Текст книги "Ловушка для героя (СИ)"

Автор книги: Михаил Исаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 27 страниц)

– И давно вы это все придумали, отче?

– Да, как только указ о равноправии перед законом вышел полста лет назад, так и появилась у нас в монастыре школа и комната для писца.

– Надо думать, таким же макаром вы и грамоте обучаете, – вывел логическое заключение Ловец.

– Правильно, сын мой.

Ловец смеялся. Смеялся от души и во весь голос. Он думал, что после того как от смеха чуть не умер в провинциальном городке, такого гогота его охрипшее горло не выдаст никогда. Пришлось опереться о стену.

Был в свое время коронный указ. Назывался он длинно и нудно, но основная мысль заключалась в словах "народное просвещение". Предусматривалось, что даже тот, кто грамоте не обучен, имел возможность написать письмо, которое следует писать в монастырских приходах или дворянских усадьбах под присмотром отцов настоятелей и рыцарей. В бедных приходах и в замках из этого тут же сделали дополнительный доход, – брали плату за услуги писца.

Монахи оказались хитрее всех. И указ вроде бы выполняется, и важные интересы обители соблюдены. Кому нужны образованные вилланы? Никому. А то жалобы начнут писать губернатору, а то и в Королевскую Канцелярию угораздит донос смастрячить. Даже королю они не нужны, он просто еще об этом не догадывается. Зато об этом догадывается мудрый настоятель монастыря и блюдет, по мере возможностей, интересы Магической Башни и всего королевства сразу, в своем неповторимом понимании, конечно.

– Я думаю, ты не местный? – В отличие от посетителя, монах был серьезен. – Правда?

– О-о-о-х… – Ловец с трудом отдышался. – Правда.

– Местные сюда давно уже не заходят. Знают, что к чему.

– Мне бы письмо написать. Обещаю, никакой хулы на монастырь, короля и Богов не будет. Просто обычное письмо из двух – трех строк.

– Я же говорю, что ты не местный! Диктуй, я записываю! – Монах остался сидеть в кресле-качалке, не делая никакой попытки изменить свою расслабленную позу.

"И что мне делать?" – Ловец был более чем озадачен. – "Допустим, я его в драке сделаю. Бумаги и чернил все равно нет… Да и потом, надо, чтобы он письмо отправил".

Ловец сел на пол, прислонившись к стене. В храме наступило успокоение, только хор продолжал петь, ублажая толпу, которая медленно приходила в себя после экстаза всеобщего единения и братства. Скоро начнется проповедь.

– Бу-бу. Да-да. – Брат-писец бубнил себе под нос лихой мотивчик военного марша. Вместо фанфар поскрипывало кресло-качалка.

Несколько минут играли в молчанку.

– Что брат, очень допекло? – Наконец прервал затянувшуюся паузу монах. – Расскажи хоть, что случилось?

Говорить вовсе не было никакой охоты. Хотелось выпить и не воды, а чего-нибудь существенно более крепкого. Однако жажда телесная не притупила у Ловца инстинкт полевого работника. Он услышал, скорее даже почувствовал перемену в голосе и словах монаха. Пропала менторская нота благодетеля и наставника, а появилось обычное человеческое участие бывалого…

– Брат-писец! – Ловец поспешил реализовать свою догадку в вопрос раньше, чем окончательно сформулировал мысль. – Ты давно из похода?

– Лет пять как списали, – не стал отпираться монах. – Что сильно заметно?

– Мне заметно.

– Да чего уж скрывать. Скучно здесь. Напервой, когда дело мое бумажное, – хохотнул бывший наемник, – только начиналось, бывало и весело, а теперь… Зачем тебе письмо-то?

Бывают такие моменты, когда правдивая откровенность очень полезна. Ловец в своей долгой практике полевого работника редко сталкивался с подобными обстоятельствами, он всячески старался избегать подобных случайностей. Например, сейчас его так и подмывало сказать правду, почти правду, ну хотя бы полуправду. Надо было сказать хоть что-то.

– В плену был. Еле от дриад выбрался. Без денег через все Приграничье тащусь. Думал, дойду до монастыря, хоть письмишко на последний золотой накрапаю командиру.

– Команду Фрица Одноглаза знаешь?

– Нет. Я приморский. По Востраве ходим. – "Полуправда" получалась у Ловца лучше всего.

– Эк тебя! – Восхитился наемник. – Как взяли?

– С баронами не поладили. Бежал от них и на Опушке попался.

Ловец знал, что с солдатами говорить надо короткими, ясными фразами, похожими на команды. Собственный опыт поможет дорисовать остальное во всех подробностях и красках.

– Ладно, убедил, – монах встал. – Помогу тебе. Ты здесь как, один?

Ловец почувствовал беспокойство, даже странная неуверенность промелькнула в его мыслях. За много лет работы он привык работать в одиночку. Работать?

– Нет. Есть тут у меня один. Напарник.

* * *

Если бы Сашка услышал, как его называют «напарником» в том самом смысле, в каковом это слово используют мужественные американские полицейские в не менее мужественных и не менее американских боевиках, он, наверное, был бы очень рад, польщен и горд. Его личные представления о самом себе не отличались большим себялюбием. Он прекрасно понимал, что не хватает ему набора качеств, которые на современном молодежном языке зовутся «крутостью». Зато Сашка считал, что ему хватит полученных за последнее время знаний и умений, чтобы самостоятельно, без надоевших указок, обследовать монастырь на предмет ознакомления с культурными достопримечательностями своей новой среды обитания. Именно этим он и занялся после того, как Алекс исчез в толпе.

Несколько минут понадобилось, чтобы дожевать противный кусок соленого чесночного мяса и запить его холодной до ломоты в зубах водой. Черствую корку хлеба, выданную ему в качестве гарнира к роскошному блюду, Сашка засовал в рюкзак. В качестве обертки использовал остатки листков несостоявшегося доклада по классификации кибернетических систем. Основная часть листков некогда пухлого файла была уже использована… В общем, куда надо, туда и использовали. Жаль только, что бумага была жесткая.

На осмотр поля предстоящей детективной игры Сашка потратил еще минут двадцать. Время бежало незаметно. Студент как настоящий следопыт осматривал стены, строения, людей. Особое внимание уделил собору, подавляющему все окружающее массивной колокольней, казалось, собранной из серых резных кирпичиков конструктора "Лего".

Прислушался к ничего не значащим разговорам окружающих его бродяг. Участия решил не принимать, хотя это и пригодилось в качестве сбора предварительной информации.

Уходил Сашка осторожно, чтобы не помешать публике отдыхающей под стенами дома призрения. Лишнего внимания привлекать опять же не хотелось, студент пришел к выводу, что монахам может не понравиться чрезмерное любопытство незваного гостя подозрительной наружности. И все равно, казалось, что тысячи режущих взглядов упираются в спину, подгоняя и заставляя ускорить шаг.

Спрятался за обшарпаный, сложенный из грубого необработанного камня угол дома призрения. Оглянулся.

Монастырский двор был по-прежнему пуст. Никто не кричал, тревогу никто не объявил, и сирена не выла, предвещая скорое появление полиции. Пейзаж составляли многочисленные крестьянские повозки, брички горожан и несколько рыцарских скакунов, которым щедро насыпали овса, коровы опять же, в загоне блеяли овцы.

"Нас не догонят!" – У Сашки с каждой минутой росло его оптимистичное предчувствие успеха.

Людей было немного. Почти все переместились в храм, вход в который теперь был закрыт и бдительно охранялся стражниками в блестящих кирасах. Лишь длинные, серые монашеские рясы, закрывающие ноги до самой земли, свидетельствовали о том, что это не просто панцирная пехота, а Божьи слуги.

"Этого нам ничего не надо", – решил для себя Сашка и пошел вдоль серой стены дома призрения.

Больше всего это длинное здание походило на казарму, и, скорее всего, в случае необходимости именно так и использовалось. Маленькие оконца-амбразуры в два яруса, тонкие, чтобы человек не пролез и высокие, чтобы сектор обстрела был удобен. Витой узор крылатых драконов тонкой полоской серых пастей и перепончатых крыльев тянулся по всей длине стены. Сашка подумал, что его могут заметить с угловых сторожевых башенок крепости, но, видимо, у стражи были дела поважней, чем выискивать глазами маленькую сгорбленную осторожно пробирающуюся фигурку человечка.

"Что-то я в детектива заигрался", – одернул сам себя студент. – "Если хочешь остаться незаметным, надо вести себя так, как будто ты часть целого… часть окружающей толпы".

Сашка решил, что так будет передвигаться гораздо удобнее, нежели вздрагивать от каждого шороха и тени. Даже если толпы вокруг не наблюдается, и ты находишься один одинешенек на пустом пространстве огромной площади, необходимо излучать уверенность. Он вспомнил, что как-то видел по ящику человека, обладающего феноменальным качеством растворения в окружающем мире. Этот самый человек, благодаря своим способностям, смог пройти за кольцо охраны и поздороваться за руку с президентом Франции, и у всех осталось впечатление, что они старые добрые знакомые.

"Вот бы и мне так", – подумал Сашка, не решив, правда, с кем он хотел бы поздороваться как с добрым знакомым и спокойно уйти после этого, а не убежать.

Для начала парень решил разогнуться, а то он шел, словно пробирался по окопу под свист пуль над головой.

Распрямил плечи до хруста в костях, гордо приподнял подбородок, поправил рюкзак и пошел дальше как можно увереннее.

Полное слияние с окружающим, с толпой, с миром.

"Если спросят, кто такой и куда направляюсь, спрошу, как пройти в библиотеку".

Но, судя по запаху, он направлялся к общественному туалету, а не в избу-читальню. За очередным углом его взору предстало самое обыкновенное, непритязательное дощатое сооружение, которому для завершенности конструкции не хватало вырезанного в двери сердечка.

От знакомого деревенского удобства до невозможности повеяло рассейским уютом.

– Да, уж. Маги, волшебники всякие, а элементарный унитаз с туалетной бумагой изобрести не могут. – Сашка почувствовал культурное превосходство, всезнающего городского человека над убогим деревенским средневековьем.

Подошел к будке уверенным твердым шагом. Изношенные, порванные в нескольких местах кроссовки сапогами бухали по каменным плиткам тропинки. По понятным причинам дверь решил распахнуть настежь – пусть проветривается, пока нужда есть. Рванул, словом, со всей дури, не жалея сил. Щеколда, запирающая тонкую дверку, не выдержала и…

– Ой!

Вообще-то, в детстве его учили, что надо вежливо стучать и входить в комнату, если тебе разрешат. Сашка это помнил и всегда соблюдал положенный ритуал при входе в кабинет декана, проникая на кафедру или просачиваясь в офис своего очередного работодателя. Но он никогда не предполагал, что так проколется с обыкновенной туалетной будкой, из которой на него будет пялиться молодой человек в кирасе и в съехавшем на затылок черном берете с зеленым пером.

В вытянутой руке молодой воин держал оторванную от двери деревянную ручку, а другой рукой пытался опереться хоть обо что-нибудь, что помогло бы выбраться из весьма неловкого положения. Лишь размер известной всем дыры не позволил ему провалиться еще дальше, точнее глубже.

– Извините, – еле расслышав свой разом осипший голос, промямлил Сашка. Он рассматривал знакомый герб, изображенный на кирасе: черная орлиная лапа на зеленом треугольнике значка.

О том, что в такой ситуации лучше всего бежать и бежать быстро вспомнилось только тогда, когда паж, громко ругаясь, рухнул на дощатый пол монастырского санитарного блока. Уверенность в себе и гордый разворот плеч у Сашки пропали одновременно с первым шагом по направлению к собору.

– Стой!!! – Ревел паж, на ходу поддергивая штаны.

Они бежали вдвоем, в одном направлении, но с разными намерениями.

– Стража!!! Помогите!!! – Сашка почему-то решил, что монахи-стражники его обязательно защитят. Да и потом, неужели же мальчишка паж осмелится его убивать на глазах у стольких людей?!

Оказалось, что осмелится и даже очень.

Намек на удивление успел отразиться на лице благородного пажа, прежде чем он выхватил меч. Поведение бродяги было еще более оскорбительно, чем все произошедшее ранее. Вместо того, чтобы спрятаться, используя фору по времени, негодяй преспокойно стоял напротив соборного входа, и пытался говорить с братьями-стражниками.

– Убью!!! – радостно закричал паж и припустил быстрее.

Сашка тоскливо взглянул на блеснувший клинок.

– Господа, мужики, стража! Ну, пожалуйста. Помогите. Все же нечаянно вышло…

Студент так и не смог привлечь внимание людей своими сбивчивыми стонами про какой-то там "несчастный случай". Зато знакомый возглас молодого воина свидетельствовал о нежданно-негаданно намечающемся развлечении. Под веселое ржание и улюлюканье бородатых монахов, бродяг и других зрителей спринтеры в том же составе пересекли весь монастырский двор.

"Господи, да что ж такое происходит?"

Теперь вся надежда была на быстроту ног. Паж, по мнению Сашки, в достаточно тяжелой кирасе много не побегает, устанет и отправиться по своим делам.

"Должны же у него быть хоть какие-то дела!?… Лошадь накормить, сапоги хозяину начистить".

Несостоявшийся следопыт также надеялся рано или поздно найти укромный уголок, в котором и спрятаться от скорой и, несомненно, быстрой расправы. Словом, бежал по наитию, какое и привело его прямиком в коричневую дверь дома у ворот. Послушник, попытавшийся остановить его на ступенях крыльца, не выдержал студенческой целеустремленности и влетел в горницу вместе с Сашкой.

– Да как ты…!!! – Перетружденный работой фальцет брата-каморника Феофана вознесся на недосягаемую ранее высоту. Такого неуважения к своим покоям и к себе он еще никогда не переживал.

Но рекорд по звуку побила вилланка, чей визг заглушил разноголосицу чувств, захлестнувших келью монаха. Она попыталась слезть с брата-каморника и упала на пол. Шары белых грудей заполнили своим размером все пространство комнаты. Во всяком случае, именно так показалось Сашке, у которого скакуном пронеслась мысль, что пластические операции были изобретены раньше, чем появился силикон и журнал "Плейбой".

Где-то сзади кастрюлей загремели рыцарские доспехи. Послушник, исполняя долг сторожа до конца, самоотверженно преградил путь новому нарушителю покоя. Паж и послушник покатись по кафельному полу, геометрической прогрессией увеличивая общую сумятицу.

– Убью!!! – По-прежнему обещал паж.

– Пошли вон!!! – Настаивал Феофан, чьи волосатые ноги стали последним эротическим видением, схваченным глазастым студентом, прежде чем его поглотил складской лабиринт, скрывавшийся за маленькой дверкой в углу каморки.

Бег по пересеченной местности продолжился среди тысячи мешков, сундуков и ящиков, которые ровными рядами возвышались над головой бегущего Сашки.

Дыхание сбилось, пыль уже не помещалась в нос, лямки рюкзачка давили на плечи, кашель. Он остановился не раньше, чем достиг противоположной стены склада. На краю квадрата черного колодца подъемника Сашка постарался отдышаться и прийти в себя.

"Кажется, оторвался", – подумал он, оглядываясь по сторонам. Бежать дальше было уже некуда. Кругом простиралось царство вещей, продуктов, полуфабрикатов и другой готовой к отгрузке продукции. Поискал взглядом на что можно сесть и нашел стандартный ящик темно-серого цвета то ли металлический, то ли пластмассовый – N 764538/647 и чуть ниже – "Made on the Earth". Стандартный, потому как рядом стоял еще один такой же и даже не один, а несколько подобных. Белые цифры, белые буквы.

– ??? – О таком раскладе его никто не предупреждал. – Ты-то сюда как попал?

Повеяло загадкой. Сашка решил, что скорее не повеяло, а запахло, так же как пахло в общественном туалете, в котором он так и не побывал. Конечно, хорошо было бы узнать, что может находиться там внутри, и руки сами тянулись к ящичку, но уж больно не хотелось натыкаться на очередные философствования по поводу и без повода от выпрыгивающих из темноты благодетелей.

– Ну уж нет. Это без меня. Я не трус, но я боюсь. – Для укрепления своего решения Сашка произнес мысли вслух. Про себя же он ругался на чем свет стоит. – "Трус, трус, трус!!!"

Внутренне противоречие так и осталось не разрешенным. Послышались торопливые шаги подкованных сапог. Они становились все ближе и ближе, металл подков гремел по каменному полу склада все громче и громче.

Дело было в том, что отец Феофан, в силу своего образования, не познакомился с системным подходом к проблемам хранения и складирования монастырских запасов. Поэтому лабиринт у него получился слишком прямолинейный, без многочисленных ответвлений, романтических ниш и загадочных гротов. То есть, спрятаться, так же как и свернуть с генеральной тропы, было некуда.

– Выходи, гад!!! – орали где-то уже совсем рядом.

Единственной альтернативой бесславной смерти от руки настырного преследователя был спуск в подвал.

* * *

Надо сказать, монастыри очень не любили обзаводиться подземельями. Связано это было с загадочной и жуткой историей, произошедшей с самым первым монахом королевства.

Был он самым обычным, ничем не выделяющимся человеком, долгое время прожившим в маленькой деревушке в графстве д` Руфо. Из всех необычностей было в нем лишь имя – "Petrowitsch`". Имя это он повторял всем соседям и знакомым, упорно не желая отзываться на другие прозвища. Пришел он неизвестно откуда и остался в деревушке. Женился на справной хозяйке, которой нужен был хороший мужик. А то, что муженек выпивал, так у кого недостатков не бывает. Тем более денег на алкоголь не уходило – пил то, что сам же и варил. Каждый шестой день недели утром начинал и просыпался лишь через двое суток. Пить, как Петрович, не мог никто, поэтому как-то раз допился он до того, что стали ему являться странные духи с рогами и хвостом, выскакивающие из-под земли. Ни один знахарь и ни один маг не могли узнать, что это были за существа. Как утверждает легенда, после неудачного лечения, отправился будущий монах в поход за праведностью. Питался тем, что люди подадут, а за хлеб и воду рассказывал всевозможные сказки о летающих драконах и кораблях из железа, о городах с домами, крышами, подпирающими небо, и про всякую другую всячину. В общем, пока его вычислили, Петрович уже обзавелся толпой почитателей и занялся строительством монастыря, лишенного катакомб. Мало ли кто оттуда выскочит?

Собственно, с этого самого случая и берет свое начало служба региональных наблюдателей, которым надлежит следить за появлением подобных загадочных "петровичей". Почему загадочных? Да потому что никто так и не смог толком объяснить, что это было за явление. Версий накидали сотни, но ни одну не проверили. Петрович скоропостижно скончался от цирроза печени, прокричав толпе почитателей, стоявших вокруг его ложа: "Idite wi` na… (и так далее)".

Что означала эта эмоциональная фраза и кому она предназначалась, никто из стоящих на коленях людей по известной причине не понял. Лишь позже центральный компьютер Базы разобрал предсмертные хрипы праведника как ненормативную, бранную фразу, характерную для славянской группы языков. В частности, для русского. Монахи и послушники ни одного славянского языка, конечно же, не знали, но фразу наделили мистическим смыслом, зарифмовали, положили на музыку и распевали в качестве гимна на торжественных службах. Ловец русского тоже не знал, хотя историю о происхождении фразы помнил. Ее часто рассказывали учителя, показывая на таком классическом примере, как первоначальная мысль радикально меняет свое содержание, а затем и форму, превращаясь из площадной ругани в изречение святого отца.

А вот Сашка обиходный русский язык знал хорошо и, когда до него дошло, что поют на самых высоких нотах сотни голосов, то прежде чем заржать во все горло он стоял в безмолвии несколько минут. От смеха свело живот и вновь страшно захотелось в туалет.

– Ты что-нибудь слышал? – спросил Ловец, до ушей которого долетел отзвук хохота, согнувшего Сашку в дугу.

– Тсс-с!!! Тихо, – ответил шепотом брат-писарь. Над головой шаркали ноги богобоязненных прихожан. – Тут слышимость – будь здоров, как будто стен нет совсем. Мы сейчас пойдем под главным залом собора. Я тебя на конюшню выведу.

И они пошли дальше. Пошли в абсолютной темноте. Монах уверенно чувствовал себя в лабиринте переходов и не зажег ни одного из тех факелов, какие торчали из щелей между необработанных валунов. Чтобы поспеть за быстрым шагом брата-писца, Ловцу пришлось использовать третий глаз. Лишь с помощью магии он делал вату темноты серой грязью, через которую видел своего высокого провожатого.

– И как ты видишь в такой темноте? – поинтересовался Ловец и тут же получил по лбу.

– Тише ты, – закричал шепотом монах. – Сколько раз говорить. Тут устроено так, что в зале слышно с усилением. Прихожан воспитываем, когда надо.

– И как помогает?

– Конечно. Особенно если прихожанин – Великий Герцог, считающий себя настолько великим, что молится в соборе один и без помощи клира.

– Ага, вот тут-то ему голоса и приходят, – проявил недюжинную догадливость Ловец.

"Дети мои! – возвестили стены коридора сразу после того, как хор в очередной раз послал всех и вся в указанном Петровичем направлении. – Слушайте!"

– Как я понимаю, теперь мы с тобой в положении герцога? – Ловец попытался продолжить беседу, но, заметив насупленные брови монаха, понял, что разговора не будет.

"Дети мои, в недобрый час собрались мы почтить силу Богов Всевеликих! Отвернулись от нас Боги и посылают кару на чад своих. Великие несчастья ждут нас. Не бывало еще таких несчастий, которые подстерегают нас. Помните ли вы??? – Старческий голос настоятеля монастыря вопрошал так искренне и многозначительно, что толпа отреагировала одобрительным гулом, переходящим в продолжительные стенания. – Даже во время Великой Войны на Юге, когда мы – люди – договорились с ничтожными дриадами и троллями, и отбились от кочевых орд степного народа, даже тогда не было столь великих несчастий. Помните ли вы?"

Ловец как слушатель, сохранивший остатки способности мыслить критически и не поддавшийся гипнотическому воздействию службы, заметил, что проповедь наверняка будет необычной. Уж слишком явно аббат апеллирует к коллективному мнению толпы, формированием которого сам же и занимается.

Прихожане тем временем слились в едином ностальгическом порыве, дружно заявив, что, мол, помнят и еще как.

"Сейчас нет войны. Сейчас мир. Но нет покоя в нашем Богами хранимом Королевстве Трех Морей. Вышли из повиновения инородцы нечеловеческие и заполонили наши города, поселки и деревни, купаются в роскоши, унижая людей своими непотребствами. Вилланы перестают выполнять обязанности и платить подати дворянству, которое забыло долг свой перед податными людьми и королем нашим. Землю матушку, кормилицу нашу продают пришлым людишкам морским! Позор!!!"

Праведный старец взял еще одну высоту, подняв градус всеобщего возмущения до стадии кипения. В такой момент необходимо указывать направление, куда возмущенная толпа должна излить свои чувства. Настоятель как опытный проповедник это знал. Не зря же он вещал народу больше десяти лет.

"Позор тем приспешникам нелюдей, которые собрались вокруг трона. Позор тем, кто не выполняет заветов отцов наших и стремится поменять порядок, положенный в основу мирозданья и тысячелетнего королевства нашего. Позор!"

Податливая масса искренне присоединилась к мнению сановного моралиста.

Ловец пришел к выводу, что проповедь подошла к главному моменту, настало время для указания путей исправления столь катастрофичной ситуации. Обычно все сводилось к тому, что необходимо молиться еще больше, а главное чистосердечно каяться.

"Вижу, – отец-настоятель понизил голос до шепота и удивил Ловца неожиданным пассажем. – Вижу рождение нового человека. Он уже рядом. Он идет. Он здесь. И он страшен. Он – это маленький камешек, который обрушит горную лавину. Он покарает неправедных врагов наших и наградит друзей и последователей своих. Я вижу рождение Героя".

Слово "герой" привлекало внимание. Как никак с недавних пор Ловец мог считать себя таковым. Они уже вышли из соборного лабиринта, поэтому слышимость ухудшилась, но Ловец понял, что старец процитировал часть "Легенды о Камешке", которая распространена у народов королевства как выражение ожидания всеобщего апокалипсиса. В последнее время эти ожидания действительно усилились, и в том, что подобные настроения пытаются использовать даже монахи, ничего необычного не было. Все укладывалось в обычную схему политической целесообразности. Но вот дальше…

"Герой – это наше будущее", – успели еще раз обнадежить темные стены лабиринта, когда раздался дикий крик молодого голоса.

– Люди!!!

Аббат подавился невысказанными словами. Народ, как водится, безмолвствовал и ждал продолжения, которое не замедлило последовать.

"Праведные люди! Вы слышите голос! – Хрипло закричал старец. Он еще не успел прокашляться и его основательный бас превратился в неуверенный тенор. – Боги подали нам знак!"

– Ау-у-у-у!!!

"Чудо! Свершилось чудо! – Неожиданный тенор настоятеля сорвался в истеричный крик обокраденной на базаре бабы. – Голос Героя! Герой с нами!"

– Хоть кто-нибудь меня слышит?!

Ловец непроизвольно подумал о Сашке. Точнее о том, что, скорее всего, в детстве этого чрезмерно любознательного юношу никогда не пороли, а если иногда и охаживали ремешком или прутиком его мягкое место, то недопустимо мало. Преступно мало.

– Уходим быстрее, – заявил первым вышедший из ступора брат-писарь. – Сейчас сюда со всего монастыря стража набежит.

– Надо этого идиота найти, – Ловец сорвал со стены факел, зажег его и побежал обратно по коридору. – Напарник, будь он неладен.

С настоятелем, наверное, случился припадок, и он выбыл из неравной борьбы за души и помыслы богобоязненных монастырских прихожан. Теперь вместо него звучал голос помоложе.

"Герой! Герой могучий молви слово Свое!"

– Вытащите меня отсюда! – попросил "Герой" голосом Сашки.

"Люди! Он с нами! Он идет! Герой жаждет встречи со своим народом!"

– Я тут! Внизу! – Сашка указал, где "Герой" ожидает свой народ.

"Как имя Твое, Герой?"

– Саша, – неуверенно ответило подземелье.

– Да заткнись, придурок! – Не выдержал Ловец, поняв, что соблюдать режим молчания уже не имеет смысла.

"Имя Его – Саша! Слава Герою!!!.. Слава!!!.. – Орала толпа, чей рев постепенно перешел в пение гимна Петровичу. – Иди-и-те-е вы-ы, на-а-а…"

* * *

Отец Феофан старался по возможности не участвовать в праздничных службах. Он и обычную-то службу, с которой начинается любой день в монастыре, отстаивал постольку поскольку. Положено так. А раз положено, то выделяться не след. Брат-каморник устоявшееся положение вещей одобрял и всячески поддерживал, ибо не любил праздности и никчемности, которыми насыщен этот грешный мир.

"За людишками, нужен глаз да глаз, им все время нужна опуга, чтобы знали свое место и работали", – любил говаривать отец Феофан, находясь в благостном настроении.

Сегодня настроение его было далеко не столь хорошим, чтобы мирно философствовать, глядя на монастырский двор. Он был зол. Мало того, что ему сорвали полноценный обеденный перерыв, так еще нарушителю покоя удалось скрыться. То есть этот "богопротивный вольнодумец" остался безнаказанным. Хорошего настроения не добавлял еще и тот факт, что пришлось отправить в дальний скит своего ближайшего послушника, чтобы не болтал лишнего. Посидит там пару-тройку годочков, силушку на лесоповале поднаберет, чтобы в следующий раз промахов таких досадных не допускать. Глядишь, еще и поумнеет. Тогда, может, и место ему новое подберут.

– Еще оправдывался, недомерок, – ворчал Феофан, собираясь заняться своими не самыми приятными, но все же необходимыми обязанностями.

Он сел перед окном с видом на собор. Маленький письменный стол услужливо топорщил гусиные перья. Лист дорогой белой бумаги лег поверх разбросанной и уже исписанной корявым почерком дешевой серости.

"Ваше Высоко…

– Как же правильно? Прево… Кажется привосходительство.

Нет, все же писательство не его призвание. С цифрами он обращался гораздо более уверенно.

– Э-эх.

Феофан порылся на столе и нашел свое старое письмо, где его рукой была накарябана правильная форма обращения к адресату. Прочитал, повторил несколько раз и начертал:

"Ваше Высокопревосходительство гере Виктор Эрман".

Брат-каморник засунул в рот слюнявый язык и полюбовался на стройность букв. Поставил вместо точки восклицательный знак. Подумал и написал следующую строку своего послания:

"Нечаго не случилось, – вздохнул и продолжил. – Настоятель опять хулил Яго Вяличество".

– Вот я вам всем устрою! – Феофан порадовался своей бумажной власти над всеми свысока смотрящими на него иерархами монастыря. – Попляшете вы у меня.

Откинулся на спинку стула и глубокомысленно посмотрел в окно, за которым "нечаго" стремительно превращалось в очень даже "чаго".

Из соборных врат лилась возбужденная толпа. После службы люди должны быть погружены в благостное умиление от общения с Богами. Теперь было иначе.

"Кажется, что-то пошло не так", – родилась меланхоличная мысль, которая тут же получила подтверждение.

– Герой! Герой! Герой! – Скандировали люди, неся на руках человека в рясе, предназначенной для праздничных служб.

Феофан встал и отправился осведомиться, что значит сие необычное столпотворение.

В толпе металась монастырская стража. Пытались навести хоть какое-то подобие порядка, но бородатых братьев-стражников никто не слушал. Не слушали стражников!!! Подобного каморник припомнить не мог, так же как не мог этого припомнить начальник стражи, богатырским рыком отдававший толпе приказ:

– Молчать!!!

Его никто не слушал. Не помогала даже его знаменитая на всю округа плетка. Толпа не оценила мастерство метких ударов по подворачивающимся спинам. Плетку вырвали и… Феофан не увидел, что произошло дальше. Судя по крикам – ничего хорошего.

Ликование нарастало. Человека в рясе подбрасывали вверх. Каморник протиснулся поближе к собору и разглядел, что это был молодой помощник настоятеля. Самого старца под руки уводили прочь вдоль фасада собора в сторону аббатских покоев. Посеревшее потное лицо, разом ссутулившиеся плечи и трясущиеся руки. Настоятель был не в себе.

– Он принес нам Весть!

– Спасибо!

– Герой! Герой! Герой!

– Слава!

Мелькнул треугольный зеленый вымпел с черной орлиной лапой. Рыцарь в полном парадном доспехе вращал мечом, разгоняя толпу.

– Разойдись, бараны! – Глухо звучало из-под опущенного забрала.

Люди шарахались в сторону, стремясь избежать укуса сверкающего широкого жала. Несколько неповоротливых прихожан стонали от боли и страха, зажимая кровоточащие раны.

Насколько знал Феофан, славный рыцарь "Черного Орла" должен был возглавить выборных людей от монастыря на съезд городских старшин, открывающийся в губернском городе. Отец-настоятель заранее решил, кто станет выборным, а на службе народ должен был единогласно согласиться с его, как всегда правильным выбором. Никакого "Героя" и "героизма" не ожидалось.