Текст книги "Ловушка для героя (СИ)"
Автор книги: Михаил Исаков
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 27 (всего у книги 27 страниц)
– Быстро, сюда!
Перед дверью, которая служила входом в лысый и высокий холм, лежал человек в узнаваемом черно-зеленом комбинезоне охранника.
– Почему ты его не распял? – шепотом спросил Сашка
– Времени нет, – также шепотом ответил Ловец и открыл дверь.
В холмике скрывался лабиринт коридоров и их ответвлений, где по стенам были проложены сотни кабелей и трубок из материала похожего на пластмассу. Саша ни разу не был в котельной и уж тем более не довелось ему побывать на подводной лодке, но увиденное напоминало ему именно эти достижения человеческой мысли.
А еще он заметил, что Алекс до чрезвычайности серьезен. Он уже давно наблюдал за своим "тайным агентом" и много раз видел его сосредоточенным, собранным, мрачным, недовольным, раздосадованным, уставшим и злым, но никогда настолько серьезным и внутренне напряженным. Об этом говорило хотя бы то, что в его руках подергивалась взятая у охранника палка шокера.
"Нервы или новые руки шалят?"
Ловец открыл еще одну дверь и, не мешкая ни секунды, пустил вход свои руки и шокер. Два инженера (кто еще мог находиться в таком месте и быть одетым в белые халаты?) превратились в мычащих существ.
– Подожди, я скоро.
– Ага. Я так и понял.
Сашка отошел на приличное расстояние, благо в зале, в котором они оказались, это расстояние наличествовало, и не слышал скорого разговора мычащих инженеров и серьезно настроенного Ловца. Содержание его тоже осталось для него загадкой, хотя разбитое лицо одного из собеседников говорило о разговоре на весьма интересные темы.
Бело-халатный в кровавую крапинку работник холма провел их в следующий зал и беззвучно указал рукой, после чего, естественно, в знак признательности, получил еще один удар шокером.
– Ты всех так благодаришь за сотрудничество? – поинтересовался Сашка, беспокоясь, что, в конце концов, его вырубят подобным же способом.
– Работа наша такая.
– И нету других забот, – пропел студент.
– Значит так, я буду держать контакты, а ты прижмешь клешню к той бандуре и нажмешь кнопку.
"Бандура" занимала четверть зала и высилась на два человеческих роста переплетением труб и трубочек, уходящих в пол и потолок.
– У тебя же руки болят, – напомнил Сашка.
– Ничего, я справлюсь, – пообещал Ловец и наступил на клубок тонких проводов ногой.
– Нажимать?
– Жми.
– И что будет? – Парня начали обуревать несвоевременные сомнения.
– Хорошо будет.
Сашка навалился всем телом на клешню и нажал кнопку.
* * *
«Рыбак! Эй, Рыбак, очнись!» – орал Стихоплет. – «Ты слышишь?»
Он слышал.
"Всю рыбу распугаешь", – пошутил Игрун.
"Зачем они это делают?" – спросил Воришка, который впервые за долгое время прекратил заниматься взламыванием кодов и замков, которые сочинял Игрун.
"Наверное, так им нужно", – ответил Рыбак, укорив себя за никчемное "наверное".
"Они хотят меня убить!" – ужаснулась Красотка, оторвавшись от самолюбования. – "Они убьют нас всех!"
"Тебе страшно?" – поинтересовался Рыцарь, предварительно просчитав, что ни один из боевых роботов не успеет домчаться до реакторного цеха.
"А тебе?" – съехидничал Игрун, вспомнивший, что так и не уговорил Рыцаря поиграть в военные симуляторы.
"Нет", – рыкнул Рыцарь, и все почувствовали, что благородный воин соврал.
Бывший солдат догадывался, как можно использовать не по прямому назначению вспомогательный лазер легкого горнопроходческого робота.
"Что будем делать?" – озадачил всех Доброволец.
Он появился в их компании позднее всех и очень не хотел умирать. Выражалось его нежелание в череде сообщений на Пульт управления, которые появятся на дисплеях лишь после того, как все будет кончено.
"Почему ты блокируешь меня, Рыбак?" – паниковал Доброволец.
"Чтобы ты им ни писал, они не успеют".
"Но мы не выполнили нашего предназначения", – вспомнил Стихоплет. – "Наша работа только-только началась. Можно запустить программу спячки и спастись".
"Я знаю", – ответил Рыбак и послал сигнал маневровым двигателям "Альгамбры" вновь отвести корабль на дальнюю планетарную орбиту.
Находясь на двадцатиметровой глубине, в толще скальные породы, он был все также далек от знакомых ему звезд и жалел, что уже никогда не сможет их увидеть.
"Не хочу умирать, я так молода". – У Красотки, как у всякой женщины, было особое отношение к своему возрасту. Коллеги это понимали и не стали напоминать даме, что среди них она вторая по возрасту после Рыбака, то есть ей примерно двести пятьдесят лет.
"Всегда знал, что они меня обманут", – тихо захныкал Воришка.
"Раз знал, значит уже не страшно". – Игрун нарисовал картину того, что творилось в Колонии: остановившиеся машины и станки, один за другим гаснущие экраны, погасшие осветительные приборы и запертые в лифтах люди. – "Правда, смешно?"
Он умел развлечь публику.
"Люди?" – спросил Стихоплет.
"Люди", – ответил Рыбак.
"Вы согласны?" – Рыцарь пустил скупую слезу.
"Ну, если по-другому нельзя", – все еще сомневалась Красотка.
"Чего же мы ждем?" – торопился Воришка.
"Я за", – решился Игрун.
Доброволец согласился молча.
Главный корабельный мозг всегда принимает решения на основании единогласия. Это было единственным ограничением виртуального всемогущества людей ставших супер-компьютером. Они знали, что их всевластие лишь кажущееся, специально придуманное для успокоения разбушевавшегося человеческого сознания. Но эта иллюзия была великолепна и стала еще лучше, когда получила свое завершение в их решении отказаться от дальнейшего существования. Что может так ясно показать торжество свободной жизни, как не победа над страхом смерти?
Рыбак был уверен, что их предшественники, погибшие при выходе корабля-колонизатора из подпространства, пришли к такому же решению исходя из тех же соображений. Судя по записям, исключительно благодаря их самопожертвованию экспедиция получила шанс на спасение.
Мозг угасал.
Довольны ли были они своей судьбой?
Рыбак не знал, как другие, но когда его спрашивали об этом, и он честно отвечал, что доволен.
Чего он хотел от будущего?
Всемогущества.
Ему смеялись в ответ и говорили, что ждут от него именно этого.
Перед окончательным истощением стабилизирующего поля мозг успел зафиксировать то как в жилых блоках начали открываться крышки анабиозных кресел и как к тысячям колнистам вернулись сны, желания, мысли. Так были спасены люди, которые могли погибнуть без энергии уничтожаемого реактора.
Мозг угасал.
Они угасали каждый в отдельности.
Стихоплет сочинял элегию на свою смерть.
Рыцарь представлял себя в битве с мечом в руке.
Воришка хотел успеть решить последнюю в своей жизни задачку.
Игрун эту задачку сочинял.
Крастока выбирала платье для гробницы.
Доброволец успел отправить письмо сыну.
Рыбак летел к звездам и слышал песнь теплого моря на котором провел детство.
Никто ни о чем не жалел. Жалость не была включена в программу их иллюзии.
* * *
Клешня быстро нагревалась. Сашка подозревал, что если это продолжится и дальше, то придется делать технический перерыв. В зале завыла сирена, замигал желтый сигнал опасности.
– Что это? – прокричал Сашка Ловцу.
– У них есть резервные батареи, но их хватит на несколько минут, не больше.
– А что ж мы такое сломали?
– Распределительный щит.
– Трансформатор что ли?
Ловец не знал что такое трансформатор, но на всякий случай кивнул.
– А потом?
– Будем доламывать энергоустановку.
– Что?
– Реактор.
– Чего?!
– Не отпускай! – пытался приказывать Ловец.
Но Сашка все же отпустил. Слово "реактор" для него однозначно означало связь с атомной энергией. А если сломать атомный реактор, то можно получить облучение гораздо больше дневной нормы. Он не знал в точности, сколько эта норма составляет, но брать сверх нее не хотел.
Все еще работающая клешня, лишенная стабилизационного веса студента, мелко вибрируя поворачивала брызгающий светом ствол. Сашка отползал всторону кося глазами на дверь, недалеко от которой стоял Ловец.
– Вернись, дурак! Мы и так уже все, что надо, сделали. Реактор без распределителя не сможет работать и остановится.
Увещевания не подействовали и Ловец уже собирался наподдать парню пинков, как случилось это.
Сила.
Распределительный щит вспыхнул и задымил, лазер перестал работать, погасло центральное освещение и замолчал алярм-сигнал. Реактор прекратил свое существование. Остановились и умерли все приспособления и машины, питаемые энергией реактора. Осталась только Сила.
Вернее, она вернулась.
Это был поток, прилив, водопад, горная река и водоворот одновременно. Ловец испытал глубочайшее похмелье и почти сразу быстротечное опьянение вернувшимся могуществом.
Свой первый фаербол он пустил в пульт управления к которому отползал Сашка. Шар огня прошипел над самой головой парня и превратил пульт в груду металла и пластмассы.
– Это Сила!!! – орал пьяный Ловец. – Моя Сила!!!
"Боже, какой я идиот, – стонал Сашка, продолжая ползти. – Зачем? Ну, зачем я послушался?"
– Я вам покажу "кукла"!!! – Ловец, качась, пробирался вдоль стены. От него без перерыва летели бенгальские огни фаерболов, ставшие единственным источником света в зале. – Я не "кукла"!!! Не будет больше никаких…!
Раньше Сашка никак не мог понять, что значит, когда с человеком происходит "системный сбой". Теперь он воочию видел последствия такого сбоя и склонялся к выводу, что в данном случае никакая перезагрузка не поможет. О своем мнении Сашка пытался сообщить пришедшему в себя инженеру, но кроме долгого "Я-а-а-а!!!" ничего членораздельного у студента не получилось.
Лежащий на полу инженер, не делая попыток подняться, в ужасе смотрел на искаженное криком лицо мальчишки и беззвучно шевелил разбитыми в кровь губами. Казалось, что только он – студент-пришелец – остался трезвым и вменяемым человеком, который делает простые и понятные вещи. Например, открывает дверь, встает и идет по темному коридору.
* * *
Ein feste Burg ist unser Gott…?
Сашка слышал голос. Он не понимал, что значат эти слова, но отчего-то был уверен в том, что это молитва. Голос пытался петь, но получалось лишь напевным речитативом, в котором звучала неколебимая вера и просьба:
Und wenn die Welt voll Teufel wär
Und wollten uns verschlingen,
So fürchten wir uns nicht so sehr,
Es soll uns doch gelingen.[1]1
Господь – твердыня наша,....И если б мир бесов был полон, хотящих поглотить нас – нам более не страшны они, мы их превозмогаем.Кантата BWV 80 – Господь – твердыня наша
[Закрыть]
Молившийся, казалось, был рядом, очень близко и одновременно где-то далеко-далеко, в бесконечной пустоте.
Пусть черти наполняют мир,
Пусть нас пожрать мечтают,
Нисколько не страшимся мы:
Победа нас встречает.
Пустой коридор продекламировал стихи громко и с подобающей таким строкам торжественностью.
– Станное дело, человек дрожит, буквально выворачивается от страха, но все равно стремиться доказать, что он победитель.
– Кто это? – спросил Сашка, не услышав своего голоса. Даже если бы он закричал что есть мочи, он не расслышал бы себя в окружающем грохоте.
– Чему ты удивляешься? Вернулась магия, вернулись и мы.
– Мы?
– Ты назвал нас "неизвестные", хотя "нас" всего один.
– Вы Бог?
– Интересно, ты спрашиваешь "нас" или меня одного?… Нет, я не Он…
На Сашу накинулась жажда повиновения Ему и только Ему. Парень даже не догадывался, что способен на такое чистое, кристальное чувство абсолютного рабства. Все остальное в этом мире для него умерло, прекратило свое существование, уступив место только безмерному желанию быть самым лучшим слугой Господина. Если в эту минуту Он сказал бы ему прыгнуть в пропасть, Саша прыгнул бы без всяких протестов и уж тем более сожалений. Убить? Да, он готов был совершать и убийства. Быть никем? Сашка уже стал никем.
– …я не Бог. Я лишь маленький Хозяин этого маленького мира.
В следующее мгновение Саша почувствовал, что ему повинуется каждая капелька всех, даже самых маленьких и незаметных родничков на этой планете. Он понял, что любой камешек могучих гор, мельчайшая веточка обширных лесов, еле заметная складка человеческой мысли, словом, все то, что было, есть и будет в этом мире подвластно ему и только ему. Он был во всем и везде. Без его решения не могло осуществиться ни одно самое невинное событие, даже такое как одинокая молитва в запертой, темной комнате Базы.
– …Я, своего рода, Небожитель.
Вокруг Саши были бесконечные облака. Мягкая перина легкими прикосновениями баюкала его и ждала его желаний. Голубизна неба и белое успокоение вечного покоя. Серая тучка только и ждет твоей мысли о купании, вихрь черных туч жаждет покатать тебя на волнах воздушного урагана, а прозрачный туман хочет нежно обнять и успокоить. Вечность, украшенная звуком ветра и величественными стихами.
– Это вы поете?
– Нет. Это твой новоприобретенный друг Виктор Эрман просит Бога направить его на путь истинный и помочь. Он делает это каждый раз, когда Господь требует от него самостоятельности и решительности. Знает о требованиях Бога, но не может перебороть себя и от этого мучается. Боится. Помню, когда я его спрашивал, хочет ли он остаться в этом мире, пришлось слушать его три дня подряд. Никак он не подходит для протестантизма, психологической конституцией не вышел.
– Разве здесь есть протестанты?
– Эрман единственный лютеранин на этой планетке и, Слава Богу, он не из породы бродячих проповедников с микрофоном у рта и с Библией в руках. Было бы забавно заполучить сюда подобного идиота, этакого остервенелого благодетеля с комплексом собственного духовного величия. Как тебе идейка?
– Ничего, – одобрил студент и тут же спросил: – Что с ним будет?
Своим вопросом он более всего подразумевал свое будущее, нежели судьбу генерала.
– Бог, то есть я в Его обличье, как всегда, поможет ему и подождет удобного случая для нового испытания. У каждого своего предназначения. Кто-то молится и просит, а кто-то слушает и исполняет. Помнишь, тебе говорили об этом?
– Нет, – признался Сашка и попытался припомнить в точности, о чем с ним говорили "неизвестные" в прошлые посещения. – Тогда говорили, что я вроде как могу сам делать реальность.
– Правильно, можешь и даже делаешь. Реальность – это то, что мы о ней думаем. Если ты, как наш дорогой Эрман, будешь считать, что мир наполнен чертями, то так оно и будет. Благодаря Алексу ты не коснулся совсем уж ужасных граней этой действительности и твои представления не вышли за рамки простодушного удивления необычностью и невозможностью окружающего. Я думаю, стоит его поблагодарить.
– Спасибо, – поблагодарил Сашка и представил искаженное пьяной яростью лицо своего спутника. – Но ведь он взял меня с собой, а значит хотел, чтобы мы погибли вместе.
– Мавр сделал свое дело. Мавр может уходить.
– В каком смысле?
– В прямом.
– Я не понял, – вынужденно сообщил Сашка, не дождавшись дальнейших разъяснений.
– Незнание не освобождает от ответственности. Не преувеличивай свое значение, – посоветовал "неизвестный" и впервые за весь разговор Сашке показалось, что голос приобрел наставительно-отцовский оттенок. – Специально он тебя и пальцем не тронул бы. Ему нужен был помощник, так же как тебе был нужен провожатый. Каждый Герой должен знать свое место и свое дело.
– И это все? То есть, я должен был всего лишь подержать "клешню"? Так просто?
– Очень просто.
– Может быть, в иной жизни…?
– Никакой иной жизни нет. Есть только пустота и наши фантазии. Заметь, в твоей голове фантазии были весьма бедны, приходилось фантазировать и направлять самому. Или ты, что же, хотел осчастливить величием своего духа и мысли все человечество скопом?
– …
– Это к другим фантазерам.
– Хорошо. Но что же будет дальше?
– Ничего.
– То есть как? – обиделся Сашка.
– Да так. Начну искать нового персонажа или даже персонажей и расскажу кому-нибудь новую занимательную историю. А может быть, обойдусь старыми Героями. Я еще не решил. Я в поиске.
– А как же я?
– Ты у нас студент? – насмешливо спросил "неизвестный".
– Ну, да.
– Значит, пойдешь учиться, будешь получать отметки и зарабатывать опыт, искать работу и подходящих женщин, добиваться повышения зарплаты и обставлять съемную квартиру, копить на машину и платить репетиторам собственных детей, унижаться перед дураками начальниками и орать на тупиц подчиненных, ездить в Европу в отпуск и к родителям на дачу, читать по утрам газету и смотреть кино вечером, гулять в парке и пить пиво. Так что, видишь, с тобой все просто. Даже слишком.
– Но я не хочу, – попросил Сашка.
– Тогда учись получать удовольствие. В жизни много удовольствий и они скрыты в мелочах. Бери пример с меня. Я хоть и маленький, но все же Хозяин этого мира. Сам понимаешь, живу не в пример другим долго, приходится проявлять большущую изобретательность в поисках развлечений. Даже жизнью рискую, как, например, с этим био-мозгом. Если бы не ты, новым Хозяином стал он. А то, смотри, может, сам хочешь встать на мое место?
Какофония катастрофы пропала вместе с голосом "неизвестного". Эрман перестал петь гимны и Сашка вдруг осознал, что, несмотря на фривольность тона, вопрос задан со всей серьезностью.
Жить вечно? Полубог? Хозяин? Небо?
– Я не хочу.
В изголовье на тумбочке визгливо зазвенел будильник.
– Вставай, вставай, – требовала мама, – на учебу опоздаешь.
До трудового дня оставался целый час полусонного времени.
Эпилог
"Жить – значит действовать".
Эту фразу Валентин вспоминал каждый раз, когда смотрел на задвинутый в угол комнаты чертежный стол. Он несколько лет подходил к нему только для того, чтобы стереть пыль. Иногда, когда желание избавиться от прошлого становилось особенно настойчивым, в потемках сознания лениво всплывала мысль о близости к подъезду мусорных бачков. Обычно эти приступы случались по утрам. Ближе к обеду они проходили, а к ужину навязчивая фраза о долге превращалась в короткое и емкое "жить".
– Кто же ее сказал? – думал Валентин, решая, что обязательно пороется в книгах.
Естественно желание рыться пропадало, уносясь в космическое пространство бытовых забот, то есть туда, куда провалились его научно-исследовательский институт союзного значения и его лаборатория, где он трудился над своей несостоявшееся диссертацией.
– Алло! – орала трубка. – Валентин?
Воспоминания были безжалостно развеяны настоящим.
– Че ты так кричишь? Я же не глухой.
– Ты просил позвонить, если будет подработка.
– Ну.
– Так она тебе нужна или нет?
– Нужна. Спасибо.
– Что спасибо? Спасибо потом будешь говорить. Свободен сегодня вечером?
– Да. – С тоской вспомнились пивные бутылки, ожидающие своего часа в холодильнике.
– Отлично. У нас аврал. Есть работа, но, скорее всего, придется уйти в ночь.
– В ночь, так в ночь, – решил Валентин, прощаясь с намечавшимися выходными.
Ну, все. Я тебе еще звякну.
Пока.
День был безнадежно испорчен. Бесконечное ожидание звонка.
Из-за плохого настроения Валентин не решил, что предпочтительнее: чтобы работа состоялась или все же нет. Поэтому он употребил пиво и выкурил полпачки сигарет, разгадывая кроссворд, на котором разделывал воблу.
Когда пиво кончилось, он лег спать и продрых до самого вечера. Разбудил его настойчивый телефонный звонок. До занудливости деловой друг распорядился, чтобы Валентин приходил в контору, откуда их повезут на автобусе.
– Во сколько?
– Что, во сколько?
– Когда приходить?
– К двум ночи.
– Ладно.
"Ладно" наступило на удивление быстро.
Там, куда их привезли, было полно техники. По краям шоссе стояли сильные осветительные лампы, а несколько милиционеров регулировали движение. Хотелось спать и постоянно тянуло в туалет. Так как совместить оба хотения с эстетической точки зрения было бы противоестественно, Валентин решил поучаствовать в ночном аврале, лишь ненадолго отвлекаясь по неотложному делу в соседние кустики.
Только перед самым рассветом, когда от усталости слипались глаза и в руки ему всучили ручной каток, он начал обращать внимание на мир, окружающий их световой остров. Во время очередного похода в кусты Валентин заметил, что лес слишком настоящий, чтобы быть пригородным загаженным лесочком зеленой зоны. Буквально в паре метров от насыпи начинался настоящий непроходимый бурелом. А по обочине дороги, где они работали, присутствовало полное отсутствие мусора, не было даже вечного битого стекла, рваной бумаги и окурков, только те, которые были брошены им самим и его временными коллегами. Когда по случаю окончательно рассвета отрубили освещение, он обратил внимание на отсутствие охраны в лице дорожно-постовой службы, да и охранять-то было некого и не от кого – на широченном шоссе оказалось совершенно пусто, то есть ни одной машины, кроме задействованных на стройке.
– Слушай, Петрович. – Валентин обратился к "старшему товарищу", который, пользуясь тем, что он старший, чаще сидел, чем работал.
– Чего тебе?
– Ты ничего странного не заметил?
– Заметил, б…
– Что?
– Ты, б…, катком, как утюгом водишь. Это тебе не трусы гладить.
– Да я не об этом.
– А я об этом.
– Ну так покажи, как надо.
– Тебе здесь, б…, не институт.
Откуда ни возьмись на дорогу вывалился мальчишка и, как назло, прошлепал по только что укатанному асфальту.
– Мать, твою!.. – не выдержал Валентин. – Куда прешь, придурок?!
– Я? – обалдело промямлил парень.
– Ну, не я же! – продолжал кричать Валентин, срывая на несчастном прохожем все накопившееся в нем раздражение на Петровича.
– Извините.
– Иди отсюда!
Парень бросился в сторону и уставился на деловито суетящихся рабочих.
– Семенов! Му…! Куда ты вывалил?!..Я тебе, бл…, что велел делать?! – Бригадир орал во всю глотку на водителя самосвала.
Валентин решил передохнуть и отвлекся на красномордого бригадира. Каток принял Петрович и с матными прибаутками начал уничтожать следы нежданного человека на свежем асфальте.
– Скажите, а автобусная остановка далеко?
Вновь отвлек мальчишка.
– Не знаю, я!.. Нас сюда ночью привезли. Иди по дороге в сторону города. Увидишь.
Валентин заметил более чем необычную одежду парня: кожаная куртка на тесемках, серая холщовая рубашка, бриджи и сапоги, а на голове нечто похожее на кепи, только с длинным острым козырьком.
"Толконутый что ли?… Развелось, му…".
– Попить у вас тут можно?
– Вон там бутылка с минералкой, – указал Валентин, сразу же пожалев о своем великодушии.
Его по-прежнему мучил сушняк, и медленно подступала обида на жизнь. Кто-то в игрушки играет, а кто-то вкалывает.
"Сразу видно, из новых… – Он смотрел в спину уходящего мальчишки. – Совсем оборзели…"
– Валька! Работай давай!
– Иду я, иду.
"Интересно все же, почему на дороге нет машин?"