Текст книги "Маленькие женские тайны"
Автор книги: Мери Каммингс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 20 страниц)
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
Из дневника Клодин Конвей: «Вот уж от кого – от кого, а от Ришара я ничего подобного не ожидала! И после этого еще говорят о непредсказуемости женщин!..»
К тому времени, как Клодин добралась до «Хэмптон-Инна», чувствовала она себя далеко не лучшим образом, поэтому, выходя из машины, прихватила с собой пакет с лекарствами.
Ришар впустил ее в номер и, едва захлопнулась дверь, обнял, приподнял и закружил вокруг себя.
– Клодин! Клодин, Клодин, Клодин! – поцеловал в щеку. – Ну где ты так долго была, я же тебя жду!
Наконец, угомонившись, поставил на пол.
Клодин помотала головой, чихнула – и не могла не улыбнуться, такой он был растрепанный и сияющий.
– Что это с тобой?!
В ответ он снова обнял ее:
– Клодин, спасибо тебе за вчерашнее! За Лейси, за то, что привела ее.
– Мне этот визит, правда, вышел несколько боком, – усмехнулась Клодин. – Только что ее мамаша меня полчаса пытала, где ее дочь провела вчерашний вечер и почему пришла домой только в одиннадцатом часу.
– А как она тебя нашла? – удивился Ришар.
– Двое полицейских отловили меня у аптеки и препроводили в прокуратуру, – сбросив туфли, Клодин в одних чулках прошла в гостиную и забралась с ногами на диван, продолжая рассказывать: – Дальше – допрос по всей форме: мадам прокурор за столом, сбоку злобный громила величиной со шкаф… представляешь, они пытались повесить на меня вчерашнее нападение!
– Что?!
– Якобы я таким образом пыталась тебе помочь. Но по-моему, главное, что ей хотелось знать – это где Лейси провела вечер. Под конец она всех выгнала, а меня на эту тему мурыжить начала. Я не сказала – цени!
Глаза Ришара весело сверкнули:
– Что ж, если в результате всех этих выходок мадам прокурор лишится должности – надеюсь, ее утешит то, что ее дочери достанется один из лучших женихов Европы.
– Что?! – удивленно уставилась на него Клодин.
Он улыбался, но смотрел уверенно и… нет, похоже, не шутил.
– Ты что – серьезно?! – на всякий случай переспросила она.
– Ну конечно! – Ришар пожал плечами. – То есть предложение по всей форме я еще не делал, но не думаю, что Лейси мне откажет. Я хочу сначала, как положено, познакомить ее с папой. Он приедет в выходные – кстати, сказал, что будет рад тебя повидать.
Клодин ошарашенно смотрела на него, не зная, что сказать.
– Можешь меня поздравить, – мягко подсказал он.
– Да, конечно, поздравляю! И… ой! – в носу внезапно засвербело так отчаянно, что она зажмурилась, замахала рукой: «Не тронь, не тронь меня!» – и наконец оглушительно чихнула.
Все так же зажмурившись, перевела дух.
– Да, ты действительно здорово простужена, – сказал рядом Ришар.
– А ты думал, я вру? – Клодин нашарила пакет с лекарствами. – Дай воды, мне таблетки запить надо.
– Зачем тебе таблетки, только зря травиться – я же обещал, я сейчас горячее шампанское сделаю.
– Одно другому не помешает.
Оказалось, что горячее шампанское с добавкой сахара вовсе не такая гадость, как Клодин предполагала. Неторопливо потягивая глоточек за глоточком, она выпила целую кружку.
То ли от него, то ли от принятых ранее таблеток ей действительно полегчало, и когда принесли фондю, она не отказала себе в удовольствии окунуть в него пару ломтиков подсушенного хлеба. Ришар поначалу скривился и заявил, что, конечно же, это не настоящее фондю, а профанация: какое может быть фондю без грюйера или бофора[38]38
Грюйер, бофор – сорта сыра.
[Закрыть], а тут ими и не пахнет! – но потом ел с аппетитом.
Словно по общему уговору, больше они о Лейси не говорили. Ришар пожаловался, что полицейские сегодня разбудили его ни свет ни заря, не дали толком позавтракать, а уходя, забрали его кроссовки – сказали, на экспертизу; Клодин рассказала о вчерашнем девичнике.
Лишь когда, поставив перед ней чашечку кофе, он присел рядом на диван, Клодин сказала задумчиво:
– Мне трудно представить себе тебя – и вдруг женатым.
– Это мало что изменит в наших отношениях, – отозвался он; обняв за плечи, ласково притянул ее к себе. – Разве что сбежать со мной в Антарктиду я тебя больше не позову – ну так ты же все равно не соглашалась, – глаза его весело блеснули: – Ну что, жалеешь теперь, что упустила свой шанс?
– А ну тебя! – рассмеялась Клодин.
– А если серьезно, то еще раз – спасибо тебе! – продолжал Ришар. – Если бы не ты, мы с Лейси, возможно, так и остались бы друг для друга незнакомцами.
Это последнее слово заставило Клодин вскинуться – только теперь она вспомнила, зачем, собственно, пришла сюда.
– Да, слушай – ты сегодня снова собираешься с ней встречаться?
– А в чем дело? – насторожился он.
– Я пару часов назад общалась с Дженкинсом. Мы с ним пришли к выводу, что, похоже, всем участницам конкурса грозит реальная опасность. Ты знаешь, на кого «убийца с бантиками» напал вчера вечером?
– Полицейские называли мне имя – Лаура Неро… что-то в этом роде.
– Ното, Ришар. Лаура Ното, – он по-прежнему смотрел с недоумением. – Та самая девушка, которая на сцене показывала фокусы, – напомнила Клодин.
– Смугляночка с глазами, как у Бемби?! – потрясенно ахнул он.
– Да.
– О, mon Dieu! Так вот чего они несколько раз переспрашивали, знаю ли я ее! Показали бы фотографию, я бы сразу вспомнил!
– Преступник подкрался сзади и накинул ей на шею удавку. Ей чудом удалось отбиться, но у нее повреждена гортань, она сейчас в больнице.
– О, mon Dieu! – повторил Ришар.
– Это я к тому, что не стоит, чтобы Лейси ходила в ближайшие дни одна по городу – особенно вечером.
Ришар рванул из кармана мобильник; вскочил и, не в силах усидеть на месте, нетерпеливо заходил по комнате:
– Реджинальд? Мне нужна машина с двумя людьми… Да, прямо сейчас… Пусть подъедут к отелю и позвонят, я их сам проинструктирую.
Бросил телефон на стол и обернулся к Клодин:
– Вот так. Одна она не будет.
Нельзя сказать, чтобы Клодин себя так уж плохо чувствовала, выйдя из «Хэмптон-Инна». Как раз наоборот – она себя вообще не чувствовала: собственное тело ощущалось будто чужое.
Пока она сидела у Ришара, все было нормально, и когда выходила из его номера – тоже. Но стоило ей спуститься на лифте и пройти через вестибюль – и на улицу Клодин вышла уже с ощущением, что она идет по облаку, которое слегка прогибается и пружинит под ногам, и при резком движении может оторваться от него и взлететь.
Болела она не первый раз и знала, что это чувство у нее почти всегда возникает при высокой температуре. Эх, жаль, не догадалась купить в аптеке еще и градусник! Но теперь все, заезжать больше никуда нельзя – нужно срочно, прямым ходом ехать домой, на базу; дальше может развезти еще хуже!
На стоянке ее качнуло, ударившись бедром о капот соседней машины, она судорожно подумала: «Зачем я приняла антигистаминные таблетки перед шампанским? Ведь знала же, что нельзя, что голова потом как ватой набита!»
Спустя некоторое время она обнаружила себя уже сидящей в «Хонде» и тупо глядящей на руль. Потребовалось некоторое время, чтобы сосредоточиться и вспомнить, что она собиралась ехать в Форт-Лори.
А может, вызвать такси – не дай бог, полиция остановит?.. С другой стороны, машину здесь оставлять не хочется… Ладно, как-нибудь!..
«В Форт-Лори… домой, в Форт-Лори», – несколько раз мысленно повторила Клодин, словно программируя саму себя – и нажала на газ.
Как ни странно, все прошло наилучшим образом. Саму дорогу Клодин, правда, помнила плохо, но, судя по тому, что на удивление скоро пришла в себя у ворот базы, двигалась она все это время в правильном направлении и машину вела ровно.
Доехав до отеля, она припарковалась и некоторое время сидела за рулем, тупо глядя в пространство. Наконец в один из коротких моментов просветления поняла, что если не встанет сейчас, то не встанет вообще – и, стиснув зубы, заставила себя вылезти из машины и кое-как установиться на подгибающихся, слабых, как макаронины, ногах.
В вестибюле за стойкой, как всегда, сидела дама с серебристыми волосами.
– Миссис Конвей, как вы себя чувствуете? – спросила она, когда Клодин подошла за ключом.
– Спасибо, уже лучше.
– Вам телефонограмма, – вытащила из-под стойки бумажку и прочитала: – Ваш муж просил передать, что он находится вне зоны приема и вернется в пятницу вечером.
– Вне зоны приема, – усмехнулась Клодин. – Опять – вне зоны приема… – наклонилась к администраторше, сказала таинственным полушепотом: – Он, знаете ли, всегда вне зоны приема, когда нужен – у него ра-бо-та!
Уже на лестнице подумала: «Зачем я это сказала? Теперь кто-нибудь может решить, что у нас в семье не все о’кей… А у нас все о’кей? Странные слова «о’кей» – что они значат? – но мысль эта тут же исчезла, вытесненная другой: – Еще четыре пролета – как же я поднимусь на них, когда тело весит тонну?!..»
Но все же поднялась. Вошла в номер, захлопнула за собой дверь; добралась до кровати и рухнула туда лицом вниз.
Очнулась Клодин непонятно когда – по ее внутреннему ощущению, с тех пор, как она в последний раз слышала человеческий голос, прошли долгие месяцы. За окном было темно, где-то неподалеку надрывался сотовый телефон, но прежде, чем она успела нашарить его, замолчал.
Перевалившись на кровати, она дотянулась до изголовья и включила свет.
Чувствовала она себя плохо, чтобы не сказать ужасно. Каждое движение давалось с трудом; насморк накатил с новой силой, так что дышать приходилось ртом, но главное – невыносимо болело горло, при каждой попытке сглотнуть будто кто-то впивался в него изнутри железными когтями.
Оказывается, она до сих пор была в уличной одежде, даже в туфлях – ступня об ступню Клодин стащила их и сбросила на пол; потом дотянулась до лежавшей рядом сумки и достала мобильник.
Перед глазами все плыло, но кое-как удалось разобрать, что ее ждет три сообщения. Первое оказалось от Ришара: «Привет! Как ты доехала? Позвони!»; второе от него же: «Клодин, позвони – я беспокоюсь!», и третье – от Дженкинса: «Клодин, когда сможете – пожалуйста, перезвоните мне».
Дженкинсу действительно стоило позвонить, и поскорее – узнать, удалось ли ему предупредить девушек. Но для этого нужно было что-то сделать с горлом; Клодин для проверки попыталась сказать «А-а» – сиплый звук, вырвавшийся у нее, мало походил на человеческую речь, невидимые когти же прошлись по горлу с такой силой, что она с полминуты лежала зажмурившись и пережидая боль.
«Ничего, ничего, – уговаривала она саму себя. – Сейчас встанешь, попьешь чего-нибудь горяченького – сразу станет намного легче. Давай – потихонечку, полегонечку… вот так, держись за спинку кровати…»
После выпитой маленькими глоточками чашки горячей воды с медом Клодин действительно почувствовала себя куда более сносно. Говорить было еще больновато, но терпимо, и голос, хоть и хриплый, не походил уже на воронье карканье.
Забравшись с ногами в кресло, она набрала номер Дженкинса и, дождавшись, пока на том конце провода молча сняли трубку, сказала:
– Здравствуйте, мистер Дженкинс!
– Алло… кто это? – отозвался тот.
– Клодин. Вы мне звонили недавно.
– Клодин? Я только сейчас вас узнал – ваш очаровательный акцент невозможно ни с чем спутать, но голос…
«Какой еще, к черту, акцент?!» – подумала Клодин, но вслух сказала:
– Да, горло чего-то к вечеру совсем разболелось. Мистер Дженкинс, вам удалось предупредить девушек?
– В этом уже нет нужды – вы видели сегодняшнюю вечернюю «Айдахо стейт ньюс»?
– Нет…
– Там на третьей странице опубликована статья под названием «Убийца вернулся за красавицами». В ней говорится, что «убийца с бантиками», судя по всему, открыл охоту на участниц конкурса красоты, а полиция вместо того, чтобы обеспечить их безопасность, бездействует. Газета вышла в четыре – думаю, уже с половины пятого телефоны у всех девушек звонят, не смолкая: каждый родственник и знакомый, прочитавший статью, наверняка считает своим долгом позвонить и предупредить.
– Ловко! Ваша работа?
– Ну что вы! – рассмеялся Дженкинс. – Автор статьи – известный в нашем штате журналист, специализирующийся на криминальных расследованиях. А где он раздобыл сведения… как вы, наверное, знаете, по закону журналисты не обязаны раскрывать свои источники информации.
– Да, я знаю, – кивнула Клодин, догадываясь, что одним из этих «источников», если не единственным, был сам сыщик. – Мистер Дженкинс, а…
– Друзья называют меня просто Дженк, – перебил Дженкинс.
– Дженк, а про Лауру есть что-нибудь новое? Как она себя чувствует?
– Да-да, я, собственно, ради этого вам и звонил. Ей уже лучше, и полиции удалось ее допросить. Говорить она не могла, писала ответы на бумаге. Но, к сожалению, никаких новых зацепок этот допрос не дал: она не видела нападавшего, помнит только, что у него были черные перчатки и от него пахло «Авиньоном».
– Чем?
– «Авиньоном». Это французская туалетная вода – мисс Ното работает в парфюмерном магазине и узнала запах.
– Никогда о такой не слышала…
– Я тоже, – согласился Дженкинс. – Клодин, у меня к вам есть один вопрос – постарайтесь вспомнить, в субботу ночью, когда вы с мужем возвращались с третьего этажа, стойка с лентой стояла на прежнем месте?
Клодин попыталась вспомнить – вот они поднимаются… Томми приподнимает ленту, чтобы ей удобнее было пролезть. А на обратном пути…
– Нет, – воскликнула она. – Нет, стойка была сдвинута, так что я не полезла под ленту, а прошла сбоку!
– Вы уверены?
– Да!
– Спасибо, Клодин, вы мне очень помогли. Не буду больше вам мешать – выздоравливайте!
Перед тем, как позвонить Ришару, Клодин перебралась из кресла на кровать, поставила на тумбочку еще чашку кипятка с медом – пока она поговорит, как раз остынет – и лишь после этого, откинувшись на подушку, набрала номер.
– Привет – отозвался знакомый голос. – Ты чего не звонишь?
– Я когда пришла, сразу вырубилась; только недавно проснулась, – честно объяснила Клодин. – Слушай, Ришар – у меня акцент есть?
– Какой еще акцент?
– Не знаю. Мне сказали, что у меня есть акцент…
– А ты знаешь, – чуть помедлив, с легким удивлением протянул он, – ведь действительно… я только сейчас обратил внимание. Четыре года назад, когда мы познакомились, ты говорила отрывисто, как все американки – а теперь у тебя выговор стал куда мягче и четче. То есть если бы я не знал тебя, то принял бы скорее за англичанку, чем за американку.
– Ну спасибо, – буркнула Клодин, сама не зная, почему ее так расстроило это известие.
– Ну пожалуйста. Как ты себя чувствуешь?
– Состояние средней паршивости. Температура, горло – всего понемножку.
– Да, я слышу, ты здорово хрипишь. Попроси мужа сделать тебе чай с мятой.
– Я свои лекарства у тебя не забыла случайно?
– Нет, ты их в сумку положила.
– Ладно, – вздохнула Клодин, – мне тяжело разговаривать. Пойду болеть дальше. Пока!
«Попроси мужа сделать чай!» Как же – разбежался он! «Вне зоны приема!» – повторила она самой себе и саркастически скривилась.
Оставался последний звонок – маме. Перед тем, как позвонить, Клодин выпила полчашки воды с медом. Бесполезно – маму обмануть было невозможно.
– Ты что – простужена? – спросила она сразу. – Чего у тебя голос такой?!
– Да, чего-то простыла.
– Пусть Томми сделает тебе чай с медом! (Да что они все, сговорились?!) Ах да, он же на маневрах! – это было произнесено таким тоном, словно будь он здесь, Клодин бы ни за что не заболела. – Ну, сделай тогда сама.
Следующие четверть часа занял мамин отчет о том, как Даффи провел день. С утра он вместе с дедушкой (то есть папой Клодин) посетил сарай, переделанный под мастерскую. Утащил тиски – прижимая к груди и пыхтя (шутка ли сказать – почти десять фунтов!) отнес их в заросли малины и попытался разобрать. Ничего не вышло, зато сорок минут в доме царила тишина. Еще он играл с соседской девочкой, подарил ей утащенную на кухне чайную ложку, ел творожную запеканку и спал в гамаке…
В какой-то момент, слушая, Клодин закрыла глаза – так было легче.
– Ты что, заснула там?! – тут же отреагировала мама.
– Нет, что ты!
– Что я, не слышу?! – несмотря на разделявшие их полторы тысячи миль, маму провести в очередной раз не удалось. – Ладно, иди, делай себе чай и ложись спать. Пока, целую!
Вспомнив слова Ришара, Клодин пошарила в сумке – действительно, лекарства были там. Она сунула в рот мятную пастилку, вытянулась на кровати и погасила свет – может, удастся заснуть.
Но сон не приходил. Вместо этого наступило то странное состояние, когда мозг, не в силах расслабиться и отрешиться от дневных забот, продолжает работать, выдергивая из памяти и перебирая обрывки случившегося за день.
Сдвинутая стойка… почему для Дженкинса это было важно? Может, потому, что именно этим путем пришел убийца? В самом деле – а как еще он мог появиться в кольцевом коридоре? Если бы Ришар кого-то встретил, спускаясь по лестнице, он бы, разумеется, об этом вспомнил. Разве что этот «кто-то» поднялся на третий этаж, пока они с Элен были на балконе… да нет, сомнительно: балкон совсем рядом с лестницей, они бы увидели мелькнувшую тень, тем более что целующиеся в «неположенном» месте парочки обычно держатся начеку.
Конечно, убийца мог уже находиться на третьем этаже, когда они пришли туда, а мог подняться наверх сразу после того, как Ришар вернулся в банкетный зал, но в воображении Клодин, словно кадры из триллера, замелькали другие картины…
…Часы бьют полночь. В полумраке по мраморной лестнице поднимается зловещая фигура в черном (почему-то представилось нечто вроде ниндзя, в обтягивающей одежде и с закрытым лицом). Отодвигает стойку и вступает на пустынный третий этаж (да, но какого черта его туда понесло?) Настороженно замирает, прислушиваясь к доносящимся из одной из комнат звукам (от этой мысли Клодин стало неловко) – и продолжает свой путь.
Но что это? – он останавливается! Впереди двое, мужчина и девушка – они поднимаются по лестнице, заходят на балкон; не видят его, зато он превосходно видит их; останавливается и ждет.
Проходит несколько минут. Ришар выходит с балкона и стремительно несется вниз (он всегда скачет через две ступеньки). И Элен остается одна…
Нет, что-то тут не складывается – преступник не мог знать, что Ришар уйдет! Но чего же он тогда ждал?
А если так? Черная фигура вновь пошла по коридору – и вновь остановилась, но на сей раз при виде выходящего с балкона Ришара. По мраморной лестнице гулко разносятся его шаги… все дальше, дальше. Преступник снова движется вперед – и натыкается на Элен.
Почему она не закричала, не попыталась убежать? Возможно, они знакомы – а может, этот человек выглядит совсем безобидным? Он говорит «Привет!» или, скажем, «Что такая красивая девушка здесь делает?», подходит к Элен вплотную – и внезапно хватает ее за горло (хотя нет, она тоже успевает что-то сказать, скорее всего, именно эту реплику они с Томми и слышали, направляясь к лестнице).
Хватает за горло, душит – она отбивается, во время борьбы они задевают металлическую стойку. Наконец девушка обвисает замертво. Преступник опускает ее на пол и… наотмашь бьет по лицу (хотя Клодин знала, что произойдет, но невольно вздрогнула). Еще раз и еще…
И опять-таки – почему вдруг?! Ни в одной газете восьмилетней давности не было написано, что он калечил своих жертв! Или, может, об этом не писали из сострадания к семьям погибших девушек?
Вопросы, вопросы… И ни на один из них пока нет ответа.
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
Из дневника Клодин Конвей: «Не люблю болеть! Унизительно зависеть от какого-то дурацкого насморка…»
Спала Клодин в ту ночь плохо.
Раз за разом ей снилось, что она бежит по темному пустому городу, освещенному редкими фонарями. Позади слышны шаги преследователя, а воздух вокруг горячий и густой, как сироп, и каждое движение дается с трудом. Убийца уже совсем рядом, накидывает ей на шею удавку – и душит, душит…
На этом месте она обычно просыпалась – кое-как осознавала, что рядом никого нет, а дышать трудно из-за насморка, делала пару глотков уже остывшей воды с медом и вновь откидывалась на подушку.
Засыпать не хотелось – ведь там, во сне, ее ждал убийца, но сил встать не было, а глаза закрывались сами, и в какой-то момент она снова оказывалась в жаркой и душной темноте, а позади гулко отдавались нагонявшие страх шаги…
Наконец, едва за окном забрезжил рассвет, Клодин собралась с силами и встала. Чувствовала она себя не лучше вчерашнего, даже хуже: горло болело зверски, а все тело было покрыто липким противным потом.
Постояв пару минут под теплым душем, она приняла лекарства и, закутавшись в теплый халат, вытянулась на кресле, надеясь, что рано или поздно они подействуют и ей станет легче.
Обычно по утрам она пила кофе – это подбадривало и придавало сил. Но сегодня кофе не хотелось категорически, до тошноты, а спорить с собственным организмом Клодин не собиралась – ему виднее.
Почти сразу снова навалился сон. Она попыталась бороться с ним, но глаза не открывались, словно кто-то положил на веки тяжелую горячую руку.
…Снилась карусель – под веселый перезвон колокольчиков она крутилась быстро-быстро, так что не рассмотреть было, кто на ней сидит. Но вот поехала медленнее, затормозила – и с нее горохом посыпались детишки. Маленькие, чуть старше Томми, одетые в одинаковые черные костюмчики и острые желто-черные колпачки, как у средневековых шутов, они подбежали к Клодин и обступили ее, весело галдя и позванивая венчавшими колпачки бубенчиками.
«Вы кто?!» – смеясь, спросила она. «Мы вопросы! Мы вопросы! Вопросы!» – раздалось с разных сторон, и почему-то у Клодин не появилось ни малейшего сомнения, что это действительно вопросы – те самые, над которыми она ломала голову.
Один из ребятишек выскочил вперед, к самым ее коленям, и, задрав вверх личико, воскликнул: «Но ведь это же все так просто, миссис Конвей!»
– Миссис Конвей! – звонкий испуганный голос раздался уже не во сне – наяву, и Клодин ошалело вскинула голову.
В дверях стояла молоденькая горничная в форменном белом переднике и голубой шапочке.
– Миссис Конвей, что с вами?! – с ужасом повторила она.
– Ничего. Я спала, – просипела Клодин.
– Ой, вы так страшно лежали с открытым ртом и хрипели! А можно я у вас уберу, или лучше попозже? Мисс Хартцог сказала, что вы заболели. Как вы себя чувствуете?
Все это она выпалила подряд, не делая пауз и не давая вставить хоть слово. На миг у Клодин возникло искушение отмахнуться от беспокойной девчонки – пусть уберет позже – и, воспользовавшись тем, что вроде бы ей стало немного получше (по крайней мере, не снится уже никакая муть про убийства), залечь в постель и еще поспать. Авось удастся и с нахальным «вопросом» в колпачке с бубенчиком разговор закончить: что значит «все просто»? – ну-ка объясни, коли знаешь!
Но хорошее воспитание взяло вверх.
– Пока еще не очень. Но, надеюсь, к завтрашнему дню уже легче будет.
– Я могу вам как-то помочь?
– Вы не могли бы раздобыть где-нибудь чашку чая?
– Да-да, конечно, – закивала горничная. – Сейчас! – сорвалась с места и исчезла за дверью.
Вернулась она через несколько минут. Принесла на подносике большую, расписанную розами чашку и, улыбаясь, поставила на столик.
– Вот! Мисс Хартцог как раз заварила свежий.
Чай был крепкий, красновато-коричневый – даже несмотря на насморк Клодин почувствовала его ни с чем не сравнимый горьковатый аромат. Странное дело – она никогда не любила чай, но сейчас этот запах показался ей самым упоительным на свете.
– Я тогда у вас потом пропылесошу, после всех, – продолжала тараторить горничная. – Вам сахар дать?
– Да, – прохрипела Клодин.
– Если еще что-то понадобится, позвоните мисс Хартцог, она мне скажет.
– Спасибо.
Когда девушка скрылась за дверью, Клодин кинула в чашку пару кусочков рафинада, осторожно сделала глоток и откинулась в кресле, смакуя эти ощущения – и аромат чая, и терпкое сладковатое послевкусие во рту, и горячую волну, прокатившуюся по горлу и мгновенно заставившую отступить угнездившуюся там боль. Боже, как хорошо!
Она пила не торопясь, мадаже ленькими глоточками – каждый из них, казалось, растекался по всему телу, наполняя его живительным теплом; порой с сожалением поглядывала на чашку – какая бы большая она ни была, все равно рано или поздно кончится.
И вдруг… это произошло именно «вдруг», пришедшая в голову мысль не стала результатом размышлений – просто возникла сам собой, словно тоненький голосок под звон бубенчика чирикнул над ухом: «Это разные люди!»
От неожиданности рука Клодин дрогнула, чуть не расплескав остатки чая. Она аккуратно поставила чашку на поднос, пытаясь сообразить – почему, откуда возникла эта идея.
А в самом деле, что связывает «убийцу с бантиками» и человека, убившего Элен и напавшего на Лауру Ното? Только одно – эти самые бантики!
Но что если второй человек – имитатор? Или даже не имитатор, а просто, собираясь убить Элен, заметил где-то голубой бантик (банкетный зал был обильно украшен всякой праздничной мишурой, там могли быть и бантики!), вспомнил события восьмилетней давности и решил подбросить его на место преступления – навести полицию на ложный след?
Чтобы подтвердить свою гипотезу, ей нужны были ответы на несколько вопросов, и с этим, несомненно, мог помочь Дженкинс. Достав из кармана мобильник – ох нет, совсем разряжен! – Клодин нетерпеливо набрала номер; едва на том конце провода сняли трубку, сказала, стараясь не хрипеть:
– Здравствуйте, Дженк!
– Здравствуйте, Клодин! – сразу узнал ее сыщик.
– Дженк, у меня телефон почти разряжен. Есть что-нибудь новое?
– Нет, пока нет. Как вы себя чувствуете?
– Более-менее сносно, – ответила Клодин и с удивлением поняла, что не кривит душой: чувствовала она себя действительно куда лучше, чем полчаса назад. – Я кое-что спросить хочу…
– Да, я слушаю.
– Дженк, тогда, восемь лет назад – бывали ли случаи, чтобы убийца бил своих жертв по лицу? В газетах об этом ничего нет – я подумала, может, об этом не писали из уважения к семьям погибших девушек?
– Да что вы, журналюг не знаете?! – воскликнул сыщик. – Какое уважение – их хлебом не корми, дай только что-нибудь этакое… кровавое написать! – продолжил уже спокойнее: – Нет, ничего подобного не было. Он обращался с девушками, если можно так выразиться, даже бережно. То есть насиловал, душил – но потом клал в такое место, где на них не могли случайно наступить или наехать, волосы им расправлял… бантик этот вешал.
– Но ведь Элен не была изнасилована?
– Нет, там не было даже намека на какие-то действия… сексуального характера, – Дженкинс говорил чем дальше, тем медленнее. – И одежда мисс Карсак, и белье – все было в полном порядке.
– И когда преступник напал на Лауру Ноте, он сразу накинул ей на шею удавку – то есть опять же хотел именно убить?
– Клодин, к чему вы клоните? Вы думаете, что убийца Элен – это не тот человек, за которым мы охотились восемь лет назад?!
– Мне кажется, что да. Я хочу еще кое-что проверить…
– Клодин… – перебил сыщик; на миг замялся, словно колеблясь, сказать ли, но потом продолжил: – Только пожалуйста, будьте осторожны, не рискуйте, вы же понимаете, это… это убийца!
– Дженк, не беспокойтесь, я не собираюсь делать ничего опасного, – очевидно, бедняга решил, что она, подобно героиням боевиков, полезет сама что-то разнюхивать и может попасть в лапы маньяка, откуда ее придется вызволять неустрашимому и непобедимому герою. Но она не такая дура, а неустрашимый герой… увы, он «вне зоны приема». – Просто хочу одну вещь уточнить… в общем, я вам перезвоню.
Собралась Клодин минут за пятнадцать, из которых пять минут заняло закапывание в нос «чудо-капель» и пережидание последующего приступа боли. Зато теперь она могла дышать нормально, а не ртом, как забегавшаяся собака.
Натянула голубой велюровый костюм, который мог сойти и за спортивный, но и по городку в нем пройтись было не стыдно; на ноги – кроссовки, на лицо – самый минимум косметики, и вышла из номера.
В конце коридора стояла тележка с полотенцами, из открытой двери рядом доносился вой пылесоса. Клодин прошла туда, постучала по косяку.
– Ой! – испуганно обернулась знакомая горничная и тут же рассмеялась. – Вы меня опять напугали.
– Я ухожу, вернусь часа через полтора. Вы не знаете, как работает библиотека в культурном центре?
– С девяти до двенадцати, а потом с четырех до шести, – без запинки отрапортовала девушка.
– Спасибо, – кивнула Клодин и улыбнулась, вспомнив предостережение Дженкинса и его просьбу «не рисковать». Не будет же она ему докладывать, что всего лишь собирается сбегать ненадолго в библиотеку!
Когда она спустилась вниз, администраторша с серебристыми волосами аж подскочила за стойкой.
– Миссис Конвей? Вы что, идете на… пробежку? – спросила она чуть ли не с ужасом – очевидно, ее сбил с толку костюм Клодин.
– Нет, что вы. Просто есть кое-какие дела.
– Как вы себя чувствуете?
«Спросить или нет, как это получается, что она и утром, и днем, и вечером дежурит?» – подумала Клодин, а вслух сказала:
– Спасибо, намного лучше. И спасибо вам за чудесный чай!
– Рада, что вам понравилось, – мягко улыбнулась женщина. – Мы с сестрой сами составляем смесь, добавляем туда чуточку кардамона. Да, чуть не забыла – вот, – выложила на стойку ключи от машины. – Вы их вчера в замке зажигания забыли.
– Да, я вчера совсем себя плохо чувствовала. Температура была и голова болела невыносимо, – про запитые шампанским таблетки Клодин предпочла не упоминать. – Сама не помню, как доехала.
– А сейчас вы сможете вести машину? А то, если вам нужно что-то купить, давайте я кого-нибудь из девочек пошлю!
– Нет, спасибо, я никуда не собираюсь ехать. Я в библиотеку иду, – кивнула Клодин на видневшееся сквозь стеклянную дверь здание культурного центра. – Потом вернусь и буду отлеживаться.
Как говорится, дорога в ад вымощена благими намерениями. Иными словами, хотя Клодин планировала провести в библиотеке всего час-полтора, на самом деле это заняло куда больше времени.
Для начала она просмотрела сборник статей по криминальной психологии, потом залезла в интернет и нашла довольно интересную монографию о построении информационной модели действий серийного убийцы.
Ученые расходились во мнениях – одни утверждали, что совершив несколько схожих преступлений, убийца под влиянием какого-то фактора может внезапно изменить свой «почерк», другие – что, несмотря на эти изменения, останутся какие-то признаки, благодаря которым связь с предыдущими убийствами будет очевидна. Но все сходились в одном: мотив преступлений остается неизменным, то есть сексуальный маньяк не превратится внезапно в «миссионера», охотящегося на женщин определенного типа лишь потому, что они, по его мнению, «посланницы дьявола».
«Вот оно! Вот!» – читая это, повторяла про себя Клодин – мнение ученых подтверждало ее гипотезу о двух разных людях: если «убийца с бантиками» насиловал своих жертв, то ни в убийстве Элен, ни в нападении на Лауру не имелось ни малейшего сексуального подтекста.
