Текст книги "Маленькие женские тайны"
Автор книги: Мери Каммингс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 20 страниц)
Мери Каммингс
Маленькие женские тайны
Часть первая
ЗЕЛЕНОГЛАЗОЕ ЧУДОВИЩЕ
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Из дневника Клодин Конвей: «И они еще смеют утверждать, будто мой дом – моя крепость?!»…
Что сделает любая нормальная женщина, если, войдя в собственную квартиру, вдруг обнаружит в холле двух незнакомых мужчин, которые бесцеремонно схватят ее, ткнут лицом в стену и примутся в четыре руки общупывать и лапать?
Естественно, завизжит во все горло!
Именно так и поступила Клодин Конвей, когда, вернувшись из двухнедельного турне по Скандинавии, попала в описанную ситуацию.
Но уже в следующий миг, едва чья-то пятерня коснулась ее зада, испуганный визг перешел в гневный вопль. Ужом вывертываясь из державших ее рук, Клодин пнула кого-то ногой – судя по сдавленному вскрику, попала в цель – и развернулась спиной к стене, выставив вперед свое единственное оружие – дюймовые ногти, покрытые алым лаком.
В руке у одного из насильников появился пистолет.
– Руки вверх!
– Черта с два! – рявкнула Клодин. – В чем дело, кто вы такие?!
На шум из соседней комнаты появились еще двое – Томми, ее муж и… хорошенькая юная девушка, которая, прижавшись к нему, обхватила его плечо так, словно без его поддержки не смогла бы устоять на ногах.
– Все в порядке. Это моя жена, – сказал Томми. Встретившись с Клодин глазами, вроде бы чуть смутился – но супружескую обязанность выполнил: отцепился от девицы, подошел и поцеловал. Со словами «Здравствуй, милая!», но совсем неинтересно, будто она была его семидесятилетней тетушкой, а не женщиной, на которой он женат меньше года и которую не видел целых две недели.
– Она мне брюки порвала! – сказал сбоку недовольным тоном один из насильников – тот, что повыше.
Мельком взглянув на него, Клодин отметила, что пострадали не только брюки – вокруг дырки на бедре расплывалось кровавое пятно. Каблук-шпилька, да еще на умелой ноге – смертоносное оружие!
– А нечего было меня за задницу хватать, – парировала она и с удовлетворением заметила сдвинутые брови Томми и сердитый взгляд, брошенный им в сторону сослуживца.
В том, что эти якобы насильники – на самом деле коллеги ее мужа, то есть сотрудники контрразведки, она уже не сомневалась. Но что они здесь делают и что это за девица?
– Познакомься, это Фред Перселл, – подтвердил ее догадку Томми.
Высокий сухопарый брюнет лет сорока, который грозил ей пистолетом, уже успел спрятать свое оружие и обаятельно улыбнулся.
– Здравствуйте, миссис Конвей.
Клодин машинально улыбнулась в ответ и кивнула ему.
– А это – Девин Брук.
Переживавший из-за брюк мужчина со вздохом распрямился. Светлые волосы с безупречным пробором и правильные черты молодого гладкого лица делали его похожим на манекен.
– Добрый вечер. Вы уж простите, что так получилось.
– Вы тоже извините, я не знала…
– А это – Арлетт, – указал Томми на девицу. – Арлетт Лебо.
Секунды Клодин хватило, чтобы оглядеть девушку снизу доверху – от стройных ножек, едва прикрытых коротким, до середины бедра, белым халатиком, и до золотисто-рыжих волос, благонравно связанных в хвостик на затылке. Отдельные прядки-спиральки выбивались из-под заколки, образуя ореол вокруг нежного овального личика с широко раскрытыми зеленовато-прозрачными глазами, опушенными темными ресницами. Гладкая нежная кожа, розовый, словно припухший от поцелуев рот… нет, сказать нечего – девчонка и впрямь была очень… очень хорошенькой.
– Здравствуйте! – щебечущим голоском поздоровалась она и бросила на Томми полуиспуганный вопросительный взгляд, лучше всяких слов говоривший, что слабая девушка срочно нуждается в заступничестве сильного мужчины. Клодин и сама неплохо умела бросать такие взгляды – специально когда-то отрабатывала перед зеркалом.
– Все в порядке, дорогая, – покровительственно кивнул Томми. Осознание того факта, что последнее слово адресовано не ей, стало для Клодин шоком.
– Арлетт в настоящее время гостит у нас. Я тебе сейчас все объясню, – а вот это уже, вне всякого сомнения, было адресовано ей. – Пойдем, ты наверное хочешь переодеться с дороги.
Положил ей руку на плечо, слегка подтолкнул в сторону спальни.
Покорно двигаясь в указанном направлении, Клодин искоса глянула на Арлетт и уловила в ее глазах недовольную искру, словно то, что они с Томми уходят вместе, ее каким-то образом задевает.
Впрочем, через мгновение рыжая тинэйджерка уже щебетала, обернувшись к Девину:
– Это можно зашить, ничего и видно не будет! Дырочка же совсем маленькая! Я хорошо умею шить, я…
Тяжелая дверь закрылась, надежно отгородив их с Томми от звонкого тоненького голоска.
Сошвыривая на ходу туфли, Клодин прошла вглубь спальни; бросила на край кресла жакет, собралась стянуть с себя пуловер, и тут ее обняли сзади две руки, очень сильные – и очень знакомые.
Она возмущенно передернулась – необходимо было показать мужу, что она на него сердится: какого черта в доме полно посторонних людей?!
В ответ руки скользнули под пуловер, потянули, прижимая к оказавшемуся позади нее крепкому телу. Волоски на ее затылке встали дыбом от коснувшегося их теплого дыхания.
Ну нет! Клодин заизвивалась, высвобождаясь: она сердита, и точка! И пусть он немедленно – немедленно! – объяснит ей, что же все-таки происходит и что это еще за «гостья» в непотребном куцем халатике?!
Руки не отпускали, наоборот – ловко развернули ее на сто восемьдесят градусов.
– Ну, что ты можешь сказать в свое оправдание? – сурово спросила она, в упор глядя в оказавшиеся совсем близко веселые глаза мужа.
– Я соскучился, – сказал он, этими простыми словами начисто обезоружив ее. И поцеловал – уже по-настоящему, так, что все накопившиеся вопросы вылетели у Клодин из головы.
Лишь когда, стащив пуловер, он впился губами ей в шею и стало совершенно ясно, что у него на уме, она вспомнила и попыталась воспротивиться:
– Ты что! Люди же!..
– Я дверь запер… – пробормотал Томми, но потом все же отстранился и взглянул на нее шальными глазами. – Ну, быстро говори, да или нет!
«А вот ни за что не скажу «да»!» – подумала Клодин. Вслух же мурлыкнула:
– Ры-ыжий, ты – сексуальный маньяк!
– А что же мне делать, если ты такая возмутительно красивая! – ответил он своей излюбленной фразой.
Прошло минут двадцать, прежде чем Клодин вновь обрела способность связно говорить. Но говорить не хотелось – хотелось лежать, уткнувшись под мышку мужу, чувствовать его тяжелую руку у себя на плече, тепло его тела… чувствовать себя дома.
– Я думал, ты только на следующей неделе приедешь… – первым нарушил Томми молчание.
– Потому и приволок сюда эту девицу? – ехидно спросила Клодин.
– Да это по работе, – отмахнулся он.
Все ясно… почему-то она так и думала!
– Она что – тоже ваш сотрудник?
– Нет. Мы ее охраняем.
Он замолчал, сочтя, похоже, объяснение исчерпывающим, но Клодин нетерпеливо подтолкнула его в бок.
– Охраняете? А ее что – кто-то собирается убить?
– Возможно, – тон Томми показывал, что он не намерен развивать эту тему.
– Что значит «возможно»? – Клодин, в свою очередь, не собиралась отступать. – Я все-таки должна знать, с чем дело имею! А может, нам завтра в окно ракету запулят!
– Сомневаюсь… – покачал головой Томми. – Нет, вряд ли.
Только теперь до Клодин дошло, что он и впрямь какую-то долю секунды прикидывал, не выстрелят ли им в окно ракетой.
– А кто вообще такая эта Арлетт? – несмело спросила она.
Томми ответил не сразу – лежал, глядя в потолок с таким видом, будто мерцающие на нем отблески света были какими-то тайными письменами.
– Арлетт – француженка, – начал наконец он. – Ей семнадцать лет, она дочь человека, который… м-мм… иногда помогал нам кое в чем…
Снова замолчал. Клодин стоически ждала: вышла замуж за сотрудника контрразведки – терпи, сейчас он наверняка прикидывает, что может ей сказать, а что нет.
– Неделю назад ее отца убили, – продолжил он в тот момент, когда Клодин потеряла всякую надежду в ближайшем столетии услышать еще хоть что-нибудь вразумительное. – А еще через день, поздно ночью, в их квартиру кто-то попытался вломиться. Хорошо, Арлетт услышала шум – догадалась запереться в своей комнате, придвинуть к двери шкаф и позвонить нашему сотруднику. Когда приехала опергруппа, преступники убежали. Но стало ясно, что девочку оставлять там одну нельзя. Тем более что, возможно, она… м-мм… владеет определенной информацией, которая может быть нам полезна. Ну и вот, нам поручили ее охранять.
– Но почему у нас дома?!
– А это я предложил, – не моргнув глазом, безмятежно сообщил Томми. – Квартира у нас большая, расположена удобно – и от Темз Хаус[1]1
Темз Хаус – здание в Лондоне, где расположена штаб-квартира МИ-5.
[Закрыть] близко, и посторонних людей вокруг куда меньше, чем в каком-нибудь отеле.
– Да, но почему ты мне ничего не сказал?! Мы с тобой позавчера разговаривали – и ты даже словом обо всем об этом не обмолвился!
– Ну ты же сама понимаешь, что это не телефонный разговор.
– Мог бы хоть как-то намекнуть! – не уступала Клодин.
– Как?
В самом деле, как? Она представила себе, что стоит на съемочной площадке с прижатым к уху сотовым телефоном и выслушивает рассказ Томми о юной француженке, которую он временно, пока ее нет, поселил в их квартире… Бр-рр!
– Я думал, ты позже приедешь, – словно оправдываясь, повторил он.
– Да… и ты бы мне тогда вообще ничего не рассказал!
– Почему, рассказал бы… – ответил Томми, но что-то в его интонации заставило Клодин усомниться в том, что этот рассказ был бы полон. – А правда, чего ты так рано приехала? Мы с тобой позавчера разговаривали, и ты мне даже словом об этом не обмолвилась! – ее же собственными словами с ухмылкой упрекнул он.
– Мы закончили на пять дней раньше. Ну, и я решила сделать тебе сюрприз. Я бы еще часа на два раньше приехала, но с багажом разбиралась. Представляешь – оба моих чемодана в аэропорту потеряли! – она вздохнула. – А теперь, получается, и ты мне не рад совсем…
– Ты так считаешь? – Томми притянул ее к себе. – Ты правда считаешь, что я тебе не рад?
– Нет, – улыбнувшись, покачала головой Клодин.
– Не представляю, как я раньше без тебя жил… Другая женщина за то, что я в ее отсутствие в квартире устроил, наверняка бы закатила скандал, а ты… ты все сразу поняла!..
«Психолог доморощенный! – полусердито подумала она. – После такого заявления высказывать ему претензии действительно как-то не с руки – для того, небось, и распинается!»
– И еще ты… – вдохновенно продолжал ее муж. Увы, Клодин так и не узнала, каким комплиментом он собирался ее наградить: объяснение было прервано негромким стуком в дверь.
Томми настороженно вскинулся:
– Кто там?!
– Конвей, ты извини, но тут… – раздался из-за двери мужской голос, – Арлетт испекла торт в честь приезда твоей жены и… и стесняется позвать вас. – Чувствовалось, что говоривший и сам смущен.
– Да, хорошо, мы сейчас придем, – отозвался Томми. Вздохнул, погладил Клодин по щеке. – Нужно вставать – девочка старалась, неудобно…
Девочка старалась!..
Едва сказав это, Томми вылез из-под одеяла, умылся, оделся и ушел, бросив на ходу: «Одевайся скорей и приходи!»
Ну как же – девочка ведь старалась! Ах-ах!
Клодин сместилась в теплую ямку, оставленную его телом, и лежала, глядя в темное окно и чуть ли не зубами скрежеща от злости.
Конечно, работа работой – но устроить из их квартиры какой-то палаточный лагерь… нет, это уж слишком! Вопреки привешенному ей ярлыку «все понимающей подруги жизни», ее так и тянуло высказать Томми свое мнение по этому поводу. Если бы в доме не было посторонних людей, она бы, наверное, так и сделала (хотя, с другой стороны, тогда и говорить бы было не о чем).
Работу мужа Клодин не любила. С самого начала, связывая свою жизнь с офицером «тайной службы Ее Величества», понимала, на что идет, понимала важность этой работы – но не любила ее, как любая женщина не любит соперницу, отнимающую у нее внимание любимого мужчины.
Приходилось молча терпеть и испорченные его внезапными командировками уикенды, и поздние возвращения домой… А сколько раз, разговаривая с Томми, она внезапно замечала, что он едва слушает ее, думая о чем-то своем! Замолкала – порой он спохватывался лишь через полминуты, бегло виновато улыбался – и они оба знали, что это опять какие-то служебные проблемы не дают ему покоя и не желают отпустить даже дома.
А сейчас его работа нашла свое, так сказать, «материальное воплощение» – в виде хорошенькой рыженькой девушки со щебечущим голоском.
Нет, Клодин не ревновала – да кто эта девчонка вообще такая, чтобы к ней ревновать?! Но показать ей, кто в этом доме законная жена, а кто всего лишь, так сказать, «служебная обязанность», несомненно, стоило – причем так, чтобы это было понятно лишь самой Арлетт, для всех же прочих постараться выглядеть преисполненной доброжелательности и приветливости.
Она сама не понимала, почему юная француженка вызывала у нее столь острую антипатию. Возможно, сказалось то, как Арлетт в первый момент, когда Клодин ее увидела, прижималась к Томми, может – недобрая искорка во взгляде прозрачнозеленых глаз, а может, это было нечто сродни любви с первого взгляда, но со знаком минус.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Из дневника Клодин Конвей: «Черта с два я отсюда уеду – это мой дом! И мой муж! И, кстати, я никогда раньше не замечала в нем особого пристрастия к сладкому…»
Одежду для выхода на кухню Клодин выбирала тщательно – чтобы и впечатление произвести, и при этом не слишком наряжаться: она у себя дома, сегодня обычный вечер, а не какой-то званый прием.
Поэтому – никаких украшений, разве что скромные сережки с жемчугом. Никаких шикарных нарядов, обычные джинсы – сшитые на заказ, а потому сидящие идеально. К ним – ярко-красная блузка от Зингари, новомодного итальянского модельера; вроде бы простая, но скроена так, что широкий ворот то и дело сползает, провокационно открывая плечо – не костлявое, как у большинства моделей, а вполне женственное.
На ноги – босоножки из тонких золоченых ремешков…
Перед тем, как выйти из комнаты, она в последний раз оглядела себя в зеркало: глаза горят ярко, как у кошки, светло-медовые волосы волной спадают на плечи, блузка красиво оттеняет белую кожу (кстати, в сочетании с рыжими волосами Арлетт эта же блузка смотрелась бы просто ужасно).
Покусала губы, чтобы выглядели покраснее.
Все, можно идти!
Когда Клодин вышла на кухню, там царила полнейшая идиллия. Арлетт, словно королева на троне, восседала во главе стола на высоком стуле, который обычно стоял у барной стойки. Вокруг, на табуретках, расположились мужчины.
Судя по всему, она только что сказала что-то очень забавное – звуки смеха были слышны аж в коридоре.
– Ну чего ты так долго! – завидев Клодин, упрекнул ее Томми. – Мы же тебя ждем, торт не режем!
– Извините, что задержалась! – улыбнулась она. – Я просто не могла не принять душ после… – приопустив ресницы, чуть замялась: намекнуть девчонке, чем они с мужем только что занимались, тоже не помешает. – О-о, какая прелесть!
Торт действительно впечатлял. Шоколадный, густо покрытый пекановыми орехами, он выглядел очень аппетитным – и о-очень калорийным.
На секунду Клодин подумала, что изготовление этого торта было замыслено Арлетт как мелкая гадость, направленная персонально против нее. Наверняка девчонка догадывается, что Клодин, как и все фотомодели, придерживается строгой диеты (об этом часто пишут в женских журналах), и хочет, чтобы теперь, сидя рядом с этим шоколадным шедевром, она мучалась и облизывалась лишенная, возможности его попробовать!
С другой стороны, для того, чтобы изобрести столь утонченную пакость, нужно быть не только умной, но и весьма остроумной – едва ли семнадцатилетняя девчонка до такого додумается.
«Как бы там ни было – а вот не буду! – решила Клодин. – Не буду мучаться – возьму да съем кусочек!»
Проходя мимо Томми, она легонько поерошила ему волосы на затылке и присела на свободную табуретку справа от него. Весело сказала:
– Давайте пробовать – мне уже не терпится! Наверное, честь разрезать этот шедевр принадлежит его автору?!
– Ой, нет! – воскликнула Арлетт. – Томми, нарежь ты – у тебя лучше получится!
«Какого черта, что это еще за «Томми», когда он ее чуть ли не вдвое старше?!» – вспылила Клодин (увы, только про себя), глядя, как ее муж встает с ножом в руке.
Ей достался первый кусок. Самый большой. С орехами, покрывавшими его чуть не сплошняком.
«Завтра – лишний круг по парку и пятнадцать… нет, двадцать минут на велотренажере!» – мысленно «прописала» она сама себе средство, способное утихомирить душевные терзания по поводу столь вопиющего нарушения диеты – и отломила вилочкой первый кусочек.
О-оо… ах-хх… у-уу… членораздельных слов в голове не осталось, только бессвязные возгласы восхищения. На несколько секунд Клодин забыла про все, отдавшись неподражаемому ощущению сладости, аромату какао и ванили и горьковатому послевкусию тающего на языке шоколада.
– Потрясающе! – выдохнула она, глядя на Арлетт почти с благодарностью. – Просто потрясающе!
Судя по тому, как, дожевывая, закивали и замычали мужчины, они придерживались того же мнения.
– Миссис Конвей, а разве вы такой торт не делаете? – наивно приподняв бровки, прочирикала Арлетт.
– Э-ээ… нет, – как ни хотелось ответить «Да, а как же – разумеется!» – но при Томми врать было неудобно.
В принципе Клодин готовила неплохо – могла сделать и вполне приличный обед, и салат, и омлет на завтрак, но до таких вершин кулинарии никогда не поднималась.
– Извините, – француженка, как бы в смущении, затрепыхала ресницами, – я просто подумала… Томми же так любит сладенькое!
Если мастерски сделанный торт и породил в Клодин какое-то подобие симпатии к девушке, то после этих слов оно бесследно исчезло.
Сидевший напротив нее Фред Перселл заметил со вздохом:
– Обалдеть! В жизни ничего подобного не ел!
– Фредди, положить тебе еще кусочек? – повернулась к нему Арлетт. – А вам, миссис Конвей?
– Да, пожалуйста, – кивнула Клодин.
В свое время, приехав в Англию, ей было трудно привыкнуть к тому, что здесь даже хорошо знакомые люди называют друг друга «мистер такой-то» и «миссис такая-то», на имена же переходят редко; часто тянуло сказать кому-нибудь: «Пожалуйста, зовите меня просто Клодин» – приходилось напоминать себе, что тут так не принято.
Интересно, куда девается вся эта английская чопорность, когда речь идет о кокетливой, приторно-миленькой француженке? Похоже, никого из сотрудников МИ-5 не коробит то, что для Арлетт они уже просто Томми, Фредди и… как его там? – Дэви.
Клодин подумала, что лично она ни за что не «сократит дистанцию» и не позволит тинэйджерке называть ее по имени.
Второй кусок торта она ела уже медленно, смакуя; порой искоса посматривала на Арлетт. Девушка выглядела очень юной и невинной, с длинными, загибающимися на концах ресницами и чистой белой кожей – такой белой, какая бывает лишь у рыжеволосых. Несколько веснушек на переносице не портили ее облик, а лишь придавали пикантность остренькому носику.
И на весь этот облик накладывался некий легкий флер чувственности, как у героини фильма «Развод по-итальянски». Да, вот кого Арлетт напоминала – Стефанию Сандрелли!
– Кофе будешь? – Томми положил ей руку на плечо.
– Да, конечно, – кивнула Клодин.
Он встал.
– Кто еще будет кофе… чай?
Перселл и Брук попросили чай, Арлетт, чуть поколебавшись, последовала их примеру.
Томми зарядил кофеварку, поставил чайник. Клодин знала, что он тоже будет пить кофе – англичанин ей в мужья достался нетипичный, к традиционному английскому напитку относившийся без всякого трепета.
Она следила глазами, как он достает из шкафчика чашки, как ставит на поднос сахарницу, поворачивается к холодильнику… как вдруг нечто, увиденное – точнее, не увиденное ею, заставило Клодин тревожно вскинуться. В уголке рядом с холодильником, где обычно стояла кошачья миска, было пусто!
– Томми, а где Дино?! – испуганно выпалила она.
До сих пор Клодин предполагала, что, деморализованный присутствием в доме посторонних людей, кот отсиживается в своем любимом убежище – под диваном в библиотеке, и собиралась сразу после ужина пойти и поутешать беднягу. Но миска, куда делась миска?!
Томми опустил глаза.
– Ну… понимаешь, у Арлетт аллергия на кошек, и нам пришлось Дино временно отдать в пансион…
– Он испачкал мои тапочки! – обиженно перебила Арлетт. – Я пыталась их отмыть, и чихала, и чихала, и все равно их пришлось выбросить. А потом у меня весь вечер нос был распухший!
Что? Тапочки?
На добрые десять секунд Клодин застыла, пытаясь переварить услышанное.
Испачкал тапочки…
– Клодин… Клодин, что с тобой?! – вывел ее из ступора голос Томми. Оказывается, он уже поставил перед ней чашку с кофе.
– А? Нет, ничего. Спасибо! – чтобы скрыть замешательство, она взглянула на своего соседа слева и спросила первое, что пришло в голову:
– Мистер Брук, как ваша нога, я ее не очень поранила?
– О нет, ничего страшного, – вежливо улыбнулся тот. – Простая царапина.
Он уже переоделся в другие брюки – серые, с безупречной стрелкой.
– Я всегда говорил, когда обыскиваешь женщину на каблуках, держись от нее сбоку, – без тени сочувствия заметил Томми. – Только сбоку! Тебе крупно повезло, дюймов на шесть выше – и все, кранты.
Клодин мысленно согласилась – попади она повыше… большинство мужчин и впрямь предпочли бы смерть такому ранению!
– Увы, – шутовски развел руками Брук, – там, где я учился, в такие тонкости обращения с женщинами нас не посвящали. – В интонации его Клодин почудился едва заметный оттенок злой иронии.
– Я тебе потом покажу, как правильно надо обыскивать, – добродушно усмехнулся Томми.
– Ой, Томми, а ты покажи сейчас! – воскликнула Арлетт. – На мне, на мне покажи! – не дожидаясь его согласия, вскочила, повернулась лицом к стене, оперлась на нее ладонями и картинно выставила попку.
Томми снисходительно пожал плечами, будто взрослый, уступающий детскому капризу. Встал, подошел к Арлетт – и внезапно левой рукой сгреб оба ее запястья и прижал к стене; правой же быстро общупал ее тело от колен и выше.
Арлетт при этом изо всей силы выпячивала задик, чуть ли не виляла им; в какой-то момент пискнула: «Ой! Ой, щекотно!»
Чтобы не заскрежетать зубами, Клодин попыталась в уме умножить двадцать восемь на тридцать семь. Не вышло, сбилась.
– Все, – кивнул Томми, отпуская Арлетт. Вернулся за стол и взглянул на Брука. – Ну вот, примерно так это делается.
– Спасибо за науку, – вежливо улыбнулся тот, но в тоне его, явственнее чем прежде, послышалась неприязнь.
– Кажется мне, или Брук действительно к тебе не слишком расположен? – спросила Клодин, когда они с Томми наконец оказались вдвоем.
Она ушла из-за стола первой – сослалась на усталость, извинилась и прямиком отправилась в спальню. Переоделась в халат, тщательно, до блеска расчесала волосы – а потом просто сидела у трюмо и смотрела на себя в зеркало. На душе было паршиво до невозможности.
Ждала, что вот-вот придет Томми, но он все не приходил.
Наконец дверь открылась – сразу как будто легче дышать стало.
Проходя мимо, он бегло погладил ее по плечу, сел на кровать и принялся раздеваться. Вот тут Клодин и задала ему этот вопрос.
– Он итонец. В Итоне учился, то есть, – пояснил Томми. – А я, по его понятиям, никто: сельская школа да армия – вот и все образование. И сейчас он рассчитывал, что старшим группы его назначат. А назначили меня. Ну и он, конечно, недоволен.
В зеркале ей было видно, как он снимает брюки и вешает их на спинку кресла, как идет к ней… На плечи легли теплые руки.
– Ты на меня очень сердишься?
Клодин, не оборачиваясь, вздохнула.
– Да нет…
Томми нагнулся, зарылся лицом ей в волосы.
– Ну, меня-то не обманывай. Я же вижу, как тебе это все поперек горла!
Клодин покачала головой, мысленно поправила: «Не «это все»… Не «это все», а молоденькая француженка, которая даже при мне без всякого стеснения флиртует с тобой и смотрит так, будто вот-вот готова вонзить в тебя коготки!»
– А может, тебе лучше уехать? – спросил он вдруг.
– Что? – от неожиданности она обернулась. – Куда?
– Н-ну… – замямлил Томми, уже сам поняв, что со своим предложением несколько перегнул палку, – в Штаты, к родителям. Ты, кажется, собиралась их после Рождества навестить…
– Ты меня прогоняешь?!
– Нет, но… ну, или через день-два мы, наверное, сможем перебраться в другое место.
Мы? Он сказал «мы», имея в виду себя с этой… с этой сладенькой нимфеточкой?!
«Э, нет! – подумала Клодин. – Пусть уж лучше будут здесь, на глазах!»
Вздохнула, покачала головой.
– Да ладно, оставайтесь… Надолго это все?
– Послезавтра – похороны отца Арлетт. Где-то через неделю после этого она уедет.
– Куда?
– Во Францию. Там ее мать живет, – рассеянно объяснил Томми. Пальцы его зарылись Клодин в волосы, легонько погладили по шее. – Ну что – пойдешь со мной в душ?
– Нет. Устала, – мотнула она головой. – Самолет и… В общем, сегодня я – пас.
Он сочувственно потрепал ее, взлохматив с таким старанием расчесанные волосы.
– Ложись… Я постараюсь побыстрее, – направился к ванной, но на пороге обернулся: – Пожалуйста, будь поласковее с Арлетт – девочка всего неделю назад потеряла отца.
Клодин стиснула зубы так, что показалось – сейчас они хрустнут, с трудом преодолевая искушение с размаху запустить в него чем-нибудь потяжелее.
Вернулся он действительно быстро, залез под одеяло со своей стороны и привалился к ней – теплый, налитой.
Она повернулась к нему, обняла – Томми пробурчал нечто вроде «Угу…» и через минуту уже спал, ровно и уютно посапывая.
Когда год назад Клодин объявила, что выходит замуж за Томми Конвея, многие коллеги и знакомые ее, мягко говоря, не поняли: преуспевающая фотомодель, «лицо» фирмы «Солей» – и никому не известный инженер из компании «Дженерал моторс» (о том, что на самом деле он работает в МИ-5, Томми просил никому не говорить)…
К тому времени их отношения продолжались уже полтора года, но даже те подруги, которые знали, что у нее есть бойфренд в Англии, считали, что он по меньшей мере лорд. А когда Клодин пыталась это отрицать, смеялись: «Темнишь, темнишь! Он что – женат, да?!»
И вдруг – такой мезальянс! Не лорд, не миллионер и не какой-нибудь писаный красавец, который любую женщину заставит потерять голову…
Да, если смотреть со стороны – наверное, она могла бы найти себе мужа куда богаче и красивее, который к тому же не проводил бы столько времени на работе, не уезжал бы внезапно в какие-то непонятные командировки… Но только… только этот человек не был бы Томми.
После двух с лишним лет знакомства и почти года замужества Клодин все еще была влюблена в собственного мужа – так сильно, что сама даже немного стеснялась этого чувства. Могла оценить объективно: да, не красавец, ничего особенного, видала она и покрасивее мужчин – и до сих пор засматривалась на то, как он движется, как поворачивает голову, как улыбается…
Он был веселый и умный, и добрый, и надежный, и понимал ее чуть ли не с полуслова. И любил. Когда он сказал однажды: «Ты самое лучшее, что со мной случилось в жизни!», Клодин поверила, что это не просто слова – и до сих пор продолжала верить. И все-таки…
Странно, но до сих пор она никогда не ревновала его к другим женщинам. К работе – да, ревновала так, что самой порой становилось стыдно. А к другим женщинам – нет, как-то с самого начала даже в голову не приходило, что Томми – ее Томми – может кем-то увлечься, закрутить за ее спиной какую-нибудь интрижку.
И теперь в это тоже, в общем-то, не верилось. Тем более, рассказать кому, что одним из поводов для ревности является поведение кота, люди бы наверняка посмеялись. И все-таки…
Вот именно – и все-таки…
Своего кота Клодин знала куда дольше, чем мужа – целых пять лет; вырастила его из крошечного, помещавшегося в пивной кружке котенка. И чутью его доверяла едва ли не больше, чем своему собственному.
Дело в том, что хотя Дино и не был кастрирован, но котом он был культурным и воспитанным и почти не метил. Исключение составляла обувь людей, имевших, что называется, «виды» на его хозяйку – каким-то непостижимым образом он безошибочно отличал их от ее приятелей и деловых знакомых.
Выйдя замуж и переехав в Лондон, Клодин, естественно, взяла Дино с собой. Некоторое время кот бурно протестовал против присутствия в доме Томми – чуть ли не месяц приходилось прятать его ботинки в стенной шкаф, а тапки в тумбочку – но потом, поняв, очевидно, что выжить «третьего лишнего» не удастся, как-то в одночасье принял его: стал брать из рук ветчину и забираться на колени, когда тот устраивался перед телевизором; покушения на ботинки тоже прекратились. С тех пор в семье царили мир и благодать.
Но никогда – ни разу до сих пор Дино не интересовался обувью женщин! И первое, что пришло в голову Клодин, когда она услышала про тапочки Арлетт – а не хотел ли кот таким образом дать понять окружающим: «Меня-то не проведешь: эта – рыжая, с писклявым голосом имеет виды на моего хозяина!»
Да нет, чепуха, ну как можно об этом всерьез думать?! Она встряхнула головой и призвала на помощь здравый смысл.
«Конечно, чепуха, – подтвердил тот. – Такая же чепуха, как переживать из-за глупенькой кокетливой семнадцатилетней девчонки. Для Томми она всего лишь часть очередной операции.»
«Угу…» – отчетливо донеслось вдруг с соседней подушки.
– Вы что – сговорились? – от неожиданности вслух, шепотом спросила Клодин.
Томми вновь промычал что-то, несомненно утвердительное – и открыл глаза.
– Эй! Ты чего не спишь?
– Я сплю, – недовольно ответила Клодин.
– Ну так и спи! – буркнул он и закинул ей на бок тяжелую теплую руку. – Не ерзай.
«В самом деле – давай-ка спать, – приказала она самой себе. – Завтра будет новый день – посмотрим, может, все не так уж и страшно…»
