Текст книги "Телохранитель"
Автор книги: Мери Каммингс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 19 страниц)
Сама она толком кинуть самолетик так и не сумела, да и не особо хотела. Ей больше нравилось бегать за ним. Бежала, хватала чуть ли не на лету – и со смехом неслась обратно, совала Рэю в руки, от нетерпения подпрыгивая и притоптывая тапочками.
Кончилась игра внезапно и печально: в очередной раз запущенный им самолетик взвился в воздух и… приземлился на шкафу. Бежавшая следом Ри с разлету хлопнула в шкаф обеими ладошками, замерла, взглянула вверх – но увы, чуда не произошло: что упало, то пропало. В данном случае – что наверх улетело…
Что теперь делать? Будь Рэй здоров, без проблем придвинул бы стул, допрыгнул, подтянулся… но в этом гипсе он не то что на стуле прыгать – два шага без посторонней помощи пройти не сможет.
Ри подбежала к нему, схватила за руку.
– Пойдем! – показала на шкаф. – Пойдем, там самолетик!
– Не могу, – вздохнул Рэй. Откинул одеяло, показал левую ногу, до колена закованную в гипс. – Видишь?
Прикусив губу, девочка с опаской тронула пальцем белый гипсовый кокон.
– Больно? – еще раз ткнула пальцем.
– Нет, так не больно. Но ходить я не могу.
Ри насупилась, посмотрела на него обиженно, будто он был в этом виноват; секунду поразмыслила, после чего подхватила стул и, сопя от усердия, поволокла его к шкафу.
Нет, ей не достать – маленькая слишком…
– Ри, не надо! Тебе все равно не дотянуться.
Делая вид, что не слышит его, она дотащила стул, поставила и взглянула вверх, примеряясь.
Сейчас еще упадет, расшибется!..
– Не смей туда лезть! – повысил голос Рэй. – Лучше иди сюда, сейчас мы еще чего-нибудь придумаем!
Ри остановилась, хмуро глядя на него, словно прикидывая, послушаться или продолжить задуманное.
– Иди-иди, – позвал Рэй. – Сейчас будем новый самолетик делать, и мне без тебя не справиться.
Да, придется еще один делать… Жаль, конечно – этот уж больно удачный получился!
Рэй полез в тумбочку, чтобы выбрать еще один лист бумаги, и в этот момент дверь распахнулась. На пороге стояла та самая молодая блондинка, которую он видел на мосту – на этот раз она была в длинном ярком халате.
При виде нее Ри метнулась к кровати, попыталась спрятаться за спинку, но не успела.
– Ах, вот ты где! – воскликнула женщина, подходя следом за ней к кровати. Рэя она едва удостоила взглядом. – Я уже с ног сбилась, целый час тебя ищу. Пойдем!
В ответ на это Ри обняла обеими руками стойку кровати, намертво прилипнув к ней, и, выпятив остренький подбородок, с вызовом посмотрела на женщину.
– Пойдем, Мэрион. Не упрямься, будь хорошей девочкой! – сказала та.
Ри молча следила за ней взглядом, личико было насупленным и сердитым.
– Ну пойдем же! – потеряв терпение, женщина схватила ее за плечо, попыталась отцепить от стойки.
Не стоило ей этого делать – девочка отреагировала незамедлительно: заорала так, что Рэй аж вздрогнул от неожиданности – на одной ноте, дико и пронзительно: «А-а-аа!»
Женщина отдернула руку, будто обожглась. Ри тут же замолкла.
– Ну что мне с тобой делать?! – сказала блондинка со злостью и чуть ли не со слезами в голосе.
– Не ругайте ее, мэм, – робко посоветовал Рэй. – С ней запросто можно по-хорошему договориться.
– Да она ничего не соображает, о чем с ней договариваться! – огрызнулась женщина. – И вообще, не лезь не в свое дело!
Вновь попыталась отцепить Ри – та снова заорала, будто ее режут. Не обращая на сей раз внимания на вопли, женщина сумела оторвать от стойки одну руку девочки, но стоило ей приняться за вторую, как первая вернулась на прежнее место. Блондинка чертыхнулась и выпрямилась, переводя дух.
– В чем дело, что с Мэрион?
Рэй заметил сенатора Рамсфорда в ту секунду, когда он, стоя в дверях, задал этот вопрос. За ним вошли еще двое, в том числе Джейстон – без пиджака, но в галстуке и с кобурой поверх рубашки. Сенатор, в светлых спортивных брюках, полосатой футболке и бейсболке, выглядел по сравнению с ним куда менее официально.
Услышав голос отца, Ри обернулась; едва он подошел ближе, отцепилась от стойки, обхватила вместо этого его ногу и запрокинула голову, глядя ему в лицо.
– Ну… что ты… – неуверенно сказал он и погладил ее по растрепавшимся кудряшкам.
– Мистер Рамсфорд, я почти час искала Мэрион по всему дому, – елейным тоном наябедничала блондинка. – А она, оказывается, была здесь, с этим… мальчиком, – интонация изобличала Рэя как нечто недостойное. – И сейчас капризничает, не хочет идти завтракать.
– Но, сэр, Ри не сделала ничего плохого! – вмешался Рэй.
– Что?! – Рамсфорд резко обернулся – так резко, что мальчик опешил, но все же попытался объяснить:
– Мы просто играли… пускали самолетики!
– Да нет, как ты ее назвал?!
– Ри… То есть я знаю, что ее на самом деле зовут Мэрион, но она мне сказала, что Ри, и я… – Рэй говорил все тише и неувереннее, не понимая, почему сенатор, да и все вокруг так странно смотрят на него.
Сенатор взглянул вниз, на дочь, и положил руку ей на голову, словно защищая.
– Она не могла тебе этого сказать! – Он покачал головой. – Зачем ты выдумываешь?
– Но я говорю правду! – Рэй сумел выдержать пронзительный властный взгляд и повторил: – Это правда, сэр!
Мужчина на миг закрыл глаза, вздохнул:
– Так… Всем выйти. – Отцепил от себя девочку. – Мисс Данкен, возьмите Мэрион и идите.
– Я бы не… – начал Джейстон, прикоснувшись к его плечу. Сенатор нетерпеливо стряхнул его руку.
– Ждите в коридоре, и пусть никто сюда не заходит.
Рэй не понимал, что происходит и что он такого страшного сказал. Внезапно ему очень, просто до жути захотелось в туалет, но шансов на то, что сейчас появится мисс Фаро и поможет ему добраться туда, теперь не было.
Блондинка, неся на руках девочку, вышла, за ней – люди, сопровождавшие сенатора. Джейстон в дверях оглянулся, но ничего не сказал, лишь смерил Рэя взглядом.
Все это время Рамсфорд стоял молча. Лишь когда закрылась дверь, он оперся рукой о спинку кровати и, наклонившись, заговорил:
– А сейчас, Рэй – тебя ведь Рэй зовут, правда? – голос его звучал мягко и вкрадчиво, но под этой мягкостью мальчик почувствовал нарастающую злость, – я хочу, чтобы ты рассказал мне все, о чем вы говорили с моей дочерью. Все – от первого до последнего слова!
– Да ни о чем особенном, сэр! – Может, они решили, что он учил Ри каким-то нехорошим словам?! – панически подумал Рэй. Да нет, он же не маленький, понимает, что можно, а что нельзя! – Я… я спросил, сколько ей лет, и Ри… то есть Мэрион, – нетерпеливым жестом сенатор дал понять, что Рэй может называть его дочку как хочет, – она сказала, что шесть. Потом предложила съесть пополам конфету – то есть это я ей предложил, вчера, а сегодня уже она…
Он торопился, пытаясь вспомнить поточнее, и сам видел, что бесполезно: все равно этот человек ему не верит – непонятно почему, но не верит. И злится, тоже непонятно почему, и разглядывает его, как какую-то неприятную диковину.
– Да, и еще она спросила, болит ли у меня рука…
– Довольно, – выпрямляясь, перебил сенатор.
Рэй замолк на полуслове. Рамсфорд глубоко вздохнул и заговорил с прежней пугающей мягкостью:
– Значит, ты утверждаешь, что это все она тебе сказала – и про то, сколько ей лет, и про конфету, и… – Он запнулся – воспользовавшись этим, мальчик отчаянно закивал:
– Ну да, да, сэр!
– Так вот, у меня для тебя новость: моя дочь не говорит.
– Как? Что значит – не говорит? – опешил Рэй.
– А вот так – не говорит. И Ри ее тоже никто давно уже не называет. Поэтому я советую тебе сказать мне правду: откуда ты знаешь это прозвище?
– Вы хотите сказать, что она вообще не разговаривает, совсем-совсем? Как немая, что ли? – растерянно переспросил Рэй. Он ведь ясно слышал, как девочка разговаривала! Не померещилось же ему это, в самом деле, да и откуда бы он тогда знал ее имя?!
– Да! Да, как немая! – раздраженно ответил сенатор. – И когда ей что-то говорят – тоже не разобрать, поняла она то, что ей сказали, или нет.
– Но это же неправда! – Рэй отчаянно замотал головой. – Это та женщина считает, будто Ри ничего не соображает, а на самом деле она все понимает! И говорит тоже! – Он вспомнил, как девочка, сопя от усердия, прижимала пальцами бумагу, помогая ему делать самолетик, как откусила конфету, как спросила, больно ли ему… Да нет, чепуха какая-то: она – и вдруг немая?
У него голова шла кругом: его что – разыгрывают?!
У сенатора Рамсфорда тоже шла кругом голова.
Было видно, что мальчишка испуган и растерян, но при этом он упорно стоял на своем. Смотрел честными глазами, после каждой фразы добавлял «сэр» и говорил так убежденно, будто сам верил в собственное вранье!
На секунду – на долю секунды – Рамсфорд и сам ему почти поверил и лишь потом осадил себя: да нет, что за чепуха! И главное – зачем? Зачем врать, да еще так глупо?
– Какая еще женщина? – машинально спросил он, на самом деле сразу догадавшись, о ком идет речь.
– Ну… эта… – мальчишка изобразил рукой над головой нечто вроде локонов.
Так и есть, мисс Данкен – специалист по воспитанию детей с «индивидуальными особенностями развития» (будь оно все проклято!), как это теперь деликатно принято называть. Два месяца испытательного срока истекут на следующей неделе, но уже понятно, что, несмотря на все ее дипломы и рекомендации, как воспитательница она никуда не годится – не может даже толком присмотреть за ребенком.
Внезапно Рамсфорду стало тоскливо и противно: зачем он вообще тратит время, стоит тут, спорит… и с кем – с двенадцатилетним пацаном! Этот разговор давно следовало закончить и пойти, пробежаться вокруг парка, как он, собственно, и собирался. А сюда прислать Джейстона, и пусть тот выясняет, почему мальчишка несет эту нелепицу.
Но «начал дело, так изволь и кончить» – как говаривал отец…
– Значит, ты утверждаешь, что Мэрион с тобой разговаривала? – еще раз переспросил сенатор.
– Да, сэр!
– Давай я позову ее сейчас? И пусть она что-нибудь скажет – при мне, чтобы я слышал.
К его удивлению, в глазах мальчишки проглянуло что-то вроде надежды.
– Да, сэр, да!
Рамсфорд подошел к двери, приоткрыл ее и наткнулся на встревоженный взгляд экономки. А, вот она кстати…
– Мисс Фаро, приведите Мэрион – прямо сейчас, и побыстрее.
На самом деле он не сомневался, что мисс Данкен девочку никому не доверит, приведет сама – лишний повод покрутиться у него на глазах. То, что она не прочь была бы заинтересовать его своей персоной, сенатор понял давно, но не мог же он сказать ей напрямую, что так называемый «калифорнийский стандарт» – спортивные загорелые голубоглазые блондинки – его не слишком прельщает.
Пока они дожидались Ри, сенатор подтащил к ногам кровати стоявший у шкафа стул и сел. Смотрел он не на Рэя – в окно, будто намеренно не хотел встречаться с ним взглядом.
Прошло минут пять напряженного молчания, прежде чем дверь открылась и в комнату, ведя за руку Ри, вошла мисс Данкен. На девочке опять было розовое платье с передничком, в волосах розовые банты; вид – надутый и недовольный. Впрочем, Рэй тоже, наверное, был бы не слишком доволен, если бы его вырядили как магазинную куклу.
При виде отца Ри встрепенулась – взглянула на него, потом на Рэя, и от волнения даже прикусила губу.
– Спасибо, мисс Данкен, – кивнул сенатор. – Вы можете идти, мы тут сами разберемся, – протянув к дочери руку, поманил ее.
– Вы уверены, что мое присутствие не потребуется? – спросила блондинка.
– Да, уверен.
Только теперь она отпустила Ри. Девочка подбежала к отцу, он подхватил ее и посадил себе на колени; взглянул на стоявшую посреди комнаты и ожидавшую непонятно чего женщину.
– Спасибо, мисс Данкен.
Она шагнула к выходу; в дверях оглянулась, словно надеясь, что ее попросят остаться, но потом все-таки ушла. Сенатор спустил девочку с колен и, придерживая ее за плечо, вопросительно взглянул на Рэя.
– Ну?..
Сердце мальчика колотилось, во рту было сухо. А вдруг сейчас окажется, что она действительно немая, и он будет выглядеть полным идиотом? Но ведь она говорила, говорила! Не примерещилось же ему, в самом деле?!
– Ри! – с улыбкой позвал он, стараясь, чтобы голос звучал уверенно. – Пойди сюда!
Девочка вывернулась из рук отца и мигом оказалась рядом; вскарабкалась, села на кровать – справа, чтобы не задеть больную руку. Украдкой оглянулась на отца и снова потянулась к расческе.
– Нет, не сейчас! – Рэй перехватил ее руку, тоже мельком взглянул на сенатора – тот смотрел на них во все глаза. – Ри, – от волнения никак не удавалось придумать, что бы такое ей сказать, – ты… хочешь еще поиграть, как мы играли сегодня?
Ри энергично закивала – увы, молча.
– Тогда… – он глубоко вздохнул, – тогда попроси своего папу достать самолетик. Он такой высокий, что достанет его даже без стула!
Девочка с сомнением, словно сравнивая, посмотрела на шкаф, потом на отца. Подошла к нему, потянула за руку.
– Что? Что, Мэрион? – спросил тот, не двигаясь с места.
Она снова, уже сердито, потянула его, второй рукой указывая в сторону шкафа.
Рамсфорд нерешительно встал.
– Ри, ну он же не знает, чего ты от него хочешь! – вмешался Рэй.
Требовательно сдвинув брови, девочка взглянула в лицо отцу – и…
– Там самолетик! Достань! – Это прозвучало звонко, четко и ясно.
Рэй перевел дух: теперь уже никто не скажет, что он врет!
Рамсфорд несколько секунд ошарашено смотрел на дочку, потом спохватился:
– Да-да, конечно-конечно! – Кинулся к шкафу, пошарил наверху рукой. – Этот?
– Дай! Дай! – Ри, задрав голову, пританцовывала от нетерпения, как собачонка, увидевшая лакомство.
Держа самолетик в руке, сенатор растерянно взглянул на Рэя, будто спрашивая, что теперь делать.
– Киньте ей его, сэр!
Бросок был чересчур сильным, но получилось неожиданно хорошо: самолетик перекувырнулся в воздухе, сделав что-то вроде «мертвой петли», и полетел дальше.
Ри захлопала в ладоши и со смехом понеслась за ним. Схватила, подбежала к Рэю.
– Ты кинь!
Рэй послушно кинул самолетик в сторону сенатора, тот подхватил его на лету.
– Еще! – подскочила к отцу Ри. – Ну, кидай!
Похоже, Рамсфорд наконец-то поверил, что его дочь действительно говорит – с шумом выдохнув, он широко улыбнулся. На сей раз от его броска самолетик полетел прямо и ровно, как по ниточке, и приземлился на торшере.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
«…пацан у меня в магазине подрабатывал. Да я ему и так всегда лишний кусок готов был сунуть. Моя жена иногда специально для него что-то вкусненькое готовила, но он гордый, так просто брать не хотел, все отработать пытался. Так я ему говорил, что мы слишком много наготовили, самим не съесть – чего считаться, соседи же, не чужие! Порой просил сделать мелочь какую-то – двор подмести или там коробки пустые сложить – и совал доллар-другой, да и на заправке тоже, кто знали, сами подзывали, чтобы он им стекло протер или еще что… или за гамбургером сбегал, а сдачу себе оставил…»
За последние недели сенатор Рамсфорд собрал обширное досье на Рэя Логана, включавшее в себя не только официальные документы, но и отзывы о нем людей, знавших его.
Одним из них был человек, голос которого звучал сейчас из лежавшего перед сенатором диктофона – Сэм Майерс, владелец универсального магазина в крошечном городишке неподалеку от Ликсвилла. Таких, словно сошедших со страниц рассказов Эрскина Колдуэлла городков, населенных по большей части теми, кого люди побогаче презрительно именуют «белой голытьбой», на Юге много, в них до сих пор придерживаются старых традиций и не доверяют чужакам – и нужно прожить там не один десяток лет, чтобы сделаться «своим».
Именно в этом городишке вырос Рэй, когда-то там родилась и его мать, Рэнди Логан – ее Майерс тоже знал.
Сенатор нажал кнопку «Стоп» и перемотал пленку назад, чтобы еще раз прослушать место, где владелец магазина рассказывает о ней:
«…Но красивая, этого не отнимешь… очень красивая! Волосы светлые, огромные глазищи и грудь такая, что в семнадцать лет по улице шла – мужики через одного вслед оборачивались. Красивая… Уехала в город, вышла замуж – вроде неплохой мужик был, пожарный. Как-то пару раз приезжал с ней к отцу.
Потом приехала одна – говорит, муж погиб на пожаре. То есть не одна, мальчишка за руку цепляется, сама с пузом… В отцовском доме пустом поселилась – Маркуса-то самого уже года три как в живых не было.»
Несмотря на то, что отец Рэя погиб при исполнении служебного долга, страховка семье выплачена не была – выяснилось, что содержание алкоголя в крови Десмонда Логана существенно превышает норму. На это, конечно, можно было возразить, что дело было в выходной день, когда его сорвали по тревоге из дома; возможно, хороший адвокат и сумел бы отстоять интересы вдовы, но она предпочла не связываться – взяла небольшую сумму отступного и подписала документы, что ни к кому претензий не имеет.
«…Я бы постыдился это домом назвать – хибара, одно слово. Но она ничего, занавесочки на окна повесила, крылечко покрасила… то есть Рэй покрасил – хоть и маленький, а мужик в семье.
Едва Нетти родилась, Рэнди быстренько пристроилась в «Ешь и пей!» подавальщицей. Такая бойкая, веселая – для каждого словцо найдется, с каждым посмеяться готова…»
Когда истекающего кровью мальчика отвезли в больницу, сенатор приехал следом и все время, пока длилась операция, сидел в кабинете главного администратора больницы и ждал, что вот-вот прибегут родители – взбудораженные и перепуганные. Он собирался сказать им, что их сын получит самый лучший уход и лечение, какие только возможны, и был готов выплатить семье любую компенсацию. Понятно, что оценить деньгами то, что сделал Рэй, нельзя, но Рамсфорд хотел сделать все, что мог, чтобы как-то отблагодарить его.
Главный администратор несколько раз посылал секретаршу проверить, не сидят ли родители возле операционной – там никого не было. Потом операция закончилась, мальчика перевезли в палату, но никто к нему так и не приехал.
Лишь на следующий день Рамсфорд узнал, что ждал напрасно: у Рэя Логана не было ни родителей, ни родственников, которые могли бы о нем позаботиться – вообще никого на всем белом свете…
«…Рэнди и раньше на уик-энд уезжала, бывало, а тут неделя прошла – ее все нет. Мы, понятно, думали – вернется… ну не сука же она совсем! И ни к чему, чтобы социальники вмешались, детишек забрали – все-таки мать… Но месяц прошел, другой – а она все не возвращалась. Детишки как-то приспособились; я порой видел Рея с сестренкой – сам тощий, нестриженный, но она прямо как куколка – чистенькая, в светлых волосиках резиночка цветная. Футболочка нарядная, с вышивкой – из женщин из наших кто-то принес, вроде как по-соседски.
Ну вот… а потом Нетти умерла. Если бы в доме был взрослый, может, и спохватился бы, а тут мальчишка. Ему ведь и одиннадцати не было, даром что ответственный и серьезный – все равно еще малыш. С вечера она себя плохо почувствовала. Он ей лечебный сироп дал, который мать всегда давала, когда девочка капризничала или головка горячая была. А к утру ко мне прибежал – глаза круглые… я побежал, смотрю – а она вся красная и аж горит. Отвез в больницу – но уже все, не спасли…»
В то же утро, когда Мэрион продемонстрировала свою способность говорить, она перетащила – точнее, перевезла на пластмассовой этажерке на колесиках – в комнату, где лежал Рэй, целую гору игрушек и с тех пор проводила с мальчиком целые дни.
Сенатор приказал всем домашним не препятствовать ей. Крайне недовольная этим мисс Данкен, разумеется, пыталась возразить – дескать, девочке с такими сложными психологическими проблемами едва ли пойдет на пользу общение с неизвестно каким уличным мальчишкой. Рамсфорд не стал с ней спорить и говорить, что это общение уже пошло девочке на пользу, просто повторил свое распоряжение.
Потому что именно этот «уличный мальчишка» сделал то, чего не могла добиться ни сама мисс Данкен, ни все прочие специалисты по детской психологии: после двух лет молчания Мэрион заговорила. И продолжала говорить – четко и внятно, все менее односложно, за считанные недели существенно продвинувшись в умении строить фразы так, как положено девочке ее возраста.
С тех пор как два года назад врачи поставили его дочери диагноз «реактивный психоз», Рамсфорд хорошо понял, что человеческая психика – область, все еще мало изученная. Он консультировался с разными специалистами; одни предполагали, что Мэрион мало-помалу сама придет в норму, другие утверждали, что ей необходимо длительное лечение в специальной клинике. Его также предупреждали, что какое-то сильное переживание, мощная психологическая встряска способны внезапно вылечить девочку. Или наоборот – усугубить положение.
Иными словами, никто не мог сказать ничего определенного.
И теперь доктор Такада, наблюдавшая девочку, тоже не могла сказать с уверенностью, что именно помогло ее маленькой пациентке вдруг, в одночасье, заговорить – да так, будто не было этих двух лет молчания, прерываемого лишь воющим криком в тех случаях, когда девочка была чем-то недовольна или испугана. Возможно, Мэрион действительно мало-помалу пришла в себя, или происшествие в питомнике сыграло роль той самой «психологической встряски» – а может, если бы не Рэй, ее выздоровления пришлось бы ждать еще долгие месяцы, если не годы…
Кто знает, не точнее ли всего описывала ситуацию фраза, брошенная мисс Фаро: «Ей так хочется понравиться этому мальчику, что ради него она готова не то что разговаривать – из шкуры вон вылезти!»
А Рэя она действительно обожала – это чувствовалось во всем. И конечно же, он стал для нее непреложным авторитетом.
Косички? О нет, только хвостики – ведь Рэй сказал, что так красивее!
Раньше сменявшие одна другую воспитательницы мучались, пытаясь накормить Мэрион – обед она ела добрый час, размазывая еду по тарелке, а то и просто вставала из-за стола и уходила с надутым видом. Теперь же работала ложкой как заведенная – это была часть игры: кто первый доест, тому положена вишенка с третьего пирожного (пирожных мисс Фаро им давала три на двоих; третье они съедали пополам).
Спать? Только если Рэй пообещает, что когда она ляжет, он придет и расскажет что-нибудь интересное! Обычно этим «интересным» были детективы, которых парнишка в своей жизни, чувствуется, смотрел немеряно и теперь пересказывал ей со всеми подробностями; вечером, заглянув в неплотно прикрытую дверь спальни Мэрион, можно было услышать: «И тут Коломбо вдруг ка-ак спросит: «А почему у него ваша пуговица в руке была?!» Ну и все, этот парень сразу понял, что дальше врать бесполезно…»
Они общались так, будто выросли вместе и знали друг друга не несколько дней, а всю жизнь – играли, болтали, ссорились и мирились. Правда, ссорились редко – взрывной темперамент Мэрион уравновешивался добродушным характером мальчика, который терпел и занудные приставания, и бесконечные вопросы.
– Рэй-ки-ии! – Почему она звала его не Рэй, а Рэйки, понять никто не мог. – Давай игра-ать!
– Отстань, дай кино досмотреть! – Фильм был про пиратов – само собой, интересный двенадцатилетнему мальчику и, увы, малоинтересный для шестилетней девочки.
– Рэйки! Ну Рэй-ки… – это сопровождалось тычками кулаком в плечо.
– Сказал – отстань! Хочешь, садись рядом, смотри!
– Ну Рэй-ки-ии… – ныла Мэрион.
– Фильм кончится – поиграем.
– В «Волшебное путешествие»! И чур я первая хожу!
– Хорошо, поиграем. А сейчас садись смотреть и не мешай.
Еще через полминуты, шепотом:
– Рэйки, а зачем у него воротник с кружевами? Он же мужчина!
Из окна кабинета Рамсфорда была видна лужайка за домом. Мальчик сидит в белом садовом кресле, Мэрион радостно носится вокруг, кричит – что именно, отсюда не разобрать, слышен лишь звонкий веселый голос. Скоро выйдет мисс Фаро, позовет их на террасу – подходит время ленча, а потом они, наверное, будут играть в детской на третьем этаже.
Мирная, домашняя картина…
Сегодня утром секретарша передала ему, что звонил Альберт Колман из службы социальной защиты детей, оставил свой телефон и просил перезвонить. Это уже второй раз, первый звонок был в пятницу. Но тогда Рамсфорд не позвонил, потом были выходные, а потом он улетел на два дня в Вашингтон…
А если честно, то где-то в глубине души он надеялся спустить этот звонок на тормозах, еще немного потянуть время. Потому что звони – не звони, и так ясно, о чем пойдет речь: о несовершеннолетнем, находящемся под опекой штата Миссисипи – иными словами, о Рэе Логане.
Едва узнав, что у Рэя нет ни родных, ни близких, Рамсфорд решил, как только врачи позволят, перевезти его к себе на виллу. Представил себе искалеченного мальчика, который лежит в больнице без надежды, что к нему кто-то придет, принесет ему игрушки и лакомства или подержит за руку, если ему будет больно, и подумал, что в домашней обстановке малышу будет все же лучше, чем в больничной палате. Попросил своего помощника уладить все формальности и сказал, что готов подписать любые нужные документы и обязательства.
Тогда работники социальной службы пошли ему навстречу, но теперь, очевидно, спохватились и решили, что мальчик чересчур загостился в его доме. А может, узнав, что Рэю уже сняли гипс, что он может ходить, пусть и на костылях, захотели побыстрее отправить его в приют или в приемную семью и поставить галочку – «проблема решена».
Хотя насчет семьи сомнительно – большинство приемных родителей предпочитают брать детей помладше, и тем более не тех, у кого в личном деле стоит пометка «Склонен к побегам».
«…Ну, тут уж социальники, понятное дело, мальчонку забрали. Но только и месяца не прошло, как он вновь появился. Утром смотрю – стоит как ни в чем не бывало… тощий, волосы острижены коротко – спрашивает, нет ли работешки. Я обрадовался, сказал, чтобы он к мамаше моей сходил, дровишки ей для камина из сарая в дом поперетаскал, а остальные в поленницу сложил – сам ей быстренько позвонил, велел накормить его как следует и с собой еще пакет еды сунуть. Недели через три они снова его зацапали – он снова сбежал. И так несколько раз. Как-то обмолвился, что его аж в другой штат увозили, и то вернулся. Ну не хотел он в приют, хоть тресни. И чего они к нему вязались-то… хороший пацан, работящий. И честный. У меня еда кругом лежит, но он чтобы хоть печенья пачку втихомолку утащить – ни разу. В жизни ничего не возьмет – и не попросит даже…»
ГЛАВА ПЯТАЯ
Когда мисс Фаро сказала, что через месяц он сможет играть в футбол, это было чересчур оптимистично. Гипс на ноге, правда, уже сменился пластиковым каркасом на застежках-липучках, но дальше этого дело не пошло, и без костылей Рэй все еще ходить не мог.
Поначалу с ними была проблема – попробуй-ка, ухватись за ручку костыля, если рука замотана в повязку и при малейшей попытке согнуть пальцы болит, будто ее ножом режут! Но потом он приноровился цепляться за ручку большим пальцем, и дело пошло на лад.
Вообще рука доставляла куда больше хлопот, чем нога. Когда с нее сняли швы, оказалось, что пальцы кое-как шевелятся, но сжать ее в кулак, или, скажем, взять ею что-то не то что больно – просто невозможно, такая она вся была какая-то чужая и задубелая. И выглядела она жутко – синевато-бледная, с пятнами и кровоподтеками, к тому же неестественно узкая, будто щупальце у инопланетянина.
Но врач, глядя на нее, кивнул, словно был доволен увиденным, и похлопал Рэя по плечу.
– Ну вот, теперь походишь на физиотерапию, и будет как новенькая! А что мизинца нет – так и без него обойтись можно. – Хохотнул: – Разве что в ухе ковырять теперь будет нечем!
Сидевшая рядом мисс Фаро сердито засопела – шутка ей не понравилась.
Что такое физиотерапия, Рэй спросить постеснялся. И так ясно, что что-то медицинское.
Через три дня, в понедельник, незнакомое слово получило объяснение. Он уже заканчивал завтрак, искоса поглядывая на Ри – она выкладывала в кучку на краю тарелки зеленый горошек, вот-вот заноет шепотом: «Рэйки-ии, забери-ии!» – когда раздался цокот каблучков и в кухню вошла молодая женщина. Очень хорошенькая – смуглая, с большими темными глазами и черными блестящими коротко стрижеными волосами, в которых, словно блики солнца, проглядывали светлые прядки.
Подойдя к столу, она сказала с улыбкой:
– Здравствуй, Рэй! Тебя ведь Рэй зовут, правда?
Он судорожно проглотил большой кусок яичницы: неприлично здороваться с набитым ртом.
– Здравствуйте, мэм.
На социальника она была никак не похожа – у социальника не может быть таких ласковых темных глаз и такой красивой прически.
– Рэй, это мисс Лоскинз, – сказала вошедшая следом мисс Фаро. – Она отвезет тебя на физиотерапию.
– И я! И я! – Ри, не доев, соскочила с места. – И я поеду!
Мисс Лоскинз уставилась на нее, даже рот приоткрыла.
– На фи-зо-те-ра-пи-ю! – по слогам проскандировала девочка длинное слово. – Мисс Фаро!
– Но это далеко, в Билокси! – сказала та с сомнением.
В Билокси? Сердце Рэя забилось – может, удастся на море посмотреть?! Стыдно сказать, он жил всего в пятидесяти милях от моря и никогда его «вживую» не видел, только по телевизору.
– Я поеду! – Ри повернулась и стремглав понеслась по коридору.
– Помилуй, Господи, – полушепотом пробормотала мисс Лоскинз. – Она…
– Да, будто ничего и не было, – так же тихо ответила мисс Фаро. – Теперь вы понимаете, как мистер Рамсфорд… – Поймав внимательный взгляд Рэя, осеклась, сказала уже нормальным голосом: – А, вот он сам идет.
Сенатор Рамсфорд не шел – его волокли, как баржу на буксире. В роли буксира выступала Ри, которая тянула его за руку, подпрыгивала и верещала: «Я поеду, ну я поеду, ну правда я поеду, скажи им, что я поеду!..» Позади них шел Джейстон; войдя на кухню, он подмигнул Рэю.
– Здравствуйте, Эмили, – сказал с улыбкой сенатор. – Мне бы не хотелось вас затруднять, но вы не против, если Мэрион тоже поедет?
– Да, конечно, мистер Рамсфорд, – торопливо закивала мисс Лоскинз.
– Возьмите лимузин, и пусть кто-нибудь из охраны… – обернулся к Джейетону.
– Я сам съезжу, – кивнул тот.
В лимузине Рэй еще никогда не ездил, и когда машина подъехала и плавно затормозила у крыльца, замер в восхищении – уж очень она выглядела внушительной и шикарной: длинная, черная и такая блестящая, что больно глазам.
Шофер вылез, обошел ее и открыл заднюю дверь.
– Ну что же ты, Рэй – садись! – сказала мисс Лоскинз.
Только теперь до него окончательно дошло, что это действительно ему, Рэю Логану, шофер в фуражке открыл дверь – как в кино! – и ждет, пока он сядет. Заторопившись, Рэй шагнул вперед, споткнулся, забыв про костыли – шофер подхватил его под локоть и помог опуститься на сидение.
Внутри машина была еще шикарнее, чем снаружи: бежевые мягкие сидения одно напротив другого, между ними – столик с полированной столешницей. В ней даже пахло не по-обычному – не бензином, а кожей и духами; век бы сидел, зажмурившись, и нюхал.
Ри влезла следом, переползла на левую сторону и прилипла к окну, с интересом разглядывая сквозь стекло ту самую клумбу перед крыльцом, которую до того видела десятки раз. Джейстон и мисс Лоскинз сели напротив.
