Текст книги "Суета вокруг барана"

Автор книги: Михаил Исхизов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 21 страниц)

– Какой ужас! – всплеснула руками Александра Федоровна. – Кто же это им прижигал?

– Сами друг другу и прижигали.

– Ну, это уже форменное безобразие, – вознегодовала Серафима. – Хотят воевать, пусть воюют, но зачем людей уродовать.

– Да... Это они, пожалуй, напрасно... – Петя стал внимательно разглядывать девушек, прикидывая, как бы они выглядели, если бы были амазонками.

– Ты чего уставился? – не выдержала Галя. Глаза вывихнешь.

– Я вот соображаю, как бы вы смотрелись, если бы только одна грудь, как у амазонок...

– Я тебе посоображаю! – рассердилась Галя. – Шандарахну сейчас по башке лопатой и перестанешь соображать!

– Так я ведь ничего плохого, – стал оправдываться Петя. – Я чисто с этнографической точки зрения, для пользы науки.

– А я тебе с физической точки зрения по башке шандарахну. Для твоей личной пользы!

– Подумаешь, принцессы, посмотреть на них нельзя, – огрызнулся Петя.

– Нельзя! – решительно заявила Серафима. – Нельзя на нас так смотреть, как ты смотришь. И думать о том, о чем ты сейчас думаешь, тоже нельзя. Не имеешь никакого права.

– А будешь думать, так мы с тобой сделаем то, что амазонки со своими мужиками делали, – добавила Галя.

– Заставят прясть пряжу, мыть посуду и заниматься другими домашними делами, – подсказал Лисенко.

– Да не думаю я ничего, – стал оправдываться Петя. – Я тоже считаю, что прижигать грудь это варварский обычай. Человека уродует. Но я как-то и не заметил... – и замолчал, потому что совершенно не собирался никому рассказывать, что он видел амазонок. Все равно не поверят. И станут ехидничать, особенно эта Серафима.

Но на петину оговорку никто внимания не обратил.

– А я так думаю, что им грудь и не прижигали, – неожиданно для всех заявил Лисенко.

– Так вы же только что сами говорили, – напомнила ему Александра Федоровна.

– Верно, говорил, – согласился Лисенко. – Говорил, что древние авторы об этом пишут. Но они ведь писали все, что угодно, лишь бы читателю было интересно. У них и не такое есть. И аримпасы, у которых по одному глазу, и мелонхлены, все в черном, и невры, которые могут прпевращаться в волков, и статуи плачут... А вот скульпторам приходилось придерживаться истины. У Поликлета есть скульптура "Раненая амазонка". Там все на своих местах, все округлости. И у Фидия есть скульптура амазонки, тоже, скажу я вам, довольно симпатичная девица и все при ней. А Фидий, он такой, он врать не станет. Так что не переживайте, никто их не уродовал... Мне бы, Петя, твои заботы, – он с отвращением оглядел траншею. – Пороюсь-ка я еще немного.

26

Лисенко прихватил лопату и неохотно стал ковырять в узеньких ходах сусликов: понимал, что ничего там быть не может. Один ход очистил, другой, третий. Потом нашел небольшое темное пятнышко на самом краю траншеи, можно сказать, уже за границей кургана. Маленький такой полукруг, вроде запятой, возле самой стенки раскопа. Тоже похоже на старую норку суслика. Пустое дело, не могло там ничего быть. Если бы погребение нашел, то и не обратил бы внимания на эту запятую. А так приходится проверять и такую ерунду, для порядка и успокоения души.

– Не может там ничего быть, Владимир Алексеевич, – высыпал щепотку соли ему на рану Петя Маркин. – Это уже поле. Курган расползся от дождей и накрыл это место. А так здесь поле было, – сказал не для того, чтобы моральную травму нанести, а только ради утверждения истины.

– Поле, – согласился Лисенко. Он поковырял пятнышко лопатой и оно, вроде, несколько увеличилось. Тогда Лисенко опустился на колени и стал рассматривать землю. – Но, кажется, ползет туда. Незачем ему туда ползти, а оно ползет...

Девчата ушли за курган. Они приехали сюда, чтобы получить зачет по археологической практике. Их совершенно не волновало – есть здесь погребение или нет его. Рутина: нашли пятно, не нашли пятно... Хочется это Маркину и Лисенко, пусть они и ищут. Тем более, что в таком маленьком курганчике все равно ничего интересного быть не может, даже если Лисенко и найдет могилу. Серафима и Галя улеглись на негустую степную травку, налепили на носы клочки бумаги, чтобы уберечь эту важнейшую часть лица от солнечного ожога и что-то лениво обсуждали. Александра Федоровна, свернувшись калачиком, благополучно подремывала.

Петя подошел к Лисенко, пригляделся к темному пятнышку.

– Ничего там быть не может, – выдал он заключение.

– А если могила туда ушла?

– Конечно, в одном месте курган, а в другом могила, – ехидно заметил Петя. – Суслик – вот кто здесь гулял.

– Вырубим-ка мы кусочек стены, – решил Лисенко. – Вырубим и посмотрим какой суслик здесь гулял, и зачем он здесь гулял, и гулял ли он здесь...

Вот это Пете было уже совершенно не интересно. В этом холмике не пахло не только открытием, но даже самой примитивной могилой. Он демонстративно зевнул, отвернулся и уставился в степь, всем своим видом давая понять, что он бы таким бесперспективным делом заниматься не стал.

Лисенко тоже не стал бы заниматься этой запятой, если бы имел хоть малейшее представление о том, где может быть погребение. Но могилы ведь в кургане нет. А здесь какое-то пятнышко. Так что надо вырубить кусок стены и посмотреть что это за пятнышко и не ползет ли оно дальше. Бестолковое дело, но надо, чтобы не думалось потом.

Вырубил сантиметров тридцать стены, подчистил – увеличилось пятнышко: уже не запятая, а небольшой полукруг. Тут и Петя заинтересовался.

– А ведь и верно ползет. Только все равно там ничего быть не может.

Лисенко пожал плечами и стал вырубать стенку дальше. Петя подумал, посопел, взял лопату и стал помогать: не столько из чувства солидарности, сколько от скуки. В две лопаты дело пошло быстрей, так что вскоре оконтурили они темный круг диаметром сантиметров восемьдесят – типичная засыпка. Только не в кургане, а возле него. Оконтурить то оконтурили, а к чему все это – так и не поняли: ведь погребения за пределами кургана, ясное дело, быть не может, не для того курган насыпали. Мало ли кто и мало ли какую яму могли выкопать возле кургана. И в древности, и десять лет тому назад.

– Человека здесь быть не может, не поместится, – определил Петя.

– Но что-то должно быть.

– Возможно животное в жертву принесли?

– А мы сейчас посмотрим.

Действительно, чего гадать. Раз встретилось непонятное – надо копать. Так что Лисенко стал выбирать из этого темного круга землю. Земля была мягкой, выбиралась легко – типичная засыпка. А стены оставались твердыми, плотными, по-прежнему сохраняя форму цилиндра. Потом в яму влез Маркин, он был габаритами поменьше, и ему удобней было копать в этом ограниченном пространстве.

– Кажется, я достал дно, – сообщил он вскоре, когда опустился по плечи. – Твердая земля пошла. Материк.

– Ну-ка я посмотрю.

Маркин выбрался из ямы. Лисенко опустился туда и стал прощупывать лопатой дно. Позвенел, постучал, потом и руками пощупал.

– Точно грунт, – подтвердил он. – Чисто, ничего здесь нет.

– Чего же это мы здесь рыли?

– А ведь очень аккуратно сделано, – не ответил на вопрос Лисенко. – Зачем-то ее все-таки вырыли.

– Ритуальная какая-нибудь?

– Может быть и ритуальная... А может быть, черт ее знает что, и не догадаешься.

Лисенко хоть и был Правой рукой, хоть участвовал уже в четвертой экспедиции и покопал немало, и повидал немало, и знал немало, и умел тоже немало, никак не мог понять, что это за яма и вообще что здесь твориться. Потому что происходила какая-то чертовщина: и курган, вроде, не курган, и не могила, а какая-то странная и совершенно пустая яма. Причем не в кургане, а рядом, где ничего быть не должно. И, как это положено по закону подлости, профессора в этот момент как раз и нет. Хорошо брать на себя ответственность, когда знаешь что делать. А если не знаешь?

27

Чувствовал себя Лисенко, мягко говоря, не очень уверенно. Мучила мысль, не пропустил ли погребение в первой траншее. Вообще-то не мог пропустить. Ведь все внимательно проверил. Чисто в первой траншее. А если пропустил? О таком и думать не хотелось. Ту траншею уже засыпали, когда рыли эту, вторую. И если снова там проверять, это же надо опять выбрасывать оттуда всю землю. Позор на всю Европу... И на Азию тоже. Такого в экспедиции еще ни разу не случалось. Приедет профессор, походит, посмотрит, поковыряет в одном месте, в другом и скажет: "Давайте, Владимир Алексеевич, очищать первую траншею. Что-то все это подозрительно. Возможно, там находится погребение. Вы тщательно все там проверили?"

Ну, тщательно проверил, а может быть и не совсем тщательно, сейчас и не припомнишь. Пока одна только надежда – на эту идиотскую яму, которая ничего толкового дать не может, потому что она пустая. А если она ничего толкового дать не может, то надо ее основательно проверить. Такое вот дурацкое правило существует у археологов. Правило, конечно, дурацкое, но иногда выручает...

Так что опустился Лисенко на корточки и стал внимательно осматривать яму: вначале дно, потом стенки, все, что у нее было. Смотрел, водил рукой по шершавой земле, постукивал по ней, ощупывал ее, вроде бы даже принюхивался, только что землю на вкус не пробовал. И вроде бы нашел: на глубине сантиметров сорока и до самого дна этой ямы, в стенке, что находилась со стороны кургана, земля была, чуть-чуть потемней, и чуть-чуть порыхлей. Непонятная там была земля, неправильная.

А если земля неправильная, – стал рассуждать Лисенко, – то почему это и зачем?

– Дай-ка мне, Петя, лопатку, у которой черенок покороче, – попросил он.

– Да ничего там нет, Владимир Алексеевич. Пустое дело. Шеф тоже не Бог, ошибся и заставил нас бугор копать. Так что ничего мы здесь не найдем.

Петя Маркин неудачные поиски погребения переживал не особенно, Маркину перед шефом не стоять, не отчитываться, глазами не хлопать. И вообще его мысли были сейчас заняты совершенно другим. Он, конечно, сочувствовал Лисенко, но помочь ничем не мог.

– Давай лопату, все равно посмотреть надо, – это Маркин мог рассуждать, а Лисенко отступать было некуда.

– Уж если ничего там нет, Владимир Алексеевич, то сколько ни копай, все равно ничего там не будет, – вывел что-то вроде закона исчезновения материи Маркин, но лопату с коротким черенком подобрал и отдал ее Лисенко.

Лисенко спорить с Маркиным не стал, не о чем было ему спорить. Взял лопату и стал ковырять темную земельку. Она легко осыпалась, так что вскоре настругал немалую кучу. В стене, что к кургану обращена, что-то вроде небольшой ниши образовалось. А снизу, сверху и со сторон, прочная материковая земля. Может быть катакомбник похоронен, ребенок – тогда все становится на свои места. Не все, конечно. Если катакомбник, то почему не в кургане? Но хоть что-то такое появилось, где порыться можно.

– Похоже на катакомбу, – сообщил он Маркину. – Во всяком случае какая-то дыра и там мешанина лезет... Такой вот компот получается.

– Мешанина? Какая там может быть мешанина? Давайте я выброшу, – Маркину стало интересно, что там за компот такой.

Он спустился в яму, но прежде чем выбросить накопившуюся землю тоже стал ковыряться в стене обращенной к кургану.

– Точно, мешанина! – подтвердил он, выглянув вскоре из ямы. – Владимир Алексеевич, это не природное. Здесь кто-то работал. Надо разобраться.

Маркин выбросил скопившуюся в яме землю и Лисенко опять стал вырубать из ниши мешанину. Уже лопата туда полностью вошла, с черенком. Не подбой, не катакомба, а труба какая-то, побольше метра в длину получалась и дальше тянуло. О таких длинных катакомбах он не читал и не слышал. Но это еще не значило, что подобного не бывает. Это еще вообще ничего не значило.

Маркин опять выбросил землю а Лисенко взял лопату с черенком подлинней. Но скоро и этого оказалось мало: не достает лопата до конца туннеля. А лезть в эту трубу, чтобы дальше ее проверять тоже не хотелось.

– Нет, это не катакомба. Не бывает таких длинных катакомб, – объявил Маркин.

До чего же он бывает занудным, этот Маркин, – Лисенко поморщился и сплюнул. – И так тошно, а он со своими истинами лезет. Наградил же бог экспедицию молодым и талантливым. Послать бы его надо куда следует.

– Нет смысла делать такие длинные катакомбы, – продолжал изрекать истины Маркин. – Это не рационально. А древние люди отличались своей рациональностью, они лишней работы не производили, это что-то другое.

Лисенко все-таки не послал молодого и талантливого куда следует, еще раз удержался.

– Давайте я туда влезу, в эту дыру, – предложил Маркин. – Вы там не поместитесь, а я помещусь, там как раз по моему размеру.

– Поместишься...

Лисенко прикинул, что если загнать в эту дыру Маркина, то он хоть оттуда советы давать не будет, если его, конечно, как следует присыпать.

– Вполне поместишься, у тебя размер подходящий. Только знаешь, Петя, не люблю я что-то эти пещеры.

– Клаустрофобия, – определил Петя, знавший много красивых и далеко не всем понятных слов.

– Никакой клаустрофобии, – Лисенко как раз это слово тоже знал. – Просто не нравиться мне по этим туннелям ползать.

– Боитесь? – не поверил Петя.

– Точно, боюсь, – совершено спокойно признался Лисенко. – Потому что дурное дело.

– А вот я нисколько не боюсь, – заявил Маркин, несмотря на "дурное дело".

Лисенко хотел коротко и образно сказать Маркину где и когда надо делать героические заявления и совершать героические поступки, а где и когда их делать не надо, но посмотрел на большие роговые очки, облупленный от загара нос, торчащие лопухами уши и решил, что не стоит. Слишком молод и жаренный петух его куда следует еще не клевал – все равно не поймет. Так что стал объяснять просто и доходчиво, на конкретном примере.

– В позапрошлом году пришлось мне зачищать одного катакомбника. Понимаешь, могильная яма чистенькая, а вдоль нее в самом низу подбой – ниша вырублена сантиметров на восемьдесят вглубь, вдоль могильной ямы. Там он и лежал со всеми своими пожитками. Выбрал я землю, стал расчищать. Почти полностью туда влез, только ноги наружу торчат. Сколько я этим делом занимался,. не знаю, но коленкам очень больно стало, и спине тоже, так что сил больше нет.

– Надо было под коленки что-нибудь мягкое подложить, подушечку, например, – посоветовал Петя. – Тогда они бы не болели.

– М-да, конечно, подложить что-нибудь мягкое, – согласился Лисенко. – Но я, понимаешь, тогда не сообразил, что надо брать с собой в яму что-нибудь мягкое, подушечку, например... Так вот, чувствую, что надо мне немедленно разогнуться и хоть пять мнут в нормальном человеческом положении постоять, иначе превращусь обратно в обезьяна. Выбрался я кое-как из этой пещеры, встал, выпрямился и плечи развернул. Хорошо... Это только когда долго на коленях постоишь по-настоящему начинаешь чувствовать, как хорошо просто стоять...

Лисенко повел плечами и с удовольствием потянулся.

– Тут она и ухнула! – продолжил он. – Вся земля, что сверху над подбоем была. Нишу полностью привалило, а меня почти по колени засыпало. Быстро все произошло и просто, я даже испугаться не успел. Мы ведь как привыкли: земля легкая, рыхлая, взял на лопату и выбросил. Ну, привалило немного, поднимись и все с тебя осыплется. Привыкли с землей работать. А тут кубометра три земли на то место где я на карачках стоял – ухнуло. Я только потом сообразил, что три кубометра – это почти пять тонн. Меня этими тоннами в лепешку бы раздавило. Когда сообразил, тогда и испугался. Такая вот история. На всю жизнь отучила меня лазить по подбоям.

– А как же тогда их расчищать?

– Как в других экспедициях делают. Заезжали мы в соседние отряды в прошлом году, недалеко от нас еще две экспедиции работали. Видели, как они копают. У нашего шефа квалификация повыше, он землю чувствует, дай бог каждому. Дурной работы у нас не бывает. Лишнего не копаем. А у тех грунт на штык режут... Но если подбой попадается, они весь монолит над ним вырезают, потом уже погребение расчищают.

– Это же сколько лишней работы! – ужаснулся Петя. – Сколько времени уходит!

– Вот-вот, много времени уходит, – согласился Лисенко. – А знаешь, Петя, торопиться иногда очень вредно. Один мой знакомый автоинспектор любил повторять довольно интересную мысль: "Сэкономишь минуту – потеряешь жизнь!" – Это в отношении тех, кто очень торопится и перебегает улицу на красный свет.

– Не всегда, конечно, – Петя нагнулся и заглянул в дыру. – Но если милиционер смотрит, перебегать улицу на красный свет, конечно, нельзя. Оштрафовать может. А земля здесь плотная, эта не обрушится.

– Ну и что?

– Я бы, пожалуй, туда влез, покопался.

– И верно, почему бы не попробовать, может быть тебя и не досмерти придавит, – обнадежил Петю Лисенко. – Я вообще-то отчаянных людей уважаю. Но всякое может случиться, так что давай сразу договоримся, если обрушится, мне тебя за ноги вытаскивать, или подождешь, пока мы сверху всю землю снимем? Выбирай как тебе больше нравится. За ноги вытаскивать – это быстро, но больно будет и физиономию можно ободрать. Раскапывать – боли большой не будет. Но если много копать придется, задохнуться можно. Ты как, без воздуха долго можешь находиться? Потерпишь?

Пете совершено не хотелось, чтобы его за ноги вытаскивали, но и долго находится без воздуха, он тоже не мог. Так что затруднился в выборе.

– А если кости какие-нибудь сломаются, так ты не беспокойся, месяца два полежишь в гипсе, и срастутся. Представляешь какая лафа: два месяца лежи, читай "Советскую археологию" и никаких забот. Люди навещать приходят и приносят всякую вкусную еду. Посуду за собой мыть не надо. Чего бы не лежать. Единственное неудобство – под гипсом всегда здорово чешется, но ничего страшного, ради такого дела можно и потерпеть.

Петя подозрительно смотрел на яму и молчал.

– Ну, так как?

– Надо что-нибудь придумать, – решил Петя. Лезть под землю ему расхотелось.

– Ага, – согласился Лисенко. – Мы сейчас применим хитрость. Аккуратно срежем верхний слой грунта и посмотрим, что там внизу делается.

– Чего же тут хитрого?

– А то, Петя, что и в трубу не полезем, и ход этот проверим.

Отмеряли метр, срезали и опять под грунтовой землей пошла тоннелем какая-то мешанина. Главное – сверху чистейшая желтенькая материковая земля, а под ней черт знает что...

– Может это сурки так землю перебуторили, – высказал Петя предположение совершенно не лезущее ни в какие ворота. Сам ведь понимал, что не могли сурки проделать такой длинный и ровный ход. Но Пете хотелось что-нибудь сказать. Не мог Петя молчать так долго.

Лисенко только поморщился, но промолчал, подумал, что когда болят зубы – еще хуже.

– Считаете, что суслики не могли прокопать такой широкий проход? – не умолкал Петя. – Нет, если их было здесь очень много, они вполне могли бы прокопать этот проход, – пытался развить Петя свою вполне бредовую идею.

– Вполне могли, – согласился Лисенко. – Собрались на субботник в честь дня рождения Клары Цеткин и методом народной стройки вырыли этот тоннель.

Сам Петя на субботники никогда не ходил и в такое, что на субботник собрали сусликов – поверит не мог, так что увял на некоторое время. Но вскоре его опять осенило.

– А вполне может быть, что это какие-нибудь большие животные прокопали, – выдвинул он еще одну столь же ценную идею. – Владимир Алексеевич, вы не знаете, какие здесь водятся крупные животные?

– Коровы здесь водятся.

– Так они же не роют норы, – совершенно серьезно отверг Петя возможность того, что тоннель этот прокопали коровы. – А еще какие?

– Верблюды! Чего ты ко мне пристал! – от этого ненормального кургана Лисенко начинал нервничать. – Ну, прямо как японский городовой. Видишь ведь, ничего я понять не могу. Но ни коровы, ни верблюды здесь не копали. В этом я совершенно уверен.

– А что мы делать будем? – Фонтан петиных идей вроде бы иссяк.

Хороший вопрос задал Петя. Можно было сложить лопаты и вздремнуть, как это сделала Александра Федоровна, можно было старые анекдоты травить, тоже полезное занятие или в "балду" играть – интеллект повышает... Ведь приедет же когда-нибудь шеф. Он профессор, пусть разбирается, двигает вперед археологическую науку. А они что – студенты. Их дело телячье: землю копать, скелеты расчищать, материал упаковывать.

– Еще разок срежем, – решил Лисенко.

Срезали. Выбросили землю, выровняли стенки. А впереди опять мешанина. Лисенко тупо смотрел на нее: ну совершенно непонятно было, что это такое и к чему все это... И на сколько эта мешанина тянется...

– Будем срезать дальше, – озверел Лисенко. – Я это их метро до конца доведу, хоть до самой Элисты копать буду. Пока станцию не найду, не брошу.

– Шеф едет, – доложил Петя.

Лисенко глянул в сторону, куда Петя показывал, и верно, машина идет. А никто другой кроме шефа сюда не приедет. Значит шеф. Чего уж теперь суетиться. Раз начальство приехало, пусть оно и разбирается. Девчата тоже услышали, что машина идет и сразу появились возле траншеи: на лопаты опираются, отдыхают после ударного труда. Только что пот со лба не утирают.

28

– Как у вас идут дела? – вопросил шеф, с некоторым изумлением оглядывая изуродованный курган.

Маркин промолчал. Лисенко Правая рука, личность, приближенная к начальнику экспедиции, пусть он и говорит. Не любил Петя Маркин признавать, что чего-то не понимает. И Лисенко этот вопрос особого удовольствия тоже не доставил. Задержись шеф еще на час-другой, глядишь, сами бы разобрались. А, может быть, и не разобрались бы.

– Чего это вы заскучали? – продолжал допытываться шеф.

– Да вот, – стал Лисенко неохотно докладывать начальству, – уже за курганом ухватили. В самом кургане чисто. Все вылизал – чисто. А тут какая-то мешанина пошла, тянет туда, к центру. Чистый грунт, а сантиметров сорок под ним – мешанина. Два раза срезали, а она не кончается. Какие-то клоуны здесь метро прокопали, через всю Калмыкию. Конечная станция – Каспийское море.

Профессор выслушал Лисенко а о подробностях расспрашивать не стал, чего тут спрашивать, и так все видно. Но и мнения своего не высказал. И за то, что ухватили это темное пятно уже за курганом и мешанину под грунтом обнаружили, тоже не похвалил. А мог бы и похвалить.

Снял шеф свою заслуженную полевую сумку, пиджак белый снял, шляпу свою походную, взял лопату и молча полез в траншею. Была у него такая манера: когда при раскопках что-нибудь непонятное встречалось, молча брался за лопату и рылся во всех подозрительных местах до тех пор, пока не появлялась какая-то ясность. В местах, которые не вызывали у других никакого подозрения он рылся так же тщательно и, бывало, не напрасно. И от этого создавалось впечатление, что шеф заранее все предвидел, все знал. А чего не знал – сразу определял, с первого же своего профессорского взгляда.

Иван Васильевич оглядел стенки траншеи, ее дно и занялся тем же, чем занимался до этого Лисенко: стал вырубать мешанину в стене. Работал он неторопливо, но и отдыхать не останавливался. Так что вскоре на дне траншеи опять набралась большая куча земли.

– Давайте выброшу, – предложил Петя.– Мешает ведь.

Шеф подождал пока Петя выбросит землю и снова врубился в мешанину. Вначале в нише скрылась лопата, потом и сам профессор наполовину туда уполз.

Студенты глядели, как шеф роет землю, прислушивались к его пыхтению. Хотели понять, что он думает по поводу этой дыры. Но по пыхтению разве можно понять, что человек думает. Одно было ясно: шеф знает, что это за труба, но рассказывать не хочет. Вот найдет что-то, покажет, тогда и остальные поймут, если хорошенько подумают. А пока понятно только ему одному, на то он и профессор, а они просто студенты. Даже Лисенко.

Наконец профессор выполз из туннеля, который он прокопал метра на полтора, поднялся и положил на бровку траншеи кусок ржавого железа. Сделал он это с таким видом, будто еще вчера знал, что в этой дыре ржавая железяка лежит, искал ее, нашел и вот, наконец, выдал, осчастливил коллектив.

Петя сразу подхватил эту изъеденную ржей железку. Когда из погребения появлялось что-то новое, успеть впереди Пети никому еще не удавалось.

Возле находки собрались все. Наконец хоть что-то появилось в этом дурацком кургане. Во всяком случае, стало ясно, что это все-таки курган, не просто бугор копали. И за эту яму не напрасно уцепились. Вот теперь Лисенко по-настоящему пожалел, что профессор не вовремя приехал. Задержись шеф еще немного, он бы и сам нашел этот кусок железа.

Все ждали, что скажет профессор, а шеф объяснять ничего не стал. Это у него был такой метод воспитания – хотел, чтобы студенты сами соображали.

– Ну-ка покажи, – попросила Галя.

– Погоди...

Петя железку никому не отдавал. Он вертел ее в руках, разглядывая и так и этак, потом осторожно потер ржавчину пальцем, снял очки и посмотрел на шефа.

– А вы подумайте, Петр Васильевич, подумайте, – посоветовал шеф. Была у профессора такая странная привычка: как что, сразу советовал думать. – Вещь вам хорошо знакомая.

Петя надел очки и снова уставился на железку. Железка, она и есть железка. Плоская, и загнутая по краям. Петя смотрел на нее довольно тупо, ни одной сколько-нибудь дельной мысли у него не появлялось, так что профессор пожалел парня.

– Вы подобной вещью никогда не пользовались, – подсказал он, – а вот кочевнику она была крайне необходима.

– Стремя обломок стремени, нижняя часть, – осенило, наконец, Петю.

– Точно стремя, – подтвердил Лисенко. – Поздний кочевник.

– Это еще разобраться надо, поздний или не поздний, – привычно пожал плечами Петя, хотя и сам понимал, что поздний. У скифов и сармат стремян еще не было. Но по своему занудному характеру ,не мог он просто так взять и согласиться.

Тут и Александр Александрович появился на кургане, в прогрессивной интернациональной агитрубашечке, парадных суконных штанах и с галстуком, разглядывая который можно было получить представление о некоторых типичных представителях фауны африканского континента. Прямо аристократ среди кое-как одетых студентов. Увидел, что люди засуетились, решил, что нашли что-то интересное, и пришел засвидетельствовать.

– Что-нибудь новенькое, наконец, обнаружили? – вытянул он шею, пытаясь разглядеть, что держит в руке Петя. – Раздвинули горизонты науки?

Никто его на курган силой не волок и за язык никто не тянул. Сам пришел и сам спросил. Одним словом – поступил Алксандр Александрович как самый настоящий доброволец. А добровольцам всегда доставалось больше чем нормальным людям. И правильно, нечего высовываться.

Петя и решил, что такой случай упускать грешно.

– Тихо, – вполголоса попросил он шофера. – Владимир Алексеевич думает, сейчас определять будет, – и с надеждой посмотрел на Лисенко.

Остальные притихли, ждали, что Лисенко на этот раз выдаст по заявкам трудящихся. Даже шеф присел на край траншеи и с любопытством посмотрел на своего первого помощника.

Лисенко подтвердил петино заявление коротким кивком, взял железяку, прищурился на нее и нахмурил брови, всем своим видом показывая, что он определяет.

– А вот мне кажется... – прервала затянувшееся молчание Александра Федоровна, решившая высказать какую-то появившуюся у нее мысль, но все с такой укоризной посмотрели на нее, что она не только замолчала, но и, на всякий случай, прикрыла рот ладошкой.

Лисенко тем временем осторожно провел пальцем по ржавому обломку, потом отвел железку на вытянутую руку и стал созерцать. Вдоволь насозерцавшись, Лисенко попытался изобразить что-то вроде роденовского "Мыслителя", чтобы все почувствовали, как глубоко он задумался. Нисколько он не походил на "Мыслителя": и сидел не так, и глядел не так, и усы мешали, не было у "Мыслителя" никаких усов. Но все равно создавалось впечатление, что Лисенко думает.

– Стремя весьма изношено, – наконец обнародовал он результат своих глубоких размышлений. – Кочевник очень сильно опирался на него правой ногой. Можете убедиться, – и он осторожно передал обломок стремени Пете.

Петя тоже внимательно оглядел железяку, также повел по ней пальцами, но ничего особенного не обнаружил.

– Да, очень сильно изношенное стремя, – подтвердил он и вручил железяку шоферу.

Тот послушно принял обломок и с неподдельным интересом стал ощупывать его, внимательно осматривать все выступы и впадины: хотел понять, что же такого особенного нашли в нем студенты. В воздухе прямо-таки повисла атмосфера любознательности. Даже мартышки на галстуке бросили все свои дела и с любопытством уставились на железяку. Но сколько Александр Александрович ни осматривал обломок стремени, ничего особенного не обнаружил. Признаться в этом он, конечно, не посчитал возможным. Не тот случай. Уж если Лисенко и Маркин, люди к технике не имеющие никакого отношения определили высокую изношенность ржавой железяки, то он, тем более, должен был в этом разобраться.

– Имеется довольно серьезный износ металла, – выдал, наконец, авторитетное заключение Александр Александрович.

– Отчего же это у него такой сильный износ? – включилась в игру Галя. – Владимир Алексеевич, как вы считаете?

– Вы что, еще не поняли? – удивился Лисенко. – А вы подумайте хорошенько, – скопировал он шефа. – Интенсивней подумайте.

– Я интенсивно думаю, но у меня ничего не получается, – заявила Серафима. – Александр Александрович, у вас-то уж наверно есть идеи, – с чисто женским коварством постаралась она вовлечь в разговор шофера. – Ведь вы в нашей экспедиции единственный технически образованный человек. – Она, кроме всего еще и улыбнулась ему, и кокетливо головкой повела.

Куда тут было деваться Александру Александровичу. Вообще-то он был здорово разочарован. Думал, что нашли что-то интересное, а тут – стремя. Но надо было поддерживать марку. Он опять повертел в руках железяку. Железяка была почти насквозь проедена ржавчиной. Таких заржавленных железок он мог у себя в гараже набрать хоть тонну. Да что таких – ребята который год возят домой трубы и уголки из нержавейки, а их все не убывает. Академия Наук организация богатая. А здесь ржавой железяке радуются, как малые дети.

– Железо простенькое, – чтобы подержать репутацию технически грамотного человека он отколупнул ногтем кусочек ржавчины и растер его, – мягкое железо, закалка слабая... Пользовались этим стременем часто, поэтому оно сильно износилось.

– Вот – вот, – обрадовался Лисенко, будто шофер сказал что-то очень важное. – А это значит что?..

– Что?.. – повторил Александр Александрович.

– Что на него сильно опирались одной ногой!

– Да, одной ногой, – вполне резонно согласился Александр Александрович. Чем же еще опираться на стремя, если не ногой.

– Вот вам пример рационального мышления, – похвалил Лисенко шофера. – Человек, анализируя второстепенные признаки, сумел увидеть главное и выделить его.

– Совсем как Шерлок Холмс, – с уважением посмотрела на шофера Александра Федоровна.