Текст книги "Неоготический детектив"

Автор книги: Мэри Робертс Райнхарт

Соавторы: Маргарет Миллар
сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 34 страниц)

Насчет обогревателя никаких данных не нашлось, хотя лоскут шерстяной фланели с пятнами крови обсуждался во всех подробностях. Группа крови действительно была та же, что и у О'Гормана; в самой фланели и Марта, и двое клерков – приятелей О'Гормана без труда узнали часть рубашки, которую он часто носил. Это была ярко-желтая, в черную клетку шотландка, по словам коллег, постоянный предмет для шуток: из-за этой рубашки О'Гормана прозвали в конторе «Ирландцем, который носит шотландку».

– Хорошо, – проговорил Куинн, обращаясь к куче бланков. – Предположим, я – О'Горман. Мне до чертиков надоело быть маленьким пай-мальчиком. Я хочу сбежать и посмотреть мир. Однако объясниться с Мартой начистоту мне не по силам. Поэтому я должен исчезнуть. Я надеваю приметную рубашку, в которой меня видели множество людей. Тщательно выбираю время, когда вода в реке стоит высоко и вдобавок идет дождь. Выезжаю на мост, рву рубашку, пятнаю выдранный клок собственной кровью, цепляю на дверцу и сбрасываю машину в реку. Что потом? А потом я остаюсь в одном белье под проливным дождем, в грозу, в трех милях от города и с двумя долларами в зубах. Очень трогательно. Браво, О'Горман! Ничего не скажешь, действительно, грандиозный замысел!

Часов в девять вечера он внезапно почувствовал все усиливающееся желание, чтобы версия с незнакомым хичхайкером оказалась верна.

Глава четвертая

Проголодавшись, Куинн заскочил перекусить в «Эль Бокадо» – небольшое заведение, расположенное напротив его мотеля. С общественным питанием в Чикоте дела обстояли неважно, и бар был битком набит фермерами в необъятных «стетсонах» и нефтяниками в не первой свежести комбинезонах. Женщин почти не было. Хотя часы показывали всего девять вечера, несколько фермерских подружек уже вовсю ссорились со своими спутниками, доказывая, что не позже двенадцати надо ехать по домам. Квартет неловких застенчивых девушек праздновал день рождения одной из них, производя шума больше, чем две проститутки, окопавшиеся в баре. Какая-то женщина лет тридцати с надменным выражением лица замерла у входа. На ней были голубой тюрбан, очки в роговой оправе и ни намека на косметику – в общем, выглядела она так, будто только что вошла, считая, что это по меньшей мере ежегодное собрание Ассоциации молодых христианок, и теперь собирается с духом, чтобы удалиться.

Женщина что-то коротко сказала официантке. Та окинула взглядом зал, и в конце концов ее глаза остановились на Куинне. Она тут же, без колебаний, направилась к нему.

– Вы не будете возражать, если я подсажу к вам еще одного человека, мистер? Тут одна леди – она уезжает автобусом в Лос-Анджелес и хочет перед рейсом подкрепиться, а в кафе на автостанции уж больно паршиво кормят.

Куинн мог поклясться, что в «Эль Бокадо» кормят не лучше, однако решил быть вежливым.

– Ничего не имею против, – сказал он официантке и тут же повернулся к женщине в тюрбане: – Садитесь, пожалуйста.

– Большое спасибо.

Она села напротив него – так осторожно, будто боялась, что под ее стулом спрятана бомба, которая может взорваться от любого резкого движения.

– Очень любезно с вашей стороны, сэр.

– Не стоит благодарности.

– Тем не менее, – надменно проговорила она. – В этом городе не так-то просто встретить воспитанного человека. Ни одна леди не может здесь чувствовать себя в безопасности.

– Вам не нравится Чикот?

– Разве он может кому-то понравиться? Он такой неотесанный! Потому я и уезжаю.

Куинну подумалось, что тот же эпитет можно было бы в какой-то степени отнести и к ней самой. Во всяком случае один-два мазка губной помады и более модная шляпка, безусловно, пошли бы ей на пользу. Хотя и без того она была, пожалуй, даже красива – той строгой, слегка анемичной красотой, которая ассоциируется с церковными хорами и любительскими струнными квартетами.

За рыбой с жареным картофелем и капустным салатом она поведала, что зовут ее Вильгельмина де Врие, что по профессии она машинистка, а ее заветное желание – стать личной секретаршей какого-нибудь большого начальника. Куинн также назвал ей свое имя, сообщил, что по профессии он офицер службы безопасности, а предмет его мечтаний – как можно скорее выйти в отставку.

– Офицер службы безопасности… – медленно повторила она. – Вы имеете в виду – полицейский?

– Более или менее.

– Но это же просто восхитительно, верно? Боже мой, вы же, наверное, расследуете здесь какое-нибудь преступление?!

– Давайте будем считать, что у меня просто маленький отпуск.

– Но никто не приезжает в Чикот отдыхать! Из этого города все мечтают уехать при первой возможности. Вот как я.

– Меня давно интересует история Калифорнии, – пояснил Куинн. – Например, откуда пошли названия маленьких городков вроде этого.

– О, но это же так просто, – разочарованно протянула она. – Давно, еще в 1890 году, сюда приехал какой-то человек из Кентукки – у него были нелады со здоровьем, и врачи посоветовали ему сменить климат. Он решил выращивать здесь табак – бескрайние поля самого лучшего в мире табака для самых лучших в мире сигар. Собственно, «чикот» и означает «сигара». Только табак тут не рос, и фермеры вскоре переключились на хлопок. Ну, а потом обнаружили нефть, и на этом история сельского хозяйства в здешних краях закончилась. Однако что это я? Все говорю и говорю, а вы просто сидите, – при улыбке на ее левой щеке обнаружилась симпатичная ямочка. – Откуда вы приехали?

– Из Рино.

– И чем вы там занимаетесь?

– Изучаю историю Калифорнии, – Куинн усмехнулся, сообразив, что его ответ не так уж далек от истины.

– Забавное занятие для полицейского, вы не находите?

– Каждому свое, как говорят, написано над входом в одно очень нехорошее место, куда грешники попадают после смерти.

– Это верно, – пробормотала она. – И особенно верно здесь. Впрочем, думаю, как и в том нехорошем месте…

Хотя на лице ее не дрогнул ни один мускул, у Куинна возникло ощущение, что над ним насмехаются. Он подумал, что, если мисс Вильгельмина де Врие действительно поет в церковном хоре или играет в струнном квартете, то можно держать пари: время от времени она извлекает несколько фальшивых нот, специально для того, чтобы слушатели почувствовали себя, как в аду.

– Ну, пожалуйста, – попросила она, – скажите честно, что вас привело в Чикот?

– Мне нравится здешний климат.

– Но он ужасен!

– Ну, тогда люди.

– Неотесанные чурбаны!

– Кухня.

– Да от местной стряпни отвернется даже голодная собака! Нет, правда. Готова поставить доллар против пончика, что вы расследуете какое-то дело.

– Вообще-то я человек азартный, но от пончиков слишком полнею.

– Но я серьезно спрашиваю. Вы здесь по делу, верно? – за толстыми стеклами очков сверкнули зеленовато-голубые глаза. – Однако в последнее время здесь ничего такого не случалось. Значит, дело скорее всего старое… Оно случайно не связано с деньгами? С большими деньгами?

Это был единственный вопрос, на который Куинн мог ответить без колебаний.

– Я не расследую никакого дела, связанного с большими деньгами, – доверительно признался он. – Что у вас на уме, мисс де Врие?

– Ничего.

– Ну и слава Богу. А вы, стало быть, едете в Лос-Анджелес?

– Да.

– Искать работу?

– Да?

– Кстати, а где ваш чемодан?

– Чемо… о, я его сдала. В камеру хранения на автостанции. Не могла же я таскать его с собой! Он тяжелый: в нем ведь все мои платья, ну, и остальное… И к тому же он ужасно большой.

Если бы она просто сказала, что сдала чемодан на хранение, он бы ей скорее всего поверил – почему бы и нет? Но она так старательно громоздила одну деталь на другую, будто старалась убедить в реальности чемодана скорее себя, нежели собеседника.

Официантка положила перед Куинном счет.

– Мне пора, – поднимаясь, с не совсем искренним огорчением сказал он. – Рад был познакомиться, мисс де Врие. Желаю удачи в большом городе.

Он оплатил счет и неторопливо пересек улицу, направляясь к мотелю. Потом заметил, что ворота гаража открыты, и быстро шмыгнул внутрь, наблюдая за дверью «Эль Бокадо».

Ждать пришлось недолго. Мисс Вильгельмина де Врие вышла из кафе и в нерешительности остановилась, озирая пустынную улицу. Порыв ветра, свежего, но очень теплого, вывел ее из задумчивости; она засуетилась, безуспешно стараясь удержать одной рукой юбку, а другой – тюрбан. Наконец благопристойность одержала верх: девушка решительно стянула свой нелепый головной убор и обратила все внимание на юбку. Тюрбан размотался, превратившись в длинный голубой шарф, который она с досадой засунула в сумку. Ее волосы, цвета японской хурмы, освобожденные из заключения, разметались под ветром и ярко пылали в свете уличного фонаря. Она решительным шагом прошла полквартала, забралась в черный «седан» и укатила.

Куинн без особой досады отказался от мысли понаблюдать за ней. Все равно, пока он выводил бы машину из гаража, она прекрасно успевала добраться до дома или до автостанции, или куда там еще отправляются молодые леди после неудачной попытки выкачать информацию из незнакомца. Конечно же, она была дилетанткой: об этом говорили и тюрбан, и, возможно, очки – вся та грубая и примитивная маскировка, к которой обычно прибегают новички. Не вполне понятно было, правда, зачем она понадобилась мисс де Врие: насколько мог припомнить Куинн, прежде им встречаться не доводилось. Однако вскоре он вспомнил редакцию «Маяка» и три макушки, торчащие над деревянной панелью в кабинете Джона Ронды. Одна из них была точь-в-точь такого же цвета японской хурмы.

Хорошо, предположим, что эта девица работает в «Маяке», размышлял Куинн. У Ронды голос громкий, и с дикцией все в порядке, а перегородка в редакции до потолка не достает. Мисс де Врие вполне могла услышать что-нибудь, настолько для нее любопытное, чтобы прибегнуть к маскараду и разыграть комедию в «Эль Бокадо», возможно, с помощью официантки. Но что именно она могла услышать? Они ведь по сути говорили только о деле О'Гормана, все подробности коего были в свое время описаны в той же газете, следовательно, в Чикоте их знала каждая собака.

Кстати, в какой-то мере на О'Гормана намекнула и мисс де Врие, предположив, что он приехал в Чикот в связи с каким-нибудь очень старым делом. Правда, потом сама же себя и опровергла, добавив, что его розыски могут быть связаны с большими деньгами. К делу О'Гормана деньги отношения не имели, если не считать двух однодолларовых бумажек, бывших при нем, когда он в последний раз покинул дом.

Хотя, впрочем, Ронда мельком упоминал еще одну местную сенсацию, и та действительно была связана с деньгами – маленькая леди, которую поймали при попытке очистить кассу банка. Куинн вдруг заинтересовался, что же потом случилось с прелестной малюткой, с деньгами и участвовал ли в этом деле еще кто-нибудь.

Он перешел улицу и зашел в контору мотеля, чтобы взять ключ. Ночной портье, пожилой человечек с распухшими от артроза руками, вопросительно взглянул на него поверх журнала о кино, который он старательно изучал:

– Да, сэр?

– Пожалуйста, ключ от семнадцатого номера.

– Семнадцатого, сэр? Минутку, – он зашаркал к полке для ключей. – Помяните мое слово, Ингрид никогда не добьется успеха, если не порвет с Ларсом. Так же, как Дэбби с Гэри[7]7
  Имеются в виду киноактеры Ингрид Бергман, Ларс Хансен, Дебора Рейнолдс и Бари Купер. Первая и последний достаточно известны и у нас.


[Закрыть].

– Естественно, – пожал плечами Куинн. – Как же иначе?

– Какой вы назвали номер, сэр?

– Семнадцатый.

– Его здесь нет, – старик, подслеповато щурясь, вглядывался в Куинна поверх очков. – Помилуйте, сэр, я ведь отдал вам его не больше часа назад. Вы назвали мне ваше имя и номер машины, все было правильно – вот, я проверил по книге.

– Час назад меня здесь не было.

– Но вы должны были быть! Я же дал вам ключ. Только на вас были пальто и, знаете, такая серая шляпа. Может, вы слегка перебрали? В таком состоянии у многих отшибает память. Говорят, у Дина[8]8
  Дин Мартин. Что было, то было.


[Закрыть] были большие неприятности, когда он слишком закладывал за воротник.

– Ровно в девять часов я вручил мой ключ девушке, которая тут сидела.

– Моей внучке.

– Прекрасно. Значит, вашей внучке. Так вот, с тех пор я не возвращался. А теперь, если не возражаете, мне бы хотелось пройти в мою комнату. Я устал.

– Небось, гульнули как следует, да?

– Именно. Пытался забыть Ингрид и Дебби. Так что разыщите-ка ваши запасные ключи, и пошли.

Недовольно ворча, старик вытащил откуда-то связку с ключами и тяжело прошлепал к выходу. Воздух на улице по-прежнему был сухим и горячим, и даже свежему ветерку не удавалось развеять слабый запах сырой нефти, пропитавший, казалось, весь город до основания.

– Душноватая ночь для шляпы и пальто, а? – заметил Куинн.

– Я не ношу ни пальто, ни шляпы.

– А тот тип, которому вы отдали мой ключ, носил.

– Все это пьянка проклятая, совсем у вас память отшибла.

Общаясь таким образом, они добрались, наконец, до двери семнадцатого номера, и тут старик внезапно испустил вопль триумфа.

– Ну-ка, гляньте сюда! – вскричал он с видом несправедливо обиженной, но торжествующей добродетели. – Видите? Вот он, ключ, прямо в скважине, где вы его оставили! Я же вам говорил! Я вам его дал, а вы об этом забыли. Что теперь скажете?

– Почти ничего.

– Все вы такие, путешественники. Стоит уехать из дома да опрокинуть вечерком стаканчик-другой – память тут же отшибает.

Убедить его в том, что он ошибается, возможным не представлялось, поэтому Куинн коротко пожелал старикашке спокойной ночи, шагнул в комнату и запер дверь.

На первый взгляд все выглядело точно так же, как он оставил: постель смята, настольная лампа включена… Два ящика с картотекой по-прежнему стояли на столе. Куинн не мог определить, взяли из них что-нибудь или нет, да и сам Ронда вряд ли был бы на это способен: он скорее всего тоже не заглядывал в них уже несколько лет.

Куинн сдвинул крышку с первого ящика. В большом конверте оказались фотографии О'Гормана, отданные Ронде Мартой: один портрет, сделанный профессиональным фотографом, видимо, очень давно – О'Горману было там не больше двадцати, и куча любительских снимков: О'Горман с детьми, с собакой, кошкой, с Мартой; О'Горман, меняющий шину и просто стоящий рядом с велосипедом… Объединяло эти снимки одно: на всех О'Горман выглядел как бы на заднем плане. Возникало ощущение, что фотограф снимал собаку, кошку, детей, Марту и даже велосипед, но только не его. И лишь на портрете Куинн смог толком разглядеть его лицо. Он действительно был красивым молодым человеком, с кудрявыми черными волосами и большими, кроткими, беспомощными глазами, взиравшими на жизнь с недоумением и беспокойством, будто не зная, что еще она с ним выкинет в следующую минуту. Куинн видел такие лица: они, как магнит, притягивали к себе множество женщин – в первую очередь тех, которые были убеждены, что могут решить за своего мальчика любую жизненную проблему и вылечить материнским поцелуем все причитающиеся на его долю огорчения, синяки и ушибы.

Куинн вернулся к любительским фотографиям, но внезапно почувствовал, что силы его на исходе. О'Горман перестал быть для него фантомом – он превратился в реального человека, который любил свою жену, детей, собаку, свой дом, много работал, имел слишком доброе сердце, чтобы оставить даже незнакомца на пустынном шоссе под проливным дождем, и достаточно храбрости, чтобы не сдаться без боя грабителю.

«У него в кармане было всего два доллара, – думал Куинн, лениво стаскивая с себя одежду и забираясь в постель. – Чего ради он полез в драку из-за двух паршивых баксов? Это же бессмысленно. Не-ет, тут должно быть что-то еще… что-то такое, о чем никто просто не подумал. Надо завтра еще раз поговорить с Мартой. Может, Ронда сможет мне в этом помочь?»

Уже совсем засыпая, он вспомнил, что планировал утром вернуться в Тауэр, а оттуда махнуть в Рино. Но оба эти места вдруг стали казаться ему далеким, полузабытым прошлым, и лишь в тумане сна они внезапно соединились с грубой реальностью Чикота. Он уже с трудом мог представить себе Дорис, а сестра Благодеяние представлялась ему в виде грубой серой хламиды, грузно опирающейся на две большие босые ноги.

Глава пятая

Куинн поднялся рано и первым делом отправился в контору мотеля. На сей раз он застал там средних лет мужчину с обширной загорелой лысиной, лениво тасующего стопку открыток с видом Лос-Анджелеса.

– Чем могу служить, мистер… э-э-э… Куинн, верно? Из семнадцатого?

– Да.

– Я Пол Фрисби, владелец и управляющий. Вообще-то у нас тут семейное предприятие, наемных служащих не держим. У вас что-нибудь случилось?

– Вчера вечером кто-то побывал в моей комнате, пока я ужинал в кафе напротив.

– Я, – холодно обронил Фрисби.

– Была какая-то особая причина?

– Две. Во-первых, вы приехали без багажа – в таких случаях я всегда стараюсь заглянуть в номер, когда клиент выходит. А в вашем случае была и дополнительная причина: автомобиль, на котором вы приехали, зарегистрирован не на ваше имя.

– Я одолжил машину у приятеля.

– О, вам-то я верю. Но в нашем деле приходится быть осторожным.

– Ну допустим, – кивнул Куинн. – Только зачем вам понадобилась эта комедия с переодеванием?

– Простите?

– Зачем вам потребовалось менять внешность с помощью шляпы и пальто, чтобы получить у старика ключ?

– Что-то я вас не понимаю, – медленно проговорил Фрисби, сузив глаза. – У меня есть собственный комплект ключей. При чем тут дедушка?

Куинн коротко объяснил ему ситуацию.

– У дедушки неважно с глазами, – вздохнул Фрисби. – Глаукома. Вы не должны обвинять…

– Я никого и не обвиняю. Просто хотелось бы знать, каким образом посторонний человек мог получить мой ключ и забраться в мою комнату.

– Мы пытаемся такого не допускать. Но подобное время от времени случается во всех мотелях. В принципе трюк несложный, если самозванец знает имя гостя и номер его машины. У вас что-нибудь пропало?

– Не уверен. На столе стояли два ящика с документами – мне дали их просмотреть. Да вы, наверное, и сами их заметили, когда заглядывали в номер.

– Кажется, да. Нет, в самом деле, видел.

– Вы их открывали?

Лицо Фрисби стало таким же багровым, как лысина.

– Нет, – пробормотал он. – Вернее, мне не следовало этого делать. Но я, понимаете, увидел этикетку – там было написано: «О'Горман». Здесь это имя каждый знает. Конечно, мне стало любопытно, с чего это пять лет спустя в Чикоте появился незнакомец с кучей материалов по этому делу.

Воцарилось тяжелое молчание.

– И насколько же сильно вас это заинтересовало? – наконец мягко спросил Куинн. – Достаточно сильно, чтобы вы, например, рассказали жене?

– Ну… кажется, я упомянул об этом. Вскользь.

– Кому-нибудь еще?

На сей раз молчание продлилось дольше. Потом Фрисби нервно ухмыльнулся.

– Я позвонил шерифу. Подумал, если тут какое-нибудь мошенничество, ему следует знать. А вдруг что-нибудь серьезное? Теперь-то, конечно, я вижу, что был неправ.

– В самом деле?

– Я в общем-то неплохо разбираюсь в людях – работа такая. Вы не похожи на человека, который что-то скрывает. Но вчера все выглядело совсем по-другому. Вы приехали без багажа, на чужой машине и принялись шататься по городу в поисках материалов об О'Гормане. Судите сами, что я мог подумать. Вы не можете обвинить меня в излишней подозрительности.

– И потому вы вызвали шерифа.

– Не вызывал. Просто поговорил с ним. Он обещал за вами присмотреть.

– Могло ли это стремление разрастись до такой степени, чтобы обвести вокруг пальца старика и выманить ключ от моего номера?

– Боже мой, конечно, нет! – энергично произнес Фрисби. – К тому же дедушка знает шерифа с тех пор, как тот был сопливым пацаном.

– Похоже, в Чикоте все знают друг друга.

– А как же? Здесь вам не столица. Да и края у нас суровые. Мы тут все друг от друга зависим – иначе не выжить.

– И к Незнакомцам вы поэтому так подозрительны?

– У нас очень закрытое общество, мистер Куинн. Когда с одним из нас что-то случается – ну вот как с О'Горманом, – это невольно бьет и по всем остальным. Каждый в городке знал его: либо ходил с ним в школу, либо вместе работал, либо встречался в церкви и на общественных собраниях. Не то чтобы О'Горман был такой уж заметной личностью – но он БЫЛ, и на нем, как на любом из нас, стоял свой штамп, – неуловимая насмешливая ухмылка скользнула по лицу Фрисби. – Кстати, вполне подходящая для О'Гормана эпитафия: «Он был всегда заштампован». Но чем это дело вас-то привлекло, Куинн? Может, собираетесь о нем писать для какого-нибудь из этих криминальных журнальчиков?

– Возможно.

– Тогда у меня просьба: дайте знать, когда вашу статью опубликуют.

– Заметано.

Куинн позавтракал в кафе, выбрав столик у окна, чтобы приглядывать за машиной, припаркованной у мотеля: в ней, запертая в чемодане, покоилась картотека. Хотя Фрисби так ничего и не смог ему сказать относительно вчерашнего нежданного визитера, он совершенно неожиданно помог ему кое в чем другом. Можно было не сомневаться: через пару часов весь городок узнает, что приезжий – начинающий писатель, пытающийся раскопать что-нибудь новенькое в деле О'Гормана. Куинн был искренне благодарен лысому владельцу мотеля: теперь ему без труда удастся избегать ненужных расспросов.

В первой же попавшейся лавчонке он купил блокнот и пару шариковых ручек и двинулся на Восьмую авеню, в «Маяк».

Первое, что услышал Куинн, открыв дверь редакции, громовой голос Ронды, с легкостью перекрывающий трескотню пишущих машинок и трезвон телефонов. Да, рыжеволосой мисс де Врие не составило бы труда подслушать все, что угодно, даже если бы она вставила в уши затычки!

– Доброе утро, Куинн, – прогрохотал Ронда. – Вижу, вы привезли мою картотеку в целости и сохранности.

– Не вполне уверен, что в целости, – и Куинн рассказал ему о визите незнакомца в пальто и серой шляпе.

Ронда слушал, свирепо хмуря брови и нервно барабаня пальцами по столу.

– А может, это был просто обычный вор? – предположил он, когда Куинн закончил рассказ. – Может, его картотека и не интересовала вовсе?

– А там ничего другого не было, – хмыкнул Куинн. – Все свои вещи я оставил в Рино. Собственно, к этому часу я как раз собирался туда вернуться.

– Так за чем же дело стало?

– Меня заинтересовал О'Горман, – просто объяснил Куинн. – Подумалось, что можно сделать неплохую статью для какого-нибудь криминального журнала.

– Было. И не меньше дюжины. Пять лет тому назад.

– А вдруг мне удастся найти какой-нибудь новый аспект? Жаль, что вчера я неправильно начал разговор с миссис О'Горман. Слушайте, а вы не можете устроить с ней еще одну встречу?

– То есть?

– Пригласите ее. И окажите мне поддержку.

Ронда задумчиво посмотрел в потолок.

– Сделать-то я, пожалуй, это смог бы, только совсем не уверен, что мне этого хочется. Я ведь по сути ничего про вас не знаю.

– Так давайте познакомимся. Задавайте вопросы.

– Что ж, ладно. Только сначала, наверное, мне стоит вас предупредить: вчера вечером я говорил с Мартой О'Горман. И она мне рассказала о вашем телефонном звонке и о том, как вы потом к ней заявились. Вот что меня заинтересовало: в тот момент, когда вы ей звонили, вы, судя по всему, не знали, что ее муж умер?

– Верно, не знал.

– Тогда зачем он вам понадобился?

– Профессиональная этика…

– Которая, – прервал его Ронда, – как я полагаю, не включает в себя душеспасительных бесед нахальных лжецов с безутешными вдовами.

– …не позволяет мне называть имена, поэтому я, с вашего позволения, назову мою клиентку «миссис Икс». Итак, некая миссис Икс заплатила мне, чтобы я узнал, по-прежнему ли человек по имени Патрик О'Горман проживает в городе Чикоте.

– И?..

– И все. Больше от меня ничего не требовалось. Я не должен был ни говорить с ним, ни посылать ему писем, ни каким-либо еще способом вступать с ним в контакт.

– Бросьте, Куинн! – резко сказал Ронда. – Единственное, что в таком случае требовалось от миссис Икс, – написать в Чикот письмо. Кому угодно – мэру, шерифу… да хоть в Торговую палату. За каким дьяволом ей понадобились вы?

– Видимо, зачем-то понадобился, поскольку она меня наняла.

– И сколько заплатила?

– Сто двадцать долларов.

– Ничего себе! Она что, с ума сошла?

– Правильный вопрос, – довольно кивнул Куинн. – Мне кажется, да. Свихнулась на любви к Небесам.

– Трудный орешек, да?

– Многие могли бы это подтвердить. Кстати, учтите: все, что я вам сказал, – профессиональная тайна.

– Разумеется. Каким образом эта ваша миссис Икс связана с О'Горманом?

– Она не сказала.

– Забавная работенка, – ухмыльнулся Ронда.

– Когда ты на мели, приходится браться и за такую.

– А вы, стало быть, на мели. И что же вас довело до такого состояния?

– Кости, карты, рулетка. Казино.

– Вы что, профессиональный игрок?

– Любитель, – безрадостно улыбнулся Куинн. – Профессионалы, как правило, выигрывают. Я же продулся в дым. А деньги миссис Икс выглядели чертовски привлекательно. Такие, знаете, зеленые, хрустящие…

– Стало быть, рассказываете басни вдовам, – заключил Ронда, – и обираете сумасшедших старушек. Не особо-то лестно это вас характеризует, Куинн.

– Вы не правы. Миссис Икс, между прочим, совсем не старушка и вовсе не глупа.

– Тогда почему она не написала письмо? Или, еще проще, не позвонила?

– Там, где она живет, этого не разрешается. Она член религиозной секты, запрещающей лишние контакты с внешним миром.

– Тогда как же она встретится с вами? – сухо поинтересовался Ронда.

– Она – никак. С ней встречусь я.

– Каким образом?

– Боюсь, вы мне не поверите.

– Вполне вероятно. Но вы все же попробуйте.

Куинн попробовал. Рассказ его Ронда слушал, недоверчиво покачивая головой.

– Идиотизм, – резюмировал он, когда Куинн закончил. – Они там все до одного сумасшедшие. И вы, по всей видимости, тоже.

– Я не исключаю такой возможности.

– Где это место и как оно называется?

– А вот этого я вам сказать не могу. Такие культы для Южной Калифорнии не совсем обычны – секта состоит в основном из невротиков и неудачников, отказавшихся от мира. Они занимаются своими делами и никому не мешают, да и их никто не беспокоит, кроме инспекторов из школьного совета, озабоченных, чтобы дети членов секты ходили в школу.

– Хорошо, – кивнул Ронда, сделав неопределенный жест. – Предположим, я поверю этой невероятной истории. Чего вы от меня хотите?

– Для начала попытайтесь свести меня с Мартой О'Горман.

– Это может оказаться непросто.

– Во-вторых, скажите мне, как зовут ту рыжеволосую женщину, что была вчера в полдень в вашей конторе – помните, когда вы выходили за картотекой?

– Зачем это вам?

– Вчера вечером она подцепила меня в кафе «Эль Бокадо», – пояснил Куинн. – А тем временем тот тип в шляпе обшарил мою комнату.

– Думаете, тут есть какая-то связь?

– Я был бы последним дураком, если бы думал иначе. Она должна была задержать меня в кафе, чтобы ее напарник смог работать без помех.

– Вы, должно быть, ошибаетесь, Куинн. У той, о ком вы говорите, не может возникнуть даже мысли, чтобы привязаться к незнакомому мужчине в таком заведении, как «Эль Бокадо». И уж тем более о том, чтобы служить прикрытием для вора. Она очень порядочная женщина.

– Это меня ничуть не удивляет, – сухо отпарировал Куинн. – Каждый, кто так или иначе связан с этим делом, представляет собой прямо-таки образец порядочности. Просто уникальное дело: ни одного негодяя, ни одного мошенника, ни одной женщины с сомнительной репутацией. Сам О'Горман был отличным парнем, Марта О'Горман – столп добродетели, миссис Икс – служительница культа, а ваша рыжеволосая красотка, вполне вероятно, преподает в воскресной школе.

– Кстати сказать, именно так оно и есть.

– Кто она, Ронда?

– Черт возьми, Куинн, я вовсе не уверен, что должен вам это говорить. Она славная девушка; кроме того, вы ведь могли и ошибиться. В редакции вы вчера хорошо рассмотрели ее лицо?

– Вообще не видел. Только макушку.

– Но этого же мало, чтобы утверждать, будто она та самая женщина, что пыталась подцепить вас в кафе! К тому же Вилли слишком умна, чтобы использовать такой избитый трюк.

– Вилли… – повторил Куинн. – Это что, уменьшительное от Вильгельмины?

– Да.

– Вильгельмина де Врие?

– Как… как вы… да, – изумленно признал Ронда. – Откуда вы знаете ее имя?

– Она сама сказала. Вчера вечером, за столиком.

– На самом-то деле она Вилли Кинг, де Врие – фамилия ее бывшего мужа. Они недолго прожили вместе. Но вы говорите, она НАЗВАЛА вам свое имя?

– Да.

– Уверен, это доказывает, что она вне всяких подозрений.

– Это уж как вам будет угодно, – хмыкнул Куинн. – Но в деле она участвовала. Больше того, получала от этого удовольствие.

– Что еще она вам сказала?

– О-о, целую кучу вранья. Не стоит повторять. Кстати, у нее случаем нет дружка?

Последний вопрос, казалось, вызвал в душе редактора целую бурю. Он наклонился вперед и буквально пригвоздил собеседника к стулу долгим тяжелым взглядом.

– А теперь послушайте меня, Куинн, – проскрипел Ронда. – У вас нет никакого права врываться подобным образом в наш город и затевать гнусные инсинуации против наших самых уважаемых граждан!

– Насколько я понимаю, – предположил Куинн, – Вилли Кинг собирается соединить свою жизнь с одним из почетных граждан Чикота?

– Я этого не говорил. Сказал только…

– Скажите лучше: у вас в Чикоте найдется хотя бы один неблагонадежный гражданин? Пока что все, с кем я встречался или о ком хотя бы упоминалось, настолько кристально честны… впрочем, я не прав. Было одно исключение. Некая милая маленькая леди, пытавшаяся прикарманить деньги местного банка.

– С чего вдруг вы о ней вспомнили?

– Да я и не забывал. Она ни на секунду не выходила у меня из головы, – признался Куинн.

– Почему?

– Да, видите ли, людей моей профессии грешники привлекают куда больше, чем святые. Как, впрочем, и в вашей. Я понимаю, что в Чикоте святыми хоть пруд пруди, но…

– Оставьте Чикот в покое. Обычный средний городок. И люди в нем живут средние. Да и происшествия, честно, говоря, тоже…

– Тем не менее, Ронда, расскажите мне об этой леди-растратчице.

– Да зачем вам?

– Когда Вилли Кинг вчера с интересом внимала нашей беседе, вы, конечно, главным образом рассказывали о деле О'Гормана, но мельком упомянули и об этой малютке. Мне очень любопытно, кем именно заинтересовалась Вилли. Или, может быть, ее друг.

– Спросите в нашем городе любого, и он скажет, что его одинаково интересуют оба случая, – пожал плечами Ронда.

– Настолько, чтобы втихаря влезть в мою комнату?

– Нет. Конечно же, нет.

– Ну, тогда еще ничего. Кстати, а кто он, этот ее друг? То есть друг Вилли, я имею в виду.

– Точно сказать не могу, так, доходили кое-какие слухи. Вы же понимаете, когда в таком маленьком городке, как наш, молодая интересная женщина работает у подходящего по всем статьям вдовца, выводы делаются очень быстро.

– Вдовца как-нибудь зовут?

– Джордж Хейвуд. Крупный торговец недвижимостью – кстати, этот дом тоже принадлежит ему. Вилли была его секретаршей, но некоторое время назад получила повышение. Кроме всего прочего, Хейвуд ввел ее в редколлегию «Маяка» как своего представителя. Ну, а в каком качестве она его представляет, об этом каждый волен догадываться в меру своей, скажем, фантазии.