему очень признателен и... влюбился в голубоглазую учительницу, оказавшуюся дочерью начальника автобазы.
Василий смутился и решил по возможности дольше скрывать от Алексея Матвеевича свои чувства. Но Алексей Матвеевич был отцом, и, как любящий отец, очень скоро заметил, что с дочерью творится неладное. Он посоветовался с женой и решил: дочь влюблена. В кого?
Алексей Матвеевич гадал, какой же такой парень нарушил покой его Людочки и вдруг узнал, что этот парень – их новый шофер Васька Стебеньков. То есть Василий Николаевич Стебеньков, демобилизованный солдат и, таким образом, человек вполне самостоятельный.
И вот сегодня Алексей Матвеевич вдруг огорошил молодого водителя вопросом: когда свадьба?
Стебеньков побежал в школу к своей учительнице и передал разговор с будущим тестем. Она смеялась и сказала, что решат, когда жених вернется из очередного рейса.
Стебеньков посмотрел на часы – половина девятого,– и задыхаясь от бега, а, может быть, от счастья, вернулся в гараж.
В начале десятого он получил путевой лист, из которого следовало, что ему предстоит отвезти в Реги-равон типографскую бумагу. Подал машину к работающему круглосуточно складу. Помог вкатить в кузов два рулона и, уже выезжая на загородное шоссе, обогнал грузовик.
– Стой!– крикнул ему водитель в косоворотке. Но Стебеньков притворился, что не расслышал.
И вдруг перед ним вырос человек с поднятой рукой.
Стебеньков затормозил.
К нему подошел капитан в форме речного пароходства:
– Не в Реги-равон случайно?
– В Реги-равон.
– Довезешь?
Стебенькову страшно хотелось поговорить: еще бы – он женится! И вместо ответа он распахнул дверцу кабины.
– Садись, ребята!– крикнул кому-то капитан.
Стебеньков удивился, когда из придорожного кустарника вдруг высыпали люди и, перекидывая какое-то имущество через борта, за полминуты оказались в кузове.
Капитан засмеялся, видя растерянность Стебенькова:
– Ну, чего ты испугался? Это – геологи.
Стебеньков промычал что-то нечленораздельное. Если бы он знал, что капитан не один, конечно бы, не остановил машину.
– Юрий, иди сюда!– позвал капитан.
Узкоплечий подросток охотно уселся рядом со Стебеньковым и, подождав, пока капитан заберется в кузов, кивнул шоферу: поехали.
Стебеньков неохотно тронул машину с места. Хоть бы капитан сел с ним, а то ведь этому желторотому даже о своих сердечных делах не расскажешь.
Стебеньков плотно сжал губы и, включив фары, прибавил газ.
«Желторотый» с любопытством вглядывался в ночь, улыбался потрескавшейся земле, которую выхватывал из темноты луч света.
«Блаженный»!– подумал Стебеньков, отворачиваясь от своего неожиданного пассажира. Но вот этот пассажир заговорил, а Стебеньков насторожился. «Желторотый» интересовался границей: какая она и скоро ли приедут?
– А тебе зачем?– не слишком любезно спросил водитель, чувствуя, как в душу закрадывается сомнение: кого он везет?
«Желторотый» охотно ответил, что он сын майора Серебренникова и к отцу едет впервые. В Ташкенте его встретил тот самый капитан в форме речного пароходства, который остановил машину.
– А другие кто?—без особого энтузиазма спросил Стебеньков.
Юрий подтвердил: геологи. Он познакомился с ними сегодня.
У Стебенькова остался неприятный осадок от внезапного вторжения неизвестных в машину и он спросил настороженно:
– Чего же автобусом не поехали?
Юрий ответил, что у него просто не хватило терпения дожидаться утра, и Горский понимал это. О геологах он мало что мог сказать вразумительного. Разве что двое из них постарше, а двое совсем молодые, наверно, его ровесники.
На этом разговор оборвался.
А Горский между тем все еще искал способ разделаться с Василием Васильевичем и «Буйволом». К тому же он видел, что следом идет машина – не приближаясь и не отставая. Эта машина раздражала, и он также был не прочь от нее избавиться...
Предчувствия не обманывали Горского. Всю дорогу от Ташкента он и Василий Васильевич находились под наблюдением. Были известны уже и «Буйвол», и «Зуб», и Том. Мог еще кто-нибудь присоединиться к этой компании. Вот почему задержание решили произвести в самый последний момент, у границы. А в том, что Горский ведет их к границе – не вызывало сомнений.
Беспокоились за сына Серебренникова. Если бы Стебеньков не обогнал грузовик, за рулем которого сидел человек в косоворотке, всё было бы гораздо проще.
...В это время Том представлял себе, как удивится колхозный бухгалтер, когда он постучит в дверь его дома. Том начнет новую жизнь. Вот только поможет Юрке, симпатичному сыну майора, сохранить чемодан.
Интересно, а его, Тома, отец кем был: солдатом или офицером? Конечно, тоже офицером. Или лучше – солдатом... Вот, говорят, где-то есть памятник Неизвестному солдату. Может быть, это и был как раз его отец?
Том улыбается все откровенней, и его лицо становится оживленным. Он снова думает о сыне майора и об этом самом майоре. Офицер-пограничник. Здорово!.. И вдруг цепенеет. Юрка говорил, что едет к отцу. Значит, они едут к границе?!. А зачем они едут к границе? Зачем взяли с собой ружья?.. Может быть, охота предполагается вовсе– не на кабанов? Может быть, его, Тома, хотят заставить перейти границу?!.
Он сжимается в комок и готов выпрыгнуть из машины. Но, во-первых, прыгать нельзя: его просто пристрелят, а потом надо как-то предупредить Юрку, что здесь дело не чисто.
Том думает, как лучше осуществить свой план, и в это время «Буйвол» спрашивает у Горского:
– Скоро приедем?
Горский отвечает тихо:
– Еще час.
– До границы?– уточняет «Буйвол». И хотя он произносит это шопотом, напряженный слух Тома улавливает: до границы...
Тому хочется закричать, остановить машину. Больше сомнения нет. Но он не кричит и не открывает глаза. Он думает. Лихорадочно думает, что предпринять.
А Горский чуть слышно объясняет «Буйволу»: через час—Советский. За этим поселком с водителем кончат, потому что дальше – совхоз имени Ленина, где уже пограничная зона.
– Понял!– хрипит «Буйвол».
И тут машину начинает трясти: Стебеньков решает проучить своих непрошенных пассажиров и сворачивает с шоссе на старую, заброшенную дорогу.
Горский знает про эту дорогу, напрягается. Если машина, следующая за ними, тоже свернет...
Но нет, она не сворачивает. А Стебеньков гонит и, значит, ту, другую машину, они опередят.
Наконец, в настороженную тишину ночи врывается, словно перекатывающийся по цепи, лай.
– Это что, уже Советский? – спрашивает «Буйвол».
– Ватан... Потом – Советский.
Въезжают в поселок.
Горский замечает чайхану, где еще есть народ, и решительно стучит по кабине ребром ладони.
Стебеньков останавливает машину.
– Передохнем!– говорит Горский, заглядывая в кабину.
Стебеньков выключает зажигание: можно и передохнуть.
Горский спрыгивает на землю:
– Я сейчас раздобуду «белую головку», а то холодновато становится.
В бутылку с водкой он всыплет яд!
Силуэт Горского едва заметен на черном фоне.
Небо звездное. Вправо от машины какая-то звезда набухла до невероятных размеров и, отяжелев, спустилась на землю. Том понимает, что это не звезда, а электрическая лампочка примостилась на ветвях чинары. Под чинарой столики. За столиками запоздалые гуляки. Горский идет к ним.
– Стой!
«Буйвол» тоже прыгает и догоняет Горского. Он не хочет отпускать его одного.
– Там выпьем.
Горский еле сдерживается. А «Буйвол» уже зовет:
– Слышь, что ли, Семен Петрович, пойдем, выпьем!
Василий Васильевич вздыхает и осторожно спускается на землю: чертовски сдал он в последнее время.
«Зуб» тоже не против выпить. Прижимая к груди ружье, прыгает через борт.
– А ты, Том?– спрашивает «Буйвол».
– Я не хочу.
Сегодня «Буйвол» никому не верит. Он решительно зовет Тома:
– Пошли, детка!
– Ладно,– говорит Том.– Иду.
Он нарочно слезает медленно, отыскивая ногой крыло возле кабины, чтобы иметь возможность перекинуться парой слов с водителем.
Стебеньков, будто почувствовал, что у Тома важное сообщение, высунулся из кабины.
Том прошептал несвязно:
– Как отойдем подальше – гони, слышишь?! Это – гады!.. Хотят уйти за границу. Ну, слышишь?!
Он задыхался от волнения, боялся, что ему не поверят.
– Том!– сердито окликнул «Буйвол».
– Иду, ладно!– отозвался Том и, чуть не плача, повторил с отчаянием, задерживась возле кабины:
– Ну?! Гони, гони машину, слышишь?!. Гони!..
Он побежал к «Буйволу», оставив в растерянности Стебенькова и совершенно опешившего от неожиданности Юрия Серебренникова.
Что-то волевое, обязательное было в словах незнакомого паренька. Стебеньков хорошо знал, что рядом граница. Вся эта история с того самого момента, как капитан «Медузы» остановил машину, не слишком нравилась Стебенькову.
Он включил зажигание и положил руку на рычаг переключения скоростей.
Так выпить и не удалось.
Все пятеро остановились, не доходя чинары, где покачивалась электрическая лампочка. Они услышали фырчанье отъезжающей машины.
«Буйвол» схватил Тома за руку. Василий Васильевич и Горский переглянулись. Один Том знал правду и, хотя «Буйвол» больно сдавил его руку, не сумел скрыть вздоха облегчения.
«Буйвол» побежал назад, к машине, всё крепче сжимая руку Тома. За ними побежали остальные.
Ночь была темная, и вначале они еще думали, что ошиблись.
Но машины не было.
– Где машина? – угрожающе спросил «Буйвол» и стал трясти Тома.
– А я почем знаю?
– Они, может, отъехали подальше?– неуверенно высказал предположение Василий Васильевич.
– Конечно, отъехали! – вызывающе подтвердил Том.
– Посмотрим! – «Буйвол» побежал, не отпуская Тома.
Дорога свернула. Тусклая лампочка на чинаре исчезла.
Теперь они шли темной улицей между глухими дувалами, за которыми надрывались сторожевые псы.
Том перестал сопротивляться, и «Буйвол» слегка отпустил его руку.
«Сейчас, вырвусь,– думал Том,– убегу!»
Дувалы с одной стороны дороги оборвались, уступив место хлопковому полю.
Они продолжали идти, но никакой машины не было видно. Значит, шофер бросил их и увез сына Серебренникова. Почему?
Рука, словно зажатая в клещи, онемела. Тому хотелось кричать: это я, это я сделал! Я рассказал, кто вы – гады!
Но он молчал, выбирая момент, чтобы вырваться.
Лай становился все глуше. Дорога была безлюдна.
«Пора!» – решил Том и, резко присев, боднул «Буйвола» в живот. Почувствовав, что «Буйвол» больше не держит его руку, Том пустился бежать, но сразу споткнулся и растянулся на дороге. Это Горский подставил ему ногу.
Том хотел вскочить, но кто-то навалился на него, прижал голову к земле, заставил мучительно глотать пыль. Том почувствовал, что задыхается. Он попытался вырваться – не удавалось. Закричал – голоса не было.
