Текст книги "В ожидании рассвета (СИ)"

Автор книги: Мерлин Маркелл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 21 страниц)

2. Маги

Тучи упорно затягивали чёрное небо над городом. Кто-то считал это плохой приметой, кто-то хорошей, а кто-то и вовсе не обращал внимания. Башни храма и шпили академии наук угрожающе блестели в вышине. Чем становилось темнее, тем ярче блестели купола башен суда; и жители города нахваливали магов-декораторов. Где им было знать, что причиной странного блеска послужил прорыв источника в подвале. Там уже несли дежурство судейские маги, готовые в случае непредвиденной ситуации накрыть источник непроницаемым энергетическим колпаком. Да вот только удержит ли колпак силу в случае взрыва, не смел предполагать даже сам верховный судья.

Сухую равнину меж городом и лесом изрезали трещины, мелкие, как морщины на ее лице – шириной с ладонь и глубиной с локоть. То тут, то там из разломов пробивались сухие, жёсткие ростки и длинные травянистые «усы», что ползли по камням и песку, ныряя потом в следующий разлом.

В сторону леса медленно двигались две фигуры: одна – худая, другая – округлая, как перекати-поле на ножках. Оба путника были в куфиях, защищавших от ветра.

– Какое странное сегодня небо… – пискнула худая фигура.

– Ага, – буркнула толстая.

– У меня предчувствие.

– Ага.

– А ты не замечаешь ничего необычного?

– Ага.

– Ты меня не слушаешь!

– А? Ты что-то сказала?

– Ничего я не сказала, – разозлилась худышка Нефрона.

– Тогда не мешай мне думать, – отозвался упитанный Фарлайт и, сцепив руки за спиной, уставился вдаль.

– Я уже жалею о том, что я… хожу за тобой!

– Тогда не ходи.

– Но я не ориентируюсь в этом громадном городе!

– Я тоже здесь впервые.

Молчание.

– Ты так долго будешь стоять? – не выдержала Нефрона.

– Может быть.

– Мне хочется многое тебе сказать, но я не скажу.

– Как хочешь.

– Потому что я не хочу тебя обидеть.

– Я рад.

– Я сейчас обижусь и уйду!

– Давай.

– Уйду, споткнусь, сломаю ногу, меня, беззащитную, ограбят, и когда ты найдёшь моё тело, оно будет бездыханным! От позора и полученных в неравной схватке ран!

– Ага.

– Ты – бесчувственный эгоист. Я ухожу.

Она демонстративно заломила тонкие руки, отвернулась и пошла обратно, в город.

– Никто тебя не ограбит, у тебя и брать-то нечего – все наши деньги у меня, – маг догнал Нефрону и положил руку ей на плечо. – Не дуйся, сестрёнка. Просто мне надо было некоторое время побыть одному и обдумать все версии. Ты же не обижаешься на меня?

Нефрона обернулась и сказала, что не обижается, а сама с горечью подумала о том, что никогда она не будет для Фарлайта кем-то большим, чем младшей сестрой.

– Какая ты смешная. Как же это ты собралась меня бросить? Я ведь без тебя пропаду.

– Может, всё-таки пойдём в город? Судья сказал, что нам надо проверить конкурентов травницы…

Фарлайт и Нефрона были магами, отправленными на службу в столичный суд за особые отличия в учёбе. Их ожидало собеседование с самим Верховный Судьёй, Первым Магом, Живым Началом, и прочая, и прочая – Норшалом Змееносцем. Узнав это, Нефрона впала в мистический экстаз, который не прекращался, пока они не переступили порог суда. Суетливый Змееносец разочаровал её. То и дело судья отирал пот со лба грязной тряпкой, спрашивал магов-новобранцев бегло, не провел ни единой проверки… Нефрона не почувствовала в нём той силы, которой ожидала от одного из пяти столпов, на которых зиждился материальный мир. А ещё на полу кабинета судьи лежал обездвиженный кшатри, что было совсем уж странно. И эта змея на его шее, пусть искуственная, но… Бр-р-р.

Фарлайт, видимо, тоже был разочарован, потому что принялся умничать и всячески выказывать своё небрежение. Нефроне становилось стыдно от одних только воспоминаний. Тот разговор закончился тем, что судья наказал магам расследовать пропажу травницы Лоренны.

– У меня есть своя голова, поэтому мне незачем думать головой судьи.

– Но он сказал, что у нас испытательный срок, а он не может длиться вечно…

– Мы пойдём другим путём. Судья нам не доверяет.

– Почему ты так думаешь?

– Я не думаю, я уверен. Если бы ты была на его месте, и в городе вдруг пропала важная птица, типа этой Лоренны, ты бы послала на такое дело непроверенных, практически незнакомых тебе магов? Новичков, вчерашних выпускников? Почему это дело тогда не расследуют стражники, служащие суда или кто там у них этим занимается? Я вывел два варианта. Первый – дело не такое важное, как нам его расписали. Например, эта травница частенько пропадает, а потом объявляется, и к этому все привыкли. Второй вариант – нам навязали опасное, политическое дело. Не факт, что оно не сфальсифицировано. Мы по сценарию этого дела где-то оступимся, опорочив себя и ингвилийскую школу, доказав, что нашим доверять нельзя. И тогда начнутся такие разборки, что мне предполагать не хочется.

– Ты параноик, – испуганно произнесла Нефрона.

– А как ещё это всё можно объяснить?

– Не знаю, но чувствую, что ты не прав.

– Ладно, будем пока надеяться на первый вариант. Но этот вопрос очень мутный.

[Текст на картинке:

Польримик Любознай

Большая энциклопедия всего

Ихритт (дем. яз. «хворый») – лес к северу от Лаитормы. Крайне опасное место. Растительность преимущественно сосны и живоеды. Встречаются грибы нескольких видов, все ядовиты.]

* * *

Они углублялись в Ихритт. Стволы деревьев, словно чёрные мраморные столбы, тянулись к небу и уходили далеко ввысь. Редкие их ветки, не уступая стволам-родителям, тоже смотрели в вышину; а длинные узкие листья паразитами-приживалками обвивались вокруг веток и стволов.

Тропинка, едва различимая среди кустарника и грибов, петляла среди высоких деревьев. Путники готовы были поклясться, что несколько раз она изменила своё направление прямо перед их носом.

В глубине леса ветер наконец прекратился, и Нефрона с облегчением убрала с лица повязку, что защищала нос и рот от пыли. Дышать через тряпку целый час – то ещё удовольствие.

Девушка немного отстала от своего спутника, дивясь деревьям-столбам, возвышающимся над кривым кустарником и будто с рождения подгнивающими грибами. Фарлайт – словно эти деревья, думала она, глядя, как уверенно маг топает по дороге. Сильный духом и целеустремленный. Волшебница не обращала внимания на то, как шумно тот пыхтел; за столько лет она уже привыкла к его сопению, резко нараставшему при малейшей нагрузке.

Но если Фарлайт – дерево, то кто тогда она сама? Не кривой же кустик или полный трухи гриб? Она птица, прилетевшая к дереву на ветку, чтобы развлечь его от одиночества своим чириканьем. Обычно Фарлайт начинал беситься, когда эта птица чирикала слишком много. Но всё ему на пользу, только он не понимает.

В этом лесу не было птиц. И зверей тоже не было.

Нефрона попыталась нырнуть в прошлое Ихритта, чтобы понять, почему ушла живность, и была ли она тут хоть когда-нибудь. Она закрыла глаза и сделала шаг вперёд, не телом, но духом.

Ей редко удавался такой трюк; ничего не вышло и на этот раз. Но если раньше она понимала, что ей не хватило концентрации или энергии, то сейчас она словно взглянула в пустоту – у Ихритта не было прошлого. Будто бы кто-то сожрал его и к тому же облизал тарелку.

Фарлайт, решив, что надо немного встряхнуть уставший от однообразной картинки перед глазами мозг, резко остановился, потёр глаза, шумно выдохнул и продекламировал:

 
– Ветры хладной лаской веют,
Треплют волосы твои.
Я мечту свою лелею
Благоденствия земли.
 
 
Тьма ревнует, сводит тучи,
Пряча облаков края.
Всех прогноз погоды мучит,
А виной погоде – я!
 

Нефрона засмеялась.

– Когда ты перестаёшь быть самовлюблённым педантом, можно подумать, что ты абсолютно нормален!

– Да уж, спасибо за комплимент. Мне давно не говорили таких приятных слов, – отозвался Фарлайт, пнув бледный гриб, росший посреди тропы. Тот рассыпался, оставив после себя облачко спор.

– В том, что Тьма ревнует тебя к Земле, ты немного приукрасил, признай? Тьме до тебя и дела нет.

– Тьму что-то или кто-то смущает. Кто знает, не мы ли?

– После твоих предположений не знаю, что и думать.

– А ты не думай, а иди. Я уверен, что мы уже близко.

Лес напоминал бы расчёску с редкими зубьями, если бы не кусты, гнутые, узловатые и живые. Именно живые. Что есть нормальный куст? Небольшое дерево, стоящее на одном месте, поворачивающее листья к источнику света и пьющее воду из земли или дождя. Кустарники этого леса на месте не стояли. Учуяв движение плоти, они тут же тянули в ту сторону свои крючковатые ветки, незаметно вытягивая из жертвы энергию. Потому в лесах, где водился такой кустарник-живоед, живности никакой не водилось, кроме таких же паразитов.

– Подумать только, – восхищённо произнесла Нефрона, продираясь через кустарник и давя сапогами ядовитые грибы, – как мы обязаны верховным судьям. Без них мы б не увидели всю эту красоту.

Живоеды поворачивались в её сторону, медленно тянули к волшебнице свои ветки, а та даже не замечала, что кустарник впереди сгущается плотнее и плотнее, а им с Фарлайтом становится всё труднее продираться.

– Я бы их за это не только не поблагодарил, а наказал бы самой страшной карой, какую только можно придумать. Если бы я был Тьмой, конечно, – отозвался маг, отбиваясь навязчивой ветки, третий раз сунувшейся прямо ему в лицо.

– Опять твои теории? – спросила Нефрона и тут же вскрикнула: – А-а-а, на помощь!

Фарлайт обернулся и увидел, как один из живоедов опоясал корявой веткой талию его спутницы, а другой сноровисто ударил её по лицу. Волшебница, вместо того, чтобы хладнокровно защищаться, впала в панику и слабеющими от страха руками принялась беспорядочно отпихивать узловатые конечности паразитов.

– О Тьма, что это? – воскликнул маг и вытянул вперёд левую руку, чтобы вобрать в себя энергию. Но в лесу неоткуда было брать энергию, а если источник и был бы, то живоеды давно истощили бы его. – Кусты взбесились?

Он начал озираться в поисках какой-нибудь палки, способной послужить оружием, но земля оказалась совершенно чистой. Не было даже грязи и камней – одни живоеды да грибы. Эта чистота удивила Фарлайта, ведь он рос на плодородных Ингвилийских полях. Маг набросился на обхватившие Нефрону ветки живоедов голыми руками и тут же отдёрнул их – кустарники были покрыты мелкими острыми иголками.

– По…мо…ги… – прохрипела девушка. Одна из веток извернулась и начала обвивать её шею и грудь, на которой безжизненно лежал медальон-лунник. Фарлайт хлопнул себя по лбу и, сняв с себя свой медальон, широко размахнулся и изо всех сил ударил им по ветке. Соприкоснувшись с живоедом, медальон издал такой резкий звон, что его обладатель вздрогнул и выронил лунник. Медальон, уже лежащий на земле, завибрировал и снова издал не то визг, не то скрип, и продолжал пищать на такой высокой ноте, что у Фарлайта заложило уши. Полумесяцы на его ободке вспыхнули ярче земного Солнца – невозможно было взглянуть на них, не прищурившись – а затем погасли. Голова мага закружилась, он пошатнулся и схватил обеими руками ствол стоящего рядом дерева, как бы обняв его. Вспомнив о своей спутнице, Фарлайт обернулся и увидел, что ударенный им живоед поник, его ветви потрескались, и из них текла… нет, не кровь. Энергия в чистом виде, только жидкая и зримая, прозрачная, как вода.

– Так вот ты какая… наша сила, – прошептал Фарлайт.

Остальные живоеды мигом бросили Нефрону и придвинулись к раненому сородичу. Здоровые ветки терновыми шипами воткнулись в трещины в теле поникшего живоеда, и живительная сила потекла в их узловатые туловища.

Фарлайт опустился на колени, ему показалось, что его сейчас вырвет (неизвестно – от шума в ушах или отвратительной сцены каннибализма, пусть и растительной), но около самой земли воздух почему-то оказался более свежим, и магу немного полегчало. Он потянулся к своему медальону и с ужасом обнаружил, что рельеф на нём разгладился, а луны не горели. Так и бывает, если хозяин снимает медальон, но только после двух-трёх дней отсутствия контакта с его телом.

– Не хватало того, что он сломался, – пробормотал маг. Тут в его голове возникла бредовая идея. Он пополз к устроившим пир живоедам. – Интересно, каково это – быть паразитом?

Он прополз под кустарниками, нащупал свободную трещину в теле умирающего живоеда и, немного расширив её пальцами, прильнул к ней губами. Энергия напомнила бы ему на вкус талый снег, если бы он знал, что это такое. С первыми же каплями, попавшими на язык, маг ощутил пульс растекающейся по телу приятной прохлады.

Он глотнул ещё немного энергии. Кровь стала живее и прилила к голове.

– Ха, теперь я их понимаю!

С новым глотком сердце начало биться быстрее, он почувствовал в себе столько жизненной силы, что был готов тут же вскочить и обежать земли Лаитормы по периметру десять раз.

Фарлайт весь измазался в живительном соке, но не мог остановиться и перестать поглощать его. Ему подумалось, что поселившись в Ихритте и выпивая в день по живоеду, он сравняется силой с Судьями.

«Когда выберемся отсюда, вернусь с кинжалом и кувшином», – оставил он себе мысленную заметку и продолжил поглощать энергию.

[Текст на картинке:

Польримик Любознай

Большая энциклопедия всего

Маги – высшая каста Северной области, управляемой судьёй Норшалом Змееносцем. Способны манипулировать энергией в наиболее чистом её виде, ощущая её как суть – элемент всего материального и нематериального.

Исходя из этого, магам подвластны телепатия, телекинез, телепортация, смотрение в толщу времени и пространства, создание нематериальных объектов (петли, волны, колпаки и т. д.), целительство, не-ментальное подчинение (через телекинетическое принуждение)

(Текст обрывается)]

* * *

Фарлайту снился странный, необычайно реальный сон. Он видел старика на берегу и знал, что море того манит, зовёт неудержимо – то шумом прибоя, то криками чаек, то запахом соли.

Ещё Фарлайт знал, так же неведомо откуда, что старика звали Сум, и что в деревне о нём сплетничают, что-де старик этот – постаревший разбойник, бывший гроза морей.

Сум думал, что сегодня море было уж очень настойчивым; и Фарлайт слышал его мысли – о чайках, что кричали громче обычного, о волнах, что бились о берег своими пенными языками. Старик кряхтя приподнялся и вошёл в бурную воду по колено, «омыть старые кости». Стоял так он недолго: Суму почудилось, что море произнесло его имя. Может быть, это смешно крикнула чайка, чуть не подавившись большой рыбиной, а может, сознание решило позабавиться над ним. Но Сум был уверен, что слышал зов моря.

…Какое море, чёрт возьми? Во Тьме нет морей. Значит, это Земля?

Старик вошёл в воду по пояс; даже внезапный порыв ветра не отговорил его. Но когда всё вокруг резко стемнело, Сум глянул на небо и забеспокоился. Ненадолго.

– Недобрый знак, – проскрипел он и отвратил взгляд от мрачнеющего неба, поглаживая волны, словно те были живыми и понимали, что старик по ним скучает.

Небо не заставило старика испугаться, но море, любимое море подхватило эстафету. На водной поверхности появилась дрожащая от волн картина – будто бы небо разверзлось; его серое полотно прорвали огромные бледные руки, тут же исчезнувшие, и на серое полотнище облаков из дыры хлынула тьма.

Сум не стал проверять, действительно ль вода показала ему отражение, или то была лишь игра его схуднувшего с годами зрения. Он с несвойственной ему живостью развернулся, наплевав на все зовы моря и забыв о радикулите, и побежал в сторону деревни с такой скоростью, с какой ноги не носили его уже лет тридцать – будто его преследовали сотни стрел.

– Люди, прячьтесь, по домам! – кричал старик, подбегая к крепким хатам с разукрашенными ставнями.

Но, никто не слушал его. Люди, только что проснувшиеся, пытались спасти свой скарб, суетились и кричали, так как уже успели повидать то, что происходило под облаками, и не в смутном отражении на поверхности воды, а вживую.

Полная женщина по имени Има, размахивая руками, пыталась перекричать окружающий визг.

– Не мужики вы, а бабы! Трусливые зайцы! Взяли бы мечи, да прогнали чудищ!

Пробегавшие мимо неё мужики либо просто не обращали внимания, либо пытались отбрехаться: «Ведьма, сама и наслала напасть!» да «У нас и мечёв-то нет!». Кто-то даже швырнул в неё ведром, мол, уймись, стерва. А та не унималась и продолжала взывать:

– Так грабли есть и вилы! Где ваша силушка-то хвалёная, а? Кажный день слышу, как друг перед другом похваляетесь!

Когда улица опустела, Има ругнулась на односельчан в последний раз, и полезла в большую бадью, которая упорно не желала её вместить.

Сум же запнулся о ведро, брошенное кем-то в сторону Имы. Старик попытался встать, но прилив сил уже схлынул. Он охнул и сразу же сел, затем опять попытался встать и опять сел, потом лёг на живот и пополз к иминой бадье, дрожа как осиновый лист от страха.

«Нет, никогда он не был бесстрашным и жестоким разбойником. Самое большее – гребцом на лодке торгашеской», – подумала Има и процедила сквозь зубы: – Тут занято, старик, ищи другое место!

Слова её прозвучали испуганно и совсем не грозно, но Сум пополз в другую сторону, хотя вскоре решил не сопротивляться судьбе, закрыл голову руками и захныкал, как ребёнок. Он боялся посмотреть вверх, туда, где три всадника летели по небесам с такой лёгкостью, как будто под копытами их коней были не облака, а твердь земная. Фарлайт осознал, что их имена – Ядвир, Антир и Алфар.

* * *

Видение тут же переменилось. Теперь Фарлайт видел судью Норшала Змееносца, прозванного так за то, что он носил на шее помимо традиционного медальона-лунника ещё и ошейник в виде толстой змеи, душащей себя своим же хвостом.

Судья протирал шелковой тряпочкой светящуюся сферу, что была подвешена к потолку на цепи. Фарлайт вспомнил статью из учебника, рассказывавшую, что после изобретения сфер велось множество полемик, не являются ли они младшими сёстрами огня, запрещённого в мире Тьмы. В конце концов, сферы отправились на переизобретение и снова вернулись в быт, только теперь они давали очень мертвенный свет, к которому уже никто не придирался. Сфера в кабинете судьи была необычайно яркой, она проливала синеватое мерцание на бледное, как и у всех обитателей Тьмы, лицо судьи.

В дверь раздался стук. Норшал вздрогнул, сфера покачнулась и чуть не ударила его по носу, тот едва успел поймать её. «Становится всё сложнее хранить самообладание, – услышал Фарлайт мысли судьи. – Надо взять отпуск».

– Войдите.

Дверь немного приоткрылась, и в образовавшийся проём протиснулся главный стражник Суда Флиатар Шрам.

– Говори!

– Мастер, внизу учинил погром буйный рыцарь…

– Ты пришёл ко мне только из-за этого? – вскричал и без того взвинченный судья. – На самой границе Лаитормы объявился какой-то монстр, будь он неладен, и теперь пойми – можно ли убивать его или нет, вдруг он разумен! Под судом невесть откуда объявился сильнейший источник! Кто виноват, а главное, что делать? А Лоренна, лучшая по ядам, как назло исчезла в тот момент, когда больше всего нужна! Так, глядишь, авторитет власти совсем упадёт… – судья смекнул, что в запале сказал лишнее и продолжил, уже думая над каждым словом. – И тут ко мне приходят с теми делами, которые должен решать вовсе не я, и даже не младшие судьи…

– Мастер, – Стражник поднял вверх левую руку, – я никогда не смел прервать вас, но, сдаётся мне, тут дело, касающееся верхних иерархов.

Судья напрягся. Что там ещё? Как будто бы мало дел свалилось на его умную и справедливую голову. Он грузно упал на стул, развернул первый попавшийся свиток и уставился в него.

– Объясняй.

– Объяснять нечего, мастер, допросить его я не мог, у меня нет полномочий – он семиранговый.

Норшал удивлённо поднял голову. Семиранговый рыцарь устроил погром? Судья бессознательно потянулся пальцами к своему медальону. Восемь полумесяцев, или, в просторечье – лун, обрамляли его – судья обладал высшим статусом из всех возможных в исподнем мире. Полумесяцы светились на медальоне Норшала, будто гордясь тем, что принадлежат такому славному деятелю. Верховные судьи по праву звались порождением первоначальной Тьмы; и поэтому восьмого ранга не мог достичь никто. Можно прочитать все книги, сотни лет практиковать мастерство, но происхождение своё не переписать никому. Отдельные самородки, заслужившие семь лун на медальон, не очень-то отчаивались – обычно к этому моменту они были так стары, что их не волновала уже погоня за званиями.

– Мастер, вводить рыцаря или нет? – прервал задумчивость судьи Флиатар.

Правитель Лаитормы кивнул. Но когда стражник вышел, а вместо него в комнату вошёл другой воин, судье снова настала очередь удивляться. Он ожидал увидеть кого угодно, но только не его!

– Антир! Что за шутки ты устроил? – судья заговорил звонко и укоризненно, но его голос начал испуганно затихать, и под конец фразы он уже только шевельнул губами. Судья откашлялся. – Что с тобой?

Вошедший рыцарь сел посреди комнаты на ковёр и захохотал.

– Знал бы ты, старина Норшал, какая с нами случилась прескверная история!

Судья побледнел, хотя казалось, что бледнеть уже некуда.

– Что случилось?

В призрачном свете сферы было видно, что латы рыцаря местами обуглились, а заклёпки расплавились. В светло-голубых глазах Антира блуждал сумасшедший блеск.

– Очень смешная история, ха-ха-ха!

– Ты пьян?

– Ни капли, мастерчик, клянусь мамой-Тьмой!

– В таком состоянии не клянутся тем, что под руку попадётся! Говори, что случилось! – взревел Змееносец.

– Да не беспокойся ты так, нервы – штука тонкая, да куда нам, простым кшатри, разбираться в вашей тонкой магичной организации души, хи-хи-хи…

– В глаза смотреть! Помни, с кем ты говоришь, рыцарь… Да ты принимал криалиновую настойку!

– Было дело, – Антир виновато развёл руками и невинно посмотрел на судью. – Иначе никак.

Как же выудить из него причину столь глупого поведения? Антир был самым рассудительным кшатри из тех, что знал судья. Иногда он, правда, проявлял слабоволие…

– Может, нам прояснит ситуацию кто-нибудь из твоих братьев? Ядвир или Алфар. Ты не знаешь, где они сейчас? – успокаивающе произнёс Норшал.

– А нету больше Ядвира. И Алфара тоже нету, – вздохнул рыцарь.

– Как… как нет? – судья теперь был уже не удивлён, он был шокирован. Если Антир говорит правду…

– А вот так. Сгорели.

– Они что, с ума сошли! Лезть на Свет! Знал же, знал, что нельзя вас выпускать без присмотра… Понадеялся на опыт… Вы же выходили в верхний мир больше пятидесяти раз, верно? Смерть Адары вас ничему не научила? Эх ты, «неуязвимый и бессмертный»…

– Адара всегда была наивной, – парировал рыцарь. – И влюбчивой.

Норшал не спускал взгляда с Антира. «Тьма в его имени, пробудись, очисти разум неразумного дитя», – мысленно произнёс он.

– А братья твои что, тоже влюбились?

– Ядвир нет, а Алфар – не знаю… Девчонку мелкую ему вдруг жалко стало (хи-хи-хи), Ядвир говорит – режь, а тот ему – жалко, жалко. Пока пререкались, Алфар девчонку на коня и прочь оттуда, Ядвир, мститель недоделанный, в погоню. Я им ору, что светает уже, да поздно. Еле успел формулу возврата произнести… С-сука, да что ж ты делаешь-то! А-а-а!

Судья стряхнул полупрозрачную паутину с кончиков пальцев. Колдовство, очищающее разум рыцаря от криалинового тумана, удалось, но торжество на лице судьи не появилось.

Антир катался по полу, мучимый невообразимой болью, истошно крича и хватаясь то за голову, то за грудь, то за живот. Флиатар ворвался в комнату с обнажённым клинком, но судья сделал ему знак, и тот удалился.

– Вы так и не успели забрать душу? – произнёс правитель без тени сочувствия.

– Нет, говорю же – не успели, – хрипел рыцарь.

– Что ж, тебе придётся жить в пытках до следующего затмения…Думать надо было меньше в верхнем мире, и больше действовать.

– Зачем… вы… это… сделали… – Антир уже еле выговаривал простые слова.

– Зачем прояснил твоё сознание? Я не могу говорить с криалинщиком, – равнодушно сказал Норшал. – А насчёт того, что ты, оказывается, так отвлекал себя от боли, я и не подумал.

– А-а-а-а… гад… мастер… – рыцарь подкатился к большому книжному шкафу, на миг замер и намеренно ударился головой о его резную ножку. И затих.

«Когда ты придёшь в сознание, боль будет мучить тебя снова. И что ты будешь делать? Нет, что я буду делать?» – снова услышал Фарлайт мысли судьи. Норшал выдвинул шкафчик своего письменного стола, отодвинул от дальнего конца бумаги и нащупал на задней стенке выступ. Тайник выдвинулся после лёгкого нажатия.

В потайном «кармане» стояла бутылочка из мутного стекла, размером с ладонь. Судья достал пузырёк и поднял его, разглядывая в тусклом свете сферы.

«Единственное, что может облегчить твои страдания… Слава травнице Лоренне, перед тем, как исчезнуть, изобрела это».

Он снова посмотрел на рыцаря.

«И пусть ты один из лучших, ты – всего лишь рыцарь, клинок битвы, и не дано тебе быть клинком разума».

В дверь снова постучали. Норшал стремительно спрятал склянку в тайнике, прикрыл рычаг бумагами, закрыл шкафчик и расправил ладонью скрутившийся было на столе свиток.

– Войдите!

В дверях показались Нефрона и Фарлайт, запыхавшиеся с дороги…

* * *

– Очнись, пожалуйста!

Всхлип. Нефрона пыталась уже делать искусственное дыхание и непрямой массаж сердца, пела над Фарлайтом молитвы и заклинания, но всё было безуспешно. Так что теперь она просто сидела рядом, положив голову на колени и плакала.

Фарлайт приоткрыл глаза. Над ним возвышались столбы-деревья, вечно тянущиеся к пределу своих мечтаний – мутно-тёмному в любое время суток небу, и не способные его достичь.

«Всё бессмысленно», – подумал он. – «Зачем мы куда-то стремимся? Всё равно ничего не достигнем, а если и достигнем, всё равно к тому времени состаримся и растворимся во Тьме. И хорошо… из чистой Тьмы мы пришли и туда же должны вернуться… быть частью Её разума и Её покоя. Почему мир не может перевернуться… я упал бы в бесконечное небо…»

– Забери меня, Тьма, в объятья свои…

Нефрона вскочила и наклонилась над ним, вся в белёсой грибной трухе, которая посыпалась на мага.

– Я боялась, что ты умер, не могла понять, дышишь ты или нет, а сердце твоё не билось, – её слова утонули в рыданиях.

Предмет её страданий резко поднялся с земли.

– Что ты видела? – грубо спросил он, больше всего желая, чтобы Нефрона не узнала, что он пил энергию умирающего живоеда.

– Я очнулась, а ты лежал и не двигался… Но эти страшные кусты на тебя не нападали, и на меня тоже. Вот, я нашла твой медальон, он почему-то не светился, я надела его на тебя, он почему-то всё равно не горит… Говорила я, надо было сначала отдохнуть, а ты с дороги сразу в суд, а потом в этот чёртов лес… Надо было набраться сил…

– Сил, говоришь, набраться? – произнёс он и облизнул сухие губы. Сильная жажда мучила его, а в Нефроне было так много энергии… В следующую секунду Фарлайт отогнал от себя эту мысль.

– И чего тебя сюда понесло? Обошли бы городских лекарей, поспрашивали бы. А ты: «Я знаю, что я делаю, я знаю, куда нам надо идти!» Вот зачем, объясни мне, ты сюда потащился?

– Сначала нам надо осмотреть её жилище, а оно находится где-то поблизости.

– Откуда ты знаешь?

– Прочитал её адрес на плакате в городе. С рекламой плакат, знаешь такие?

– И почему ты мне сразу не сказал?

– Зачем?

Он встал и подал Нефроне руку.

– Идём.

– Хорошо. Мне это место тоже не нравится. Вернёмся в город и…

– Мы пойдём не в город.

– Только не дальше плутать по этому жуткому лесу!

– Жуткий? Недавно он тебе так нравился. Другой дороги, кстати, нет.

Они двинулись дальше, а кусты-живоеды почему-то более не цеплялись за их одежду, а молчаливо отодвигались, расширяя перед ними проход.

– Я долго так провалялся?

– Не знаю, я ведь тоже долгое время была без сознания… Но с того времени, как я очнулась, прошло часов пять.

Маг присвистнул.

– А ты героически защищал меня, да?

– Мне особо не пришлось стараться, наверное, они насытились….

Он растерянно смотрел на ежившиеся при их приближении кусты. Что же произошло? И почему после такого огромного количества энергии он чувствует себя таким разбитым?

«А всё-таки, почему я никогда не слышал о том, что энергию можно потреблять физически? Надо как-нибудь написать научный труд на эту тему», – подумал Фарлайт. Он отчётливо представил себе толстую книгу в кожаном переплёте и себя, оставлявшего на форзаце автограф для поклонника, или, что ещё лучше, поклонницы. Его настроение сразу улучшилось.

* * *

Через пятнадцать минут лес резко оборвался. Путники вышли на холмистую равнину, заросшую блёклым мхом. Когда маги уходили из Лаитормы, им досаждал ветер, сейчас же он затих. Небо над равниной было затянуто уже не сгустившимися плотными тучами, а лёгкой невесомой пеленой, да и дышалось здесь легче. У основания пологого холма расположились крепкие каменные домики, окружённых стройным частоколом.

Нефрона перешла на бег, оказавшись как раз посередине между лесом и деревней, остановилась, опустилась на землю, легла на спину, раскинула руки и что-то радостно воскликнула. Её спутник безэмоционально прошёл мимо, и Нефроне пришлось нехотя подняться и брести за ним.

Ворота – единственный вход внутрь поселения – оказались заперты. Фарлайт постучал изо всех сил, но никто не подал признаков жизни.

– Стучи сильнее, – осторожно посоветовала ему Нефрона.

Он повернулся спиной к створкам и начал бить в них ногой. За стенами царила тишина.

– Эй! Есть кто живой? – крикнула девушка слабым голосом.

– Никого, – злобно процедил Фарлайт и заколотил по дверям кулаками. – Игнорируют.

– Может, с ними что-то случилось?

– Они просто не желают! – рявкнул он. – А ну, простой народ, стройся! Господа голодны!

Поток грязной воды обрушился на него сверху, промочив до нитки. Маг медленно поднял глаза.

Из сторожевой башенки, нависшей над входом в поселение, выглянул сдерживающий смех мальчик. Увидев выражение лица стоящего внизу мага, он не выдержал и захохотал.

– Ах ты, маленький сорванец! Ты хоть знаешь, кого ты сейчас облил водой? Когда я доберусь до тебя, ты сотню раз пожалеешь…

Ребёнок засмеялся ещё громче, его переливчатый смех понёсся по равнине, оставляя разводы в плотном воздухе. Нефрона, до этого внимательно смотрящая только вверх, взглянула на Фарлайта и тоже не могла сдержаться от смеха.

– Что ты смеёшься, как будто ты с ним заодно?

– Конечно, у нас великий заговор с этим малышом, – еле выговорила сквозь смех схватившаяся за живот девушка. – Помнишь, в библиотеке нашей академии стояло воронье чучело? Его ещё потом немного погрыз кот… Так вот, ты сейчас похож на эту ворону после кошачьей реставрации, – она не выдержала и начала кататься по земле, изредка взвизгивая «Ой, не могу!».

Из окна выпало блестящее ведро, но маг успел увернуться. Сверху послышался разочарованный возглас. Фарлайт бросился к ведру и, подняв его напротив лица, начал рассматривать своё отражение.

– О Тьма, он заплатит за это!