Текст книги "В ожидании рассвета (СИ)"

Автор книги: Мерлин Маркелл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 21 страниц)

Фарлайт подскочил на ноги и вынул бутылку из складок балахона и отвинтил крышку. Ламаш непонимающе воззрился на него.

– Мажь руки, скорее! – воскликнул Фарлайт, и тут же, не дожидаясь действий собрата, принялся мазать ему ядом запястье. По долине раскатывался грохот, более громкий, чем в земную грозу. Ламаш, которого эта внезапная суматоха застала врасплох, вытащил свою банку и вылил содержимое на вторую руку.

– Дай ему своей крови! – выпалил Фарлайт и открыл портальную воронку.

Гардакар еле поднялся, когда обретший желанную ярость дух дал ему пару секунд передышки. Он сосредоточился, готовый опять пытаться развоплотить противника, как рядом с ним из портала вывалился Ламаш.

– Возьмите мою кровь, господин! – вскричал он, протягивая Гардакару руку. Тот вонзился острыми клыками фраоку в запястье и начал судорожно глотать. Кшатри взвыли от негодования. Тут же судья-демон создал из свежей энергии щит, чтобы дух не уничтожил его, пока он был занят кровопусканием.

Не без удовольствия Фарлайт наблюдал, как облако гардакаровой сущности съёживается, скручивается, а самого демона пригибает к земле, как немощного старика человеческой расы. Когда тот понял, что происходит, было уже поздно.

Хриплое проклятье вырвалось из его уст. И Гардакар растворился – как и подобало любому человеку или право имеющему, умеревшему от старости. Частицы его духа даже были не в силах вновь соединиться в единую фигуру, как это недавно сделал Раутур.

Призрак рыцаря обрушился на опустевшее тело, размалывая его в фарш – и исчез следом. Фарлайту показалось, что он почувствовал некоторое разочарование, исходившее от Раутура – ведь не он нанёс последний удар.

После этого и Ламаш осел на землю, расплылся растерянной горстью жира и мяса. Он оглянулся в сторону горы за мгновение до смерти – и сгинул.

– Дурачок, – прошептал Фарлайт, – тебе ж тоже яд в кровь попал.

И, как и предрекал Гардакар перед дуэлью, армия Раутура ринулась в бой. Её вела за собой бесстрашная женщина-рыцарь, Адара.

Гнев, возбуждение, страх, всеобъемлющее желание отомстить или обратиться в бегство – вот чем стала долина внизу. Фарлайт, стоящий на горе, видел перед собой бурный океан эмоций, который внушал ему опасливый восторг. Он встретил море один раз в жизни – когда наблюдал за «бессмертными» кшатри в одном из своих видений. Теперь же перед ним было настоящее, осязаемое море; о, оно было для него более реальным, чем море, состоящее из воды, оно бурлило, кипело, дрожало, кричало, ярилось и бесконечно билось – одними волнами о другие, неудержимо, как изначальная Тьма, из которой когда-то родилось.

Та первозданная стихия была похожа на океан, вдруг понял Фарлайт, неведомо откуда. Ему показалось, что он чувствует то же самое, что ощущали когда-то пятеро судей перед сотворением плотного мира. Будто бы он запустил реакцию, которую сам не может остановить; ему немного страшно – и интересно одновременно, и на основе этой реакции можно творить всё, что придёт в голову…

Фарлайт протянул руки к морю, зачерпнул злости, вылепил ей уши, морду, лапы и отпустил на землю рядом с собой. Злость облаяла на него и шмыгнула в кусты. Демон рассмеялся, словно ребёнок, нашедший себе игрушку, но тут же осёкся: он только что создал плотное из бесплотного, он совершил грех против Тьмы, которая прекрасна сама по себе, он сотворил страдающую плоть…

И Фарлайт повернулся к морю, полный раскаяния, он вновь потянулся к нему, но на этот раз поделился с волнами желанием разрушить всё, что дышит, а затем уйти в песок вместе с частицами мёртвой плоти.

Глубоко под землёй, к его удивлению, было другое море, ужасное, пламенное, как огненное солнце. Это открытие выбило его из колеи, и он потерялся в собственных мыслях.

На периферии его сознания возникла идея, что он давно и не маг вовсе: вон, сотворил плоть, как сморт, наслаждается боем, как кшатри, внушает желания, как тридан… Далеко от него был кто-то другой, подобный ему, и этот некто играл воинами, словно фигурками на игральной доске. Через одну из фигурок демон дотянулся до кукловода.

– Каинах, зачем ты помогаешь кшатри?

– Я не помогаю им, а играю. Я впервые за тысячи лет нашёл себе достойное развлечение.

– Какой интерес играть более сильной армией? Попробуй-ка лучше выиграть слабой!

Фарлайт почувствовал, как невидимые нити отпустили старых кукол-кшатри и нашли себе новых – тат-хтаров, дагатов, уркюлей…

– Да, ты прав, Нергаль. Так будет интереснее.

– Больше здесь делать нечего, – проговорил Фарлайт, скрываясь в портале. Ему даже не пришло в голову, что можно уговорить Каинаха заставить всех этих пешек внизу сложить оружие и разойтись по домам; хотя бы тех, на которых хватит сил…

* * *

Нинур уже ждала Фарлайта в его комнате и не удивилась, когда тот вышел из портала на расстоянии шага от неё. Вихрь не только растрепал волосы бесовицы, но и снёс всю утварь со стола и книги с постели.

– Мог бы перенестись на землю перед башней, а сюда – взлететь, – проворчала Нинур беззлобно.

– Не беспокойся о вещах, всё равно мы скоро уберёмся отсюда. Можешь собираться прямо сейчас, – отозвался Фарлайт, решивший не говорить, что летает-то он теперь еле-еле, настолько его тело отяжелело. И пусть он всё ещё был худее, чем до превращения во фраока, крылья его поднимали с трудом.

– Что случилось? – разволновалась Нинур. – Бэл умер? Мы проиграли войну? Кшатри идут на Суваршахту?!

– Погибли оба. И бэл, и его противник. Войско Западной земли сейчас бьётся с нашим.

Бесовица наморщила лоб, переваривая услышанное.

– Так зачем же нам улетать? Может, наши возьмут верх?

– После смерти бэла страна погрузится в хаос.

– Разве вы с Ламашем не сможете успокоить народ?

– Ламаш тоже мёртв.

Широкая улыбка обнажила клычки Нинур.

– Так это же отлично! Ты – единственный оставшийся в строю фраок! Никто не посмеет оспорить твоё право на власть! О, не будь жесток ко мне, новый бэл! – и она рассмеялась, шутливо кланяясь Фарлайту – так и не слезая с кровати. Но тот оставался мрачен, и Нинур, начиная подозревать неладное, мягко добавила: – Даже если кшатри разорят полстраны, вряд ли они смогут её удержать. А стране нужен правитель. Прозорливый, рассудительный, справедливый! Кто, если не ты?

Фарлайт покачал головой. Терпения у Нинур было не так много, потому она подловила себя на мысли, что если этот увалень всё-таки откажется от власти, она откусит ему голову.

– Я пойду в игалли, заберу превращальный шкаф. Сделаем тебе ноги, – сказал Фарлайт, мысленно добавив: «…чтобы ты хотя бы несколько дней или недель до конца плотной Тьмы могла ходить и бегать». – А потом мы всё равно покинем столицу.

Нинур вскипела, но фраок исчез в новом портале.

* * *

После смерти Гардакара его жилище потеряло свою защиту, и Фарлайт смог беспрепятственно туда перенестись. Он надеялся обнаружить осиротевшую, но нетронутую комнату, как случилось с кабинетом Норшала, но не тут-то было.

Дом Гардакара оказался пуст. Остался только стол, да и тот был весь выпотрошен. Ни листочка, ни закатившейся в угол колбы – ничего. Только пустота и Каинах, сидящий на краю стола. Его лицо, и раньше безэмоциональное, теперь и вовсе выглядело высеченным из камня.

– Чем ты закончил битву? – спросил Фарлайт.

– Пока ничем. Слушаю её отсюда. Но планирую ничьёй. Это даже сложнее, чем просто выиграть недисциплинированными слабаками.

– А где… всё? Вещи Гардакара?

– Я сам желал заполучить трофей. Но, видно, не судьба. В мыслях здешних бесов были воспоминания о смортах, которые притащились через портал, похватали все вещи и так же быстро ушли.

– И даже превращальный шкаф?

– И даже его.

Фарлайт разозлился.

– Как-то слишком точно они подгадали время, не так ли? Появились сразу после смерти судьи, раз прошли через защиту. И опередили нас обоих.

– Значит, наблюдали за битвой, – ответил Каинах. – Нечему тут удивляться.

«Каждая травинка, каждое дерево имеет глаза», – вспомнил Фарлайт.

– А зачем тебе шкаф? – спросил древний фраок.

– Хотел отплатить добром на добро… Помочь бесовице, что помогла мне. Или хотя бы пыталась помочь.

– Не той ли, что уговаривает тебя заявить права на трон Срединной земли?

– Той самой, – сказал Фарлайт, ничему не удивляясь. Но вдруг в его сердце забрезжила надежда: вдруг Каинах знает ещё какой-нибудь способ, безо всяких смортов и их шкафов?

Но подобный статуе Каинах не торопился прервать молчание. Фарлайт коснулся его разума – издалека, пробраться глубже он, конечно же, не смог бы. Каинах колебался.

– Мы не увидимся более, – изрёк он таким тоном, будто только что прочёл об этом в книге судеб. – Так что, давай я сделаю тебе прощальный подарок.

Он степенно подошёл к Фарлайту, коснулся его лба, делясь воспоминанием, и тот окунулся в мир Каинаха, полный чужих голосов и чувств.

– …будете его брать или всё-таки…

– …моя Эрсаг, я буду скучать!..

– …вырву ему глаза и скормлю…

– …был сморт, ранга третьего-четвёртого…

– …этот др-раный этаж так высоко…

– …ну и что сказала та магичка…

И ещё много фраз на языке демонов, у которых он улавливал лишь общий смысл. Фарлайт мгновенно потерялся в окружившем его шуме и ужаснулся: как можно жить, постоянно слыша эту какофонию?

– Не там слушаешь, – сказал Каинах, и провёл пальцами о лбу Фарлайта.

Голоса будто отрубило топорищем. Осталось только два, оба женские.

– …теперь убираюсь на этаже Нергаля.

– Это кто?

– Ну тот новый фраок, такой жирный и унылый.

– Ха! Я поняла, поняла. Какой-то он дефектный получился, да?

– О, я надеюсь, что не во всех местах! Я задумала одну штуку.

– М-м?

– Я заставлю его в себя влюбиться.

– Ха-ха-ха! Да ну? Зачем?

– Мезальянс, подруженька! Знаешь такое слово?

– Вряд ли бэл даст добро на такой брак.

– Что ж, по крайней мере, у меня будет влиятельный покровитель.

– Если у тебя получится.

– Естессно, получится. Ты посмотри на него, он в прошлой жизни женщин только на картинках видел! Истечёт слюнями, как только я обращу на него внимание. И тогда у меня всё будет. И комнаты, и одежды, и мониста, и…

Когда Каинах отнял руку от головы Фарлайта, того чуть не перекосило от злобы.

– А я ей поверил, – процедил он.

– И вот так она отзывалась о тебе всё время, пока тебя не было рядом. Стоит ли мне добавлять, что она попала в мой виварий не за какие-то чужие долги, а в наказание за кражу? – добил его Каинах.

Фарлайт молча взобрался на подоконник и спрыгнул вниз. Крылья еле удержали его от удара о землю.

* * *

Фарлайт шёл домой пешком, и другие демоны расступались перед ним, полные уважения и благоговения. Но что с их льстивых взглядов, если единственная женщина, чьё уважение он ценил, унизила его?

«А сама будто бы хорошая, кровь пить не захотела», – подумал он гневно и продолжил осыпать себя проклятьями за слепоту. Просчитал действия верховных судей – но не смог понять, что движет какой-то служанкой!

Что ж, тем лучше. Из-за Нинур он сомневался, стоит ли продолжать свою работу для Тьмы, но теперь и думать нечего. Мир сплетников, предателей, воров, садистов и убийц. Как он такой получился?

…А что ещё могло получиться из того Хаоса-океана, из которого он сегодня пытался творить?

– Я тебя заждалась. Уже успела собрать вещи… Как там шкаф, кстати? – спросила Нинур.

– Шкаф в порядке, скоро у тебя будут здоровые ножки, – улыбнулся Фарлайт, и улыбка эта вышла у него совсем не естественной. Но Нинур была опьянена радостью и ничего не заметила.

Фраок торжественно подхватил счастливую бесовицу за руки и исчез вместе с ней в вихре портала.

Вышли они на городской площади, аккурат между двумя сферными столбами.

– Зачем мы здесь? – удивилась Нинур. – Разве шкаф не в игалли?

– Кажется, промахнулся порталом, – беспечно отозвался Фарлайт, усаживая бесовицу на землю. – Подожди пока здесь, я сейчас вернусь.

Фраок подошёл к ремесленной лавке, попросил что-то у демона и неспешно вернулся. В руках у него был молоток и длинные гвозди.

– Что это? – полюбопытствовала Нинур, всё ещё ничего не понимая.

Её тело вдруг взметнулось в воздух, бесовица попыталась взять полёт под контроль, но у неё ничего не вышло: ни руки, ни крылья не слушались её и вдруг прижались ко столбу. Фарлайт молча обхватил её запястье, прижал к дереву и приставил гвоздь.

– А-а-а! – завопила Нинур. – Что ты делаешь?!

Но Фарлайт начал молча вбивать гвоздь ей в руку, магией удерживая тело бесовицы прижатым к столбу. Она кричала и кричала, пока у Фарлайта не закончились гвозди – он вбил в каждую руку и крыло по несколько штук для надёжности. На площади скапливались безмолвные люди, раздражавшие фраока. Ему больше всего хотелось, чтобы кто-нибудь его остановил, но казалось, что в эти минуты молчат все горожане, кроме Нинур. Если фраок так делает – значит, так надо.

Только когда Нинур умолкла, Фарлайт смог посмотреть в её глаза, полные слёз.

– Что я тебе сделала? – прошептала она.

– Ты мной пользовалась, – отозвался тот. – Ты мне лгала. А я был для тебя только унылым жирным дураком, которым можно прокладывать себе путь к богатству.

И он выцарапал на лбу Нинур когтем слово «лгунья», пока она продолжала рыдать.

– Это неправда, – проговорила она.

– Правда. Я слышал всё своими ушами. Чужие воспоминания не подделать. Ты говорила с какой-то своей подругой… про мезальянс.

– Да, я так думала, – решила признаться Нинур. – Но я тогда совсем тебя не знала… А потом поняла, что была неправа на твой счёт… я узнала, какой ты на самом деле и… и… я полюбила тебя. И для меня не было больше счастья, чем от твоей улыбки, когда меня удавалось её разбудить…

– Лжёшь, – отрезал Фарлайт.

– Нет! Это правда, правда! – заметалась Нинур, но сделала себе только больнее и зажмурилась от спазма в руках, не в силах больше вымолвить ни слова.

– Легко солгала один раз, так же солжёшь и второй, – Фарлайт был непоколебим. – Обливала Каинаха грязью, а он осудил тебя за воровство – по закону. Или это тоже неправда?

– Правда, – прошептала Нинур, и вдруг яростно заорала в полный голос на всю площадь: – А кто у нас безгрешный? Может быть, ты?!

Фраок усмехнулся.

– Может, и не безгрешный, но я единственный, кто пытается сделать мир лучше.

– Чем? Лежанием на постели?! Я только и слышала от тебя все эти месяцы, как тебе грустно, как тебе плохо, как ты страдаешь оттого, что мир такой несовершенный! Ты, родившийся в богатой семье! Ты, получивший лучшее образование и непыльную работу! Ты, террорист, которого за угрозу уничтожить всё живое не только не осудили, но превратили – в кого? В демона высшей расы, которому все должны кланяться в ножки! Вы все облечены так называемой великой силой… в сортире я видела эту силу! Что с её помощью можно было сделать – реально сделать? Чтобы мир стал лучше, как ты говоришь! Вы устроили долбанный геноцид, а ты был тем, кто его придумал. А мог придумать лекарства или что-нибудь в этом роде! И после всего этого ты смел плакаться мне на свою жизнь?! А я родилась на самом дне, и да, я воровала. И что со мной сделали? Может, меня превратили во фраочку в наказание? Ну уж нет! Меня посадили в виварий, а потом сломали ноги и заставили убираться за вами, ленивожопыми, которые горшок ночной вынести не могут! Стала ли я убивать налево и направо? Нет! И плакала ли я? Тоже нет, я сейчас плачу вообще впервые с самого детства. Я всегда встречала новый день с радостью, с благодарностью, что ещё жива, что у меня есть кров и друзья, что самое страшное для меня позади… Я! По-настоящему! Мучилась! А ты! От безделья!

И она плюнула Фарлайту в лицо. Всю её тираду демон стоял, не двигаясь. Не шевельнулся он и для того, чтобы стереть плевок.

– А теперь позови Каинаха, пусть прочтёт мои мысли и подтвердит, что я правда любила тебя.

– Любила, – подчеркнул Фарлайт, – в прошедшем времени.

– Как мне любить того, кто прибил меня к позорному столбу?

– Ты останешься здесь.

– Потому что иначе придётся признать, что ты был несправедлив?

– Потому что ты мне опять солгала!

– Позови Каинаха, пусть подтвердит!

– Отвлекать величайшего менталиста ради служанки воровки? – усмехнулся фраок. – Виси дальше.

– Тварь! Сволочь! Скот! Дерьмо человечье! – закричала Нинур, и крики её перемежались рыданиями.

* * *

Фарлайт не желал больше вспоминать Нинур, ведь тогда он начинал колебаться: а вдруг Каинах подделал воспоминание и представил всё хуже, чем оно было на самом деле?…а вдруг, даже если Каинах был откровенен, Нинур успела раскаяться?…а вдруг, даже если она не раскаялась, наказание для неё было несоразмерно жестоким?…а вдруг, даже если наказание справедливо, Нинур была права насчёт всех его дел, которые обличала криком на площади?

А вдруг, а вдруг, а вдруг.

Фарлайт уже начинал подумывать, что действовал, будучи ослеплён эмоциями. Раньше он вообще не допускал, что был способен сделать хоть шаг, не будучи спокойным и хладнокровным, эмоции были уделом Нефроны, Мирта и ещё нескольких его знакомых, которых он тайно презирал за такой образ мысли, образ действий… Вот почему он дал себе слово больше не вспоминать когда-то столь милую бесовицу. Для него был теперь только один образ, который он встретил бы в своём уме с гостеприимством – душа мира.

– О Тьма, – позвал её Фарлайт. Так, по привычке, уже ни на что не надеясь.

– Да, дитя? – вдруг услышал он ответ и остолбенел. Его сердце бешено заколотилось в груди, и он упал на колени там, где стоял – в грязном переулке с лужами помоев на земле и загаженными стенами.

Так много раз он обдумывал этот диалог; но как только Тьма ответила, все десятикратно взвешенные в уме реплики испарились, не оставив и следа, и Фарлайт мог только дрожать от счастья, не в силах отозваться и мыслишкой.

– Зачем ты звал меня, дитя?

– Я… я… уже почти всё для тебя сделал! Почему ты молчала?

– Потому что ты мне не нужен, дитя. Ты меня разочаровал. Не взывай ко мне, я более не приду.

Прежде бившееся, как птица в силке, сердце Фарлайта теперь чуть не остановилось.

– Что? Почему?! – воскликнул он вслух, но ответом были только площадные отголоски. – Почему! Почему!!!

Он повалился ничком, сгребая пальцами грязь и лежал так, без мыслей, с открытыми глазами – не моргая. Его чувства в тот момент будто бы перегорели, и Фарлайт потерял способность их испытывать.

На исходе часа рассудок всё-таки вернулся к демону, и он решил думать, что те ужасные слова ему почудились – хотя сам тайно ведал обратное. «Всё хорошо», – сказал себе Фарлайт, поднимаясь на ноги, и вернулся на широкую улицу, весь в зловонной грязи.

Там конвоем гнали пленных северян, украденных демонами прямо из своих домов, как только те объявили Срединной земле войну. Процессию замыкал гурши на повозке с впряжёнными пленниками, помыкая ими, как скотом, вожжами в тоненьких ручках, и пел. У гурши, страшных, как земное племя, были голоса необычайной красоты. Сегодня этот прекрасный голос выводил погребальный мотив.

Фарлайт до сих пор разбирал речь на языке демонов с трудом; понять слова песни ему и вовсе оказалось не под силу, но она звучала так печально, что и без того разбитый и встревоженный Фарлайт почувствовал себя на грани слёз. Он потащился за идущим на смерть караваном и шёл, пока впереди не показался дым. То самое здание, где самых нежеланных для страны существ сжигали чистой энергией.

Тогда фраок замешкался, но стоило гурши взять новый куплет, Фарлайт опомнился и прибавил шагу. Тат-хтары распахнули врата, и процессия просочилась во внутренний двор.

Северяне были мрачны, но не подавлены. Они ещё не знали, что их ждёт. Некоторые бесконечно пытались стянуть с себя ульхитовые браслеты, запрещающие колдовать; Фарлайт видел, что один из магов прямо на ходу пытался отгрызть себе руку, но большинство пленников всё-таки смирились.

Но что это за знакомая аура? Нефрона!

Её вид мигом отрезвил Фарлайта. Он подбежал к волшебнице, схватил за руку и тут же исчез вместе с нею в портале, напоследок услышав, как гурши от удивления аж поперхнулся своей похоронной песней.

* * *

Никогда Фарлайт ещё не был так рад Нефроне, которую раньше воспринимал то как незвано-навязчивую родительницу, то как обузу, за которой надо было приглядывать.

Он перенёс подругу за город, на холмы, откуда чад цваргхадского крематория казался безобидной дымкой. Нефрона не узнавала его, но, чувствуя, что фраок не желает ей зла, крепко вцепилась ему в плечи.

Фарлайт отпустил волшебницу и снял с её рук и шеи браслеты.

– Что за встреча, – проговорил он.

– Фарлайт? – вздрогнула Нефрона, услышав его голос.

– Появился, как леинра в кустах, – подтвердил фраок. – Вовремя я…

– Ты жив? – всё ещё не верила своим глазам волшебница. Её удивление было каким-то невесёлым, хотя, казалось бы – её только что спасли от смерти, да ещё её старый друг…

– Тебя что, пугает мой демонический облик?

– Нет. Просто так не должно быть… ты не должен быть живым, неважно, в каком облике… это всё испортило… – бессвязно забормотала Нефрона, хватаясь за живот.

– Что с тобой? – хотел дотронуться до неё Фарлайт, но волшебница отпрянула от него, всё так же прилепившись руками к животу. Её взгляд стал безумным. – Нефрона?

– Ты должен умереть, – отозвалась та. – Быстро-быстро. Чем раньше, тем лучше.

– Ты что, сошла с ума?

Нефрона зашипела на него, взмахнула руками и попыталась задушить «петлёй». Фарлайт легко сорвал с себя энергетическую удавку, глядя на Нефрону округлившимися глазами, а та уже вертела пальцами новое заклинание.

Фарлайт не придумал ничего лучше, кроме как сбежать в следующий портал, оставив свихнувшуюся волшебницу одну на пустыре. Конечно же, он не боялся магии Нефроны, она была для него не страшнее взмаха мушиных крыльев; куда больше его пугало сумасшествие, которого он не понимал.

* * *

Он понял, что стоит на вершине Эзру, а внизу всё ещё гремит битва пешек, которыми играет Каинах.

– Безумие, погоняемое безумием! – воскликнул Фарлайт, но не перекричал шум битвы. – Вы и меня таким же сделали – безумным!

Фарлайт наклонился к земле, коснулся её ладонями. Да, глубоко внизу бьётся о скалы огненное море… Демон потянулся к нему и тут же обжёгся. Ощущение напомнило ему тот день, когда на Солнце сгорел Норшал. Но, пересиливая боль, Фарлайт вновь схватился потоками энергии за огненные волны и потянул их вверх.

– Не делайте этого, – вдруг услышал он дрожащий голос, – что бы вы ни раздумали…

Демон обернулся, не отнимая ладони от земли. Ещё одна встреча со старым знакомым. На этот раз перед ним стоял Польримик Любознай.

– А, это вы… Ищете секрет великой силы?

– Сегодня я сюда приехал, дабы задокументировать величайшую битву плотной Тьмы – я же всё-таки историк. Но секрет силы… да, всё-таки ищу, – отвечал тридан, опасливо поглядывая на демона и готовясь мигом обратиться в бегство. – А вы откуда меня знаете?

– Мы оба были на собрании Ирмитзинэ.

Тридан заскрипел извилинами, но безрезультатно.

– Неважно, – прервал его интеллектуальные мучения Фарлайт. – Вот вы историк, Любознай. Скажите, разве мир с такой историей стоит спасения?

– Любой мир его стоит. Хотя нам известны всего два.

– Эти войны ради войн, погоня за выгодой, предательства, ложь, жестокость…

– Нежность, искренность, сочувствие, – парировал тридан. – Дружба, союзы, желание помогать. Почему вы берёте в расчёт только одну сторону монеты?

– Я никогда не видел другой стороны, значит – её не существует! – и демон расхохотался так, что кровь у историка застыла в жилах.

– Не видели или не хотели замечать? – вкрадчиво спросил тридан, но вызвал только новый приступ злого смеха.

– Вот поэтому вы никогда и не откроете секрет великой силы, Любознай! Ведь вы – славный, наивный парень, не то что всякие кровососы!

Польримик смущённо заулыбался.

– О, спасибо… если это, конечно, комплимент…

– Но хватит ли вашей добренькой натуры, чтобы спасти мир? – глаза Фарлайта сузились в щелки.

– О чём вы?

– Я хотел гибели всей плоти, и я ожидал, что со смертью последнего творца падёт и творение. Потому я подстроил смерть трёх судей, Любознай!

– Это, конечно, интересное заявление, но…

– …но я решил: мне не нужно, чтобы творение пало. Мне нужно оскорбить Тьму, осквернить её самым величайшим, самым неслыханным грехом: я залью её пламенем, подобным земному – таким, которого вы все боитесь до икоты. Тогда вы все подохнете, но материя – сама по себе – останется. И вы не сможете соединиться с Тьмой, а она сама будет страдать целую вечность, потому что уничтожить этот кусок камня, на котором живём, будет уже некому. И она будет только слушать вопли душонок, затерявшихся в Нигде.

Зрачки Польримика расширились, будто бы он сам сейчас смотрел на пламя, которым сейчас грозил ему мрачный демон.

– Но вы сказали… я… могу спасти?..

– Именно. Вы готовы принести себя в жертву, Любознай?

– Зачем?

– Чтобы доказать мне, что во Тьме есть ещё что-то, кроме зла. Тогда я не сделаю то, что задумал.

– Я…

– Даю вам пять минут.

Фарлайт почувствовал, что земля под ним начала нагреваться, и только теперь отнял руки от поверхности. Он отвернулся от историка, и стал безмолвно наблюдать за битвой, скрестив руки за спиной. Раньше ему самому приходилось всё время принимать решения; пусть же теперь кто-то другой возьмёт на себя ответственность!

– Вы грязный шантажист. Но я готов, – ответил Польримик, не дождавшись конца и второй минуты.

Фарлайт удивлённо обернулся.

– Я достаточно пожил, – продолжал историк. – Вырастил замечательных детей и оставил много хороших книг. Конечно, жаль, что эту битву описывать буду уже не я, а о моей жертве, вероятно, и вовсе никто не напишет… – и Польримик вынул из-за пояса кинжал, протянул его фраоку и зажмурился.

– Нет, не так, – остановил его Фарлайт с жестокой ухмылкой. – Вы, верно, думаете, что я быстро и безболезненно вас зарежу, и это меня удовлетворит?

Он вытянул руку к центру вершины, и та начала обваливаться внутрь. Оттуда вырвались пар и жар в алом ореоле. Фарлайт пробудил вулкан, который «заткнули» судьи, как и многие другие огнедышащие горы – в день, когда они обосновались в этом измерении, где Земля не вращалась, и установили закон – что их мир не должен знать пламени.

– Прыгайте! – воскликнул Фарлайт. – Туда, в огонь! И тогда я заставлю его отступить!

Польримик сглотнул. Историка охватил животный страх, казалось, он не может сделать ни шага в сторону огненного зева, не то что заставить себя упасть в его объятия.

– А какая… гарантия? Что я покончу с собой, а вы потом не зальёте всё пламенем, потому что вам так захотелось? – прохрипел он.

– Не знаю, – пожал плечами фраок. – Нет у вас гарантий, кроме моего слова. У вас осталась, кстати, целая минута. Можете помолиться Тьме. Можете передать мне послания для своих детей, жены, комнатной коровки или кого вы там ещё, как вам кажется, «любите».

Историк молчал, раскачиваясь на месте. По лбу его струился пот.

– Ну? Минута истекла-ла-ла! – пропел Фарлайт.

– Я не могу, – прошептал Польримик Любознай.

– Так я и знал. Трепло, как и все триданы. И неспособен на самопожертвование, как все мои собратья по Тьме, хоть право имеющие, хоть бесправные.

И фраок взмахом руки отправил бедного историка в полёт – прямиком в жерло. Вопль Польримика резанул по ушам, но так же резко прекратился, как и начался: за мгновение до столкновений с лавой, под историком открылся портальный вихрь, перенесший его куда-то на Землю – просто потому, что Фарлайту так захотелось.

«Так орал, что, наверное, его слышали аж в Лаиторме», – подумал демон.

На ум опять пришла Нинур, хотя ей запрещено теперь было появляться в его сознании; она принесла с собой новую порцию сомнений и тяжёлых раздумий.

А что, если она всё-таки права, и всё это время надо было не разрушать, а созидать? Если Нинур взаправду была достойна не позорного столба, а места по правую руку от нового правителя, направляя его буйную силу в правильное русло; и пусть бесовицу вела корысть, она всё равно послужила бы на пользу всему миру, который Тьма опромётчиво приговорила к уничтожению, а он сам без тени колебания согласился быть палачом?

Фарлайт преисполнился жалости. Не к Нинур, а к самому себе, истерзанному ответственностью.

Попробовала бы Нинур нести такое бремя! Сама-то отказалась от предложенной силы. Конечно, легко критиковать, коли не держала в руках ничего серьёзней ночного горшка!

…Нет, нельзя об этом всём думать. Меньше думать, больше делать. Все достойны мучительной смерти от пламени – люди, право имеющие, демоны, сама Тьма. Это они вынудили его, Фарлайта, принять все те решения.

Пламя искупит, освободит, очистит.

Демон взмахнул рукой и лава поднялась, быстро переполнив жерло и покатившись вниз. Фарлайт побежал вниз по склону, полный мстительного предвкушения. Когда жар начал лизать ему пятки, он распахнул крылья и отправился в бреющий полёт. Огонь катил свои волны уже не только позади, а внизу и перед ним, но бьющиеся внизу марионетки ничего не замечали. Лишь только когда пламя поглотило ближайших к него демонов и кшатри, и их душераздирающие крики заставили собратьев по оружию оглянуться в сторону Эзру – войска обратились в бегство. Все боялись принять смерть от меча, но были к ней готовы. К смерти от огня же не был готов никто.

– Никто никуда не пойдёт, – промурлыкал Фарлайт, заставляя лавовые волны бежать быстрее. – Куда вы? Это же не просто огонь, это символ вашей свободы от оков Тьмы… уж мне-то лучше знать…

Души сожжённых поднимались перед ним из пламени, фраок хватал их и тут же поглощал; уже не ртом, как раньше, а всем телом.

Богатые энергией призраки демонов и право имеющих быстро перенасытили его, но Фарлайт не останавливался и хватал всё новые и новые жертвы. Сознание начало ускользать от него…