Текст книги "В ожидании рассвета (СИ)"

Автор книги: Мерлин Маркелл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 21 страниц)

– Жалость?

– Не только. Боль, страх – вместе с жертвами. Со всех моих чувств будто срывается пелена, и я осознаю, что живу, а не просто двигаюсь к смерти… Тот Фарлайт в центре бойни – он, пожалуй, понимает, что такое совесть. Но потом, когда всё заканчивается, он вновь равнодушен и жалеет о минутных слабостях.

– У тебя нет истинной причины для страдания, вот ты и придумываешь их на пустом месте, – сказала Нинур, покрепче прижав Фарлайта. – Расслабь свой ум.

– Я не могу. После возвращения я постоянно об этом думаю… Спас одного мальчика, теперь только жалею о том поступке. И вот то, что я жалею, это меня обескураживает. Будто бы я рождён только ломать, убивать, разрушать.

Нинур потянулась к тарелке, словно в подтверждение только что сказанных слов торчащей из стены, и провела пальцем по острому краю.

– В разрушении тоже может быть своя красота. А что до того мальчика, не волнуйся. Кто знает, что из него вырастет. Может, будущий спаситель мира.

– Да никто из него не вырастет. Это я спаситель мира, – буркнул Фарлайт. – Просто мальчишка, каких тысячи.

– Если ты его спас, значит, так было нужно, – сказала Нинур таким безапелляционным тоном, что у Фарлайта не повернулся язык спорить с ней дальше. Бесовица решила, что её собеседнику полегчало от разговора, и слабо улыбнулась. Фарлайт же всё равно думал только о том, что его жизнь обессмыслилась, когда Тьма покинула его, и что единственное разрешение тяготы его существования только в смерти, на которую он никак не мог решиться.

Так они и сидели: один – калека душой, другая – калека телом.

* * *

Небеса были беззаботно безоблачны, как и мысли Ламаша. Фраок всё ещё чувствовал лёгкое опьянение от той славы, в которой искупался вчера на празднестве в свою честь. А оно было посвящено именно ему, в том Ламаш не сомневался. Поседевший и дёрганный Энгир притворялся его тенью, а затворник Нергаль и вовсе не явился на пир. После исчезновения предыдущего наместника именно его, Ламаша, бэл назначит своей правой рукой, уж никаких сомнений.

Вот явился и он, цваргхадский затворник, отшельник в сердце большого города.

– Зачем звал, брат? – спросил Ламаш у Фарлайта, отметив, что тот выглядит более собранным, чем обычно. Одет по всем правилам, волосы стянуты в хвост, взгляд – в кои-то веки! – осмысленный, а не направленный в глубины собственных терзаний.

– Хочешь стать верховным судьёй Срединной земли? – спросил тот безо всяких предисловий.

– Что? – Ламаш растерялся, чувствуя себя так, как если бы ему рассказали шутку, но он не понял, над чем смеяться.

– Мы уничтожим бэла Гардакара. Трон будет свободен, и я уступлю его тебе без всяких вопросов. Мне он не нужен.

Ламаш всё никак не мог взять в толк, что происходит.

– Это что, проверка? Я не предам моего господина! – выпалил он, но в душе его зародилась тайная надежда: вдруг Нергаль и вправду не пытается его подставить… – Даже если ты не лжёшь, то, верно, сошёл с ума. Говорить такие вещи в двух шагах от города!

– Главные уши пропали на Земле. Нас никто не слышит. Бэл уязвим, пришло время действовать.

Ламаш облизнул пересохшие губы. Кончики его ушей побелели – к ним прилила энергия. Фраок неподдельно разволновался. Он устремил свой взгляд в сторону Цваргхада, сотней башен устремившегося в небо. Город казался вечным, незыблемым. Иллюзорно ли его постоянство?

– Я знаю, ты у нас самый умный, и готов поставить весь свой игалли на то, что ты и вправду можешь придумать, как уничтожить бэла… Но ты забыл одну вещь.

– Какую же?

– Наше новое рождение может обеспечить только бэл. Все братья, по глупости улёгшиеся в спячку прямо перед нашим носом, и те, что провалились в земное светило – все они будут рождены дурачками-человечками. Я себе такой участи не желаю. Конечно, я просто так не сдохну, но всё же… не зарекаюсь.

– Это ты дурачок, – сказал спокойно Фарлайт. Ламаш гневно воззрился на него, но тот продолжил, как ни в чём не бывало: – Бэл никогда, никогда не решит проблему с твоим рождением. Как раз потому, что тогда он лишится единственной ниточки, на которой ты болтаешься, как его марионетка.

– Не пытайся вывести меня из себя, – отозвался Ламаш. – Называй моё служение как хочешь. Мы оба знаем, что у меня нет выбора.

– А что, если я скажу, что есть ещё одно существо, которое может тебе помочь?

– Ну?

– Великая смортка сможет сделать из твоих потомков-людей хоть магов, хоть триданов… кого пожелаешь.

– Сказки, – сказал Ламаш, но по голосу было понятно: он очень желает поверить в эти сказки.

Фарлайт коснулся рукой лба амбициозного собрата, и тот увидел журнал, тот самый, в котором два сморта писали о своих опытах во славу Энки-Ирмитзинэ.

– Ты не лжёшь, – прошептал Ламаш, с которого вдруг слетела вся спесь. Он готов был наброситься на Фарлайта и расцеловать его, как вдруг здравый смысл вновь остудил его пыл: – И что я должен сделать? Прийти к великой смортке и сказать: «Здравствуй, Ирми! Вот мои бастарды, пожалуйста, сделай их чуточку менее ничтожными»? Она же никогда на это не пойдёт, она сама приняла закон, запрещающий изменять плоть!

– Бэл принудил её к этому. Он заставил её отречься от своего дела и от своего имени. И если мы убьём того, кто так опозорил её… О, она выполнит всё, что мы пожелаем. Причём без всякого принуждения. Я гостил у неё однажды. Она очень сговорчива… Во всяком случае, мне так показалось.

– Я должен это обдумать, – ответил Ламаш после недолгого промедления. – Я пришлю птицу… нет, я сам к тебе приду. Если соглашусь.

– А если нет?

– К тебе придёт сам бэл и казнит за попытку организовать заговор.

Фарлайт только улыбнулся в ответ, и Ламаш опять усомнился, в своём ли уме его компаньон.

* * *

Нельжиа проснулся оттого, что костлявая птица бесцеремонно прыгала по его постели, бесцеремонно оставляя затяжки на расшитом мелкими узорами покрывале.

Удостоверившись, что великий тридан открыл глаза, птица наклонила голову, вкрадчиво посмотрела на него и вдруг зазвенела голосом Ирмитзинэ:

– Я же говорила! Я же говорила!

– Да, говорила, – Нельжиа столкнул птицу с кровати и повернулся на бок.

Птица, сделав круг под невысоким потолком, уселась на широкий стебель – кровать была окружена хитросплетением не то деревьев, не то цветов.

– Я же говорила! – гаркнула она, как только Нельжиа вновь начал проваливаться в океан грёз. Мельрие под его боком тяжело вздохнула во сне.

– Ты была права, я был не прав. Довольна?

– Я же говорила! – повторила птица. Нельжиа понял, что та лишь повторяет заученную фразу. Видимо, смортка так часто повторяет эти слова, что у неё есть целая армия таких птиц, рассылаемых по случаю торжества всем тем, кто умудрился ошибиться в её присутствии.

Судья сел на кровати, протирая заспанные глаза.

– Ну что?

Птица опять перепрыгнула на кровать. Только теперь Нельжиа заметил, что к её ноге привязана монетка с дырой внутри. Судье был знаком этот символ. Он лениво потянулся, сполз с постели, деликатно стянул со спящей Мельрие покрывало и, завернувшись в него, прошествовал сквозь свой домашний сад к зеркалу.

– В такие моменты я жалею, что мы облачились в тела, подобные телам смертных, – сказала Ирмитзинэ, глядя на тридана с крайним осуждением.

– Я был духом сладострастия; было бы странно, если бы я сам не мечтал испробовать того, к чему мог только склонять других, – улыбнулся тот, усаживаясь на подушках.

– Ты пробуешь уже четыре тысячи лет.

– Ах, любовь никогда не надоедает!

– Это не любовь.

– А тебе почём знать? Ты сама не знаешь, что это.

– Однажды мне почти удалось…

– Давай не будем об этом, – тридан махнул рукой, – ты ударишься в воспоминания, испортишь себе настроение, испортишь мне настроение, придётся опять устраивать оргию, а мои люди ещё не оправились от предыдущей… Зачем хотела меня видеть?

– Норшал, – кратко ответила Ирмитзинэ.

– Да, да, я почувствовал, – Нельжиа зевнул. – Можешь забирать свои серебряные копи.

– И холмы Ольке.

– Да, они тоже твои, – поморщился тридан.

– Но я искала встречи не для того, чтобы напомнить о пари. Как можно быть таким беспечным?

– А что такое?

– Неужто ты не понимаешь, что мы – следующие?

– Перед нами будут ещё Раутур и трёхротый владыка…

– Фарлайт расправился с Норшалом как раз благодаря трёхротому владыке. А Гардакар только спит и видит, как бы от меня избавиться. Так что я в опасности.

– «Мы» или «я»? – уточнил тридан.

– Мы.

Тридан рассмеялся.

– В последний раз я иду у тебя на поводу! – и тут же добавил, картинно возмутившись: – А ведь сколько их уже было, этих последних раз!

– Давай только не как ты любишь – тяп-ляп, а так, чтоб сработало. Если получится, я даже оставлю тебе твои копи. Как там поживает Пророк?

– Не знаю. И ты не знаешь. Раньше от нас не было секретов во всей Тьме. А теперь, как только мы захотели познакомиться поближе с одним парнем из Западной земли, так всё: стена, глухо! Его даже никто не видел, кроме самого Раутура. Я засомневался, что этот Пророк существует.

– Ясно.

Ирмитзинэ коснулась поверхности зеркала со своей стороны, и исчезла, оставив Нельжиа наедине со своим отражением. Тридан послал самому себе воздушный поцелуй и, изучив вид своего тела в покрывале, подумал, что надо бы ввести такой стиль в моду.

* * *

На другом конце мира Нефрона тоже изучала своё отражение: посеревшее, с мешками под глазами и потрескавшимися губами. Она коснулась лица пальцами, будто бы это могло что-то исправить. Послышались шаги, и Нефрона отложила зеркало туда, где десять минут назад взяла его – на стол целительницы Ольмери.

– Рад, что вам лучше.

Нефрона оглянулась.

– Я думала, меня осмотрит Ольмери.

– Нет, я проводил операцию, мне и смотреть пациента… раздевайтесь.

Нефрона зло посмотрела на сморта.

– Перед вами я не буду раздеваться.

– О Тьма, что за упрямство? Во-первых, я врач, а во-вторых, уже видел вас обнажённой.

– Вот именно. Вы уже достаточно на меня смотрели. Где Ольмери?

Сморт вздохнул.

– Хорошо, скажу прямо. Вас пригласили главным образом для другого.

Нефрона напряглась. После работы в суде у неё сложилась чёткая ассоциация: если кого-то вызвали, значит, его будут допрашивать. А ей есть, чего бояться.

– Кто создал эти камни, которые я пересаживал вам вместо почек?

– Никто. То есть, я сама.

– Эти камни созданы рукой сморта.

– Под моим руководством. Мне пришлось привлечь сморта, потому что я сама бы не смогла, но идея была моя…

Нефрона сама не могла понять, зачем это сказала. Она ждала обвинения, доктор спросил её о камнях, и она «взяла вину» на себя. Но какая вина в создании камней? Чёртова паранойя! Этот сморт – просто исследователь, как и вся их каста. Никакой вины её не ждёт, только… успех? деньги? И то и другое пригодится, чтобы растить маленького Фарлайта в обстановке, которую он заслуживает.

– Вы хотите сказать, что Ремус, чья подпись стоит на этой табличке – ваш ученик?

– Именно. Вы можете спросить хоть у его родителей в Пиминне, хоть в саотимской школе… вам подтвердят.

Сморт взглянул на неё с недоверием.

– И отдайте это мне, это собственность моего ученика, а значит – и моя! – волшебница выхватила табличку из рук врача и быстро ушла, пока тот не успел её остановить.

Только переступив через порог, она сама взглянула на табличку. Вот и пригодился тзин-цо, который им вбивали в школе. На табличке была полная инструкция по синтезу этих камней и их вживлению.

«Надо выучить всё, что тут написано», – решила она. – «Я должна разобраться в этих камнях… как их… не написано. Пусть называются нефросы – в мою честь».

– Как всё прошло? – подал голос Мирт.

Он сидел у открытого окна с чашкой в руках и даже не оглянулся на Нефрону, когда та вошла. В доме всё ещё стоял неприятный сладковатый запах, что остался после растворения останков Хеды. Оттого Мирт и держал окна настежь, но пока это мало помогало.

– Ничего интересного.

Нефрона стянула пыльные сапоги и уселась на диван.

– Лаитормский суд так мало платит следователям, что они не могут позволить себе снять собственное жильё?

– Нормально платит. А почему ты спросил?

– Да так.

И Мирт опять ушёл в себя. Нефрона отметила про себя, что с каждым днём до него становится всё сложнее достучаться. Будто бы Мирт отдаляется от неё и от всего остального мира, хотя телесно – вот он, только протяни руку, и сможешь дотронуться.

«Что за слабость», – думала Нефрона. – «Посидел в тюрьме несколько недель и сломался. Реакция, достойная право имеющего, нечего сказать!»

И ей не приходило в голову, что она сама стала одной из тех соломинок, что сломали Мирта.

Волшебница решила, что немного поплавать в собственных грёзах не навредит и ей, и закрыла глаза. В её воображении Фарлайт стоял рядом с ней, исключительно преданный и благодарный – ведь в новой жизни именно Нефрона взрастила его. В этом воплощении Фарлайт будет так счастлив… Уж она постарается. И воспитает его не таким неприступным. Пусть через шестнадцать, восемнадцать, двадцать лет – но она получит своё.

Из мечтаний их обоих вырвал крик, такой резкий, что чашка выпала у Мирта из рук:

– Война! Война!

555. Заговорщики

Нинур валялась на постели и листала книжку с картинками – другие ей были неинтересны. Одно только присутствие бесовицы теперь успокаивало Фарлайта. Он то и дело украдкой поглядывал на неё – без пошлости, и снова возвращался к своим записям.

«Почему Тьма самостоятельно не может уничтожить плотный мир, если он ей противен? На это её способностей уже не хватает. Медленно но верно, мы, по большей части сами об том не подозревая, обуздываем её. Если свободный дал себя поработить добровольно, не сопротивлялся, пока у него были на это силы, достоин ли он чего-то, кроме рабства?»

Фарлайт часто теперь записывал такие тьмохульные мысли – а потом рвал бумагу на клочки. Нинур думала, что фраок занялся сочинением стихов, а тот надеялся, что его ересь возмутит первозданную стихию. Возмутит так сильно, что она явится привлечь его к ответу: тут-то Фарлайт сможет, наконец, спросить, почему Тьма оставила его.

Под низкой кроватью вдруг что-то зашуршало, застонало. Нинур от неожиданности аж взмыла в воздух, царапнув крыльями по потолку.

– Что там?!

– Твой подарок, – спокойно ответил Фарлайт.

Бесовица снова опустилась на смятую постель, заинтригованная, но, когда её друг вытащил на свет демона-гурши, непонимающе захлопала ворсистыми ресницами. Пожилого – это было видно по поседевшему брюшку. Демон очнулся и беспомощно зашевелил жвалами, трогая тонкими пальцами Фарлайта за одежду. Но тот и не подумал бы смилостивиться. Один вид гурши – полунасекомий, получеловечий, внушал ему омерзение. Спасибо Ирмитзинэ за её богатую фантазию. Спасибо Гардакару, что вовремя её остановил.

– Он споёт мне? – предположила Нинур. – Люблю песни!

– Нет, – отозвался Фарлайт, – это еда.

– Что ты имеешь в виду?

– Этот гурши – бывший надсмотрщик из вивария Каинаха. Он – один из тех, кто мучил тебя.

– Я его не помню.

– Там было много демонов-охранников… Даже если конкретно с этим ты незнакома, ты всё равно можешь выместить на нём всю свою злобу.

Нинур посмотрела на Фарлайта, и произнесла то слово, которое он меньше всего ожидал услышать, и к которому он меньше всего был готов:

– Зачем?

Фраок смешался. Он так долго готовил этот сюрприз, выискивал бывших работников вивария, разбежавшихся после исчезновения хозяина. А теперь слышит: «Зачем?»

– Потому что теперь он – жертва, а ты – надсмотрщик, – ответил Фарлайт, но уже не так уверенно, как презентовал свой подарок.

– Во мне нет никакой «злобы», которую надо вымещать. Особенно к этому дуралею.

– Просто выпей его кровь, и поймёшь.

– Что пойму?

– Истинную материю мира! Это время. Прошлое, будущее, всё становится единым, и ты только протягиваешь руку к нужной нити, и видишь чью-то судьбу… Я видел такие тайны!

– Мне не интересно прошлое или будущее. Мне интересно «сейчас», – заупрямилась Нинур. – На кой мне видения про чьи-то тайны? Я, служа горничной, узнала столько ваших секретов, что ты не представляешь. И то из них полезно вот столечко, – бесовица показала пальцами что-то очень маленькое, – ими хотя бы можно шантажировать.

– Если ты будешь регулярно пить кровь, твой ранг вырастет.

– В Срединной земле нет рангов.

– Ты обретёшь великую мощь…

– И что мне с ней делать? Что ты делаешь со своей? – её взгляд опять упал на осколки в стене.

– Как хочешь, – буркнул демон. – Тогда я выброшу его в окно. Притронешься ты к нему или нет, но он умрёт.

– Ты судишь его за чужой грех, точно так же, как меня осудили за долги моих родителей, – нахмурилась Нинур. Она подползла к краю кровати и притронулась к складчатой шее гурши. – Ты оцепенил его?

– Ага.

Нинур фыркнула.

– Отнеси вниз и дай ему уйти.

– Ты что, мне приказываешь? – разозлился Фарлайт.

– Нет, просто я знаю, как лучше. Потом объясню, – голос Нинур тут же сделался мягким, бархатным, почти мурлыкающим, и фраок подчинился. О, бесовица действовала на него самым волшебным образом, причём без всякой магии. Когда Фарлайт вернулся, она сказала: – Если уж ты вознамерился сделать мне подарок, сделай так, чтобы у меня были нормальные ноги. Я много думала, как это можно устроить. Нужен либо сморт высокого ранга, либо превращальный шкаф нашего судьи.

Фарлайт не стал долго размышлять.

– Сморты не смогут. Сейчас принят закон, запрещающий шисменять живую плоть. Ну… превращать одно в другое. Руки в крылья. Гладкий лоб в рогатый лоб. Неправильные ноги в правильные.

– Неужто мы не найдём такого сморта, которому плевать на законы?

– Это же не банальный запрет. Это закон всего мира, как то, что мы можем падать только вниз. Шкаф бэла – единственный шисменяльный прибор, созданный до закона, потому он и работает. Другие тоже были, но их сломали. Только этот шкаф и остался.

– Что ж, мы всегда можем слетать в то время, когда закон ещё работал. Если, конечно, со шкафом не получится, – сказала бесовица так уверенно, что Фарлайт не смог ей возразить. Нинур, в отличие от него, никогда не сомневалась.

Они крепко обнялись.

– Я слыхала, тебя готовят для того, чтобы ты управлял каким-то округом на границе, – сказала Нинур вкрадчиво. – Когда поедешь, возьмёшь меня с собой?

– Теперь, когда нас осталось только трое… не знаю, отправят ли меня куда-нибудь вообще.

– Я согласен, – выпалил с ходу Ламаш, приземлившийся на подоконник.

– Прекрасно, – отозвался Фарлайт, не отрываясь от объятий.

– С одним условием… Кстати, эта бесья девка не должна сейчас чистить горшки?

– Не должна. Так что за условие?

– Ты делаешь всё один.

Фарлайт отстранился от Нинур и уставился на гостя.

– Я не ослышался? Ты хочешь, чтобы я рискнул своей головой и сделал всю работу – чтобы ты смог почивать на лаврах?

– Я тоже сделаю кое-какую работу.

– Да?

– Я промолчу, если меня о чём-то спросят, и оставлю меч в ножнах, если… – он покосился на Нинур, навострившую уши. – Ну, ты понимаешь, о чём я.

– Вот уж работа! Такая тяжёлая, что давай, лучше я сам возьму на себя эту часть, – усмехнулся Фарлайт.

– Я всё сказал, – отрезал Ламаш, и уж было повернулся, чтобы взлететь в небо Суваршахту, но путь ему преградил Асаг.

– Бэл требует вас обоих к себе. И он не в духе.

Фраоки встревоженно переглянулись, а бес полетел дальше по своим делам.

* * *

– Война – это хорошо, – бормотала Нефрона, сгорбившись над бумагами и что-то записывая. – Сколько вернётся с войны больных? Новую почку им растить нельзя, а вживить мой нефронос – почему бы и нет… Пустить что ли в стан врага слушок, чтоб били наших по почкам?.. Мирт! Мирт?

Мирт не откликался. Он лежал на диване, мечтательно изучая потолок, и даже не шевелился. Нефрона подошла к нему, проверила, дышит ли её – с недавнего времени – супруг, и вернулась к записям. «Земляной орех», – подумала она презрительно. – «А ведь был такой отличный парень.»

Крамольная мыслишка закралась Нефроне в голову. Она сбросила сапоги, камзол, рубаху, юбку и подъюбники, которых на ней было три штуки, не боясь случайных взглядов – окно было заперто с самого утра, когда усилился ветер.

Обнажившись, Нефрона запрыгнула на ничего не подозревающего Мирта.

– Я знаю, это тебя расшевелит! – воскликнула она, обхватив мужа острыми коленками.

Тридан невнятно пискнул от боли, перевёл взгляд на Нефрону, увидел чёрный шрам на её животе – и тут же резко повернулся. Его стошнило на пол.

– Очень смешно! – Нефрона влепила ему пощёчину и соскочила с дивана, остерегаясь наступить в лужу блевоты. – Убирай сам!

Мирт, схватившись за зардевшуюся щёку, прошептал:

– Извини…

– Я не желаю тебя видеть! Чёртов импотент!

Нефрона начала судорожно собирать с пола свои вещи, тут же натягивая их на себя.

– Да вы все такие! Что Фарлайт, что ты! Мне двадцать один год, я уже беременна, я даже вышла замуж – и ни разу этим не занялась!

Она вдруг затихла. Мирт приготовился к буре.

– Знаешь, что я сейчас сделаю?

– Что?

– Я пойду на улицу и отдамся первому встречному. Вот так. Можешь не отговаривать!

– Я не собирался.

Нефрона возмущённо поджала губы, а Мирт добавил:

– Быстро же ты перестала хранить верность своему психованному магу.

Волшебница хотела выпалить ему в ответ что-то резкое, обидное, но сдержалась, молча развернулась на каблуках и ушла. Она решила, что объяснять неглубокому Мирту свои мотивы и желания – всё равно что метать бисер перед чертями. Где уж ему объяснить, что она обязательно будет хранить новому Фарлайту верность, когда он войдёт в нужный возраст, а ближайшие годы ей тоже нужно как-то получать удовольствие. Она смирилась с тем, что тот Фарлайт, которого она знала, осуждён и умер, но в её чреве набухало следующее вместилище его души, так что Нефрона даже не пролила по магу слёз.

Ветер сегодня был особенно пакостный, он притащил с собой песок из пустыни, туманной взвесью застилающий глаза и царапающий лицо. Куфия осталась дома; но там был Мирт, и вид его был сейчас для Нефроны хуже песка, так что она терпела и упрямо брела вперёд.

Улицы, огранённые строгими одинаковыми стенами, давно должны были вывести её на площадь… Неужто свернула не туда? Нефрона чертыхнулась, пытаясь разобраться, где оказалась. Незнакомое место. Она подошла к фасаду, такому же безликому, как и все остальные в пригородах Лаитормы, сощурилась, чтобы прочесть надпись на табличке рядом с дверью. Ветер бил сферу, подвешенную на цепях к козырьку, о стену.

Нет, никак не разобрать.

На ступени намело столько песку, что сапоги Нефроны в нём быстро увязли. Продолжая ругаться вполголоса и оттого глотая ещё больше песка, зависшего в воздухе, она заползла на крыльцо, где и зашлась в судорожном сухом кашле. Горло щипало, неприятно, но терпимо.

Волшебница обернулась. Улицу скрывала непроглядная мгла. Изредка её зрение выхватывало вспышки других сфер в песочном тумане, мигающих, как мерцалки на небесах. Нефроне вдруг стало страшно. Она затарабанила в дверь.

– Пожалуйста! Откройте! – воскликнула она, как только кашель успокоился.

Вой ветра перекрывал её голос, и тогда волшебница решилась на крайние меры. Она сложила руки – точно так же, как Фарлайт, когда снёс врата Пиминны, и резко выбросила их вперёд. Но дверь не поддалась. То ли сил ей, всё ещё ослабленной после операции, не хватило, то ли двери в вечно страдающей от ураганов Лаиторме делали непробиваемыми.

Вдруг в недрах дома появился кто-то живой – Нефрона увидела его облако энергии. Но как только она снова принялась биться о чёртову дверь, силуэт удалился.

– Сволочи! – прошипела волшебница.

Теперь забраться в дом стало для неё делом принципа. Она сняла сферу с козырька и обошла здание, прикрываясь рукой от ветра. Вот и нужная стена – та, что с окнами. Выбить ставни оказалось куда проще, чем дверь.

Нефрона подняла себя в воздух и забросила в окно. На этом её силы иссякли.

Кряхтя, она уселась на полу и ощупала живот. Кажется, всё в порядке. Нефрона подняла сферу, чтобы осветить комнату. Похоже на столовую. А что это такое под столом? Ба, труп!

Волосы мертвеца слиплись от крови – его явно убили ударом по голове. Нефрона протянула руку, пытаясь скользнуть в недавнее прошлое почившего волшебника. Чара не удалась – чего и следовало ожидать.

Но здесь, в доме, есть ещё кто-то живой… Должно быть, убийца. Нефрона отползла за шкаф, спрятала сферу под юбкой, прислонилась к стене и прикрыла глаза, собирая силы из мировой энергии. Лучше бороться с убийцей из плоти, чем с ураганом.

Опять рядом чужое облако! Если это тридан, он услышит, как она ощупывает его внутренним зрением. Опустошить ум и абстрагироваться? Но тогда она «ослепнет». Нефрона приготовилась к обороне. Как не вовремя она ослабла! Как же отбиваться?

Когда облако зависло прямо перед ней, волшебница не нашла ничего лучше, кроме как вскочить и вцепиться зубами в первую подвернувшуюся часть вражеского тела. Что-то мохнатое. Тат-хтар?

Нефрона открыла глаза. Сфера покатилась по полу, и отсветы от неё подтвердили догадку. Да, глупо было прятаться от таи-хтара именно так, они же могут жить и в кромешной тьме, их глазки видят тепло так же легко, как она сама видит цвета… Демонов паук схватил волшебницу за волосы, пытаясь отодрать её от себя. Приложи он чуть больше сил – и скальп остался бы у него в руках. Но Нефрона поддалась сама, позволила отнять себя от мохнатого предплечья, и тут же взметнула руку с когтями, целясь тат-хтару в глаза.

Тот, хранивший молчание даже после её укуса, взревел и выпустил её из всех пар рук. Нефрона отпрянула назад, подхватила сферу и размахнулась ей, как цепом. Но демон уже опомнился и перехватил сферу прямо в полёте. Нефрона швырнула в него стул и отступила к окну.

Всё-таки, демон или ураган? Быть или не быть? Такие решения всегда давались ей с трудом. Нефрона замешкалась, и этот момент оказался решающим. Тат-хтар схватил её, заломил руки и понёс в недра чёрного дома.

* * *

Сегодня на столе Гардакара не было ни колб, ни приборов, а сам он предстал перед фраоками одетым в парадную форму – алый балахон с миллионом складок. Фарлайт попытался втянуть живот, чтобы хоть как-то соответствовать. От него не укрылось, что Ламаш был сам не свой, и это принесло Фарлайту немалое удовлетворение. Он ещё не простил старшего фраока за попытку его раскормить и за те несправедливые упрёки. Что, впрочем, не мешало ему вовлечь Ламаша в заговор.

Был ли он раскрыт, раз Гардакар вызвал их на ковёр?

– В первый час утра на нас напали с Запада, – сказал он наконец. – Во второй час – с Севера.

Ламаш сразу расслабился.

– Это не простая война за передел границ, – продолжал бэл. – Это война на уничтожение. Как говорят гонцы, обе армии оставляют за собой только руины. И – ни один из судей не выходит со мной на контакт.

Гардакар сделал паузу, чтобы посмотреть, какой эффект произвели его слова на подчинённых, но Фарлайт хранил бесстрастие, а Ламаш пожал плечами.

– Чтоб вы поняли, я вам скажу: даже во время туилинской войны мы с Ирмитзинэ общались. Пусть натянуто и не без обоюдных оскорблений, но общались же!

– Тем хуже для них. Их ждёт участь Норшала, – спокойно ответил Фарлайт.

– Сделай-ка шаг в сторону, – вдруг сказал Гардакар. Фарлайт не понял, к чему ведёт владыка, но повиновался. – Хм! Я-то думал, ты загораживаешь мне остальных фраоков, которые могли бы это провернуть, но теперь я вспомнил: они мертвы!

Судья хохотнул. Он до сих пор не знал, что эти двое, что сейчас стояли пред его очами, сами были повинны в большинстве смертей. Вернувшись в столицу, Ламаш солгал бэлу, что все остальные фраоки погибли в честной битве с Норшалом. Фарлайт и Энгир тогда ему только поддакнули. Где же, интересно, последний… Гардакар его на свой совет не позвал.

– Вы знаете, сколько времени уйдёт, чтобы создать новых фраоков? У нас столько времени и нет.

– А зачем вам создавать именно фраоков? – спросил Фарлайт. – Возьмите лучших бесов, хтаров, дагатов, хоть сто штук, научите их пить кровь…

– Ну уж нет, – отрезал Гардакар. – Только высшей расе позволено обладать высшей силой. Если по Суваршахту будут бегать всесильные бесы, другие бесы тоже захотят понять секрет. И тогда он просочится, и мир обезумеет.

Фарлайт вспомнил Нинур, решительно отказавшуюся от этих сил, что он беззаботно предложил ей на серебряном блюде.

– Тогда возьмите расу, маленькую числом.

– Каграев? А может быть, гурши? Ха! Нет.

– Либо вы рискнёте сейчас, приучив десяток-другой бесов к крови, либо скоро наши враги войдут в город, и рисковать будет уже некем и нечем.

Гардакар задумался, скрестив руки на груди.

– А ты, Ламаш, что молчишь? Есть идеи?

– Нам надо узнать причину войны. Вдруг сможем договориться?

– Причина ясна, как дважды два. Выяснилось, что смерть Норшала – наших рук дело. Может быть, им даже известно, что ряды моей элиты сильно поредели. Времени для удара лучше и найти нельзя. Ну и, раз открылось, что судьи всё-таки смертны, и раз остальные судьи меня ненавидят… мне продолжать?

– Спасибо, – ответил Ламаш. – Исчерпывающе. Но что Восток с Югом?

– Как всегда, ждут, пока труп врага проплывёт мимо них. Но не исключаю, что скоро присоединятся и они. Тут, признаю, я сам совершил ошибку. Надо было сразу занимать войсками Север, а я промедлил.

– Если вы так противитесь идее возвысить демонов слабых рас, – вмешался Фарлайт, – то у вас остаётся только одно возможное решение.

– Да?

– Вызовите Раутура на дуэль и победите его. А потом растерзайте его тело и выставьте другим кшатри как урок. Представляете, что станет с их боевым духом? Не исключаю, что они и вовсе позорно отступят, когда увидят, что вы сделали с их доселе «непобедимым и бессмертным» правителем!

– Кшатри отступят? Вряд ли. После такого они ринутся в бой, как сумасшедшие – отмывать честь своего генерала кровью, – сказал судья.

– Но всё равно будут не так эффективны, как при живом военачальнике, – поддакнул Фарлайту Ламаш.

– Вы оба так уверены, что я выиграю эту дуэль, – заметил Гардакар.

– Ещё бы. Раутур не един с Тьмой, – продолжал Ламаш медовым голосом. – У него нет шансов.

– А если и есть, мы уничтожим эти шансы чертями, – закончил Фарлайт.

– Вот же льстецы, – сказал судья, но выражение звериной его морды осталось довольным.

* * *

– Так что с Энгиром? – передал Фарлайт Ламашу свои мысли, когда они убрались из судейской башни. – Где он?

– Один бэл знает, – ответил тот, также мысленно. – Надеюсь, что он всего лишь сослал Энгира на границу, махаться с кшатри, а не отправил в преждевременную отставку. Ты же его видел после того, как мы вернулись с Севера. Он был как раздавленная хуру.

Город, полный башен, лежал под ними гигантской игольницей. Фарлайт, которому полёт с каждым днём давался всё тяжелее, подумывал перейти на магическое парение, которым пользовались обычные волшебники. Это выглядело бы как провал, но Фарлайт уже устал от постоянной одышки.