Текст книги "Надо помочь Ральфу (СИ)"

Автор книги: Михаил Исхизов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 20 страниц)

– Г-м-м, – Эмилий задумался, ушел в законодательный астрал и подсказку не услышал. – С одной стороны – естественно, они допустили нарушение, поскольку существует статья четырнадцатая, с соответствующими параграфами и приложениями. Но, с другой стороны, кодьяры действовали по указанию Шкварцебрандуса и могли не знать, что при этом, они нарушили статью четырнадцатую и соответствующие приложения. Хотя могли и знать… – Эмилий, наконец, вспомнил просьбу Максима... – Но это следует доказать. А при опытном защитнике доказать такое будет невозможно. И что это значит? Это значит, что создавшееся положение в корне меняет все, и ставит под вопрос принятие любого решения, то есть делает проблему неразрешимой…

– Ладно, не будем забивать себе голову тонкостями, – прервал библиотекаря Максим. – Нам их сейчас не решить. Пусть законодатели сначала сами разберутся.

Гвидлию Умному на все эти Законы, о которых толковал Эмилий, вообще, было наплевать, брахатата-брахата... На статью четырнадцатую, которую галим никогда не видел. И на волшебников. И на герцогов. Наплевать, в том отношении, в котором это касалось кодьяр. Для того, чтобы кодьяры могли безбедно жить, им нужна хорошая добыча. А под шумок борьбы герцога с волшебником, этой добычей, как раз, и можно было поживиться.

– Точно, нечего нам во всякие законы лезть, – высказался принципиальный галим. – Подрались, помирились и все дела. Можем разойтись без обиды. А уж чья здесь, земля пусть Шкварцебрандус с герцогом Ральфом разбираются. Не стоит нам из-за этого, брахатата, дубинами друг друга охаживать, и новые халаты драть.

– Вот-вот, – подхватил Максим. – Поскольку здесь бескрайняя демократия и сплошное равноправие, то все со временем утрясется, – Максима учили, что исторический процесс, в основе своей, прогрессивен, а это значило, что и в параллельном мире средневековье когда-то кончится и наступит феодализм. Тоже не мед, но все-таки… – Ты сходил бы, с гномами поговорил, – предложил он Эмилию. – Узнал бы, что они здесь делали, куда шли? А мы тут с галимом еще немного потолкуем. Он подмигнул дракону, напомнил, что тому пора уходить.

Эмилий намек понял, сообщил, что уж давно хотел переговорить с гномами, и быстренько удалился.

А соображения у Максима были, вроде бы, простенькие, но, в то же время, непростые и даже важные. Решил он попробовать перетянуть галима на сторону герцога. А что? Галим ходит по заповедным территориям свободно, где хочет, и как хочет. Может засечь все передвижения отрядов Шкварца, может оказаться в курсе планов волшебника. Иметь такого человека в стане врага, «своего среди чужих» – большое дело. Можно оказаться в курсе всего, что задумал Шкварц. А Гвидлий мужик спокойный, неробкий, самостоятельный, и готов, без угрызения совести, прибрать к рукам все, что плохо лежит. Он станет доить двух коров без всякого стеснения. Еще и прославиться этим среди своих соплеменников.

Одно плохо, оказалось, что Максим не знал, как заниматься «вербовкой в шпионы». Сколько детективов прочитал, сколько сериалов просмотрел, а ничего толкового и подходящего для вербовки Гвидлия припомнить не смог. На какой крючок, обычно, в шпионы цепляли? Если судить по детективам: на шантаж, по поводу морального разложения… А этого амбала на шантаж не возьмешь. Морально он может и разлагается, – Максим глянул на сытую физиономию галима, на его могучие плечи, на живописный халат… – Наверняка разлагается. Так он это и скрывать не станет. Да и кто знает, какая у кодьяр мораль. Возможно у этих кочевников ее еще, вообще, нет. Не придумали еще, не сложились у них исторические предпосылки, для появления такого понятия, как «мораль». Короче – шантаж не проходил. Еще, вспомнил он, – вербовали по идейным соображениям. Агитировали включиться в борьбу за правое дело. Но это, если идет классовая борьба, скажем, капитализма с социализма. А в Гезерском герцогстве капитализмом еще и не пахло, что уж говорить о социализме. Сплошное средневековье. Здесь даже понятия не имеют о том, что такое идеологическая борьба. И хорошо, что не имеют, а то бы такого могли напахать… Так что чихал галим на правое дело, и идейных противников у него быть не может. Оставались материальные стимулы. Они, в отличие от морали и классовой борьбы, во всех формациях действуют. И еще как действуют! Вот и надо было попробовать.

Давай познакомимся по-настоящему, – предложил он галиму. – Я Максим, просто гость у герцога Ральфа. И друзья мы с герцогом. Так что могу говорить и от его имени.

– Гвидлий Умный, – снова представился кодьяр, – полный галим. Тейп большой. Пятьдесят воинов. А всего больше двухсот человек.

– А чего ты за Шкварца держишься? – сразу начал прощупывать почву для вербовки Максим. – Платит хорошо, или хаврюг поддерживаешь? Щкварц ведь шумит, что борется за свободу хаврюг… Врет, конечно, ну да ладно… Тебе что, так хаврюги понравились?

– Ты и скажешь, брахата, – рассмеялся Гвидлий. – В гробу я видел этих хаврюг (оказывается, такое крылатое выражение существовало и в параллельном мире, да еще в Средние века). Да и не нужна им никакая свобода. Они на плантациях Шкварцебрандуса вкалывают: землю под огурцами рыхлят и мелких мошек разводят. Им свободу дай, так они вообще ничего делать не станут. Разлягутся под деревьями, и даже мух отгонять не станут. А когда над ними волшебник – приходится шевелиться.

Галим вообще держался хорошо, спокойно и уверенно. Как будто не он схватил оплеуху и один из его зубов теперь лежит в кармане халата, как будто не его, как чурбан, швырял в кодьярских активистов Максим.

– Хаврюги на Шкварца вкалывают, а кодьяр, значит, он назначил охранять свою драгоценную особу. Понятно, волшебник все-таки. Наверно пообещал золотые горы… – постарался Максим поддеть галима.

– Ну, нет! Брахатата! Кодьяр никто, никуда назначить не может, – возмутился галим («золотые горы пропустил, – отметил Максим, – а Шкварц наверняка что-то кодьярам наобещал. За одних козлят, кодьяры работать не станут»). – Кодьяры – люди вольные: кочуем, где хотим и когда хотим, – продолжал Гвидлий. – А если можно подзаработать: чего стесняться. Мы чужого не берем, все по-честному. Прикочевали сюда, смотрим, заварушка идет… Брахатата… Вислоухими баранами надо быть, чтобы не воспользоваться. Договорились с Шкварцебрандусом, что поможем ему с рабочей силой: кого встретим, провожаем на его огуречные плантации. Пусть работают, им же и польза. А нам оплата: по козленку за голову. Шкварцебрандус – со своими заботами, а мы, кодьяры, сами по себе.

Вроде бы правду говорил галим, и конечно, в чем-то привирал.

– А как он тебе вообще, этот Шкварц?

– Никак. Мы здесь недавно, с ним два раза только и виделись. Толком и не поговорили. А вообще: занудный мужик. И не умный. На полном серьезе считает себя великим волшебником. На самом деле – только два фокуса и знает: огонь может зажечь, и хорошие огурцы выращивает. Но договор выполняет, козлят выдает. А нам от него ничего больше и не нужно. Надоест: соберемся и уйдем.

– Я это к тому, что дело у твоего липового волшебника дохлое, – продолжал прощупывать галима Максим. Человек поопытней, давно бы уже завербовал галима, а Максим осторожничал, тянул.

– Почему дохлое? Какой никакой, а волшебник, брахата. И хитер. С разными племенами договаривается. Он эту Курчатайскую долину уже на участки разбил и обещает выделить участок каждому, кто поможет отстоять самостоятельность Гордой Процветающей и Свободной Хаврюгии от герцога Ральфа, захватчика и деспота. Тут, знаешь, сколько народа набежит на горяченькое. Халява! (в другом мире, да в ранние века, а без «халявы» уже не обходилось)

– Набегут-то набегут, только чем это кончится? Долина принадлежит гезерскому герцогу. У него все права. И документы есть.

– Да что ты?.. – ухмыльнулся Гвидлий. – Права у тех, у кого сила. А Шкварцебрандус большую армию собирает.

– Ничего у вашего Шкварца не получиться. У него же не настоящее войско, а сборная команда охотников за наживой. Если на них нажать, они и часа не продержатся. А у герцога Ральфа есть кому нажать: конная гвардия. Там такие рубаки, залюбуешься. И гномы пойдут. А скирд гномов не остановишь. И с эльфами у герцога договор. Эльф, сам знаешь, стрелой белку в глаз бьет. Кобольды в стороне не останутся. Эти молотами действуют. Если кобольд по кому-нибудь молотом ударит, все – мокрое место. Там уже ничего и не соберешь, только вытирать надо. Бароны уже собирают свои дружины. Ты видел когда-нибудь, как атакует тяжелая кавалерия баронов? Сами в латах, кони в латах, копья – метров пять. Несутся – земля дрожит, все, что на пути – сметают.

Вот такую картину маслом нарисовал Максим. Гвидлий, слушая его, несколько поувял и физиономия у него стала кислой. Очевидно, над таким поворотом, галим не задумывался. А сейчас понял: думать надо.

– Представляешь, что будет с несчастной Хаврюгией, когда вся эта сила на нее навалиться, – подлил Максим маслица, в огонек невеселых размышлений галима.

У Гвидлия, наверняка был какой-то секретный договор со Шкварцем. К взаимной выгоде. Только куда денется выгода, на которую рассчитывают кодьяры, если навалиться закованная в броню кавалерия баронов, а эльфы пустят в ход луки?.. Белке они в глаз попадают… Брпхатата… Гвидлий быстро сообразил все, что должен сообразить просчитавшийся галим. А что касается договора с Шкварцебрандусом, так когда кодьяры обращали внимания на договоры?

– Нам, кодьярам, все это до факела, – сообщил он. – Пусть сметают, брахатата. Нас к этому времени там не будет. И следов своих не оставим. Мы кочевники, земля нам не нужна, прихватим заработанных козлят, и укочуем отсюда, нас не догонишь. Да и искать нас никто не станет.

«За Шкварца не держится, идейных заскоков нет, и никаких моральных устоев, – окончательно убедился Максим. – Этот прямо просится, чтобы его завербовали». И приступил.

– Как ты, Гвидлий, отнесешься к моему предложению, поработать еще и на герцога Ральфа? – без всяких намеков и хитрых подходов, спросил он.

– Предлагаешь мне бросить Шкварцебрандуса и перейти на сторону герцога Ральфа? – поинтересовался Гвидлий. – А какая мне, брахата, от этого выгода?

В такой плоскости он всегда и рассуждал, Гвидлий Умный. За это и пользовался авторитетом у кочевников.

– Что ты, и в мыслях такого не было, – заверил собеседника Максим. – Бросать того, кто хорошо платит – неразумно. Просто можно поработать и на одного, и на другого. Один козлятами будут платить, другой – звонкой монетой. Думаю, и то и другое в твоем хозяйстве пригодиться.

Гвидлий Умный слушал с интересом. Смотрел на Максима и ждал, что тот скажет еще.

– Обстановка складывается таким образом, что у тебя есть полная возможность доить двух коровок. А это всегда выгодней, чем доить одну.

– Просто и мудро, – согласился Гвидлий. – Брахатата!.. Чего об этом сразу не сказал?

– Ты бы сразу и согласился?

– Тогда – нет. Тогда я думал, что ты пацифист, – объяснил галим. – Ладно, что прошло, то прошло. Когда кавалерия барона сюда прискачет? И эти… эльфы?

– Думаю, по-настоящему начнется только дня через четыре. Времени у нас вполне достаточно. Ты смог бы побывать у Шкварца, посмотреть, что там варится, какие силы собираются, и найти возможность, сообщить все новости нам. Думаю, у тебя найдется опытный и надежный человек, которого ты мог бы прислать ко мне с сообщением?

– Есть такие люди.

– Вот и пришлешь к нам гонца с донесением, а он вернется с соответствующим подарком. Полсотни монет (тут уж Максим рисковал своим честным именем, но надеялся на герцога).

– Сотня.

– Полсотни монет, больше от своего имени обещать не могу. Если сведения будут важными, герцог добавит. Он такой.

– Добудем важные.

– Ты сначала добудь.

– Ладно. Там видно будет. Давай задаток.

– Я не знал, что мы встретимся.

– Хочешь сказать, что у вас ничего с собой нет?..

– Сам посуди: идем вдвоем с драконом-пацифистом, несем мешочек с монетами… Может такое быть?..

– Х-м-м… Брахата! Нет, такого быть не может.

– И я об этом. Герцогу нужны сведения о том, какие силы у Шкварца собираются, вот так нужны, – Максим провел ладонью по горлу, – он и не поскупится. Придет твой человек, мы выкладываем монеты. Он делиться сведениями. Нет вознаграждения, ни слова не говорит, поворачивается и уходит. Ты ничего не теряешь. Я ничего не приобретаю. Но нам обоим это не выгодно. Поэтому такого, ни я, ни ты, не допустим. Подходит.

– Х-м-м… Подходит, брахата! – улыбнулся одними глазами галим. – Договорились! Жди моего человека.

– Через три дня. На рассвете, – предложил Максим. Если я задержусь, встреча откладывается ровно на сутки.

– Подходит. Где тебя искать?

– У входа в Курчатайскую долину разрушенная башня.

– Знаю, бывал там.

– Встреча в развалинах башни, на северной ее окраине. Пусть твой человек прокричит вороной четыре раза, потом еще два раза. Я выйду.

– Понял, мой человек придет.

Галим повернулся и, не прощаясь, ушел. У кодьяр было не принято прощаться. В этом мире кочевники до такого приятного обычая еще не додумались.

* * *

– Договорились? – дракон подошел, неслышно ступая, как будто он был у себя, в библиотеке, где царит святая тишина. Привычка.

– Вроде договорились. Через четыре дня его человек должен найти меня и сообщить сведения о силах Шкварца, и все, что галиму удастся узнать, о замыслах волшебника. Не знаю, как эти кодьяры… Держат свое слово?

– Стараются держать, если им это выгодно, – в глазах дракона Максим прочел вопрос: «А выгодно ли будет кодьярам передавать эти сведения?»

– Выгодно, – заверил Максим. – К этому времени мы встретимся с Ральфом и он, за эти сведения, охотно выдаст кодьярам соответствующее вознаграждение. А интересный у галима халат, – проводил Максим взглядом Гвидлия. – Я такую раскраску впервые вижу.

– Впечатляет, – подтвердил Эмилий. – Можно бесконечно любоваться. Но подобные халаты встречаются сейчас чрезвычайно редко.

– Похоже, над этим рисунком кокой-то самобытный художник работал.

– Самобытный?! Максим, ты не знаешь создателя этого поразительного творения? – глаза у библиотекаря, от удивления, стали почти круглыми. И столько было в его словах искреннего недоумения и изумления, что Максим почувствовал себя неуютно. Как будто он не знал, кто написал картину Шишкина «Утро в сосновом лесу». А Максим еще в детстве лакомился этими конфетами. Потом, в местном музее, даже видел авторскую копию картины. Хотя, возможно, копия была и не авторской.

– Эмилий, я еще слишком мало времени нахожусь в вашем герцогстве, – напомнил Максим. – Сам знаешь: то футбол, то поручения их светлости, то рыбалка, то надо идти к бабушке Франческе… Я еще ни в одном музее у вас не побывал. А рисунок любопытный. Но абстрактная живопись… Я, откровенно говоря, в ней не особенно секу. – Если по правде, то Максиму следовало признаться, что он вообще «не сечет» в абстрактном искусстве.

– Это копия творения великого и неповторимого Сарбита-Кузовского. – с нескрываемой гордостью сообщил Заслуженный работник библиотечного дела. Уж он-то всех великих знал наперечет. – Гениальный художник жил в прошлом веке, и создал всего двадцать шесть полотен. Некоторые искусствоведы утверждают, что более пятидесяти, но ты им не верь. Двадцать шесть, это точно доказано. Все остальные – подделки. Но из работ Сарбита-Кузовского, ни одно не дошло до наших дней полностью. Только восемь отдельных фрагментов его гениальных произведений. Остальное – копии, нанесенные на различные предметы, типа, глиняных кувшинов, носовых платков, шарфиков для девочек-подростков, халатов, подобных тому, что носит галим. Хотя, ходят слухи, что предки кого-то из баронов, припрятали кое-какие из драгоценных полотен, и теперь их потомки имеют возможность тайно любоваться ими. Такое вполне возможно.

– Чем он велик, неповторимый Сарбит-Кузовский?

– Сарбит-Кузовский создал новое направление в живописи, а если точней, то, вообще, в искусстве: Хромотитанизм. Это было как взрыв, как беспощадный луч света, разрывающий тьму. У него появилось немало последователей, но, к сожалению, среди них не оказалось, ни одного мастера, столь же яркого или, хоть бы, близкого по своему таланту, к основателю. А жестокие фанатики-эстеты (Максим не предполагал, что эстеты могут быть жестокими фанатиками, а само слово «эстет» звучать столь неприязненно) внесли свою лепту. Хромотитанизм был многократно обруган, заклеймен, а после смерти гения, под нажимом тех же эстетов, официально запрещен. Поэтому, нашел прибежище в народных промыслах: таких, вот, халатах, подносах, деревянных ложках…

– На халате, очевидно, фрагмент какой-то батальной картины? – Максим постарался доказать, что он к фанатикам-эстетам не относится и не одобряет их, а в живописи, вообще-то, разбирается.

– Да, фрагмент, но не батальной картины, – поправил его библиотекарь. – Не дошедшее до нас полотно Сарбита-Кузовского, фрагмент которого мы видим на халате галима, называлось: «Охота трех баронов, на кабанов, в ущелье Кошкин Хвост».

– М-м-м… – протянул Максим. – Понятно… – Ничего ему не было понятно... – Бароны охотятся на кабанов, но в ущелье темно и мы можем видеть только отдельные детали… Ромбы, спирали, загогулины…

– Нет, нет, что ты?.. Фон картины, как и на халате – желтый. А это значит, что ярко светит солнце, расположившись высоко над горизонтом. В ущелье светло и мы прекрасно видим все, что там происходит.

– Но где, в таком случае, кабаны и бароны? – Максим забыл, что они беседуют о полотне, представляющем совершенно новое направление в искусстве, и задал некорректный вопрос.

– Видишь ли, гениальность Сарбита-Картузовского, и открытого им Хромотитанизма, как раз в том и заключается, что он представляет нам не сами субъекты действия, а мысли этих субъектов, их чаяния и стремления. Да, автор представляет нам глаза своих персонажей. Они разные: большие и маленькие, азартно-алые, и тоскливо-серые… И это гениально. Глаза здесь выступают не как материальные тела, а как средство эмоционального отражения мыслей персонажей. Ведь глаза, как доказала наука, есть «Зеркало души». Перед нами предстают в полном объеме эти «зеркала» и позволяют проникнуть в души персонажей: как суровых, но демократичных баронов, так и свободолюбивых, но своенравных кабанов. На полотне, как и в жизни, они противостоят друг другу. На этом полотне гениальный автор, со свойственным ему мастерством, сумел подчеркнуть обострившиеся противоречия между баронами и кабанами. Но все это, не касаясь материальных основ. То, что ты называешь спиралями, фиговинами, загогулинами и зигзагами – это и есть мысли, чаяния, стремления и надежды, возникшие при столкновении интересов. Поэтому спирали, фиговины, загогулины и зигзаги так выразительно отражены великим творцом. И что любопытно, эти мысли, чаяния, стремления и надежды баронов совершенно не отличаются от чаяний, стремлений и мыслей кабанов.

Максим понял… Нет, он не понял, какие мысли представляют спирали, фиговины и загогулины, не понял, какие из них принадлежали баронам, какие кабанам. Максим понял, что никогда не поймет творчества великого и неповторимого Хромотитаниста Сарбита-Кузовского. Следует, однако, сказать, что это Максима и не особенно огорчило. «Кто их знает, может оно и вправду гениально, – подумал он. – Другая цивилизация и думают они, иногда, по-другому. А я этого никогда не пойму. Ну и пусть, – не стал он огорчаться. – У меня и других забот полно… Я «Сопромат» спихнул, и «Стройдокументацию», а это тянет не меньше, чем абстрактная живопись. И на этом закрыл вопрос о Хромотитанизме и халате галима Гвидлия Умного.

– Ясно, с новаторами такое случается, – посочувствовал художнику Максим. – У нас тоже было что-то вроде этого. Сейчас, вроде, прошло. А где футболисты? – перешел он к делам насущным, – чего они там мнутся, стесняются подойти?

– Они не стесняются. Я им велел, чтобы они постояли в стороне, пока ты занимаешься ответственными переговорами. Им с этим галимом встречаться не следует. Как бы чего не произошло.

– Это ты правильно решил, – похвалил дракона Максим. – Гномы у нас горячие, могли все испортить. Ну, теперь все. Зови.

* * *

– Приветствую тебя, славный ран Максим! Рад видеть тебя в добром здравии. Пусть помогает тебя во всех твоих делах и замыслах Веселый Рудокоп! – лицо Гарнета Меткого расплылось в широкой улыбке.

– И я вас приветствую, славный центрфорвард Гарнет и юниор?..

– Юниор Бригсен, представил товарища Гарнет.

– И юниор Бригсен. Рад вас видеть. Вы как здесь оказались?

– Вас догоняли, – с удовольствием сообщил Гарнет. – По правде сказать, так я уже и бояться стал, что не догоним, затопчи меня шальной крот в безлунную ночь. Но повезло. Догонять и не пришлось. Вы, оказывается, оврагами пошли. А оврагами путь длинней, петляют. Вот мы и оказались впереди. Я это только тогда сообразил, когда увидел вас. Вот и получается, что теперь вы нас догнали, – Гарнет хохотнул положил руку на плечо молодого гнома. – Бригсен только начинает, но ноги умные. На стометровке – как птица, и с мячом, прямо, кружева вяжет, пару шустрых гремлинов запросто обведет, но с тремя пока еще не управиться. А голова… – Гарнет постучал костяшкми пальцев по каске. Раздался густой, сочный звон. – Слышали? Голову надо вырубать, как хороший кусок угля в шахте. Когда у этих ног хорошая голова появиться, его сразу в основную команду возьмут. Вот такая у нас подрастает молодежь: ни один крот им дорогу не перебежит… Он и с секирой неплохо управляется.

Бригсен не просто улыбался. Бригсен в эти минуты был самым счастливым юниором и, пожалуй, самым счастливым гномом в герцогстве. Его хвалил сам Гарнет Меткий, лучший центрфорвард, лучшей команды. И кому хвалил? Рану Максиму! Самому рану Максиму, который принес в герцогство великую игру – футбол. Если бы в Гезерском герцогстве было что-то воде ФИФА, то футболисты, болельщики и даже чиновники от спорта, все, до единого, бесспорно и единогласно, избрали бы уважаемым председателем этой славной организации Максима. Навсегда!

– Как они рванули, когда ты на них гаркнул? – Гарнет глянул вслед, неторопливо удаляющемуся галиму. – А!? Хоть всех в секцию по спортивному бегу записывай. Спринтеры, загрызи их натощак сердитый крот. Чего ты их просто так отпустил? Только четырем и врезал. Остальные даже пинка в зад не получили. Пожалел, что ли? А зря. Воители нашлись, растопчи их крот, дубинами размахались… Перед Шкварцем-Бездельником выслуживаются. Надо, было им хоть бы по шеям надавать, чтобы на всю жизнь запомнили, на кого можно дубиной замахиваться, а на кого и нельзя. Чтобы сами помнили, и другим передали.

– Зачем вы нас догоняли? – поинтересовался Максим. – Должны передать что-нибудь срочное?

– А-а-а… Так вы же ничего не знаете… Вы так быстро собрались и слиняли, что вам сказать не успели. Мы с Бригсеном – ваша охрана. Тут ведь всякая шлендра шалается, этот Шкварцебрус… или Шкварцебрехус…

– Шкварцебрандус, – подсказал Эмилий.

– Неважно как его сейчас называют, – отмахнулся Гарнет. – Имечко себе придумал, такое, что ни один гном не выговорит. Прохвост он, враг футбола, и вообще – как был Шкварцем Бездельником, так Шкварцем Бездельником и остался, растопчи его сердитый крот в грязной луже. Этот недоделанный волшебник повсюду свою шелупень разослал. По всем дорогам шастают. Когда капитан Уллифф Стремительный узнал, что ты, ран Максим и ученый библиотекарь Эмилий, отправляетесь с важным поручением герцога, чтобы народ, значит, поднимать, на борьбу с этим недобитым Шкварцем, он приказал нам сопровождать вас. Кого же еще? Конечно нас! Бригсен парень надежный и секирой неплохо машет. Вот и послал нас капитан, чтобы охраняли вас, и оберегали от всякой шелупени, что шныряет по дорогам. Чтобы туда и обратно без всякого ущерба… Прямо с тренировки и сорвал. Ты же знаешь Уллиффа: «Вперед, и никаких вопросов!» Даже переодеться не дал, – Гарнет похлопал рукой по длинным фирменным трусам «Рудокопа». – Одолжили мы у болельщиков, что на тренировке отирались, камзольчики, – Гарнет раздвинул полы камзольчика, показал, что чужая одежка для него великовата, – прихватили рабочие каски. Ребята секиры одолжили. Без секир – никак нельзя. И к вам. А ваши следы уже и остыть успели… Чего это вы, сразу, так рванули, даже чаю не попили? Нельзя же так…

– Их светлость, герцог Ральф, сказал, что надо срочно, – объяснил Эмилий.

– Это понятно, что срочно. Чтобы кобольдов уговорить – время надо. Очень уж кобольды тугие на размышления, из каждых трех слов, что им скажешь, только одно до них доходит сразу. А остальные потом, вечером. И время идет. Шкварцевские хаврюги вполне навалиться могут. Только нельзя же так: все бросили и пошли… Пришлось вдогонку за вами спешить. Так что побежали. Часа два, наверно, бежали, а вас нет и нет… Не знали уже, что и делать, – признался Гарнет. – Думали, может что и случилось, может вас уже какие-нибудь разбойники, обидели, к Шкварцу повели… Выручать надо. А тут, навстречу нам, эти кодьяры, задери их хромой крот. Мы и решили их порасспросить, может они что-то о вас знают. А если будут упираться, потрясти немного. Вот и тормознули их...

Максим был уверен, что это кодьяры «тормознули» футболистов. Но говорить такое самолюбивым гномам не стал.

– Их же десяток, а вас двое, – все-таки напомнил он Гарнету.

– Вот-вот, – подхватил тот, и повернул по-своему, – нас все-таки двое, а их всего десяток. Мы их и тормознули. А они не поняли и стали чего-то кричать, дубинами размахивать. Глупые они, эти кодьяры. Чего тут шебаршиться, если тебя останавливают два гнома в рабочих касках и при боевых секирах?! Стой, слушай и отвечай на вопросы: коротко и понятно. Только что с них возьмешь, кодьяры, они – кодьяры и есть. Не соображают, что не в те ворота ломятся. Кричат, что поведут нас к Шкварцу, и получат за это жирных козлят. Самого простого не понимают: козлята никогда жирными не бывают, у козлят весь корм в рост уходит, и в рога. Ну что с ними делать?..

– Тут мы и появились, – напомнил Максим. «Теперь – прикинул он, – у Гарнета есть возможность поблагодарит за спасение, и сказать все, что в таких случаях положено…»

– А я о чем?! Тут вы и появились. Значит, правильно мы сделали, что остановились потолковать с кодьярами. В этих землях сейчас такое твориться, что вас вполне обидеть могли. Теперь – полный порядок и полная ясность наступила. Мы-то здесь, с секирами. И тронуть вас никому не позволим. Кодьяры, хоть и глупые, задери их ленивый крот, но это сообразили. Так что секиры наши и не пригодились. Я бы этих кодьяр тоже отпустил. Пусть в других краях побираются. Но каждого пнул бы под зад. Непременно. Чтобы помнили. А вы теперь под нашей защитой, и никому тронуть вас мы не позволим, – Гарнет ласково повел ладонью по блестящему лезвию секиры, очевидно утверждая, что именно этой секирой он сокрушит каждого, кто попытается обидеть послов герцога.

Максим понял, что гном не хвастался. Он действительно был уверен, что спас от плена Максима и Эмилия. Вот такие они – гномы. Так думают, так рассуждают, и по другом не могут.

– Если бы мы не успели, да кодьяры вас зацапали, нас бы Уллифф не меньше недели жевал, а потом беспощадно слопал. Нас бы болельщики дохлыми кротами забросали. Вы не представляете, раны, до чего мы обрадовались, когда увидели вас. Да нам же, после этого, кодьяр и бить не хотелось. Вы же видели. Мы ни одного и не тронули. Мы им даже плохих слов почти и не сказали. Теперь, раны, можете никого не бояться. Оно, конечно, дорогу вы правильно выбрали – оврагами и перелесками, чтобы скрытно. Но если опять с кем встретимся, можете не опасаться. Мы вас в обиду не дадим, защитим! Так, Бригсен?!

– Так! – с готовностью подтвердил Бригсен. – Не дадим! Реально!

– Слышали, если Бригсен говорит, то – железно! Ни один шустрый крот не подкопается, – весело подмигнул Гарнет Максиму. – Значит, если шкварцевская шелупень нам повстречается, вы не пугайтесь… На Бригсена тоже можете надеяться, он хоть и молодой, но секирой машет лихо. Идем так: вы в центре, Бригсен – по левому краю, я по правому, и, если что – прикрываю тыл. Близко к вам никого из шкварцевских разбойников не подпустим. Вы, главное, не волнуйтесь и не вмешивайтесь.

Гарнет не просто был доволен, Гарнет был счастлив. Еще бы, он успешно выполняет поручение капитана Уллиффа: спас от плена рана Максима и рана библиотекаря. Гном был уверен, что далее будет спасать их столько раз, сколько это потребуется. Наверно, он мог бы долго рассказывать, как станет защищать ранов от коварных врагов, но Эмилий прервал гнома.

– Опять летят, – недовольно сообщил он. – Только их нам и не хватало. А мы хотели идти скрытно.

Действительно, кого путешественникам сейчас не хватало, для полного счастья, так это крокоданов. А они прилетели. Крокоданы – разумные говорящие птицы, которых, в этом параллельном мире, природа сделала монополистами средств массовой информации. Причем, создавая эти удивительные существа, природа учла свои прошлые ошибки и, в целях разумной экономии, совместила самих корреспондентов со средствами доставки информации. Сунула их, как говорили об этом в герцогстве, в один пакет. Простенько и выгодно.

Впереди летел солидный, старый, украшенный серебристыми перьями благородной седины, а также обширной лысиной, ветеран региональных СМИ. На хвосте его телепалась зеленая ленточка, знак какой-то награды, за достижение в освещении чего-то очень важного, на правой лапке блестело колечко из белого металла. За ним, суетился, весь в ярких перьях, молодой крокодан, бойкий и нахальный. Колечко на лапке у него было дешевенькое, медное и вид простоватый. Но по тому, как уверенно он суетился за ветераном, нетрудно было понять, что этот крокодан подает немалые надежды. У него все еще было впереди: солидность, ленточка на хвосте, за освещение чего-нибудь важного, дорогое кольцо на лапке. И лысина.

– Бросьте все свои дела! Для вас наступило лучшее время дня: время слушать новости! – уверенным баском обрадовал путешественников лысый ветеран и завис над поляной.

– Слушайте ваш любимый выпуск коротких новостей «Независимого крокодана». Короткая новость – самая хорошая новость. Наш девиз – правда! Наша цель – ваша свобода! – приятным тенорком доложил подающий немалые надежды.

– Специально для вас, торопились мы сюда, чтобы ознакомить с подборкой самых важных новостей, самых удивительных новостей, и что чрезвычайно важно, самых правдивых новостей, – доверительно пророкотал седоперый ветеран.

Далее, чередуясь, крокоданы сообщили:

– Ваши любимые новости – новости в шесть строк.