Текст книги "В ожидании рассвета (СИ)"

Автор книги: Мерлин Маркелл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 21 страниц)

– Маг Фарлайт…

– Этого не может быть! Он бы побрезговал даже прикоснуться к такой замарашке, как ты.

– Она говорит правду, – сказал Мирт. – Мы всё-таки не у тебя на работе, так может, не будем устраивать вот это вот…

Он убрал руки с причинного места, решив, что раз уж такая ситуация, можно забыть о стеснении – тем более, оно было неискренним, а руки уже утомились от этого положения.

– Она преступница! Она преступила мораль!

Мирт чувствовал ужас, который сковал Хеду. Он взглянул на Нефрону глазами простолюдинки и сам чуть не вздрогнул – над ними нависала злобно оскалившаяся фурия, ничуть не похожая на ту девушку, которой он когда-то посвящал романтические заметки в дневнике.

– В чём подвох? Тут что-то нечисто! Я знаю! – кричала Нефрона.

– Ты заигралась в следователя…

– Нет! Говори, девка! Или я из твоих кишков Мирту новую лютню сделаю!

– Мы не спали, – сдавленно проговорила Хеда, когда приступ рыданий отпустил её. – Он был без сознания, и я смогла собрать семя… Это был мой единственный шанс выбраться из Пиминны!

– Ах ты сука! – взвизгнула Нефрона так, что у Мирта заложило в ушах. – Шалава! Подзаборная блядь!

Мирт опешил, он даже не подозревал, что его благоверная знает такие слова, и уж точно не был готов услышать такое из её сладких, как ему верилось, уст. Пятно, которое было Хедой, взмыло в воздух.

– Что ты делаешь?!

Тридан вскочил на ноги и схватился за повисшую под потолком Хеду, будто бы это могло помочь. Та, барахтаясь в панике, лягнула Мирта в живот, и тот рухнул назад в корыто, отбив копчик. Нефрону с Хедой обдало водой.

– Нефрона, Нефрона!

Тело упало на пол.

– Слава Тьме, ты опомнилась…

– Нет, я закончила, – самодовольно откликнулась волшебница.

– То есть… всё?

– Всё. Труп.

Удаляющиеся шаги.

– Куда ты?

– За ножом. Хочу вырезать её ублюдка из утробы и отправить Сьяласу, чтобы больше не присылал мне своих отпрысков.

– Нет, так нельзя! – воскликнул Мирт, на ощупь выбираясь из корыта. Он наступил на тело и чудом не свалился.

– Ты прав. Я убила её без суда… Меня обвинят… Надо скрыть. Пойду напишу её отцу, что Хеда и правда приезжала, но я предложила этой шалаве отправиться в Саотими, к брату. Мы попили чай, она ушла, и больше мы её не видели. Мирт, ты запоминаешь?

Тот копался в сундуке в поисках чистой одежды – ведь корыто стояло в той же комнате, что была спальней и гардеробом. Сундук теперь был доверху набит вещами Нефроны, и Мирт еле нашёл штаны с рубашкой – на самом дне. Куда подевались остальные его вещи, он пока предпочёл не думать.

– А если к нам пришлют менталистов для допроса?

– Ради людской девки? Три ха-ха. Ты же не против, что тело полежит у тебя дома, пока не растворится во Тьме? Не приглашай гостей, ага?

– Ты так говоришь, будто уже не первый раз скрываешь убийство.

– Ты даже не представляешь, я на работе делаю это чаще, чем засаживаю реальных виновников… Я знаю, ты никому об этом не скажешь. Ты же моя лапочка.

Она поцеловала Мирта в щёку. Ещё утром он бы растаял от этого поцелуя, но теперь только поёжился.

* * *

Они сидели в гостиной-столовой-кухне-кабинете. Нефрона скрипела самопиской. Мирт тискал подушку, после тюрьмы изголодавшийся по мягким ощущениям. На улице каркали вороны-падальщицы.

– Знаешь, Нефрона… Я должен тебе кое-что сказать. Ты – это не ты.

– А?

Самописка перестала царапать бумагу.

– Ты под воздействием.

– Да ну!

Опять скрип. Воронья за окном будто бы всё прибавлялось.

– Я предполагаю влияние зачарованной вещи. Я её даже чувствую. Она сейчас рядом с тобой.

– Из-за тебя я опять сделала ошибку! Ты можешь помолчать хотя бы пять минут? Подумаешь, молчал три месяца в тюрьме. Маги-отшельники, вон, по три года молчат ради обета.

– Да послушай же меня!

Нефрона вскочила. Мирт вжался в диванчик, ожидая, что на него сейчас будут кричать – но волшебница лишь захлопнула окно и вернулась на своё место.

– Налетело падальщиц… Как они чуют? Мертвечина ещё остыть не успела.

– Нефрона…

– Ну что Нефрона?! Что заставляет меня «не быть мной»? Самописка, может быть? Или туфли? – судя по звуку, она сбросила обувь. – Или амулет на удачу? – что-то громыхнуло о стол.

Вдруг Мирт ощутил замешательство Нефроны, потом движение энергии. Волшебница пыталась прощупать амулет.

– Тьма… Ты был прав! Почему я сразу не поняла, когда его изучала?

– Ты не знала, что искать.

Мирт заулыбался. Теперь та Нефрона, которая ему так нравилась, вернётся!

– Стерва Ирмитзинэ! – Нефрона распахнула окно, размахнулась и швырнула ульхитовую пластинку на улицу, вспугнув птиц. Те поднялись в воздух галдящей тучей.

– А ведь на старой Нефроне все ездили, свесив ножки, – сказала волшебница задумчиво. – Новая Нефрона никому себе такого не позволяла. Знаешь, новой Нефроне жилось проще. Так что, пожалуй, я лучше продолжу вести сея так, будто тот амулет всё ещё при мне.

– Но…

– Не обсуждается! Я так решила, значит, так и будет.

Мир снова рухнул для Мирта. Ему захотелось откупорить ещё одну банку с криалином. Настойка как-то слабо на него действовала. Ни веселья, ни видений. Вот и боль от побоев начала возвращаться.

– Эмбрион я всё-таки вырежу из её чрева. Это собственность Фарлайта, не наша. Мы не можем позволить ей пропасть… Вдруг он вернётся…

Мирт остался лежать на диване, обнимаясь с подушкой с истрёпанными кисточками и вслушиваясь. Шаги, звяканье. Пыхтение. Шуршание – Нефрона тащит труп в гостиную, зачем?! Потянуло плотью. Мирт вспомнил, что та девушка, которую сейчас препарируют, услужливо тёрла его щёткой всего полчаса назад. К горлу подкатил комок.

– Знаешь, Нефрона, а я больше не хочу агитировать за права людей, – проговорил он, потирая отбитую поясницу.

– И правильно. Мы с тобой были наивные дурачки. Люди думают только про размножение. Вот, кстати, и доказательство – лежит перед тобой.

– Ты больше не злишься, что я не поехал за Ремом?

– Можешь забыть про это, – отозвалась Нефрона, продолжая терзать труп ножом. – Он нас подвёл. Я писала-писала саотимским мастерам, чтоб его отправили в другую школу, ну, к нам поближе, они отказывались, мы всё спорили… А потом они мне сказали, что мальчишка сбежал. Ты представляешь? Я в него так верила, а он в меня не верил… что я его заберу. Так и хорошо, что не забрала. Будто надо мне для такого стараться. Только время потратила… Уф.

Контур Нефроны стал выше – она поднялась на ноги.

Мирт сжал подушку в руках. Он никогда раньше не обращал внимания на её ткань – шероховатую, ребристую, как равнина, пересечённая длиннющими хребтами. Мирт не отказался бы убежать в такое место, где не было ни людей, ни право имеющих, где он остался бы наедине с горами, вдыхал бы чистый воздух, не отравленный жестокостью и испарениями с приисков.

– Нет, ну я правда дура, – сказала Нефрона. – А что, если Фарлайт… нет, я не хочу об этом даже думать, но вдруг…

– Что?

– Если его поймали и казнили, то как же ему перевоплотиться? У него не было детей. Его Род прервался.

– Насколько я знаю Фарлайта, он не хотел бы перевоплощаться. Он мечтал о пустоте, – тихо отозвался Мирт, опять уткнувшись в свою подушку.

– Ты сам только что признал, что мы молоды и часто несём глупости. Мирт, все его предки – они ж тоже застрянут в нигде! Они-то не хотели повиснуть в пустоте!

– Откуда ты знаешь? Может, хотели?

– Давай без демагогии. Мы никогда не узнаем. Вставай и иди сюда.

– Зачем?

– Засунешь в меня её младенца.

– Чего?..

– Я серьёзно. Этот младенец – единственный потомок Фарлайта, так что если Фарлайт погибнет, то сразу перевоплотится в новом теле. Он же сильнейший в своём Роду. Первый в очереди.

Мирт поднялся и подошёл к Нефроне, та всучила ему скользкий комок плоти. Тридан решил представить, что держит в руках желе, это помогло ему не вытошнить свой пустой желудок.

– Подожди, я сейчас всё принесу…

– Я же почти слепой, моё зрение ещё не восстановилось… И я даже не сморт какой-нибудь, я даже мясо никогда сам не резал… Это очень, очень плохая идея… – бормотал Мирт, пока Нефрона суетилась вокруг. – Я только что добрался до дома, я пережил такую пытку, о которой ты могла только читать, но ты даже не дала мне отдохнуть! И подбиваешь меня участвовать в каком-то безумии…

Волшебница принесла покрывало, маленькую кадку с водой, какие-то железки. Она постелила себе на полу и легла, задрав юбки.

– Нет, я, конечно, давно мечтал прикоснуться к этим местам, но не в таком же контексте, – сказал тридан. Желе противно запульсировало у него в руках, и Мирт чуть не отбросил эмбрион, опомнившись в последний момент.

– Не время для шуточек. Можешь пока что опустить его в воду.

Мирт сел на покрывало между ног Нефроны.

– Что ты там говорила про преступления против морали?

– Мы сейчас не делаем преступление. Мы, наоборот, спасаем увядшую ветку чужого Рода.

– То есть, ты готова опять пожертвовать своим благополучием? Где же та новая суровая Нефрона?

– Я ничего не теряю, Мирт. Поторопись. Мне там, между прочим, дует.

– Ты же родишь, будучи незамужней.

– Опять ты несёшь чушь! Мы с тобой поженимся. Можно даже завтра.

– Ещё одно желание, сбывшееся через задницу чёрта, – процедил Мирт.

– Не ругайся при нашем ребёнке!

– Если б этот младенец был от меня, и я умирал, ты бы тоже согласилась его выносить?

– Конечно. Ну давай, пошевеливайся.

Мирт наклонился, щурясь.

– Что ты там разглядываешь?

– Я думаю, как его туда запихнуть. Он не пролезет. Точнее, пролезет, но помнётся. Уверена, что хочешь воспитывать уродца?

– Тогда разрежь мне живот. Точно так же, как я разрезала той девке.

– Я же ни черта не вижу!

– И что, я теперь сама должна себя резать?

– Найди кого-нибудь другого.

– Нет времени, Мирт! Режь!

Мирт воткнул Нефроне нож в живот. Та вскрикнула.

– Чш-чш-чш, – зашикал на неё Мирт.

Волшебница задрожала.

– Где ты хоть разрезал-то, а? Хоть там?

– Я ещё ничего не разрезал…

Нефрона шевельнулась, пытаясь рассмотреть место операции, но пышные юбки мешали ей.

– Не двигайся!

Мирт попытался провести ножом разрез вниз, но у него ничего не вышло. Тот был слишком туп.

– Я не знаю, что делать, не знаю, не знаю, не знаю! – воскликнул Мирт, хватаясь за голову. – Как я вообще на это согласился? Ты же сумасшедшая, как я сразу не понял, ты же подружка этого психа Фарлайта! Я за целителем!

– Не смей! Заткнись и продолжай!

Мирт подёргал нож. Нефрона застонала, замотала головой. Мирт услышал скрип её зубов, схватил полотенце и сунул пациентке в рот. Ещё несколько раз безуспешно дёрнув ножом, Мирт вытащил его и воткнул снова. Нефрона замычала, вытащила полотенце и крикнула:

– Уйми боль, ради Тьмы, уйми боль!

Тридан подскочил к её голове, чуть не снеся кадку с эмбрионом, приложил руки ко взмокшему лбу волшебницы. «Ты спокойна, ты не чувствуешь боли», – попытался внушить он Нефроне, но судя по её прерывистому дыханию, у Мирта опять не получилось. В тюрьме он совершенно растерял свои навыки.

Тогда Мирт метнулся к сумке, которую он бросил у входа и нащупал там банку с криалином. За дверью раздался стук.

– У вас всё хорошо?

– Да! – крикнули Нефрона и Мирт хором, хотя Мирта так и подмывало отпереть дверь и попросить соседа прийти на помощь; но он не решился.

– На, хорошая моя, выпей…

Нефрона присосалась к банке, а Мирт вернулся к её растерзанному чреву. Весь живот был в бледно-красной от энергии крови, так что Мирт даже не сразу нашёл то место, где резал его.

– Ты точно… не кишки какие-нибудь? – слабым голосом спросила Нефрона.

– Откуда я знаю! – нервно огрызнулся Мирт.

– Ну посмотри…

Мирт запустил руку в живот возлюбленной. В этот момент ему подумалось, что если Нефрона и выживет после этой манипуляции, то он больше никогда не сможет хотеть её, как женщину. Как он вообще решился на такое? Не иначе, криалин подействовал; но Нефрона-то была трезва, когда предложила!

– Что ты там делаешь…

– Щупаю внутри.

– И? Матка?

– Не знаю.

– Похоже на мешочек?

– Все органы похожи на мешочек!

– Не все. Только желудок, мочевой пузырь, и…

Она замолкла.

– Нефрона?

Мирт, немея от ужаса, прощупал пульс. Бьётся.

Волшебница была без сознания – выпила залпом слишком большую дозу. Мирт отёр рукавом пот. Теперь некому им руководить, придётся полагаться только на себя.

– О Тьма, будь благосклонна к своим детям, – прошептал Мирт, раздвигая пальцами разрез и вооружаясь эмбрионом. Пуповина фарлайтова отпрыска болталась лишним шнурком, озадачив парня. Он не понимал, что с этим делать. Вот Нефрона умная, она даже знает все органы: мочевой пузырь, желудок… Но не Мирт.

Эмбрион опять отправился в кадку.

– Нефрона, – Мирт похлопал волшебницу по щекам. – Очнись, ты мне нужна!

Та не приходила в себя. За окном опять зашумели вороны-падальщицы: кар, кар, действуя Мирту на и так расшатанные нервы. Тридан закрыл лицо руками и зашагал по комнате туда-сюда. Эту панику остановила только стена, внезапно оказавшаяся на его пути.

Мирт вернулся к окровавленному телу и решительно засунул эмбрион внутрь, пришпилив пуповину к стенке внутренностей слюной. Она не приклеилась, но Мирт этого не видел. Он уже начал шарить по столу в поисках иглы с ниткой, когда увидел ещё одно тело.

– О нет!

Сослепу он перепутал тела, и вернул эмбрион в матку Хеды. Пришлось снова его вытаскивать.

– За что? Почему я?!

На этот раз он решил прикрепить пуповину не слюной, а насыщенной энергией кровью. Через четверть часа Мирт, обессиленный от нервного напряжения, упал между двумя женщинами – мёртвой и обморочной. Нефрона уже была зашита, и тридан догадывался, что стежки его далеки от совершенства. Он не только никогда не резал мяса, но и не шил. Хорошо, что волшебница заранее вдела нитку в иглу.

– Она убьёт меня, когда очнётся, – прошептал Мирт. – Ну или помрёт сама. В общем, трупов сегодня будет два.

Он обнял холодную, мокрую Нефрону, которая еле дышала, и уткнулся носом ей в плечо, как незадолго до этого в свою любимую подушку. Мирт мог мечтать сейчас только о том, чтобы раствориться во Тьме и всё забыть.

– О Фарлайт, где бы ты ни был… Пусть у тебя всё получится.

222. Демоны

Фарлайт только что побывал на рудниках, где как кара небесная свалился на рабов, выбрал парня посочнее, унёс его на вершину скалы и испил крови. Когда жертва потеряла сознание, у него хватило милосердия, чтобы не опустошить раба, но всё же его было недостаточно, чтобы не оставить шахтёра на скале безо всякой возможности спуститься. Бывший маг успел отметить достоинства нового тела: даже причиняющие боль крылья приносили больше пользы, чем неудобства. Когда он спустился и забрал ещё одного раба, а через полдня ещё двоих, надсмотрщики (из расы каграев, не особо возвысившейся среди демонов) не только не возмутились, но смотрели вслед ему с уважением. Он будто оказался в личном раю; но легче от того не становилось.

Его преследовала та фраза Ирмитзинэ, сказанная ею непонятно с какой целью: «учись контролировать себя…» Фарлайт же чувствовал, что контролировать себя не способен, и потому презирал себя. Он вспоминал, как давным-давно ходил по улицам Ингвилии вместе с остальными «Защитниками чистой Тьмы» и разбрасывал листовки. Что-то насчёт того, что во Тьме многовато страдания, и что в этом страдании виноваты судьи. Теперь он сам учинял страдание направо и налево; и самое поганое было в том, что он даже не получал от этого удовольствия. Раньше энергия подхватывала его и уносила, одаряя видениями, срывая покров лжи с древних тайн; теперь же она стала ещё одной потребностью, как еда и воздух. И Тьма… Почему она молчит?!

Фарлайт подумывал, что во всём виноват проклятый шкаф Гардакара. Он лишил его способности «улетать» от энергии. Гардакар сделал его фраоком, одним из столь уважаемых демонов, что ему теперь, кажется, позволено всё, что только можно вообразить; отчего ж тогда так гадко… Фарлайт вдруг понял, что в его жизни был только один момент счастья: когда Тьма заговорила с ним и приказала уничтожить «столпы бытия». Он был тогда в замешательстве, и не успел толком поговорить с Тьмой, а ведь ему так много хотелось у неё спросить. И что он спрашивал, когда Тьма выходила на контакт? «Что она сделает с Ирмитзинэ, если та умрёт» – да как ему вообще пришло в голову тратить драгоценные секунды на такую глупость… Потом: «Я всё правильно делаю?», неуверенные слова, рождённые в его ничтожном мозгу. И всё, молчание. Неужели Тьма сочла, что он её недостоин? Да, в третий разговор с нею Фарлайт сам признал это. Разве нет? «Я слаб, я нечист». Вот доказательство: он не может противиться даже тяге к крови-энергии, о какой силе воли теперь можно говорить, какие надежды на себя возлагать?

Или Тьма ждала, что он до последнего будет сопротивляться порочному желанию судьи Гардакара изменить его плоть? Но Фарлайт позволил сделать это с собой; теперь он – один из проклятых…

Новоявленный демон вдруг обнаружил себя лежащим на шероховатой крыше одного из цваргхадских домов. Он не помнил, как сюда прилетел, должно быть, сделал это, будучи погружённым в свои мысли.

Рядом с ним, на расстоянии пяти шагов, плавно опустился другой фраок, одетый в длинные чёрные одежды. В руках у него была свёрнутая ткань, точно такая же, как та, что послужила материалом его балахону. Фарлайт испытал лёгкий укол зависти. Тот был так грациозен, так свободно и гордо держался – его уж точно не одолевали самоуничижительные мысли.

– Позволь представиться, новый брат. Моё имя Каинах, – сказал он.

– А меня зо… – начал Фарлайт, но Каинах тут же перебил его.

– Теперь твоё прошлое имя лишь пустое сотрясание воздуха. Ты более не принадлежишь старому Роду. Ты рождён в новом теле, и теперь тебе нужно дать новое имя, имя на твоём новом языке.

– Я не знаю языка демонов.

– Ты выучишь… Пусть тебя зовут Нергаль – на удачу.

Фарлайт отметил, что пока они говорили, на лице его нового знакомого не отражалось ни тени эмоции, будто к лицу его была плотно приклеена маска. Этим демон напомнил ему Ирмитзинэ в комнате с парящей каплей.

– И ещё тебе понадобится выучить несколько новых правил. За этим судья и послал меня.

– Мы же демоны, какие могут быть правила? – спросил Фарлайт.

– Верно, элита сама устанавливает правила. Но я всё же настоятельно тебе рекомендую прекратить красть людей прямо с улиц и жрать их почти у всех на виду. Раз в неделю ты будешь получать свежего человека в обители приговорённых. Если сможешь утихомирить свой инстинкт, то сможешь вообще перестать охотиться.

– Раз в неделю? Я же умру…

– Никто из нас ещё не умер.

– Так вы все кровососы?

– Что за мерзкое слово.

– И все восьмого ранга?

– Мы не приемлем рангов.

– Теперь я понял, почему… Чтобы никто не видел ваш! О Тьма, и сколько вас?

– Ты двенадцатый.

– У Гардакара под рукой дюжина восьмиранговых… Он же мог давно стереть плоть всех врагов с лица Тьмы!

– Полагаю, мы бы смогли это сделать, будь у нас надобность.

В голосе Каинаха не было ни тени самодовольства. Он будто сообщил сухой факт.

– Тьма!

– Хватит поминать её всуе.

– И вы не попытались свергнуть Гардакара?

– Такой надобности у нас тоже нет.

Каинах будто вспомнил что-то и бросил Фарлайту тряпки, которые держал в руках. Тот развернул их – это оказались одежды, как у Каинаха.

– Даже если бы мы и попытались, Гардакар так давно пьёт энергию, что сам стал синонимом Тьмы. Он и Тьма – практически одно и то же. У нас не хватило бы сил, даже если бы мы и захотели.

«Тьма, это правда?!»

Но та молчала.

– Ты пытался послать кому-то телепатию, – заметил Каинах.

– Тебе показалось…

– Я величайший менталист в плотной Тьме, обмануть меня невозможно. И не советую тебе общаться со старыми знакомыми – для твоего же блага. По легенде ты мёртв, казнён в доме судьи. Твои друзья могут проболтаться сами или быть отданы под допрос. Тогда ты рискуешь. Ну же, одевайся.

Фарлайт облачился в новый наряд, размышляя.

«Почему же Гардакар не сделал себе целую армию, а ограничился двенадцатью – за такое-то время? Он всё-таки боится, что не сможет удержать толпу под контролем, а тут у него, видимо, есть рычажок воздействия на каждого из двенадцати. Какой же рычажок у него по отношению ко мне? Не высовываться, чтоб опять не загребли под суд? Как-то слабо. А ведь они смогли бы завалить его толпой. Вытащить на свет и мешать пробиться назад, во Тьму. И Гардакар бы просто-напросто сгорел. Чем-то он удерживает их… угрозами? Дарами?»

Он вдруг понял, что Каинах прекрасно слышит все его мысли. Тот ничем не выдал себя: его лицо всё так же было самой непроницаемой маской в мире; Фарлайт испытал нечто вроде небольшого озарения и тут же принялся думать об облачных вихрях над городом.

– Если хищников становится слишком много, численность жертв начинает быстро сокращаться. Быстрее, чем пополняется. Тогда хищники рискуют вымереть сами, – вдруг сказал Каинах. Он развернулся и прыгнул с края крыши, тут же увлечённый потоком ветра. Его крылья распахнулись как два больших саотимских зонтика.

Фарлайт последовал его примеру. Уже через несколько минут он парил над пустой, дымящейся равниной; в душе же ему казалось, что он ползёт по земле, как последняя тварь. Скребущее чувство никуда не ушло даже после разговора с себе подобным; зато вдруг захотелось поболтать с Нефроной – или даже с Миртом, главным образом потому, что ему нельзя было с ними больше связываться. Наверное, они уже вовсю крутят романчик, подумал Фарлайт, и опять испытал лёгкую зависть. Могут же некоторые так жить – без груза, просто радуясь новому дню… Мирт сейчас точно не теряет времени на дилеммы и прочие моральные переживания, играет свою музыку, или слушает песни своих собратьев, танцует, веселится…

Демон поднялся так высоко, что земля скрылась из виду в тумане. Теперь туман окружал его: Фарлайт был внутри облака, и его глаза не улавливали ни единого отблеска света. Он представил, что наконец слился с Тьмой, и ему стало легко и покойно. Фарлайт решил, что останется в этом облаке до конца Тьмы. Может, ему и удалось бы воплотить эту идею, но вскоре крылья начали коченеть, и Фарлайт спустился вниз, к распорядку без распорядка.

В тот день, между столицей демонов и небом, он впервые почувствовал приятное сродство со своим телом. Раньше он постоянно подчёркивал, сам для себя, что дух и тело – две разные вещи, что тело – это тюрьма; но теперь, когда оно стало таким лёгким, сильным, крылатым, неприязнь к нему начала улетучиваться. Фарлайта посетила крамольная мысль: а что, если раньше его тошнило от всей мировой плоти только потому, что его собственная плоть была жирной и неуклюжей, а он проецировал свои ощущения на весь окружающий мир?

…Ах, такого просто не может быть.

* * *

Шли дни. Каинах, который должен был обучать его, явно не горел желанием возиться с новичком. Он сбросил Фарлайту кучу книг: по языку, местным законам, истории мира – по версии демонов… но Фарлайт целыми днями только валялся на кровати в отданной ему комнате башни – без двери, зато с большим окном, а если и слазил со своего ложа, то только для того, чтобы поискать обед. Казалось, всё шло к тому, что облагораживающая трансформация была зря: Фарлайт опять начал набирать вес.

Ему ничего не хотелось. Может, для других фраоков преображение было началом новой жизни, полной возможностей, но не для Фарлайта. Он перестал видеть в своём существовании смысл. Каинах говорил Фарлайту, что скоро тому поручат роль наместника в одной из новых провинций Срединной земли, отвоёванной у западных кшатри, но и это не вызывало в нём бурного энтузиазма.

– Это важное поручение, – говорил Каинах. – Земли на границах удерживать тяжелее всего.

И тогда Фарлайт спрашивал, почему фраоки не уничтожат всех кшатри, смотртов, триданов, магов, если они есть первозданная стихия, облечённая в крылатые тела? Каинах каждый раз находил пафосную отговорку, не удовлетворявшую собеседника, и тот возвращался к лежанию с исключительно унылым выражением лица. Ещё большее уныние ему доставляло то, что приходилось лежать только на животе. На спине – крылья мешали.

Вскоре к Фарлайту стал прилетать не Каинах, а Ламаш. Ламаш не вещал пафосных речей, не расписывал собрату прелесть бытия фраоком, а просто рассказывал разные байки, будто бы они с Фарлайтом были старыми друзьями.

– А потом мы распяли его! Ха!

Так заканчивалась большая часть его историй. Кого-то в конце распяли, четвертовали, бросили в морозные глубины Деррамского ущелья. Ламаш находил это исключительно весёлым поворотом в своих рассказах.

– Кем ты был, до того, как стал демоном? – спросил Фарлайт однажды.

– Никем, – ответил Ламаш. – Меня не было.

Ламаш сидел на подоконнике – каменном, как и всё остальное. Стены, полы, потолки – всё каменное. В Лаиторме и её окрестностях тоже, но там всё было сложено из больших гладких плит, а здесь – из небольших камней. Фарлайту иногда думалось, что лицо его вечно безразличного наставника Каинаха превратилось в камень, потому что тот прожил в башне эти тысячи лет. Каинах заведовал всеми внутренними делами Цваргхада – столицы, Ламаш же был кем-то вроде тайного агента и палача.

Иногда, когда однообразные байки Ламаша надоедали Фарлайту, он жалел, что у его гостя есть крылья. Его было бы так удобно столкнуть фраока с подоконника! Но всё же Фарлайт признавался себе, что благодарен Ламашу. И неважно, почему он прилетает сюда, по указке Каинаха или Гардакара, или по своей воле. Фарлайт сам заключал себя в клетку одиночества, но этим сам же закапывал своё настроение ещё глубже.

– Ты был магом, как я, верно? Все фраоки были магами. На худой конец триданами. Каинах – менталист, но он всё равно держится скорее как маг, нежели тридан.

– Каинаху не одна тысяча лет. За столько времени можно опробовать десяток манер, – усмехнулся Ламаш.

– А тебе сколько?

– Столько же, сколько и Тьме, ведь я и есть Тьма.

Опять эти общие фразы!

Рано или поздно Ламаш опять оставлял его наедине с апатией. Фарлайт ложился на живот и звал Тьму. Однажды его осенило: Тьма не выходит на контакт, потому что она и так уже рассказала ему всё, что нужно! Осталось только выполнить её задание. От этой мысли Фарлайт вскочил с кровати, и нервно забегал по комнате. Почему-то раньше он не задумывался над тем, как именно будет выполнять задание по «уничтожению столпов, на которых зиждется плотный мир». Он ждал, что Тьма сама подскажет ему решение, послужит проводником… Как глупо. Тьма ждёт его инициативы!

Номинально, судьи бессмертны. Но это только слова, пропаганда. Если вытащить их на свет, что с ними будет? Сгорят, как Ядвир, помешаются рассудком, как Антир, или… ничего не случится, как с Алфаром и Адарой?

Так он лежал, постоянно размышляя над поиском обходного пути. Со стороны казалось, что ничего не изменилось. Ламаш, глядя на это, заключил пари с судейским секретарём, бесом по имени Асаг. Ламаш ставил на то, что Нергаль (как демоны называли Фарлайта) разжиреет через месяц так, что крылья не смогут поднять его в воздух. Асаг был с этим не согласен. Он верил в Фарлайта, и потому ставил на то, что тот продержится «на крыле» как минимум полтора месяца.

Но, для Фарлайта-Нергаля так и осталось загадкой, почему Ламаш вдруг решил поосновательней познакомить его с местной кухней и стал заявляться к нему с руками, полными съедобных даров.

– Запоминай. Это шеру – мясо. Шеру-шаили – мясо, приготовленное по храмовому обычаю, то есть сушеное. Это арку-шаигалли – травы по… как сказать… обычаю тех, кто живёт в доме, откуда правят.

Фарлайт разглядывал горшочек, полный трав, с неподдельным любопытством. Он никак не мог взять в толк, что надо было сделать с зеленью, чтобы она превратилась в эти странные мягкие палочки.

– В суде?

– Не обязательно. Когда ты уедешь в землю Мизушу, то будешь жить в большом доме. Выберешь себе, какой понравится. И этот дом станет твоим игалли. А в Цваргхаде… кстати, правильно говорить Суваршахту, так это звучит на нашем языке. Так вот, в Суваршахту игалли – это палаты судьи.

– Понятно. Так что за обычай, по которому это приготовлено?

Фарлайт не решался приступить к трапезе, и Ламаш подал ему пример, зачерпнув из горшочка горсть мягкой зелени. Прожевав, он довольно улыбнулся и отёр руку о тряпку – густая полупрозрачная жидкость, которой сочились травы, текла по его пальцам. Это действо показалось Фарлайту страшно грязным. Даже разгрызть руку чумазого шахтёра – и то было для него более чистым приёмом пищи.

– Их греют энергией. Долго, около часа.

– Тяжёлая работа, должно быть.

– Почему же? Нужен человек. Здорового человека хватит на несколько дней. Мы кладём его вот так на намишатт, – Ламаш сделал горизонтальное движение рукой, – а сверху ставим горшки.

– И что это значит – «намишатт»?

– Доска с иглами. Энергия начинает постепенно уходить из человека, когда он под своим весом насаживается на иглы, всё глубже и глубже. Но бару не даёт этой энергии улететь просто так, в воздух, и она движется, – Ламаш волнообразно помахал руками вниз-вверх, – и через час арку готова.

Фарлайт запустил пятерню в горшок. Арку оказалась страшно горячей, и он еле сдержался, чтобы не отдёрнуть руку. Но он пересилил себя и запихнул чужеземное блюдо в рот.

– На, вытри соуш, – сказал Ламаш, протягивая тряпку своему сотрапезнику. А тот был уже весь в этом соуше – руки, лицо, даже одежда. Фарлайт принялся тереть себя тряпкой, вспоминая недавний яблучный обед в Ведьминой пуще. Ему подумалось, что все изобретатели рецептов за пределами цивилизованных городов нарочно делают свою стряпню невозможной для поедания.

– Вкусно? – поинтересовался Ламаш.

– Не знаю, – отозвался Фарлайт, проглотив арку. – Горячо. А когда горячо, я не чувствую вкуса.

– Она же совсем остыла, пока я её сюда нёс.

Ламаш хохотнул. Мол, ты, новичок, ещё ко многому привыкнешь.

– А я знаю, зачем ты приносишь еду.

– Да? – Ламаш невинно взглянул на Фарлайта, перешедшего на такое знакомое и безопасное сушеное мясо.

– Чтобы я учил язык. Каинах дал мне словарь, но я выучился по нему только ругательствам. А с тобой запомнил уже штук пять новых слов.

– Надо же, ты меня раскусил.

Несколько минут они жевали молча. Видя, что Фарлайт остался равнодушен к непревзойдённому яству в горшочке, Ламаш налёг на него сам. Когда он закончил с обедом, Фарлайт спросил:

– Получается, рядовые демоны, вроде бесов, тоже питаются энергией, как фраоки?

– С чего ты взял?

– Это блюдо, как его… которое в горшке.

– Арку?

– Да. Если оно готовится на человеческой энергии, и бесы или тат-хтары едят это блюдо…

Ламаш махнул рукой.

– В одной арку-шаигалли мало энергии. Тем более, её дорого готовить. Не то что какую-нибудь арку-ишури или обычную арку. Мы не боимся, что другие демоны пристрастятся к энергии… Подозреваю, что это блюдо придумал сам бэл.

– Кто?

– Гардакар же… Это для иностранцев он «судья Гардакар», а для нас «бэл». Повелитель. Владыка. Тот, чьё слово – не то что закон, а выше любого закона.