Текст книги "Блеск и нищета шпионажа"

Автор книги: Михаил Любимов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 29 страниц)

Вдруг Виктория всхлипнула и вихрем выскочила из помещения, однако легкий шок был заглушен звоном бокалов. Вскоре сотрудники поодиночке начали выходить из подвала, резидент окидывал каждого строгим взглядом, пьяных, естественно, не было (многие тут же объединились и помчались на квартиры, чтобы добрать до полного счастья). Розанов церемонно поднял последний бокал и чокнулся с Горским и задержавшимся послом (для этого из тайников в подвале был извлечен «Джонни Уокер» с черной наклейкой). На этом и распрощались, оставив жен шифровальщиков, живших в посольстве, убирать и мыть посуду.

После прощального суаре Горский направился на конс-квартиру, где его ожидал Питер Данн в полосатом костюме с бабочкой и с французским шампанским. Питер искренне сожалел об отъезде Горского, и не только потому, что отбывала жар-птица, которую он держал за хвост: теперь приходилось отказываться от консквартиры, используемой Питером не только по прямому назначению, но и для интимных встреч с большегубым датским студентом, знавшим толк в запрещенном плоде.

– Мне даже грустно уезжать отсюда, Питер, мы так славно сработались! – говорил Горский.

– Я получил очень жесткие инструкции от руководства СИС. Мы не рискуем встречаться с вами в Москве, ваше наружное наблюдение эффективно и иногда держит наших людей под круглосуточным контролем. Встречи будем проводить через тайники. Кроме того, предусмотрен сигнал опасности на случай неприятностей. Тогда мы выйдем с вами на личную встречу. Все условия связи здесь, – и Данн передал Игорю открытку, куда была заделана микропленка. – Естественно, вы можете накапливать секретные материалы, но действуйте крайне осторожно.

– Мне потребуется около года, чтобы развестись и укрепиться в отделе. Наверное, будет разумно, если в течение этого времени мы не будем использовать даже тайники. Обычно КГБ осуществляет скрытый контроль за сотрудниками, вернувшимися из-за рубежа, нам следует выждать…

– Ваша безопасность дороже всего. Еще один вопрос. Вы сообщали, что Розанов по сути дела – диссидент, однако по вашей просьбе мы удерживались от подходов к нему, дабы не вызвать у него подозрений. Теперь вы уезжаете и у нас карт-бланш, – осторожно начал Питер.

– Только не переоценивайте его диссидентство, в общем, оно в рамках системы… И не вздумайте ловить его на связи с Ольгой, он самолюбив и горд, любой подход к нему с компроматом обречен на провал. Сначала установите с ним дружеские отношения. Конечно, из всех лиц в посольстве он больше всего подходит для вербовки, это несомненно.

– Как насчет Трохина?

– Он слишком примитивен для вербовки на идеологической основе. Возможно, его стоит затянуть на материальной основе. Я познакомил его с рядом торговцев, вот их фамилии и адреса. Он может проводить с ними некоторые сделки… Однако, на мой взгляд, он не очень перспективен, – деловито рассуждал Горский. – А вообще, было бы лучше, если бы вы оставили их обоих в покое. Я чувствую, что совершаю не очень этический поступок, давая на них наводки и характеристики.

Данн растянул рот в улыбке: игра Горского казалась ему претенциозной и фальшивой, какие там, к черту, этические принципы в шпионаже?

– Кстати, – продолжал Горский – у вас в резидентуре под крышей третьего секретаря работает некто Фрей. Научите его лучше разрабатывать свою легенду.

– Ав чем дело?

– Розанов пообщался с ним немного на приеме и сразу же пришел к выводу, что это разведчик. Он поговорил с ним о Лондоне и понял, что Фрей там не жил, как он утверждает. Это правда?

– Верно. У нас сейчас много кадров из провинции. Спасибо за совет.

– До свиданья, Питер! Надеюсь, что я не закончу свою жизнь в камере на Лубянке, – грустно улыбнулся Горский.

– Мы рассчитываем, что в скором времени вы все же выедете за границу, где мы организуем эффективную работу.

– Надеюсь!

Горский встал, выпил шампанского, пожал руку Питеру Данну и удалился.

Почти весь бомонд советской колонии в Копенгагене явился на вокзал проводить Горского с женою. На перроне стояла обычная бессмысленная суета прощания, когда обмениваются нелепыми многозначительными фразами, усердно пожимают руки и лобызают в обе щеки. Розанов, Трохин и другие сиятельные особы произносили напутственные речи, Горский выглядел бодро и старался никого не обделить вниманием, Виктория держалась спокойно и иногда краем глаза поглядывала на Лидию, которая тоже пришла на вокзал. Загудел паровоз, Лидия торопливо подошла к Горскому и протянула ему руку.

– Большое спасибо, если бы не вы, я никогда не узнала бы Копенгаген.

Виктория скривила физиономию, отъезжающие вошли в вагон и застыли у окон. Поезд наконец тронулся, провожающие помахали вослед и двинулись по перрону. Лидия нагнала Розанова.

– Извините меня, но Игорь сказал, чтобы в случае надобности я обращалась к вам…

Розанова возмутила эта бестактность (еще не вышла замуж, а уже…), и он с трудом сдержал раздражение.

– А какое, собственно, отношение вы имеете к Игорю? По всем вопросам обращайтесь к офицеру безопасности, – он отвернулся и прошел дальше по перрону.

Через несколько дней в Москве Горский уже предстал перед светлыми очами самого Геннадия Убожко.

– Жаль, что ты поломал все наши планы своим разводом. Будешь пока при мне помощником по особым поручениям. Плохо, что ты не знаешь английского, – коварные бритты постоянно отказывают нашим ребятам в визе, и у нас дефицит кадров. Скорее всего, ты снова поедешь в Скандинавию. А славно мы тогда провели время в Ютландии!

– Большое спасибо. Между прочим, я начал изучать английский. Всегда пригодится в работе против главного противника…

Между тем Питер Данн вел тяжелые переговоры с представителем ЦРУ Роджером Пиком.

– Я не понимаю, почему Лэнгли выступает так резко против нашей разработки Роэанова, – Данн вел беседу в жестких тонах.

– По очень простой причине: мы занимаемся Розановым уже три года, а вы подошли к нему только сейчас! В любом деле должна быть справедливая игра! – возражал так же резко Пик.

– Но позвольте, мы уже несколько лет разрабатываем его через нашего агента!

– Этого не может быть! Нам известны все внешние контакты Розанова через датскую контрразведку. Англичан среди них нет!

– Но это наш агент внутри резидентуры КГБ, его заместитель!

– Как вы можете это доказать?

– Вот что, мистер Пик, мы союзники, но британская секретная служба не является филиалом ЦРУ! Мы не обязаны перед вами отчитываться!

Молодой Фрей, ставший жертвой наблюдательности резидента КГБ, позвонил ему на квартиру.

– Господин Розанов, это Фрей. Помните, мы встречались в посольстве?

– Разумеется, господин Фрей, я еще не страдаю маразмом.

– Я устраиваю прием у себя дома и хотел бы вас пригласить.

– С удовольствием. Спасибо.

На приеме были в основном дипломаты из различных посольств, уже уставшие от светской жизни. Там Питер Данн подкатился к Розанову и завел с ним общий разговор. Данн увлекался орнитологией и мог бесконечно говорить о птицах, при этом ему казалось, что собеседника этот вопрос безумно интересует. Со скрытой скукой Розанов выслушал монолог Данна о жизни дроздов, но приглашение на ланч принял с удовольствием.

Тем временем Горский засел в архивах, куда направил его Убожко с поручением составить главу об истории советской разведки в Англии и Скандинавии для большого учебника, необходимого юным шпионам. Данные из архивных дел Горский переносил в специальную зарегистрированную тетрадку, которую просматривали на выходе, впрочем, нужные фамилии он запоминал и фиксировал их по возвращении в свой кабинет. Раз в месяц, закодировав сообщение и заложив его в контейнер в виде большой магнитной гайки, он направлялся в Петровский пассаж, где прилеплял гайку к внутренней части отопительной батареи. Тайник изымала жена английского дипломата-разведчика, часто бродившая по московским магазинам вместе с девятилетней дочкой.

Питер Данн прибыл в Лондон для консультаций с шефом русского отдела Робертом Смитом, худым человеком с выдающимся красным носом, который будто бы принадлежал совсем другой особе.

– Что сообщает Себастиан из Москвы? – поинтересовался Питер.

– Он уже там почти два года, а сдвигов никаких. Правда, он развелся, по возвращении Лидии из Дании быстро на ней женился, и сейчас она уже ждет от него вторую дочку. Иногда через тайник он сообщает фамилии некоторых агентов, но просит их не трогать: иначе он может попасть на подозрение, – говорил Смит. – Убожко относится к нему хорошо. Однако в Скандинавии все места заняты. Он осваивает английский и просит продолжать блокировать визы всем русским шпионам, которые собираются выехать в Лондон. Фамилии он сообщил.

– Неужели он рассчитывает попасть в Лондон, он же совершенно не знает Англии… – удивился Питер.

– Есть русская поговорка «На безрыбье и рак рыба». Он считает, что, если мы заблокируем английских экспертов, Убожко предпочтет направить его, чем обращаться в другие конкурирующие отделы.

– Не будет ли подозрительно: ведь Горский слишком долго работал в Дании и известен как офицер КГБ. И вдруг его пустят в Англию!

– Конечно, риск есть. Но ведь это еще не доказательство, что он связан с нами. Как идут дела с Розановым?

– У нас сложились неплохие отношения, и он догадывается, что встречается с английским резидентом. Это очень важно. Он особо не скрывает свои неортодоксальные взгляды!

– По-моему, он их вообще не скрывает, даже странно, что в КГБ его держат! Он продолжает встречаться с Ольгой?

– Роман в самом разгаре, мы выставляли наружное наблюдение за Ольгой. Они оба жутко конспиративны и постоянно проверяются. Представляете, она ездит к нему на свидания в Клампенборгский парк на велосипеде, и они встречаются в портативной палатке, которую он привозит с собой! Он скоро отбывает в Москву, мне кажется, наступило время провести его вербовку… – увещевал шефа Данн.

– Согласен. Я сам прибуду в Копенгаген для этого мероприятия.

Копенгаген уже надоел Розанову до чертиков, отношения с женой зашли в тупик, и жизнь без Ольги казалась просто невозможной.

– Послушай мой новый стих, посвященный Ольге, – говорил он своему фавориту и конфиданту Трохину в раздевалке перед игрой в теннис. – «В век рассудительных машин живите ощущеньем цвета, глухим отсутствием сюжета, смешеньем красок и картин. В слепом наитьи протянув свои беспомощные руки, ловите запахи и звуки, мерцайте, словно перламутр!»

– Прекрасный стих! – похваливал Трохин.

– Хочу тебя поздравить. Я наконец упросил Убожко отозвать меня в Москву, а ты пока будешь исполнять обязанности резидента.

– Большое спасибо! – Трохин не скрывал своей радости.

– Завтра у меня встреча с Питером Данном, он крутится вокруг меня, как кот около куска мяса. Я хочу перед отъездом вас познакомить, проку от него, как от козла молока, но зато хоть что-то делаем по англичанам…

– Ты, наверное, займешь в Москве большую должность? – поинтересовался Трохин.

– Ты знаешь, старик, и наша работа, и вся моя нынешняя жизнь меня уже не устраивают… С Ларисой я жить тоже не могу… кстати, она согласна на развод и вчера вылетела в Москву. Единственное, что мне хочется, – это писать. А почему бы не уйти в отставку и не заняться честным литературным трудом?

– Ты уже давно об этом говоришь. Но ведь впереди маячат генеральские погоны! Разве не жалко?

– Жалко. Но я уверен, что судьба выведет меня на другой путь… – Розанов говорил грустно, и чувствовалось, что эти мысли уже давно поселились у него в голове. Партнеры натянули тренировочные костюмы и вышли на разминку.

Встреча резидентов происходила в ресторане «Королевский сад», расположенном прямо в цветущем парке. Данн и Розанов сидели в углу за столиком, а прибывший из Лондона Смит располагался за стойкой у бара, попыхивая трубкой.

– Ко мне приехал из Лондона мой друг, Виктор, он очень хотел бы с вами познакомиться… он недалеко… – осторожно начал Питер.

– Это случайно не тот тип с красным носом алкоголика? Он давно уже вертится на стуле, словно в заднице у него игла!

– Какой же он алкоголик?! – Питер даже обиделся за своего начальника. – Это дивный человек, он занимает большой пост.

– На черта он мне нужен? Мне достаточно и вас. К тому же я не люблю, когда двое играют против одного, у меня синдром.

Питер пожал плечами и углубился в бокал вина. Между тем Смит, решив проявить инициативу, подошел к столику с книгой в руке.

– Извините меня, господин Розанов, я хотел познакомиться с вами. Мне известно, что у вас скоро день рождения, так вот мой скромный подарок – монография об Иване Тургеневе, – и, мило улыбаясь, что скрашивало все неправдоподобие огромного красного носа, Смит протянул книгу.

– Я не принимаю подарки от незнакомцев! – сказал Розанов, взял книгу и довольно сильно хлопнул ею по голове шефа русского отдела. Тот развел руками и отошел в сторону.

– Вы сумасшедший! – возмущенно зашептал Данн. – Это же большой человек!

– Да клал я на него! – отрезал Розанов.

На Белорусском вокзале Розанова встречал Горский, уже нанявший несколько носильщиков с тачками. Пока они погружали багаж, Горский делился свежими новостями.

– Убожко не смог приехать и прислал меня. Лидия должна вот-вот родить. Кстати, Убожко решил готовить меня к поездке в Лондон. Правда, я сомневаюсь, что эти гады англичане дадут мне визу.

– Я тоже сомневаюсь, но желаю успеха! Чем черт не шутит? Может, тебя и пустят! Пустили же меня в свое время датчане, хотя доподлинно знали, что я работаю в КГБ… А знаешь, старик, я решил все же уйти в отставку.

Носильщики погрузили вещи в мини-автобус, Горский и Розанов сели в черную «Волгу».

Питер Данн, тоже вернувшийся на родину, осторожно постучал в дверь кабинета и так же осторожно вошел.

– Получена шифрованная телеграмма из московской резидентуры. Изложение сообщения Себастиана, переданного через тайник, – доложил он.

– Читайте! – сказал Смит.

– «После удачных блокировок с вашей стороны всех претендентов КГБ на пост советника посольства в Лондоне Убожко решил направить на это место меня, однако не на должность шефа – без опыта в Англии это неоправданно большое повышение, а в качестве руководителя линии политической разведки и заместителя резидента, которым останется офицер безопасности. Убожко перевели на должность заместителя начальника разведки, на его место назначен Трохин, вернувшийся из Копенгагена. Подготовку я прохожу в отделе, также несколько раз выезжал для консультаций с Розановым, считающимся экспертом по Англии. Он уже два года как в отставке, развелся, женился на Ольге и даже поставил в московском театре свою пьесу. Считаю необходимым на время прервать нашу связь, ибо перед отъездом за границу все сотрудники разведки обычно подвергаются контролю со стороны службы наружного наблюдения. Себастиан».

– Визу для Себастиана возьмите под личный контроль, – сказал Смит. – А то эти дураки в Форин офисе обязательно наломают дров. С визой ему надо потянуть, создать впечатление, что мы этого не хотим, дождаться запроса русских, снова подождать. Вы поняли тактику?

Данн наклонил голову.

После некоторых проволочек Форин офис выдал визу Игорю Горскому. В КГБ это подозрений не вызвало: в конце концов, кому-то нужно выдавать визу, а Горский для англичан не опасен, да и Англии совершенно не знает.

Трохин, став начальником, изменился в соответствии со своим положением, даже усы у него стали длиннее, а физиономия – шире. Захватив бывшего начальника Розанова со скромной квартирки в центре города, где он жил с Ольгой, Трохин направлялся на домашний прием к Горскому по поводу отъезда. Персональная «Волга» легко летела по московским проспектам, как положено хозяину, Трохин сидел рядом с шофером. Отношения с Розановым незримо поменялись, и говорил он с ним, чуть-чуть повернув голову, несколько снисходительно.

– Я тебе завидую, – вещал он с переднего сиденья. – Ты добился своего: стал писать, поставил пьесу, наконец, женился на Ольге…

– Хочется быть великим, как Толстой! – засмеялся Розанов. – Кто еще будет у Игоря на квартире?

– Только мы вдвоем, как друзья по Дании. Для сотрудников он завтра дает банкет в ресторане, – сказал Трохин важно, дав понять, что сотрудник – это не пенсионер, уже не допущенный на сборища действующих бойцов невидимого фронта.

– А Лидия будет?

– Лидия и девочки на даче, чтобы не мешали. Ужин организовала ее мама, специалист по восточной кухне. Кстати, тоже жена азербайджанского чекиста.

– Ему везет на кавказцев и чекистов, – засмеялся Розанов. – Лидия не хочет меня видеть, я как-то в Копенгагене не слишком вежливо с ней обошелся.

Встреча друзей прошла на редкость весело. Пили, хохотали и даже спели под гитару любимую песню: «Играй, пока играется, играй себе пока то Окуджаву-пьяницу, то Баха-дурака. Играй! Какая разница? Зарплата есть пока. Пусть Игорь Горский-кисочка нас судит, как Дантон, его жена – форсистая, а сам он… миль пардон!»

Горский был счастлив: отъезд в Англию ему и не снился.

В Англию он влюбился сразу. Особенно ему нравилась Пикадилли с прилегавшим Грин-парком, любитель живописи с юных лет и коллекционер авангардистов, он обошел и Тейт, и Национальную галерею, побывал в галерее Куртод и даже в музее Кенвуд с дивным Гейнсборо. Приятно было бродить по Гайд-парку и Кенсингтонским садам, и только в посольстве, примыкавшем к этим местам, он чувствовал себя неуютно. Резидентом КГБ был Владимир Лукьяненко, едва ли не всю жизнь проработавший в контрразведке, крупный мужчина, почти всегда оплывший из-за постоянных возлияний, он сразу же невзлюбил Горского по всем параметрам: слишком интеллигентен, занимается спортом, не пьет и разбирается в политике. Лукьяненко собирался уезжать, его правой рукой и возможной заменой был Василий Снегирев, старавшийся угодить шефу, дабы занять его золотое место. Оба получали удовольствие, когда вызывали Горского в кабинет и учили его, как жить и работать в Англии.

– Ты хорошо устроился, – говорил Лукьяненко Горскому, сидевшему в кресле напротив. – И ты и я по должности – советники, но только мне приходится ворочать всей резидентурой, а ты занимаешься своими дочками. А деньги получаем одинаково.

– Но вы сами понимаете, что у меня еще слабый английский, чтобы заводить высокие связи. Дайте мне хотя бы полгода, я же только месяц как приехал… Надо же изучить Лондон, освоить прессу. А сейчас я полдня трачу на чтение газет из-за плохого знания языка… – оправдывался Горский.

– Да на фига они нужны, их дурацкие газеты? – специально подкалывал его Лукьяненко. – Я их вообще не читаю, но прекрасно представляю, что происходит в Англии.

– Но меня специально послали для сбора политической информации… – Горский нервничал и с трудом подавлял ненависть к шефу. – Я пойду, у меня дела… – он встал и двинулся к двери.

– Прежде чем уходить, ты должен спросить у меня разрешения. У нас тут не либеральный клуб!

– Разрешите идти? – Горский дрожал от ненависти.

– Говно-интеллигент, – сказал Лукьяненко Снегиреву, когда дверь закрылась. – Политическая информация! Мы и без него тут управлялись. Ни фига не понимает в Англии и хочет еще о ней что-то писать…

Снегирев кивал головой и поддакивал.

Горскому и впрямь приходилось трудно с освоением Англии, в свободное время он сидел, обложенный газетами, с постоянно включенным телевизором. Лидия и две маленькие дочки отрывали его от дела.

– Лидочка, пойми, эта сука Лукьяненко хочет меня съесть, он требует от меня невозможного: разве реально освоить этот участок в два месяца? Еще хорошо, что в Москве его считают полным дерьмом и собираются отзывать. Какое счастье, что в свое время я съездил с Убожко в Ютландию, – иначе не имел бы я в Москве поддержки!

Лидию все это слабо успокаивало, но она твердо решила целиком отдать несколько лет воспитанию детей, которых она обожала.

Горский вышел из дома, уселся в свой «форд» и медленно выехал на улицу Кенсингтон. Город он еще знал плохо, к левой стороне не привык и вел машину крайне осторожно. Вскоре он запарковался в районе Челси и прошел к афишам театра «Ройал Корт». Часы показывали ровно полдень. Справа медленно приближался Питер Данн, казалось, не замечавший ничего вокруг, кроме дымка своей сигареты. Взгляды их встретились, Питер прошел мимо, Игорь немного выждал и последовал за ним. Наконец Данн вошел в подъезд многоэтажного дома, Горский ускорил шаг, и партнеры встретились в подъезде.

– Это будет наша новая конспиративная квартира, чувствуйте себя как дома! – и он пропустил Горского в довольно просторные апартаменты, обставленные в современном стиле. Данн открыл бар, достал виски, воду в графине, орешки и чипсы.

– Ну, как идет процесс вашей адаптации?

– Пока тяжело. Позиции у меня тут слабые, я же аутсайдер, а мои коллеги собаку съели на Англии, – грустно сказал Горский. – К тому же фактически я – на рядовой работе, и надо мною много начальников…

– Ничего, мы вас дотянем до должности резидента, Игорь, – засмеялся Данн. – И пойдем тем же путем. Раньше мы не давали визы русским, и наконец они вынуждены были послать вас. А теперь мы будем выбивать отсюда все ваше начальство пинком под зад. Мы оставим вакуум, и тогда Москве останется только заполнить его вами…

– Ну, на резидента они будут толкать кого-нибудь из Москвы… – усомнился Горский.

– Пусть толкают, но получат кукиш! Визы не будет! Мы прекрасно понимаем, что, чем выше ваша должность, тем больше у вас доступ к секретной информации…

– Но только делайте это медленно и осторожно. Мои начальники безумно подозрительны.

– Надеюсь, вы не даете для этого оснований? – насторожился Питер.

– Нет, это просто такие гнусные личности, они меня не переваривают – вот и все! Я принес пленку с секретными документами… – он протянул ее Данну.

– Ну что ж, не буду вас задерживать! До следующей недели на этой квартире! – и они деловито распрощались.

Розанов жил и не тужил со своей Ольгой в маленькой квартирке рядом с Патриаршими прудами. С утра он сидел за пишущей машинкой, потом продумывал гениальные сюжеты во время прогулок по старой Москве, потом снова садился за машинку. К приходу с работы Ольги покупал пару бутылок красного вина, и они мирно ужинали.

– Сегодня получил письмо из Лондона от Горского, – заметил Розанов, отхлебнув из бокала.

– Единственный порядочный человек, не порвавший с тобой отношения после отставки… И Трохин, и все другие в рот тебе смотрели, когда ты был начальником, а потом…

– Такова жизнь, Оля… Все люди предают. В конце концов, и я предал Ларису…

– Ну, милый, тебя повело. Уж лучше спроси у себя, как вообще ты мог жить с нею? – Ольга вспыхнула, Лариса для нее была, как красный плащ для тореадора. – А сколько Горский уже живет в Англии? Год? – Ольге не хотелось говорить о Ларисе.

– Время летит: уже почти три года! Подумать только, я уже пять лет в отставке! За это время умерли и Брежнев, и Андропов, и Черненко! Пять лет! И только одну пьесу поставили, гады! – Розанов опрокинул бокал и вытер рот рукой. Ольга нежно обняла его и поцеловала.

– Ты, главное, пиши, успех придет сам собой. Случай движет нашими судьбами. Разве мечтал Горский, когда разводился и женился, что попадет в Англию?

– Не просто попадет. Его собираются сделать резидентом. Большая карьера, он станет генералом! Опять же случай: англичане выгнали всех его потенциальных соперников. Хотели туда самого Трохина, но ему не дали визы! Вот суки!

– Я очень рада. Твой Трохин – полное дерьмо! Даже не звонит тебе, как стал начальником! – возмущалась Ольга.

– И Убожко не звонит, никто не звонит. Хорошо, что хоть трубку не бросают, когда я им звоню.

– А зачем ты это делаешь? Тебе же от них ничего не надо! – сердилась Ольга.

– Понимаешь, Ольга, хочется с кем-то поговорить. Иногда вспоминаешь прошлое, и они выплывают оттуда, как приятные говорливые призраки… Ведь все они были частью моей жизни, правда?

– Ты просто уникален: тебе нужно тащить на себе, словно котомку с тяжелыми камнями, и бывших друзей, и бывших жен, и даже бывших врагов! – ноздри у Ольги раздувались, ревность мучила ее.

Генерал Убожко находился с инспекционной поездкой в Париже. Когда после представления в варьете на Монмартре он уселся за рюмкой перно в кафе прямо на улице, к нему подсел сотрудник ЦРУ Роджер Пик.

– Извините, господин Убожко, меня зовут Роджер Пик, и я являюсь начальником русского отдела ЦРУ. Вам известна моя фамилия?

– Допустим, что известна. Правда, я работаю в МИДе… – ответил осторожный Убожко.

– Я знаю, что вы специально приехали в Париж по линии КГБ. У меня есть предложение: я хочу сотрудничать с вами. Конкретно: у меня есть список некоторых западных агентов в КГБ. Но за это мне нужны большие деньги… много денег.

– Но вы сами понимаете, что сначала мы должны просмотреть список. Или часть списка.

– В Англии работает Игорь Горский, это агент СИС, – быстро сказал Пик. – Но это только один в длинном списке.

– У вас есть документы, подтверждающие это?

– У меня есть документы о наших агентах в СССР. Но об этом позже. О Горском я догадался, когда вел переговоры с английской разведкой в Копенгагене еще в 1977 году. Тогда я даже и не думал о сотрудничестве с вами. Итак, если вы согласны, то ваш человек должен выйти на это место ровно через неделю. «Фигаро» в правой руке. Пароль: «Вы не знаете, как лучше добраться до музея Родена?» Отзыв: «По-моему, это на улице Шарье».

Пик встал и, мило улыбнувшись, пошел дальше по улице.

В тот же вечер Убожко срочно вылетел в Москву. Трохин, встречавший его в Шереметьево, никогда не видел своего шефа в таком нервном возбуждении. Уже на пути к автомобилю Убожко сообщил Трохину сенсацию, переданную Пиком.

– Не провокация ли это? – ошеломленно спросил Трохин. – Не думаю. Зачем? Затевать такое дело… ради чего?

Компрометации Горского? Но ведь он предлагает целый список! Я завтра же утром буду докладывать об этом председателю КГБ! – Убожко говорил отрывисто и нервно, волнение его передалось Трохину.

– Что будем делать с Горским? Пока не трогать?

– Да ты что? Я сам его выдвигал, и если он сбежит… Немедленно телеграмму и хороший предлог! Через три дня он должен быть в Москве! Тщательно продумай, как будем вести его допрос, это нужно сделать тонко, использовать психотропные средства, чтобы он раскололся.

– А может, сразу его арестовать и препроводить в тюрьму? – Трохин любил простые решения.

– На каком основании? У нас же нет никаких формальных поводов для его ареста! Его не сможет судить военный трибунал!

– Да плевали мы на прокурора и военный трибунал! – возразил Трохин. – Разве КГБ уже не сила?

– Попробуй только заикнись об этом в ЦК партии! Горбачев там крутит новую политику, сейчас только и болтают о социалистической законности! – перебил его Убожко.

Питер Данн внимательно смотрел, как Горский меряет шагами гостиную конспиративной квартиры. За время жизни в Англии агент стал солиднее и увереннее в себе, став фактически шефом резидентуры и раскидав с помощью СИС своих соперников, он уже не осторожничал в суждениях (естественно, не в политических), когда общался с послом и другими советскими гражданами. Сравнительно недавно, еще до смерти Черненко, Лондон посетил Горбачев, он был принят мадам Тэтчер, разглядевшей в нем будущего реформатора. Горский докладывал секретарю ЦК информацию о положении в Англии, Горбачев слушал внимательно, иногда задавал вопросы. После визита политика, которого в Москве прочили на место генсека, роль Англии в советской внешней политике автоматически возросла и соответственно больше веса получила резидентура КГБ.

– Когда вы вылетаете в Москву? – спросил Данн.

– Послезавтра. Они пишут, что вызывают меня для окончательного утверждения шефом резидентуры. Это займет несколько дней, придется посетить главных идиотов в кадрах, наверняка меня примет сам председатель КГБ и даст несколько банальных напутствий… – Горский говорил снисходительно, Москва уже давно ему казалась враждебной крепостью, населенной придурками.

– Лидия летит с вами?

– Зачем? Я же скоро вернусь!

– Вы не предполагаете, что могут быть и иные причины для вашего вызова в Москву? – Питер Данн был старым и опытным воробьем и любил страховаться на все случаи жизни.

– Для этого нет никаких оснований. Три месяца назад после визита Горбачева в Лондон меня тоже вызывали и предупредили, что придется снова проходить собеседование. Вы просто не знаете советскую бюрократию!

– Тем не менее всегда нужно быть готовым к неожиданностям! – заметил Данн. – Это закон разведки.

– Дорогой Питер, что-то вы сегодня не в настроении. Подозрительность и мнительность – это черты КГБ, а не вашего СИС.

– Нашего СИС, – поправил Данн. – И все же я позволю себе напомнить некоторые условия связи. Сигнал опасности: черточка красным мелом на фонарном столбе около известного вам парфюмерного магазина в Москве…

– Я еще не маразматик, Питер. Вызов на экстренную моментальную встречу: звонок по телефону 253-67-28 ровно в 7 утра. Я звоню три раза и каждый раз кладу трубку. Тайник там же, в Петровском пассаже. Вы довольны мною? – Горский подошел к Данну и обнял его за плечи. – Надеюсь, из Москвы я привезу новую информацию.

– Это было бы хорошо. Собственно, КГБ в Англии уже полностью под нашим контролем. Мы поставили вопрос о вручении вам ордена!

– Спасибо, Питер. Коммунизм – наш общий враг, и я буду делать все для его уничтожения…

В Шереметьево в комнате для особо важных персон Горского встретил угрюмый Трохин и его молчаливый заместитель, вообще не произнесший ни одного слова. Триумфально настроенный, самоуверенный Горский тут же скис, когда увидел постные физиономии своих коллег, – интуиция подсказывала ему, что произошли неприятности. Внешне, однако, ритуал приветствий был полностью соблюден, о делах не говорили, галопом скакали по различным темам – от Бисмарка до насморка.

– Что-нибудь случилось? – спросил Горский у Трохина уже в машине.

– Все в порядке, старик! – нарочито бодро молвил Трохин. – Сейчас мы поедем прямо на штаб-квартиру, там тебя ждет сам Убожко…

В маленьком коттедже уже был накрыт стол и полностью задействована техника прослушивания на случай, если Горский расколется и признает свою вину. Убожко старался держаться приветливо и спокойно, Горского он встретил ласково, деловых вопросов затрагивать не стал и сразу же приступил к выпивке, предварительно глотнув специальных таблеток, нейтрализующих психотропные средства, подмешанные в водку.

– Давай выпьем по полной, по-нашему, по-русски! – говорил он, чокаясь с Горским и пронзительно глядя ему в глаза. – Во-первых, с возвращением! Во-вторых, с повышением! В-третьих, за твоих девочек!

Все это сопровождалось шутками и прибаутками, Трохин иногда встревал со скабрезными анекдотами. Уже после третьей рюмки голова у Горского закружилась, и он почувствовал воздействие наркотика.