Текст книги "На исходе каменного века"
Автор книги: Михаил Маношкин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 25 страниц)
Гал выбил медвежьи клыки – два оставил себе, а два отдал сыну как заслуженную награду за победу над зверем.
Глаза Уора заблестели от радости: отец признал его силу и смелость! Рядом с отцом Уор не страшился ничего, кроме Соленой воды, а теперь готов был в одиночку сразиться с любым зверем!
Они отделили от туши лучшие куски мяса, жир, печень и сердце, завернули в медвежью шкуру и к концу дня, тяжело нагруженные, благополучно вернулись домой.
* * *
Обломок наконечника, найденный под шкурой убитого медведя, побуждал Гала к предельной осторожности: где-то здесь, в горах, жили люди. Он решил выйти к их становищу, понаблюдать за ними и найти обходной путь, чтобы наверняка избежать встречи с горцами. С этой целью он все дальше уходил в сторону заката солнца. Следов людей нигде не было. Возможно, раненый медведь пришел сюда издалека или сами люди останавливались где-нибудь здесь только мимоходом и давным-давно ушли отсюда своей тропой. Ничто больше не удерживало здесь семью – пора в путь…
Гал часто поглядывал на белоснежные вершины, за которыми каждый вечер скрывалось солнце. Где-то там, за горами, Синее озеро и степные края ланнов. Сыновья замечали задумчивость отца и ждали, что он скажет.
– Там Дуа, – говорил Гал.
Для сыновей родной рекой была Шу, а Дуа они знали лишь по рассказам родителей. Но, привыкнув воспринимать окружающий мир сквозь жизненный опыт отца и матери, они видели в Дуа старую добрую знакомую, к которой им следовало возвратиться, хотя их родиной была саванна, агоры понравились им больше всех иных мест на земле.
– Отец, а мы вернемся сюда? – спрашивая Уор.
Гал смотрел на сына. Юноша был высок, строен, смел – какой отец не порадовался бы такому сыну? Но без женщины Уору не стать настоящим мужчиной, а в горах, где много тепла, пищи и воды, женщин для Уора и Эри не было. Даже если их женой станет Ае, она не даст им того, что дает человеку племя, – уверенности в завтрашнем дне. Одна семья без других семей жить на земле не сможет. Если он не позаботится о детях, не найдет обратной дороги к людям, неизбежно наступит время, когда его семья начнет увядать, как лишенная влаги трава.
– Мы вернемся в горы, отец? – допытывался Уор.
– В краю заходящего солнца племя наших матерей и отцов. Там ты вступишь в брак. Твоя жена родит тебе сыновей и дочерей. Если тогда ты пожелаешь вернуться, ты сможешь прийти сюда со своими сородичами.
Слова отца были чисты, как воды горного ручья.
– Если я пожелаю, я вернусь сюда, – улыбнулся сын.
* * *
Перед тем как покинуть пещеру, Гал приказал сыновьям растереть на гранитной плите мягкий бурый камень. Он решил оставить в долине память о себе и своей семье. По этим знакам духи предков отыщут их тропу.
Уор и Эри трудились сосредоточенно и молча, потому что духи не любили, когда люди, общаясь с ними, разговаривали вслух.
Сыновья охотно помогали отцу. Раскрывавшаяся у них на глазах тайна творчества волновала обоих. Они наблюдали, как, повинуясь руке и воле отца, на поверхности отвесных скал рождалась удивительная жизнь – люди, звери, птицы, рыбы. Уор и Эри тоже пробовали рисовать. Случалось, отец хвалил их – особенно Эри – за точность глаза и твердость руки, но духи предков наверняка предпочитали их рисункам рисунки отца. У него было чему поучиться. Он объяснял им, что у каждого рода и племени свои знаки и что бессмысленных изображений не бывает. Рослые Люди отмечали свои тропы знаком Бегущего Лося, а там, где камень хранил изображения Женской Руки, Медведя, Леопарда, Сокола и Лебедя, была земля ланнов. Лишь тот мог владеть охотничьими угодьями, кто поставил на них свой знак и защитил их от чужеземцев.
Уор и Эри ждали, что скажет новый рисунок отца. Рисунок – тоже язык, он говорит, только без слов.
Гал долго приглядывался к выбранному месту – неглубокой нише в скале, потом, не отрывая руки от скалы, провел мягким камнем причудливую линию, еще одну и еще. Обозначились медвежья голова, лапы, туловище. Иногда он отступал от скалы, чтобы взглянуть на рисунок с расстояния в несколько копий, после чего продолжал свой труд. Вскоре на скале вырос огромный медведь. Он был полон ярости. Выпуклости скалы совпадали с его мордой и когтистыми лапами. Зверь будто вырывался из камня на людей. Затем Гал острым резцом нанес на стену множество мелких штрихов и мягкой кожей долго втирал в них бурую каменную пыль. Медведь на стене ожил. Казалось, он вот-вот заревет.
Подошли женщины и притихли, Ае испуганно закрыла лицо руками: рабэ считали, что изображение животных в открытых местах приносит несчастье. Зверь может ожить и натворить немало бед. Рабэ рисовали только в глухих пещерах с узким входом, через который мог пройти человек, но не мог проникнуть крупный зверь. Когда при свете коптилок один рабэ рисовал на стене, несколько вооруженных воинов стояли рядом, готовые поразить зверя копьями, в случае если тот оживет. Надо было запереть зверя в камне, в пещере, в темноте – только так можно заставить его помочь воинам-рабэ охотиться на его сородичей… Риа и Ло, взглянув на рисунок, тоже почувствовали холодок тревоги. Но они поняли язык рисунка и успокоились: хозяин гор медведь – могуч, а люди сильнее его! Снизу вверх, точно в сердце зверя, нацеливался наконечник копья. И другой наконечник нацеливался в грудь зверю. Первый принадлежал Галу, второй– Уору. Сбоку от медведя была изображена летящая птица: род Сокола уходит в сторону заходящего солнца.
На другой день Гал зажег в пещере несколько светильников и поселил на стене двух непохожих женщин. У обеих были изящные линии головы, груди, шеи и рук, спокойные, немного задумчивые позы. То были Риа и Ае в камне. Родится много лун, солнце много раз поднимется из Соленой воды и скроется за горами, минует много дождей и снегов, а женщины на стене останутся такими же красивыми, какими были, какими их изобразил Гал.
Полная признательности к мужу за его любовь к ней, Риа коснулась лицом его плеча, а Ае непроизвольно взглянула на его руки, будто надеялась найти в них разгадку только что содеянного им на стене чуда, но ничего нового в них не нашла: это были те же руки, которыми он сражался с хищниками, поднимал огромные тяжести и щедро предлагал ей у костра мясо.
Вечером Гал предупредил:
– Завтра пойдем в сторону заката солнца. Там Дуа, там Рослые Люди.
Семья тщательно подготовилась к походу. На ногах у всех была прочная кожаная обувь, тело прикрывали легкая одежда и накидки, а в запасе имелись меховые чулки, накидки из теплых шкур, спальные мешки, куртки и штаны по образцу тех, какие шили себе ланны, чтобы уберечься от зимних холодов. В теплой солнечной долине им достаточно будет сандалий, набедренных поясов и легких накидок, а теплая одежда понадобится, когда они ступят на лед и снег. По краям накидок женщины пришили тонкие ремни, с помощью которых легко можно было превратить меховые накидки в одну большую постель или одеяло. Высоко в горах пригодятся и легкие кожаные накидки: во время ночевок их можно будет натянуть на воткнутые в снег дротики, так чтобы образовалась временная хижина, которая защитит семью от непогоды. Это добротное, хорошо увязанное снаряжение они понесут за спиной. Еще они понесут маленьких детей, запасы пищи и оружие. Основной груз возьмут мужчины – женщинам достаточно будет детей и легкого оружия. Если женщины сохранят в пути силы, к детям не пристанут болезни, а мужчинам будет веселее идти. Ну а тяжелая ноша за плечами – не в тягость. Зато не страшны будут ни ветры, ни снега: одежда, пища и костер сделают уютным любой уголок земли!
Впереди пойдут Гал и Эри, за ними женщины с детьми, замкнет колонну Уор. Небольшой отряд Гала был хорошо вооружен и подготовлен к долгому пути.
* * *
Утром они двинулись вдоль ручья, сбегавшего в долину с гор. Солнечные лучи весело поблескивали в светлых струях, рисовали на каменистом дне причудливые узоры, голубовато поигрывали плавниками рыб. Все – земля, вода и скалы – было полно жизни, налито красками расцветшей весны. Пели птицы, пестрели травы, деревья соперничали между собой в красоте и великолепии. Заросли орешника, дикой груши, боярышника и рябины то подступали к воде, то взбегали вверх по склонам. Водопады напоминали белокурые волосы, спущенные скалами в зеленую долину.
Потом путники вступили в леса. Величавые серебристо-пепельные стволы буков и их прозрачно-легкие кроны придавали горным склонам веселую праздничность. Тут же высились красноствольные великаны-тисы. Были здесь и знакомые, и незнакомые деревья: дубы, самшит, акации, грабы, хурма, заросли рододендрона и ореха.
Местами деревья расступались перед нагромождением скал, но травы и кустарники бесстрашно взбирались на каменистые кручи. Скалы – одна причудливее другой. Вот серая гранитная глыба в виде головы гигантского быка, другая напоминала отдыхающую женщину. За нею выстроились чудища, поросшие папоротником, мхом и можжевельником. Тут и там из-под скал выбегали ручьи. Над зарослями жасмина и пролеска порхали пестрые бабочки; из можжевельника на людей поглядывали черные синицы; среди камней сновали кеклики, над водой проносились ласточки, высоко в небе парили орлы.
Ни с чем не сравнимый мир – горы! Все в нем было полно силы и радости: зеленые долины, светлые ленты ручьев и рек, зеркальная гладь озер, белоснежные вершины. Тропа и очертания гор постоянно изменялись, а воздух оставался неизменно чист, легок и сладко-тягуч.
Выше лесов начались горные луга – путники вступили в царство кустарников и трав. Белели звездочки жасмина, мягко светились фиалки, пламенели тюльпаны и маки, сиренево покачивались колокольчики, оранжево рассыпались гвоздики. Желто-белые ромашки удивляли своими размерами – каждый цветок с женскую ладонь…
Из высокогорных ночевок одна была особенно приметна – на берегу озера. Оно открылось перед людьми неожиданно, широкое и спокойное. Вприбрежных травах гнездилось множество птиц, на отмелях играли лещи, судаки шумно преследовали молодь, в устьях ручьев, сбегавших в озеро, плескалась форель, под крутыми берегами плавали осетры.
К общему удивлению вода в озере оказалась теплее, чем в горных ручьях. Эту загадку они раскрыли только на следующий день, когда, пройдя с тысячу шагов дальше, увидели вырывающийся из земли пар: сами горы подогревали озерную воду!
В этом озере людям не угрожали чудовища жаркой саванны – Гал и Риа наплавались вдоволь. Остальные купались на мелководье: им, рожденным в краях, где воды принадлежат крокодилам, не удалось научиться плавать.
Поужинали рыбой и уснули вокруг костра. Ночью Гал проснулся, чтобы сменить бодрствовавшего у огня Эри. Сын задумчиво смотрел в озерную даль. Луна прочертила по ней к костру прямую тропу, будто предлагая людям встать и бежать к ней по этой серебристой дорожке. На воде возникали и гасли круги – в озере что-то двигалось, вздыхало, хлопало. Темные глубины были полны жутковатых событий и тайн.
Гал одинаково заботился о детях, никого среди них не выделял, но Эри, пожалуй, в чем-то был ему ближе Уора.
Уор унаследовал отцовскую силу, уравновешенность и доброту. Энергичный, жизнерадостный, он не очень-то любил обременять себя размышлениями. Он любил охотиться, ловить рыбу, обрабатывать камни, строить жилища. Любую работу он делал легко и весело, заражая братьев и сестер своей неистощимой энергией. В отличие от него Эри был немногословен, задумчив и резковат.
В сметке, смелости и находчивости он не уступал старшему брату. При этом во всем, что окружало его, он искал затаенный смысл. Эри волновали те же загадки, над которыми с детства размышлял Гал. Пойманная в ручье рыба для Эри не была только добычей – он удивлялся совершенству рыбьих форм и расцветок; его интересовали травы и деревья, он неутомимо исследовал камни и древесину, с любопытством наблюдал повадки животных и птиц. Этот беспокойный интерес к окружающему по-особому сближал его с Галом. Уор добродушно посмеивался над увлечениями брата – у него у самого все занятия имели практический уклон: повадки животных интересовали его как охотника, камни и древесина – как материал для оружия. Постепенно увлечения Эри начали приносить конкретные результаты: он мог уже не хуже отца нарисовать зверя, птицу и рыбу. Еще охотнее он вырезал их из дерева или слоновой кости. Он подарил Ло браслеты в виде змейки, бегущей по виноградной лозе. В головы змеек он вставил по две бусинки из изумрудно-зеленого камня. Из той же кости он вырезал для Ло ожерелье: бусинки в виде виноградных ягод были нанизаны на крепкую нить по обе стороны виноградной грозди. Такое украшение не сумел бы сделать и Гал. Когда-то он подарил Риа ожерелье из камней-цветов. Риа не расставалась с его подарком – ожерелье привлекало к себе взгляд красотой и силой маленьких солнц. Каждый камень сиял по-своему, а все вместе они выглядели так, будто на шее у Риа пылал чудо-огонь. Гал гордился этим ожерельем. Но Эри открыл для всех не меньшую красоту, чем Гал: он оживил обыкновенную слоновую кость.
Случалось, Эри произносил слова, которые невольно привлекали к себе внимание близких, волновали воображение и легко запоминались ими.
Гал поправил костер, прислушался к ночной тишине. Издалека донесся рык снежного барса, в озере мягко повернулась крупная рыба. Эри негромко проговорил:
– Дуб вырастает из желудя, рыба родится от рыбы,
Цветок без цветка невозможен, без матери нет детей.
Ночь – оттого, что нет солнца, или – что солнце устало
И спит под покровами гор. Ну а солнце откуда?
Звезды откуда? Есть ли у неба отец и мать?
В ветре свои слова, свой язык у воды,
Свои голоса у гор, своя речь у огня.
Только язык луны неуловим, как след на воде.
Но, может быть, именно в нем тайна неба и звезд?..
– Твои слова красивы, как луга гор, – сказал Гал. – Загадки, о которых ты говоришь, не по силам одному человеку. Они – что деревья в лесу: одну отгадаешь, а за ней другая. Понадобится много людей и много лет, чтобы миновать лес загадок. Немало их раскрыла Луху, некоторые отгадал я, остальные достались тебе. Ты должен знать то, что отгадали Луху и я, и отгадать часть того, что не удалось отгадать нам. А когда у тебя вырастет сын, он отгадает часть того, что не знаем мы с тобой. Надо только, чтобы ты не забывал, что знаю и могу я, а он не забывал того, что знаем и умеем мы…
– А когда у меня будет жена?
– Как только придем к людям. Спи.
Эри уснул. Теперь Гал задумчиво сидел у костра, а подумать было о чем. Ожила боль, причиненная ему Соленой водой, поглотившей его младших детей. Уж в который раз он задавался вопросом, мог ли он спасти их. Почему не догадался привязать их к плоту до того, как по морю заходили водяные горы? А ведь мог бы, наверное, привязать, спасти. И не спас… Боль эта теперь не оставит его всю жизнь. Только какой в ней смысл? Усилием воли он заставил себя думать о старших детях. Сыновья и дочь созрели для брака, а будущее семьи по-прежнему неясно, и не видно конца пути. Всякое может случиться: голос рассудка нередко умолкает перед зовом плоти…
Звезды понемногу блекли. Светало. В небе гигантским костром разгоралась заря. Вершины гор высветлились, вспыхнули оранжевым пламенем, последние покровы ночи синими тенями сползали вниз, в долины и ущелья. Из-за зубцов гор торжествующе выглянуло солнце. Новый день родился, и вместе с ним пробудились радости и заботы.
Еще несколько дней тропа вела вверх. Вокруг теперь были скалы, покрытые мохом и лишайниками или вовсе голые. Здесь еще попадались кеклики, а на горных кручах можно было заметить козлов и архаров. Временами за людьми настороженно следил снежный барс.
Потом путники ступили на лед – вот когда пригодилась теплая одежда! Здесь висели туманы, дули холодные ветры, падал мокрый снег, бушевали настоящие метели. Даже не верилось, что недалеко отсюда была полная жизни солнечная долина.
Спали теперь на снегу, под вой ветра. Если бы не меховая одежда, спальные мешки и походная хижина, они не выдержали здесь и ночи.
В непогоду шли почти вслепую, видимость уменьшалась до пяти-шести шагов, но в дни, когда затихал ветер и небо становилось бездонно-синим, взгляду открывались пугающие дали новых снежных вершин. Казалось, тропа, на которую они ступили, упиралась в безвыходный тупик.
А Гал упорно вел отряд дальше – мимо белоснежных вершин к никому неведомому последнему перевалу. Уже много дней семью окружали только снег и голые скалы. Голода они не испытывали, но холод по ночам все-таки донимал их: обходились без костра, негде было просушить одежду и обувь. От холода больше всех страдала Ае, но и она, видя, как стойко ее друзья переносили невзгоды пути, не жаловалась на тяготы, а забота о сыне, который мог стать жертвой гор, побуждала ее меньше думать о самой себе.
Днем, на ходу, было теплее. Время от времени Гал мягким камнем оставлял на скалах знак – копье, летящее в сторону заката солнца. В случае, если путники собьются с тропы, знаки опять выведут их на нее.
А горам не было конца. Угрюмые, безжизненные, они взяли людей в холодный плен и грозили не выпустить из своих снежных объятий. Они будто предупреждали: «Мы огромные, неодолимые, а вы маленькие, беспомощные! Мы вас заморозим, заведем в бездонную ледяную трещину, засыплем снегом и камнями. Пока не поздно – поверните назад!..» Они не раз пытались исполнить свою угрозу. Из-под ног у людей вырывались камни, катились вниз, рождая каменные водопады, – в горах тогда долго и тревожно гудело эхо. Люди в страхе следили за этим буйством каменной смерти. Ни человек, ни птица, ни зверь не выжили бы под каменным дождем.
А однажды горы загудели еще грознее. Снег на склоне соседнего хребта сдвинулся, потек вниз, увлекая за собой каменные глыбы. Горы превращались в западню – человек в них мог замерзнуть, провалиться в ледяную трещину, сорваться в пропасть, погибнуть под лавиной камней и снега.
Едва умолк гул снежной лавины, на путников налетела метель. Косой снег хлестал по лицу, затрудняя дыхание. Отряд остановился, идти дальше было нельзя. Женщины прижались друг к другу, чтобы не потеряться в снежной мгле, а мужчины принялись сооружать походную хижину. Они воткнули в снег дротики, натянули на них кожаные накидки, потом развернули в хижине меховую постель. Все улеглись на ней – женщины с детьми посредине – и накрылись меховым одеялом.
Горы гудели, метель неистовствовала, стремясь заживо похоронить в своем снежном чреве смельчаков-людей, дерзнувших подняться чуть ли не к вершинам. Но горы не добились своего. Снег плотно забил щели в хижине, преградив ветру дорогу к людям, и в палатке стало тихо и тепло. Разум помог им заблаговременно подготовиться к ветрам, холодам и метелям. Там, где не выжил бы ни один зверь, они выжили и даже хорошо отдохнули.
Они лежали в своей палатке, метель продолжала злобствовать, но ничего не могла поделать с ними.
– Отец, тебе было… страшнее этого? – спросила Ло.
– Много раз.
– Когда?
– Когда я знал, что вам грозила беда.
– А разве сейчас не грозит?
– Нисколько. Все мы вместе, у нас есть пища, одежда и оружие. Мы выспались и, как только метель устанет, пойдем дальше.
Слова Гала и тон, которым он говорил – спокойный и уверенный, – действовали на всех успокаивающе.
Ночью буря утихла, а утром они выбрались из-под снега и, взвалив на спины походное снаряжение, побрели дальше. Каждый шаг теперь был игрой со смертью, потому что трещины во льду лишь сверху замело снегом. Если бы Гал не скрепил цепочку людей длинным шнуром из чо, Ае с сыном навсегда исчезла бы в ледяной бездне. Она ступила в сторону и провалилась в трещину, едва не утащив за собой Ло. Гал и Эри тут же подняли ее наверх.
После этого случая Гал особенно тщательно прощупывал копьем перед собой снежную целину, а остальные ступали строго след в след.
Они поднялись еще на одну гряду и воскликнули от радости: впереди, далеко внизу, зеленела долина! Они проложили тропу через страшные снежные поля, горы не остановили их!
Весь следующий день и еще один день они спускались в долину. Скаждым шагом теперь в горах становилось уютнее. Снега и льды сменились мхом и лишайниками, еще ниже начались высокогорные луга. За ними потянулись заросли можжевельника и рододендрона, темные кедрачи и ельники; были здесь и лохматые сосны, напомнившие Галу и Риа края ланнов. Еще ниже зеленели буки, тисы, кусты боярышника и облепихи…
После безжизненных просторов снежных хребтов видеть все это было особенно радостно. Они спускались вниз и чувствовали, как теплеют камни, земля и воздух. Опять можно было снять с себя меховую одежду и продолжить путь в набедренных поясах и сандалиях.
В долине, на площадке у округлого водоема, они сделали привал. Горные кручи вымотали их. Маленькие Ндан и Нор надрывно кашляли – горы, подобно Соленой воде, готовы были поглотить младших детей.
Мужчины наловили рыбы и занялись устройством жилища. Одним краем площадка упиралась в скалу, другим спускалась к водоему, напоминавшему чашу, до краев наполненную водой. На противоположной стороне ее росли лавры. Они полукольцом охватывали водоем, образуя густую зеленую изгородь. Отражаясь в воде этого уютного озера, они, казалось, росли и вверх, и вниз. Лучшего места для бивака не найти. В скале была неглубокая выемка – в ней Гал решил оборудовать временное пристанище для семьи.
Пока отец и сыновья занимались устройством жилища, а Ло готовила на костре обед, Ае не выпускала из рук больного сына. Глаза у нее были полны печали. Она не знала, как помочь мальчику, и все свои надежды возлагала на Риа, которая переняла от Луху умение распознавать и побеждать болезни. К ее опыту Риа прибавила свой собственный. Она знала, как снять у больного жар и укрепить силы. В горах, среди снегов, она не могла помочь простуженным детям, а теперь, в теплой долине, принялась лечить их.
Она растерла в ступке корни и листья – запас лекарственных трав Риа несла с собой, – приготовила отвар, напоила им малышей, после чего они крепко уснули.
В тот же день Гал и Эри отправились на охоту. Им удалось подкрасться на полет дротика к табунку кабанов и добыть двух поросят.
Гал похвалил сына за ловкость, но Эри, казалось, не слышал похвалы отца.
– Такого большого кабана я еще не видел, – сказал он, следя за удаляющимся стадом, которое вел за собой огромный секач.
– Это очень сильный зверь, – согласился Гал. – Даже тигр уступил бы ему тропу.
– А почему он не бросился на нас?
– Ты хотел бы помериться с ним силой? Легче сразиться с медведем…
– Нет, не хотел бы. Хочу понять, почему он не напал на нас.
– Кабан – испытанный воин, он не страшится врагов. Он бежал, потому что… мудр.
– Но мы убили двух его поросят.
– Соленая вода поглотила твоих сестер и брата, но мы с тобой продолжаем идти своей тропой. Что было бы, если бы мы вступили в битву с… Соленой водой?
– Он испугался нас?
– Он избегает людей. В этой долине живут люди, он хорошо знает их…
– А если они… заметят нас?
– Когда-нибудь это непременно случится.
– А если они… как рабэ?
– Все может быть. Люди долины – у себя дома, а мы – в плену у гор. Нам не удастся сбить горцев со своего следа. Если они – как рабэ, мы вступим в битву с ними, а если они… не похожи на них, мы предложим им… мир. Может быть, сын думает иначе?
– Нет, отец, я не вижу иной тропы. Я ступлю на ту, какую выберешь ты.
Они взвалили на плечи свою добычу, повернули к лагерю.
– Ты чего-нибудь… боишься? – спросил Эри, заметив выражение озабоченности на лице у Гала.
– Даже слон испытывает страх, Эри. Самое главное – не бояться… страха, – улыбнулся Гал.
– Я тоже не боюсь… страха! – засмеялся Эри. Он бойко зашагал впереди.
Увидев охотников с богатой добычей, Ае радостно вскрикнула: у рабэ свинья почиталась как выкуп духам за больного человека. Духам оставляли голову – они брали ее себе вместо головы человека, и больной непременно выздоравливал!
Радость Ае невольно подействовала на остальных: если один человек несокрушимо верит в исцеление больного, почему бы и другим не разделить его веру, раз они сами хотели того же! Повеселела и Риа, хотя она больше надеялась на свои собственные лекарства, а не на целительную силу свиных голов. После гибели младших детей Риа была полна непроходящей тревоги за жизнь маленького Нора.
Вечером Риа опять напоила больных отваром. К утру жар у них заметно спал. Она лечила детей еще несколько дней – до тех пор, пока малыши не окрепли и можно было продолжать путь.
А вскоре произошли события, которые решительно изменили судьбу семьи: цепь вооруженных горцев окружила лагерь. Это были стройные мускулистые люди, легко передвигающиеся по каменистым склонам. Прорваться сквозь их кольцо не удалось бы и большому отряду воинов.
Гал, Уор и Эри заслонили собой женщин.
– Мы не желаем зла людям гор! – крикнул Гал. – Мы идем своей тропой к Синему озеру!
Горцы не ответили ему, но и не спешили, подобно рабэ или лесным людям, напасть на семью, а на лицах у них не было никакой враждебности. Встреча с незнакомыми людьми скорее удивила их.
Гал взглянул на женщин. Ае побледнела от страха, глаза у Риа были полны тревоги. Чужие люди всегда несли ей и Галу зло. Встреча с ними означала войну, кровь, бегство, смерть. Риа знала, что ее муж и оба сына будут сражаться с горцами и погибнут в битве, а она, Ло и Ае станут добычей победителей. Но никакой чужеземец не заменит ей мужа и сыновей. Без них ее жизнь лишалась смысла.
Риа передала своего сына Ло, а сама с копьем в руке стала рядом с Галом. Пришел и ее час сражаться плечом к плечу с мужем.
Трудная, невеселая мысль посетила Гала: в час Великой беды ему и с помощью сыновей не удастся защититься от врагов, спасти женщин и детей. Эту горькую мысль вытеснила другая, неожиданная: «Не тем ли удивлены люди гор, что видят рядом женщин из разных племен?» Поначалу и сам он удивлялся, глядя на Риа и Ае…
– Мы не желаем зла людям гор! – повторил он. – Мы идем своей тропой и скоро покинем их края!
Горцы поглядывали на рослого чернобородого воина, в котором нетрудно было признать вождя. Тот молча стоял на скале. Потом к нему подошел старик. Он был худощав, высок, прям, двигался легко, хотя и опирался на палку. Голову старика прикрывала меховая шапка, на плечах висела накидка из шкур снежного барса, широкий набедренный пояс доставал чуть ли не до колен, на ногах были сандалии. Одеяние вождя и остальных воинов состояло из набедренных поясов и сандалий. За спины у всех были закинуты свернутые накидки. У некоторых на груди поблескивали ожерелья из клыков хищников, но не такие внушительные, как у Гала.
– Мы не собираемся нарушать законы гор, – продолжал Гал, – мы идем в сторону заката солнца!
Он поднял копье и опустил вниз острием. Горцы вопросительно поглядывали на старика.
– Это курага, люди гор, – проговорила Ае. – Рабэ убивали их, и они убивали рабэ…
Так вот в чем дело! Курага были врагами рабэ. Они узнали в Ае женщину из враждебного им племени и сочли светловолосых людей союзниками рабэ. Они не приняли его дружбу и не желали уступить ему тропу.
Гал поднял копье над головой:
– Люди гор отвергают дружбу – мы не боимся людей гор!
Старик что-то сказал вождю и удалился в сопровождении нескольких воинов. Потянулись мгновения, полные неизвестности. Потом вождь показал пленникам рукой, куда им следовало идти. Это был властный, но не угрожающий жест. Гал подчинился требованию горца: семья была во власти курага.
Пленники направились вдоль ручья. Гал шел впереди, держа оружие наготове, но вскоре он успокоился, насколько это было возможно в его положении. Горцы свободно двигались на одном и том же расстоянии от них, по-прежнему не проявляя к ним враждебности. Под этим странным конвоем шли весь день. К вечеру, выбрав подходящее для ночлега место, Гал решил остановиться, но вождь горцев потребовал, чтобы пленники продолжали путь.
Пройдя еще с тысячу шагов, они увидели родник. Недалеко от него лежала куча хвороста. Два горца опустили рядом с ней убитого козла и неторопливо присоединились к остальным курага. Люди гор приготовили пленникам место для ночлега, дрова и пищу!
Гал крикнул:
– Темноволосые воины поступили как друзья! Гал тоже желает людям гор добра!
Горцы, оживленно переговариваясь, зажигали костры и, казалось, перестали обращать внимание на пленников. Видно было, как они готовили ужин – быстро и без суеты.
Поужинав, курага затихли. Притихли и пленники. Малыши уснули в своих меховых мешках, остальные заснули не сразу.
– Курага схватили моего брата, – проговорила Ае, – но отпустили его домой: он пил из родника их предков. Курага не убивают тех, кто побывал в жилище их духов. Брата убили сами рабэ за то, что он вернулся живым и не убил ни одного курага…
Гал и Риа вспомнили давний рассказ Рего о том, как отряд Суа забрел в лавровую рощу и был окружен людьми гор. Они не убили ланнов, а только выяснили, что за люди, и потом показали им кратчайший путь в степь. Может быть, это те самые горцы, о которых говорил Рего?
– Давайте спать, – напомнил Гал. – Люди гор не желают нам зла.
Но ему самому не спалось: встреча с людьми взволновала его. Тревожно было на сердце у Риа, страшилась завтрашнего дня Ае, хотя у нее и появилась легкая надежда на спасение: если курага пощадили их вечером, то, быть может, не тронут и днем.
Не спали Уор, Эри и Ло. Они впервые видели так близко от себя столько людей и теперь, вопреки неизвестности, которую таило в себе завтра, были радостно возбуждены. Они не причинили горцам зла, и для них естественно было полагать, что и горцы отнесутся к ним так же. Правда, рабэ поступали как раз наоборот, но рабэ, изгнавшие из своего племени безобидную Ае, по представлениям детей Гала и Риа, стояли вне Человеческого закона, были своего рода исключением. Их поступки не могли быть нормой для остальных племен.
Еще меньше братьев тревожилась за завтрашний день Ло. Она с волнением думала о юноше, который шел рядом с вождем курага. Он не был так мускулист, как Уор и Эри, но он пробудил в ней чувства, какие она никогда не испытывала к братьям, матери и отцу. Она с нетерпением ждала утра, чтобы снова увидеть сына вождя и почувствовать на себе его взгляд. Для нее само собой разумелось, что племя этого юноши не причинит семье зла.
Но вот разговоры умолкли, у костра стало тихо, только потрескивал горящий хворост. Эри любил этот час, когда дух освобождался от дневной суеты и человек оказывался наедине со своими мыслями. В такие минуты у Эри рождались Запоминающиеся слова – они текли у него легко, как струи горного ручья. Чтобы не потерять их, он произносил их вслух:
Были саванны, потом были воды Шу,
Страшное море соленое было за ними.
