Текст книги "Клятва Грейсона (ЛП)"
Автор книги: Миа Шеридан
сообщить о нарушении
Текущая страница: 22 (всего у книги 24 страниц)
Я опустила голову, а затем подняла ее, чтобы встретиться с ним взглядом.
– Пожалуйста, Грей, если ты позволишь мне объяснить, чтобы…
– Мне не нужны ни твои объяснения, ни твои красивые слова. Все они заканчиваются ложью. Убирайся! – крикнул он, выражение его лица было яростным. Я снова вздрогнула, а затем испустила один единственный всхлип. Повернувшись к двери, я распахнула ее настежь и промчалась мимо Шуги, которая жалобно скулила, следуя за мной. Рыдая уже открыто, я побежала в спальню и запихнула одежду и туалетные принадлежности в чемодан. Была уверена, что оставила несколько вещей, но была слишком расстроена и убита горем, чтобы проводить тщательный обыск.
Ну, разве я не делала этого раньше? Запихивала одежду в чемодан, чтобы поспешно сбежать?
Только в тот раз кое-кто преследовал меня. На этот раз… на этот раз меня хотели вышвырнуть.
Мой муж.
Человек, которого я любила всем сердцем.
И, возможно, это то, что я заслужила.
Я наклонилась и посмотрела Шуги в глаза, потирая руками ее израненную голову и пытаясь сдержать тяжелый вздох.
– Вот так, моя красавица, – сказала я. – Позаботься обо всех здесь, хорошо? И знай, что я люблю тебя и что ты хорошая девочка, такая хорошая девочка, – я встала, пока не разразилась новыми слезами, и пошла вниз по лестнице.
Когда дошла до входа в дом, я остановилась, чтобы заглянуть в открытую дверь кабинета. Грейсон стоял за своим столом, наклонившись, его руки лежали на поверхности перед ним. Я почти шагнула к нему, но он поднял голову, его лицо было жестким и отстраненным, и он безмолвно смотрел на меня. Он полностью отстранился, как будто мы никогда ничем не делились.
Я отступила назад, затем повернулась и побежала через парадную дверь к своей машине, где бросила чемодан на заднее сиденье и села за руль. Казалось, что мир вокруг меня рухнул.
Грейсон стоял у окна и смотрел, как я уезжаю, как и в тот первый день.
Я завела двигатель и поехала вокруг бурлящего фонтана, мимо моего маленького домика и дуба, на который я когда-то забралась, через ворота, на скорости покидая виноградник Хоторна. Уносясь прочь от единственного дома, где я когда-либо чувствовала, что мне место.
Глава 23
Грейсон
Страдание. Это была единственная эмоция, которую я, казалось, был способен испытывать. Все, что, как мне казалось, я знал, все, что давало мне повод двигаться вперед, рушилось вокруг меня. Все они были лжецами. Лжецами, обманщиками, потребителями, манипуляторами.
Мой дом теперь больше напоминал маленькую тюремную камеру, в которой я прожил пять долгих, одиноких лет – темную и мрачную. Я бродил по комнатам по ночам, пил, когда не мог найти покоя, а потом задвигал затемняющие шторы и спал днем. Работа больше не отвлекала так, как раньше. Какой смысл было возвращать к жизни этот виноградник? Чтобы я мог жить в том месте, которое мой отец хотел использовать как орудие наказания, напоминая мне о моей никчемности? Видеть, как он процветает, уже не доставляло мне никакого удовольствия. Это было лишь одно огромное, болезненное напоминание о том, как сильно этот человек ненавидел меня, и как я жалко не терял надежды, что однажды он полюбит меня, слепо цепляясь за веру в то, что он оставил мне этот виноградник из любви. Я видел отца повсюду, и теперь, вместо гордости за собственные достижения, это приносило мне только стыд и горечь. Если он ненавидел меня, я вполне мог ненавидеть его в ответ. Это стало моей новой клятвой.
Слова, которые я слышал от отца во время ссоры с мачехой, вернулись ко мне.
«Черт возьми, Джессика, это была гребанная ошибка. Если бы я мог вернуть все назад, я бы это сделал».
Я был этой ошибкой. Ну, я тоже совершил ее. Довериться ему было самым глупым, самым отчаянно глупым поступком в моей жизни. Доверять кому-либо вообще было глупо и безрассудно. Не повторю ту же ошибку дважды. Никогда больше.
Я заставил Уолтера продать последние несколько бутылок из коллекции вин моего отца. Собрал все силы, чтобы встретиться с Хосе, Харли и Верджилом, чтобы отпустить их. Больше не мог им платить. Я использовал деньги от продажи вина, чтобы заплатить им до конца месяца. Их шокированные и опечаленные лица только заставили меня еще больше презирать себя.
Затем я сказал Уолтеру и Шарлотте, что они тоже уволены. За эти годы я достаточно часто увольнял Шарлотту, но по ее глазам я понял, что на этот раз она поверила, что я настроен очень серьезно. В конце концов, мне придется продать виноградник, чтобы выжить, чтобы начать все сначала, но пока я не мог найти в себе силы.
Шарлотта и Уолтер пытались поговорить со мной, но я не хотел их слушать. Даже они лгали мне – два человека, которым, как мне казалось, я мог доверить свою душу. Они позволили мне поверить, что отец в конце концов любил меня, но это было лишь жестокое, злобное утаивание правды. Они смотрели, как я выставляю себя нелепым идиотом, и это было больно.
А Кира… мое сердце заколотилось в груди. Самая худшая из всех. Я отдал ей все свое глупое сердце – до последней частички – и все это время она тоже лгала мне. О чем еще она лгала? Во что еще она хотела заставить меня поверить, на что я отчаянно надеялся только для того, чтобы узнать, что меня снова выставили дураком? Я зажмурил глаза, вспоминая тот момент в моем кабинете, когда она сказала мне, что лгала мне с самого начала. Это было похоже на нож, вонзившийся в мое сердце. Единственная мысль, которая крутилась у меня в голове:
Не ты, кто угодно, но, пожалуйста, не ты.
Я бросил свой бокал с вином в камин в гостиной, наслаждаясь резким звуком разбивающегося стекла. Опираясь на него руками, я прижался лбом к прохладному камню. Даже сейчас, спустя несколько недель после ее отъезда, одна мысль об имени Киры вызывала в душе тоску и пульсирующую пустоту.
Идиот!
Она говорила мне, что не испытывает к Куперу Стрэттону ничего, кроме отвращения. А потом я увидел, как она разговаривает с ним, стоит рядом, сложив руки на груди, пытаясь убедить его в чем-то. Куп, как она его назвала. Я узнал виноватое выражение лица, когда удивил их своим появлением.
Маленькая, лживая манипуляторша.
Никогда больше. Никогда больше меня не будет волновать, любит меня кто-то или нет. Я позволил льду застыть на той части себя, которую еще можно было ранить, ненавидя, что там вообще что-то осталось. Я знал, как это делается. Жил с ледяным сердцем годами, поэтому найти это безразличие было несложно. Но это было чертовски больно.
Мне нужно было пойти в суд и подать на развод, но, честно говоря, я понятия не имел, где находится Кира, чтобы подать на развод, да и вообще мне не очень хотелось выходить из дома. Я не собирался брать деньги ее отца и доставлять ему удовольствие от того, что нахожусь под его контролем. Никто не будет снова контролировать меня, особенно этот ублюдок.
Окончательно обессилев от простого размышления, я упал на диван, не желая ложиться в свою постель сегодня вечером – не тогда, когда она вызывала столько воспоминания о Кире. Ее запахе. И все же я провалился в сон со звуком ее имени на моих губах.
***
Это был серый унылый день в центре Напы, еще более унылый из-за того, что я только что заложил кольцо, которое подарил Кире в день нашей свадьбы, за очень нужные деньги. Стыд и смущение охватили меня.
Вот до чего я опустился – снова.
Изначально я купил кольцо для Ванессы, но, передавая его через прилавок владельцу ломбарда, я почувствовал острую боль в груди не из-за того, для кого я его купил, а из-за того, кому я его в итоге отдал. Из-за Киры.
Я ехал через город, возвращаясь на виноградник, когда заметил машину Киры. Я резко вдохнул, от шока дернув руль.
Кира в Напе? Неужели она была здесь все это время? Где она могла остановиться? В Сан-Франциско у нее был выбор, но здесь?
Мое сердце начало быстро биться. Я остановил свой грузовик на обочине и выпрыгнул из него. В этом квартале было несколько магазинов и ресторан. Я заглянул в окна двух магазинов, но не увидел ее.
Что ты делаешь, Грейсон? Что именно ты собираешься ей сказать?
Я понятия не имел, и все же какое-то возбужденное предвкушение заставляло мое нутро сжиматься. Она была здесь. Я был опустошен, когда она рассказала мне о своем отце, вел себя так грубо, но, может быть… может быть, если я просто поговорю с ней, она поможет мне понять. Я не дал себе времени на раздумья. Просто действовал.
В ресторане не было окна, поэтому я распахнул дверь и вошел внутрь, чтобы посмотреть, смогу ли я увидеть ее, надежда расцвела в моем сердце. Я сразу же увидел ее, идущую ко мне.
Купер Стрэттон был рядом с ней, его рука властно лежала на ее руке.
Комната словно накренилась подо мной, и все, что я увидел, был красный цвет.
Я был прав насчет нее.
В этот момент она заметила меня. На ее лице мелькнуло удивление, а затем взгляд, который я не мог определить. Широко раскрыв глаза, она посмотрела на Купера, а затем снова на меня, в ее великолепных глазах была мольба. Меня охватила всепоглощающая ярость. Мое тело двинулось, сокращая пространство между нами еще до того, как я решил сдвинуться с места.
– Ты не теряла времени даром, да? – прорычал я. – Это был твой план с самого начала? Выйти за меня замуж, получить деньги, каким-то образом вернуть их, а потом… сойтись с ним? – она лгала мне не только о вмешательстве своего отца в мою жизнь, она лгала мне и о Купере. Если бы она действительно ненавидела его так, как заставила меня поверить, она бы никогда не уделила ему и трех минут своего времени, не говоря уже о том, чтобы обедать с ним.
Маленькая, гребаная лгунья.
Прекрасная, маленькая лгунья.
Агония разрывала мою душу.
Кира сделала шаг назад, но не раньше, чем я уловил ее тонкий аромат. Острая тоска захлестнула меня, заставляя реветь от боли.
Она не твоя. Она никогда не была твоей. И никогда уже не будет.
Я не хочу тебя.
Я не хочу тебя.
Я не хочу тебя.
Я не хочу тебя.
Я вообще тебя не хочу.
– Грейсон, пожалуйста, ты понятия не имеешь, о чем говоришь, – сказала она, ее голос надломился.
– О, думаю, я имею представление о том, о чем говорю, – я снова придвинулся и наклонился к ее уху, тихо говоря.
– Скажи мне, Кира, ты выбрала быть одной из его шлюх или содержанкой, которая закрывает на все глаза? Если последнее, то ты ведь понимаешь, что сначала тебе придется развестись со мной?
Я почувствовал, как Кира вздрогнула от моих слов и резко вдохнула. Затем рядом со мной оказался Купер со словами.
– Какого черта ты здесь делаешь?
И, прежде чем он успел попытаться встать между мной и Кирой, я повернулся. Моя ярость и боль – все, что я потерял, – выплеснулись на поверхность, бурля в моей груди цунами страдания. Я схватил его за рубашку, толкая его спиной к стене, и врезал его в нее. Кира закричала, и я услышал, как несколько человек громко ахнули с другого конца зала ресторана.
Выражение лица Купера было бледным, его глаза наполнились страхом, когда я прижал его к стене. Я громко выдохнул и отпустил его. Он чуть не упал вперед, но поймал себя, когда я отступил. Ужас пронзил меня так же быстро, как и гнев.
О Боже, что я сделал?
Я посмотрел в лицо Купера, выражение его лица одновременно показывало ярость и какое-то ликование. Он указал на меня пальцем.
– Ты вернешься в тюрьму, гребаный неудачник, – он расправил плечи и рассмеялся, затем повернулся к тому, кто, как я подумал, был, вероятно, менеджером ресторана, и сказал.
– Запишите имена и номера всех, кто был свидетелем этого. Мой адвокат потребует их позже. – Затем он удовлетворенно посмотрел на Киру. – Пойдем.
По лицу Киры текли слезы.
– Дай мне поговорить с ним минутку, – сказала она Куперу, ее голос надломился.
Купер нахмурился.
– Не могу оставить тебя с ним наедине. Он явно опасен.
Я снова шагнул к нему, и Кира быстро встала передо мной, положив руку мне на грудь.
– Мы на людях, – сказала она. – Мы в порядке. Он мой муж, Купер.
– На данный момент, – Купер сузил глаза и мгновение смотрел туда-сюда между нами, а затем кивнул. – Мне все равно пора в дорогу. Я заеду за тобой вечером, – он наклонился и поцеловал ее в щеку, его глаза-бусинки смотрели на меня, когда он это делал. Ярость еще больше разгорелась во мне. У меня возникло искушение ударить его – какое теперь это имело значение? Вместо этого я стоял, и снова и снова сжимал челюсть, пытаясь восстановить контроль над своими эмоциями. Купер указал на меня. – С тобой свяжется мой адвокат.
Я просто уставился на него. Я бы не доставил ему удовольствия своей реакцией.
Он бодро вышел за дверь, не оборачиваясь, а мои глаза, наконец, переместились на Киру. Ее лицо было пепельным, глаза расширены. Она явно не ожидала увидеть меня, когда была со своим новым/бывшим парнем.
– Грей, – прошептала она. Она сделала шаг ко мне, и я круто развернулся и вышел за дверь ресторана. Мне больше нечего было ей сказать. Мое сердце словно разорвалось в груди. Я и не думал, что оно может разорваться сильнее, чем уже разорвалось.
– Грейсон! – услышал я ее зов позади себя, уходя от нее по улице. Остановившись и развернувшись, я целеустремленно пошел прямо к тому месту, где она стояла на тротуаре. Рядом с ней был небольшой переулок, и я, схватив ее за запястье, втянул ее в него, прижав к кирпичной стене. Она издала небольшой вздох. – Что ты делаешь?
– Пытаюсь вспомнить, что я когда-либо видел в тебе, – я прижался ртом к ее рту, облизывая ее губы. Она тихонько застонала и открылась для меня, хотя ее тело все еще было напряжено напротив моего собственного. Я погрузил свой язык в ее рот, а затем быстро отстранился, заставив свое лицо принять пустое выражение. – Нет, не так хорошо, как я помню.
Ее глаза расширились, и она растерянно моргнула. Я наклонился и провел губами по ее горлу. Ее тело напряглось, а я отстранился.
– Нет, ничего, – ее губы опустились, а в глазах блестели слезы. Я стряхнул с себя неприятное чувство вины, текущее по моим венам. Она лгунья. – Знаешь, что я думаю? Думаю, что, должно быть, я был в отчаянии, а ты была…как там говорится? Удобной. С тех пор как ты ушла, я пришел к выводу, что мне нравятся более изобретательные женщины, чем диктуют брачные обеты. За последнее время я попробовал довольно многих. Ты была ничего, но после тебя у меня были и получше.
Она вздрогнула, слезы теперь свободно текли по ее щекам, и, хотя стыд бурлил во мне, я никак не отреагировал. Если она собиралась прыгнуть прямо в постель Купера, то я мог хотя бы уйти с небольшой долей гордости. Пока мы стояли, глядя друг на друга, этот маленький подбородок поднялся. Даже сейчас она собиралась митинговать.
Черт бы ее побрал!
Я хотел сломать ее, как она сломала меня.
Я хотел упасть на колени, умолять и просить ее, чтобы она как-нибудь все уладила, чтобы она обняла меня и сказала, что все это был ужасный кошмар, и я ненавидел себя за это.
Я ненавидел себя за то, что надеялся.
Это старое знакомое чувство – хвататься за любовь того, кто никогда не даст ее мне, – заставило меня содрогнуться. Она стояла там, бледная, пораженная и душераздирающе красивая, и она не имела права на это! Она забрала у меня все – даже больше, чем я когда-либо думал, что могу потерять.
Мучительное видение Киры, запутавшейся в простынях с Купером, невольно пришло мне на ум, и я сглотнул желчь в горле.
– Не хочу, чтобы у тебя сложилось впечатление, что я не ценил эти услуги. В то время они были достаточно приятными. Однако, оказалось, что за тебя пришлось заплатить очень высокую цену, – я провел пальцем по ее гладкой щеке, а она неподвижно уставилась на меня. – Мое имя, мой виноградник, моя свобода, хотя, кажется это ненадолго… – мое сердце, моя душа.
Слеза попала мне на палец, и я отдернул его, как будто меня обожгли кислотой. Отвернувшись от нее, я вышел из тусклого переулка на светлый тротуар. Услышал тихий звук ее рыданий, но она не позвала меня, а я и не оглянулся. Я оставил свое сердце в том переулке. В моем сердце не осталось ни одного сегмента, который мог бы забрать кто-то другой, поэтому она могла забрать его целиком. Мне оно больше никогда не понадобится.
Я ехал домой полный ледяной боли, моя кожа покрылась мурашками от такого страдания, какого я не испытывал никогда в жизни. Приехав домой, я сразу же направился к шкафу с алкоголем и достал бутылку выдержанного виски. Вино сегодня было недостаточно крепким.
Когда я опрокинул первую стопку, я посмотрел в окно на виноградники. Перед самым уходом Киры я измерил уровень сахара, кислоты, танинов и определил, когда виноград будет полностью готов к сбору. Они были готовы сейчас. Но у меня не было средств, чтобы нанять кого-нибудь, кто помог бы мне собрать урожай. Я поднял стопку за виноградные лозы в шуточном тосте.
– Вы прекрасно справились со своей ролью. Жаль, что я вас подвел, – через очень короткое время плоды сгниют на лозе, совершенно напрасно – идеальная метафора всей моей жизни. И похоже, очень скоро я буду сидеть в тюрьме за нападение на Купера Стрэттона. Я налил еще одну стопку и дал ей обжечь горло. Все было потеряно. Надежды не осталось, совсем не осталось.
Глава 24
Грейсон
Я застонал, схватившись за голову руками, чтобы остановить непрекращающийся стук. Я был в гостиной, раскинувшись на диване, бутылка пустого виски лежала у меня на животе вместе со стопкой, из которой я пил. Я не потрудился убрать их, прежде чем сесть, и они скатились с меня на пол, не разбившись, а просто упав на ковер с мягким стуком.
Спотыкаясь, я поднялся на ноги и потер затылок, пытаясь размять затекшую шею. Снаружи солнце все еще всходило, небо окрасилось в золотистые оттенки. Я моргнул и замер. Казалось, что там были… десятки рабочих на виноградных лозах, собирающих плоды. Я прищурился, рассеянно почесывая живот, пытаясь понять, что я вижу.
– Думаю, тебе это понадобится, – услышал я позади себя и, повернувшись, увидел Шарлотту, которая положила на столик рядом с диваном две таблетки, которые, как я предполагал, были обезболивающими, и стакан воды. – Не то чтобы то, как ты себя чувствуешь, не совсем то, чего ты заслуживаешь. Я бы и сама хотела стукнуть тебя по голове, но не буду. Похоже, ты и так уже достаточно натворил в одиночку.
– Что, черт возьми, происходит снаружи? – потребовал я, игнорируя ее замечания.
– Виноград сам себя не соберет, – сказала она.
Я сделал глубокий вдох.
– Я имею в виду, кто нанял этих людей? Ты прекрасно знаешь, что я не могу им заплатить.
– Харли, Верджил, и Хосе объединили деньги, которые ты им заплатил до конца месяца, и разделили их между людьми, которые согласились работать на тебя на этой неделе.
– Сбор винограда занимает больше времени, как ты прекрасно знаешь.
– Да, но это будет началом, и, если ты сможешь перелить вино из бочек в бутылки, ты сможешь начать его продавать. Вечером приедет вторая бригада, чтобы помочь с этим.
Я резко повернулся к Шарлотте, сморщившись от внезапной, резкой боли в черепе.
– Почему? Зачем им это делать?
– Полагаю, потому что они верят в тебя.
– Верят в меня? – я издал резкий смешок, от которого у меня только заболела голова. – Что это даст им, когда придет время кормить свои семьи? Кстати говоря, почему ты все еще здесь?
Шарлотта только поджала губы.
– Возможно, ты захочешь принять душ и спуститься вниз, чтобы присоединиться к ним.
Я фыркнул.
– Нет. У меня есть вторая бутылка виски и планы на день.
Я сказал себе, что мне плевать на неодобрительный взгляд, которым она окинула меня, прежде чем выйти из комнаты. Она тоже мне солгала. Единственная причина, по которой я не выгнал ее из своего дома, заключалась в том, что этот дом был ее домом дольше, чем моим. Но скоро она будет вынуждена уйти – когда я больше не смогу позволить себе ингредиенты для выпечки. Или, когда меня арестуют за нападение на Купера Стрэттона. Я застонал, проведя руками по волосам, и беспорядок моей жизни снова стал отчетливо виден.
– Шарлотта, – позвал я. Она остановилась у широкого арочного проема, отделявшего гостиную от фойе, и оглянулась на меня. – Полиция приходила? Или звонила?
– Нет, – ответила она и, повернувшись, пошла в сторону кухни. Мне стало интересно, почему она не поинтересовалась, из-за я задал этот вопрос. Возможно, она просто не могла сейчас заниматься еще одним вопросом. Я тоже не мог, но, видимо, у судьбы были другие планы на меня.
Выпив две таблетки, которые оставила Шарлотта, я поднялся наверх и принял душ, позволив горячим брызгам успокоить мои больные мышцы. Одевшись, я пошел в гостевую спальню напротив, чтобы посмотреть на виноградные лозы. Оборудование и мужчины все еще были там.
Дураки! Все это пустая трата времени.
Я опустился на кровать и уставился на потолочный вентилятор, тот самый, на который я удивленно смотрел столько ночей после того, как мы с Кирой занимались любовью.
Стоп.
Не думай о ней – не сейчас.
Проснулась ли она сегодня утром вместе с Купером?
Завтракали ли они в постели?
Мучимый собственными мыслями, я пошел за второй бутылкой виски. Я выпью столько, что замариную свой мозг и убью все клетки, хранящие память о ней.
Шарлотта была в гостиной, складывала одеяло, под которым я спал накануне вечером. Глядя в окно, я пробормотал.
– Они все зря тратят свое время. Я презираю это место. Даже, если бы у меня был способ сделать его успешным, я бы не стал сейчас об этом беспокоиться. Лучше разнесу его на части, как это сделал мой отец. Здесь можно найти только страдания – страдания, ложь и плохие воспоминания.
– Если это то, во что ты веришь, то, наверное, это правда.
Я сузил глаза.
– Я верю в это. Знаю это.
– Хорошо.
Я поджал губы, злясь на то, что Шарлотта все еще может вывести меня из себя всего несколькими словами.
Очевидно, она еще не закончила.
– Уолтер тоже там, знаешь, – сказала она, когда я наклонился к шкафу с алкоголем. – Надеюсь, его спина не сдаст. А еще, у него проблемы со зрением. Надеюсь, он срывает правильный виноград… – я остановился, закатив глаза.
– Уолтер – образец здоровья.
Она пожала плечами.
– Я не хотела тебя беспокоить. Возвращайся обратно и напивайся до беспамятства. Можешь махать мужчинам рукой время от времени, если ты об этом думаешь. Уверена, это поднимет им настроение, ведь они целый день занимаются тяжелым, ручным трудом за зарплату меньше минимальной под жарким солнцем.
– Господи, – пробормотал я, – там даже не так жарко.
Я прекрасно понимал, что она пытается взять меня на чувстве вины. Правда заключалась в том, что, возможно, день тяжелого труда был бы лучшим способом очистить мой разум, чем алкоголь. По крайней мере, я не буду чувствовать себя так, словно на мою голову свалился десятитонный валун.
– Если это значит не слушать тебя ни секунды дольше, я пойду туда и буду работать до потери пульса, – проворчал я.
Шарлотта пожала плечами, но я увидел, как ее губы изогнулись в улыбке, прежде чем она отвернулась.
Черт бы ее побрал.
***
Когда я вернулся в тот же вечер, грязный и мокрый от пота, каждый мускул в моем теле болел. Очевидно, Харли связался со всеми бывшими заключенными, которых он знал в северном полушарии, и все они работали на моем винограднике. Я не знал, получится ли из этого что-нибудь, но тошнотворное чувство, возникавшее у меня в животе при мысли о том, что плоды, о которых я так заботился, гниют и падают на землю, прошло. По крайней мере, они будут в бочках, и я смогу начать разливать вино по бутылкам. И когда я продам этот виноградник, то получу более высокую цену, если это будет действующая винодельня, а не та, что снова на пути к разорению. Я разведусь с Кирой, заработаю немного денег на продаже виноградника Хоторна, уеду куда-нибудь и сделаю… что-нибудь. Но что? Что я знал, кроме виноделия? Очень мало. Диплом бизнесмена, который я получил давным-давно в колледже, теперь был пустышкой. К тому же, никто не хотел нанимать преступника. Страдания нависли надо мной. Мысли, которые отошли на второй план, пока я работал весь день, снова вернулись, чтобы мучить меня.
Я быстро принял душ и начал спускаться вниз, остановившись перед комнатой, в которой жила Кира, прежде чем она переехала в то место, что я все еще считал нашей комнатой. Боль сдавила мое сердце, когда я оглядел пустое пространство. Я открыл шкаф, но она ничего не оставила. Открыв верхний ящик комода, я обнаружил две забытые ночные рубашки. Стыдясь самого себя, я поднес их к носу и вдохнул ее нежный и сладкий аромат. Я сдержал мучительный стон, который поднялся в моем горле, и положил их на место. В этот момент я заметил то, что выглядело как маленькая коробочка с кольцом. Я взял ее и медленно открыл, глубоко вздохнув, когда увидел платиновое мужское обручальное кольцо. Я вытащил его из темно-синего бархата и поднес к свету.
Мой дракон. Моя любовь.
Слова, выгравированные на кольце, были как удар по моему и без того больному сердцу. Я стоял там, как мне показалось, долгое время. Во мне бурлило смятение. Наконец, я положил кольцо обратно в коробочку и положил ее в ящик, спустившись вниз, чтобы поприветствовать Харли, Верджила и Хосе, которых Шарлотта попросила остаться на ужин. Они только что пришли, все выглядели грязными, уставшими, но почему-то счастливыми. Чувство вины наложилось на мою душевную боль. Несмотря на всю их работу, в конце концов, я не смогу предложить им многого. Им придется искать работу в другом месте.
Ударив Харли кулаком, я снова поблагодарил его.
– Мужик, ты же не думал, что я перестану заботиться о тебе только потому, что мы теперь на воле? – он улыбнулся, массируя свои загорелые, мускулистые руки. Я был уверен, что он устал не меньше меня, а может, и больше. Он работал с самого рассвета.
– Я не заслужил этого, Харли, – сказал я, потирая затылок.
– Может быть, а может и нет. Не мне об этом судить. Я знаю только, кто мои друзья, и я помогаю им. Я обязан тебе жизнью – и Кире тоже. Все, что вы попросите, я все сделаю. – Внезапно нахлынувшие эмоции удивили меня. – Моя женщина чувствует то же самое. Ты меня понял?
– Угу.
Харли усмехнулся.
Верджил вошел, прервав нас.
– Привет, Верджил, – сказал я. За ним стояла Шуги.
– Здравствуйте, мистер Хоторн, сэр, – он радостно улыбнулся. – Собираю виноград, делаю вино.
Я улыбнулся в ответ.
– Спасибо, Верджил, – я подошел и сжал его плечо. – Ты хороший человек.
– Хосе, – поприветствовал я, когда он тоже вошел в дверь. – Давайте поедим.
Когда мы направились на кухню, Уолтер спускался по лестнице. Он выглядел неважно, и тот факт, что он весь день работал на меня, вызвал во мне волну вины.
Господи, он ведь вдвое старше меня.
Я нахмурился, когда он схватился за перила, поднеся одну руку к груди.
– Уолтер? – спросил я.
Он издал задыхающийся звук и подался вперед. Я бросился к нему, останавливая его падение своим телом. Я услышал позади себя крик Шарлотты и с трудом удержался в вертикальном положении, когда на меня навалился вес Уолтера.
– Переверни его, – услышал я инструктаж Харли, и вес Уолтера быстро убрали с меня.
Все вокруг словно замедлилось, а голоса доносились из-под воды, в ушах громко стучало сердце. Я слышал, как Хосе разговаривал по телефону с 911, пока стоял на коленях над Уолтером. Он задыхался, его рука все еще лежала на сердце, а мы с Шарлоттой стояли рядом с ним на коленях.
– Помощь уже едет, – прошептал я, моя грудь наполнилась страхом.
Шарлотта беззвучно плакала, гладя его по волосам. Казалось, он пытался что-то сказать, сначала ей, потом мне, но слова не выходили, он только задыхался и хватал ртом воздух. Наконец, он потянулся к моей руке и крепко сжал ее в своей, задыхаясь сказав:
– Ты… мне… как сын.
Мое сердце так сильно сжалось в груди, что я сам начал задыхаться.
– Не говори, – сказала Шарлотта. – И не смей меня бросать. Не смей, старый, упрямый козел.
Уолтер испустил последний вздох и обмяк на полу, он лежал неподвижно и молча. Паника уколола мою кожу. Мое дыхание вырывалось резкими выдохами. Я слышал, как одно слово повторяется снова и снова.
– Нет, нет, нет.
Наконец я понял, что это был мой собственный испуганный голос, произносящий это слово как отчаянную молитву.
В больничной палате было темно и тихо, сквозь жалюзи пробивались первые лучи рассвета, а рядом с тем местом, где он лежал, монитор сердечного ритма показывал ровное биение сердца Уолтера. Я сидел, сгорбившись, на стуле рядом с его кроватью, положив локти на колени и обхватив голову руками. Шарлотта ушла домой несколько часов назад, чтобы отдохнуть и покормить Шуги. Она хотела остаться на ночь, но в больнице нигде не было дополнительной кровати, и вряд ли Уолтер проснулся бы ночью, хотя сейчас его состояние было стабильным. Поэтому я вызвался остаться, сказав ей, что моя спина моложе, и я позвоню ей, если он проснется до ее прихода утром.
Поднеся одну руку к затылку, я помассировал напряженные мышцы.
– Надеюсь, Вы не возражаете, если я скажу, – я вскинул голову на голос Уолтера, – что Вы выглядите ужасно, сэр.
Я облегченно вздохнул.
– Когда это то, что я возражаю, хоть немного останавливало тебя, Уолтер? – спросил я, пытаясь скрыть ухмылку, которая хотела вырваться на свободу.
– Никогда, – признался он.
Я встал, налил ему стакан воды из кувшина, стоявшего на столике рядом с кроватью, и помог ему держать чашку, пока он делал несколько больших глотков. Откинув голову на подушку, он посмотрел на меня. Я снова сел на стул и придвинул его немного ближе к его кровати. Вытащив свой телефон, я сказал:
– Это так похоже на тебя – устраивать драмы, как ты сделал прошлой ночью. Я дам знать Шарлотте…
– Подожди всего несколько минут, – сказал Уолтер серьезным голосом, подняв руку. Я замер, а затем убрал телефон. – Я пошел на все эти драмы не для того, чтобы ты ушел отсюда, не выслушав меня.
Я слегка криво улыбнулся ему, но кивнул головой.
– Хорошо.
Какое-то мгновение Уолтер ничего не говорил. Когда он наконец заговорил, его голос был тихим, но уверенным.
– Когда я лежал у подножия лестницы, знаешь, о чем я все время думал? – я покачал головой. – Я все время думал: пожалуйста, не дай мне покинуть этот мир, не сказав этому мальчику, что я к нему чувствую.
– Уолтер… – сказал я, проводя рукой по волосам, эмоции поднимались в моей груди. Я никогда не обсуждал свои чувства с Уолтером.
– У нас был сын, – сказал он, прочищая горло, когда его голос слегка дрогнул на слове «сын».
Я наклонил голову.
– Что? Ты никогда не говорил…
– Да, нам трудно говорить о Генри. Мы потеряли его, когда он был совсем маленьким. Шарлотта, она… ужасно горевала, как и я.
– Мне жаль, Уолтер, – хрипло сказал я.
Он кивнул. Я видел эту печаль в его глазах до сегодняшнего дня. Видел это лицо каждый раз, когда мой отец раздавал свои наказания – большинство из них были холодными и все они были болезненными. Все это время Уолтер так беспокоился о том, как со мной обращались, а я никогда не знал о его потере и потере Шарлотты.
