Текст книги "Неоготический детектив"

Автор книги: Мэри Робертс Райнхарт

Соавторы: Маргарет Миллар
сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 34 страниц)

Неоготический детектив

Маргарет Миллар
Совсем как ангел

Глава первая

Всю ночь и почти весь день они тащились через горы, потом через пустыню, и вот теперь горы снова окружали их. Старый автомобиль то и дело принимался капризничать, доводя водителя до крайней степени раздражения, и Куинн, чтобы не мешать им выяснять отношения, перебрался на заднее сиденье в надежде вздремнуть. Разбудили его внезапный визг тормозов и голос Ньюхаузера, охрипший от усталости, жары и сознания, что хозяина его в очередной раз облапошили за игорным столом:

– Приехали, Куинн. Конец света.

Куинн с трудом приподнял голову, ожидая обнаружить себя на какой-нибудь из улочек Сан-Феличе, обсаженной тенистыми деревьями и весело сбегающей вниз, к океану, сверкающему вдали, как алмаз. Это зрелище всегда вызывало в нем легкую грусть от сознания, что такую драгоценность, увы, совершенно невозможно кому-либо продать. Однако, даже не успев продрать глаза, он уже понял: что-то не так. На городской улице немыслима столь совершенная тишина, а морской воздух не бывает настолько сухим.

– Эй, Куинн! – повторил Ньюхаузер. – Ты проснулся?

– Да.

– Тогда вылезай. Ты как, в состоянии? А то я спешу.

Куинн выглянул в окошко и обнаружил, что с тех пор, как он завалился спать, декорация нисколечко не изменилась. Их окружали горы, за ними торчали еще горы, а за теми – снова горы, покрытые все той же порослью дубов, колючего кустарника и дикого остролиста, среди которых время от времени попадались и несколько сосен, вцепившихся узловатыми корнями в эту иссушенную землю в отчаянной попытке выжить.

– Ничего себе, – озадаченно пробормотал он. – Помнится, ты мне говорил, что собираешься в Сан-Феличе.

– Я сказал: около Сан-Феличе.

– И как далеко это «около»?

– Сорок пять миль.

– Господи!..

– Ты, видать, с Востока приехал, – догадался Ньюхаузер. – У нас в Калифорнии сорок пять миль – не расстояние.

– Мог бы и пораньше предупредить. Прежде чем я сел в эту чертову машину.

– Я говорил, ты просто не обратил внимания – слишком уж тебе не терпелось смыться из Рино. Что ж, вот твое желание и исполнилось. Скажи спасибо Боженьке.

– Да уж, – сухо кивнул Куинн. – По крайней мере тебе удалось ответить на один вопрос, который меня давно интересовал. С детства мечтал узнать, что это такое: «пойди туда, не знаю куда…»

– Ладно-ладно. Прежде чем начать делать глупости, лучше послушай, что я скажу. Поворот на мое ранчо – в полумиле отсюда. Но я, понимаешь ли, на день опоздал, а у жены моей характерец тот еще. К тому же я в Рино просадил добрых семь сотен и двое суток не спал. Так что, уж извини, в гости пригласить не могу. Сам понимаешь.

– Мог бы по крайней мере высадить меня поближе к какому-нибудь заведению, где можно пожрать без риска дать дуба.

– Ты же сказал, что у тебя ни гроша.

– Удалось напоследок стрельнуть у одного парня пять баксов взаймы.

– Ну-у, милый, если бы у меня были целых пять баксов, я все еще торчал бы в Рино. Сам знаешь – у тебя ведь та же болезнь, что и у меня, верно?

Куинн не стал отрицать.

– Слушай, – медленно начал он, – может, твоя жена в конце концов не такая уж и мегера, а? Может, она не будет особо возражать против гостя… Хорошо-хорошо, я ведь только предположил. У тебя что, есть идея получше?

– Естественно. Иначе мы бы тут не торчали. Видишь проселок вон там, внизу?

Присмотревшись, Куинн заметил узкую тропинку, которая, причудливо изгибаясь, убегала от шоссе к рощице молодых эвкалиптов.

– Вот уж на что это похоже меньше всего, так на дорогу, – с чувством произнес он.

– Так и задумано. Люди, живущие на другом ее конце, не любят себя афишировать. Они, понимаешь ли, со странностями.

– И можно узнать, с какими? – осведомился Куинн.

– О, вполне безобидными. Не волнуйся. К тому же они всегда готовы помочь бедным. – Ньюхаузер сдвинул на затылок свою десятигаллонную шляпу[1]1
  Широкополые шляпы «Стетсон», излюбленные на американском «диком Западе», обычно в шутку называют шестигаллонными. Добавив головному убору Ньюхаузера целых четыре галлона, автор подчеркивает его поистине внушительную вместительность (прим. пер.).


[Закрыть], открыв белую полоску лба, выглядевшую нарисованной на фоне бурой, выдубленной ветром и солнцем физиономии. – Слушай, Куинн, мне и самому дьявольски не нравится, что я тебя здесь оставляю, только выбора у меня нет. Я знаю, ты сумеешь меня правильно понять. Парень ты молодой, здоровый…

– К тому же голодный и подыхающий от жажды.

– В Тауэре найдутся и еда, и питье. А потом поймаешь попутку до Сан-Феличе.

– Тауэр? – переспросил Куинн. – Ты имеешь в виду то милое местечко в конце этой, с позволения сказать, дороги, жители которого не любят рекламы?

– Да.

– Это что, ранчо?

– Вообще-то они занимаются земледелием, – осторожно произнес Ньюхаузер. – Но на самом деле это что-то вроде маленькой независимой общины. По крайней мере так я слышал. Мне-то самому там бывать не приходилось.

– Чего так?

– Они визитеров не больно жалуют.

– Тогда с чего ты так уверен, что они примут меня?

– Ты бедный грешник.

– Это что – какая-то религиозная секта?

Ньюхаузер как-то неопределенно качнул головой, Куинн так и не понял, было это подтверждением или отрицанием его предположения.

– Говорю же тебе: я там никогда не бывал. Так, доходили кое-какие слухи. Говорят, какая-то богатая старуха, испугавшись приближающейся смерти, построила там пятиэтажную башню. Видать, решила, что так путь к небу окажется покороче, когда придет ее черед. Ладно, старина мне пора двигаться.

– Подожди, – настойчиво сказал Куинн. – Я же тебе говорил: мне надо попасть в Сан-Феличе, чтобы получить должок с одного приятеля. Три сотни баксов. Если подвезешь меня – пятьдесят твои.

– Я не могу.

– Это же больше чем по доллару за милю!

– Извини.

…Куинн стоял на обочине и задумчиво наблюдал, как машина Ньюхаузера исчезает за поворотом. Когда звук ее мотора затих, наступила абсолютная тишина. Ни щебета птицы в лесу, ни треска обломившейся ветки… Никогда прежде с Куинном не случалось ничего подобного, и он целую минуту удивленно размышлял, с чего это вдруг его перестали волновать и голод, и недосып, и палящее солнце…

Он никогда не был в восторге от собственного голоса, но тут вдруг оказалось, что тот звучит совсем неплохо – достаточно, чтобы возникло желание слушать его еще и еще, направлять его звук все дальше и дальше, заполняя им звенящую тишину.

«Меня зовут Джо Куинн. Джозеф Рэдьярд Куинн, но я никому не говорю о Рэдьярде. Вчера я был в Рино. У меня были работа, машина, одежда и подружка. Сегодня я никто, ничто и звать никак, и торчу тут, посередке между «нигде» и «ничем».

Ему и раньше доводилось влипать в самые разные истории, но в них всегда принимал участие кто-то еще. Друзья, на которых можно положиться; незнакомцы, которых можно убедить, – он всегда гордился этой своей способностью. Однако в настоящий момент ни малейшей пользы от нее не предвиделось: вокруг не было ни единой души, способной его выслушать. В этой пустыне он мог заговорить себя до смерти, но все его красноречие не вызвало бы даже шевеления листа на дереве или насекомого под этим листом.

Куинн вынул носовой платок и промокнул пот, двумя тоненькими струйками стекавший за уши. Хотя ему частенько доводилось бывать в Сан-Феличе, он ничего не знал об этой унылой гористой местности, выжженной летним солнцем и размытой зимними дождями. Теперь было лето, и в высохших руслах рек скапливалась пыль, прикрывая кости мелких животных, приходивших сюда в поисках воды.

Куда больше, чем жара и одиночество, Куинна заставляла нервничать тишина. Не было слышно даже щебета птиц – то ли они перемерли от жажды, то ли перебрались поближе к воде: к ранчо Ньюхаузера или к этому непонятному Тауэру. Он бросил взгляд на узкую тропинку, бегущую к эвкалиптовой роще.

– В конце концов немного религии мне не повредит, – сказал он сам себе и двинулся в путь.

За рощицей начали появляться первые признаки человеческого обитания. Куинн прошел мимо небольшого стада мирно пасущихся коров, потом миновал бревенчатый загон, в котором щипали травку несколько овец, пару коз, привязанных в тени дикого остролиста, оросительный канал, по самому дну которого медлительно тек чахлый ручеек. Все животные выглядели упитанными и ухоженными.

Постепенно подъем становился все круче, а деревья – гуще и выше; к дубам и соснам добавились грабы и каштаны. Куинн уже почти достиг вершины холма, когда заметил первое строение. Длинное и низкое, сделанное из бревен и природного камня, оно было так искусно размещено, что, лишь подойдя на расстояние двадцати ярдов, он понял, что это такое.

Меньше всего оно было похоже на башню, и Куинн решил, что Ньюхаузер попросту ошибся, приняв на веру местные слухи.

Вокруг по-прежнему не было ни души. Ни единой струйки дыма не поднималось из широкой трубы. Грубые ставни из кое-как сколоченных нетесаных досок закрывали окна. Воздух под сенью огромных калифорнийских сосен, сменивших чахлую растительность низин, показался Куинну прохладным и влажным. Сосновые иглы, толстым слоем устилавшие тропинку, скрадывали звук его шагов…

* * *

Сквозь щель в ставне брат Язык Пророков увидел приближающегося незнакомца и что-то недовольно промычал.

– Что это тебя так взволновало? – оживленно поинтересовалась сестра Благодеяние. – Ну-ка, дай взглянуть! – Она заняла его место у щели. – А-а, это всего лишь человек. Не расстраивайся. Скорее всего у него просто сломалась машина. Там, на дороге. Брат Терновый Венец поможет ему починить ее, и он уедет. Если только…

Особенностью сестры Благодеяние было редкостное умение добраться до самой сути любой проблемы, найти ее, указать другим, а потом разрушить весь эффект, добавив: «если только…»

– …если он только не из школьного совета и не репортер. Ну, в этом случае я буду тверда и отошлю его восвояси вместе с его невежеством. Хотя, мне кажется, школьному совету дергать нас еще рано…

Брат Язык кивнул в знак согласия и нервно погладил шею длиннохвостого попугая, сидящего на его указательном пальце.

– Значит, вполне возможно, что он из газеты, – продолжала сестра. – Если только не самый обыкновенный бродяга. Ну, в любом случае надо встретить его любезно, но холодно. Ничего страшного, бывали у нас бродяги и раньше, ты прекрасно это знаешь. И прекрати мычать. Ты отлично умеешь говорить, когда тебе это надо. Если вдруг начнется пожар, ты во всю глотку заорешь «огонь», верно ведь?

Брат Язык затряс головой.

– Чепуха, мне-то лучше знать. Ну-ка, скажи: огонь. Ну, говори. Огонь!

Брат Язык безмолвно уставился в пол. Даже если бы дом был охвачен пламенем, он не смог бы сказать ни слова. Просто стоял бы и любовался пожаром – конечно, предварительно убедившись, что его попугаю ничего не угрожает.

* * *

Куинн постучал в деревянную некрашеную дверь.

– Привет. Есть здесь кто-нибудь? Я заблудился, голоден и хочу пить.

Пронзительно скрипя несмазанными петлями, дверь медленно отворилась. На пороге стояла женщина лет пятидесяти, высокая и сильная, с круглым лицом и очень румяными щеками. Она была босиком. Длинное платье напомнило Куинну одеяния, которые он видел на Гавайях, только те сверкали всеми цветами радуги, а это было сшито из грубой серой шерсти без каких-либо украшений.

– Добро пожаловать, незнакомец, – произнесла она. Слова были добрыми, но тон выдавал настороженность.

– Прошу прощения за беспокойство, мадам.

– Сестра, с вашего позволения. Сестра Благодеяние. Итак, вы голодны, умираете от жажды и заблудились. Верно?

– Более или менее. Это длинная история.

– Но довольно обычная, – сухо сказала она. – Войдите. Мы никогда не отказываем беднякам, хотя сами бедны.

– Благодарю.

– Просто ведите себя, как следует, вот и все, чего мы просим. Как давно вы не ели?

– Честно говоря, точно не помню.

– Вы были на кутеже, да?

– Не совсем то, что вы имеете в виду. Но я сильно подозреваю, что мое вчерашнее времяпрепровождение вы назвали бы так же.

Она бросила острый взгляд на твидовый пиджак, переброшенный через руку Куинна:

– Прекрасная шерсть. Я такой не видела с тех пор, как мы носим свою одежду. Где вы его достали?

– Купил.

Его ответ, похоже, слегка разочаровал сестру. Она, по всей видимости, надеялась на признание, что Куинн его украл.

– Вы не похожи на нищего. Ни по виду, ни по манерам.

– Я слишком давно им не был. Еще не привык.

– Без сарказма, пожалуйста. Я вынуждена проверять наших гостей для нашей же безопасности. Каждую минуту, прямо хоть сейчас, может заявиться какой-нибудь любопытный репортер или блюститель закона, поклоняющийся злу.

– Я поклоняюсь только еде и воде.

– Тогда войдите.

Куинн последовал за ней в дом, представлявший собой одну большую комнату с каменным полом, выглядевшим так, будто его только что выскребли щеткой. Свет проникал сквозь стеклянную крышу – самую большую, какую Куинну когда-либо доводилось видеть.

Сестра Благодеяние заметила, что гость с удивлением посмотрел вверх, и пояснила:

– Учитель говорит: раз Создатель захотел, чтобы свет шел с небес, – ему следует нисходить прямо, не преломляясь в окнах.

Посредине помещения почти во всю длину комнаты тянулся деревянный стол со скамейками по обе стороны. На нем были расставлены оловянные тарелки, приборы из нержавеющей стали и несколько керосиновых ламп, уже вычищенных и заправленных для вечера. В дальнем конце размещались старомодный холодильник и печка со связкой хорошо наколотых дров. Еще там была самодельная птичья клетка. Перед печкой в кресле-качалке сидел средних лет мужчина – худой, с бледным лицом и птицей на плече. На нем было такое же одеяние, как у сестры Благодеяние, и он тоже был босиком. На бритой голове виднелось несколько царапин и порезов, будто ее брили тупой бритвой, а цирюльник был подслеповат.

Сестра Благодеяние закрыла дверь. Похоже, ее подозрительность в отношении Куинна слегка ослабла: сейчас она вела себя, как обычная домовитая хозяйка.

– Наша общая столовая, – пояснила она. – А это – брат Язык Пророков. Остальные – на молитве в Тауэре, мне же пришлось остаться с братом Языком в качестве сиделки. Он был болен и еще не оправился. Как ты себя чувствуешь, брат Язык?

Брат кивнул и улыбнулся. Маленькая птичка нежно ущипнула его за ухо.

– Самый неудачный выбор имени, какой только можно себе представить, – шепотом добавила сестра Благодеяние на ухо Куинну. – Он редко говорит. Впрочем, наверное, пророкам и не стоит слишком разглагольствовать. Вы можете сесть, мистер?..

– Куинн.

– Куинн. Рифмуется с грехом. Это может быть дурным предзнаменованием.

Куинн принялся доказывать, что его имя рифмуется с массой других слов – с усмешкой, веретеном, плаванием[2]2
  Соответственно: gvin, spin, swim (англ.).


[Закрыть], но сестра резко оборвала его, заявив, что грех в данном случае подходит больше всего.

– Что еще, кроме порока, могло привести такого молодого, крепкого мужчину, как вы, к столь плачевному состоянию? Разве не так?

Куинн вспомнил: Ньюхаузер говорил, что люди в Тауэре особенно милосердны к бедным грешникам.

– Боюсь, что вы правы, сестра, – вздохнул он.

– Выпивка?

– Конечно.

– Карты?

– Частенько.

– Женщины?

– По обстоятельствам.

– Так я и думала, – кивнула сестра Благодеяние с мрачным удовлетворением. – Ладно, сделаю для вас сэндвич с сыром.

– Спасибо.

– И с окороком. В городе ходят слухи, будто мы мяса не едим. Какая чепуха! Мы много работаем, мясо нам необходимо. Сделать тебе тоже, брат Язык? И глоток козьего молока, а?

Брат затряс головой.

– Ну, как хочешь, заставлять не буду. Но по крайней мере свежий воздух пойдет тебе на пользу. Уже достаточно посвежело, чтобы посидеть немного во дворе. Верни свою птичку в клетку, и мистер Куинн поможет тебе с креслом.

Сестра Благодеяние распоряжалась так, будто у нее не возникало ни малейших сомнений, что все ее приказы будут выполнены быстро и как следует. Куинн покорно вытащил из комнаты качалку, брат Язык посадил попугая в клетку, а сама она деловито принялась готовить сэндвичи. Несмотря на странное одеяние и обстановку, больше всего в этот момент она походила на обычную домашнюю хозяйку, хлопочущую на собственной кухне и очень довольную тем, что может оказать услугу своим мужчинам. Куинн даже не пытался гадать, какая цепь обстоятельств привела ее в такое место, как Тауэр.

Она поставила перед ним тарелку с сэндвичами, села на скамью возле него и принялась наблюдать, как он ест.

– Кто рассказал вам о нас, мистер Куинн?

– Человек, которого я встретил на дороге. У него ранчо неподалеку отсюда.

– Звучит правдоподобно.

– Да. Тем более что это чистая правда.

– Откуда путь держите?

– Изначально или сейчас? – осведомился Куинн.

– И то, и другое. Не бойтесь подробностей.

– Родился в Детройте. В последнее время жил в Рино.

– Рино – нечистое место.

– Сейчас я склонен с вами согласиться. Сестра Благодеяние неодобрительно хмыкнула.

– Полагаю, вы, как они там выражаются, пользовались чужими деньгами?

– Что ж, в каком-то смысле можно и так сказать.

– У вас в Рино была работа?

– Да была своя контора в одном клубе. Или в казино – называйте, как хотите. А еще у меня есть лицензия частного детектива, выданная в Неваде, – впрочем, возможно, ее уже пора возобновить.

– Воодушевляла ли вас ваша работа?

– Давайте просто скажем: меня предупреждали, что не следует смешивать дело и удовольствие, а я этим пренебрег, – Куинн принялся за второй сэндвич. Домашней выпечки хлеб совсем зачерствел, но сыр и ветчина были хороши, а масло – просто прекрасное.

– Сколько вам лет, мистер Куинн?

– Тридцать пять – тридцать шесть. Думаю, скорее тридцать шесть.

– Большинство мужчин в вашем возрасте сидят дома в окружении семьи, а не носятся по горам в поисках милостыни… Стало быть, тридцать шесть. И что же? Собираетесь вы начать жизнь сначала, на более высоком уровне?

Куинн удивленно взглянул на нее.

– Послушайте, сестра, я отдаю должное еде и гостеприимству, но очень прошу не рассматривать меня как кандидата в неофиты.

– В самом деле? Поверьте, мистер Куинн, я об этом вовсе не думала. Мы не ищем новообращенных. Они ищут нас. И приходят к нам, когда устают от мира.

– И что же тогда происходит?

– Мы готовим их к восхождению в Тауэр. Там пять уровней. Первый – самый низкий, с него мы все начинаем, – уровень земли. Второй – уровень деревьев, третий – гор, четвертый – неба и пятый – Небесная Башня, где живет Учитель. Сама-то я выше третьего уровня никогда не поднималась, – она наклонилась к собеседнику, конфиденциально нахмурившись. – Даже для того, чтобы находиться здесь, мне кое-чего не хватает.

– Ну да? Чего же?

– Духовных вибраций. Я не чувствую их, как следует. А когда начинаю ощущать, оказывается, что пролетел реактивный самолет или где-то что-то взорвали и вибрации вовсе не духовные. Однажды срубили дерево, и я подумала, что мои вибрации – лучшие из всех, какие кто-либо когда-нибудь испытывал. Ох, какое это было разочарование!

– Это очень плохо, – серьезно подтвердил Куинн, пытаясь смотреть на нее с максимальной симпатией, на какую был способен.

– О, на самом деле вы так не думаете.

– Уверяю вас.

– А я говорю – нет. У скептиков всегда определенным образом кривятся губы.

– Просто у меня во рту кусок окорока. Он вцепился в мои передние зубы мертвой хваткой.

Сестра не смогла сдержать короткого смешка и торопливо прикрыла рот рукой. Казалось, собственная несдержанность взволновала ее так, будто она вспомнила какой-нибудь фривольный случай из своего прошлого.

Она торопливо поднялась и подошла к холодильнику.

– Налить вам козьего молока? Это очень полезно.

– Нет, спасибо. Может быть, чашку кофе?

– Мы никогда не пользуемся стимуляторами.

– Почему бы вам не попробовать? Между прочим, от этого могут улучшиться ваши вибрации.

– Я попросила бы вас быть более почтительным, мистер Куинн.

– Извините. Просто я наелся. Хорошая еда всегда приводит меня в легкомысленное настроение.

– Не так уж она хороша.

– Я настаиваю на своем.

– Впрочем, пожалуй, сыр не так уж и плох. Брат Провидец делает его по какому-то своему, тайному рецепту.

– Пожалуйста, поздравьте его от моего имени, – Куинн поднялся и с наслаждением потянулся, сдерживая зевок. – Ну, а теперь мне, пожалуй, пора продолжить путь.

– Куда?

– В Сан-Феличе.

– Это же почти пятьдесят миль! Как вы туда доберетесь?

– Пешком до шоссе, а там поймаю какую-нибудь машину.

– Можете и не поймать. Большинство едущих в Сан-Феличе предпочитают пользоваться кружным путем, по главному шоссе. К тому же после захода солнца водители не любят тормозить ради попутчиков, особенно в горах. А ночи у нас очень холодные.

С минуту Куинн испытующе смотрел на нее.

– Что у вас на уме, сестра? – спросил он затем.

– Ничего. Просто беспокоюсь за вас. Один в горах, холодной ночью, без крова над головой, и дикие звери бродят вокруг…

– К чему вы клоните?

– Так, пришло кое-что в голову, – весело сказала она. – Есть очень простое решение. Завтра утром брат Терновый Венец скорее всего повезет в Сан-Феличе овощи. Что-то случилось с нашим трактором – ему надо купить запчасти. Я уверена, он не будет возражать, если вы поедете с ним.

– Вы очень добры.

– А, ерунда, – с усмешкой отмахнулась она. – С моей стороны это чистый эгоизм. Не хочу всю ночь проворочаться без сна, беспокоясь о новичке, бродящем где-то в горах. Можете переночевать в сарае – там есть кровать и пара одеял.

– Вы всегда так гостеприимны, сестра?

– Нет, – резко ответила она. – Мы принимаем воров, пьяниц, хамов и обращаемся с ними так, как они того заслуживают.

– В таком случае чем такое королевское обращение заслужил я?

– Не такое уж королевское. Вы скоро в этом убедитесь – как только попытаетесь заснуть на вашей кровати. Но это лучшее, что мы можем предложить.

Откуда-то донесся звук гонга.

– Молящиеся идут, – сказала сестра Благодеяние. Потом на несколько секунд замерла, опершись лбом на правую руку и о чем-то раздумывая. – Пожалуй, лучше вам выйти из кухни. Сейчас сюда придет сестра Раскаяние – развести огонь для ужина, а присутствие незнакомых ее всегда нервирует.

– А остальных?

– У каждого брата и у каждой сестры есть свои обязанности до захода солнца.

– Я имею в виду – как чувствуют себя остальные в присутствии незнакомцев?

– С вами будут учтивы, мистер Куинн, в той же степени, в какой проявите учтивость вы сами. Бедную сестру Раскаяние действительно лучше избегать, но тут – проблемы особые. У нее, понимаете ли, трое детей, и представители школьного совета все время настаивают, чтобы они посещали школу. А чему их там будут учить, я вас спрашиваю? Что они там смогут узнать такого, чему Учитель не научит их здесь – если им это так уж необходимо.

– Честно говоря, сестра, к обсуждению данного вопроса я не готов.

– Знаете, а я, впервые вас увидев, как раз подумала: уж не от школьного ли совета вы сюда явились?

– Я польщен.

– Не стоит, – сухо отпарировала сестра. – Они все, как один, тупоголовы, назойливы и обожают лезть не в свои дела. А сколько хлопот они причинили бедной сестре Раскаяние, вы просто не поверите! Неудивительно, что у нее с духовными вибрациями еще больше сложностей, чем у меня.

Куинн проследовал за ней наружу. Брат Язык Пророков дремал под деревом в своей качалке; солнечные блики сверкали на его бритой голове.

Куинн увидел, что к дому приближаются низенькая широкоплечая женщина и молоденькая девушка лет шестнадцати-семнадцати. За ними семенили двое детишек, мальчик и девочка, на вид лет семи-восьми. Одеты все были в такие же серые шерстяные хламиды, какие носили, видимо, все члены общины, только на детях они были чуть ниже колен.

Все четверо, ни слова не говоря, вошли в столовую, и только девушка бросила на Куинна быстрый вопрошающий взгляд. Он ответил ей тем же. Девушка была хорошенькой, с блестящими карими глазами и вьющимися черными волосами, но кожу ее сплошь покрывали красные пятна от старых прыщей.

– Сестра Карма, – вздохнула сестра Благодеяние. – Бедная девушка вся в прыщах, и никакие молитвы, похоже, не в состоянии ей помочь. Пойдемте, я покажу, где вы будете спать. Особых удобств, правда, не обещаю – чего нет, того нет. Баловать плоть – ослаблять дух. Не сомневаюсь, впрочем, что вы никогда ничем другим и не занимались.

– Без сомнения.

– И вас это не беспокоит? Не пугает то, что неизбежно приближается к каждому из нас?

Куинна куда больше пугало то, что могло к нему никогда не приблизиться: деньги и работа. Точнее, их отсутствие. Однако он предпочел ограничиться кратким замечанием, что старается на подобные темы не думать.

– Но вы ДОЛЖНЫ об этом задуматься, мистер Куинн! – воскликнула сестра Благодеяние.

– Хорошо, сестра, – покладисто согласился он. – Сейчас же и начну.

– Опять шутите, да? Вы очень странный молодой человек, – она посмотрела вниз, на свое серое одеяние, на босые ноги с широкими, плоскими, мозолистыми ступнями. – Наверное, я тоже кажусь вам странной. Что ж, будь таким, каким можешь. Возможно, в этом мире я выгляжу более странной, чем буду в следующем. Аминь, – добавила она, как бы закрывая тему.

Снаружи сарай казался уменьшенной копией столовой. Но внутри он делился на комнаты, каждая из которых была заперта на висячий замок. В одну из таких комнаток и ввела Куинна сестра Благодеяние. В ней оказалось достаточно светло благодаря маленькому оконцу; меблировка состояла из узкой железной кровати с тонким серым матрацем и парой одеял, частично съеденных молью. Куинн пощупал матрац – тот был мягким, но без малейших признаков упругости.

– Волосы, – пояснила сестра Благодеяние. – Волосы братьев. Один из экспериментов сестры Слава Вознесения – она очень экономна. К несчастью, это привлекает мириады блох. Вы как к блохам, очень восприимчивы?

– Ох, я к такому количеству вещей восприимчив, что, вполне вероятно, и к блохам тоже.

– Тогда я попрошу брата Свет Вечности обработать матрац раствором от насекомых. Только сначала давайте все же проверим вашу восприимчивость.

– Каким образом?

– Сядьте и посидите несколько минут неподвижно.

Куинн уселся на кровать и принялся ждать.

– Кусают? – осведомилась через минуту сестра Благодеяние.

– Не думаю.

– Но вы что-нибудь чувствуете?

– Нет, даже вибрацию.

– Тогда, может быть, можно обойтись и без раствора. Вам может не понравиться его запах, а бедный брат Свет и без того загружен работой.

– Из чистого любопытства, – поинтересовался Куинн, – сколько человек живет в Тауэре?

– Сейчас двадцать семь. Одно время было около восьмидесяти. Но одни сбились с пути, другие умерли, кто-то потерял веру… Однако приходят и новые люди – просто появляются однажды на ступенях, вот как вы, например… Кстати, вам не приходило в голову, что, возможно, сам Господь направил ваши шаги именно сюда?

– Нет.

– Подумайте об этом.

– Не стану. Я отлично знаю, как сюда попал. Один парень, Ньюхаузер, подобрал меня в Рино – сказал, что едет в Сан-Феличе. Во всяком случае так я его понял. Оказалось, ошибся: он имел в виду не совсем то. Но это неважно.

– Для меня – важно, – изрекла сестра Благодеяние.

– То есть?

– Очень странно, что именно сейчас вы решили возобновить вашу лицензию частного детектива. Не верится, что это всего лишь совпадение. Я просто кожей чувствую, что такова воля Господня.

– Похоже, ваши вибрации улучшаются, сестра.

– Я тоже так думаю, – серьезно согласилась она. – Наверное, это они.

– А теперь, если не возражаете, расскажите мне, какие виды у вас на меня как на частного детектива.

– Сейчас у меня просто нет времени. Надо пойти сообщить Учителю, что вы здесь. Он не любит сюрпризов, особенно во время приема пищи. У него слабый желудок.

– Позвольте мне пойти с вами, – поднимаясь, попросил Куинн.

– О нет, нельзя. Незнакомцам не позволяется входить в Башню.

– А не будет ли кто-нибудь из братьев и сестер возражать, если я немного поброжу по округе?

– Некоторые будут, другие – нет. Хотя все мы здесь служим общему делу, у каждого свой характер. Как и везде, наверное.

– Короче, я остаюсь здесь. Так?

– Вы выглядите усталым, вам бы следовало немного отдохнуть.

И сестра Благодеяние вышла, плотно закрыв за собой дверь.

Куинн лежал на кровати, лениво поскребывая подбородок. Он ощущал острую потребность в бритве, душе и глотке чего-нибудь покрепче. Или, наоборот, в глотке, душе и бритве. Он так и задремал, пытаясь определить оптимальную последовательность этих приятных вещей, и во сне вновь оказался в своем гостиничном номере в Рино. Ему снилось, что он выиграл десять тысяч долларов и, разложив их на кровати, дабы пересчитать, обнаружил, что всю сумму ему выплатили пятерками, а на каждой банкноте вместо Линкольна помещен потрет сестры Благодеяние.

Было еще светло, когда он проснулся – в полном смятении и мокрый от пота. С минуту вспоминал, где находится: слишком уж эта маленькая каморка напоминала тюремную камеру.

В дверь постучали, и Куинн сел.

– Кто там?

– Матрац?

Дверь открылась, и в комнату вступил брат Свет Вечности, неся в мощной длани банку с раствором. Он был большой, грузный, с лицом, изборожденным морщинами, точно старый портфель. От его грязной робы несло домашним скотом. Впрочем, Куинну этот запах отнюдь не показался неприятным.

– Это очень любезно с вашей стороны, брат, – вежливо заметил он.

– Не любезность, – проворчал Свет, – порядок. У меня сотня дел, а эта женщина способна придумать еще столько же. «Иди, – говорит, – займись матрацем. Не допусти, – говорит, – чтобы незнакомца покусали». Поэтому я здесь и жду, когда вы мне дадите заняться блохами. Вас сильно покусали?

– Не думаю.

– Снимите рубашку и осмотрите свой живот, – велел брат Свет, ставя банку с раствором на пол. – Они любят кусать в живот: там кожа нежная, легче прокусить.

– Скажите, – смиренно спросил Куинн, покорно выполняя предписанное, – есть ли какой-то шанс принять здесь душ?

– Вода – в туалетной комнате, хотя душем я бы это не назвал… А, вас даже не покусали. Шкура у вас, должно быть, как у слона – не стоит на вас и жидкость тратить.

Он поднял банку и направился к двери.

– Минутку, – остановил его Куинн. – А где эта туалетная комната?

– Как выйдете, сразу налево.

– У вас ведь есть бритва, правда?

Брат Свет дотронулся до своей бритой макушки, несущей столь же многочисленные порезы и царапины, как и у брата Языка.

– Да, мы пользуемся бритвами, – подтвердил он. – Или, вы думаете, я таким родился?

– Вы мне ее не одолжите?

– Обратитесь к брату Твердое Сердце, он наш парикмахер. И не приставайте больше ко мне, у меня еще масса дел: надо подоить коров, напоить коз, покормить цыплят…

– Извините, если я причинил вам беспокойство.

Выходя, брат Свет в раздражении шарахнул банку с раствором о дверной косяк, выразив таким образом все, что он думал об извинениях.

Куинн выбрался из сарая, неся рубашку и галстук в руке. Судя по положению солнца, было где-то между шестью и семью вечера – таким образом, он поспал около двух часов.

Из трубы столовой поднимался дым; его запах смешивался с запахом готовящегося мяса и ароматом хвои. Воздух был прохладным и бодрящим. Куинну он показался очень здоровым, и его внезапно заинтересовало, излечил ли здешний климат старую леди, которая построила Тауэр, или она, как и хотела, умерла здесь, на шаг ближе к небесам. Самой Башни Куинн еще не видел; единственным свидетельством, что она действительно существует, был звук гонга, означавший окончание молитв. Он бы с удовольствием побродил по окрестностям и попытался найти Башню самостоятельно, но поведение брата Света заставляло усомниться в целесообразности подобного поведения. Другие братья и сестры могли быть еще менее дружелюбны.