Текст книги "Сердце и душа"

Автор книги: Мейв Бинчи

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 25 страниц)

– Куда ты? – Марек перегородил ей дорогу.

– Я собрала для тебя цветов. Хотела отнести их…

– Нет, не поднимайся, там ужасный беспорядок.

– То есть все как обычно?

– Аня, ты в порядке?

– Да, все отлично.

– Хорошо. Я занесу цветы наверх попозже.

– Мне остаться вечером?

– М-м… наверное, не сегодня.

– Ясно.

– Что тебе ясно? – Он был встревожен.

– Похоже, Оливия начинает что-то подозревать, но ведь ее отец должен оставаться твоим другом, чтобы оплатить все заказы с ярмарки.

– Откуда ты знаешь про ярмарку?

– Ты же сказал мне, что туда поедешь, разве не помнишь?

– Нет, не помню.

– Говорил-говорил, и Роман тоже говорил. А что?

– Ничего.

– Я права насчет отца Оливии?

– Вроде того.

– Тебе очень повезло, что ты получил это место, да, Марек?

– Да, да, очень повезло.

– А от кого ты о нем услышал?

– Не помню, это такая давняя история.

Он места себе не находил. Было странно видеть его таким. Раньше тревожиться и пугаться приходилось Ане, но только не сегодня.

Аня проработала допоздна, не танцевала, но много обслуживала столики. Затем она накинула жакет и пошла домой.

Марек бросился следом.

– Аня, что не так? Ты сегодня очень странная, – сказал он.

– Ничего. – Она продолжала идти.

– Послушай, ты же знаешь, как обстоят дела. Из-за денег мы очень зависим от отца Оливии, ведь речь идет об огромных суммах. Сейчас мы с тобой просто не можем ничего себе позволить. И конечно, маленькая Катарина взрослеет и начинает все замечать, поэтому ей нельзя так много времени проводить в кафе, а значит, мне нужно чаще бывать дома. Но ты же все это знаешь.

– Да. – Аня не останавливалась.

– Ты ведь знаешь, я люблю тебя и только тебя.

– Разумеется.

– Тогда почему ты такая злая?

– Иди, Марек, возвращайся в кафе. Юлита будет недоумевать, что же с тобой случилось.

– Юлита? – Он остановился как вкопанный. – Ты имеешь в виду Оливию.

– Нет. Я имею в виду Юлиту. Она в хорошем настроении, потому что в комнате стоит красивый букет цветов, но не понимает, почему ты не поднимаешься к ней наверх.

– Я не знаю, о чем ты говоришь, – выпалил он.

– До свидания, Марек.

– Что это значит? – Он выглядел почти пораженным.

– Что сказано. До свидания.

– Ты уходишь из кафе.

– Уже ушла.

– Но ты не можешь так поступить, как же твоя зарплата… и… все…

– Я взяла зарплату из кассы и оставила записку.

– Что ты будешь делать?

– Не знаю.

– Ты все переживешь – это просто глупости. Это ничего не значит.

– Нет.

– Ты пережила мой брак с Оливией. Ты вернулась в мою постель.

– Знаю. И это очень странно, не правда ли? – сказала Аня.

Они были уже почти у ее дома, и он понял, что больше сегодня ничего не добьется.

– Мы поговорим завтра, когда ты успокоишься. Говорят же, утро вечера мудренее. Может, это и правда так.

– Да. Может быть.

– Увидимся завтра, Аня.

– До свидания, Марек.

Ночью Аня не сомкнула глаз, зато многое успела сделать. Она закончила кучу шитья для мамы, аккуратно погладила все заказы и сложила их в стопочку, снабдив ярлыками. Затем она написала маме длинное письмо. Сложнее всего оказалось одолеть первые строки.

Дорогая Мамуся,

Я была тебе плохой дочерью, и я надеюсь это исправить. Я была очень, очень глупой, Мамуся, я видела любовь там, где любви не было, верила лжи и вела себя как полная дура.

Мне нужно уехать. Я все исправлю, Мамуся, поверь, я все исправлю. Я отправляюсь в Ирландию к Лидии. Но сперва я все тебе расскажу. Мамуся, лжи больше не будет. Вот моя грустная и нелепая история…

Дальше писалось легко. Ане было даже странно, почему она до сих пор не открылась Мамусе. Она собрала чемодан, а остальную одежду сложила в коробку на случай, если что-то пригодится сестрам. Сверху Аня положила зеленый жакет, тот самый, который мама когда-то отделала бархатом. Тот самый наряд, который она надела когда-то, чтобы привлечь внимание Марека.

Бело-розовую эмалевую брошь, купленную, чтобы удержать его внимание, Аня убрала в мамину шкатулку. Перед самым рассветом она принесла маме завтрак в постель. Теплый хлеб, мед и кофе с молоком.

Мамуся пришла в восторг. Она села в кровати и спросила:

– Но ведь сегодня не мой день рождения, Аня. Почему ты меня так балуешь?

– Мне нужно успеть на ранний автобус, Мамуся. Не торопись вставать. Всю работу я сделала.

– Ты лучшая дочь в мире.

– Поспи сегодня подольше, Мамуся.

– Увидимся вечером, маленькая Аня.

– До свидания, Мамуся.

Аня прибралась в опустевшей спальне, а конверт со сбережениями оставила на кухонном столе для Мамуси. Она в последний раз обошла дом и закрыла за собой дверь.

В соседнем городке она села на поезд, доехала до большого города, а оттуда долетела самолетом до Дублина. В Ирландии она оказалась почти совсем без денег. Она должна была оставить как можно больше Мамусе – той теперь придется справляться без дочери. А Аня снова начнет откладывать.

В этой богатой стране работы было сколько угодно. Утром Аня позвонила Лидии. Та очень обрадовалась и продиктовала ей адрес. Лидия снимала квартиру на втором этаже, над польским рестораном. Аня сказала, что приедет поздно вечером. Если Лидии еще не будет, она подождет внизу и выпьет кофе. Лидия предупредит хозяев ресторана, что приезжает ее подруга.

Аня сидела в автобусе, выезжающем из дублинского аэропорта, и смотрела открыв рот на огромные шоссе, новые здания, высоченные подъемные краны, отвесно уходящие в небо. Когда они подъехали к центру города, уже стемнело и все огромные многоквартирные дома и офисные здания осветились огнями. Широкие улицы и нарядные площади были заполнены сотнями молодых людей. Может, сейчас в городе фестиваль или карнавал?

Аня показывала записанный от руки адрес, и ей жестами объясняли, куда идти. Вскоре она добралась до польского ресторанчика и съела тарелку супа. Дружелюбные люди, работавшие в ресторане, сказали, что Лидия скоро вернется. Она работает в нескольких барах и ресторанах, они не знают, где именно она сегодня. Затем пришла Лидия, и подруги долго обнимались, утирая слезы. Поляки предложили им сливовицы, чтобы отметить встречу.

– Где ты будешь работать, Аня? – спросил ее один официант.

– Пока не знаю. Мне кажется, что я еще в Польше, – улыбнулась она.

– Может, ты останешься здесь – стирать и гладить?

– О, я с огромной радостью…

– Она с огромной радостью полюбуется на тебя умытого, причесанного и в костюме, – перебила ее Лидия.

– Но почему не поработать у нас? Мы бы взяли вас обеих. – Мужчина широко улыбнулся.

– Потому что, если бы мы хотели работать на неудачников-поляков, каждый вечер выпивающих по ведру пива, можно было не ехать через полмира. Таких и дома полно, – весело ответила Лидия и утащила Аню наверх.

Квартирка оказалась маленькой и неопрятной. В ней было две крошечных спальни.

– Ты не стала искать соседку? – спросила Аня с восторгом.

– Нет…

– Ты знала, что я рано или поздно приеду?

– Да, когда поймешь, что готова, – сказала Лидия.

Человеку, готовому мыть полы, тарелки, присматривать за стариками и прибираться, работу в Дублине было найти несложно. Но Аня плохо говорила по-английски.

– Не ходи туда, где много поляков, иначе никогда не выучишь язык, – предупредила Лидия.

– Может, попробовать агентство?

– Нет. Там ты весь день будешь с другими иммигрантами, и потом, агентство забирает почти все деньги. Мы ищем работу сами, просто спрашиваем и спрашиваем. В паб тебя не возьмут, пока не разберешься, что такое “половина”, “пополам”, “черно-рыжее”… из названий напитков можно целый словарь составить, – сказала Лидия.

– Спасибо, что не задаешь вопросов, Лидия.

– Сама расскажешь, когда захочешь, – ответила та.

Аня писала маме каждую неделю. Она расспрашивала о здоровье Мамуси, о маленьком племяннике, интересовалась, как поживает миссис Зак и хорошо ли идут дела с пошивом униформы для фабрики мороженого, где работает Лев. Она не упоминала кафе “У моста” и никого оттуда. Она рассказывала о Дублине, какой это богатый город, какая красивая у всех одежда, сумочки в магазинах стоят целое состояние, а у молодых людей в школе и университете иногда уже есть машины. “Здесь как в кино, прямо как в Голливуде”, – повторяла она снова и снова.

От писем из дома ее одолевала ностальгия, хотя про Марека мама ничего не писала. Иногда приходили открытки от сестер. Часто Ане очень хотелось снова оказаться в маленьком городке, где знаешь каждого встречного.

Пришло короткое письмо от невестки Зофьи.

Молодец, Аня. Ты очень храбрая девушка. Я рада, что ты приняла такое решение. Надеюсь, у тебя все будет хорошо. Я верю в тебя.

А теперь расскажу тебе секрет. Прежде чем я познакомилась с твоим братом, у меня был роман с юношей, похожим на Марека. Он брал и брал – и ничего не давал взамен. Только теперь, когда я нашла хорошего мужчину, я понимаю, насколько плох был тот, бывший. У тебя будет так же. Пусть тебе повезет в чужом краю…

Зофья

Первые несколько недель страна на самом деле казалась Ане чужим краем.

Ранним утром она прибиралась в офисах: это означало подъем в четыре утра. Еще она работала в парикмахерской, стирала полотенца и подметала. Но все это были временные подработки, пока кто-то болел или уезжал в отпуск. Постоянного места Аня пока не нашла. Ей так хотелось пойти в ателье или даже в химчистку, ведь она умела чинить и перешивать одежду, но у нее до сих пор было очень плохо с английским. Кто захочет платить человеку, у которого весь словарь состоит из “Пожалуйста”, “Извините?” и “Что вы сказали?”.

Она усердно занималась с разговорником и ходила на уроки английского в церковный центр. Там она познакомилась с отцом Брайаном. Аня сшила шторы для его центра, иногда гладила для него и никогда не пропускала воскресную мессу.

Разумеется, она никогда не отказывалась помочь хозяевам ресторана на первом этаже.

Лидия только качала головой:

– Они просто используют тебя, у них у самих нет денег. Они тебе не заплатят…

Но они платили ей едой, так что Аня никогда не испытывала голода. Заработанные евро она складывала в коробочку под кроватью.

Теперь у нее появилась совершенно чудесная работа в кардиологической клинике. С тех пор как ее туда взяли, дела пошли совершенно изумительно. Теперь у нее был авторитет, она стала членом команды. Все новые друзья помогали ей научиться говорить по-английски. Она попросила поправлять ее, если она неправильно использует слова, потому что как еще научишься? В самый первый день Клара повела ее в ресторан обедать, и с тех пор они ходили туда еще много раз. Аня подружилась с медсестрами Фионой и Барбарой и иногда смотрела с ними кино. Мама доктора Деклана устроила ей небольшую подработку в своей прачечной. Бедная Хилари, так трагически потерявшая мать, тоже стала другом Ани. Аня помогала ей сумку за сумкой относить вещи покойной матери в благотворительные магазины. Сын Хилари, доброжелательный, сердечный юноша, очень поддерживал мать, и, кажется, она потихоньку приходила в себя.

Хилари сказала Ане, что та миролюбивый человек и с ней легко быть рядом.

– Миролюбивый! – Аня повторила новое слово несколько раз.

– Не обращай внимания, я научу тебя совершенно безумному английскому.

– Мне нравится это слово. Миролюбивый, – повторила Аня. – Я бы хотела быть такой.

Теперь Аня гораздо чаще писала Мамусе о людях, чем о достатке и блеске столицы. Она уже не стояла на обочине, вглядываясь в жизнь города, она стала его частью. Аня рассказывала маме, как помогала Джуди Мерфи мыть ее смешных собачек, джек-расселов, как познакомилась с изумительным польским священником отцом Томашем и как он пригласил их на пикник у часовни Святой Анны в Россморе. Она писала о докторе Деклане, как он попал в ужасную катастрофу и как вернулся на работу.

Парой слов она упомянула очень приятного молодого человека Карла, сына одного из пациентов. Он давал ей уроки английского и одновременно рассказывал про Ирландию. Карл был настоящим учителем в настоящей школе, он водил ее туда смотреть рождественский спектакль. Разве не удивительно, что по всему миру дети рассказывают одну и ту же историю про маленького Иисуса?

“Ты бы даже немножко гордилась мной, Мамуся, если бы видела меня, – писала Аня. – Я научилась высоко держать голову и здороваться с людьми, я никогда не сижу без работы. Я откладываю деньги и примерно через год вернусь в Польшу, чтобы отдать тебе накопленное”.

Мамуся написала в ответ, что всегда гордилась Аней и что это никак не связано с деньгами. Аня должна тратить деньги на себя. Пусть Аня сходит в театр, купит красивое платье или украшение – тогда Мамуся будет по-настоящему счастлива за свою дочь.

Ирландия становилась для Ани все более реальной, а Польша таяла вдалеке. Мамусины письма, болтовня в кафе на первом этаже, девушки в церковном центре – больше она ни с кем не говорила по-польски и даже не думала на родном языке. Она с гордостью рассказала Лидии, что теперь уже и сны ей снятся на английском. Поэтому когда, придя поздним вечером домой, Аня увидела в кафе Марека, она испытала настоящий шок…

Он ждал ее.

Аня проработала весь вечер и устала. Посетителей было немного и, соответственно, чаевых тоже. Она мечтала схватить сэндвич, большую чашку с кофе с молоком и забраться в постель.

И, уж конечно, она в последнюю очередь желала сейчас выяснять отношения с Мареком.

– Какой сюрприз! – сказала она по-английски.

Он ответил по-польски:

– Как я рад снова видеть тебя. О, Аня, я так ждал этого момента.

– Да, – она продолжала говорить по-английски. – Да, я даже верю, что ты его на самом деле ждал.

Он сдался и тоже перешел на английский:

– Скажи, ты чувствуешь то же самое?

– Я чувствую усталость, Марек. Вот и все.

– Разве ты не рада видеть меня? – Он не мог поверить в холодность ее слов.

– О, Марек, ведь тебе всегда все рады. И Оливия, и Юлита, да?

– Я больше не общаюсь с Юлитой.

– Уверена, ты нашел кого-нибудь вместо нее, – с горечью ответила Аня.

– Ты ведь знаешь, для меня существовала только ты.

Аня устало улыбнулась.

– О да, знаю, – согласилась она. – А куда делась Юлита?

– Уверен, эта сплетница Лидия тебе обо всем рассказала, обо всем, что произошло с кафе.

– Нет. Мы с Лидией никогда об этом не разговариваем, – просто ответила она.

– Как будто я поверю… – сказал он.

– Возвращайся домой, к жене, Марек.

– Оливия тоже ушла. У нас было много проблем, слухи обо всем этом дошли до ее отца, он был очень зол.

– Печально. Но ко мне это не имеет никакого отношения, – сказала Аня.

– Имеет. Я хочу начать заново. Все, с самого начала. – Он смотрел на нее с жадной надеждой.

– Ты с ума сошел? – спросила она.

– Ну, ты же вернулась в мою постель после того, как я женился на Оливии, – сказал он, расстроенный ее реакцией на его предложение.

– Да, и сама не пойму почему. Для меня это загадка. Тогда, видимо, с ума сходила я.

– Просто ты любила меня, – объяснил он ей, будто несмышленому ребенку.

– Ты приехал сюда в отпуск? – Она резко сменила тему.

– Нет, я слышал, что здесь много работы, мы с двумя друзьями хотим открыть клуб.

– Ты бросаешь кафе “У моста”?

– Оно больше не мое, бросать уже нечего.

– А твоя маленькая дочь, Катарина?

– Она не захочет, чтобы я докучал ей. У нее есть мать и богатый дед.

– А зачем ты пришел ко мне?

– Я хочу, чтобы ты работала со мной, когда мы откроем клуб. Все будет как раньше.

– Здесь, в Ирландии, нет кафе, как у нас дома, – заметила она.

– Это будет стрип-клуб, такие тут везде. Аня, ведь ты хорошо танцуешь…

– Я не танцую голой, ни вокруг шеста, ни перед столиками. – Она была шокирована.

– У тебя бы отлично получилось. Ты все еще очень хорошенькая, не располнела, не оплыла, как Оливия.

– Спокойной ночи, Марек. – Она развернулась к лестнице, но он схватил ее за руку.

– Разреши мне пойти с тобой.

– Езжай домой, Марек, уезжай и разбирайся с тем, что натворил.

Он сжал ее руку крепче и не давал уйти. Аня видела, что сзади подошли готовые вступиться за нее официанты.

– Все в порядке, он уходит, – сказала она им.

– Ты должна мне – мы должны друг другу, наша мечта еще не исполнилась.

– Да, это была именно мечта – и только. Для меня. А для тебя… даже не знаю. Ты ведь никогда не любил меня. Никогда. Знаешь, как легко теперь, когда я это поняла. Я очень долго думала, что ты меня любил, а я что-то сделала не так и потеряла твою любовь. Сейчас мне гораздо легче. Я больше не боюсь тебя. Не боюсь тебе разонравиться…

Краем глаза она заметила, что в кафе вошла Лидия. Подруга встала рядом, и Аня ощутила ее молчаливую поддержку.

– Ну, давай, сучка, почему же ты ей не сказала? – выплюнул Марек.

– Я не сказала ей, потому что не хотела, чтобы она искала для тебя оправдания и жалела тебя. Я боялась, что она до сих пор тебя любит и найдет что сказать в твою защиту.

Марек протянул к Ане руки, но она оттолкнула его и услышала, как владелец ресторана спрашивает:

– Так что нам сделать?

Лидия молчала. Решение должна была принять Аня.

Ей понадобилось десять секунд.

– Он уйдет, – сказала она.

Она научилась быть гордой, как писала недавно Мамусе. Она умела смотреть людям в глаза. Ей больше нечего было стыдиться.

В этот момент даже Марек почувствовал, что Аня стала другим человеком. Он оттолкнул официантов, стоявших наготове.

– Хорошо, я ухожу, – злобно огрызнулся он, а затем повернулся к Ане и небрежно бросил: – Я ведь на самом деле сначала любил тебя. Правда…

– До свидания, Марек, – сказала она, как тогда, много месяцев назад, в ночь перед отъездом из Польши. Но на этот раз она говорила то, что думала.

Она чувствовала, что жизнь начинается заново, с чистого листа. Словно она очистилась. Такое чувство бывало после исповеди, но в последний раз она исповедовалась давно – дома, в Польше. Впрочем, кажется, она уже достаточно хорошо говорит по-английски. Может быть, сходить на исповедь к доброму отцу Флинну. Да. На этой же неделе.

Глава 5

Брайан Флинн не знал, чего ожидать, когда в Россмор приехал новый польский священник. И уж совершенно точно он не ожидал, что у него появится лучший друг.

Томаш оказался веселым, жизнерадостным молодым человеком, он всегда с удовольствием помогал в приходе. Именно таким священником, как помнилось Брайану, был двадцать лет назад он сам. Томаш верил, что доброй волей можно добиться чего угодно, Брайан эту веру уже потерял. Кажется, у людей пропала потребность в церкви, так зачем же он все пытается строить мост между Богом и верующими?

К утренней мессе не приходил почти никто, только несколько стариков. Когда-то женщины начинали с мессы день, а потом отправлялись за покупками; местные продавцы забегали в церковь во время обеденного перерыва. Школьницы просили о хорошей карьере, время от времени наведывался поставить свечку какой-нибудь юный красавец. Здесь искали помощи родители больных детей. Здесь обретали покой встревоженные и обиженные.

Где они сейчас? Или уже на небесах беседуют со Святой Анной у чудотворного источника, или, как могут, устраивают свою земную жизнь. Отец Брайан Флинн знал, что если люди справляются сами, то нужно просто радоваться за них, и Бог тоже будет доволен. Зачем сохранять пустые ритуалы, если они никому не нужны?

Но от подобных мыслей рукой подать до ереси. Так можно дойти и до того, что церковь не играет никакой роли в спасении души. Этим путем отец Флинн идти не хотел. Поэтому он с завистью наблюдал за Томашем. Тот то устраивал крестный ход, в котором почти никто не участвовал, то фестиваль, который мало кого интересовал.

Шли дни. Каждое утро Флинн навещал мать. Она жила в доме Недди Нолана. Недди, Клэр и их дочь умудрялись присматривать не только за его матерью, но еще и за престарелым каноником и умалишенными братьями, до строительства объездной дороги работавшими в садовом центре. С тех пор облик города полностью изменился. Благодаря усилиям братьев сад Недди и Клэр совершенно преобразился, на зависть всему Россмору. Помимо этого Клэр преподавала в женской церковно-приходской школе.

“Такие люди заменяют церковь”, – иногда говорил Брайан Флинн Томашу за вечерней партией в шахматы. Томаш не соглашался: люди вроде семьи Нолан не заменяют церковь, а дополняют ее, это повод радоваться, а не вздыхать, неужели не так?

Каждый вечер Томаш выучивал три новых слова. Особенно ему понравилось слово “дуралей”.

– А что именно оно означает, Брайан? – спросил он.

Брайан, далеко не в первый раз за эти дни, не знал, что ответить.

– Что у человека, которого так называют, беда с мозгами.

– Он психически болен? Дуралей – психически больной человек?

– Нет, вовсе нет. Это значит, что он ведет себя неумно.

– Словно переживает нервный срыв?

– Нет, “дуралейство” у дуралея в крови. Ох, так я ничего не объясню. Дуралей – это просто-напросто балбес.

– Балбес! – восторженно воскликнул Томаш. – Какое чудесное слово! Что такое “балбес”?

Брайан почувствовал облегчение, когда разговор перешел на конференцию в Дублине. Целый день лекций и семинаров, посвященных Церкви и Новой Ирландии, миссионерской работе среди иммигрантов, основным принципам, актуальным сейчас для приходов по всей стране.

Брайан и Томаш сели на поезд до Дублина, чтобы поприсутствовать на конференции. Днем к Брайану подошел епископ и посетовал, что в центре Дублина очень не хватает работящих, энергичных священников.

– Ваше преосвященство, пожалуйста, не забирайте у меня Томаша. Это человек-огонь, Россмор на глазах преображается, – взмолился Брайан.

– А при чем тут Томаш? Я говорю о вас, – удивился епископ. Как будто это само собой разумелось. Так все и началось. Через три месяца Флинна перевели в дублинский приход.

Где он поселится, кажется, никого не интересовало. Прошли те дни, когда дом священника был важен и значим для всего прихода; подразумевалось, что отец Флинн быстро найдет себе какое-никакое жилье. Он поспрашивал местных жителей, и Джонни, большой, грубовато-добродушный парень, похожий на многоборца, сказал, что в его доме сдается квартира. Разумеется, не слишком роскошная, но удобная; за углом – хороший паб, дальше по улице – магазин, работающий допоздна. Что приятно, хозяин живет в другом месте, впрочем, если подумать, навряд ли Брайан будет так уж часто устраивать шумные пирушки. Так или иначе, переговоры завершились быстро, Томаш заказал грузовик, и немногочисленные пожитки Флинна перевезли в Дублин.

– Пожалуйста, Брайан, возьми этот чудесный теплый ковер, здесь может быть холодно зимой, – упрашивал Томаш.

– Нет-нет, этот ковер останется в доме священника. – Брайан хотел, чтоб все было по справедливости.

– Господи Иисусе, вы точь-в-точь как парочка стариканов, которые после многих лет брака делят имущество, – ухмылялся Джонни, имевший резко отрицательные взгляды на супружество. – И почему столько шума вокруг обета безбрачия? – недоуменно качал он головой. – Вам просто повезло! Мой совет – держитесь от женщин подальше.

– Ты говоришь так только потому, что до сих пор не встретил славную девушку, – возражал Брайан.

– Славных девушек не существует, они все одинаковы. Когда я вижу, как мужчины – нормальные, подчеркиваю, мужчины! – подтирают детскую отрыжку, меняют подгузники, возятся с орущими и гадящими кусочками мяса, мне кажется, что мир сошел с ума.

– Если бы все так думали, Джонни, мир, каким мы его знаем, прекратил бы свое существование, потому что люди перестали бы вовсе заводить детей.

– Тоже недурно, – пробормотал вполголоса Джонни.

В его квартире на втором этаже было полно спортивных тренажеров. Из книжек он признавал только пособия по фитнесу. В холодильнике всегда стояли оздоровительные напитки, а на подоконнике – ваза со свежими фруктами. Джонни был беззаботным добрым парнем, он щедро делился своим временем и навыками. Каждую неделю он давал несколько уроков физкультуры в одном из социальных центров и постоянно приглашал местных жителей побегать вместе с ним в парках. Брайан тоже получил приглашение.

– Мы заставим вас распрощаться с церковным пузом, святой отец, – подтрунивал Джонни. – Если надеетесь выжить в этом городе, вам придется изрядно похудеть.

Томаш научил Брайана нескольким полезным фразам на польском. Он гораздо лучше объяснял слова из своего языка, чем Брайан – английские. Время шло, и Брайан все отчетливее понимал, что ему гораздо больше нравится быть социальным работником, нежели посвящать себя традициям и ритуалам духовенства.

В конце концов, в этом нет ничего дурного. Если ты весь день убираешься, присматриваешь за детьми или прилагаешь усилия, чтобы работникам выплачивалась минимальная ставка, вечером часто испытываешь гораздо более глубокое чувство удовлетворения, чем если бы усердно молился Богу о чем-то, чего никогда не произойдет. Конечно, если бы Брайан относился к жизни так же позитивно, как отец Томаш, он оценил бы достоинства и ценность обоих подходов.

Каждую неделю он ездил в Россмор навещать мать, но постепенно она перестала узнавать его. Недди пообещал в случае ухудшения связаться с доктором Дермотом, а пока пусть миссис Флинн наслаждается вновь наступившим ранним девичеством. В данный момент она ждала весточку от юного красавца, с которым познакомилась в поездке на остров Мэн.

– Это ваш отец, Брайан? – спросил Недди, любивший счастливые истории.

Отец Брайана никогда не бывал на острове Мэн, но положение обязывало.

– Да, это он, – ответил он и заметил, что улыбка Недди стала еще шире.

Он исправно докладывал Брайану обо всем, что происходило вокруг, например, своевременно извещал, что его маме все больше нравится колодец Святой Анны. Еще иногда сестра Джуди писала о своем муже, Сканке Слэттери, и других житейских мелочах. Бывало, приходили письма от бывших прихожан: они благодарили отца Брайана за помощь, пересказывали слухи о чудесных излечениях пьющих мужей, ссорах и примирениях и школьных успехах своих оболтусов. Но чаще всего за подобное благодарили Святую Анну и ее безумный колодец.

Брайан присоединился к утренним пробежкам Джонни и благодаря этому все лучше узнавал Дублин. Он останавливался, чтобы отдышаться, – и видел вокруг малоизвестные статуи и незнакомые памятники, которые не видел до того. Он обнаружил, что даже в этом большом, богатом, сияющем городе, полном огней и жизни, есть место глубочайшему одиночеству. Брайан всем сердцем сочувствовал молодым приезжим из Восточной Европы – они старались держаться вместе в чужой стране. Он научился есть непривычную острую еду, открыл для себя капусту и фрикадельки – новое знание поразило отца Флинна в самое сердце. Брайан Флинн, ранее ярый сторонник двух кусков мяса, двух вареных картофелин и морковки, проникся духом приключений. Кроме того, он выяснил, что заводить друзей не так уж сложно.

Джонни познакомил отца Брайана с Аней, полячкой, работающей в кардиологической клинике. Сам Джонни проводил там физиотепарию для пациентов. Аня сшила шторы для квартиры отца Брайана и сказала, что не возьмет денег, потому что оказать маленькую услугу для доброго пастора – большая честь для нее. Брайан напомнил ей слова Иисуса Христа: “Трудящийся достоин награды за труды свои”, а Аня ответила, что Господь на самом деле очень добр. На автостоянке она познакомилась с чудесной женщиной-врачом, которая дала ей работу. Теперь Аня получает огромные деньги, она важный человек, и кажется, ей что угодно по плечу, она может стать кем захочет. Иногда она приходила на вечера, которые устраивал Брайан. Он приглашал ирландцев, и те рассказывали о стране недавним иммигрантам.

Аня объяснила, что эти вечера нравятся людям по разным причинам. Некоторым на самом деле интересна страна, где они теперь живут, другие надеются познакомиться с работодателями. Большинству из них в глубине души холодно и одиноко, они наслаждаются теплой комнатой и компанией. Поразмыслив над последней причиной, Брайан решил привлечь больше людей: теперь на вечерах всегда была еда и самовар с чаем. Он даже устроил камин, который всем очень понравился, и украсил холл картинами с ирландскими сокровищами, замками и живописными местами. Брайан тревожился за молодых иммигрантов: ведь они так тяжело трудятся, зарабатывая деньги, что не могут ничего узнать о стране, которая должна стать их новым домом.

С Эйлин Эдвардс Брайан познакомился в канун Нового года. Эйлин где-то услышала о социальном центре и выразила желание присоединиться. Брайан мягко объяснил, что на самом деле это всего лишь место, где радушно принимают недавних иммигрантов, их приют и прибежище, но Эйлин настаивала:

– Вы упомянули об этом центре на мессе, святой отец. Я ваша прихожанка и хочу принимать посильное участие, поймите меня правильно.

Брайан не понимал, зачем ей это нужно. Эйлин, красивая блондинка лет двадцати пяти, с длинными вьющимися волосами, носила элегантные кожаные жакеты и жила в очень престижной квартире неподалеку. По ее словам, она была писателем-фрилансером, но проблема заключалась в том, что ее содержал отец: возможно, голод заставил бы ее всерьез взяться за перо, пока же в этом не было нужды. Брайан опять же не понимал, что она имеет в виду. Для него все было просто: ты или писатель, или нет. Но с другой стороны, что он знает о жизни? Вот перед ним стоит добрая прихожанка, желающая помочь. Разумеется, нужно найти для нее дело.

Эйлин Эдвардс постепенно вошла в жизнь социального центра отца Флинна. Она помогала преподавать разговорный английский, часто бывала в центре и разливала чай по чашкам. Эйлин всегда была одета так, будто собиралась на модную вечеринку. Иногда она разрешала другим девушкам примерить свои жакеты. Она рассказывала, что в ее квартире есть специальный стенной шкаф, где хранятся только туфли.

– Она снисходит до нас, Брайан, и получает от этого удовольствие. Она здесь просто потому, что у нее слишком гладкая жизнь, вот ей и хочется чего пожестче.

– Эх, Джонни, вечно ты бранишься, – покачал головой Брайан.

– А зачем бы еще она приходила, Брайан? Вечно крутится неподалеку, и взгляд такой оценивающий.

– И как, она еще не попыталась тебя “склеить”? – с интересом спросил Брайан. – Я хочу сказать, если она хочет чего “пожестче”, то ведь ты – очевидный выбор? Сломанный нос и все такое.

Джонни не обиделся, напротив, он всерьез задумался над словами Брайана.

– Нет, она не на меня охотится. Я бы с ней быстро расправился. Думаю, она нацелилась на тебя.

– На меня? – поразился Брайан Флинн. – На немолодого толстого священника?!

– Разумеется, тебе придется проститься с церковью и зажить обычной жизнью, как у всех нас, – предположил Джонни.

– Нормальной? Мне? Джонни, да ты совсем рехнулся.

– Возможно, не спорю, – согласился Джонни. – А единственное средство от безумия – это пинта.

– Не понимаю, зачем таскать меня на эти мучительные прогулки, если потом ты опять накачиваешь меня пивом, – проворчал Брайан.