Текст книги "Невольные каменщики. Белая рабыня"

Автор книги: Михаил Деревьев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 35 страниц)

Еще задолго до полуночи Элен велела вынести на террасу несколько подушек и положить на каменную скамью. Усевшись на нее, она устремила взгляд на темное углубление в белой стене, сложенной из ракушечника, – там находилась сакраментальная калитка. Над сидящею англичанкой раскрылось тропическое небо с колоссальными россыпями огромных звезд. Здешнее небо всегда ее поражало, оно так не походило на небо ее детства. Тихо шелестели листья тропическою тополя, нарушали влажную, душную тишину трели цикад. Волнение становилось нестерпимым.

Волновался и Фабрицио. Троглио был уже доставлен в покои дона Диего, а дон Мануэль все еще не шел. В планы Фабрицио не входило оставлять своего земляка и родственника один на один со своим хозяином.

Где же он?!

Виданное ли дело, чтобы испанец опаздывал на любовное свидание?! Наконец, вот он, кажется. Дон Мануэль шел медленно, как бы прислушиваясь и приглядываясь. Широкая черная шляпа и черный же плащ делали его почти неузнаваемым. Плащ сзади оттопыривала длин – над шпага, кроме того, за поясом у него были заткнуты два заряженных пистолета. У племянника были все основания опасаться ревнивого дяди. Никакие самые родственные чувства не остановили бы его, когда бы он узнал, что неожиданный гость вознамерился перебежать ему дорогу.

– Сюда, сюда, – зашептал Фабрицио, выступая из тени, в которой хоронился.

– А, это ты, – дон Мануэль отпустил эфес шпаги.

– Что же вы так долго?

– Разумная предосторожность.

– Я весь извелся.

– Оставим препирательства, куда надо идти?

Фабрицио быстро посеменил вдоль стены и там, где к стене вплотную подступали заросли акации, остановился. Достал ключ и вставил в замочную скважину невидимой для дона Мануэля двери. Калитка медленно и беззвучно отворилась.

– Извините, сеньор, – Фабрицио схватил человека в черном за полу плаща, – когда будете уходить, притворите калитку поплотнее.

– Может быть, вы дадите мне ключ?

– Нет, ключа я вам не дам.

Дон Мануэль полез в карман и что-то достал оттуда.

– Здесь еще несколько золотых.

– Зачем он вам, – нетерпеливо шептал Фабрицио, – вы что, собираетесь приходить сюда каждый день?

Дон Мануэль не мог сказать ему, что он просто не был уверен в том, что мисс Элен прямо сегодня согласится бежать с ним.

– Здесь еще пятьсот песо.

– Ну хорошо, хорошо, вот вам ключ.

Дон Мануэль запахнулся поплотнее в плащ и шагнул в темноту.

Фабрицио опрометью помчался вокруг дома. Нельзя было дать этим проходимцам договориться без него. О ключе он не жалел, в конце концов, свою роль он уже сыграл.

Дон Диего и Троглио сидели за столом и мирно беседовали. Вспотевший, запыхавшийся Фабрицио еще некоторое время должен был простоять в коридоре, дабы своим видом не вызвать вопросов у хозяина.

– Итак, вы утверждаете, что это письмо написано вашей госпожой Лавинией Биверсток? – спросил дон Диего, подливая гостю малаги из высокого хрустального кувшина.

– Именно так, милорд, у вас что-то в нем вызывает подозрение?

Дон Диего поднял лист бумага над столом, поднес его к подсвечнику и еще раз перечитал.

– Знаете, что мне кажется странным в этом документе?

– Что? – закашлялся Троглио, слегка подавившись.

В этот момент вошел Фабрицио и осторожно присел на свободный стул.

– Здесь не проставлена сумма. Мисс Лавиния – дама богатая, это общеизвестно, но богатые люди именно поэтому и богаты, что не совершают опрометчивых финансовых операций. А как иначе, кроме как опрометчивым поступком, можно назвать согласие заплатить «любую» сумму за освобождение мисс Элен?

Троглио не сразу нашелся, что сказать, заговорил Фабрицио, еще не полностью отдышавшийся:

– Дело в том, я слышал, что мисс Лавиния и мисс Элен являются ближайшими подругами. Дружба их вошла в поговорку на Ямайке. Они невероятно привязаны друг к другу…

Дон Диего внимательно посмотрел на своего помощника и понял, что тот «в деле». Два генуэзца решили на пару облапошить старого испанца. Посмотрим! Дон Диего вдруг громко захохотал.

– Что же тут смешного, сеньор? – осторожненько поинтересовался Фабрицио.

– Что смешного? А вот ты, Фабрицио, продажная твоя душа, ты согласился бы заплатить хоть тысячу песо за своего земляка, если бы я вдруг приказал его запереть и выпороть? Отвечай! Ну, сколько бы тебе было не жалко, а?!

Фабрицио молчал, называть маленькую сумму было все же стыдно, а называть более-менее приличную – опасно, дон Диего мог потребовать, чтобы он немедленно выложил деньги на стол. Троглио тоже молчал, ему не хотелось быть выпоротым.

– То-то, молчите. Здесь что-то другое. И не надо мне рассказывать сказок про нежную девичью дружбу.

Элен не сводила глаз со стены, но все же появление гостя было неожиданным. Высокий – лунная тень делала его гигантским – в шляпе и плаще. Вместо того, чтобы вскочить и броситься ему навстречу, Элен осталась сидеть неподвижно, лишь тихо шепча: Энтони, Энтони…

Вошедший на террасу огляделся, он не сразу увидел ту, которая его ждала, а увидев, стремительно, в несколько шагов подошел, сорвал с головы шляпу и довольно громко воскликнул.

– Мисс Элен!

Она, зажав рот обеими руками, отшатнулась. В глазах у нее застыли ужас и отчаяние.

Дон Мануэль встал с колен.

– Я ожидал чего угодно, но все же не такой реакции.

– Я ждала кого угодно, только не вас.

Он помолчал, комкая в руках шляпу.

– Я понимаю.

– Тогда зачем же вы явились сюда?

– Неужели вы думаете, что я рассчитывал при помощи этого маскарада похитить что-то из не принадлежащих мне ласк?

– Тогда что вас заставило устроить этот маскарад?!

– Дело в том, что я знаю своего дядю. Он не отступится ни за что.

– Что вы имеете в виду, дон Мануэль?

– Вы думаете, он вас здесь держит в расчете на выкуп?

– Так он мне сам сказал.

– Возможно, вначале он так собирался поступить, собирался получить за вас сотню-другую тысяч. Но недавно, разговаривая с ним, я понял, что здесь дело в другом. Он, например, даже не заикнулся мне о вашем присутствии в его доме.

– Что это доказывает?

– Дон Диего, помимо всего прочего, еще и хвастлив. Когда я рассказал ему о своей победе над английским капером, он при других условиях не удержался бы от того, чтобы предъявить мне свои трофеи. А потом, я наводил справки: за последний месяц ни одно судно из Мохнатой Глотки не отправлялось на Ямайку. Он даже не начинал вести переговоры с вашим отцом, мисс. Чтобы мой дядя медлил с получением денег, нужны совершенно невероятные причины.

Элен молчала.

– Из всего мною сказанного вытекает один, более очевидный, вывод. Не собирается он вас продавать, ни за какие деньги. Он приберегает вас для себя. Я вижу, что мои слова произвели на вас впечатление, вы побледнели, это заметно даже в темноте. В добавление к своим словам я скажу вот еще что: мой дядя не привык себе ни в чем отказывать, поэтому он ушел с королевской службы, когда король попытался обуздать его отвратительный нрав. Если он что-то наметил, он добьется этого. И через некоторое, не думаю что продолжительное, время вы станете наложницей пятидесятилетнего нечистоплотного животного. Причем он даже не женится на вас, поскольку женат законным браком. Его супруга преспокойно проживает в Саламанке.

– Зачем вы запугиваете меня?

– Я не запугиваю вас, мисс, я излагаю положение дел так, как оно мне видится.

Элен продолжала сидеть на скамье, глядя перед собой.

– Но я не изверг, я не стал бы мучить вас, если бы не мог предложить какого-то выхода.

– Что? – очнулась девушка.

– Я появился здесь не для того, чтобы сообщить вам, что у вас есть приемлемый выход из этого положения.

– Я покончу с собой, – спокойно и твердо сказала Элен.

– Я не верю, что вы способны это сделать, но делать этого не нужно.

– Мне трудно вас понять, выражайтесь яснее.

– Хорошо, хорошо. Там, – дон Мануэль махнул шляпой в сторону гавани, – стоит мой корабль. Никто не мешает вам прямо сейчас спуститься туда со мной. Мои люди предупреждены. До утра вас никто не хватится, и мы можем сразу же отплыть.

Элен горько усмехнулась.

– Но принадлежать вам для меня так же невозможно, как принадлежать вашему дяде.

Дона Мануэля передернуло, но он заставил себя продолжать.

– Разумеется, я делаю все это не в расчете на благодарность подобного рода. Я все же дворянин, мисс. Я однажды спас вашего брата, теперь мне представляется возможность спасти вас. Мне просто придется совершить еще одно путешествие в Порт-Ройял, вот и все, – улыбнулся дон Мануэль.

Девушка продолжала молчать.

– Не в моих правилах настаивать при общении с дамой, но мне кажется, что другого выхода у вас все-таки нет. Дядя уже месяц сдерживает свой бешеный нрав, не думаю, что его терпения хватит надолго. Может быть, этот наш разговор – ваша последняя надежда. Дядя сделает все, чтобы мы с вами больше не увиделись.

Аргументы, которые он приводил, казались дону Мануэлю столь неопровержимыми, что молчание Элен на этом фоне представлялось ему просто попыткой соблюсти приличия. Тем сильнее он был потрясен, когда она сказала:

– Нет.

– Что нет, мисс?

– Я не могу принять ваше предложение.

– Но почему?!

– Не знаю, не заставляйте меня говорить, мне трудно сосредоточиться, но я знаю, что не должна с вами ехать, не должна!

С трудом сдерживая ярость, дон Мануэль попытался еще настаивать, его позиция была позицией здравого смысла, а любое возражение выглядело капризом.

– Хорошо, – сказал он, пытаясь успокоиться, – сейчас я уйду. Но знайте, что мое предложение остается в силе. «Тенерифе» будет ждать еще три дня. Подумайте, Элен, подумайте. Взвесьте, как вы больше предаете Энтони – оставаясь здесь или отправляясь со мной. Мне кажется, я знаю, что бы он сам вам посоветовал.

– Отдаю должное вашей проницательности, дон Диего, – сказал Троглио, – действительно, моя хозяйка мечтает выкупить вашу пленницу отнюдь не для того, чтобы препроводить ее к отцу.

По надменно-презрительному лицу дона Диего пробежала тень интереса.

– Ну говорите, говорите, что же вы остановились?

Троглио посмотрел на Фабрицио, словно спрашивая у него совета.

– В самом деле, что это вы затеяли тут игру в гляделки, господа генуэзцы? – в голосе дона Диего послышалось раздражение.

Троглио понимал, что под благовидным предлогом устроить дело уже не удалось, но не знал, как этот тиран отнесется к истинным причинам этой истории. Вдруг ему захотелось поиграть в благородство – такие порывы бывают у самых отъявленных людоедов.

– Прошу меня простить, дон Диего, за ту неуверенность, с которой я перехожу к продолжению разговора. Дело в том, что дальше я буду излагать в основном свои домыслы, и, таким образом, моя миссия становится настолько деликатной…

– Не виляй, приятель, понял я, понял. Ваша Лавиния не столько обожает мисс Элен, сколько ненавидит. Правильно?

Троглио скупо кивнул.

– И, видимо, ненавидит до такой степени, что готова выложить кругленькую сумму за возможность свернуть ей шею или выколоть голубые глаза, да?

– Я этого не говорил, – замахал руками генуэзец.

– Правильно, это я говорил, а не ты, я сам до всего додумался, без вашей вонючей помощи.

Дон Диего встал и стал прохаживаться вокруг стола. Он имел весьма оживленный вид. При этом он что-то бормотал и подбадривающе хлопал себя ладонями по бокам. Троглио и Фабрицио невольно вертели головами, следя за его перемещениями, не зная, можно ли им уже радоваться, похож ли этот неожиданный танец на согласие заключить с ними сделку или, наоборот, пора готовиться к неприятностям?

Дон Диего вел себя так, словно в комнате, кроме него, никого не было. Вдруг он остановился за спиной лысого гостя и положил ему тяжелую руку на плечо.

– А теперь, клянусь святым Франциском, я угадаю, из-за чего между ними пробежала кошка. Из-за мужчины, да?!

– Да, – покорно сказал Троглио.

– И кто он?

– Вы знаете, сеньор…

– Давай, давай, – прогремел дон Диего, – начал – не останавливайся!

Гость затравленно посмотрел через плечо на своего мучителя.

– Мисс Лавиния, кажется, увлечена братом мисс Элен.

– Ну и что с того?

– А то, что мисс Элен сама, кажется, увлечена своим братом.

– Братом?! Что ты несешь?! – Дон Диего с такой силой сдавил худое плечо гостя, что у того глаза полезли из орбит.

– Именно так, сеньор.

– Разъясни, в чем тут соль. Я чувствую, тут не так все просто.

– Мисс Элен и сэр Энтони не родные брат и сестра.

– Как не родные?

– Мисс Элен была удочерена в свое время.

– Теперь все понятно, – дон Диего потирал ладони, брови его сошлись на переносице. Он размышлял.

– Я вам ничего не говорил, сеньор, – бормотал лысый генуэзец. Фабрицио смотрел на него с отвращением: выболтать столько полезных сведений бесплатно! Что ж, вполне вероятно, что дело о выкупах рухнет, значит, он, Фабрицио, был прав, организовывая побег англичанки, деньги получил небольшие, но с паршивой британской овцы хоть шерсти клок.

Дон Диего уселся обратно на свое место и вдруг резко помрачнел. Как будто неприятная задумчивость дожидалась его, сидя в кресле. В неприятном двусмысленном молчании прошло с полминуты. Наконец Троглио, побуждаемый скрытыми, но энергичными жестами соотечественника, попытался обратить на себя внимание мрачного испанца. Он последовательно кашлянул, чихнул, уронил на пол столовый нож.

– Что тебе надо? – спросил дон Диего, поднимая на него глаза.

– Я прошу прощения, хотел бы узнать, как наша сделка?

– Какая сделка?

Поднятым с пола ножом Троглио подтолкнул к дону Диего кусок бумаги с письмом-предложением Лавинии.

Дон Диего взял его в руки, скомкал и, швырнув в физиономию гостю, грустно сказал:

– Пошел вон!

Глава 12
В логове «Циклопа»

«Мидлсбро» подошел к берегам Гати на рассвете. Указывая на сиреневую дымку у самого горизонта, Кирк сказал Энтони, вышедшему на шканцы:

– Я отдал приказ убрать паруса, ближе нам подходить опасно, мы легко можем нарваться на патрульное испанское судно.

– Эта, как ее, Мохнатая Глотка где-то поблизости?

– Если возьмем руля немного к ветру, то часа через два будем в виду внешнего форма Мохнатой Глотки. Ну и название, прости, Господи!

Два последующих дня ушли на то, чтобы произвести необходимую разведку. Трос матросов, хорошо знающих испанский, переодевшись подходящим образом, высадились на берег милях в полутора от бухты дон Диего и, пройдя незамеченными в поселок, провели там полдня. Потолкались на пристани, потолкались среди торговцев и сухопутных моряков, посидели в припортовых тавернах. Выяснить удалось следующее: дочь сэра Фаренгейта, судя по всему, действительно находится у дона Диего, как и утверждал Биллингхэм. Один из лазутчиков узнал на рынке Тилби, камеристку мисс Элен. Ни о чем расспросить девушку не удалось, она была под присмотром альгвасила, и подойти к ней незаметно не представлялось возможным. В гавани царит довольно подавленная атмосфера, всех угнетает полуторамесячное, после налета на Бриджфорд, безделье. Два шлюпа, «Мурена» и «Бадахос», решившие искать счастья и удачи на свой страх и риск, получили лишь по паре пробоин от сорокапушечного француза севернее Кубы, их бесславное возвращение еще более сгустило атмосферу в гавани.

Энтони выслушал рассказы лазутчиков с вниманием, но без особого волнения – нечто подобное он ожидал услышать. Единственный факт, который потряс его и заставил смертельно побледнеть, был сообщен ему в самом конце. В гавани стоит на приколе «Тенерифе».

– Вы не ошиблись? – спросил он лазутчиков, играя желваками.

Они готовы были клясться на Библии, что нет, не ошиблись. Да и трудно было ошибиться: испанский корабль намозолил всем глаза за время пребывания в Карлайлской бухте.

Энтони растерялся, он не знал, за какую мысль хвататься. Выходит, дон Мануэль все же его обманул?! Умело разыграл психологический спектакль, а Элен была в это время у него на борту? Или этот дон Диего захватил ее собственными силами, но тогда каким образом его племянник узнал об этом?

Помучив себя некоторое время такими и подобными размышлениями, Энтони решительно их все отринул. Как бы там ни было, какие бы причины ни стояли за этим странным раскладом в Мохнатой Глотке, надо действовать, надо спасать Элен. И он немедленно объявил об этом своим офицерам.

– Действовать нужно, но каким образом? – спросил Логан.

– Мы атакуем их! – заявил Энтони.

Логан вздохнул. Не успел молодой человек развязаться с ромом, спешит подставить голову под испанскую пулю.

– Гаити является землею, принадлежащей Его Величеству Королю Испании, – сказал Логан, – если мы открыто нападем на дона Диего, больших неприятностей не миновать.

– Странно вы рассуждаете. Этот грязный пират под флагом своего короля нападает на Ямайку, грабит ее, а мы под флагом нашего короля не можем отбить награбленное.

Логан еще больше помрачнел.

– Нам неизвестно, в качестве кого он напал на Ямайку, зато известно, что у себя в Испании он объявлен почти что вне закона, и уж, во всяком случае, он не состоит, как мы с вами, на законной службе. По нам же за сто миль видно, что мы – корабль ямайской эскадры.

– Но это же… черт знает что! – Энтони в ярости ударил кулаком по планширу.

– Я бы выразился еще крепче, сэр, но ничего тут уж не поделаешь.

– Я беру всю ответственность на себя! – заявил Энтони.

Логан покачал головой.

– Нет, сэр, что бы вы ни говорили, все равно вся ответственность падет на вашего отца. Его прогонят, и Ямайка достанется кому-нибудь из этих кровососов-плантаторов.

Молодой капитан исподлобья посмотрел на своего опытного, уверенного в своей правоте помощника.

– Так вы предлагаете мне плюнуть на то, что моя сестра находится всего в трех милях отсюда, и спокойно отправляться в Порт-Ройял к отцу с известием, что я даже не попытался ее освободить?

– Не совсем так, сэр. Мы действительно отправимся в Порт-Ройял. Мы сообщим там все, что нам удалось узнать, и губернатор вместе с лордом Ленгли решат, как в данной ситуации следует поступить. В конце концов, нас и посылали затем, чтобы разыскать мисс Элен, – эту задачу мы выполнили.

К спорщикам подошли штурман Кирк и лейтенант Розуолл, молодой, горячий юноша, восхищавшийся Энтони и готовый идти за ним в огонь и в воду.

– О чем вы спорите, господа? – спросил он бодро.

– О чем мы можем спорить? – невесело усмехнулся Логан. – О том, что нам делать дальше.

– Атаковать! – заявил Розуолл, но, натолкнувшись на слишком уж невосторженную реакцию Логана и Кирка, добавил:

– Выставив предварительно ультиматум, конечно.

– Да, – неожиданно поддержал его штурман, – почему бы нам не вступить с доном Диего в переговоры?

– Какие могут быть переговоры с крокодилом? – воскликнул Энтони.

– Насколько я наслышан об этом джентльмене, – сказал Логан, – он человек, сумевший свихнуться на ненависти к Англии и англичанам, но сохранить при этом изрядную долю звериной хитрости. Если мы заявим ему, зачем прибыли, он мгновенно переправит мисс Элен в глубь острова и сделает вид, что ее никогда и не было в Мохнатой Глотке. Если вообще захочет с нами разговаривать. И потом, Розуолл, у нас явный недостаток сил для того, чтобы атаковать. «Мидлсбро» – хороший корабль, но один против форта и двух судов в гавани… или вы надеетесь, сэр, что капитан «Тенерифе» и на этот раз будет сражаться на вашей стороне?

Энтони помолчал. В словах Логана было много правды, но перебороть себя и отдать приказ к тому, чтобы повернуть «Мидлсбро» в сторону от Гаити, у него не было сил.

– Но Мы не можем просто так уйти! – заявил Розуолл, отвечая его чувствам.

– Поймите же, что мы рискуем и кораблем, и жизнью мисс Фаренгейт, оставаясь здесь. Разве не должны мы изо всех сил спешить в Порт-Ройял? Я не прав, сэр?!

– Вы правы, Логан, но мы поступим по-другому. Мы не будем рисковать кораблем и отношениями между Англией и Испанией…

– Вы что-то придумали? – с надеждой спросил Розуолл.

Через два часа от борта «Мидлсбро» отчалила шлюпка, в которой находились Энтони Фаренгейт, лейтенант Розуолл и пятеро добровольцев. Они согласились сопутствовать своему капитану в его нелегком и рискованном предприятии. Энтони исходил из того соображения, что испанцы чувствуют себя в безопасности, не ждут ниоткуда нападения, и в таких условиях удар даже самыми малыми силами, но нанесенный в нужное место, может принести нужный результат.

Логан и Кирк отпустили капитана с тяжелым сердцем. Опыт им подсказывал, что такое дерзкое и неподготовленное предприятие скорей всего обречено на провал. Но, с другой стороны, они верили в звезду молодого Фаренгейта. Он, по их представлениям, был, конечно, человеком незаурядным, на его стороне была справедливость.

– Что мы скажем старику, если Энтони не вернется? – спросил Логан, стоя у фальшборта и глядя на тающую в полутьме шлюпку.

– Я стараюсь об этом не думать.

Весь следующий день после разговора с лысым посланцем Лавинии Биверсток дон Диего провел в размышлениях, что, в принципе, было не очень свойственным для него занятием. Итак, – говорил он себе, – зачем отпираться? Он – старый, битый-перебитый жизнью человек, кровожадный морской разбойник – просто-напросто влюблен в эту белокурую девчонку, в этого иноземного ангелочка с голубыми глазами и полным ртом язвительных оскорблений. Об этом свидетельствует, об этом просто вопит каждый факт его жизни в последние полтора месяца. Все началось с этих дурацких переодеваний к столу, продолжилось не менее дурацкой игрой в раздувание выкупа и ревностью к этому красавчику Мануэлю. Кончилось все вчерашним отказом сорвать настоящий королевский куш. Он очень хорошо знал, как богата Лавиния Биверсток.

Может ли такой человек, как он, позволить себе раскиснуть? – спрашивал он себя, и вопрос этот оставался риторическим. «Я уж чуть не потерял два своих корабля, – мысленно кричал он себе, – я уже, кажется, потерял полмиллиона песо. Что с тобою, дон Диего?! Из этого положения должен быть выход, достойный испанского графа и закоренелого морского разбойника!»

– Фабрицио! – крикнул дон Диего.

Прислужник появился мгновенно, после вчерашнего разговора он предпочитал не раздражать хозяина своим свободомыслием. Троглио прятался у него в покоях в ожидании подходящего судна, на котором можно будет отправиться на Ямайку. Положению Троглио трудно было позавидовать – решительностью и жестокостью его хозяйка вряд ли уступала хозяину Мохнатой Глотки.

– Фабрицио, – спросил дон Диего, – еще не резали перепелов для ужина?

– По-моему, нет, сеньор.

– Так пусть не спешат.

– Я понял вас, сеньор.

Дон Диего, находясь в душевном помрачении, любил лично производить грубые мясницкие работы на кухне. Одно время эта внешняя кровожадность казалась Фабрицио несколько театральной и напускной, но однажды, когда испанский гранд у него на глазах лично зарубил сарацинским акинаком припозднившегося почтальона, он излечился от снисходительного отношения к этой дикой привычке хозяина. И в те дни, когда на дона Диего находила подобная блажь, он старался быть очень исполнительным.

Тяжело ступая и гремя серебряными побрякушками, которыми были густо увешаны его сапожищи, дон Диего направился прямо в сторону кухни. Повара и поварята, тоже отлично знакомые с манерами и капризами хозяина, уже поставили на разделочные столы клетки с перепелами. Он вошел, распинав медные тазы, оловянные лохани и глиняные горшки, отчего поднялся жуткий грохот, залаяли собаки, заклекотали в недоумении птицы.

Дон Диего, открыв клетку, запускал туда руку и, выхватив очередную жертву, отрывал ей одним движением голову.

– Блюдо! – крикнул он.

Фабрицио тут же поставил справа от него большое керамическое блюдо.

Головы перепелов летели в угол, в пасти лающих собак и в бледных, жалобно улыбающихся поварят. Теплые тушки укладывались в поданную посуду.

Через минуту камзол испанского гранда, блиставший до этого чистотою, оказался весь в крови и налипших перьях.

– Соли! – потребовал высокородный мясник, и самый смелый поваренок тут же подал ему каменную кружку с солью.

Бросив на истекающие кровью птичьи трупы несколько горстей, дон Диего потребовал:

– Перцу!

Нашелся и перец, разумеется. Ровно как и корица, и оливковое масло.

Отступив на шаг, дон Диего полюбовался своею работой.

– Украсьте зеленью и несите за мной в столовую.

Сразу человек пять бросились выполнять это приказание.

– Фабрицио!

– Я здесь, сеньор.

– Передайте этой англичанке, что я жду ее к ужину.

– Но ведь…

– Если понадобится, доставить силой!

Через несколько минут стол с ужином был накрыт. Двое лакеев под руки ввели в столовую слегка упирающуюся мисс Элен. Она была бледнее обычного и имела крайне растерянный вид.

Дон Диего поднялся ей навстречу: он не стал переодеваться, и был сейчас во всем блеске своего туалета. Любезно улыбаясь и поправляя усы, твердые от спекшейся крови, рукою, от этой крови черной, он сказал:

– Имею честь приветствовать вас, мисс.

– Что с вами, дон Диего?

– Со мной? – Он со смехом оглядел свой наряд. – Вот на эту тему я и хотел поговорить с вами.

– Какую тему? – тихо спросила Элен, усаживаемая руками слуг в кресло на противоположном конце стола. Она едва не потеряла сознание, увидев, что за блюда стоят перед нею.

– Так вот, мисс, я убежден, что за время вашего пребывания под моим гостеприимным кровом вам пришлось услышать пару-тройку историй о моей необыкновенной кровожадности, дикости. Ваша служанка могла собрать их на рынке в гавани.

– Да, до меня доходили слухи.

Хозяин Мохнатой Глотки смачно отхлебнул из своего высокого бокала – там была настолько густая мадера, что ее вполне можно было принять за кровь.

– И мне кажется, что вы воспринимали эти рассказы со все возрастающей иронией. Говорят, что дон Диего дикарь? – непохоже. Это хорошо одетый, благовоспитанный сеньор. Говорят, дон Диего вспыльчив и решителен? – но это скорей всего неправда, потому что он раз за разом сносит жестокие оскорбления, угрожая всего лишь какими-то невразумительными выплатами в будущем.

– Я радовалась тому, что дурные слухи о вас расходятся с правдой.

– Радовались?! Вы радовались тому, что вам удалось приручить старого бешеного дикаря! Я знаю, почему вы избегали моего стола. Самодовольство подкармливало вас. Как же! Никому не удавалось совладать, а ей удалось!

Он выпил еще один стакан мадеры. В его глазах к блеску ярости добавился пьяный блеск.

Слуги внесли подсвечники.

– Так вот, – дон Диего встал во весь свой громадный рост, – пришло время поставить все на свои места. Вам не нравились блюда моих поваров – я сам приготовил жаркое, вас коробили знаки внимания, которые я, по старческому неразумению, пытался вам оказывать…

Дон Диего взял подсвечник со стола и направился к Элен.

– … Я поступлю с вами так, как привык поступать с женщинами.

– Вы обижаетесь на меня за то, что не вызывали у меня страха? – прошептала Элен окаменевшими губами. – Извольте, теперь я вас боюсь.

Испанец приближался медленно и слегка покачиваясь, как башня-гелепола, идущая в атаку.

– Вам нечего меня бояться, – осклабился он, – я не сделаю с вами ничего, кроме того, что любой мужчина делает с женщиной каждую ночь.

Чем ближе он подходил, тем омерзительнее становилась его улыбка.

Подойдя вплотную, он протянул к сидящей свой подсвечник, как бы для того, чтобы лучше рассмотреть свою жертву. Воск с наклонившихся свечей упал девушке на ключицу, она очнулась от гипнотического состояния, в котором находилась, и, схватив с перепелиного блюда мизеркордию, служащую для того, чтобы проверять, достаточно ли пропеклась птица, ударила наклоняющегося с поцелуем кавалера в глаз. Он не сразу понял, что произошло. Отшатнулся, первым ощущением была странная полуслепота.

Фабрицио, услышав странный возглас господина, вошел в столовую. Дон Диего стоял над Элен и негромко ревел, прижав ладони к лицу. Фабрицио на цыпочках подбежал к нему и увидел, что из глаза у хозяина торчит какая-то палка. Дон Диего, продолжая реветь и покачиваться, повернулся к нему в фас, и Фабрицио увидел, что второй конец палки торчит у него из виска. Задрожав, генуэзец отступил на несколько шагов.

– Фабрицио! – удивленно сказал дон Диего, рассмотрев его вторым глазом, потом переложил подсвечник из правой руки в левую, затем осторожно нащупал торчащую из глаза мизеркордию. На мгновение все присутствующие застыли, напряженно следя за ним. Вдруг дон Диего изо всех сил рванул металлическую занозу из своего глаза. На и без того окровавленный камзол хлынула новая порция крови. Дон Диего поднес к целому глазу извлеченную иглу – состояние шока все еще продолжалось – рассмотрел ее и отбросил в угол. Попытался развернуться, чтобы увидеть виновницу происшедшего, но не смог. Грузно сел на пол, ударив подсвечником по камню. Этот звук послужил сигналом для всех присутствующих. Они кинулись врассыпную. Элен убежала к себе в комнату. Фабрицио – за подмогой.

– Тилби!

– Да, мисс.

Камеристка впервые видела свою госпожу в таком состоянии, она сразу поняла, что произошло нечто сверх-ординарное.

– Он напал на вас, мисс?

– Да, и я ранила его.

Элен металась по комнате, она не знала, что предпринять и можно ли что-нибудь предпринять в такой ситуации. Тилби сидела, прижав к губам край платья, которое она перешивала только что.

– Тилби!

– Да, мисс.

– У меня не остается другого выхода.

– О чем вы, мисс?

– Ты сейчас немедленно отправишься в гавань и разыщешь дона Мануэля.

– Я понимаю, мисс.

– И скажешь ему, – Элен тяжело вздохнула и произнесла, перебарывая внутреннее сопротивление, – что я согласна отправиться вместе с ним.

– Но вам лучше отправиться самой. Вы сэкономите много времени.

Элен молча указала ей в окно: у ворот усадьбы стояли два вооруженных человека.

– Приказа следить за мной никто не отменял.

– Но если дон Диего ранен…

– Он может быть даже убит, но в таком случае мы попадем в лапы этого генуэзца. Клянусь, он еще более отвратителен, чем его хозяин.

Элен говорила спокойно и почти рассудительно, и Тилби передалась уверенность госпожи.

– Иди, тебе скорей всего удастся проскользнуть, сейчас в доме суматоха.

– А вы…

– А я запрусь здесь. Дон Мануэль явится своим обычным путем, через ту калитку на террасе.

Энтони немного задержала неудачная высадка. Шлюпка ударилась о прибрежные камни, плохо различимые в темноте, пришлось прыгать в воду. Подмочили порох.

– Если мы вернемся, – сказал Энтони матросу, остававшемуся сторожить шлюпку, – то встретимся возле вон той скалы. Это заметное здесь место.

– Слушаюсь, сэр.

Прогулка по джунглям в темноте – не самое приятное развлечение. Впереди шел один из лазутчиков, уже побывавших в Мохнатой Глотке. Его звали Стин. Даже он то и дело оступался, цеплялся за корневища или вынужден был стряхивать с рукава или вытаскивать из-за шиворота какую-нибудь насекомую гадину.

– Вы же говорили, Стин, что здесь есть тропинка, – тихо, но сердито сказал Энтони.

– Мы находимся на ней, сэр.