Текст книги "В ожидании рассвета (СИ)"

Автор книги: Мерлин Маркелл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 21 страниц)

Фарлайт повиновался. Он мысленно позвал Тьму, но та не откликнулась. Маг понял, что кабинет судьи как-то защищён от любой телепатии; но остался в лёгком замешательстве. Ведь Тьма была и внутри кабинета, почему же нельзя было поговорить с этой её частью…

– Посмотри на себя! – расхохотался Гардакар. – У тебя такое пузо, ты хоть видишь, как мочишься? Я весь суд пытался вообразить, как такой жирдяй пытается трахнуть бабу, но не смог. Давай тебя схуднём.

– Меня устраивает моя постельная жизнь, – сказал Фарлайт, изо всех сил утихомиривая своё негодование – он понимал, что злиться бесполезно. – И моего единственного партнёра, кстати, тоже.

– Партнёра?..

– Меня самого.

– Так ты что, гордишься этим? И правда – гордишься! – демон опять расхохотался.

Фарлайт злобно стиснул зубы и обернулся, встревоженный шорохом внутри шкафа. Снаружи – старое полированное дерево, резьба, несколько случайных царапин внизу… А что скрывается внутри?

Дверцы шкафа раскрылись так быстро, что маг не успел испугаться – в шкафу была самая настоящая глотка, с зубами и языком, с нёба которой капала слюна – как его тело оторвалось от земли и тут же влетело в разинутую пасть.

Дверцы захлопнулись. Шкаф попытался сглотнуть Фарлайта, но не смог, тот был слишком объёмист телесами.

– Из магов получаются отличные фраоки. И чтоб крылья тебя подняли, отнимем массу жиросодержащую, приплюсуем массу мышечную. Почему маги так любят вести сидячий образ жизни? – бормотал Гардакар, нажимая одному ему видимые рычаги. – Рост оставить тем же… Ход!

Глотка начала жевать Фарлайта. Тот снова стиснул зубы.

«Я не буду кричать. Я не буду… не доставлю ему удовольствие…»

Маг отбрыкивался, пытался заколдовать зубы, но те неумолимо двигались вверх-вниз, из стороны в сторону, разрывая мягкую ткань его плоти. Фарлайт пожелал стать бесплотным – но не смог сосредоточиться. И тогда он всё-таки закричал.

Через несколько жевков шкаф наконец смог проглотить то, что осталось от мага, и начал переваривать его в недрах своей утробы.

* * *

Тридан раздумывал, что бы сделал на его месте герой-отец. Бросился бы сломя голову в Саотими? Не стал бы он после этого тряпкой-подкаблучником? Или стал бы тряпкой-трусом, отказавшись?

А Нефрона, зачем она так себя вела? Оттого ли, что он тогда из ревности наговорил ей гадостей про Фарлайта? Ещё бы, обидел её самодовольную святыню…

На душе скребли черти. Мирт достал леинру, сел на площади и стал сочинять холавилеим. Он вложил в музыку всё страдание от потерянности, несправедливости, безысходности.

Его мелодия лилась по площади. Люди начали оглядываться в поисках музыканта и подходить, чтобы послушать его. Птицы слетались на ближайшие крыши, даже статуи, казалось, оборачивались в его сторону. Леинра уже не пела, а стенала; и в её стоне каждый слышал свою боль.

Когда Мирт закончил, то обнаружил вокруг толпу слушателей. Некоторые женщины вытирали слёзы.

Тридан воодушевился и снова прикоснулся к леинре губами, чтобы сыграть что-нибудь ещё, как на площадь явился отряд стражей.

– Разойдись, разойдись! – голосил глашатай, пока кшатри разгоняли толпу. – Сборища людей запрещены!

– Хватит! – вскричал Мирт, поднимаясь на ноги. Его голос дрогнул от волнения, тряслись и руки, но он продолжил – Они просто пришли послушать музыку!

– Закон есть закон, – ответил глашатай. – Расходитесь.

«Что бы сделал отец, что бы сделал отец?» – крутилось в голове у Мирта, и он вскричал:

– Да кто вам дал право? Тьма? Вы сами себе его сочинили, и придумали, что у людей его нет, чтобы было кому выносить помои! Вы живёте как звери!

С каждым словом ему легчало. Он не осознавал даже, что злится на самом деле не столько на кшатри, прервавших его концерт, сколько на Нефрону, на то, что она предпочла ему Фарлайта по своей дамской дурости, на то, что придётся тащиться в Саотими за чужим ему пацаном, на то, что кто-то использовал его как шпиона – и Мирт сам до сих пор не понял, кто…

Ближайшие к нему люди всё ещё находились под чарами его мелодии.

– Да! Правильно! Хватит! Надоело!

Мирт не думал, что дело зайдёт дальше болтовни, но люди принялись забрасывать кшатри камнями. Тем, закованным в железо, всё было нипочём. Началась бойня. Мирт даже не успевал уследить за кшатри, они двигались быстрее, чем лопасти мясорубки, которую тридан много лет назад видел на школьной кухне; и так же, как те лопасти, они оставляли после себя перемолотое мясо. Мирт упал на колени и закрыл голову руками. Он клял себя за трусость: «Давай, встань, бейся за людей, как отец бился за кшатри…»

Но он не мог заставить себя подняться, и только пригнулся ещё ниже, как одинокая травинка, прибитая ветром на лаитормской равнине.

– Я не могу, я не могу, – бормотал он, когда кто-то рывком поставил его на ноги.

* * *

Потолок в тюремной камере так был жирно раскрашен золотым фосфорентом, отчего всё в комнате стало ярко-жёлтым. Этого света, кажется, хватило бы на сотню смортских сфер, вроде той, которой они собирались осветить весь мир.

Мирт всё время держал глаза закрытыми, но и это не спасало его. Он был привязан к каменной доске, его голову зафиксировали в специальном углублении так, что она постоянно была повёрнута вверх, к потолку, чтобы он не мог отвернуться. Даже сквозь сомкнутые веки он видел этот чёртов свет, а если раскрывал их, то мгновенно слеп. Узник не был уверен, что такая пытка была разрешена законом. Куда уж там лампочке, о которой он писал анонимку Ольмери. Когда это было? Кажется, в прошлой жизни.

Его не кормили, не поили. Мирт смиренно ждал своей участи и думал: как же глупо всё происходящее. Наговорил глупостей, будучи на взводе – сочли подстрекателем. Кто ж знал, что люди так отреагируют на его слова. Кто он для них? Они его даже не знали, и речь, которую он произнёс, была коротка и убога… но её хватило, чтобы начать бунт. Тьма, почему всё так повернулось…

– Отрицая порядок, данный нам Тьмой, ты признаёшь себя поборником Света, – произнёс женский голос. – Тебе нравится Свет?

– Нет, – проговорил Мирт. Пересохший язык еле ворочался у него во рту.

– Открой глаза, если тебе нравится Свет, смотри на него, наслаждайся им!

– Мне не нравится Свет…

– Громче!

– Я не за Свет!

– Повторяй за мной: «Я принадлежу Тьме! Я признаю её порядок идеальным и единственно верным!»

Мирт повторил.

– «Тьма моя мать, Тьма моя любовь, Тьма моя семья! Я более не преступлю её закона!» – продолжал диктовать голос.

Когда Мирт зачитал ещё сотню речёвок, чьи-то руки отвязали его от каменной плиты и толкнул вперёд. Мирт слабо прощупал сознание своего конвоира – кшатри, старше его – и тут же получил тычок в спину.

– Рискнёшь ещё – надену обручи.

Она отвела тридана куда-то – тот сам не знал, где очутился, потому что до сих пор ничего не видел, кроме жёлтых пятен.

– Раздевайся, – бросила ему тюремщица и куда-то ушла.

Мирт покорно стянул с себя рубаху и портки, протянул руки, чтобы нащупать опору – ноги еле держали его, затёкшие в камере. На него хлынула ледяная вода. Мирт сначала съёжился, но потом открыл рот и стал жадно глотать жидкость, которой его мыли. На вкус та была отвратно резкой и острой. Вода начала обжигать ему горло и желудок, но Мирт не мог остановиться, и всё пил и пил, пока не послышался скрип вентиля, и вода не прекратила литься.

– Ты всё ещё воняешь, – послышался голос тюремщицы. – Но тратить воду я на тебя больше не буду, не надейся.

Она опять начала толкать его в нужном направлении, не дав одеться, и вскоре опять приковала Мирта к его каменному ложу.

– Открой рот.

Тюремщица грубо запихнула что-то Мирту в рот. Обожжённым языком узник почти не чувствовал вкуса. С одинаковым успехом это мог быть как хлеб, так и носки.

– Глотай.

Мирт подвигал челюстями и еле проглотил сухомятку.

– Открой рот.

Опять безвкусная вата на языке.

– Глотай.

Мирт попытался, но на этот раз чуть не подавился – всё-таки он лежал на спине.

А тюремщица продолжала.

– Открой рот! Глотай!

Эту дозу Мирт проглотить уже не мог.

– Наелся, – констатировала тюремщица и ушла, оставив узника с полным ртом. Мирту нестерпимо хотелось сплюнуть, но он боялся, что ближайшая кормёжка будет нескоро, и продолжал держать еду во рту, пока не смог с ней справиться.

Этот процесс – речёвки, мытьё, возвращение в камеру, кормёжка – повторялся ещё несколько раз. А может, несколько десятков раз. Мирт не считал. Он представлял, что вовсе не заперт в камере, а путешествует на свободе, говорит с людьми, и те его слушают… И он становится значимым для Истории, как отец.

Сначала он действительно планировал эти будущие встречи, придумывал слова, какие скажет своим слушателям, готовым освободиться от оков вечного рабства – ведь теперь Мирт точно знал, что говорить им: он побывал на их месте, бесправным. Но время шло, злость уступала место смирению, и планы превращались в мечты, всё больше оторванные от реальности.

Когда мир для Мирта окончательно разделился на две части – реальную, где его тело беспрестанно страдало, и уютную-воображаемую, навсегда замкнутую внутри его черепной коробки – тюремщица не вернула его в камеру.

– Сядь здесь. И жди, – сказала она, приведя узника в новую для него комнату.

Мирт затих, боясь шелохнуться – даже ощупать, на чём он сидит, на стуле или скамье. Он вслушивался в мир вокруг, тот отвечал ему лишь далёкими голосами и шорохами. Ожидание не тяготило его. Что угодно, только не снова та яркая комната!

– Привет.

– Нефрона! – Мирт расплылся в улыбке. – О, небо и мерцалки, как же я рад тебя слышать!

– Почему ты на меня не смотришь?

– Не могу. Лучше расскажи, как ты?

– Я закрыла то дело с травницей из Ведьминой Пущи. И мне всё-таки дали должность младшего следователя, – сказала Нефрона.

– Ура! Я так рад!

Его счастливая мина дико смотрелась на измождённом лице, на которое паклей ниспадали мокрые, спутанные волосы. Нефрона глядела на Мирта с тем сопереживающим презрением, с которым она раньше могла взглянуть на тощую крысу, пробравшуюся в кладовые замка, и там же прихлопнутую мышеловкой.

– Была маленькая проблема из-за Фарлайта, но всё обошлось.

– М?

– Его вроде всё-таки поймали за тьмохульничество. И раз мы с ним друзья, меня тоже допросили.

– И что ты рассказала?

– Всё.

– Что – всё?

– Что он постоянно вёл еретические разговоры, отрицал закон, подбивал меня даже оклеветать судью в деле о травнице… но я всегда его отговаривала и не поддерживала.

– О, Неф… а ты не думала, что твои показания, может, решили его судьбу?

– Мою судьбу они тоже решили. Причём в лучшую сторону.

Её голос был очень злым. Мирт опасливо прощупал её: обида, боль, разочарование и… что-то ещё, но он не мог разобрать, что конкретно.

– Похвально, что ты не жалуешься, – сказала Нефрона, помолчав. – Я же вижу, тебе пришлось несладко.

Тридан наконец позволил себе горестно вздохнуть.

– Знаешь, я пришла сказать, что у меня теперь есть связи. Я познакомилась с нужными магами в суде… Я договорюсь, и тебя скоро выпустят.

– Спасибо, – проговорил Мирт. – Ты не думай, я не еретик, это случайно вышло.

Противно скрипнул отодвигаемый стул.

– Видишь, ты не пожелал вызволить Рема, а я тебе помогаю, – сказала девушка.

– Я… я очень признателен…

Но Нефрона уже ушла. Только тогда тридан понял, что за компонент в сознании Нефроны он всё не мог разобрать – чужая воля.

Тюремщица вернула безропотного узника назад в камеру и опять пристегнула к каменной плите. Мирту показалось, что на этот раз свет стал более тусклым… или он уже начал слепнуть?

* * *

Нефрона сдержала своё слово: Мирта освободили. Тюремщица ещё раз повторила с ним лозунги во славу Тьме.

– Ты, верно, думаешь, что это – только формальность. Но если я уловлю в твоём голосе фальшь… Знай, я смогу сделать так, что ты забудешь своё имя, но не речёвки, – сказала она напоследок.

Хотел бы Мирт видеть и запомнить ее лицо, чтобы потом, когда он будет готов, вернуться и поквитаться, но глаза всё ещё видели одни размытые контуры, будто вокруг тридана постоянно стоял густой туман.

– Вот твоя сумка. Всё, свободен.

– Могли бы и повежливей со мной, – проговорил тридан. Хотя бы в память моего отца. Он совершил подвиг в битве при Фреолью.

– Да? – вдруг заинтересовалась тюремщица. – В чьём отряде он был, не знаешь?

– Флиатара Шрама.

– Надо же, как Тьма тесна. Я тоже билась под началом Фли. Что ж ты сразу-то не сказал?

«И правда, почему я сразу не сказал?!» – мысленно вскричал Мирт.

– А как его звали-то? – продолжала расспрашивать кшатри.

– Шемиар.

– Шамиар, Шемиар… Чёрт меня дери, но я такого рыцаря не помню.

– Он даже не был рыцарь, – гордо добавил Мирт. – Он был тридан. Я унаследовал касту.

Тюремщица молчала, и Мирт заволновался. Неужто Флиатар Шрам всё-таки солгал?

– Ты хочешь сказать, что твой отец – бард-тридан из отряда Фли под Фреолью? – наконец сказала она. Её интонация была какой-то странной, но это только обрадовало Мирта. «Ей даже не верится!» – подумал он с радостью.

– Да, да, именно! Он был бард!

Вдруг его оглушил хохот тюремщицы. Она заливалась так, что стены тюрьмы чуть не рассыпались. Судя по звукам и по движению цветного пятна перед Миртом, она ещё и билась об стол, не в силах сладить со своей истерикой.

– Какой… какой… ха-ха-ха! Подвиг… ах-ха-ха-ха! Он совершил? – выдавила она.

– Поймал копьё, – тихо сказал Мирт, уже страшась того, что сейчас услышит.

– Копьё? Тьма! Поймал копьё… ха… ох, я больше не могу… ха-ха-ха!.. ох… мне аж живот зарезало… копьё… три чёрта меня слови! Копьё… У-ух.

– Да что такое?! – не выдержал тридан.

– Ну да, копьё, – успокоилась тюремщица. – Ловил копья всего отряда, весь поход! А-ха-ха-ха!

И её опять согнуло пополам.

– Что вы хотите сказать…

– У нас в отряде его называли Шемиар Шлюха! Чёрт, ну ты точно его сын, я вспомнила! Фли ещё говорил, что увезёт тебя с собой и отдаст в школу, чтобы не дай Тьма, ты не вырос таким, как твой отец…

Мирт выбежал вон из кабинета под очередной приступ смеха, чудом не врезавшись в размытый дверной косяк.

На улице тридан обхватил руками сферный столб и сполз на землю. Ему хотелось только одной вещи – умереть.

Часть III
САМЫЙ ТЁМНЫЙ ЧАС

111. Экспериментаторы

Урачищий шкаф раскрылся, выпуская подопытного наружу. Фарлайт упал на пол без сил.

– Ай, красавец, красавец! – восторгнулся Гардакар своей работе. – Жаль, не получился тройной хвост, как у Ламаша… Надо было тебе ещё рога с копытами приделать, как у чертей! Ладно, и так сойдёт… Но постой, что же это?

Гардакар поднял его одной левой рукой. Пасть на запястье угрожающе щёлкнула перед лицом нового демона. Судья повернул его лицо на свет, исходящий от висящей под потолком сферы.

– Что у тебя такой затравленный взгляд? Демон должен устрашать, а не бояться!

Судья швырнул Фарлайта на пол, размахнулся скоро вынутым из сундука хлыстом и ударил. Тот вздрогнул и почувствовал облегчение. Теперь ситуация разворачивалась так, как он и ожидал, а то гостеприимство демона заставляло его постоянно предполагать подвох и нервничать.

Гардакар снова опустил кровожадно вьющийся хлыст.

– Чувствуешь настоящую ярость? Не держи гнев!

Фарлайт молчал.

– Получи тогда ещё! И ещё! Просыпается злоба? Вялый колдун… Какой из тебя избранник Тьмы, а, дерьмо человечье?

– А ну повтор-ри! – прорычала жертва, не выдержав.

– От человека и то больше пользы! Н-на!

Гардакар бил всё быстрее и больнее, пока Фарлайт не пересилил разбитость пережёванного и переваренного тело. Он прыгнул на обидчика, размахнувшись когтистой лапой. Глупо было полагаться, что Судья пропустил бы удар.

– Вот, теперь вижу, что ты не тряпка-человек, а демон!

Правитель Центральной области отбежал к окну. Его хлыст настиг цель на расстоянии. Фарлайт опять бросился на судью, перемахнув комнату одним прыжком, Гардакар увернулся, и его подопытный вывалился из башни.

– Сроку тебе, набраться опыта – неделя! – крикнул судья.

Бледный силуэт внизу неуклюже трепыхал крыльями, борясь с падением. Кто-то летящий врезался в него и оттолкнул от себя прямо в воздушный поток. Силуэт, поймав ветер, двинулся к окраинному кварталу и, не сумев долго держать себя в полёте, грузно опустился на крышу одного из домов, неаккуратно задержался на ней и соскользнул вниз.

Убедившись, что с его будущим соперником всё в порядке, судья закрыл окно.

* * *

Жители окраин Цваргхада вели себя на улицах так же, как и лаитормцы – бегали по делам, суетились, но в глазах лаитормцев не было столько обречённости и затаившегося ужаса. Люди время от времени останавливались и настороженно озирались, готовые ожидать любой опасности.

«А ведь точно рассчитал, что здесь человечий квартал», – подумал Фарлайт, прижимаясь к стене дома. Он был наг и не хотел, чтобы кто-то наткнулся на него в таком виде. Но, чем больше он присматривался, тем больше расслаблялся – то и дело на улицах встречались демоны без одежды; хотя в основном тряпками брезговали те, кто был мохнат от природы.

В новой ипостаси тело Фарлайта оказалось ещё лысей, чем раньше. Для лучшей обтекаемости при полёте, что ли?

В конце улицы виднелось одинокое здание, обособившееся от остальных игольчатым забором – помеха для людей, но не для крылатых демонов. За забором ворочала огромными шестерёнками машина, непонятно, зачем нужная. Шарниры вращались, ленты двигались, но куда они подавали энергию? Внутри тоже есть какая-то машина? Или продолжение этой конструкции? Тогда почему часть механизма вынесена наружу? «Для охлаждения», – решил Фарлайт. Труба, которой завершалось здание, пыхнула тёмно-серым клубком дыма.

– Отпустите меня! Дайте обратиться в суд! – послышался визг. Два тат-хтара волочили по земле вырывающегося человека. Пленник извернулся и укусил одного из сопровождающих за лапу. Тот не обратил внимания, будто на него село насекомое. – Я буду жаловаться! Меня приговорили предвзято!

По мере того, как паучьи демоны вместе с пленником приближались к дому с механизмом, люди всё более расступались перед ними. На их лицах читались жалость, ужас и облегчение, что на месте осуждённого – не они.

Ворота забора распахнулись перед тат-хтарами – нет, они не пользовались магией, двери отворил изнутри невысокий дагат. Человек обернулся на улицу, где на него с замиранием сердца смотрели десятки людей и крикнул:

– Чтоб ваших матерей так и эдак! Рабы!

– Хорош, – рыкнул тат-хтар и ударил человека по лицу. Голова пленника безвольно опустилась, и ворота закрылись. Сквозь решётки было видно, как человека внесли в здание.

«Как вяло люди борются за свободу, – усмехнулся про себя Фарлайт. – Но что в том здании? Тюрьма? Зачем тогда механизм и труба? Это что-то вроде крематория для осуждённых на смерть людей? Сжигают пленников нагретой энергией?»

Какой-нибудь Мирт ужаснулся бы этой мысли, Фарлайт же остался равнодушен.

«Но мне надо подкрепиться… Я не могу даже встать на ноги…»

Он пополз к ближайшей двери и постучал.

«Если в ближайшие двадцать минут не утолю жажду, растворюсь в пространстве… Представляю, как потом Гардакар будет пытаться меня найти, год, два, а всё безуспешно», – думал Фарлайт, стуча в очередную, шестую дверь. Хозяева предыдущих домов, увидев, что на пороге стоит голый демон, мгновенно притворялись предметами обстановки.

Демон толкнул дверь, и та распахнулась, обнажив пустую комнату. Утомление новой волной растеклось по телу, и он присел на пол.

С улицы, пыхтя и ворча, ввалился краснощёкий пожилой мужчина. Приметив в углу измождённое крылатое существо, он бросил мешок и подбежал к гостю.

– Шамаль? Агаль?

– Что?..

– Аннриг! – человек скрылся в глубине дома.

«Язык демонов», – подумал Фарлайт. – «А тот человек, которого тащили на казнь, видимо, был не местный, вот и кричал на общем. Не удивительно, что зеваки так глупо пялились на него – они ничего не понимали».

Краснощёкий вернулся и подал демону кувшин с тёплой водой. Фарлайт жадно опустошил его и, ни на что не надеясь, спросил человека на тзин-цо:

– Ты понимаешь меня?

Тот хлопал глазами.

– Ты понимаешь меня? – переспросил Фарлайт на древнем.

– Понимаешь, понимаешь! – радостно повторил человек. – Ходить за мной.

В доме была всего одна комната. В дальнем углу подле горы тряпок копошился ребёнок. Другой дальний угол был загромождён ящиками и тюками. Ещё один угол служил кухней, там стоял большой ящик, заляпанный следами от соуса. То был стол, а два ящика поменьше – стулья. На один из таких стульев Фарлайт был усажен суетливым хозяином.

– Где учился этому языку? – спросил демон.

– Маленький быть, бродить около школа, там слушать и учить, – ответил хозяин и, присел на второй «стул», перехватил эстафету разговора. – Сейчас в дом заходить, видеть демон-крылья. Думать помогать важный гость. Знатный фраок…

– Как твоё имя?

– Церт… второй имя… не знать, как сказать… Собирать старый, делать новый!

Человек подбежал к мешкам, вытащил из одного кинжал и вернулся.

– Старый от хороший меч, – Церт сначала показал на рукоять, – старый от обычный ножик, – и затем показал на лезвие. – Приделать, обработать трава, мазать масло…

Фарлайт тронул кинжал большим пальцем и удивлённо отдёрнул его. Кинжал ужалил его, отобрав немного энергии. Человек сделал волшебное оружие!

Нет, не человек. Люди так не могут. Этот краснощёкий – точно сморт. Если бы на Церта в детстве примерили медальон, вся его жизнь сложилась бы иначе. Но где человек мог взять лунник, если демоны официально от них отказались? Сказать ему или нет? И ведь облака смортов подобны облакам людей, никто не мог даже распознать его, глядя планы энергии… Всё-таки лучше счастливое неведение, чем волна сожалений. Нет, не стоит ничего говорить.

Послышался тихий плач.

– Это дочь моя дочь, – сказал Церт, не сходя с места.

– Внучка? – подсказал Фарлайт.

– Да…

– Ты не собираешься её утихомирить?

Человек не понял фразу, и демон переспросил по-другому, наплевав на грамматику, чтобы Церту было проще:

– Девочка делать тихо – будешь?

Церт склонил голову в полупоклоне и бросился к внучке, а затем почему-то понёс её к гостю. Когда человек возвратился на «кухню» с девочкой на руках, Фарлайт удивился ещё больше. Мало того, что Церт оказался нереализовавшимся смортом, так ещё и на спине девочки подрагивали маленькие крылья!

– Её отец – бес, – сказал ремесленник.

– А мать – человек? – ляпнул Фарлайт.

– Конечно, – невозмутимо отозвался Церт и запел колыбельную. Нелепо звучала детская песня на демонском языке, как и хилые, недоразвитые крылышки нелепо смотрелись на спине девочки.

Со стороны улицы постучали, Церт, усадив ребёнка, схватил кинжал и побежал в прихожую. Сквозь уличный гам раздавался его голос, громко расхваливающий кинжал на демонском – Фарлайт понял это по его тону.

«Клиент дороже высокопоставленного гостя, значит?» – подумал Фарлайт недовольно. – «Надо было сразу ему сказать, чтоб принес мне одежду…»

Девочка снова захныкала. Демон взял её на руки, усиленно напрягая память, чтобы вспомнить хотя бы одну колыбельную, но безуспешно. Он принялся напевать свои мысли.

– Не повезло тебе. Люди тебя не примут, да и демоны тоже. А наши приняли бы? Тоже вряд ли… Ждёт тебя одна судьба – дорога вечного изгоя. Если тебя, конечно, не убьют раздражённые люди, которым понадобится выплеснуть злобу. Хорошо, что ты меня не понимаешь…

– Понимаю, – неожиданно произнесла девочка.

– Как? Я говорю на общем!

– Я знаю его, – прощебетала дочь дочери неудавшегося сморта.

– Тоже бродила около школ, как твой дедушка? – усмехнулся демон.

– Нет, меня мама моя учила, а её до этого папа мой учил… Учила меня, пока её не убили.

– Кто?

– Папа, – спокойно произнесла девочка. – Когда я вырасту, тоже его убью.

– Ты ещё мала говорить о таких вещах! – демон начал трясти девочку, считая, что укачивает её.

Фарлайт плохо знал местные законы. В его родной стране люди, конечно, имели прав ненамного больше скота, но убивать никого не позволялось, всё через суд, строго через него…

«Суд право имеющих – самый гуманный суд в мире», – подумал он. – «Кого б сожрать?»

Девочка мирно лежала у него на руках. Уже большая, чтобы хныкать по углам и проситься на руки. Манипулирует дедом, значит. Ну что ж, бесы – своеобразные аналоги триданов, что с них взять…

– То, что я сейчас сделаю, это ей же на благо, – сказал Фарлайт неизвестно кому.

Церт продолжал торговаться с покупателем. Как только они ударили по рукам, подошёл новый клиент. Церт шумно восторгался замечательными свойствами той чаши, которую присмотрел уважаемый тат-хтар, а сам обливался холодным потом. Там, в доме, оставался фраок, но и бросать покупателей было нельзя, его лавочку могли за такое и прикрыть. Человека больше беспокоило то, что гость может выразить недовольство, чем то, что его внучка осталась наедине с демоном: Церт недолюбливал «уродку».

Когда он вернулся в дом, фраока там уже не было: он вышел через чёрный ход. Девочка спала, закопавшись в свои тряпки, видна была только её голова с жидкими волосёнками. Церт пока ещё не знал, что его внучка обескровлена.

* * *

– Может, я почти ослеп, но сейчас я более зряч, чем когда-либо, – сказал Мирт существу, стоящему у него в ногах. Тридан не мог разобрать, кто это был; его глазам всё не становилось лучше. Он даже не был уверен, что это существо реально, а не появилось после очередного глотка криалиновой настойки.

– Пойдём, – кто-то взял его за руку.

Мирт еле поднялся. Земля качалась под ногами.

– Почему ты избит?

– Однажды я сбил девчонку, когда был верхом… Её родственники меня нашли. Отомстили. А потом меня нашли родственники тех, кто помер во время того дурацкого бунта, и я опять не мог сопротивляться.

– И ты начал пить, чтобы унять боль? Нет чтобы пойти к целителю.

– У меня такая боль, что её не уймёт ни один целитель… Но кто ты?

– Меня прислала Нефрона, она просила тебя найти… Я её коллега.

– Она в порядке? – встрепенулся Мирт.

– Конечно. Что с ней сделается…

Незнакомец повёл Мирта за собой. Тот засмущался, что своим затрапезным видом позорит достойного работника суда, но тот сказал тридану, чтобы он не волновался. Мирт не переставал мысленно превозносить Нефрону – какая же она чудесная, и какие у неё замечательные друзья… Даже в тумане больных глаз Мирт начал узнавать улицы. Скоро он будет дома. Наконец-то!

* * *

Благодетель, чьего лица Мирт так никогда больше не увидел, усадил тридана на диван и попрощался. Только Мирт расслабился, подумав, что оставлся один, как чьи-то сильные руки вновь подхватили его – на этот раз раздев и усадив в корыто – и принялись оттирать грязь жёсткой щёткой.

Мирт подумал, что Нефрона обижена на него за то, что он попал в тюрьму, и потому не разговаривает с ним; он попытался мысленно прикоснуться к ней и вздрогнул: то была не его возлюбленная.

– Кто здесь?

– Хеда, господин. Вы могли видеть меня в Пиминне. Я-то вас помню, а вы меня вряд ли.

– И правда не помню. Я не узнаю твой голос.

– Я дочка старейшины Сьяласа Грана.

– Всё равно не помню. Как ты сюда попала?

– Меня прислал отец, господин. Я добралась сегодня днём, дверь была незаперта…

– Прислал – ко мне домой?!

– К леди Нефроне. Она как-то написала отцу письмо с этого адреса. Отец сказал, что раз леди пристроила Рема, то и мне найдёт местечко.

Мирту было, конечно, приятно, что Хеда заранее натаскала воды и наполнила корыто, чтобы встретить хозяев приятной ванной – что оказалось так кстати, и что она, не дожидаясь просьбы, начала сразу приводить его в порядок, но…

– Тебе что, было плохо в деревне?

– Нет. Просто я понесла.

– Чего понесла?

– Я понесла, и отец меня выгнал. Ну, под предлогом, иди, мол, искать лучшей жизни. И вот тебе адрес леди Нефроны на всякий.

– Я так и не понял, что и куда ты отнесла.

– Забеременела я, без мужа!

Хеда так двинула Мирта по спине щёткой, что проступила кровь. Тридан этого не почувствовал – криалин всё ещё действовал. А даже если бы и не было никакого криалина, он всё равно был бы счастлив, что наконец оказался дома, и скоро Нефрона обнимет его и поможет забыть обо всём, что он недавно пережил…

– Видишь ли, Хеда, – мягко сказал Мирт, – в этой квартире хозяин – я. А Нефрона у меня как бы в гостях, потому что мы с ней друзья. Для тебя вряд ли найдётся место.

Щётка упала в воду.

– Пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста! Добрый господин! Я всё вам буду делать, стирать, убирать, воду носить, готовить! Я буду вас мыть, я знаю, как право имеющие любят мыться! Только не гоните меня! Я не хочу отдавать ребёнка ведьмам из Пущи, как остальные. Кто знает, что они там делают с детьми…

Тридан знал, что ведьмы из Пущи делают с младенцами, потому чаша весов мгновенно склонилась к милосердию.

– Хорошо, ты можешь остаться.

– О, храни вас Тьма!

И Хеда принялась натирать Мирта с утроенной силой.

Через несколько минут в дверном проёме показался новый контур. Мирт узнал эти сладко-пряные духи – Нефрона. Он прикрыл срам руками и радостно воскликнул:

– Неф, дорогая моя! Спасибо, что послала за мной своего друга, он был очень учтив… без него я бы не нашёл дорогу…

– Это кто?

Зашуршало платье – Хеда поклонилась.

– Я Хеда Гран из Пиминны, леди. Приехала просить, чтоб вы меня куда-нибудь пристроили, как брата Рема.

– Одному помогла, так что, теперь ко мне вся деревня понаедет?

Тридан, всё ещё голый и в корыте, кожей ощутил ярость, которой вспыхнула Нефрона. Ему стало жаль дочь старейшины.

– Неужто в суде не найдётся работки для человеческой девушки? Убираться хотя бы?

– Я не буду за неё ручаться. И вообще, благотворительность закончилась. Я однажды отдала фонду целый замок, всё, с меня хватит, не думайте, что меня можно доить как ваших коров…

– Хотя бы выслушай её.

– Что мне слушать? Слезливую историю о том, что она тоже нацепила лунник и тот изошёлся смотрскими кляксами? Ну так ты слишком стара для школы, девочка. А я уже огребла проблем, пытаясь перевести твоего брата в школу поближе. Ну так с меня довольно!

Хеда разрыдалась.

– Она беременна, отец выгнал её, – сказал Мирт. – Думаю, как женщина женщину, ты должна её понять…

Он попытался провести внушение, но был сейчас слишком слаб и рассеян от криалина – или Нефрона стала слишком сильна – но на этот раз его манипуляция прошла неудачно.

– Я бы никогда не попала в такую ситуацию, – отрезала Нефрона. – Как ты мог даже сравнить меня с ней? А ты, Хеда, иди к отцу ребёнка и живи с ним.

– Может, вы мне хотя бы скажете, где он живёт? – пролепетала сквозь слёзы та.

– Нам-то это откуда знать. Кто твой хахаль?

– Маг Фарлайт.

В комнате стало невообразимо тихо.

– Ты лжёшь, – выдохнула Нефрона.

– Нет…

Два быстрых, громких шага. Кто-то грубо затряс Мирта за плечо. Нефрона, больше некому.

– Залезь ей в голову! Залезь, чтобы я могла её допросить!

– Я не…

– Делай, что я сказала! – голос Нефроны был таким угрожающим, что разжиженные мозги Мирта наконец зашевелились. – Хеда, ещё раз: кто отец ребёнка?