Текст книги "Вергилий"
Автор книги: Михаил Бондаренко
Жанр:
Биографии и мемуары
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 23 страниц)
Вергилий
Светлой памяти моего учителя
доктора исторических наук
заслуженного профессора МГУ
Василия Ивановича Кузищина
посвящается эта книга
ПРЕДИСЛОВИЕ
Лето 694 года от основания города Рима, или лето 60 года до н. э. В предрассветных сумерках широкая река Минций, что в северной Италии, лениво катит свои воды по живописной зелёной равнине. Над рекой стоит туман, мягко обволакивая заболоченные берега, густо поросшие ивами, камышом и тростником. Наступает рассвет. Первые лучи солнца освещают землю. Огромный оранжевый диск медленно поднимается над долиной. Туман над рекой постепенно рассеивается, и вода начинается сверкать и искриться под лучами восходящего солнца.
Недалеко от реки располагается небольшая сельская усадьба. Жители её уже проснулись и приступили к своим повседневным делам. Слышатся блеяние коз и мычание коров. Вот из ворот усадьбы устремляется на волю с гордым видом небольшое стадо коз, погоняемое мальчиком-пастушком. Путь их лежит к близлежащим холмам, обильно покрытым густым лесом.
Добравшись до холмов, козы разбредаются в поисках сочной росистой травы, нежных побегов ольхи, ивы или тёрна. Маленький пастушок устраивается на небольшом пригорке в тени раскидистого дуба и, пожёвывая травинку, с любопытством наблюдает за дракой двух крупных козликов, сражающихся за благосклонность стройной козочки.
Когда уже близится полдень, пастушок созывает коз и гонит их на водопой к небольшому ручью, впадающему в Минций. Каменистое ложе ручья устлано зелёным мхом и водорослями, которые нежно шевелит быстротекущая вода. Сгрудившись на бережке, козы жадно пьют холодную, кристально чистую воду.
Солнце поднимается всё выше и выше, своими горячими лучами нагревая землю. Наступает зной, и пастушок загоняет коз в тенистую рощу на берегу реки. Здесь им предстоит пастись до самого вечера, пока не спадёт жара. Пастушок усаживается на мягкой траве под тенистым деревом, достаёт свирель и начинает наигрывать нехитрый сельский мотив. Утомлённые зноем козы располагаются вокруг него на траве под деревьями. А вокруг природа живёт своей жизнью: шумят и поют в кронах деревьев многочисленные птицы, громко стрекочут цикады, квакают лягушки. На растущем поблизости дубе находится гнездо пчёл. Эти маленькие создания наполняют воздух своим негромким гудением и роятся над небольшой полянкой, сплошь заросшей нежными лесными цветами.
Подходит время обеда, и пастушок, решив подкрепиться, развязывает свою котомку и достаёт несколько лепёшек и сушёных смокв. Между тем небо темнеет и хмурится, собираются тяжёлые, будто налитые свинцом, грозовые тучи. Мальчик спешит укрыть стадо в небольшой, увитой лозами дикого винограда пещере в склоне ближайшего холма. И вовремя! Едва он успевает со стадом достичь пещеры, как налетает первый резкий порыв свежего ветра и падают первые капли дождя. Раздаётся первый удар грома, и тут же на иссушенную зноем землю с грохотом обрушиваются потоки ливня. Притихшие козы, сгрудившись в глубине пещеры, с беспокойством шевелят ушами и поглядывают на своего хозяина. Пастушок же, устроившись на большом валуне недалеко от входа в пещеру, насвистывая, с восторгом смотрит на сверкание молний в небе и на потоки воды, заливающие долину.
Наконец гроза ослабевает, и ливень превращается в простой летний дождик, который быстро кончается. В воздухе разливается неповторимая свежесть. Капли воды стекают по листьям деревьев и мерно падают на влажную землю. Одна из молодых козочек, видимо от испуга, рожает козлёнка, которого мальчик бережно заворачивает в свою одежду. Он выгоняет стадо из пещеры и вновь отправляет его пастись.
Близится вечер. Начинают сгущаться сумерки, и туман от реки постепенно окутывает окружающие холмы. Солнце медленно скрывается за горизонтом, и пастушок вновь созывает пасущихся коз на водопой. Когда в небе зажигаются первые звёзды, он, бережно взяв новорождённого козлёнка на руки, гонит сытых и довольных животных по направлению к усадьбе, где его уже ждут родители и приготовлен нехитрый сельский ужин.
Ночь медленно опускается на речную долину, затихают птицы, и только стрекот цикад продолжает раздаваться во тьме. Звёздное небо раскрывается во всём своём великолепии. То тут, то там с небосвода падают метеоры, оставляя за собой длинный огненный след. Маленький пастушок незаметно выбирается из усадьбы и, устроившись на ближайшем пригорке, с любопытством наблюдает за звездопадом.
Этого пастушка зовут Публий Вергилий Марон. Пройдут десятилетия, и он создаст свои знаменитые стихотворные труды – «Буколики», «Георгики» и «Энеиду», и славой своей сравняется с великим греческим поэтом Гомером. Пройдут столетия, и его произведения переведут на все языки мира. Он станет самым известным, самым популярным и самым читаемым древнеримским поэтом. Христиане будут почитать его как предсказателя рождения Иисуса Христа и опасаться как волшебника и чернокнижника. На протяжении двух тысяч лет школьники и студенты многих стран мира будут прилежно изучать его бессмертные произведения, а учёные напишут о нём сотни книг и тысячи статей. Но всё это будет потом…
Глава первая
«В ДНИ БЛАГОДАТНОЙ ВЕСНЫ,
КОГДА РАСПУСКАЮТСЯ ПОЧКИ…» [1]1
В качестве названий глав использованы цитаты из произведений Вергилия: Глава 1 – Комар. 70; Глава 2 – Буколики. VII. 47; Глава 3 – Георгики. II. 521; Глава 4 – Энеида. III. 285. Здесь и далее античные авторы цитируются по публикациям, указанным в списке источников, за исключением специально оговоренных случаев.
[Закрыть]
Детство и юность
Публий Вергилий Марон (Publius Vergilius Маго) родился в деревушке Анды (Andes, современная Пьетоле) близ Мантуи в октябрьские иды[2]2
См. «Словарь терминов, географических названий и личных имен» в конце книги.
[Закрыть], в первое консульство Гнея Помпея Магна и Марка Лициния Красса[3]3
Светоний. Вергилий. 2.
[Закрыть], то есть 15 октября 70 года[4]4
Здесь и далее все годы приводятся до нашей эры, кроме особо оговоренных случаев.
[Закрыть]. «Публий» – это обычное римское личное имя (рrаепотеп). «Вергилий» – указывает на происхождение из рода Вергилиев {nomen gentile). «Марон» – это семейное прозвище {cognomen), которое на этрусском языке (maru) обозначает городского чиновника со жреческими функциями и близко по своему значению к римскому термину «эдил» (aedilis)[5]5
Эргон Ж. Повседневная жизнь этрусков. М., 2009. С. 71-72.
[Закрыть].
Рождение поэта со временем было овеяно легендами. Историк Гай Светоний Транквилл сообщает, что «матери его во время беременности приснилось, будто она родила лавровую ветвь, которая, коснувшись земли, тут же пустила корни и выросла в зрелое дерево со множеством разных плодов и цветов. На следующий день, направляясь с мужем в ближнюю деревню, она свернула с пути и в придорожной канаве разрешилась от бремени»[6]6
Светоний. Вергилий. 3.
[Закрыть]. Эту канаву, в которой родился Вергилий, особо почитали и показывали в Пьетоле ещё в XI веке, точно так же как и скромный домик с прилегающим полем, некогда принадлежавший семье поэта[7]7
Боккаччо Джованни. Жизнь Данте. XVIII // Боккаччо Джованни. Малые произведения. Л., 1975. С. 545.
[Закрыть].
Другим предзнаменованием счастливой судьбы Вергилия «было то, что ветка тополя, по местному обычаю сразу посаженная на месте рождения ребёнка, разрослась так быстро, что сравнялась с тополями, посаженными намного раньше; это дерево было названо «деревом Вергилия» и чтилось как священное беременными и роженицами, благоговейно дававшими перед ним и выполнявшими свои обеты»[8]8
Светоний. Вергилий. 5.
[Закрыть].
В соответствии с римскими обычаями спустя девять дней после рождения младенца приносили очистительные жертвы богам, и только потом новорождённому давали имя. Счастливые родители приглашали ближайших родственников и соседей, которые дарили младенцу защитные амулеты и игрушки. Иногда, если это было по средствам родителям, гостям предлагалось небольшое угощение. Забота о ребёнке возлагалась на его мать или рабыню-няньку.
Семья Вергилия была скромной и неродовитой. Иногда считается, что отец будущего поэта – Вергилий Марон – начинал простым ремесленником-горшечником. Однако «по мнению же большинства, он служил сперва подёнщиком у рассыльного Магия, благодаря усердию вскоре стал его зятем и потом, скупая добротные леса и разводя пчёл, сильно приумножил небольшое состояние»[9]9
Там же. 1.
[Закрыть]. Мать Вергилия звали Магия Полла[10]10
Сервий. Комментарии к Энеиде. I. Предисловие; Проб. Комментарии к Буколикам. Предисловие; Фока. Жизнь Вергилия. 11. По другим данным, мать Вергилия звали Майя (Vita Gudiana I. Praef.; Vita Monacensis I. Praef.; Vita Noricensis I. Praef.).
[Закрыть]. Много споров вызывает национальность Вергилия. Кем только его не считали – и потомком римских колонистов, и этруском, и венетом, и кельтом!
Усадьба отца Вергилия располагалась близ деревушки Анды. В первом стихотворении (эклоге) своего сборника «Буколики» Вергилий упоминает Мантую, не указывая, впрочем, её названия[11]11
Вергилий. Буколики. I. 20-21.
[Закрыть], а также описывает знакомые с детства берега реки Минций (ныне Минчо) и окрестности деревни Анды:
Счастье тебе, за тобой под старость земля остаётся —
Да и довольно с тебя, хоть пастбища все окружает
Камень нагой да камыш, растущий на иле болотном.
Не повлияет здесь корм непривычный на маток тяжёлых,
И заразить не сможет скота соседское стадо.
Счастье тебе, ты здесь на прибрежьях будешь знакомых
Между священных ручьёв наслаждаться прохладною тенью.
Здесь, на границе твоей, ограда, где беспрестанно,
В ивовый цвет залетя, гиблейские трудятся пчёлы,
Часто лёгким ко сну приглашать тебя шёпотом будет.
Будет здесь петь садовод под высокой скалой, на приволье.
Громко – любимцы твои – ворковать будут голуби в роще,
И неустанно стенать на соседнем горлинка вязе[12]12
Там же. I. 46-58.
[Закрыть].
Судя по словам поэта, явно относящимся к отцовским владениям в Андах, их усадьба была небольшой и располагалась в речной долине, богатой обильными пастбищами, орошаемыми многочисленными ручьями и родниками. С одной стороны усадьба примыкала к низким холмам, поросшим буками, дубами и соснами, а с другой стороны – подступала к болотистому берегу Минция, густо заросшему ивами, камышом и тростником[13]13
Вергилий. Буколики. I. 1, 17, 38-39, 46-58, 76; См. также: Буколики. VII. 11 -13; IX. 7-10, 40-43; Георгики. II. 198-199; III. 13-15.
[Закрыть].
Соседи отца Вергилия, свободные крестьяне-землевладельцы, жили в небольших и довольно простых домах. Семьи были многодетными. Например, сам Вергилий имел двух родных братьев – младшего Силона и старшего Флакка[14]14
Светоний. Вергилий. 14.
[Закрыть]. Обычно крестьяне обрабатывали принадлежавшую им землю силами своей семьи, но была сильна и соседская взаимовыручка: во время сенокоса, жатвы или уборки винограда соседи всегда стремились помогать друг другу[15]15
О быте крестьянских семей см: Вергилий. Георгики. I. 291-295, 343, 390-393; II. 458-474.
[Закрыть]. Лишь зажиточные крестьяне могли позволить себе иметь нескольких рабов. Считается, что размер крестьянского надела колебался от двух до тридцати югеров, но в основном был около 10-20 югеров. Средний же размер земельного надела зажиточного крестьянина составлял примерно 20-30 югеров.
Крестьяне занимались в основном земледелием, используя как трёхпольную, так и двухпольную систему[16]16
Там же. I. 47-49, 71-72, 79-81.
[Закрыть]. Им были известны особенности обработки жирных и рыхлых почв, важность применения удобрений (золы или навоза)[17]17
Там же. I. 64-66, 67-70, 94-95; 1. 80-81.
[Закрыть]. Среди сельскохозяйственных орудий, использовавшихся италийскими крестьянами, были плуг с железным лемехом, борона, мотыга, молотильный каток, двурогие вилы, серп, всевозможные плетёнки[18]18
Там же. I. 94-98, 155, 157, 162-175, 264.
[Закрыть]. Сеяли пшеницу, полбу, ячмень, просо, овёс, чечевицу, бобы, горох, вику, люпин, лён, мак[19]19
Там же. I. 73-78, 210-219, 227-228.
[Закрыть].
Большую роль в хозяйстве играл скот, который держали даже самые бедные семьи. На волах пахали землю и перевозили готовый урожай[20]20
Вергилий. Георгики. I. 65; II. 206, 237; III. 49-71, 286-338, 384-473; Завтрак. 67, 121.
[Закрыть]; овцы и козы давали мясо, молоко, сыр, шерсть и шкуры, а свиньи – мясо и кожу. Кроме того, непременно разводили кур или гусей. Тем не менее мясо крестьяне ели довольно редко, в основном по религиозным праздникам, во время жертвоприношений богам – покровителям сельского хозяйства[21]21
Катон. 83; 134; 139-140.
[Закрыть].
Почти в каждом крестьянском хозяйстве имелся хотя бы небольшой виноградник, поскольку вино играло важнейшую роль в пищевом рационе. При этом крестьяне предпочитали устраивать не шпалерный виноградник, а небольшой arbustum – своего рода виноградный сад, где рядом с лозами сажали деревья, которые виноградные побеги обвивали до самой верхушки[22]22
Вергилий. Георгики. II. 299-302, 354-368.
[Закрыть]. Правда, сбор винограда в этом случае был сопряжён с определёнными трудностями, так как деревья со временем достигали большой высоты.
Сажали также фруктовые и оливковые деревья, не требующие особого ухода[23]23
Вергилий. Георгики. II. 420-428; IV. 142-145; Завтрак. 111.
[Закрыть]. По словам древнеримского агронома Колумеллы, сушёные фрукты, особенно яблоки и груши, составляли «немалую часть зимнего пропитания, являясь для сельского населения приправой к хлебу, так же как и винные ягоды (смоквы. – М. Е.), которые, будучи высушены впрок, служили зимой подспорьем для селян»[24]24
Колумелла. XII. 14. Перевод М. Е. Сергеенко.
[Закрыть]. Иногда из фруктов, например из яблок, груш, смокв, даже делали вино. Маринованные маслины также были важной частью рациона, как, впрочем, и разнообразные овощи. Рядом с любым крестьянским домиком обычно находился небольшой огородик, где выращивали капусту, лук, чеснок, щавель, салат, свёклу, морковь, укроп, сельдерей и прочее[25]25
Вергилий. Завтрак. 58, 60-89.
[Закрыть].
Детство Вергилия проходило на лоне природы и, вероятно, мало чем отличалось от детства других детей из небогатых крестьянских семей. Уже с ранних лет они приучались помогать родителям во время сельскохозяйственных работ, пасти скот, полоть сорняки, собирать урожай, ухаживать за молодняком. Тем не менее мальчишки не забывали о всевозможных детских забавах и играх: в прятки, в войну, в суд, в кости, в орехи, в орёл или решку, в чет или нечет, в мяч, который перекидывали друг другу или бросали о стену, в кубарь – небольшой деревянный конус, обычно из букса (самшита), который вращали на земле с помощью специального ремня. Вот как описывал игру в кубарь сам Вергилий:
Так от ударов бича кубарь бежит и кружится,
Если дети его на дворе запускают просторном;
Букс, гонимый ремнём, по дуге широкой несётся,
И, позабыв за игрой обо всём, глядит и дивится
Дружно проворству его толпа простодушных мальчишек,
Пуще стараясь взбодрить кубарь ударами[26]26
Вергилий. Энеида. VII. 378-383.
[Закрыть].
Сочинять стихотворения Вергилий начал довольно рано. Уже в подростковом возрасте он написал стишок про школьного учителя Баллисту, которого, как разбойника, побили камнями:
Не всем крестьянским детям удавалось получить образование. Тем не менее начальные школы имелись в каждом, даже самом захолустном, италийском городке, и учились в них дети из небогатых городских или крестьянских семей, в том числе и Вергилий. Такие школы были исключительно частными заведениями, и открывали их обычно образованные бедняки (вольноотпущенники, бывшие солдаты, разорившиеся крестьяне и ремесленники) по своему желанию, без какой-либо регламентации со стороны Римского государства. Школы располагались, как правило, в тесных, неудобных помещениях, а иногда и просто на улице, под портиками городского форума. Обстановка была очень скудная: стул учителя, скамьи учеников. Занятия начинались с восходом солнца и длились почти до вечера, с перерывом на послеполуденный завтрак. Каникулы продолжались с 15 июня по 15 октября, то есть от июньских до октябрьских ид; по праздникам школы тоже не работали.
Обучение мальчиков обычно начиналось с семилетнего возраста. Перед учителем стояла непростая задача научить детей чтению, письму и счёту. Писали ученики острыми стилями (костяными или железными палочками) на покрытых тонким слоем воска деревянных дощечках-табличках, которые держали на коленях; для счёта использовали собственные пальцы и счётную доску (абак). За малейшее неповиновение учеников наказывали розгами. Поэт Марк Валерий Марциал едко высмеивает крики рассерженных учителей, раздававшиеся по утрам и ставшие притчей во языцех:
Что донимаешь ты нас, проклятый школьный учитель,
Невыносимый для всех мальчиков, девочек всех?
Ночи молчанья петух хохлатый ещё не нарушил,
Как раздаются уже брань и побои твои.
Так наковальня гремит, когда с грохотом бронза куётся,
Если сажать на коня стряпчего станет кузнец.
Тише неистовый шум в огромном амфитеатре,
Коль победителя щит кликами встречен толпы.
Часть хоть ночи проспать нам дай, – умоляют соседи, —
Ладно, коль будят пять раз, вовсе ж не спать тяжело.
Учеников распусти! Не желаешь ли с нас, пустомеля.
Сколько за ругань берёшь, ты за молчание взять?[28]28
Марциал. IX. 68.
[Закрыть]
Образование детей бедняков продолжалось около пяти лет и ограничивалось начальной школой. Дети из богатых семей, напротив, продолжали учиться дальше и в 12-13 лет переходили в специальные грамматические школы, где оттачивали свои знания латинского и греческого языков, изучали труды прославленных греческих и латинских писателей. В 15-16 лет мальчики достигали совершеннолетия и надевали белую мужскую тогу, являвшуюся символом полноправного римского гражданина. Вместе с родителями они отправлялись в ближайший храм и приносили благодарственные жертвы богам.
Последней ступенью образования являлась школа ритора. Здесь юноши примерно с шестнадцатилетнего возраста обучались ораторскому искусству и готовились к политической или судебной деятельности (в качестве адвокатов или обвинителей). Это был своего рода «университет» того времени, и обучение у ритора стоило очень дорого. Ученики штудировали произведения известных ораторов, постигали особые ораторские приёмы, сочиняли речи на заданные темы. Окончившие риторскую школу, как правило, делали успешную карьеру и обеспечивали себе безбедную жизнь.
Благодаря своему отцу, который накопил значительные средства на обучение сына, Вергилий прошёл все три ступени образования. Начальную школу он посещал, очевидно, в родной Мантуе, замечательную природу которой не раз описывал в своих произведениях[29]29
Вергилий. Буколики. I. 20-25, 47-58; IX. 27-29; Георгики. II. 198-199; III. 10-15; Смесь. VIII. 6; X. 3; Ср.: Овидий. Любовные элегии. III. 15. 7.
[Закрыть].
В I веке до н. э. Мантуя была уже довольно крупным городом в Цизальпинской Галлии. Располагалась она первоначально на небольшом острове, омываемом тихими водами реки Минций. Древнейшее поселение на месте Мантуи основали этруски ещё в VI веке до н. э. Вергилий так писал об этом в поэме «Энеида»:
Также и Окн привёл отряд из отчего края,
Тибра этрусского сын и Манто, провидицы вещей;
Стены тебе он, Мантуя, дал и матери имя.
Мантуя, предки твои от разных племён происходят:
Три здесь народа живут, по четыре общины в каждом;
Кровью этрусской сильна, их столицей Мантуя стала[30]30
Вергилий. Энеида. X. 198-203.
[Закрыть].
Позднее этрусков изгнали прибывшие с севера галлы-ценоманы, а около 220 года римляне полностью подчинили Мантую своей власти и основали здесь колонию. Тем не менее ещё очень долгое время этот город продолжал считаться этрусским[31]31
Плиний Старший. III. 19. 130.
[Закрыть].
Точно неизвестно, как выглядела Мантуя во времена Вергилия. Скорее всего, она мало отличалась от других провинциальных италийских городов, как правило, окружённых мощными крепостными стенами. Благодаря близости реки проблем с водоснабжением у жителей не было. Главным центром общественной жизни Мантуи, как и в других италийских городах, был форум – центральная площадь, на которой находились общественные здания и храмы. Обычно здесь заседал городской совет, проводились выборы городских магистратов, совершались официальные жертвоприношения богам города, разбирались судебные дела, заключались торговые сделки. Окружавшие форум каменные портики служили защитой от непогоды и жары[32]32
О Мантуе как родине Вергилия см.: Марциал. I. 61. 2; XIV. 195.
[Закрыть].
Окончив начальную школу в Мантуе, будущий поэт был отправлен отцом в 58 году в грамматическую школу в Кремоне[33]33
Светоний. Вергилий. 6.
[Закрыть]. Эта старинная римская колония, основанная в 218 году, находилась недалеко от Мантуи и являлась одним из важнейших оплотов римской власти в регионе. Известно, что в Кремоне некоторое время проживал отец поэта[34]34
Вергилий. Смесь. VIII. 5-6.
[Закрыть], поскольку он имел статус римского гражданина.
В 55 году Вергилий достиг совершеннолетия и переехал в Медиолан (современный Милан), где продолжил учёбу уже в риторической школе[35]35
Светоний. Вергилий. 6-7.
[Закрыть]. Наконец, почувствовав себя достаточно подготовленным, юный Вергилий в конце 54 или в 53 году прибыл в Рим и поступил в риторическую школу Эпидия[36]36
Светоний. Вергилий. 7; Vita Bernensis I. Praef.
[Закрыть]. Это была одна из самых известных и дорогих школ того времени. Достаточно сказать, что у Эпидия учился юный Октавий (63 до н. э. – 14 н. э.) – будущий император Август, а также Марк Антоний[37]37
Светоний. О риторах. 28.
[Закрыть]. Обучаясь в Риме, Вергилий большое внимание уделял не только гуманитарным наукам, но и медицине, математике и астрономии[38]38
Светоний. Вергилий. 15; Вергилий. Георгики. II. 475-482.
[Закрыть].
Римская столица располагалась в области Лаций на берегу реки Тибр на небольших холмах, которых всего семь: Капитолий, Палатин, Квиринал, Виминал, Эсквилин, Целий, Авентин. На противоположном берегу Тибра высятся холмы Яникул и Ватикан, ныне находящиеся на территории города. На Капитолийском холме помещались крепость и большая площадь, на которой возвышались самые известные и почитаемые римские святилища – храмы Юпитера Сильнейшего Величайшего (Капитолийского), Юпитера Феретрия, Верности, Чести и Мужества и другие.
Именно на холмах, где воздух был чище и шума было меньше, жили в своих роскошных дворцах богачи и аристократы. Между холмами, в сырых низинах располагались жилые дома простых людей, а также форум, Коровий рынок, Большой цирк и основные торговые улицы. Форум был центром общественной и государственной жизни Рима. Здесь, например, находились храмы Сатурна, Согласия, Кастора и Поллукса, несколько базилик, где заседали судьи и размещались торговцы, курия для собраний сенаторов, специальная трибуна для ораторов (Ростры). К форуму примыкали главные городские улицы, известные своими торговыми лавками и ремесленными мастерскими. Это прежде всего Священная дорога, на которой торговали золотыми украшениями, драгоценными камнями, цветами и фруктами; Аргилет, где в книжных лавках можно было купить произведения известнейших писателей; Субура, где продавали различные продукты, ткани, одежду, обувь и туалетные принадлежности; Этрусская улица, славившаяся своими парфюмерными лавочками, дорогими тканями и роскошной одеждой. Последняя вела к Велабру и Коровьему рынку – двум самым известным римским рынкам. Велабр поражал разнообразием предлагаемых вин, масел, сыров, рыбы, мяса и прочей снеди, а на Коровьем рынке некогда шла бойкая торговля скотом.
Как же протекала повседневная жизнь в столице в то время? Рим в середине I века до н. э. был весьма тесным и шумным городом. В центре, на форуме и на основных торговых улицах постоянно кипело и клокотало людское море. Днём Рим переполняли невыносимый гул и шум от ремесленных мастерских, вопли детей и ругань школьных учителей, крики многочисленных торговцев, зазывающих клиентов в свои лавки, разносчиков и цирюльников.
Городские улицы, за редким исключением, были кривыми и узкими, на них с трудом могли разъехаться две повозки. Самая большая ширина, зафиксированная археологами, составляла не более семи-восьми метров. Вот как описывал сатирик Ювенал уличное столпотворение в Риме:
…а нам, спешащим, мешает
Люд впереди, и мнёт нам бока огромной толпою
Сзади идущий народ: этот локтем толкнёт, а тот палкой
Крепкой, иной по башке тебе даст бревном иль бочонком;
Ноги у нас все в грязи, наступают большие подошвы
С разных сторон, и вонзается в пальцы военная шпора.
Видишь дым коромыслом? – Справляют в складчину ужин:
Сотня гостей, и каждый из них с своей собственной кухней;
Сам Корбулон не снесёт так много огромных сосудов,
Столько вещей, как тот маленький раб, прямой весь, бедняга,
Тащит, взяв на макушку, огонь на ходу раздувая.
Туники рвутся, едва зачиненные; ёлку шатает
С ходом телеги, сосну привезла другая повозка;
Длинных деревьев шатанье с высот угрожает народу.
Если сломается ось, что везёт лигурийские камни,
И над толпой разгрузит эту гору, её опрокинув, —
Что остаётся от тел? кто члены и кости отыщет?[39]39
Ювенал. III. 243-259.
[Закрыть]
Не было покоя и ночью: громыхали по уличным мостовым многочисленные телеги, везущие различные товары и продукты, поскольку по закону Цезаря от 45 года им был воспрещён въезд днём на территорию города (для ввоза строительных материалов при постройке общественных зданий было сделано исключение), кричали бурлаки на Тибре, тянувшие баржи с зерном, и грузчики, разгружавшие суда в гавани[40]40
Вергилий. Смесь. XIII. 23-26; Марциал. IV. 64. 20-24; Ювенал. III. 234-238.
[Закрыть]. Позднее поэт Марциал жаловался, что ему даже приходиться на ночь уезжать из Рима в пригородное имение, чтобы выспаться:
Зачем, ты хочешь знать, в сухой Номент часто
На дачу я спешу под скромный кров Ларов?
Да ни подумать, Спарс, ни отдохнуть места
Для бедных в Риме нет: кричит всегда утром
Учитель школьный там, а ввечеру – пекарь;
Там день-деньской всё молотком стучит медник;
Меняло с кучей здесь Нероновых денег
О грязный стол гремит монетой со скуки,
А там ещё ковач испанского злата
Блестящим молоточком стёртый бьёт камень.
Не смолкнет ни жрецов Беллоны крик дикий,
Ни морехода с перевязанным телом,
Ни иудея, что уж с детства стал клянчить,
Ни спичек продавца с больным глазом.
Чтоб перечислить, что мешает спать сладко,
Скажи-ка, сколько рук по меди бьют в Риме,
Когда колхидской ведьмой затемнён месяц?
Тебе же, Спарс, совсем и невдомёк это,
Когда ты нежишься в Петильевом царстве
И на вершины гор глядит твой дом сверху,
Когда деревня – в Риме, винодел – римский,
Когда с Фалерном винограда сбор спорит,
А по усадьбе ты на лошадях ездишь,
Где сон глубок, а голоса и свет солнца
Покой нарушить могут, лишь когда хочешь.
А нас толпы прохожих смех всегда будит,
И в изголовье Рим стоит. И вот с горя
В изнеможенье я на дачу спать езжу[41]41
Марциал. XII. 57.
[Закрыть].
Ночью Рим страдал не только от шума, но и от бандитизма. Улицы города не освещались и, если на небе не было луны, погружались в непроглядную тьму. Люди крепко запирались в своих домах и лавках и старались без серьёзной надобности не показываться на улицах. Если всё же нужно было выйти, то богачи обычно передвигались по ночному городу в сопровождении многочисленных вооружённых рабов с факелами, а беднякам оставалось только уповать на свою удачу при встречах с грабителями или убийцами[42]42
Ювенал. III. 284-309.
[Закрыть].
Богатые римляне жили в особняках и дворцах, защищённых от городского шума. Все остальные жители Рима, в том числе и большинство писателей, могли только мечтать о тишине, поскольку обитали в многоэтажных доходных домах – инсулах (insula).
Первые инсулы появились в Риме в IV веке до н. э., а в III веке до н. э. они стали настолько распространены, что уже не вызывали любопытства. В I веке до н. э. высота римских инсул стала превышать все мыслимые размеры. Императору Августу даже пришлось издать закон, согласно которому запрещалось строить многоэтажные дома выше 20 метров[43]43
Страбон. География. V. 3. 7.
[Закрыть]. Основной причиной роста инсул в высоту была серьёзная перенаселённость города. Как писал в то время архитектор Витрувий, «при настоящей же значительности Рима и бесконечном количестве граждан имеется необходимость в бесчисленных жилых помещениях. Поэтому, раз одноэтажные постройки не в состоянии вместить такое множество жителей Рима, пришлось тем самым прибегнуть к помощи увеличения высоты зданий»[44]44
Витрувий. II. 8. 17. Перевод Ф. А. Петровского.
[Закрыть]. Кроме того, поскольку городская земля была весьма дорога, будущий домовладелец стремился приобрести земельный участок подешевле и выстроить на нём инсулу повыше.
В инсулах, как правило, было три, четыре или пять этажей. На каждый этаж с улицы вела своя лестница; окна инсулы обычно смотрели и во двор, и на улицу; на этажах иногда устраивались лоджии или балкончики, украшавшиеся растениями в горшках. На первом, самом привилегированном этаже селились зажиточные люди или размещались торговые лавки, а на остальных этажах находились квартиры. Количество комнат в квартирах варьировалось, поскольку все инсулы по величине и плану отличались друг от друга и предназначались для различных слоёв населения. Были инсулы для небогатых людей с одно– или двухкомнатными квартирами, а были и для богачей с многокомнатными квартирами. В больших квартирах обычно имелась «парадная» комната, со стенами, покрытыми росписью, где хозяин принимал гостей, а также кухня, где рабы готовили еду.
Тем не менее жильцы инсул постоянно испытывали бытовые неудобства и даже рисковали жизнью. Например, инсулы часто обваливались по причине непрочности стен, при возведении которых домовладельцы экономили на строительных материалах. Сатирик Ювенал так писал об этом:
Тот, кто в Пренесте холодной живёт, в лежащих средь горных
Лесом покрытых кряжей Вольсиниях, в Габиях сельских,
Там, где высокого Тибура склон, – никогда не боится,
Как бы не рухнул дом; а мы населяем столицу
Всю среди тонких подпор, которыми держит обвалы
Домоправитель: прикрыв зияние трещин давнишних,
Нам предлагают спокойно спать в нависших руинах[45]45
Ювенал. III. 190-196.
[Закрыть].
Настоящим бедствием для Рима были пожары, и первыми загорались как раз инсулы, при строительстве которых широко применялось дерево (балки перекрытий, стропила, перегородки, лестницы, дверные и оконные переплёты). В связи с этим Ювенал с горькой иронией заметил:
Жить-то надо бы там, где нет ни пожаров, ни страхов.
Укалегон уже просит воды и выносит пожитки,
Уж задымился и третий этаж, – а ты и не знаешь:
Если с самых низов поднялась тревога у лестниц,
После всех погорит живущий под самою крышей,
Где черепицы одни, где мирно несутся голубки…[46]46
Там же. III. 197-202.
[Закрыть]
Зимой в инсулах было очень холодно. Горячим воздухом от специальной печи-гипокауста можно было обогреть только первый этаж инсулы, да и то не всегда была такая возможность. Верхние же этажи вообще не отапливались, и согреться можно было только с помощью переносных жаровен, на которых ещё и разогревали пищу.
Искры и горячие угли от жаровен часто становились причиной пожаров. Потушить начавшийся пожар в инсуле было очень сложно, поскольку отсутствовал водопровод. Если во двор или на первый этаж инсулы некоторые хозяева ещё могли провести воду, то на верхние этажи её приходилось таскать со двора, из ближайшего колодца или фонтана[47]47
Марциал. IX. 18.
[Закрыть].
Канализации в римских инсулах тоже не было, и жильцы были вынуждены пользоваться соседней выгребной ямой, навозной кучей или ближайшей общественной уборной. Однако частенько отходы и мусор просто выбрасывали в окна:
…Как часто из окон открытых
Вазы осколки летят и, всей тяжестью брякнувшись оземь,
Всю мостовую сорят. Всегда оставляй завещанье,
Идя на пир, коль ты не ленив и случайность предвидишь:
Ночью столько смертей грозит прохожему, сколько
Есть на твоём пути отворенных окон неспящих;
Ты пожелай и мольбу принеси униженную, дабы
Был чрез окно ты облит из горшка ночного большого[48]48
Ювенал. III. 270-277.
[Закрыть].
При дефиците воды, необходимой для влажной уборки, отсутствии канализации и мусоропровода верхние этажи инсул быстро зарастали грязью, становились рассадниками инфекций, обиталищем клопов и тараканов.
Поскольку оконные стёкла были дороги и использовались в инсулах очень редко, защититься от холода, ветра и ливня можно было, лишь плотно закрыв окна деревянными ставнями. При этом жильцы оказывались в темноте и были вынуждены пользоваться чадившими масляными светильниками, неосторожное обращение с которыми нередко тоже приводило к пожарам.
Несмотря на всё вышесказанное, квартирная плата в Риме была очень высока из-за большого спроса на жильё[49]49
Там же. III. 166, 224-225.
[Закрыть]. Бедняки могли позволить себе лишь каморки на самых верхних этажах, «под черепицей», или же несколько семей снимали небольшую квартирку в складчину. Самые бедные довольствовались сырыми подвалами или грязными каморками под лестницами. В случае задержки квартплаты хозяин имел право наложить арест на имущество жильца и вынудить покинуть квартиру.
Обстановка в небольшой квартирке «под черепицей» была весьма простой: деревянная кровать с тюфяком, набитым сушёными водорослями или сеном, сундук для одежды, столик, пара табуреток, жаровня, немного посуды[50]50
Ювенал. III. 203-207; Марциал. XI. 56. 3-8.
[Закрыть].
Поэт Марциал так описал выселение из инсулы за долги бедной семьи со всем её имуществом:
Позор Календ июльских, я тебя видел,
Вакерра, видел я и всю твою рухлядь.
Весь скарб, в уплату за два года не взятый,
Тащила мать седая и сестра-дылда
С женой твоею рыжей о семи космах.
Как будто Фурий видел я из тьмы Дита!
За ними следом ты дрожащий шёл, тощий,
Бледнее древесины старого букса,
Собой напоминая наших дней Ира.
На Арицийский холм как будто ты ехал.
С трёхногой койкой плёлся стол о двух ножках,
А рядом с фонарём и роговой плошкой
Горшок мочился битый в трещину с края;
А под жаровней ржавой был кувшин с шейкой:
Что был пескарь там иль негодная килька,
Оттуда шедший мерзкий выдавал запах,
Каким едва ли из садков несёт рыбных.
Был и огрызок там толосского сыра,
Пучок порея чёрный, четырёхлетний,
От чеснока и лука голые перья,
Старухи банка со смолой на дне гадкой,
Какой выводят волос под Стеной жёнки.
Зачем, ища жилья, тревожить зря старост
Тебе, Вакерра, раз ты мог бы жить даром?
На мост бы к нищим лучше шла твоя свита[51]51
Марциал. XII. 32.
[Закрыть].
Поскольку молодой Вергилий не имел богатых родственников в столице, ему, очевидно, как и многим другим молодым людям, приехавшим из провинции, приходилось вместе со своими рабами снимать небольшую квартирку или даже комнатку в инсуле.
