Текст книги "Король ворон (ЛП)"

Автор книги: Мэгги Стивотер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 21 страниц)

Зал казался неуютным, тёмным и неподвижным в тусклом свете флуоресцентной лампы. Тени были неотделимы от занавеса. Большие полосы черноты касались буквально всего.

«Включи свет», – мысленно заставлял себя Адам.

Свободную руку, не ту, которой он прикрывал глаз, Адам протянул в пространство туалетной комнаты.

Он действовал быстро. Пальцы продавили себе дорогу сквозь холод, сквозь тьму и дотронулись до чего-то...

Нет, это была всего лишь плеть Энергетического пузыря и только в его голове. Размахнувшись, он резко провёл рукой сквозь неё и включил свет.

Туалет был пуст.

Ну конечно, он был пуст. Ну конечно, он был пуст. Ну конечно, он был пуст.

Две старые кабинки из зелёной фанеры были далеки от принципов должной доступности для слабовидящих и от принципов надлежащей гигиены. Писсуар. Раковина с одним жёлтым кольцом вокруг слива. Зеркало.

Адам встал перед стеклом, рука закрывала глаз. Он смотрел на своё изможденное лицо. Его почти бесцветные брови искривились от беспокойства. Опустив руку, он снова посмотрел на себя. И не увидел покраснение вокруг левого глаза. Не было похоже, чтобы глаз слезился. Он будто...

Адам прищурился. Он, что, слегка косит? Так называется, когда глаза смотрят в разные стороны?

Он моргнул.

Нет, всё в порядке. Просто игра холодного зелёного света. Он наклонился ближе, чтобы увидеть, есть ли покраснение в уголке глаза.

Глаз косил.

Адам моргнул, и снова всё в порядке. Он моргнул, и снова глаз косил. Словно один из тех плохих снов что был не совсем ночным кошмаром, это сродни тому, когда пытаешься надеть носки и неожиданно обнаруживаешь, что они не того размера.

Пока он смотрел в зеркало, его левый глаз медленно опустился вниз посмотреть на пол, становясь независимым от правого глаза и того, что тот видел.

Всё перед глазами расплылось, а потом снова сфокусировалось, и его правый глаз принял лидерство на себя. Дыхание Адама было неравномерным. Он уже потерял слух на одно ухо. И не мог потерять зрение на один глаз. Это у него из-за отца? Затяжной эффект после удара по голове?

Глаз медленно раскачивался, как шарик для игры в рулетку, сползающий в склянку с водой. Адам почувствовал ужас в желудке.

В зеркале ему почудилось, что тень одной из кабинок изменилась.

Он обернулся, чтобы посмотреть: ничего. Ничего.

«Энергетический пузырь, ты со мной?»

Он повернулся обратно к зеркалу. Теперь его левый глаз медленно перемещался по кругу, бродя назад и вперёд, вверх и вниз.

У Адама сдавило грудь.

Глаз посмотрел на него.

Адам отшатнулся от зеркала, рукой накрыв глаз. Его плечо врезалось в противоположную стену, и он стоял, хватая ртом воздух. Страшно, страшно, страшно, какую помощь ему попросить и у кого?

Тень над кабинкой изменилась. Она поменяла свою форму, став из квадрата треугольником, потому что... о Боже... дверь одной из кабинок открылась.

Длинный коридор снаружи напоминал галерею ужаса. Чернота выплеснулась из двери кабинки.

Адам произнёс:

– Энергетический пузырь, ты мне нужен.

Тьма растеклась по полу.

Всё, о чём Адам мог думать, что он не может позволить этому его коснуться. Мысль о черноте на его коже была хуже представления, как он лишится глаза.

– Энергетический пузырь. Спаси меня, Энергетический пузырь!

Послышался звук, словно выстрел – Адам уклонился – зеркало раскололось. По ту сторону засияло откуда-то взявшееся солнце. К стеклу, будто это было окно, прижались листья. Лес нашёптывал и шипел в глухое ухо Адама, призывая его помочь найти канал.

В нём запылала благодарность, которую было так же тяжело вынести, как и страх. Хотя если с ним что-то и случится сейчас, то, по крайней мере, он не будет одинок.

«Вода», – требовал Энергетический пузырь. «Водаводавода».

Подобравшись к раковине, Адам повернул кран. Вода хлынула наружу, с ароматом дождя и камня. Он протянул руку через поток, чтобы заткнуть внизу пробку. Чернильно-чёрной жидкости оставалось проползти всего несколько дюймов до его туфель.

«Не позволяй ему тебя касаться...»

Он вскарабкался на край раковины, когда тьма уже добралась до нижней части стены. Она поднимется выше, Адам это знал. Но вот, наконец, вода заполнила раковину и перелилась через край на пол. Она вылилась на тьму беззвучно, бесцветно, устремляясь к стоку, оставляя после себя только светлый обычный бетон.

Даже после того, как чернота была смыта, Адам позволил воде, которая пропитывала его обувь, литься из раковины ещё одну долгую минуту. Затем соскользнул с края раковины. Он зачерпнул воду в ладони и плеснул пахнущую землёй жидкость себе в лицо, на левый глаз. Снова и снова, снова и снова, снова и снова, пока глаз не перестал чувствовать усталость. Пока он вообще не перестал что-либо ощущать. Когда он посмотрел в зеркало, то снова увидел свой глаз, не более. Только своё лицо. Больше не было никаких признаков солнца или нерадивой радужки. За ресницы Адама цеплялись капли рек Энергетического пузыря. Энергетический пузырь бормотал и стонал, его плети проникали через Адама, свет то вспыхивал, то гас у него под веками, камни давили на ладони.

У Энергетического пузыря ушло много времени, чтобы прийти ему на помощь. Всего несколько недель назад, когда на него рухнула кровля, Энергетический пузырь спас его в мгновение ока. Если бы это случилось сегодня, Адам был бы мёртв.

Лес нашёптывал ему на своём языке, в равной степени состоявшем из слов и картинок, и заставил понять, почему он так долго шёл на выручку.

Что-то напало на них обоих.

Глава 14

Так как Мора уже указала на то, что отстранение не являлось каникулами, Блу, как обычно, отправилась в Нино на свою послешкольную смену. Несмотря на то, что солнце слепило, стоило выйти на улицу, ресторан был странно тусклым внутри – фокус предгрозового потемнения западного неба. Тени под металлическими ножками столов казались серыми и размытыми. Сложно было сказать, достаточно ли уже темно, чтобы зажечь лампы, которые висели над каждым столиком, или нет. Это решение могло подождать – в ресторане никого не было.

Ей нечем было занять свой ум, разве что уборкой сыра пармезан из углов помещения, и Блу задумалась о приглашении Гэнси на тога-вечеринку сегодня вечером. К её удивлению, мама очень хотела, чтобы она туда пошла. Блу высказалась, что Аглионбайская тога-вечеринка противоречит всему, что она отстаивала. На что Мора ей ответила:

– Мальчики из частной школы? Куски ткани в качестве одежды? Да, кажется, последние дни именно это ты и отстаивала.

Шуф, шуф. Блу агрессивно мела пол. Она чувствовала, как на всех порах мчится к самоанализу, и не была уверена, что ей это нравится.

В кухне хохотал начальник смены. Наверху диссонирующе, неуклюже раздавалась воинствующая музыка электрогитары; он смотрел видео на своём сотовом с поварами. С громким «динь» распахнулась дверь ресторана. К её удивлению, внутрь вошёл Адам и осторожным взглядом оглядел пустые столики. Его школьная форма была странно испачкана: брюки мятые и забрызганы грязью, белая рубашка в пятнах и местами мокрая.

– А разве я не должна была позже тебе позвонить? – поинтересовалась Блу. Она уставилась на его форму. Обычно та была безупречна. – Ты в порядке?

Адам соскользнул на стул и осторожно коснулся левого века.

– Я вспомнил, что после школы у меня «гири» и «открытия» и не хотел, чтобы ты меня не застала. Эээ, физра и внеклассный по научному методу.

Блу прошлась метлой по его столику.

– Ты так и не ответил, в порядке ли ты.

Он раздражённо щёлкнул пальцами возле одного из самых влажных мест на рукаве.

– Пузырь. С ним что-то случилось. Я не знаю что. Придется хорошенько потрудиться. Думаю, мне нужен кто-то для подстраховаки. Что ты делаешь сегодня вечером?

– Мама говорит, что я иду на тога-вечеринку. А ты?

– Я не собираюсь на вечеринку Генри Ченга, нет. – В голосе Адама сочилось презрение.

Генри Ченг. Смысла незначительно прибавилось. В диаграмме Венна[18], где один круг содержал слова тога-вечеринка, а другой – Генри Ченг, Гэнси, возможно, в конечном итоге, был той самой точкой, в которой они пересекались. Смешанные чувства Блу нахлынули на неё с новой силой.

– В чём собственно дело у тебя с Генри Ченгом? И хочешь пиццы? Кто-то сделал неправильный заказ, и у нас есть оплаченная пицца.

– Ты его видела. У меня нет на это времени. И да, пожалуйста.

Она сходила за пиццей и села напротив Адама, когда он вежливо, насколько это возможно, вдохнул запах пиццы. Правда была такова: пока он не вошёл в дверь, она забыла, что они условились созвониться, чтобы поговорить о Гэнси и Гледовере. Она чувствовала себя после обсуждений этих тем с членами своей семьи в ванной довольно обделённой идеями на сей счёт.

– Должна сказать, у меня нет никаких других мыслей по поводу Гэнси, кроме как найти Глендовера, и я не знаю, каким должен быть следующий шаг, – призналась она.

На что Адам ответил:

– У меня сегодня не хватило времени, чтобы подумать об этом, потому что... – Он снова показал на свою помятую школьную форму. Однако она не поняла, что он подразумевал под этим жестом: Энергетический пузырь или школу. – И у меня нет идей, только вопрос. Как думаешь, Гэнси может приказать Глендоверу явиться?

От меткости этого вопроса у Блу засосало под ложечкой. Не то чтобы она не думала о силе Гэнси отдавать приказы; просто его уникальный авторитетный голос был так тесно связан с его обычным властным голосом, что порой было трудно убедить себя, будто ей просто всё привиделось. А потом, когда она таки признавала, что ей ничего не померещилось – например, когда он явно магическим образом растворил ложных Блу в их последнее посещение Энергетического пузыря – всё равно было трудно думать о нём в магическом смысле. Осознание скользило где-то сбоку, притворяясь нормальным. Теперь, когда она думала об этом феномене более чётко, держась за всю картину изо всех сил, она понимала, что оно было отчасти таким же, как появления и исчезновения Ноа, как логика грёз, когда Аврора проходила сквозь камень. Её разум был бы только рад позволить ей полагать, что не было никакой магической подоплёки, или обрывками отредактировать записи, где Гэнси был просто Гэнси.

– Не знаю, – ответила Блу. – Если бы мог, то почему ещё ни разу не попытался?

– Если честно... – заговорил Адам, а потом умолк. Выражение его лица изменилось. – Ты собираешься на вечеринку сегодня вечером?

– Наверное, да. – Слишком поздно она почувствовала, что этот вопрос значил больше, чем слова, которые она услышала. – Как я и сказала, мама попросила, чтобы я пошла, так что...

– С Гэнси.

– Ну да, наверное. И с Ронаном, если он собирается.

– Ронан не пойдёт к Генри.

На что Блу осторожно произнесла:

– Тогда да, полагаю, с Гэнси.

Адам хмуро уставился на край стола, глядя на свою руку. Ему потребовалось время, чтобы взвесить слова, пробуя их, прежде чем произнести.

– Знаешь, когда я впервые встретил Гэнси, я никак не мог понять, почему он дружит с таким, как Ронан. Гэнси всегда посещал уроки, всегда был чем-то занят, ходил в любимчиках у учителей. А вот Ронан, словно сердечный приступ, который никогда не прекращается. Я знал, что не имею права жаловаться, потому что был не первым. Первым был Ронан. Но однажды Ронан облажался, я даже не помню, как это было, но я просто не мог с этим мириться. И спросил Гэнси, почему же он с ним по-прежнему дружит, ведь тот постоянно ведёт себя как мудак. И я помню, как Гэнси ответил, что Ронан всегда говорит правду, а правда – это самое важное.

Было совсем не трудно представить, как Гэнси сказал эти слова.

Потом Адам поднял глаза на Блу и пригвоздил её своим взглядом. Ветер снаружи прижал листья к стеклу.

– Именно поэтому я хочу знать, почему ты не сказала мне правду о вас двоих.

Теперь её желудок сделал кульбит в другую сторону. О вас двоих. О Гэнси и о ней. О ней и о Гэнси. Блу представляла этот разговор десятки раз. Бесконечные вариации, как она всё преподнесёт, как он отреагирует, как разговор закончится. Она могла это сделать. Она была готова.

Нет, не была.

– О нас? – переспросила она. С запинкой.

Его выражение лица, если это возможно, стало ещё презрительнее, чем после упоминания Генри Ченга.

– Знаешь, что больнее всего? Значит, вот кем ты меня считаешь. Ты даже не дала мне шанса примириться с этим. Ты была так уверена, что меня поглотит ревность. Так ты обо мне думаешь?

Он не ошибся. Но он был скорее хрупкой версией себя, когда они поначалу приняли решение молчать. Говорить об этом вслух было довольно непорядочно, и всё же она попыталась:

– Ты... обстоятельства... были тогда другими.

– «Тогда»? И как долго это уже продолжается?

– «Продолжается» не совсем точно отражает то, что происходит, – ответила Блу. Отношения, которые втиснуты во взгляды украдкой и тайные звонки, были настолько существенно меньше того, что она хотела, что она отказалась считать это свиданиями. – И это не похоже на получение новой работы. «День начала такой-то!». Я не могу сказать тебе точно, как долго это продолжается.

– Ты только что сказала «продолжается», – заметил Адам.

Психика Блу катилось по гребню волны, который разделял сочувствие и разочарование.

– Не будь таким невозможным. Прости. Это не должно было стать чем-то, а затем стало, а потом я не знала, как подобрать слова. Я не хотела рисковать и портить нашу дружбу.

– Таким образом, при том, что я мог бы повести себя достойно, какая-то часть тебя считала, что я буду таким говном в постоянной конкуренции с Гэнси, что ты решила, лучше просто солгать?

– Я не лгала.

– Несомненно, Ронан. Ложь недомолвок – всё равно ложь, – сказал Адам. Он даже вроде как полуулыбался, но люди обычно так делают скорее от раздражения, а не от веселья.

Снаружи у двери приостановилась пара, чтобы ознакомиться с меню; Блу и Адам прождали в неловкой тишине, пока они не пошли дальше, оставив ресторан пустовать. Адам развернул руки ладонями вверх, словно ожидал, что она высыпет на них удовлетворительное объяснение.

Часть Блу, отвечающая за справедливость, тоже считала, что та была не права и что это её обязанность – избавить его от законной боли, но гордая её часть предпочла бы подчеркнуть, каким непростым он был тогда, когда они с Гэнси впервые осознали свои чувства друг к другу. Приложив некоторые усилия, она нашла золотую середину:

– Здесь не было никакого расчета, как ты пытаешься доказать.

Адам отверг золотую середину.

– Но я видел, как вы пытались это скрыть. Самое смешное... что я прямо здесь. Я вижусь с вами каждый день. Думаешь, я ничего не заметил? Он мой лучший друг. Думаешь, я его не знаю?

– Тогда почему ты не затеял этот разговор с ним? Знаешь, вообще-то, половина этой беседы его.

Он развёл руки во всё ещё пустом ресторане, как будто также, был поражён тем, куда свернул разговор.

– Потому что я пришёл сюда, чтобы поговорить с тобой о том, как спасти его от смерти. А потом я узнал, что вы вместе собираетесь на вечеринку, и я не мог поверить, насколько безответственной ты оказалась.

Теперь уже Блу развела руками. Это жест был не таким изящным как у Адама, она, скорее, просто разжала кулаки.

– Безответственной? Не поняла?

– Он знает о твоём проклятье?

Её щекам стало жарко.

– Ой, не надо.

– А тебе не кажется, что это несколько актуально, ведь парень, который должен умереть в следующем году, встречается с девушкой, которая должна убить свою настоящую любовь поцелуем?

Она была слишком зла, чтобы что-нибудь возразить, но мотнула головой. Он лишь приподнял в ответ бровь, и это действие подогрело температуру крови Блу ещё на градус.

– Я умею себя контролировать. Спасибо, – огрызнулась она.

– В любых обстоятельствах? Ты же не собираешься влюбляться в него или морочить ему голову, или магия собьётся с пути в Энергетическом пузыре... ты можешь это гарантировать? Я так не думаю.

Теперь она точно опрокинулась с гребня волны в кипящий гнев.

– Знаешь что, я живу с этим гораздо дольше, чем ты, и не думаю, что ты можешь приходить сюда и говорить мне, как с этим бороться...

– Могу, он мой лучший друг.

– И мой тоже!

– Если бы это было действительно так, ты бы не вела себя так чертовски эгоистично.

– А если бы он был, и правда, твоим лучшим другом, ты был бы рад, что у него есть кто-то.

– И как же я мог бы этому радоваться, если предполагалось, что я ничего не узнаю?

Блу встала.

– Потрясающе, правда, потому что речь, похоже, идёт о тебе, а не о нём.

Адам тоже поднялся.

– Забавно, потому что я собирался сказать то же самое.

Они стояли друг против друга, оба в ярости. Блу чувствовала, как ядовитые слова пузырились, выстраиваясь в тёмный поток, словно сок из того дерева. Она не собиралась их произносить. Не собиралась. Рот Адама превратился в тонкую линию, будто он думал ответить что-то, но, в конце концов, он просто смёл свои ключи со стола и вышел из ресторана.

Снаружи загромыхал гром. Не было никаких признаков солнца; ветер растащил тучи по всему небу. Грядёт та ещё ночка.

Глава 15

За много лет до этого дня экстрасенс сказала Море Сарджент, что она была «категоричной, но одарённой ясновидящей с талантом принимать плохие решения». Они вдвоём стояли возле съезда с автомагистрали I-64, где-то в двадцати милях от Чарльстона, Западная Вирджиния. У обеих висели за плечами мешки, и они ловили попутку, держа большие пальцы вверх. Мора путешествовала автостопом из далёкого запада. Другая экстрасенс держала путь с юга. Они не знали друг друга. Пока ещё.

– Я приму это как комплимент, – согласилась Мора.

– Дурёха, – огрызнулась другая экстрасенс, произнеся это как ещё один своего рода комплимент. Она была более неумолимым оружием, чем Мора, менее прощающим, уже закалённым кровью. Море она сразу понравилась.

– Куда направляешься? – поинтересовалась Мора. Машина приблизилась; они обе задрали большие пальцы. Машина растворилась на границе штатов; они опустили пальцы. Они пока не унывали; на дворе стояло зелёное и трепещущее лето, вроде тех, когда всё кажется возможным.

– На восток, наверное. А ты?

– Туда же. Меня ведут туда ноги.

– А мои бегут, – ответила, морщась, другая экстрасенс. – Как далеко на восток?

– Думаю, пойму, как окажусь на месте, – задумчиво сказала Мора. – Мы могли бы путешествовать вместе. Открыть лавчонку, как только туда доберёмся.

Другая экстрасенс понимающе вздернула бровь.

– Проституция?

– Переподготовка кадров.

Они обе рассмеялись, так как поняли, что поладят. Подоспела ещё одна машина; они выставили пальцы; машина проехала.

День продолжался.

– Что это? – спросила другая экстрасенс.

В конце съезда материализовался мираж, только теперь, когда они пригляделись получше, то поняли, что это настоящий человек, который ведёт себя как ненастоящий. Она шла прямо по центру асфальтной дороги к ним, одной рукой сжимая набитую до отказа сумку в форме бабочки. На ногах у неё были высокие старомодные зашнурованные ботинки, как минимум до того самого места, где заканчивалось её своеобразное платье. Её волосы представляли собой белые вспененные облака, а кожа была белой, как мел. Кроме тёмных глаз, у неё всё было бледным, в то время как в экстрасенсе рядом с Морой всё было тёмным.

Что Мора, что другая экстрасенс наблюдали за третьей женщиной, которая, прилагая усилия, шагала вверх по дороге и, казалось бы, была равнодушна к возможностям транспортных средств с мотором.

Стоило только бледной молодой женщине поравняться с ними, как из-за поворота выехал подержанный Кадиллак. У женщины было достаточно времени, чтобы отскочить в сторону, но она так не сделала. Вместо этого, она остановилась и потянула молнию на сумке-бабочке, в то время как тормоза Кадиллака оглушительно завизжали. Машина остановилась всего в нескольких дюймах от её ног.

Персефона пристально посмотрела на Мору и Кайлу.

– Думаю, вы обнаружите, – сказала она им, – что эта женщина готова нас подвезти.

Двадцать лет прошло с той памятной встречи в Западной Вирджинии, а Мора была всё ещё категоричной, но одарённой ясновидящей с талантом принимать плохие решения. За все эти годы, она привыкла быть неотъемлемой частью триумвирата, в котором решения принимались совместно. И они думали, что так будет всегда.

Без Персефоны видеть вещи ясно стало гораздо тяжелее.

– Всё объехали? – спросил мистер Грей.

– Давай ещё раз осмотримся, – ответила Мора. Они направились обратно через Генриетту, когда освещение магазинчиков замерцало в такт энергетической линии. Дождь прекратился, но наступил вечер, и мистер Грей включил фары, прежде чем снова переплести свои пальцы с её. Он был за водителя, поскольку Мора пыталась подтвердить всё более и более безотлагательную догадку. Та появилась сегодня утром, когда она проснулась со зловещим ощущением, какое бывает после пробуждения от дурного сна. Однако вместо того, чтобы к завершению дня сойти на нет, её ощущение только усилилось, сфокусировшись на Блу, Фокс Вей и подбирающейся всё ближе темноте, которая походила на падение в обморок.

Ещё у неё болел глаз.

Она занималась им довольно долго, чтобы понять, что с глазом всё в порядке. В какой-то момент времени что-то не так было с чьим-то другим глазом, а Мора была просто настроена на приём. Это раздражало её, но не требовало ответных действий. А вот предчувствие требовало. Проблема преследования плохими предчувствиями состояла в том, что было всегда трудно сказать, стремитесь ли вы к ней, чтобы исправить, или вы стремитесь к ней, чтобы её создать. Было бы проще, если бы их по-прежнему было трое. Обычно Мора зачинала проект, Кайла его материализовывала, а Персефона запускала. Вдвоём у них так не выйдет.

– Думаю, сделаем ещё круг, – сказала Мора мистеру Грею. Она могла чувствовать его мысли, пока он вёл машину. Поэзия и герои, романтика и смерть. Поэмы о фениксе. Он был худшим решением, из всех ею принятых, но она не могла удержаться и принимала его снова и снова.

– Не возражаешь, если я спрошу? – обратился он. – Это всё разрушит?

– Мне не везёт. Ты можешь так же. О чём ты думаешь? О птицах, восстающих из пепла?

Он взглянул на неё и кивнул, давая понять, что оценил её слова. Она в ответ лукаво улыбнулась. Это был скромный талант, простейшая вещь из того, что она умела – выхватывать текущую мысль из незащищённого и доброжелательно настроенного разума – но было приятно, когда этот навык оценивался по достоинству.

– Я много думал об Адаме Пэррише и его честнóй компании, – признался мистер Грей. – И об опасном мире, в который они ступили.

– Странная формулировка. Я бы сказала: «Ричард Гэнси и его честнáя компания».

Он склонил голову, как будто мог видеть её точку зрения, даже если не разделял её.

– Я просто подумал, сколько опасности они получили в наследство. Колин Гринмантл, покинув Гинриетту, не сделал её безопаснее; он сделал её опаснее.

– Потому что он держал других на расстоянии.

– Именно.

– И теперь ты думаешь, что эти другие приедут сюда, даже несмотря на то, что им здесь нечего ловить? Какой у них интерес?

Мистер Грей показал на дребезжащий уличный фонарь, когда они проезжали мимо здания суда. Над ним пролетели три тени, их не отбрасывало ничего, что могла бы заметить Мора.

– Генриетта – одно из тех мест, которые выглядят сверхъестественными даже с большого расстояния. Это вечная остановка для людей в таком бизнесе, чтобы ковыряться вокруг в поисках вещей, которые могли бы быть причиной или следствием происходящего.

– Что является опасным для честнóй компании, потому что тут действительно есть для таких людей кое-что? Энергетический пузырь?

Мистер Грей вновь склонил голову.

– Мм. И собственность Линча. И я не забыл свою роль в этом.

И Мора не забыла.

– Ты не можешь ничего отменить.

– Нет. Но... – Его остановка на этом месте разговора свидетельствовала о том, что Серый Человек заново выращивает у себя сердце. Жаль, что этот росток должен был прорываться сквозь тот же грунт, на котором взращены были убийства. Последствия, как частенько говаривала Кайла, те еще сучата. – А что ты видишь для меня? Я останусь здесь? – Когда она не ответила, он надавил: – Я умру?

Она убрала руку с его руки.

– Ты на самом деле хочешь знать?

– Simple þreora sum þinga gehwylce, ær his tid aga, to tweon weorþeð; adl oþþe yldo oþþe ecghete fægum fromweardum feorh oðþringeð. – Он вздохнул, что рассказало Море больше о его психическом состоянии, нежели непереведённая англосаксонская поэзия. – Проще отличить героя от злодея, когда на кону только жизнь и смерть. Всё, что между, лишь усложняет.

– Добро пожаловать, так живёт другая половина, – сказала она. Неожиданно она чётко нарисовала в воздухе символ. – У какой компании такой логотип?

– Дисней.

– Ха.

– Тревон-Басс. Это рядом.

– Рядом с молочной фермой?

– Да, – ответил мистер Грей. – Да, рядом с ней.

Он совершил безопасный, но незаконный разворот. За несколько минут они проехали через унылый бетонный монолит завода Тревон-Басс, потом свернули к просёлочной дороге и, наконец, доехали до границы, обозначенной забором из четырех горизонтальных досок. Ощущение правоты сочилось сквозь Мору, словно чувство, когда достигаешь приятного воспоминания и находишь его именно таким, каким ты его оставил.

Мора спросила:

– Откуда ты знаешь, что это здесь?

– Я здесь уже бывал, – ответил мистер Грей в немного зловещей манере.

– Надеюсь, ты никого здесь не убил.

– Нет. Но я, совершенно не таясь, кое-кому приставлял здесь дуло к виску. – Едва заметная вывеска фермы поприветствовала их на брошенной собственности. Поездка окончилась в куче гравия; фары освещали амбар, который, очевидно, был перестроен в стильное жизненное пространство. – Приехав в город, Гринматлы поселились здесь. Дорожка к ферме вон там.

Мора уже открывала дверцу машины.

– Как думаешь, мы сможем попасть внутрь?

– Я бы предложил только ненадолго.

Боковая дверь была не заперта. Экстрасенсорная часть Моры и её сердце чувствовали, что мистер Грей, вставший сразу за ней, когда они вошли внутрь, стал напряжённым и бдительным. Где-то рядом промычало и прокряхтело несколько коров, причём по звукам их казалось больше, чем на самом деле.

Внутри дома было очень темно, одни тени, никаких углов. Мора закрыла глаза, позволяя им привыкнуть к мысли о тотальной черноте. Она не боялась тьмы и не боялась того, что ждало внутри тьмы. Страх был недостоин её преданности; только правота.

Теперь она кое-что нащупала.

Открыв глаза, она обошла глыбу, которая, вероятно, была диваном. Уверенность зазвенела в ней сильнее, когда она обнаружила лестницу и начала по ней взбираться. Наверху была кухня открытой планировки, слабо освещённая фиолетово-серым светом, проникавшим через большие новые окна, зелёно-синим от часов на микроволновке.

Находиться здесь было неприятно. Она не могла сказать, было ли дело в самом помещении или в воспоминаниях мистера Грея, которые теснили её собственные. Она продолжила двигаться.

Здесь находился чёрный, как смоль, коридор. Вообще ни окон, ни света.

Это была больше, чем тьма.

Когда она осторожно ступила внутрь, темнота перестала быть тьмой, а превратилась в отсутствие света. Эти два понятия схожи в некоторых признаках, но ни один из признаков не важен, когда стоишь в одном из них вместо другого.

Что-то шепнуло «Блу» на ухо Море.

Все её чувства обнажились; она не знала – означало ли это, что ей следует продвигаться вперёд, или нет?

Мистер Грей коснулся её спины.

За исключением того, что это был не мистер Грей. Она слегка повернула голову вправо, чтобы осознать, что он всё ещё стоял на краю жидкой тьмы. Море понадобилось время, чтобы визуализировать защитную оболочку вокруг себя. Теперь она могла видеть, что коридор заканчивался дверью. Хотя были и другие закрытые двери по обе стороны, очевидно, что та, в конце, была источником.

Она посмотрела на выключатель рядом с мистером Греем. Тот щёлкнул им.

Лампочки должны были работать. Лампочки должны были быть включены. Они и были. Когда Мора пристально смотрела на лампы, она могла объективно сказать, что они работали.

Но в коридоре всё ещё не было света.

Мора встретилась взглядом с сощуренными глазами мистера Грея.

Они беззвучно пересекли последние несколько метров, преодолевая отсутствие света перед ними, а потом Мора зависла над дверной ручкой. Та выглядела обыкновенной, как это обычно бывало с самыми опасными вещами. Она не отбрасывала тень на дверь, потому что никакой свет до неё не дотягивался.

Мора потянулась за правотой, а обнаружила ужас. Потом она потянулась ещё дальше и нашла ответ.

Повернув ручку, она открыла дверь.

Мрачный свет зала просочился мимо неё, открывая большую ванную комнату. А рядом с ванной лежал гадальный шар. Три бесцветных свечи закапали воском всю заднюю часть раковины. «ПАЙПЕР, ПАЙПЕР, ПАЙПЕР» было написано задом наперёд на зеркале веществом, похожим на розовую губную помаду.

На полу лежало что-то большое, и оно шевелилось и царапалась.

Мора велела своей руке найти выключатель, и та нашла.

То, что лежало на полу, было телом... нет. Человеком. Он был закручен в неестественную позу, которую человек принять не мог, и всё же плечи разворачивались. Пальцы ногтями царапали кафель. Ноги скреблись, будто удирая. Нечеловеческий звук вырвался из его рта, и тогда Мора поняла.

Этот человек умирал.

Мора подождала, пока он не закончил, а потом сказала:

– Ты, должно быть, Ноа.

Глава 16

Кайла в этот день тоже имела навязчивое негативное предчувствие, но, в отличие от Моры, она застряла в офисе Академии Аглионбай за бумажной работой, и у неё не выдалось свободного времени на попытку выяснить, что являлось источником плохого самочувствия. Тем не менее, оно росло и росло, заполняя ее разум, словно чёрная головная боль, пока она не сдалась и не попросилась уйти домой на час раньше. Она лежала лицом вниз наверху, в комнате, которую делила с Джими, когда хлопнула входная дверь.

Голос Моры звонко раздался из прихожей.

– Я привела домой мёртвых людей. Отмените весь приём! Повесьте телефоны! Орла, если у тебя здесь парень, он должен уйти!

Кайла вытащила себя из-под пледа, подцепила тапочки, прежде чем направиться в гостиную. Джими, доброжелательная кумушка, в спешке ударила своё роскошное бедро о швейный столик, чтобы посмотреть, что случилось.

Они обе остановились на полпути вниз.

К её чести, Кайла только подумала о том, чтобы сбросить тапочки, когда увидела Ноа Жерни, стоящего рядом с Морой и мистером Греем.

Ноа Жерни – слишком человеческое имя, чтобы давать его чему-то, что не выглядело слишком человеческим, на взгляд Кайлы. Она за свою жизнь видела много живых людей, она за свою жизнь видела много духов, но она никогда не видела ничего подобного. Душа, настолько разложившаяся, не должна была быть... Ну, она вообще не должна была быть. Она могла быть остатком призрака, безмозглым, однообразным явлением. Столетним запахом в коридоре. Ознобом у определённого окна.