Текст книги "Король ворон (ЛП)"
Автор книги: Мэгги Стивотер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 21 страниц)
Никто из них не говорил. В трейлере горел свет, но силуэтов в окнах не было видно. Ронан не выключил фары, чтобы они светили прямо на переднюю часть трейлера.
– Зачем мы здесь? – спросил он.
– Неправильный дьявол, – спокойно ответил Адам.
Не так давно в суде рассматривалось обвинение, выдвинутое против его отца. Адам знал, что Ронан праведно негодовал по его итогам: Роберт Пэрриш, начинающий преступник в глазах суда, отделался штрафом и испытательным сроком. Просто Ронан не понимал, что победа заключалась не в наказании. Адаму не нужно было, чтобы его отца посадили за решётку. Ему нужно было, чтобы кто-то посмотрел на их ситуацию со стороны и подтвердил, что преступление имело место быть. Адам его не выдумал, не спровоцировал, не заслужил. Так сказано в вердикте суда. Роберт Пэрриш виновен. Адам Пэрриш свободен.
Ну, почти. Он был всё ещё здесь, смотрел на трейлер. Его пульс смиренно барабанил в желудке.
– Зачем, – повторил Ронан, – мы здесь?
Адам покачал головой, его глаза всё ещё смотрели на трейлер. Ронан всё ещё не выключил фары, и Адам знал, часть его надеялась, что Роберт Пэрриш выглянет за дверь, чтобы посмотреть, кто к ним приехал. Часть Адама тоже этого хотела, но дрожа, будто ожидая очереди к стоматологу, чтобы просто выдернуть зуб и покончить с этим.
Он почувствовал на себе взгляд Ронана.
– Зачем, – сказал Ронан в третий раз, – мы в этом грёбаном месте?
Но Адам ничего не ответил, потому что открылась дверь.
Роберт Пэрриш встал на ступеньки, нюансы его выражения лица смывал свет фар. Однако Адаму и не требовалось видеть его выражение лица, потому что большая часть отцовских чувств была передана телом. Вектор его плечей, изгиб его шеи, изгиб его рук в вялый капкан ладоней. Из чего Адам понял, что отец узнал машину, и он точно знал его чувства по этому поводу. Адам ощутил странную дрожь, вызванную страхом, который был совершенно не связанным с его сознательными мыслями. Кончики его пальцев оцепенели от выброса хорошей порции адреналина, несмотря на то, что разум не отдавал приказа телу его вырабатывать. Его сердце пронзили шипы.
Отец Адама просто стоял и смотрел. А они сидели в машине и смотрели на него. Ронан был взвинчен и закипал, одну руку опустив на дверь.
– Не надо, – попросил Адам.
Но Ронан всего лишь нажал на оконную кнопку. Тонированное стекло с шипением опустилось. Ронан положил локоть на край дверцы и продолжил пристально смотреть в лобовое окно. Адам знал, что Ронан осознавал, каким он мог быть, и не смягчился, глядя сквозь траву на Роберта Пэрриша. Взгляд Ронана Линча был змеёй на асфальте, которая преграждала вам дорогу. Запаленный фитиль, оставленный на вашей подушке. Вам ничего не оставалось, только сжать губы посильнее и глотать свою кровь.
Адам тоже смотрел на своего отца, но безучастно. Адам был там, и он был в Энергетическом пузыре, и он был в трейлере одновременно. С отчуждённым любопытством он отметил, что не участвует в процессе должным образом, но, несмотря на то, что он обратил на это внимание, Адам продолжал существовать в трёх гранях.
Роберт Пэрриш не двигался.
Ронан сплюнул в траву – праздный, не угрожающий никому жест. Затем он убрал подбородок обратно в салон, обливая презрением всё вокруг, и, не произнеся ни слова, поднял окно обратно.
Внутри БМВ безмолвствовал. Было так тихо, что, когда подул ветер, стали слышны даже сухие листья, ударяющиеся о шины.
Адам коснулся того места на запястье, где обычно носил часы.
– Я хочу забрать Девочку-Сиротку, – сказал он.
Ронан, наконец, взглянул на него. Адам ожидал увидеть бензин и гравий в его глазах, но у Ронана было такое выражение лица, которое, как показалось Адаму, он прежде не видел. Он что-то обдумывал и взвешивал. Это была более осознанная, сложная версия Ронана. Ронан взрослел. Это заставило Адама почувствовать... Он не знал что именно. У него было недостаточно информации, чтобы понять, что же он почувствовал.
БМВ дал задний ход, устраивая шоу из грязи и угрозы. Ронан ответил:
– Лады.
Глава 20
На вечеринке в тогах было совсем не ужасно.
На самом деле было чудесно.
Было так: они обнаружили ванкуверскую тусовку, развалившуюся на покрытой простынями мебели в комнате отдыха, все были одеты в простыни, кругом чёрное и белое, чёрные волосы, белые зубы, чёрные тени, белая кожа, чёрные полы, белый хлопок. Этих людей Гэнси знал: Генри, Ченг2, Рян, Ли-Скворд, Кох, Рутерфорд, СикСтив. Но тут они были другими. В школе они казались ведомыми, тихими, незаметными, примерными студентами, одиннадцать-процентов-контингента-наших-студентов-неоднородны-кликни-на-ссылку-чтобы-найти-больше-информации-о-наших-международных-программах-обмена Академии Аглионбай. Здесь же они сутулились. Они бы не сутулились в школе. Здесь они сердились. Они не могли позволить себе сердиться в школе. Здесь они шумели. Они не доверяли себе настолько, чтобы шуметь в школе.
Было так: Генри устроил для Гэнси и Блу тур по особняку Литчфилд, пока остальные следовали за ними в тогах. Одним из всего, что всегда привлекало Гэнси в Аглионбае, было чувство тождественности, преемственности, традиций, неизменности. Времени там не существовало... или, если и существовало, то оно было малозначительным. Академия всегда была заполнена студентами и будет ими заполняться, они все являлись частью чего-то большего. Но в особняке Литчфилд всё наоборот. Нельзя было не заметить, что каждый из этих парней пришёл из мест, которые не были Аглионбаем, и направятся в жизнь, которая тоже не будет Аглионбаем. В доме было неопрятно из-за книг и журналов, не относящихся к школе; ноутбуки открыты как на игровых, так и на новостных сайтах. Костюмы висели, подобно телам, в дверных проёмах, их надевали достаточно часто, потому к ним и требовался лёгкий доступ. Мотоциклетные шлемы катались по использованным посадочным талонам и стопкам сельскохозяйственных журналов. У парней особняка Литчфилд уже были жизни. У них у каждого было прошлое, и прошлое с шумом мчалось за ними. Гэнси чувствовал себя странно: как будто смотрел в кривое зеркало. Детали неправильные, цвета те же самые.
Было так: Блу балансировала на краю обиды, когда поинтересовалась:
– Я не понимаю, почему ты продолжаешь так ужасно отзываться о корейцах. О себе.
А Генри сказал:
– Я буду это делать, пока кто-нибудь другой не успел. Это единственный способ не сердиться всё время.
И внезапно Блу подружилась с ванкуверскими парнями. Казалось невероятным, что они вот так вот её приняли, и что она настолько быстро сбросила свои колючки, но так и было: Гэнси видел момент, когда это произошло. В теории она совсем на них не походила. На практике же она совсем как они. Ванкуверская тусовка была не такой, как весь остальной мир, и именно так они и хотели. Жаждущие глаза, жаждущие улыбки, жаждущее будущее.
Было так: Кох, продемонстрировав, как сделать тогу из простыни, отправил Блу и Гэнси переодеваться в захламлённую спальню. Гэнси любезно повернулся спиной, пока она раздевалась, а потом Блу отвернулась от него... может быть, отвернулась. Плечо Блу, её ключица, её ноги, её шея и её смех, её смех, её смех. Он был не способен оторвать от неё взгляда, и здесь это не имело значения, потому что никого не заботило, что они вместе. Здесь он мог играть с её пальцами, когда они стояли близко друг к другу, она могла прислониться щекой к его голому плечу, он мог шаловливо зацепить её лодыжку своей, она могла обнаружить свою руку, расположившуюся вокруг его талии. Здесь он был невероятно падким на её смех.
Было так: корейский поп, опера, хип-хоп и рок-баллады восьмидесятых орали из колонок возле компьютера Генри. Это Ченг2 нереально напился и заговорил о своём плане улучшить экономику южных штатов. Это Генри опьянел, но не стал развязным, а позволил Ряну обманом втянуть себя в игру в бильярд на полу клюшками для лакросса и мячами для гольфа. Это СикСтив ставил фильмы в кинопроектор с выключенным звуком, что позволяло корректировать голос за кадром.
Было так: будущее стало сгущаться в воздухе, и Генри начал тихую пьяную беседу о том, хотела ли Блу попутешествовать с ним по Венесуэле. Блу мягко ответила, что хотела бы, очень бы хотела, и Гэнси слышал тоску в её голосе, словно тоска его разрушала, будто его собственные чувства нестерпимо зеркально отображались.
– Мне с вами нельзя? – спросил Гэнси.
– Да, ты можешь встретить нас там на роскошном самолёте, – сказал Генри.
– Не дай одурачить себя его милой причёске, – вмешалась Блу, – Гэнси пришёл бы пешком.
И тепло заполнило пустоту в сердце Гэнси. Он чувствовал, что его узнали.
Было так: Гэнси спускался по лестнице на кухню, Блу поднималась, они встретились посередине. Гэнси отступил было в сторону, чтобы дать ей пройти, но передумал. Он поймал её руку, а затем и всё остальное. Она была тёплой, живой, трепещущей под тонкой хлопковой тканью; он был тёплым, живым, трепещущим под своей. Блу скользнула рукой по его обнажённому плечу, а затем по его груди, её ладонь расположилась прямо над его грудной клеткой, её пальцы с любопытством нажали на кожу.
– Я думала, ты будешь более волосатым, – прошептала она.
– Извини, что разочаровал. На ногах растёт немного больше.
– На моих тоже.
Было так: они бессмысленно смеялись, уткнувшись в кожу друг друга, играя, пока внезапно стало не до игр, и Гэнси остановил себя, когда его губы оказались в опасной близости от её, и Блу остановила себя, когда её живот прижался к его.
Было так:
– Ты мне ужасно нравишься, Блу Сарджент, – сказал Гэнси.
Было так: улыбка Блу, изогнутая, насмешливая, восхитительная, возбуждённая. Много счастья пряталось в уголках этой улыбки, и даже несмотря на то, что её лицо находилось в сантиметрах от Гэнси, это счастье выплёскивалось и попадало на него. Она положила свой палец ему на щёку, где, как он знал, появилась ямочка от его собственной улыбки, а затем они взяли друг друга за руки и поднялись назад вместе.
Было так: в этот момент и ни в какой другой и в первый раз, что Гэнси мог вспомнить, он знал, как ощущается своё присутствие в собственной жизни.
Глава 21
Ронан мог сказать откровенно: что-то было не так.
Когда они зашли в Энергетический пузырь, Адам попросил:
– День.
В то время как Ронан произнёс:
– Fiat lux[20].
Лес обычно был вполне настроен на пожелания своих человеческих обитателей, особенно, когда эти человеческие обитатели были его магом и его Грейвореном. Но в этом случае темнота вокруг деревьев упорно оставалась на месте.
– Я сказал fiat lux, – рявкнул Ронан, а затем нехотя: – Amabo te[21].
Темнота медленно начала подниматься, как вода по промокающей бумаге. Настоящего дневного света никогда здесь и не было, однако и то, что они могли видеть, сейчас было... неправильным. Они стояли посреди чёрных деревьев, цветущих унылым, серым лишайником. Воздух был мрачным и зелёным. На деревьях не осталось листьев, небо казалось низким, похожим на покрытый мхом потолок. Деревья всё ещё ничего не говорили. Словно пасмурное затишье перед бурей.
– Хмм, – неопределённо вслух произнёс Адам. Он был прав.
– Ты всё ещё к этому готов? – поинтересовался Ронан. Всё в точности напоминало его кошмары. Весь вечер напоминал: путь до трейлера, фантом Роберта Пэрриша, нездоровый мрак. Чейнсо при обычных условиях к этому моменту взлетела бы всё выяснить, но вместо этого она шмыгнула Ронану в плечо, крепко вцепившись когтями в карман пиджака.
И как во снах Ронана, он понял, что случится, до того, как это произошло.
Адам замешкался. А потом кивнул.
Всегда было невозможно утверждать во снах, знал ли Ронан, что произойдёт до того, как оно происходило, или что-то происходило только потому, что он сначала об этом подумал. А это важно? Это важно, когда ты бодрствуешь.
Они остановились на минутку на краю леса, чтобы определить их местоположение. Для Ронана было достаточно всего лишь двигаться среди деревьев, чтобы видеть, что он был из их числа; они бы сделали всё возможное, всё, что он бы захотел, что включало в себя исключить возможность, чтобы что-либо сверхъестественное его убило. Для Адама это означало подключиться к энергетической линии, что пульсировала под лесом, раскрыться и позволить внутри образоваться крупному изображению. Такой процесс со стороны выглядел и жутко, и удивительно. Адам, затем освободившийся Адам и в большей степени Адам.
Ронан размышлял над историей о блуждающем глазе Адама и вышедшей из подчинения руке. «Я буду твоими руками. Я буду твоими глазами».
Он вырезал эту мысль из головы. Воспоминания о том, как Адам продаёт часть себя, были и так слишком частыми гостями его ночных кошмаров, ему не нужно было звать их намеренно.
– Ты закончил свои магические дела? – поинтересовался Ронан.
Адам кивнул.
– Время?
Ронан передал ему свой сотовый, радостный от возможности от него избавиться.
Адам изучал телефон.
– 6:21, – озвучил он и сдвинул брови. Ронан тоже нахмурился. Это не поставило их в тупик из-за неожиданности. Время на энергетической линии всегда неопределённо, прыгает вперёд и назад, минуты втекали в часы и наоборот. Удивительно было, что 6:21 теперь наступало и вне энергетической линии достаточно часто, чтобы пробудить их подозрения.
– Ты закончил свои грейвороновские дела? – поинтересовался Адам.
– Как раз ими занимаюсь, – ответил Ронан. Сложив ладони рупором, он крикнул в тишину: – Девочка-Сиротка!
Вдали, сквозь зелёный воздух, закаркал ворон. Ха ха ха.
Чейнсо зашипела.
– С меня хватит, – сказал Ронан и направился сквозь зелёные деревья. Его не радовал мрак, но и он не походил на незнакомца, никогда не имевшего дела с ночными кошмарами. Разгадка крылась в том, чтобы как можно скорее понять, какие правила и страхи им противостояли, и положиться на них. От паники зависело, насколько ты пострадаешь во сне. Напоминание сну, что ты являешься чем-то чужеродным – хороший способ оказаться выброшенным из него или быть уничтоженным.
Ронан был хорош в грёзах, особенно в Энергетическом пузыре.
Они продолжили движение. Тем временем лес вокруг так и казался неправильным. Как будто они шли по склону, хотя земля под ногами не меняла уровень.
– Расскажи снова, – догоняя, осторожно попросил Адам, – каким образом твои сны стали неправильными. Используй меньше ругательств и больше подробностей.
– Не изменяя Энергетический пузырь вокруг нас? – Хоть Энергетический пузырь и оказался медлительным в ответе на их просьбу о свете, это не значило, что он был бы таким же медлительным, отвечая на воспоминание о ночном кошмаре. Не когда он и без того выглядел таким: серо-зелёная половина мира чёрных стволов.
– Безусловно.
– Они неправильные, как это.
– Как что?
Ронан выдал:
– Просто как это.
Он ничего больше не сказал. Он заорал:
– Девочка-Сиротка!
Кар, кар, кар!
На этот раз это звучало чуть больше как девочка, чуть меньше как птица. Ронан немного прибавил темп, теперь они поднимались. Справа от них голая каменистая поверхность, уходящая круто вниз с несколькими маленькими деревцами, прорывающимися из трещин в голом камне. Они осторожно делали каждый шаг по такому ненадёжному краю; один промах отправил бы их на ярды вниз, без возможности быстро подняться.
Он обернулся, чтобы убедиться, что Адам идёт следом; тот, сощурившись, смотрел на Ронана.
– Думаешь, с твоим сном что-то не так, потому что с Энергетическим пузырём что-то не так? – спросил Адам.
– Возможно.
– То есть, если мы исправим Энергетический пузырь, мы исправим и твои сны?
– Возможно.
Адам всё ещё размышлял, прилагая столько усилий, что Ронану казалось, он мог бы это почувствовать. На самом деле, в Энергетическом пузыре, когда Адам был так близко, возможно, он действительно мог.
– Ты ведь мог нагрезить вещи до того, как мы нашли Энергетический пузырь, верно? Так ты можешь это делать без него?
Ронан остановился и покосился на мрак. Где-то пятнадцатью ярдами ниже наклонный каменный обвал, вдоль которого они шли, заканчивался водоёмом с идеально чистой водой. Он был окрашен в зелёный, потому что воздух был зелёным, потому что всё было зелёным, но в остальном вода была чистой. Ронан мог разглядеть весь путь до каменистого дна. Он был точно куда больше вглубь, чем вширь, бездна, заполненная водой. Это удерживало его внимание.
– Зачем?
– Если ты отдалишься от Энергетического пузыря каким-нибудь образом, пока я всё не исправлю, станут ли твои сны нормальными?
Вот так. Адам, наконец-то, задавал правильные вопросы; вопросы, подразумеваюшие, что он, вероятно, уже знал ответы. Чем больше времени они проводили в Энергетическом пузыре, чем дольше они вместе имели дело со снами Ронана, тем сильнее ночные кошмары Энергетического пузыря отражались в кошмарах Ронана, и наоборот. Тем больше доказательств накапливалось.
Но теперь, когда они сюда добрались, Ронан не был уверен, что хотел бы оказаться по другую сторону. Так много дней на церковной скамье, прижимая костяшки пальцев ко лбу, беззвучно спрашивая: «Что я? Один ли я такой? Что это значит?..»
Он сказал:
– С Энергетическим пузырём у меня получается лучше. С Девочкой-Сироткой тоже. Но...
Он остановился. И смотрел на землю.
– Задай вопрос, – произнёс он. – Просто задай. Просто...
– Какой вопрос?
Ронан не отвечал, просто смотрел на землю. Зелёный воздух двигался вокруг, окрашивая его бледную кожу, а деревья повсюду изгибались чёрным и реальным, всё в этом месте выглядело, как его сны, или всё в его снах выглядело, как это место.
Адам сжал губы, а затем спросил:
– Ты нагрезил Энергетический пузырь?
Голубые глаза Ронана взметнулись к Адаму.
Глава 22
Часы показывали 6:21.
– Когда? – спросил Адам. – Когда ты понял, что нагрезил Энергетический пузырь? Сразу же?
Они стояли лицом друг к другу на вершине наклонного обрыва скалы, далеко внизу простиралась чистейший водоём. Сердце Адама колотилась либо от адреналина, либо от близости к энергетической линии.
– Всегда, – сказал Ронан.
Понимание этого не должно было изменить его отношения к Ронану. Грёзы всегда были впечатляющими, необычными, похожими на ошибки создателя, фокусом энергетической линии, которая позволяла молодому человеку воплощать свои мысли в конкретные предметы. Это была магия, но разумная. Но тут... нужно было не только нагрезить существование всего леса, но и создать место грёз вне собственной головы. Адам находился в грёзах Ронана; вот, что означало такое осознание.
– Вроде всегда, – поправил себя Ронан. – С того самого мгновения, как мы оказались здесь, я узнал его. Мой почерк на скале. Думаю, я сразу же его узнал. Просто мне понадобилось больше времени, чтобы в это поверить.
Он медленно переваривал каждое воспоминания о тех их ранних набегах в этот лес. Кусочки встали на свои места.
– Вот почему он зовёт тебя Грейворен. Вот почему ты не такой, как остальные.
Ронан пожал плечами, но это вышло скорее озабоченно, нежели беззаботно.
– Вот почему латинская грамматика такая ужасная. Потому что грамматика твоя.
Ронан снова пожал плечами. Вопросы так и лились лавиной на Адама, но ему было слишком сложно произнести их вслух. А Ронан вообще человек? Наполовину грезящий, наполовину грёза, создатель воронов, девочек с копытами и целых лесов. Немудрено, что школьная форма Аглионбая душила его, немудрено, что его отец взял с него клятву молчать об этом, немудрено, что он не мог заставить себя сосредоточиться на учёбе. Адам уже давно это понял, но теперь он осознал это снова, полнее, глубже, всю нелепость Ронана Линча в классе для стремящихся в политики.
Адам почувствовал себя немного истеричным.
– Вот почему лес говорит на латыни, а не на португальском или валлийском. О Боже. Я...
Он заключил сделку с этим лесом. Когда он заснул, и Энергетический пузырь был в его мыслях, плутая в его снах, неужели Ронан...
– Нет, – быстро сказал Ронан своим не школьным голосом. – Нет, не я его создатель. Я спросил у деревьев после того, как догадался, почему, чёрт возьми... как, черт возьми, это произошло. Энергетический пузырь существовал каким-то образом до меня. Я просто нагрезил его. Я имею в виду, что я просто придал ему такой вид. Я, не зная того, выбрал эти деревья и этот язык, и всё это дерьмо вокруг. Чем бы это ни было на энергетической линии до меня, оно было разрушено, а значит, не имело тела, формы... когда он пригрезился мне, я придал ему снова физическую форму. Вот и всё. Как это называют? Явить. Я только явил его из какой-то другой хреновой плоскости, в которой он прибывал. Это не я.
Мысли Адама кружились мутной массой; прогресса не было – он топтался на месте.
– Энергетический пузырь – это не я, – повторил Ронан. – А ты всё ещё ты.
Одно дело сказать, а другое дело увидеть Ронана Линча стоящим среди деревьев, которые он явил к жизни, выглядя их частью, потому что и был их частью. Маг... Неудивительно, что Ронан спокойно относился к сверхъестественности Адама. Не удивительно, что ему нужно было, чтобы Адам был таким.
– Не понимаю, какого хрена я вообще тебе это рассказал, – выдал Ронан. – Нужно было солгать.
– Просто дай мне секунду переварить это, ладно? – попросил Адам.
– Как скажешь.
– Ты не имеешь права психовать из-за того, что я просто хочу всё обдумать.
– Я же сказал: как скажешь.
– И сколько тебе понадобилось времени, чтобы поверить в это? – требовательно спросил Адам.
– Я всё ещё пытаюсь, – ответил Ронан.
– Значит, всё еще не можешь... – Адам осёкся. Он внезапно почувствовал, будто его сбросили с большой высоты. Это было то же ощущение, как тогда, когда он знал, что Ронан нагрезил что-то большое. Он только успел задаться вопросом, было ли это связанно с энергетической линией или с шоком от откровения Ронана, как такое случилось снова. На этот раз свет вокруг них ослабел.
Черты лица Ронана обострились.
– Энергетическая линия... – начал было Адам и снова осёкся, не зная как закончить мысль. – Что-то происходит с энергетической линией. Такое чувство, будто ты грезишь что-то большое.
Ронан раскинул руки, явно давая понять, что это не он.
– Что ты хочешь делать?
– Не знаю, стоит ли нам оставаться здесь, пока всё вот так, – сообщил Адам. – Я определённо не считаю, что нам стоит пытаться добраться до долины роз. Давай просто позовём её ещё несколько раз.
Ронан уставился на Адама, оценивая его состояние. Он определённо увидел, что у Адама появилась потребность встать на колени у себя в квартире, заложить руки за голову и подумать о том, что он сейчас узнал.
– Как насчёт ещё одного раза? – произнёс он.
– Сиротка! – закричали они одновременно.
Общая цель их слов разрезала мрак.
Лес услышал.
Явилась Девочка-Сиротка. Её кипа была низко надвинута на огромные глаза, а свитер казался ещё заношеннее. Она не могла не напугать, появившись среди серо-зелёных деревьев не своим обычным способом, а пробегая между тёмными стволами. Она выглядела так, будто сошла с винтажной фотографии, которые Адам видел в Барнс, потерявшееся дитя эмигрантов из разрушенной страны.
– Вот ты где, оборвашка, – сказал Ронан, когда Чейнсо нервно закаркала. – Наконец-то.
Девочка неохотно предложила Адаму вернуть его часы. На ремешке появились отметины от зубов. Циферблат показывал 6:21. Часы были очень грязными.
– Можешь оставить их себе, – велел Адам, – пока. – Он на самом деле не мог одолжить ей часы, но у неё не было ничего, даже имени.
Она начала говорить что-то на странном, сложном языке, в котором Адам узнал старый, первоначальный язык того, чем было это место – язык, который юный Ронан по ошибке принял за латынь в своих давних грёзах – а потом умолкла. Она произнесла:
– Берегись.
– Чего? – уточнил Ронан.
Девочка-Сиротка закричала.
Свет потускнел.
Адам почувствовал это в груди, резкое падение энергии. Словно все артерии, идущие к сердцу, обрезали ножницами.
Деревья взвыли; земля задрожала.
Адам рухнул на колени, прижимая ладони к земле, чтобы вздохнуть, попросить помощи, чтобы Энергетический пузырь вернул ему биение его сердца.
Девочка-Сиротка исчезла.
Нет, не исчезла. Она резко обрушилась вниз по наклонной скале, цепляясь пальцами за выступы, слепо скользя копытами, увлекая за собой крошечные камушки. Она не взывала к помощи, она просто пыталась спасти себе жизнь. Они смотрели, как она скатилась в чистый водоём и, благодаря прозрачности воды, увидели, как глубоко она в него погрузилась.
Не раздумывая, Ронан прыгнул вслед за ней.
Глава 23
Часы показывали 6:21.
Ронан ударился о воду достаточно сильно, чтобы увидеть искры перед глазами. Вода была тёплой, как кровь, и в мгновение, когда он подумал об этом тепле, он понял, что помнит этот водоём. Он видел его во сне раньше.
Это кислота.
Жарко было потому, что вода разъедала его. В конце концов, от него не останется ничего, кроме костей, белых колышков, торчащих из школьной формы, как у Ноа.
Ронан немедленно отбросил все свои мысли в отношении Энергетического пузыря.
«Не кислота, – подумал он. – Преврати это не в кислоту».
Однако его кожа продолжала гореть.
– Убери кислоту, – сказал он вслух водоёму, когда защипало глаза. Жидкость затекла ему в рот, проникла в ноздри. Он чувствовал её бурление под ногтями. Где-то под ним была Девочка-Сиротка, и она находилась в странном море на несколько секунд дольше. Сколько времени у него есть. Сейчас он не мог хорошо вспомнить тот сон, чтобы узнать. Он выдохнул слова прямо в кислоту. – Сделай воду безопасной.
Энергетический пузырь вздыбился вокруг него, вздрагивая и дёргаясь, пытаясь удовлетворить его просьбу. Теперь он мог видеть, что Девочка-Сиротка медленно поднимается к нему. Она прикрыла глаза; она не знала, что он прыгнул за ней. Скорее всего, она не ждала ничьей помощи. Сиротка-девочка, сиротка-мальчик.
Ронан бросился к ней – он был хорошим пловцом, но не в кислоте и без недостатка кислорода.
Жидкость рычала возле его кожи.
Он схватил её за огромный свитер, и её глаза распахнулись широко, странно и испуганно. Её рот собирался произнести «Кра»? А потом она схватила его за руку. С мгновение они оба тонули, но она не была глупой, начала грести свободной рукой и ударилась о каменную стену.
Было такое чувство, что они погрузились на мили ниже поверхности.
– Энергетический пузырь, – сказал Ронан. Из его рта вырвались огромные пузыри. Его мозг отказывался решать проблемы. – Энергетический пузырь, воздух.
Как правило, Энергетический пузырь не допустил бы опасностей. Как правило, энергетический пузырь знал, каким было хрупким человеческое тело. Но сейчас он его не слушал, но даже если и слушал, то ничего не мог сделать, чтобы помочь.
Водоём кипел вокруг них.
Он скоро умрёт, и всё, о чём он мог думать, было: как только это произойдет, жизнь Меттью тоже закончится.
Вдруг что-то ударило его в ногу. Прижалось к его рукам. Ударило в грудь. Его дыхание... Он едва успел схватить Девочку-Сиротку, прежде чем перед глазами всё почернело.
А затем его выдернуло из воды толчком снизу. Он был низвержен на скалистый край водоёма. Девочка-Сиротка скатилась с его руки. Они оба откашливали жидкость; она была розоватой из-за пузырьков, вздувшихся на языке. Листья пластырями целиком обклеили руки Ронана и руки Девочки-Сиротки. Их было так много.
Бросив одурманенный взгляд через плечо, Ронан обнаружил, что водоём был заполнен вьющимися стеблями и кустами. Побеги всё ещё медленно вырастали на поверхность, а погруженная часть растений была уже изъедена кислотой.
Вот, что спасло их от гибели. Их подняли ветви.
Адам припал к скале по другую сторону водоёма. Его голова была опущена, словно он или собирался бежать спринт, или молиться. Руки он прижимал к камню по обе стороны от себя, да так сильно, что костяшки побелели. Между руками он разложил несколько камней в виде рисунка, который, по-видимому, имел для него какой-то смысл. Один из всё ещё растущих побегов опутал его лодыжки и запястья.
Ронана будто молнией поразило – это не растения спасли им жизнь. Их жизни спас Адам Пэрриш.
– Пэрриш, – позвал Ронан.
Адам посмотрел вверх пустыми глазами. Его трясло.
Девочка-Сиротка пробралась к Адаму, стараясь держаться подальше от края. Она поспешно скинула маленькие камни в заводь, беря их только большим и указательным пальцами. И тут же растения перестали расти. Дрожащий Адам откинулся назад, выражение его лица было далёким и болезненным. Правая рука вывернулась так, что смотреть на неё было не очень приятно. Девочка-Сиротка взяла его за левую руку и поцеловала в ладонь – он лишь закрыл глаза – и тогда она настойчиво посмотрела на Ронана.
– Вытащить! Нам нужно вытащить его! – сказала она.
– Откуда? – спросил Ронан, пробираясь к ним, огибая водоём. Он посмотрел на обрыв скалы, на склон горы вокруг, пытаясь придумать, как проложить им дорогу к выходу.
– Из Энергетического пузыря, – произнесла Девочка-Сиротка. – Что-то происходит. Ах!
В прогалинах между погруженными и испорченными листьями жидкость в водоёме чернела. Это был ночной кошмар.
– Вставай, Пэрриш, – велел Ронан, хватая Адама за руку. – Мы убираемся отсюда.
Адам открыл глаза; одно веко повисло.
– Не забудь, что она едет с нами, – сказал он.
Глава 24
Часы показывали 6:21.
На Фокс Вей уже вечность никто не отвечал на телефон. Блу покорно использовала сотовый Гэнси, чтобы звонить домой каждые сорок пять минут, как просила мама, но никто не брал трубку. Первый раз ей это не показалось чем-то необычным; если линия была занята экстрасенсорной консультацией на расстоянии, внешний звонок переключался на голосовую почту. Хотя такое и было непривычно. Блу попытала счастье спустя очередные сорок пять минут, а потом ещё раз.
– Нам нужно идти, – сказала Блу Гэнси.
Он не поставил её слова под сомнения. Как и Генри Ченг, к его чести, хотя тот и находился в той степени опьянения, когда любят всё и вся, и мог бы начать уговаривать их остаться. Вместо этого он, казалось, мгновенно догадался, что это личное и должно быть неприкосновенным. Он принял их простыни, пожелал им спокойной ночи и ещё раз слёзно попросил отправиться в путешествие с ним по Венесуэле.
В машине, они поняли, что часы Гэнси всё время показывали 6:21.
Что-то было не так.
На Фокс Вей 300 она толкнула входную дверь. Несмотря на то, что было поздно – было поздно? Часы показывали всего 6:20, а теперь 6:21, всегда 6:20, а следом 6:21 – было не заперто. Гэнси рядом с ней был одновременно настороженным и напряжённым.
Войдя, они закрыли за собой дверь.
Что-то было не так.
Во мраке дома Блу не могла сразу сказать, что было неладно, только она была абсолютно уверена, что-то неладно. Это ощущение сковало её, она не могла пошевелиться, пока не определила, что именно её беспокоило. «Вот как, наверное, – подумала она, – быть экстрасенсом».
Её руки дрожали.
