Текст книги "Телохранитель"
Автор книги: Мери Каммингс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 19 страниц)
А вообще он приехал в Штаты учиться. Его заветной мечтой было написать книгу об исторических и этнографических аспектах кулинарии, например о влиянии французской кухни на польскую или турецкой на итальянскую.
За два дня до предварительного слушания приехал Доусон. Мэрион сказала Рэю, что тоже хочет присутствовать при разговоре – то, что там будет отец, подразумевалось как-то само собой, ее же ни в прошлый раз, когда приезжал адвокат, ни в позапрошлый не пригласили.
– Зачем? – удивился он. – Ну хочешь – пожалуйста.
Когда они вошли в кабинет вдвоем, отец не сказал ни слова, лишь приподнял бровь, но в его выразительном взгляде так и читалось: «А ты тут зачем?!» Даже странно – создавалось ощущение, что он не из Новой Англии, а, скажем, из Техаса, причем Техаса начала 20 века с их тогдашним патриархальным подходом: «Ах, дорогая, не забивай свою хорошенькую головку проблемами, дай позаботиться об этом мужчинам!»
Не обращая внимания ни на поднятую бровь, ни на взгляд, Мэрион прошла к креслу и решительно опустилась в него, так что Рэю пришлось принести себе запасное кресло, стоявшее у стены.
У Доусона, в отличие от папы, появление Мэрион не вызвало ни малейшего удивления. Поприветствовав ее любезным кивком и дождавшись, пока все рассядутся, он начал:
– Вчера мне сообщили, что принято решение относительно Тони Ринальди. Его экстрадируют в Штаты.
– Фу-уух! – громко выдохнул отец. – Час от часу не легче.
– Да, это для нас сейчас весьма некстати, – подтвердил Доусон. Обернулся к Рэю: – Обвинение наверняка вызовет его свидетелем, и он, естественно, будет стараться произвести впечатление на присяжных. И на прессу, ведь чем большим садистом и истязателем будешь выглядеть ты – тем, соответственно, большим страдальцем и жертвой он. А это может сыграть свою роль потом, когда будут судить его самого.
– А Сантуцца? Ее тоже экстрадируют? – спросил Рэй.
Нет. Ее будут судить в Италии. Пока что, до суда, ее отпустили и, скорее всего, учитывая беременность, она получит условный срок. Непосредственно в похищении она участия не принимала, и нет никаких доказательств, что она знала о готовящемся преступлении. Единственное, что ей можно вменить в вину – это что зная, что в подвале спрятана похищенная девушка, она не сообщила об этом полиции.
– Но Тони мне сам сказал, что она все знала с самого начала!
– Слова Тони, да еще сказанные без свидетелей, это не доказательство. На допросе он заявил, что она ничего не знала, сама же Санта Баризи утверждает, что когда ее жених принес замотанную в мешок девушку, она была в шоке, в ужасе – но боялась и слово пикнуть ему поперек, тем более позвонить в полицию.
– Она – его боялась?! Ну-ну… – усмехнулся Рэй.
– Сейчас это все уже не важно, – поморщился Доусон, – а важно совершенно другое. Конечно, по закону присяжные не должны читать газетные статьи, связанные с процессом, в котором им предстоит участвовать. Но пока не назначена дата суда и неизвестен состав присяжных, все они – простые граждане Гранитного штата[22], которые и газеты читают, и телевизор смотрят – и их мнение о тебе, хотят они того или не хотят, формируется на основе того, что они узнают из средств массовой информации. Поэтому, Рэй, тебе пора пообщаться с журналистами, и лучшего повода, чем предварительное слушание, нам не найти. Наверняка они тебя встретят возле здания суда, начнут задавать вопросы. Отвечай коротко, но вежливо, все время держи в голове, что ты – простой американский парень, попавший в нехороший переплет, но искренне верящий, что суд тебя оправдает.
Рэй молча кивнул, и адвокат обернулся к Мэрион:
– Мисс Рамсфорд, теперь о вас. Желательно, чтобы вы не общались с прессой до того, как выступите на суде в качестве свидетеля защиты – я считаю, что так ваши показания произведут большее впечатление. Так что вам лучше и на предварительное слушание не ехать, чтобы репортеры вас там не перехватили.
Как ни хотелось Мэрион возразить, она понимала, что он прав.
Доусон обвел всех взглядом, сказал веско:
– Мы не можем отрицать то, что сделал Рэй, доказывать, что ничего этого не было. Все будут решать не улики, а то, на чью сторону склонятся присяжные – то есть в конечном счете человеческий фактор…
Отец сказал, что предварительное слушание в данном случае простая формальность и продлится оно недолго. И действительно, вернулись они с Рэем довольно быстро, часа через три. Мэрион из окна увидела, как машина едет к дому, и побежала вниз. В холле, запыхавшись, налетела на Рэя; взглянула снизу вверх.
– Ну что?!
– Процесс начнется двадцать седьмого ноября, – ответил вместо него отец.
Это еще через три месяца! – мгновенно подсчитала Мэрион.
Рэй молча смотрел на нее. Не так смотрел, неправильно – с какой-то болезненной любовью, словно перед расставанием.
– Рэйки, ты чего?
Он словно очнулся и усмехнулся.
– Ничего. Оказывается, американские законы либеральнее итальянских – здешний прокурор требует четыре года, а там речь шла о пяти с половиной.
– Не думай сейчас об этом, не надо! Тебя наверняка оправдают – правда, папа?! – Обернулась к отцу – тот пожал плечами.
– Доусону я доверяю, он опытный адвокат и сделает все, что в его силах.
– Ты чего такая взъерошенная? – Рэй улыбался уже вполне нормально.
– Сам ты взъерошенный! – Мэрион привстала на цыпочки, приглаживая его растрепавшиеся волосы. – Пойдем ко мне… или к тебе сейчас, да?
Мельком, через его плечо, глянула на папу – тот хмуро смотрел на них; то ли думал о чем-то своем, то ли был недоволен, что она при нем, не стесняясь, обнимается с Рэем. Но ей сейчас было все равно.
– Пойдем, Рэйки, ты мне все расскажешь подробно-подробно! А с репортерами ты разговаривал?
– Да, вроде ничего получилось.
С репортерами Рэй пообщался действительно успешно, его даже показали в шестичасовых новостях по телевизору. Сюжет длился меньше минуты, журналистка спросила:
– Вы считаете себя невиновным?
– Да, я невиновен, – ответил Рэй, – и надеюсь, что суд это подтвердит. – И улыбнулся – уверенно и просто, волосы чуть встрепаны, глаза смотрят прямо и открыто. Мэрион подумала, что будь она даже посторонним, не знающим его человеком, при виде него – вот такого, каким он был на экране – она бы ему поверила.
Заодно отметила, что в оливковой рубашке Рэй выглядит на экране слишком бледным. Следующий раз, если будет шанс, что он попадется на глаза телеоператору, нужно, чтобы он надел светло-бежевую.
Рэю начали приходить письма от незнакомых людей. Ругательных за все время было лишь два, остальные с выражением поддержки и сочувствия. Некоторые люди рассказывали свои истории – как они оказались в беде и никто не пришел на помощь; одна женщина написала, что если бы в мире было больше таких решительных и неравнодушных людей, как Рэй, мир был бы лучше.
Несколько писем было от девушек, некоторые даже с фотографиями и номерами телефонов – между строк так и читалось желание познакомиться с ним поближе.
Мэрион взяла на себе секретарские обязанности и отвечала на письма сама; вечерами читала Рэю наиболее интересные послания и свои ответы на них.
Рэй был немало удивлен, когда в один прекрасный день охранник на воротах позвонил в дом и с легким смущением сказал:
– Простите, мистер Логан, тут приехала женщина и говорит, что она… что она ваша бывшая жена.
– Пропустите. – Повесив трубку, встал. Ри оторвалась от компьютера и вопросительно взглянула.
– Луиза приехала, – объяснил он.
– Кто? – не сразу поняла она.
– Луиза, моя бывшая жена. – Пожал плечами. – Понятия не имею, чего ей надо.
Ри приподнялась, явно собираясь идти с ним, но Рэй мотнул головой.
– Нет, я сам.
Когда он вышел на крыльцо, машина уже стояла у крыльца – хорошо знакомый ему серебристый «Мицубиши», три года назад они с Луизой вместе выбирали его в салоне. Луиза, выйдя из машины и держась за дверцу, неуверенно озиралась; увидев Рэя, она встрепенулась и пошла наверх по ступенькам.
В Риме, получив от нее письмо, он готов был убить ее – ударить, растерзать, задушить! Но сейчас почувствовал лишь легкое беспокойство: зачем она тут, что ей надо?!
– Здравствуй, – сказала она, подходя.
– Здравствуй.
Новое пальто – светлое, с поясом, такого у нее раньше не было. И прическа другая, та самая модная стрижка, которую она еще зимой хотела сделать, но передумала, потому что Рэй был против. И правильно, кстати, был против – стрижка эта ей совершенно не шла, щеки казались слишком пухлыми.
– Документы на развод пришли. Я решила их тебе сама привезти.
– Заходи, пожалуйста! – выдавив из себя вежливую улыбку приглашающе повел Рэй рукой.
Они прошли в небольшую гостиную на первом этаже, рядом с холлом. Войдя, Луиза нервно огляделась и, не присев даже в кресло, прямо стоя раскрыла кожаную папку с замочком, сразу напомнившую Рэю миссис Купер. Выложила на столик пачку документов в прозрачной пластиковой папочке.
– Вот. Тут все.
– Спасибо. Не стоило тебе утруждаться, ехать в такую даль, ты могла прислать все по почте.
– Да ничего. Я здесь, в Нью-Гемпшире то есть, по делу. Завтра и послезавтра в Конкорде[23], проходит семинар, на котором я должна присутствовать. Так что я решила заодно и к тебе заехать, завезти документы и машину. Ты же помнишь, по условиям развода она принадлежит тебе. В багажнике твои вещи – я все собрала. Деньги поступят к тебе на счет, как мы и договаривались, до конца года.
– Спасибо, – повторил Рэй. В свое время, сидя в римской тюрьме, он подписал соглашение, которое принес адвокат, толком даже не прочитав. Помнил лишь, что дом остается Луизе, а ему взамен причитается денежная компенсация. – А как же ты теперь без машины?
– Сейчас возьму напрокат, а когда вернусь домой, куплю себе что-нибудь небольшое и… женственное, – улыбнулась она, – например, «Тойоту».
– Сними хоть пальто, – предложил Рэй, – присядь. Хочешь чего-нибудь выпить, или кофе?
Он по-прежнему не ощущал ни злости, ни даже неприязни, лишь неловкость, как если бы встретил одну из своих полузабытых студенческих подружек: вроде и нужно о чем-то говорить, а о чем – непонятно. И Ри наверняка где-то поблизости крутится, ревнует…
– Нет-нет, я ненадолго заехала, – к его облегчению, покачала Луиза головой. – Вызови мне, пожалуйста, такси.
– Да, конечно.
Он вызвал такси, потом позвонил на ворота, попросил, чтобы машину пропустили – все это стоя к Луизе боком и чувствуя ее взгляд. Наконец обернулся к ней.
– Сказали, что такси будет через пару минут.
– Ну что, давай прощаться?
– Да.
– Рэй, – она замялась, на миг опустила глаза, но тут же снова взглянула на него в упор, – а ты… ты меня вообще любил когда-нибудь?
– Да, – солгал он. – Просто мы очень разные люди, и в какой-то момент это стало нам… мешать.
– У нас ведь были и хорошие времена, правда?
– Да. Были.
– Ладно, такси, наверное, уже подъехало. – Луиза неловко улыбнулась, и Рэй понял, что ей так же тягостно все происходящее и она так же не знает, что еще сказать, как и он.
– Да, пойдем.
Вслед за ней вышел на крыльцо. Как угадали: машина уже ехала по подъездной дорожке.
– Ну все. Счастливо, – сказала Луиза и пошла вниз по ступенькам.
Несколько секунд Рэй смотрел вслед удаляющемуся такси; почувствовал, как под локоть всунулась знакомая ладошка.
– Что ей было надо? – неприязненно поинтересовалась Ри. – И чего это она свою машину здесь оставила?
– Ничего. Она просто привезла документы о разводе, – улыбнулся он. – Так что я теперь свободный человек!
Той ночью Ри, зарывшись лицом ему в шею, зажмурившись и прижавшись всем телом, сказала мрачно, без всякой связи с тем, о чем они говорили до того:
– Знаешь, если я представляла себе тебя и ее вот так… вот так, как сейчас мы с тобой – мне ее убить хотелось! – Объяснять, о ком шла речь, Рэю было не надо. – Тебя мне тоже хотелось огреть чем-нибудь как следует… доской, – в подтверждение она от души пнула его кулачком в бицепс, – а ее просто убить! Но я все равно всегда знала, что ты – для меня, и что ты меня тоже любишь, и, может быть, сам этого еще не понимаешь, но я – для тебя, именно я, а не кто-то другой!
Что тут было возразить? Вместо ответа Рэй поцеловал ее в лохматую макушку.
Ри перевернулась на живот, уткнулась подбородком ему в грудь и, засматривая в глаза, спросила:
– А у тебя женщин много было?
– Нет… Да нет… – (Сказать «немного» – возможно, пасть в ее глазах, сказать «много» – соврать, да и заработать себе репутацию бабника…)
– А ты Луизе своей изменял?
– Слушай, ну у тебя и вопросики!
– Мне ты изменять не будешь! – она ткнула его пальцем в плечо.
– Не буду, – послушно пообещал Рэй. Он, в общем-то, и не планировал.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Возможно, именно приезд Луизы сыграл свою роль – не прошло и двух недель после него, как Рэй подарил Мэрион кольцо.
Произошло это внезапно, средь бела дня. Она прохаживалась взад-вперед по новой, только что проложенной дорожке в парке и обсуждала с садовником, что лучше высадить по обе ее стороны: жимолость, шпалерные розы или что-нибудь поэкзотичнее. И тут из-за поворота показался Рэй – воротник расстегнут, волосы растрепаны.
– А, вот вы где! – Кивнул садовнику. – Добрый день! Я заберу у вас Мэрион ненадолго?
Не дожидаясь ответа, взял ее за руку и повел за собой.
– Ты чего? Мы куда? – еле поспевая за ним, поинтересовалась она.
– На пристань. Мне нужно тебе кое-что сказать.
Мэрион понадеялась, что это «кое-что» не окажется какой-нибудь неприятностью – по идее, не должно бы: говорил он с улыбкой.
Привел на пристань, усадил на скамейку, которую Мэрион не любила: при взгляде на нее сразу вспоминался тот день, когда он привез в дом Луизу… Рэй небось уже и забыл, как она, сидя здесь, плакала, а он обнимал ее, утешал, но так тогда и не понял, почему она плачет…
А сейчас он усадил ее на скамейку, сам садиться не стал, сказал:
– Ну-ка, закрой глаза!
Мэрион честно закрыла, и в ладонь ей легло нечто тверденькое и нетяжелое.
– Это тебе! – сказал Рэй, и она открыла глаза.
На ладони обнаружилась обтянутая алой кожей коробочка. Что в ней, Мэрион догадалась сразу, и глазам своим не поверила… нет, конечно, она знала, что они с Рэем рано или поздно поженятся, не думала только, что он сделает ей предложение уже сегодня.
Открыла – в коробочке, в черном бархатном гнездышке лежало кольцо с бриллиантом, похожее на розу: с одним крупным камнем в центре и усыпанными бриллиантовой крошкой ажурными волнистыми лепестками по бокам. Перевела взгляд на Рэя – он стоял перед ней; улыбался, но нервничал, это было заметно.
– А где ты его взял? – Наверное, полагалось сказать что-то другое, но от волнения выскочили именно эти слова. – Ты же ни разу в город не ездил!
– Через интернет заказал, – ухмыльнулся он. – На прошлой неделе, пока ты ванну принимала. Чтобы сюрприз получился. – Посерьезнел: – Ну, так что ты скажешь?
– Да, да, конечно, да! – Она вскочила, протягивая ему руку и коробочку: – Надень скорее! Первый раз полагается, чтобы ты!.. – Привстав на цыпочки, чмокнула Рэя в щеку, рассмеялась и потерлась об нее лбом – и замерла, глядя, как он вынимает кольцо из коробочки и надевает ей на палец.
– Ну вот, – сказал он. – Эй!
Мэрион подняла голову, и он поцеловал ее долгим и крепким поцелуем, одним из тех, от которых у нее начинали подгибаться ноги.
Оторвался, взглянул в глаза.
– Рэйки… – Она рассмеялась от счастья. – Рэйки, пойдем скорей, папе скажем!
Рэй продолжал улыбаться, но в глазах мелькнуло нечто, из чего Мэрион стало ясно, что с папой они так до сих пор и не помирились. Тем не менее когда она дернула его за руку: – Пойдем, пойдем! – он послушно пошел за ней.
– Ну быстрее же! – Хотелось не идти, бежать.
В холле она на ходу помахала мисс Фаро рукой с кольцом и понеслась вверх по лестнице; влетела в приемную, для проформы спросила у секретарши, кивнув на дверь:
– Кто у него?
– Люди из фонда…
Дальше Мэрион слушать не стала. Конечно, она с детства знала, что в кабинет к отцу врываться без приглашения нельзя, тем более без стука – только если случилось что-то очень важное. Но разве может какой-то фонд быть важнее, чем то, что родная дочь замуж выходит!
Поэтому, распахнув дверь, она с порога крикнула:
– Папа!
– Что?! – встревоженно обернулся он.
Мэрион подлетела к столу.
– Папа! Мы с Рэем… – гордо выставила вперед руку с кольцом. – Вот!
Обернулась – Рэй, смущенно улыбаясь, топтался на пороге. Она вернулась, схватила его за руку и подвела к столу.
– Вот! Мы женимся!
Только теперь обратила внимание на сидевших за столом людей, обвела их взглядом и повторила, не в силах сдержать ликующую улыбку:
– Мы женимся!
За обедом отец спросил, определились ли они уже с тем, когда состоится свадьба.
– Да, конечно! Девятого ноября! – не колеблясь, ответила Мэрион.
Оба – и отец, и Рэй – воззрились на нее слегка ошеломленно.
– Так скоро? – переспросил отец.
– Да!
Папа взглянул на Рэя.
– А ты что скажешь?
С невозмутимой улыбкой, словно про девятое ноября услышал не минуту назад, тот пожал плечами.
– А что я могу сказать? По традиции день свадьбы назначает невеста!
Но стоило им остаться вдвоем, и он оказался куда менее невозмутим.
Едва после обеда они поднялись наверх, в ее гостиную (как-то само собой сложилось, что днем они по большей части проводили время у нее, зато ночевать она приходила к нему) – так вот, первым, что Рэй сказал, было:
– Ты что, это же всего через два месяца!!!
Мэрион не было нужды переспрашивать, о чем идет речь.
– Через два месяца и неделю, – поправила она, поинтересовалась ехидно: – А ты что – уже передумал?
– Нет, но… – начал было он и запнулся.
Он мог не продолжать, Мэрион прекрасно знала, о чем идет речь. И действительно, последовала следующая реплика:
– Ты что, не понимаешь, что меня могут посадить?!
– Ну и что?
– Как это – ну и что?! – опешил Рэй. Конечно, он ни за что бы не признался, но Мэрион и без признаний догадывалась, что у него на уме: если его оправдают, тогда жениться на ней. Ну, а если нет – сказать «Что ж, не судьба!» и разорвать помолвку. И, разумеется, при этом считать, что он поступает так для ее же пользы: зачем ей муж-заключенный!
– А вот так, ну и что! – решительно начала она. – Во-первых, если тебя посадят – это всего лишь на год-полтора. Я ждала тебя куда дольше, без всякой надежды ждала, а теперь я буду знать, что когда все закончится, ты ко мне вернешься. А во-вторых… во-вторых, я просто не верю, что тебя засудят, не хочу в это верить – потому что не может быть такой немыслимой несправедливости в жизни! Не может!
– Но…
– И ты что думаешь, если тебя посадят, я тебя меньше любить буду? – она сердито сверкнула на него глазами и отошла к окну. Встала, вцепившись в подоконник, глядя сквозь стекло и решив ни за что не оборачиваться, не спорить и не препираться: дата свадьбы уже назначена – и точка. Но едва Рэй подошел и обнял, не выдержала – снова повернулась к нему и, привстав на цыпочки, ткнулась носом в шею под ухом.
– Рэйки, сделай для меня одно доброе дело…
– Какое? – отозвался он.
– Постарайся с папой помириться.
Помириться… Легко сказать!
Когда в то утро, сжимая в руке папку с отчетами частного детектива, Рэй вышел из кабинета Рамсфорда, внутри у него все кипело. Как мог, какое право имел сенатор столько лет его обманывать, скрывать от него правду?!
Но прошло несколько дней, эмоции мало-помалу улеглись, и Рэй впервые задумался: а как бы поступил он сам на месте Рамсфорда? И еще – что бы он сделал, если бы сенатор пятнадцать лет назад сказал ему: «Твоя мама живет в Калифорнии»? Наверняка бы сорвался и поехал к ней, а не отпустили бы – так просто сбежал. И если бы мать не захотела взять к его себе – а, скорее всего, так бы оно и было – вернулся ли бы он потом обратно в Нью-Гемпшир? Нет… пожалуй что нет, гордость бы не позволила.
И что бы было тогда с ним? Бродяжничество, детский приют? Или колония для несовершеннолетних правонарушителей – ведь могло быть и такое. А Ри, каким жестоким ударом это было бы для нее! Наверняка бы она все глаза себе выплакала, ждала бы, ждала…
Так может, сенатор понимал все это уже тогда, и решение ничего не говорить едва прижившемуся в его доме недоверчивому подростку как раз и было самым мудрым и человечным?
Рамсфорд держался с ним как обычно. Почти как обычно – Рэй не знал, существовала ли в действительности та легкая суховатость, которую он порой ощущал, или являлась лишь плодом его воображения. Сам же он в обществе сенатора чувствовал себя неловко: признав для себя его правоту, он осознал и то, что в ответ на его признание повел себя не как взрослый человек, а как взбалмошный и обидчивый подросток.
Понятно было, что надо как-то налаживать отношения. А тут еще Ри с ее просьбой…
Поэтому на следующий день, незадолго до обеда, дождавшись, пока уйдет секретарша, Рэй постучал в знакомую с детства дубовую дверь кабинета и, не дожидаясь ответа, вошел.
– А!.. – Рамсфорд махнул рукой, указывая на кресло у стола, и продолжил просматривать лежавший перед ним документ. Рэй подошел и сел. Сенатор дочитал до конца листа, перевернул его; поднял голову и молча вопросительно взглянул.
– Я хотел вам сказать, – начал Рэй, – я… я много думал последние дни. Вы были правы тогда, что не рассказали мне… насчет матери.
Несколько секунд Рамсфорд смотрел ему в глаза, потом кивнул. Показалось – или в его глазах промелькнуло облегчение сродни тому, которое испытывал и сам Рэй: неприятный разговор закончился, не успев начаться; слава богу, не потребовалось ни долгих объяснений, ни извинений.
Но уходить сразу, едва вымолвив пару слов, было как-то неудобно.
– Меня из «Т&Т» уволили, вы уже, наверное, знаете? – сказал Рэй первое, что пришло в голову.
Среди привезенных Луизой бумаг было несколько писем, в том числе из «Т&Т», извещавшее об увольнении, к нему прилагался чек на выходное пособие. Рэй и сам не собирался продолжать работать в Ричмонде, но в тот момент, когда прочел это, ему стало неприятно. Очень.
– Знаю, – кивнул сенатор. – Мне на прошлой неделе звонил Фарнхем – расшаркивался, извинялся… объяснил, что таково решение совета директоров. – Усмехнулся: – Так что мы с тобой теперь, выходит, оба безработные.
– Да, – в отличие от него, Рэю было вовсе не до смеха. – Вам из-за меня пришлось…
– Перестань! – резко перебил его Рамсфорд, хлопнув ладонью по столу. Повторил, уже мягче: – Перестань, сынок, не вини себя ни в каких несуществующих грехах. Ты спас Мэрион, за это я буду тебе благодарен до конца жизни. А история с моей отставкой – там не только и не столько ты послужил поводом, сколько… совсем другое. Помнишь эти письма?
– Какие письма?
– Ну те, с угрозами, с которых, собственно, все и началось.
Рэй вопросительно уставился на него.
– Значит… значит, вам все же удалось установить, кто их писал?
– Да, – вздохнул Рамсфорд. – Вы с Мэрион были правы с самого начала, когда говорили, что в них есть что-то странное… фальшивое. – Чуть поморщился – уж очень неприятным и тягостным было воспоминание…
На следующий день после пресловутого брифинга он сидел у себя в кабинете в посольстве. Парсонс уехал еще прошлой ночью; перед этим позвонил и, отдавая дань субординации, сухо поставил его в известность, что уезжает, потому что, по его выражению, «сделать тут больше ничего не может».
Было ясно, что вот-вот, если не сегодня, то завтра, последует звонок из госдепа; скорее всего, ему предложат подать в отставку. Что ж, пускай! Свой выбор он сделал еще несколько дней назад.
В посольстве все шло как обычно, если среди сотрудников и ходили какие-то слухи о его предстоящей отставке, внешне это пока не ощущалось. Секретарша сообщила по селектору:
– Спецагент Коул из ФБР на линии.
– Давайте, – сказал Рамсфорд и взял трубку.
– Здравствуйте, господин посол, – раздалось оттуда.
– Здравствуйте, мистер Коул.
– Господин посол, вы не могли бы подъехать к нам в отделение?
Рамсфорд несколько удивился: если Коулу что-то от него нужно, то по неписаным правилам он должен приехать в посольство, а не приглашать посла к себе. Тем не менее спросил:
– Когда?
– Чем раньше, тем лучше. – Чуть помедлив, фэбээровец добавил: – Господин посол, я бы не настаивал, но дело не терпит отлагательства.
Через час Рамсфорд, не столько встревоженный, сколько заинтригованный, был уже в кабинете Коула. После коротких формальных приветствий тот сразу перешел к делу:
– Господин посол, в этом помещении нет записывающей аппаратуры, и все, о чем мы будем говорить, останется сугубо конфиденциальным.
Рамсфорд, еще более заинтригованный, кивнул. Фэбээровец протянул ему два скрепленных скрепкой листочка бумаги.
– Вот, прочтите.
Это был отчет из криминалистической лаборатории ФБР. В первых строчках сообщалось, что «образец волокна «А» совпадает с образцом «К2-14», степень совпадения – 98 процентов». Дальше шли какие-то малопонятные формулы и диаграммы. Рамсфорд не стал вчитываться, а вопросительно поднял глаза на Коула.
– После похищения вашей дочери, – сказал тот, – я распорядился обыскать жилища всех сотрудников посольства, которые потенциально могли подложить письмо с угрозами в вашу почту.
– Без ордера, не поставив меня в известность? – удивленно перебил посол.
– Да. В суде как улика результаты обыска фигурировать, конечно, не могли бы, но нам нужно были хоть какие-то зацепки для расследования. В тот момент речь шла о жизни вашей дочери и был дорог каждый час. Обыск производился тайно, никто из ваших сотрудников ничего не заметил; мы искали совершенно определенную вещь.
– Какую?
– Какое-либо изделие из козьей шерсти коричневого цвета.
Рамсфорд вопросительно смотрел на фэбээровца, ожидая продолжения.
– В одном из присланных вам писем, на клеевом слое под клапаном, были обнаружены несколько тонких, почти невидимых глазу волокон. Экспертиза установила, что это козья шерсть, окрашенная в коричневый цвет красителем из коры грецкого ореха.
– И вы… – Рамсфорд чуть помедлил, – вы хотите сказать, что нашли у одного из работников посольства нечто, сделанное из такой шерсти?
– Да. У одной из сотрудниц была обнаружена шаль, волокна которой, как показала экспертиза, совпадают с найденными в письме. Точнее, во время обыска у четырех сотрудников были найдены на первый взгляд подходящие изделия. Мы собирались на следующий день аккуратненько допросить этих людей, но к утру поступило сообщение, что ваша дочь спасена. Тем не менее я отправил образцы волокон всех четырех изделий в нашу лабораторию в Куантико. Ответ пришел только вчера.
– И?..
– Сегодня с утра мы вызвали эту женщину сюда, под предлогом «уточнения некоторых деталей». Поначалу она все отрицала, но когда узнала о найденных в письме волокнах и о том, что мы намерены просить ордер на обыск ее квартиры, то… – Коул запнулся. – Думаю, нам не придется долго доказывать в суде, что автор писем – именно она. Вот, – раскрыл стоявший на столе ноутбук, набрал какие-то цифры и повернул экраном к Рамсфорду, – это отрывок из видеозаписи ее допроса.
Оцепенев, не веря собственным глазам, посол уставился на появившееся на экране лицо женщины.
– Он любит меня, понимаете, любит! Он ни разу мне об этом не сказал, но я же вижу! – с надрывом повторяла Лорна Купер; волосы были нелепо растрепаны, широко распахнутые глаза сияли фанатичным блеском. – Это все из-за его дочери… я готова была стать ей второй матерью, но она с первого взгляда меня возненавидела и дерзила мне при каждом удобном случае. А Джефф… он из-за нее даже боялся на меня лишний раз взглянуть. Но я же вижу, что он меня любит, любит и мучается. А эта… мелкая эгоистка хочет, чтобы он безраздельно принадлежал ей!
В голосе ее послышалось рыдание, она трагически заломила руки перед грудью – и вдруг резким нервным жестом вцепилась скрюченными пальцами в собственные волосы, вздыбив их и еще больше растрепав.
– Миссис Купер, успокойтесь, пожалуйста. Вот, выпейте воды, – сказал незнакомый женский голос. Чья-то рука появилась в кадре и поставила на стол стакан с водой.
– Да, спасибо. – Лорна взяла стакан, сделала пару глотков. – Так о чем я?..
– Вы начали рассказывать о том, с какой целью вы посылали мистеру Рамсфорду письма с требованием выкупа за его дочь, – напомнила невидимая в кадре женщина.
– Да, да, – кивнула миссис Купер. – Если бы не она, мы могли бы быть счастливы – понимаете? А так Джефф разрывался между нами и мучался, не решался поставить эту дерзкую девчонку на место, лишь порой смотрел на меня так, будто умолял: «Ну сделай же что-нибудь!» И я подумала: если ей будет грозить опасность, у него будет повод отправить ее в Штаты, а там она уже не сможет нам помешать! Вы ведь понимаете меня, правда?
– То есть вы хотите сказать, что, отправляя письма с угрозами и требованием выкупа, вы не имели на самом деле намерения похитить мисс Рамсфорд?
– Да нет же, конечно, нет! Никто не собирался ее похищать, у меня даже в мыслях этого не было! Я только хотела, чтобы Джефф отправил ее в Штаты, чтобы она не стояла у нас на пути! Она мешала нам, мешала! Я же видела, что он меня любит! Он так смотрел на меня порой, словно говорил: «Помоги, сделай что-нибудь!» И я послала письмо… потом другое, третье… ну почему он ее не отправил в Штаты, почему?! А она чем дальше, тем хуже мне дерзила и всячески пыталась меня выжить из его дома. Я пыталась с ней поговорить, приструнить – у нее ведь связь с этим ее так называемым братом, вы знаете?! Я пыталась… но Джефф, как всегда, принял ее сторону…
– Я думаю, достаточно, – Коул протянул руку и нажал на кнопку – подвизгивающий истеричными нотками голос смолк на полуслове.
Рамсфорд еще несколько секунд по инерции смотрел на погасший экран, пока слова фэбээровца не заставили его поднять глаза:
– Допрос длился два с лишним часа, и мисс Купер повторяла фактически одно и то же: у нее не было намерения похитить вашу дочь, она хотела лишь дать вам повод отправить ее в Штаты; вы ее безумно любите, но из-за дочери не решаетесь, так сказать, выразить ей свои чувства.
– Да не было никаких чувств! – возмутился Рамсфорд. – Я всего лишь был с ней любезен, не более того!
– Закончилось все это истерикой – криком, безостановочными рыданиями, попыткой расцарапать самой себе ногтями лицо, – продолжал Коул. – Пришлось вколоть ей успокоительное. Сейчас она находится в частной клинике, владелец которой умеет держать язык за зубами. Нам пришлось действовать в обстановке строжайшей секретности, итальянская полиция ничего не знает.
– Желательно, чтобы так оно и оставалось.
– Да, я понимаю, – кивнул Коул; добавил задумчиво: – Думаю, что о предъявлении ей уголовного обвинения речи не идет, тут случай скорее медицинский.
– Вот и все, – закончил Рамсфорд свой рассказ. – Через несколько дней ее отправили в Штаты; сейчас она в Нью-Джерси, в санатории для нервнобольных. Обвинение ей предъявлять не будут – госдеп предпочел всю эту историю замолчать и замять, тем более что выяснилось, что в административном бюро кто-то допустил промашку: недостаточно хорошо ее проверил. Оказывается, в свое время она уже лечилась в психиатрической клинике, но умолчала об этом. Теперь ее адвокат намерен подать иск против госдепартамента – требует компенсацию, утверждает, будто я ее спровоцировал, держал в постоянном нервном напряжении и этим вызвал рецидив болезни. – Вздохнул: – Ну а я… я в тот же день, не дожидаясь, пока меня об этом попросят, написал заявление об отставке.
