Текст книги "Вергилий"
Автор книги: Михаил Бондаренко
Жанр:
Биографии и мемуары
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 23 страниц)
Наряду с пастухами, сопровождавшими кочевые стада, были пастухи, которые пасли немногочисленный скот недалеко от дома. Этим обычно занимались рабы-подростки и дети из крестьянских семей: «…в имении скот пасут не только мальчики, но даже девочки»[640]640
Варрон. II. 10. 1.
[Закрыть]. Мальчишкой-пастушком, надо думать, был в своё время и Вергилий, ведь свои «Буколики» он писал практически с натуры.
Вряд ли поэт содержал на своей вилле в Кампании крупное стадо овец, которое нужно было отправлять на горные пастбища. Небольшого стада (около сотни голов) было достаточно для получения необходимого количества мяса, шерсти, молока и сыра. Летом маленькое овечье стадо можно было пасти и на лугу, и в маслиннике, и в виноградом саду, и в плодовом саду. Варрон писал, что «стада, если они пасутся и на одном и том же месте, выходят на пастбище в разное время: летом их выгоняют на рассвете, потому что росистая трава вкуснее, чем в полдень, когда она уже суха. Когда солнце взошло, овец гонят на водопой, чтобы, передохнув, они опять бодро начали пастись. Около полудня, когда начинается зной, их загоняют под тенистые скалы и раскидистые деревья, пока жара не спадёт. Вечером их опять пасут до солнечного заката. …Спустя немного времени после захода солнца овец сзывают на водопой и опять пасут, пока не стемнеет: трава теперь опять становится вкусной»[641]641
Там же. II. 2. 10-11.
[Закрыть]. В зимнее время их выпускали на пастбище только после того, как сойдёт иней. На зиму овцам заготовляли специальные корма: листья деревьев, сено, ячмень, мякину, отруби, виноградные выжимки, вику, бобовник, «мидийскую траву». Держали овец в особой, вытянутой в длину тёплой овчарне, поскольку эти животные не выносили холода. Вымощенный камнем покатый пол овчарни устилали сухой травой, соломой или ветками[642]642
Катон. 6. 3; 30; Варрон. II. 2. 7-8, 19; Колумелла. VII. 3. 2-22.
[Закрыть].
Козы, как и овцы, давали молоко и мясо, а также шерсть, из которой изготовлялась не только одежда, но даже корабельные снасти[643]643
Варрон. II. 11. 11.
[Закрыть]. Ухаживали за козами почти как за овцами, но пасли в основном в горах или в лесах, дабы они не уничтожили посевы или травяной покров на лугах[644]644
Там же. II. 1. 16; II. 3. 2-10; Ср.: Колумелла. VII. 6.
[Закрыть]. Стадо в 50 голов считалось уже достаточно большим.
Свиноводство, наряду с овцеводством, было весьма популярно в древней Италии. Поскольку свинина была самым любимым мясом римлян, свиней разводили в огромных количествах и в деревнях, и на сельскохозяйственных виллах[645]645
Вергилий. Георгики. I. 399-400; II; 520.
[Закрыть]. В своём трактате Варрон устами скотовладельца Скрофы вопрошает: «Кто из нас хозяйничает в имении так, чтобы не иметь свиней, и кто не слышал, как отцы наши называли лентяем и мотом человека, у которого в кладовке висела ветчина от мясника, а не из собственного имения?»[646]646
Варрон. II. 4. 3.
[Закрыть]
Летом стада свиней (100 или 200 голов) паслись на подножном корму, а зимой с удовольствием потребляли заготовленные для них зерно (ячмень, пшеницу), высушенные жёлуди, бобы, горох и чечевицу, виноградные выжимки[647]647
Варрон. II. 4. 6, 16; Колумелла. VII. 9.4, 9.
[Закрыть]. Утром, до жары, свиней полагалось выгонять на пастбище (часто выбирали болотистое место). Колумелла считал, что «свиньи отъедятся и зажиреют, если они пасутся на обработанном поле, заросшем травой (поле под паром. – М. Е.) и засаженном разнообразными деревьями, плоды которых сменяются одни другими: тут и яблони, и сливы, и груши, всевозможные орехи и винные ягоды»[648]648
Колумелла. VII. 9. 8. Перевод М. Е. Сергеенко.
[Закрыть]. Когда солнце начинало припекать, свиней загоняли в тень, а после полудня опять отправляли пастись. Зимой их выпускали только тогда, когда под лучами солнца сходил иней. Держали свиней в тёплом хлеву, в раздельных закутках[649]649
Варрон. II. 4. 5-6, 14-15.
[Закрыть].
Лошадей использовали в основном для военной службы, извоза или цирковых представлений и торжественных процессий[650]650
Там же. II. 7. 15.
[Закрыть]. Стоили они очень дорого, и поэтому держали их редко, так как это было по средствам только очень богатым людям. Ослов и мулов держали чаще. Их отправляли работать на мельницу или использовали для перевозки грузов и людей[651]651
Там же. I. 19.3; II. 6-8.
[Закрыть].
Собак держали в каждой усадьбе для охраны. По мнению Варрона, «собак лучше иметь мало, но внушительного вида и рьяных: приучи их ночью бодрствовать, а днём спать взаперти»[652]652
Там же. I. 21; См. также: Варрон. II. 9.
[Закрыть]. Кроме того, пастухи использовали собак в качестве сторожей при стадах.
Домашнюю птицу, в особенности кур и гусей, разводили повсеместно. В небольших имениях держали не более сотни птиц, размещая их в сарайчиках. Ухаживали за ними в основном женщины[653]653
Катон. 89; 143. 3; См. о курицах также: Варрон. III. 9; Колумелла. VIII. 2.
[Закрыть]. Варрон отмечал, что «в старину у наших предков было два вида птичников: внизу по двору бродили куры, и доходом от них были яйца и цыплята, а высоко в башнях или на крыше усадьбы жили голуби»[654]654
Варрон. III. 3. 6.
[Закрыть]. В пригородных же имениях птицу часто выращивали в очень больших количествах, с расчётом на городской рынок. Некоторые хозяева сооружали целые «птицефермы», где в особых птичниках содержались не только привычные всем куры и гуси, но и дрозды, голуби, утки и даже павлины[655]655
Подробнее см.: Варрон. III. 5-11; Колумелла. VIII.
[Закрыть].
Разведением пчёл занимался отец Вергилия, поэтому поэт, очевидно, был хорошо знаком с основами пчеловодства. Пасеку можно было устроить на небольшом клочке земли или в саду. Варрон сообщает, что «ульи одни делают круглые из прутьев, другие – из дерева и коры, некоторые – из дуплистого ствола, некоторые – из глины, а некоторые – даже из стеблей ferula (многолетнее травянистое растение с толстым стеблем. – М. Б.), квадратные, высотой фута в три, а шириной в один…»[656]656
Варрон. III. 15.
[Закрыть]. Пчёлы всегда приносили очень хороший доход, поскольку мёд потреблялся римлянами в огромных количествах, являясь единственной альтернативой недоступному сахару. При этом римляне знали множество сортов мёда, а также полезные свойства прополиса и воска[657]657
Варрон. III. 23; Колумелла. IX. 4. 6-7.
[Закрыть].
Вергилий, который проживал в своём имении постоянно и прекрасно знал сельскохозяйственную науку, был, очевидно, хорошим хозяином, да и к рабам своим относился по-человечески. Вероятно, у поэта был умный вилик, что позволяло ему всё своё свободное время посвящать поэзии.
«Георгики»
Ранние произведения Вергилия и его «Буколики» произвели большое впечатление на Мецената, который, оценив блестящий талант молодого поэта, предложил ему создать значительную дидактическую поэму о земледелии[658]658
Вергилий. Георгики. III. 41.
[Закрыть]. Дидактические поэмы как порождение эллинской культуры призваны были поучать и советовать, как лучше сделать что-то в определённой области. Поэтому создание таких работ требовало от поэта не только высокого поэтического мастерства, но и глубоких знаний о воспеваемом предмете. Идея Мецената, очевидно, показалась очень привлекательной Вергилию, с детства имевшему склонность к сельским сюжетам и, что немаловажно, располагавшему значительными познаниями в области сельского хозяйства.
В 37/36 году Вергилий приступил к созданию обширного произведения, которое получило название «Георгики» (Georgica, «Поэма о земледелии», от греческого слова georgos – земледелец). Над этой дидактической поэмой он работал долгих семь лет – примерно с 37/36 по 30 год[659]659
Светоний. Вергилий. 25; Сервий. Комментарии к Энеиде. I. Предисловие.
[Закрыть]. В этот период Вергилий проживал на своей вилле в пригороде Неаполя (Партенопеи), а Октавиан боролся с Марком Антонием и улаживал дела на Востоке:
Пел я эти стихи про уход за землёй, за стадами
И деревами, меж тем как Цезарь великий войною
Дальний Евфрат поражал и в народах, по доброй их воле,
Как победитель, закон утверждал, по дороге к Олимпу.
Сладостной в те времена был я – Вергилий – питаем
Партенопеей; трудясь, процветал и не гнался за славой…[660]660
Вергилий. Георгики. IV. 559-564.
[Закрыть]
По свидетельству Светония, «когда он писал «Георгики», то обычно каждое утро сочинял по многу стихов и диктовал их, а потом в течение дня переделками сокращал их до очень немногих»[661]661
Светоний. Вергилий. 22; Ср.: Квинтилиан. X. 3. 8.
[Закрыть]. Сам Вергилий, объясняя этот способ, говорил, что «рождает свои стихи по нраву и обычаю медведей. Ибо, как самка этого животного рождает на свет детёныша не имеющим вида и облика и затем, облизывая того, кого она таким родила, придаёт форму его телу и определённость чертам, так и то, что его гений производил поначалу, было грубым на вид и несовершенным, а позже, после обработки и усовершенствования, приобретало очертания и облик»[662]662
Авл Геллий. XVII. 10. 2-3.
[Закрыть]. Лишь изредка, когда его настоятельно приглашали друзья, Вергилий приезжал в шумный Рим и останавливался в своём доме на Эсквилинском холме.
Летом 29 года, после окончательного одобрения Мецената, поэт представил, наконец, «Георгики» на суд самому Октавиану. Возвращаясь с Востока после победы над Клеопатрой и Марком Антонием, император остановился в городе Ателла в Кампании, где намеревался отдохнуть и полечить горло. Туда же вместе с Меценатом приехал и Вергилий. На протяжении четырёх дней поэт читал свои «Георгики» перед Октавианом и его окружением (по одной книге в день), а когда уставал, то его сменял Меценат[663]663
Светоний. Вергилий. 27.
[Закрыть]. Современники отмечали, что всегда стеснительный Вергилий, декламируя свои стихи, как будто преображался и его голос становился удивительно приятным и изящным. По словам Светония, «поэт Юлий Монтан не раз говорил, что охотно похитил бы кое-что у Вергилия, если бы мог при этом похитить его голос, облик и жесты: ибо одни и те же стихи в его собственном произношении звучали прекрасно, а без него были пустыми и вялыми»[664]664
Там же. 28, 29.
[Закрыть].
Поэма «Георгики» написана гекзаметром (2188 стихов) и делится на четыре книги, каждая из которых посвящена одному из видов сельского хозяйства. Первая книга – «Земледелие» – подробно повествует об обработке полей и предсказании погоды, вторая – «Садоводство» – о выращивании различных деревьев и виноградной лозы, третья – «Скотоводство» – о разведении скота и уходе за ним, а четвёртая – «Пчеловодство» – об устройстве пасеки и уходе за пчёлами. Соответственно, две книги поэмы отданы флоре, а две – фауне. Помимо этого каждая книга содержит очаровательные миниатюрные картины природы (весенний пейзаж, буря, деревенские забавы, бой быков, пасущееся стадо) и значительные вставные эпизоды, посвящённые, например, знамениям в связи с убийством Юлия Цезаря, прославлению Италии и сельской жизни, падежу скота в Норике. Они очень украшают и освежают поэму, позволяя читателю ненадолго отвлечься от центральной темы. В основе композиции поэмы отчётливо прослеживается принцип антитезы, поскольку нечётные книги поэмы заканчиваются мрачными эпизодами, а чётные – светлыми и радостными.
Если «Буколики» пестрели обращениями к Азинию Поллиону, то «Георгики» целиком и полностью посвящены Меценату «за то, что тот, ещё мало его зная, помог ему защититься от насилий одного ветерана, который чуть не убил его, сражаясь за поле»[665]665
Там же. 20.
[Закрыть]. В начале каждой книги Вергилий с восхищением упоминает своего нового патрона, специально обращаясь к нему, а в третьей книге даже особо подчёркивает, что сочинил поэму по его приказанию[666]666
Вергилий. Георгики. 1. 1-5; II. 39-41; III. 41-43; IV. 1-7.
[Закрыть]. Более того, учёные полагают, что с формальной точки зрения вся поэма построена в виде единого обращения к Меценату.
Для создания «Георгик» Вергилию явно пришлось ознакомиться с немалым количеством трудов по сельскому хозяйству, животноводству, ботанике и астрономии. Это прежде всего сочинения греческих авторов: «Труды и дни» Гесиода[667]667
Вергилий. Георгики. II. 176; Макробий. Сатурналии. V. 2. 4; Сервий. Комментарии к Георгикам. Предисловие.
[Закрыть], «Небесные явления» Арата Солийского[668]668
Макробий. Сатурналии. V. 2. 4.
[Закрыть], «Гермес» Эратосфена Киренского, «Мелиссургики» и «Георгики» Никандра Колофонского[669]669
Квинтилиан. X. 1. 56.
[Закрыть] (именно у него позаимствовал Вергилий название для своей поэмы), «Домострой» Ксенофонта, естественно-научные труды Аристотеля и Феофраста. Среди работ римских учёных следует назвать «О земледелии» и «О пчёлах» Гитина[670]670
Колумелла. I. 1. 13.
[Закрыть], «Земледелие» Катона Старшего, «Сельское хозяйство» Варрона. Знаком был Вергилий и с переведённым на латинский язык огромным трудом карфагенского агронома Магона[671]671
Сервий. Комментарии к Георгикам. I. 43.
[Закрыть]. Имеются в «Георгиках» многочисленные реминисценции из Гомера, Каллимаха, Феокрита, Аполлония Родосского, Парфения, Энния и особенно из Лукреция[672]672
Авл Геллий. I. 21. 7; IX. 9; Сервий. Комментарии к Георгикам. Предисловие.
[Закрыть].
Философская поэма «О природе вещей» римского поэта-эпикурейца Тита Лукреция Кара (99—55) была, можно сказать, настольной книгой Вергилия. По свидетельству Светония, Вергилий надел мужскую тогу «пятнадцати лет отроду, в год, когда вторично были консулами те, в чьё первое консульство он родился; и случилось так, что в тот же самый день умер поэт Лукреций»[673]673
Светоний. Вергилий. 6.
[Закрыть]. Эта связь показывает, что Вергилий уже в древности рассматривался как прямой наследник поэтической славы Лукреция. Сочиняя «Георгики», Вергилий, конечно же, использовал и собственный опыт, собственные сведения о сельской жизни, очень хорошо знакомой ему с раннего детства.
Несмотря на огромный материал, привлечённый Вергилием, «Георгики» не являются всеобъемлющим руководством по ведению сельского хозяйства. Поэт, например, ничего не рассказывает об огородничестве, птицеводстве, свиноводстве, разведении рыб в садках, чем особенно увлекались римляне. Кроме того, он не рассматривает быт крестьянского двора и имения, ничего не говорит о рабах, без труда которых нельзя было обойтись ни одному хозяину, иногда даёт ошибочные советы. Философ Сенека верно подметил, что Вергилий «старался не о том, чтобы сказать правдивее, а о том, чтобы покрасивее, и хотел не обучать земледельцев, а доставлять удовольствие читателям»[674]674
Сенека. Письма. LXXXVI. 15.
[Закрыть].
Кому же в таком случае были адресованы «Георгики»? В период гражданских междоусобиц I века до н. э. не только бедные италийские крестьяне, но и богатые землевладельцы за бесценок продавали или просто забрасывали свои поместья и бежали от войны. Это привело к запустению деревни и упадку сельского хозяйства. Чтобы возродить экономику, необходимо было, хотя бы и с помощью поэзии, обратить внимание прежде всего крупных и средних землевладельцев на преимущества земледелия и скотоводства, дабы они вернулись в свои поместья, возродили сельское хозяйство и обеспечили Италию зерном, вином, маслом и мясом. Поэтому «Георгики» ни в коем случае не предназначены для простых неграмотных крестьян, и без того прекрасно разбиравшихся во всех особенностях сельской жизни, а, напротив, адресованы состоятельным землевладельцам и образованным горожанам. И Меценат, и сам Октавиан, и многие представители римской интеллигенции прекрасно понимали, что только с помощью возрождения сельского хозяйства можно восстановить былую мощь государства. Не случайно именно в 37—36 годах известный писатель и учёный Марк Теренций Варрон издал свой знаменитый трактат «Сельское хозяйство».
Тем не менее Вергилий формально адресует поэму «поселянам, ещё не знакомым с дорогой»[675]675
Вергилий. Георгики. I. 41.
[Закрыть], то есть многочисленным солдатам-ветеранам, получившим конфискованные земли и только начавшим заниматься сельским хозяйством, дабы они, разочаровавшись, не начали массово продавать свои земельные наделы и переселяться в города, пополняя собой люмпенизированный плебс, что случалось, впрочем, довольно часто.
Первая книга «Георгик» начинается с обращения к Меценату и заявления темы произведения:
Затем следует традиционное обращение к верховным богам – Либеру, Церере, Нептуну, Пану, Сильвану, Минерве, а также к низшим божествам – фавнам, дриадам и многим другим сельским божкам[677]677
Там же. I. 5-23.
[Закрыть]. Знаменательно, что в число верховных богов Вергилий включает Октавиана, предрекая ему почётное место среди сонма божеств, вплоть до появления его звезды на небесах; наконец, поэт обращается к императору с просьбой о вдохновении[678]678
Там же. I. 24-39, 40-42.
[Закрыть].
После этого достаточно пространного вступления Вергилий подробно рассказывает о подготовке поля к пахоте, о свойствах различных почв, о чередовании сельскохозяйственных культур и удобрениях, об условиях, необходимых для хорошего урожая, об обработке и поливе полей, о борьбе с засухой, сорняками и вредителями[679]679
Там же. 1.43-70 (пахота); 71-78 (севооборот); 79-93 (удобрение поля); 94-99 (боронование); 104-105 (посев); 106-110 (полив поля); 111-112 (обтравливание поля); 113-117 (устройство дренажа); 118-121, 150-159 (о вредителях, сорняках и прополке).
[Закрыть]. Поэт подчёркивает, что в основе крестьянского благосостояния лежит тяжёлый труд, единственно достойный для римского гражданина. В противном случае крестьянину придётся «голод же свой утолять по лесам, дубы сотрясая». Труд рассматривается ещё и с точки зрения его высочайшей нравственной ценности, ведь лишь упорно трудясь человек может достичь счастья. Вергилий утверждает: Labor omnia vicit improbus («Труд неустанный всё победил!»), а затем приводит в качестве примера быт людей в период перехода власти над миром от Сатурна к Юпитеру:
…Отец пожелал сам,
Чтоб земледельческий труд был нелёгок, первый искусством
Пахаря вооружил, к работе нуждой побуждая,
Не потерпев, чтоб его закоснело в бездействии царство,
Вовсе не знали поля до Юпитера пахарей власти.
Даже значком отмечать иль межой размежёвывать нивы
Не полагалось. Всё сообща добывали. Земля же
Плодоносила сама, добровольно, без понужденья.
Он же, Юпитер, и яд даровал отвратительным змеям,
Волку велел выходить на добычу и морю – вздыматься,
Мёд с листвы он стряхнул, огонь от людей он запрятал,
Остановил и вино, бежавшее всюду ручьями,
Чтобы уменья во всём достигал размышляющий опыт,
Мало-помалу, и злак выводить из борозд научился,
Чтобы из жилы кремня извлекал он огонь потаённый.
Реки впервые тогда об ольхах долблёных узнали,
В первый раз мореход назвал и исчислил светила,
Звёзды Плеяд и Гиад и сияющий Аркт Ликаона.
Зверя сетями ловить и птиц обманывать клеем
Способ нашли, оцеплять лесные урочища псами.
Тот по широкой реке замётным неводом плещет
В поисках глуби, другой сеть мокрую тащит по морю;
Вот и железо у них, и пил визжащие зубья, —
А поначалу бревно кололи некрепкое клином.
Разные тут мастерства появились; труд неустанный
Всё победил, да нужда в условьях гнетущая тяжких[680]680
Там же. I. 121-146.
[Закрыть].
Далее Вергилий перечисляет различные сельскохозяйственные орудия, подробно описывает конструкцию плуга[681]681
Там же. I. 160-168, 169-175.
[Закрыть], устройство тока для обмолота зерна[682]682
Там же. I. 176-186.
[Закрыть], указывает приметы хорошего урожая[683]683
Там же. 1. 187-192.
[Закрыть], даёт советы по подготовке семян для посева[684]684
Там же. I. 193-203.
[Закрыть].
Оставшаяся часть первой книги посвящена сельскохозяйственному календарю земледельца[685]685
Там же. 1. 204-310.
[Закрыть], осенним бурям и предсказаниям погоды[686]686
Там же. I. 311-464.
[Закрыть] и, наконец, страшным природным явлениям и знамениям в связи с убийством Гая Юлия Цезаря:
В час, когда Цезарь угас, пожалело и солнце о Риме,
Лик лучезарный оно темнотой багровеющей скрыло.
Ночи навечной тогда устрашился мир нечестивый.
А между тем недаром земля, и равнина морская,
И зловещатели псы, и не вовремя вставшие птицы
Знаки давали. Не раз бросалась на нивы циклопов,
Горны разбив и кипя, – и это мы видели! – Этна,
Клубы катила огня и размякшие в пламени камни.
Частый оружия звон Германия слышала в небе.
К землетрясеньям дотоль непривычные, вдруг содрогнулись
Альпы, в безмолвье лесов раздавался откуда-то голос
Грозный, являться порой таинственно-бледные стали
Призраки в тёмную ночь, и животные возговорили.
Дивно промолвить! Земля поразверзлась, реки недвижны.
В храмах слоновая кость прослезилась и бронза вспотела.
Залил леса и понёс на своём хребте сумасшедшем
Царь всех рек Эридан, и стада, и отары с хлевами
Он по полям за собой потащил. Постоянно в то время
На требухе не к добру проступали зловещие жилы,
Алая кровь то и дело текла из фонтанов, и волчий
Вой по ночам долетал до стен городских на высотах.
Не упадало вовек с небес безоблачных столько
Молний, и столько комет никогда не пылало зловещих[687]687
Там же. 1.466-488.
[Закрыть].
Завершается первая книга «Георгии» небольшой молитвой за благополучие Октавиана[688]688
Там же. 1.498-514.
[Закрыть]. Вергилий просит богов-хранителей Рима не препятствовать «юноше» в его начинаниях, ибо только он может избавить государство от ужасов гражданской войны.
В начале второй книги Вергилий вновь традиционно взывает к богам, в данном случае к Вакху, обещая теперь воспеть «деревья дикие леса», виноградную лозу и маслину[689]689
Там же. II. 1-8.
[Закрыть]; немного рассказывает о размножении различных деревьев[690]690
Там же. II. 9-38.
[Закрыть], а затем обращается к Меценату:
Будь же со мной и моей начатой сопутствуй работе,
О украшенье, о часть моей величайшая славы,
Ты, Меценат! Полети с парусами в открытое море!
Нет, я всё охватить не стремлюсь моими стихами,
Нет, если даже я сто языков, сто уст возымел бы,
Голос железный. Скользи полосою прибрежною рядом,
Не отходя от земли. Тебя поэтической басней
Не задержу, ни двусмыслием слов, ни приступом долгим[691]691
Там же. 11.39-46.
[Закрыть].
Далее Вергилий подробно повествует о выращивании деревьев и способах прививки[692]692
Там же. 11.47-82.
[Закрыть], о видах деревьев[693]693
Там же. II. 83-88.
[Закрыть], о сортах винограда[694]694
Там же. II. 89-108.
[Закрыть], о свойствах различных почв[695]695
Там же. II. 109-135, 177-258.
[Закрыть], о выращивании виноградных лоз[696]696
Там же. II. 259-322, 346-419.
[Закрыть], об уходе за маслиной и использовании деревьев в быту[697]697
Там же. II. 420-457.
[Закрыть]. Несколько раз поэт прерывает своё повествование, дабы воспеть Италию и прелести весны.
Италия в представлении Вергилия – это самая лучшая в мире страна, наделённая всеми мыслимыми и немыслимыми достоинствами, наследница «золотого века», родина «крепких мужей», великих политиков и полководцев, находящаяся под особым покровительством богов:
Но ни мидийцев земля, что всех богаче лесами,
Ни в красоте своей Ганг, ни Герм, от золота мутный,
Всё же с Италией пусть не спорят; ни Бактрия с Индом,
Ни на песчаных степях приносящая ладан Панхайя.
Пусть не вспахали быки, огонь выдыхая ноздрями,
Эти места, и зубов тут не сеяно Гидры свирепой,
Дроты и копья мужей не всходили тут частою нивой, —
Но, наливаясь, хлеба и Вакха массийская влага
Здесь изобильны, в полях и маслины, и скот в преизбытке.
Здесь и воинственный конь выходит на поле гордо.
Белы твои, о Клитумн, стада, постоянно омыты
Влагой священной твоей, а бык, драгоценная жертва,
Римским триумфам не раз до божьих сопутствовал храмов.
Здесь неизменно весна и лето во время любое,
Дважды приплод у отар, и дважды плоды на деревьях.
Хищных тигров тут нет, ни львиного злого потомства,
Здесь собирателей трав аконит не обманет злосчастных,
Нет и чешуйчатых змей, огромные кольца влачащих
И, проползая тайком, вращающих тело спиралью.
Столько отменных прибавь городов и труд созиданья,
Столько по скалам крутым твердынь, людьми возведённых,
Столько под скалами рек, обтекающих древние стены!
Море напомню ли, к ней подступившее справа и слева?
Множество разных озёр; напомню ли Ларий обширный
Или тебя, о Бенак, как море, вздымающий волны?
Упомяну ли ещё о портах и молах Лукрина
Или о море, что, вдаль плотиной отогнано мощной,
В негодованье шумит и у гавани Юлия ропщет,
А закипевший Тиррен мешается с влагой Аверна?
Не у неё ли ручьи серебра и залежи меди
В недрах, течёт не она ль изобильно золотом чистым?
Крепких она и мужей, сабинских потомков и марсов,
И лигурийцев, трудом закалённых, и с копьями вольсков
Родина, Дециев всех и Мариев, сильных Камиллов,
И Сципионов, столпов войны, и твоя, достославный
Цезарь, который теперь победительно в Азии дальней
Индов, робких на брань, от римских твердынь отвращает.
Здравствуй, Сатурна земля, великая мать урожаев!
Мать и мужей! Для тебя в искусство славное древних
Ныне вхожу, приоткрыть святые пытаясь истоки[698]698
Там же. II. 136-175.
[Закрыть].
И только в такой прекрасной стране, как Италия, наступает не менее прекрасная весна! Благодатная италийская весна тоже является подлинным наследием «золотого века», и поэтому поэт посвящает ей несколько проникновенных строк[699]699
Там же. II. 323-345 (Гимн в честь весны).
[Закрыть]. Некогда весна царила круглый год («была лишь весна»), верит поэт, и только с приходом «железного века» природа изменилась.
Все свои достоинства Италия сохранила ещё со времён «золотого века», и теперь, по мысли Вергилия, нужно только приложить немного усилий, чтобы вновь создать счастливое «царство Сатурна». Этот замечательный образ Италии, созданный Вергилием, обрёл бессмертие не только в его стихах, но и в мировоззрении римлян.
Например, Италия в образе богини Земли представлена на знаменитом «Алтаре мира», созданном в честь триумфального возвращения Октавиана из западных провинций. «Алтарь мира» был торжественно заложен 4 июля 13 года на Марсовом поле, а открыт и освящён 30 января 9 года. Этот замечательный памятник, реконструированный в первой половине XX века, представляет собой огороженную высокими мраморными стенами площадку, в центре которой на ступенях находится роскошный жертвенник. Стены алтаря украшены замечательными барельефами с изображением божеств и торжественной процессии по случаю закладки. Италия изображена на западной стене и предстаёт перед зрителями в виде прекрасной женщины, сидящей на троне и держащей на коленях двух миловидных младенцев. Со всех сторон она окружена цветами и плодами; по бокам от неё находятся две нимфы, олицетворяющие ветры, а у ног мирно пасётся ягнёнок и лежит вол.
В конце второй книги как бы в дополнение к гимнам в честь Италии и весны Вергилий поместил своеобразный панегирик италийской деревне и сельскому труду, в котором беспощадно обличает городскую жизнь:
Трижды блаженны – когда б они счастье своё сознавали! —
Жители сел. Сама, вдалеке от военных усобиц,
Им справедливо земля доставляет нетрудную пищу.
Пусть из кичливых сеней высокого дома не хлынет
К ним в покои волна желателей доброго утра,
И не дивятся они дверям в черепаховых вставках,
Золотом тканных одежд, эфирейской бронзы не жаждут;
Пусть их белая шерсть ассирийским не крашена ядом,
Пусть не портят они оливковых масел корицей, —
Верен зато их покой, их жизнь простая надёжна.
Всем-то богата она! У них и досуг и приволье,
Гроты, озёр полнота и прохлада Темпейской долины,
В поле мычанье коров, под деревьями сладкая дрёма, —
Всё это есть. Там и рощи в горах, и логи со зверем;
Трудолюбивая там молодёжь, довольная малым;
Вера в богов и к отцам уваженье. Меж них Справедливость,
Прочь с земли уходя, оставила след свой последний[700]700
Там же. II. 458-474.
[Закрыть].
В отличие от горожан италийские крестьяне спокойно живут на лоне природы, честно трудятся и довольствуются скромными сельскими радостями[701]701
Там же. II. 490-518.
[Закрыть]. Не в этом ли заключается основной идеал жизни для философов-эпикурейцев, у которых учился в своё время и Вергилий? Но этого мало! По мысли поэта, простые крестьяне практически живут и блаженствуют в «золотом веке»:
Скоро зима. По дворам сикионские ягоды давят.
Весело свиньи бредут от дубов. В лесу – земляничник.
Разные осень плоды роняет с ветвей. На высоких,
Солнцу открытых местах виноград припекается сладкий.
Милые льнут между тем к отцовским объятиям дети.
Дом целомудренно чист. Молоком нагруженное, туго
Вымя коровье. Козлы, на злачной сойдясь луговине,
Сытые, друг против друга стоят и рогами дерутся.
В праздничный день селянин отдыхает, в траве развалившись, —
Посередине костёр, до краёв наполняются чаши.
Он, возливая, тебя, о Леней, призывает. На вязе
Вешают тут же мишень, пастухи в неё дротики мечут.
Для деревенской борьбы обнажается грубое тело.
Древние жизнью такой сабиняне жили когда-то,
Так же с братом и Рем. И стала Этрурия мощной.
Стал через это и Рим всего прекраснее в мире, —
Семь своих он твердынь крепостной опоясал стеною.
Раньше, чем был у царя Диктейского скипетр, и раньше,
Чем нечестивый стал род быков для пиров своих резать,
Жил Сатурн золотой на земле подобною жизнью.
И не слыхали тогда, чтобы труб надувались гортани,
Чтобы ковались мечи, на кремнёвых гремя наковальнях[702]702
Там же. 11.519-540.
[Закрыть].
Но так ли всё это было на самом деле? Не слукавил ли здесь Вергилий? Ведь именно крестьяне больше других страдали во время гражданских войн, именно крестьяне отдавали своих сыновей в солдаты, именно крестьяне лишались своих наделов в результате конфискаций и бежали в города. Вероятно, основная задача поэта, как полагают многие учёные, заключалась не в том, чтобы показать, какова современная ему деревенская жизнь, а в том, какова она была в прошлом («Древние жизнью такой сабиняне жили когда-то») и какова может стать в будущем, благодаря долгожданному миру и деяниям великого Октавиана. При этом крестьянский мир, описанный Вергилием, ни в коем случае не является утопией. Это не сказочная Аркадия, как в «Буколиках», ареальная Италия. Вергилий учит, как нужно трудиться земледельцам, чтобы возродить Италию – наследницу «царства Сатурна», и снова жить счастливо, будто в «золотом веке». «Георгики» по сути являются великим гимном крестьянскому труду, без которого немыслимо возрождение Римского государства, а также возвращение «золотого века». Но полноценный труд возможен только в мирное время, поэтому протест против гражданской войны красной нитью проходит через всю поэму. Уже в конце первой книги поэт страстно обрушивается на современность:
Правда с кривдою здесь смешались, всё войны по свету…
Как же обличья злодейств разнородны! Нет уже плугу
Должной чести. Поля засыхают с уходом хозяев
Прежних; и серп кривой на меч прямой перекован.
Там затевает Евфрат, а там Германия брани:
Здесь, договоры порвав, города-соседи враждуют
Непримиримо, и Марс во всём свирепствует мире[703]703
Там же. 1.505-511.
[Закрыть].
В начале третьей книги после обращения к богам-покровителям скотоводства[704]704
Там же. III. 1-8.
[Закрыть] Вергилий заявляет, что собирается воздвигнуть на берегу Минция величественный мраморный храм в честь Октавиана, чтобы поклоняться ему, как богу[705]705
Там же. III. 10-39.
[Закрыть]. В этом храме поэт обещает установить статую императора, а на берегу устроить пышные жертвоприношения и лошадиные бега. Появление этого весьма преувеличенного поэтического восхваления Октавиана, как полагают учёные, было связано с поражением Марка Антония и Клеопатры и захватом Египта. Вергилий, желавший скорейшего завершения войн, теперь, вероятно, испытывал безмерную благодарность императору, принёсшему долгожданный мир на италийскую землю. Именно поэтому после уже традиционного обращения к Меценату с признанием, что именно по его велению были созданы «Георгики», поэт обещает незамедлительно приступить к созданию эпического произведения, прославляющего подвиги Октавиана:
Ты, Меценат, повелел нелёгкое выполнить дело.
Ум не зачнёт без тебя ничего, что высоко. Рассей же
Леность мою! Киферон громогласно нас призывает,
Кличут тайгетские псы, Эпидавр, коней укротитель, —
И не умолкнет их зов, повторяемый отгулом горным.
Вскоре, однако, начну и горячие славить сраженья
Цезаря, имя его пронесу через столькие годы,
Сколькими сам отделён от рожденья Тифонова Цезарь[706]706
Там же. III. 41-48.
[Закрыть].
Далее Вергилий переходит к основной теме второй книги и обстоятельно рассказывает о разведении крупного рогатого скота и лошадей[707]707
Там же. III. 49-218, 242-283.
[Закрыть], а затем об уходе за мелким рогатым скотом[708]708
Там же. III. 286-338, 384-473.
[Закрыть], прерывая повествование описанием боя быков и эпизодом о непростой жизни пастухов в Ливии и Скифии[709]709
Там же. III. 339-383.
[Закрыть]. Особенно удалась Вергилию картина жестокого боя быков:
В Сильском обширном лесу пасётся красивая тёлка,
А в отдаленье меж тем с великой сражаются силой,
Ранят друг друга быки, обливаются чёрною кровью,
Рог вонзить норовят, бодают друг друга с протяжным
Рёвом; гудят им в ответ леса на высоком Олимпе.
В хлеве одном теперь им не быть: побеждённый соперник
Прочь уходит, живёт неведомо где одиноко.
Стонет, свой помня позор, победителя помня удары
Гордого, – и что любовь утратил свою без отмщенья,
И, оглянувшись на хлев, родное селенье покинул.
С тщаньем сугубым теперь упражняет он силы, меж твёрдых
Скал всю ночь он лежит, простёрт на непостланном ложе,
Только колючей листвой питаясь да острой осокой.
Он испытует себя и гневу рога свои учит.
Он на стволы нападает дубов, ударяется в ветер
Лбом и взрывает песок, и взвивает, к битве готовясь.
После же, восстановив свою мощь, вновь силы набравшись,
Двигает рать, на врага, уже всё позабывшего, мчится, —
Словно волна: далеко забелеется в море открытом,
И, удлинись, свой пенит хребет, и потом, закрутившись,
Страшно гремит между скал, и, бросившись, рушится шумно,
Величиною с утёс; и даже глубинные воды
В крутнях кипят, и со дна песок подымается чёрный[710]710
Там же. III. 219-241.
[Закрыть].
Некоторые комментаторы видят в этом описании боя скрытый намёк на борьбу между Октавианом и Марком Антонием. Заканчивается третья книга страшной картиной гибели скота в Норике из-за неведомой эпидемии, не пощадившей ни молодняк, ни взрослых животных, ни людей[711]711
Там же. III. 474-566.
[Закрыть].
