Текст книги "В ожидании рассвета (СИ)"

Автор книги: Мерлин Маркелл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 21 страниц)

– Нет, – выдохнул он. Ноги его ослабели, и он шлёпнулся на чью-то голую спину.

– Мне нельзя оставлять тебя в живых.

– Почему?!

«И правда, почему?» – спросил себя Фарлайт. – «Его смерть нужна, чтобы убить одного-единственного судью в будущем? А зачем мне убивать судью, если та, что отдала приказ, давно молчит…»

– Потому что я хочу, чтобы Бог, покинувший меня, вернулся, – проговорил он.

У Рема были серые глаза. Раньше Фарлайту даже не пришло бы в голову разглядывать, какого цвета глаза у человеческого ребёнка. Пацан был покрыт слоем грязи, крови и ещё чёрт знает чего – весь чёрный, и только глаза светились на его лице – подслеповатые глаза с человеческими зрачками.

Фарлайт ждал, когда Рем начнёт умолять его. Тогда он точно смог бы наконец размахнуться этой долбанной косой. Но засранец будто воды в рот набрал.

– Ну же! Проси! Умоляй! Будь ничтожным! Ты же воспитан людьми, которые трясутся за свою шкуру, почему ты не просишь?

– Я надеюсь, что вы встретите своего Бога, дядя Фарлайт.

«Что за душа течёт в его жилах?» – подумал тот, изумлённый. Пацан боялся его, очень боялся, но держался достойней его самого.

– А ты знаешь, что вы были первыми? – вдруг спросил Фарлайт.

– Кто – мы?

– Люди. Вас выкрали с земли и сделали нас. Не из всех, только из части. И нам сказали, что мы имеем права, а людям – что не имеют. С каждым поколением мы всё больше убеждали людей в их ничтожестве, пока они сами не уверились в нём, уже на уровне крови, на уровне Рода, и действительно не разучились владеть энергией. А ты уродился, не знаю в кого, такой…

И он коснулся головы Рема, чтобы тот узрел его недавнее видение.

Фарлайт желал, чтобы Рем вышел из себя, обругал эксплуататором, обрекшим его семейку годами копошиться в земле и дерьме. Тот же выглядел удивлённым, но не шокированным, и растерянно моргал.

«Нергаль!» – услышал Фарлайт мысленный зов.

– Закапывайся назад, – сказал он пацану и полетел на север, откуда его звали.

* * *

Каинах отчитал Фарлайта за то, что тот упился крови и валялся, пока остальные фраоки трудились в поте бледных своих лиц.

Тысячи душ уже были утрамбованы в шар, пульсирующий и грозящий разорваться. Фраоки, все красные с ног до головы, погрузили шар в воронку в земле и накрыли плотным слоем материи – ровно на том месте, где через несколько лет будет построен лаитормский суд.

– А я знаю, почему на этом месте потом построят Лаиторму, – заметил Фарлайт. – Они как раз почувствуют след нашего источника.

Ламаш рассеянно кивнул. Его мысли были совсем о другом.

– Всё, пошли, – сказал Каинах. – В будущее будет легче, чем в прошлое.

– Я знал, что ты не дашь попировать после, – раздражённо заметил Ламаш.

– Эта энергия – для дела! Всё, идите сюда.

Фраоки встали в круг. Энергия завихрилась меж ними, и Фарлайт зажмурился, готовый к боли. Воздух завибрировал, но ничего не произошло.

– Чёрт, – ругнулся один из незнакомых Фарлайту фраоков.

– Что такое? Почему мы ещё здесь?

– Энергии не хватает, – объяснил Каинах. – В прошлый раз нам открывали портал всем Суваршахту, плюс треть всех душ уже была отдана на тот портал залогом.

– Но тогда мы тащили с собой скот и приборы. Сейчас же нам надо переместить только самих себя.

– Если я сказал, что не хватает, значит, не хватает, – отозвался Каинах. – Будто вы сами этого не чувствуете.

– Этот плешивый чёрт Асаг обсчитался! – выпалил Ламаш, сжав кулаки от злости. – А ещё «с запасом, с запасом»! Когда я его встречу, то распну, потом растяну на дыбе, а после этого – закрою в «деве»!

Фарлайт воззрился на Каинаха.

– Ламаш прав, – подтвердил тот. – Тот, кто делал расчёты, ошибся. Не хватает всего одной или двух душ, кстати…

– Так давайте задерём парочку местных. В этом времени.

– Нельзя. Кто-то из них может оказаться вашим же предком.

– У меня нет предков из людей, я чистокровный, – сказал Ламаш.

– Ты уверен? Я знаю, что нет. Ляжем в спячку на четыре тысячи четыреста лет и проснёмся в тот день, когда улетели в прошлое.

– Скверный план, – сказал кто-то. – Мы подохнем, пока ждём.

– Мы бессмертны.

– Почти. А кровь, а жажда?

– В спячке не понадобится.

– Я против! – отрезал Ламаш. – Спячка – это значит, что ты не отдаёшь себе отчёта в том, что творится вокруг. Нас найдут и грохнут. А мы даже не успеем убедить убийц в своём бессмертии, вот смех-то…

– Мы спрячемся там, где нас не найдут – на Земле, – продолжал настаивать Каинах.

– Не, не, к чёрту это всё… Ты-то понятное дело, старый, уже успел пожить.

– Всё, хватит болтать! Делаем, как я сказал! Пошли.

И он открыл новый портал – на этот раз, на землю. Фраоки последовали за ним. На той стороне воронки оказалась ещё более кромешная темнота. Фарлайт потянул носом, ожидая учуять тот божественный земной запах, что так нравился рыцарю Алфару, но сразу же поморщился. Обычная затхлость, что Алфар в ней нашёл?

– Можете не бояться, что сюда проникнет солнце. Мы в пещере, – пояснил Каинах, уже устраивающийся на земле – Фарлайт понял это по движению его облака энергии. Облако вдруг начало гаснуть и будто бы уплотняться: Каинах впал в спячку.

Фарлайт видел, как гаснут и другие облака. Он уселся на землю рядом с Каинахом, но не торопился лечь, изучая своего коллегу – как теперь течёт в нём энергия, как звучит его сердце… Пока что он не особо понимал, как вообще ввести себя в спячку.

– Я правильно понимаю, что остались все те, кто положил на приказ Каинаха? – вдруг раздался голос Ламаша, вырвавший Фарлайта из раздумий. Он обнаружил, что бодрствует около половины фраоков.

– Ага, а то что он раскомандовался, – ответили Ламашу откуда-то справа.

– Предлагаю восполнить недостачу душ его собственной душонкой.

– Согласен!

– А кто будет отдавать приказ судье Норшалу, если Каинах будет мёртв? – заметил Фарлайт и тут же почувствовал досаду Ламаша.

– Действительно. Придётся его оставить. Давайте тогда всех остальных подлиз. Вот с того начнём. Так, идите сюда… Сделайте каждый по разрезу в разных частях тела и начинайте вытягивать энергию. Все одновременно. Один должен встать в изголовье и удерживать его, когда проснётся. Он не успеет сообразить, что происходит. Ваша задача – слить энергию быстро, очень быстро… Часть выпьем, часть отправим в наш запас.

И Фарлайт ещё раз убедился, что бессмертие восьмиранговых относительно.

– Тьма! Какая же у нас, братья, вкусная кровь! – восхищался Ламаш над растерзанным телом «подлизы», подчинившегося приказу Каинаха.

Когда фраоки исчезли в портале, облако энергии Каинаха вновь стало облаком бодрствующего фраока, только никто этого уже не видел.

* * *

Рем шёл по пустыне уже несколько часов. Ветер то и дело сбивал его с ног, тащил по камням, разрывая одежду и царапая кожу, но юный сморт, стиснув зубы, поднимался и продолжал путь. Нельзя сдаваться. Остановиться – значит умереть. Без еды и воды, если не случится дождя, он долго не протянет, а так – есть хоть какой-то шанс набрести на людей.

Рем ничуть не был шокирован тем, чему стал свидетелем. Демоны устроили резню – ну и что? Примерно об этом и были страшные сказки, которыми старшие братья и сёстры пугали их с Римом. Его больше озадачивало то, что ему показал Фарлайт. Поскольку надо было хоть чем-то занять свои мысли во время ходьбы, он снова и снова возвращался к видению Такие же горы тел, только живых. Принесённые – он услышал это в мыслях Фарлайта – с Земли. Всё это было неспроста, всё это – преддверие к чему-то великому… Надо только сообразить, к чему именно, что всё это значит. Рем чувствовал: он рождён для решения великой загадки.

На холме впереди показался силуэт человека, и мальчик побежал туда со всех ног. Очередной порыв ветра вдруг поднял его в воздух, понёс в нужную сторону. Рем был полон восторга – сама Тьма помогает ему! Но восторг мгновенно схлынул, когда Рем увидел, что именно принял за холм. Ветер швырнул его на нагромождение тел, лицом в чью-то пятерню. Рем отшатнулся, сплюнул – и пополз вверх, всё ещё не оставляя надежду. Кто-то же там стоял, причём не крылатый демон, а обычный человек.

Взобравшись на вершину холма, он встал на ноги, оказавшись в двух шагах от «человека». Обескровленное, покойное лицо заставило Рема вздрогнуть и сделать шаг назад. Он покатился вниз, а следом за ним – лавина из тел.

Выбравшись из-под толщи рук, ног и туловищ, мальчик сделал печальный вывод: он выписал по пустыне круг, а то, что он принял за стоящего человека, было чем-то вроде чучела. Рем потащил древко, на которое было нанизано тело, это оказалась коса одного из фраоков с обломанным остриём. Рем даже не испытал злорадства, только приноровил древко, как посох.

Он встал, чтобы продолжить путь, но вдруг задумался. Столько тел – и все исчезнут, будто их и не было. Рем снял с одной из женщин широкую юбку, завернул в неё несколько отрезанных рук, взвалил мешок на спину и только теперь отправился в путь, размышляя над тем, что теперь его шансы на выживание повысились.

Он брёл мимо скал, остро очерченных ветром. Время привала. Когда зубы вонзились в мёртвую плоть, сердце Рема вдруг сжалось. Он увидел на отрезанной руке кольцо – такое же, как у его матери. Не может же это быть она! Просто совпадение. Вряд ли его мать бы всё бросила и отправилась колонизировать Мглу. Его семье в Пиминне жилось неплохо. Можно было, конечно, вернуться назад и отыскать хозяйку руки, но Рем решил не тратить на это время.

На душе ему стало погано. Он отбросил руку, и тут на него навалилось всё то, что он пережил: чужие крики, море крови, витающий над полем смерти крылатый ужас… Мальчик уткнулся в колени лицом и мелко задрожал. Сказки сказками, а жизнь жизнью.

Так он и сидел, пока силы вновь не вернулись к нему. Тогда он провёл по скале пальцем, выдавливая длинное и узкое углубление. Камень в его руках был податливым, как глина. Вскоре на скале проявилась примитивная картина – фраок с косой. Выплеснув на скалу гнетущий его образ, Рем отправился дальше в путь, даже не осознав, что только что нарисовал «Святого Тогруса, покровителя земледельцев» – того самого человека-птицу, на которого столетиями будут молиться его предки.

* * *

Страница из книги «Настоящая история мира», написанной в 64 году от Начала на древнем языке. Все экземпляры книги были уничтожены, имя автора стёрто из памяти, а сам он заключён навечно в тряпку, о которую великая смортка каждый день вытирает ноги. Примерный перевод первой главы книги на современный общий язык:

«Наши так называемые судьи, начала начал, на самом деле не имеют к Творению никакого отношения. Вы убеждены, что они были первыми разумными существами, вышедшими из небытия, но это лишь красивое сказание.

Первыми были люди, но с первым человеком родился первый грех. Имена нечистоты были такие: Высокомерие, Сладострастие, Жестокость, Равнодушие, Предательство.

Грехам не удалось подчинить себе мир людей, и они освоились в другом мире, доселе пустом, чтобы править им безраздельно. Они забрали туда всех людей, что попались им под руку, а самых лживых и порочных превратили в подобных себе, назвав „право имеющими“. Тех, кто не желал принять власть грехов, они подчинили и сделали рабами.

Мир Тьмы – лишь калька на мир Земли. Обратите внимание на термины, которыми мы пользуемся. Сутки как единица времени из четырёх частей – разве совпадение, что они почти равны циклу малого земного светила? Вам будут говорить, что четыре части суток придуманы на основе четырёх каст право имеющих, но вы не верьте.

Вы поймёте, откуда возник полумесяц как геометрическая фигура, как только посмотрите на ночное небо Земли. Про „лунник“ как слово я и вовсе умолчу, ибо его происхождение очевидно и ребёнку. А стороны света – в мире, который не знает восхода Солнца? К тому же, мы говорим „год“ и не задумываемся, что это цикл того самого Солнца с земли…

Всё здесь скопировано с Земли – и лишь местами изменено в попытке найти более подходящую форму. Издохло большинство видов растений и животных. Обратите внимание и на нашу физиологию. Если бы Тьма обрела плоть независимо от Земли или раньше её, органы чувств всех её обитателей были бы приспособлены к жизни в кромешной темноте.

Но только некоторые демоны видят мир как тепло и холод, и маги видят „энергетическую температуру“. Остальные же слепы и беспомощны, пока не поднята над головой спасительная световая сфера или не взошли мерцалки.

Люди были привезены во Тьму с Земли, и на основе человека созданы право имеющие с их более совершенным зрением и способностью воспринимать энергию. Причём, вероятно, первыми были сморты, чьи ауры крайне сходны с человеческими. Сморты – творцы, и судьи – творцы, они создали первый вид сверхчеловека как подспорье в своём творении. Триданы и кшатри были промежуточным этапом. Маги – последний образец творения на основе человеческой формы. Они способны воспринимать энергию как она есть, легко управляться с нею вплоть до преодоления времени и пространства, и, со своим видением аур, могли бы жить совсем без света.

Если бы все жители Тьмы были подобны магам, хотя бы перворанговым, тогда я мог бы сказать: мы и наши предки впервые родились во Тьме, ведь мы к ней приспособлены…

Я уверен, что ранее вся твердь была покрыта туманом, а судьи только очистили от неё тот кусочек, на который им хватило сил. И теперь кольцо Мглы, окружающее нашу цивилизацию, превратило её в питомник с грызущимися крысами. Мы заперты на крошечном пятачке и вынуждены постоянно воевать друг с другом за место под небом, в то время как Земля обширна настолько, что тяжело объять её размеры умом. Она полна чудных лесов, лугов, рек. Огрызок же, на котором мы ютимся – бесплодная равнина с одинокими оазисами, явно культивированными разумной рукой, а не стихийной Тьмой…»

Так писал забытый всеми мудрец – единственный во всём мире, кто был рождён после того, как дожил до седин.

444. Фраоки

Фраоки очутились в подвале лаитормского суда, как было задумано – и чуть не ослепли, запоздало прикрывая глаза. Источник, заложенный ими в прошлом, теперь бил в полную мощь в центре подвала.

– Что происходит? – удивился один из демонов.

– Видимо, опять какая-то ошибка в расчётах, – отозвался Ламаш. – Источник открылся раньше, чем мы нанесли сюда визит… Не могло ж всё пройти идеально. В плане было много узких мест.

Фарлайт вспомнил, как знакомо светился купол здания несколько месяцев назад, когда они с Нефроной только прибыли в Лаиторму. Значит, источник начал проклёвываться под судом уже тогда, и лаитормцы не могли не заметить его. Но Фарлайт ничего не сказал своим компаньонам, ему, в общем-то, было уже на всё наплевать. Его существование обессмыслилось по всем фронтам. Он желал, чтобы эта их попытка покушения на Норшала провалилась, и судья-маг их уничтожил. Точнее, хотя бы его. Он всё ещё не представлял, как ему, почти-бессмертному, возможно покончить с собой, если не считать вылазки на солнце… но смерть от огня была слишком ужасной, чтобы решиться на неё.

Ещё можно спровоцировать на убийство своих собратьев. Они на это способны, даже зная, что обрекают тех на перерождение в телах бесправных: Фарлайт только что сам в том убедился. Пока другие фраоки бегали вокруг, разбираясь с источником, бывший маг проигрывал в своей голове диалог:

Фарлайт: Неуважаемый собрат!

Ламаш: Чего тебе, жирдяй?

Фарлайт: Я твою мать имел в таких и в этих позах.

Ламаш: И что с того? Её весь град имел.

Фарлайт: Ты шлюхи сын!

Ламаш: Я сын, в себе собравший силу ста отцов.

Фарлайт:…

Ламаш: Лесть слишком неприкрыта; всё ж, спасибо.

– Где Каинах? – вдруг спросил кто-то, вырвав Фарлайта из раздумий.

– Он должен был добраться сюда сам… Подождём?

– Чего ждать? У Каинаха было четыре с лишним тысячи лет, чтобы сюда добраться, – заметил Ламаш.

– Он мог проспать. Перепутать день… час…

– Год, десятилетие, – продолжил Ламаш. – Слетаю за ним… раз уж энергии у нас всё равно выше лаитормской крыши.

Фраок исчез в одной портальной воронке, и через минуту появился в другой, метром правее.

– Каинаха там нет, – сказал он, растерянный.

– Значит, он не проспал, а проснулся раньше.

– Или земные человеки всё-таки нашли его и вытащили на свет.

Фарлайт отметил в голосе Ламаша плохо скрываемую радость и счёл своим долгом испортить злобному собрату праздник души.

– И кто будет отдавать приказ судье Норшалу, если величайший менталист вышел из игры? – спросил он.

По Ламашу было видно, что об этом он как раз и не подумал, причём уже второй раз.

– Может, Ишзидаль?

Но названный фраок только покачал головой.

– Я даже не рискну лезть судье в голову.

– Чш-ш-ш! – вдруг встрепенулся Ламаш, и накрыл всех фраоков завесой.

В подвал вошёл кшатри в полном боевом облачении. Обошёл кругом источник, постучал древком пики по полу, вслушиваясь в эхо. Достал флягу, отхлебнул.

«Стережёт источник», – услышал Фарлайт мысль Ламаша, и затем фраока, которого он называл Ишзидалем:

«Женщина. Пьёт криалин. Седьмой… нет, восьмой ранг! Она как мы».

«Я её знаю. Это Адара», – подумал Фарлайт так, чтобы другие фраоки тоже слышали его.

Кшатри Адара резко повернулась на каблуках в ту сторону, где стояли невидимые фраоки. Воздух между ними и рыцаршей шелохнулся.

Ламаш прижал один палец к губам, другой – к виску, что означало совет не только не говорить, но и не думать слишком громко.

Фарлайт сделал шаг вперёд, за границу завесы. Ламаш дёрнулся, потянувшись к младшему собрату, чтобы остановить его, но только царапнул когтями по крылу. Поздно – фраок открылся Адаре, и та перехватила пику двумя руками, ринувшись на него. Фарлайт взмахнул крыльями, чтобы взмыть в воздух, но он, мало того, что устал после бойни, так ещё и сам по себе был слишком грузен и медлителен, так что Адара пробила демону крыло – и тут же отпрянула назад, выискивая место для нового удара. Фраоки под завесой наблюдали за ними, даже не намереваясь вмешаться.

Фарлайт, так и не осиливший подъём в воздух, поднял руки.

– Я к тебе с добром.

– «Демон» и «добро» – понятия противоположные, – сказала Адара, всё же, снизошедшая до переговоров с нарушителем.

– Я не всегда был демоном. Меня таким сделал Гардакар… Я бывший маг. Я даже работал в этом суде.

– Ложь.

– Ты должна меня помнить. Портальное зеркало… Ты была в лесу с братом и землянином, говорила со мной… Я подсказал, как попасть назад, во Тьму.

– Точно, я тебя вспомнила, – проговорила Адара. – Но это всё равно ничего не меняет. Ты теперь демон, а не работник нашего суда. Тебе здесь быть нельзя. Уходи… пока я разрешаю.

– Где твой брат, Адара?

– Который?

– Который младший.

– Его казнили за измену. И я не хочу, чтобы меня постигла та же участь… так что давай уходи сам, пока кто-нибудь не увидел наш разговор.

– Может, твой брат и изменник по закону, но не по морали.

– Неважно. Он был бунтарь, я нет. Уходи! Третье предупреждение – последнее!

– Ты первая сбежала на землю, разве это не бунт?

– Я была глупой.

– Ты была доброй, Адара… К землянам, к брату. Что с тобой стало?

– Я…

Вдруг глаза её расширились, она отшатнулась назад, выставив пику, но так и не успела защититься. Через мгновение она уже лежала на полу, трепыхаясь, пока трое фраоков стояли у изголовья Адары, удерживая магией на полу, а Ламаш стягивал с неё перчатки, чтобы добраться до голой кожи.

– Что вы наделали?! – только и смог вымолвить Фарлайт. – Я и так почти убедил её…

– Лишний свидетель. А ты молодец, хорошо заболтал.

– Она могла принять нашу сторону…

– Уже поздно. Тем более мы поняли, что она не как мы, а слабее.

– Она однажды отрекалась от Тьмы, выбрав жизнь на Земле. Это её ослабило. Плюс наркотик, – предположил Фарлайт, бессильно глядя, как Ламаш выпускает из Адары прозрачную кровь, тут же направляя её в бушующий источник. Отсветы от источника играли на его лице, делая ещё более бледным и зловещим.

Ламаш соскочил с тела, дав знак братьям отступить. Адара поднялась на ноги, но как-то неловко. Ламаш шевельнул пальцами, и рыцарша сделала шаг, затем другой.

– Марионетка? – спросил Фарлайт, и новоявленный кукловод кивнул. – А как ты…

– Физически, не ментально.

И Ламаш покружил указательным пальцем, заставив Адару завертеться вокруг своей оси в пьяном танце.

– А если сейчас раздавить твой палец камнем, что произойдёт с рыцаршей?

– Что за вопросы?

– Интерес исследователя.

– Тьфу. Лучше молчи… Ишзидаль, смотри её глазами и показывай нам.

И Фарлайт увидел всех фраоков со стороны, подтянутых, стройных. Один разительно отличался – полный, как бочонок; неужели это он?

Взгляд Адары направился к выходу из подвала. Она сделала ещё несколько шагов, каждый следующий становился всё более уверенным.

– Что скажем судье-магу?

– Что источник совсем разбушевался, – предположил один из фраоков.

– Тогда он пошлёт посмотреть других магов, – отозвался другой.

– Тогда… что источник зовёт его.

– Совсем недостоверно…

– Быстрее, я почти довёл её до покоев судьи, – прошипел Ишзидаль-кукловод.

– Дай мне, – сказал Фарлайт, и произнёс уже устами Адары, перед которой распахнул дверь сам Норшал: – Там, в подвале, мой брат. Вы сказали мне, что он мёртв. Как это понимать?

– Что? – удивился судья. – Это какой-то морок.

– Это не морок, – продолжала кукла-Адара. – Он жив, и ему нужна помощь. Я уже отправила птицу за целителем.

Судья тут же оттолкнул Адару и устремился вперёд по чёрному коридору. Рыцарша побежала за ним.

– Как же ты оставила брата одного? – спросил он.

– Младший маг присматривает за ним. А я пришла за ответом, который до сих пор не получила.

– Единственный ответ в том, что это морок, или криалиновая галлюцинация. Ты ведь не пила опять..?

Судья только переступил порог подвала, как змея на его шее свилась в узкое кольцо, перекрывая воздух. Норшал потянулся к ней рукой, чтобы сорвать, но тут же огромный поток энергии из источника хлынул в его сторону, заставив позабыть обо всём во Тьме. Должно быть, он сейчас был наедине с той самой пустотой, о которой мечтал Фарлайт.

Судья был оглушён, но это, конечно, не могло заставить его развоплотиться. Тогда фраоки открыли под ним портал, в который тело судьи тут же провалилось.

Демоны видели глазами судьи нечто жёлто-алое, раскалённое, ужасающее своей яркостью, они чувствовали, как в блаженную пустоту судьи ворвался дикий ужас, столь мощный, что они оцепенели и сами, неготовые к такому зрелищу.

Фарлайт понял, что ещё мгновение – и он не выдержит, что его сердце разорвётся от ужаса, что его сознание сгорит вместе с телом Норшала, – и разорвал канал.

* * *

Мужчина с распущенными, слегка волнистыми волосами возлежал на высоком ложе, одной рукой смачивая длинные стебли в сладком соусе стоящей на полу чаши, а другой – обнимая прижимающуюся к нему девушку. В комнате были ещё две девушки – одна из них массировала сибариту ступни, другая сидела рядом с вазой и пела. Не фьеллрие эсхлеком на леинре, а обычными словами общего языка, как поют земные женщины. Прятать такой голос за звенящим звуком леинры было бы преступлением.

 
– …Ослепительно велик!
Все склонят свои главы
Лишь увидев светлый лик.
Я счастлива, что с нами Вы!..
 

Мужчина вдруг ошарашенно подскочил и застыл, тяжело дыша.

Звуки застряли в горле певицы.

– Нель, ты толкнул меня! – недовольно произнесла любимая наложница – та, что лежала подле хозяина.

– Вы чем-то недовольны, повелитель? – испугалась массажистка. Тот пробормотал пару невнятных фраз в ответ и бросился к выходу.

– Ты пойдёшь в таком виде? – в голосе лежащей проснулась нотка удивления. – Даже не оденешься?

Она нежно дотронулась указательным пальцем до плеча хозяина, но тот отдёрнулся, будто его коснулось чудовище, а не одна из первых красавиц. Он поспешно натянул синюю мантию на голое тело и выскочил из комнаты.

– Я знала, – злорадно прошептала массажистка. – Знала, что скоро ты, Лимесвиа, станешь ему неприятна. Даже не безразлична, а мерзка, отвратительна! – закончила она с торжеством.

Лимесвиа хищно потянулась к массажистке и прошипела ей на ухо:

– Если это твоих рук дело, ты пожалеешь, что имеешь плоть в этом мире!

– Когда я стану фавориткой повелителя, тебя бросят в темницу, и ты ничего мне не сделаешь, ничего!

Лимесвиа набросилась на массажистку и вцепилась длинными когтями ей в лицо, та схватила вазу и ударила соперницу, рассекая её щёку. Лимесвиа ослабила хватку и дотронулась рукой до лица, скривившегося от боли.

– Ты заплатишь за это! – она повернулась к стене, на которой висело большое зеркало, ужаснулась и заплакала. Массажистка тоже сотрясалась в рыданиях – она увидела своё отражение немного раньше. Ярость обеих триданок немедленно сменилась отчаяньем. Ни одна из них не помнила, что они так дрались почти каждый месяц – а потом Нельжиа отравлял их к сморту-врачевателю, и воспоминания о расцарапанных лицах и выдранных волосах вскоре растворялись в тумане, напоминая отголосок ночного кошмара, что всякий раз ускользал, стоило попытаться на нём сосредоточиться.

– Из-за твоего эгоизма теперь никто из нас не будет любимицей Великого! Ах, что же мне делать?

– Нужен целитель… Ах, Мельрие, позови целителя, срочно!

Но певички Мельрие и след давно простыл. Она пробежал через широкий зал, полный испещрённых орнаментами вещиц. Её цель скрылась за одной из дверей, куда она и последовала.

– Мастер, что случилось? – спросила она. Слишком бесцеремонно для женщины из четвёртого круга приближённых, но Нельжиа это понравилось.

– Проблемы мира не должны тебя интересовать, – уклонился он. – Зачем мучиться, если в жизни столько удовольствий?

– Ах, я не буду спокойна, пока не узнаю, что вас волнует. Позвольте мне разделить вашу боль.

– Умер один мой знакомый.

– Он был вам другом?

– Нет.

– Врагом?

– Иногда.

– Так что же вас печалит?

– Сам факт его смерти. Я желал её, но всё-таки не верил, что она возможна…

– Кто-то умирает, кто-то рождается, – задумчиво проговорила Мельрие. – Да, я всегда хотела узнать, у Верховных Судей могут быть дети?

– Поэкспериментируем? – таинственно произнёс Нельжиа, закрывая дверь на ключ. Триданы не умеют долго беспокоиться – вне зависимости от причины этого беспокойства.

* * *

– Вот видишь, справились и без всяких Каинахов, – услышал Фарлайт голос Ламаша сквозь сон. – Он нам был не нужен.

– Ага, и выжило только трое фраоков. Стоило того? – ответил ему кто-то.

Фарлайт открыл глаза и узнал говорившего – фраока Энгира, с которым они были почти незнакомы. Энгир выглядел жалко, словно побитый человечишка. Его волосы, прежде чёрные, теперь побелели. Ламаш же был помят, но доволен.

– Ещё бы. Пожертвовать собой ради такой великой миссии… О, мы будем помнить имена наших братьев… Я прикажу выбить их на колоннах моего игалли.

И Фарлайт понял: Ламашу плевать на тех, кого он зовёт братьями.

– Что случилось? – подал он голос.

– Другие фраоки, не успевшие разорвать канал с судьёй-магом… В общем, нас осталось только трое.

– Сгорели?

– Стали пятнами на светиле земного мира. А Норшал – самым большим пятном, – усмехнулся Ламаш.

Гнев заклокотал в сердце Фарлайта. Такой идеальный план пошёл прахом: сначала всякие асаги не могут правильно рассчитать энергию, потом сбегают каинахи, которым должно было сыграть ключевую роль, и под конец ламаши решают выбросить жертву в земное Солнце, не предусмотрев, что фраоки и сами могут сгореть. Нет, всё-таки больше всех виноват обсчитавшийся Асаг. Если бы они взяли на одну-две души больше, всё шло бы по плану…

И вдруг демон застыл, словно его самого удушила змея на шее. Асаг не обсчитался! Фарлайт ведь сам отпустил Рема, которого как раз хватило бы, чтобы заполнить брешь…

Вдалеке послышалось эхо шагов и возбуждённые голоса.

– Пора уходить. Вставай, Нергаль! – и Ламаш открыл портал за город на всех троих.

* * *

Стоило Фарлайту закрыть глаза, как пламя вновь вспыхнуло перед ним – смертоносное, готовое разрушить всё и вся, не признающее правил и рангов. Он вздрогнул и вскочил на постели, удостоверившись, что находится в своей комнате в Цваргхаде – в темноте… но без Тьмы.

– Я уничтожил одного из судей, – прошептал он. – Не самолично, но всё же… Разве я недостоин от Тебя хотя бы коротенькой весточки?

Зашуршали шторы: Нинур вновь явилась на его окно.

– Все празднуют вашу победу, – сказала бесовица. – Песни, банкет, пафосные речи. А ты лежишь в своей комнате.

– Что там праздновать? Выжило только трое фраоков. Трое! Это провал. Мой план был идеален… Но они всё испортили.

Нинур перепорхнула к нему на кровать.

– Трое? – переспросила она.

– Я, Ламаш, Энгир. А что?

– А где Каинах? Он умер?

– Думаю, да. Почему тебя волнует именно Каинах?

– Ненавижу этого ублюдка. Это из-за него я…

Нинур не закончила свою мысль, но Фарлайт так и не переспросил, не уточнил, и горничной пришлось продолжить.

– Семья продала меня Каинаху в виварий. За долги. Он там всё пытался вывести каких-то особых потомков… Я не знаю. В общем, я сбежала. Меня поймали. В виварий не вернули, но наказали и заставили отрабатывать долги вот так… Служанкой. Будто я человек. А ведь это даже не мои долги.

– Вас таких много, – отметил Фарлайт.

– Много. Но только я работаю за то, к чему вообще не имела отношения.

Они помолчали. В этой тишине Фарлайт услышал отзвуки далёкой музыки. И вправду, праздник вовсю гремит где-то внизу…

– Зачем ты мне рассказала?

– Чтобы ты понял: не тебе одному бывает плохо.

– Поэтому ты начала прилетать? Нашла родственную душу?

– Не совсем.

Нинур схватила его и решительно прижала к своей груди, начав гладить по волосам. Фарлайт даже не успел возмутиться и только вздохнул, в который раз отметив, что не может взять и выставить бесовицу за окно.

С некоторой неохотой он решился признать: ему нравилась эта грубовато-навязчивая манера Нинур, в то время как нежно-навязчивое поведение Нефроны только раздражало. Он вспомнил волшебницу с её вечным «Давай я тебя расчешу? Ну давай? Ну давай?» – и так десять раз, пока Фарлайт не соглашался. Нинур явно была не из тех, кто задавал вопросы. Бесовица прилетала и сразу делала, что хотела, наплевав на то, что была в этом городе всего лишь служанкой, а он – одним из приближённых местного судьи.

– Я рад, что ты не обиделась, – вдруг сказал Фарлайт.

– За что?

– Когда я прилетел и спросил про туалет. Вообще, я хотел извиниться…

– Да я и без извинений знаю, что ты хороший.

– Я?!

– Ты, ты.

– Да я никогда не был хорошим. И если до того, как я стал демоном, я был всего лишь противным волшебником, то теперь я… чёрт. Я тот, кто разродился планом самого массового убийства в истории. А ты – «хороший».

– И тебя мучает совесть?

– Меня мучает то, что она меня не мучает. А ведь должна… Я какой-то неправильный, да? Безморальный. Монстр. Когда рядом со мной что-то происходит: боль, смерть, я вдруг будто обретаю способность чувствовать.