Текст книги "Король ворон (ЛП)"

Автор книги: Мэгги Стивотер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 21 страниц)

Девочка-Сиротка подобралась ближе. Она аккуратно расстегнула грязный ремешок на своем запястье и нацепила часы на ему на руку, выше ленты. А потом поцеловала его в предплечье.

– Спасибо, – произнёс он глухо. А затем, обращаясь к Гэнси, понизив голос, добавил: – Я мог бы тоже стать жертвой. Меня уничтожили.

– Нет, – одновременно возразили Блу, Гэнси и Ронан.

– Давайте не сходить с ума только потому, что он пытался кого-то убить, – попросил Генри, облизнув костяшки пальцев.

Адам, наконец, поднял голову.

– Тогда тебе лучше прикрыть мои глаза.

– Что? – озадаченно переспросил Гэнси.

– Потому что, – с горечью в голосе добавил Адам, – иначе они предадут тебя.

Глава 60

Независимо от того, с какого места вы начали знакомиться с этой историей, она была о Сондок.

Она не хотела становиться международным торговцем предметами искусства и мелким криминальным авторитетом. Началось всё с простого желания чего-то большего и превратилось в медленное осознание того, что нечто большее никогда не будет достигнуто на выбранном ею пути. Она была замужем за умным человеком, с которым познакомилась в Гонконге, и у неё было несколько смышлёных детей, которые в большинстве своём уродились в него, за исключением одного, и она понимала, по какому сценарию пойдёт её дальнейшая жизнь.

А потом она сошла с ума.

Безумие было недолгим. Возможно, у неё был год припадков и видений, и её находили рыщущей по улицам. И когда она оказалась по другую сторону, то обнаружила, что у неё глаза ясновидца и прикосновение шамана, и она может сделать себе на этом карьеру. Она сменила имя на Сондок, и так родилась легенда.

Она вела себя удивительно каждый день.

Роботизированная пчела оказалась именно той отправной точкой, на которой она поняла, что встала на скользкую дорожку. Генри, её средний сын, ярко сиял, но он, казалось, не умел источать этот свет. И поэтому, когда Найл Линч предложил найти ей безделушку, небольшой предмет, волшебную игрушку, чтобы помочь ему, она прислушалась. Как только она увидела красивую пчелу, ей тут же захотелось именно её. Конечно, он также показал её Ламоньеру, Гринмантлу, Валкизу, Макки и Ксаю, но это было ожидаемо, потому что он был негодяем и ничего не мог с этим поделать. Но когда он познакомился с Генри, то позволил Сондок взять её себе почти даром, и она этого не забыла.

Конечно, это был подарок и наказание, поскольку позже из-за него Ламоньер похитил Генри.

И она хотела за это отомстить.

Она ни о чём не сожалела. Не могла заставить себя сожалеть; даже когда возникала угроза жизни её детям. Этот путь был изначально предопределён, и ей было хорошо на нём, даже когда становилось очень трудно.

Когда она оказалась рядом с Серым Человеком, старым наёмником Гринмантла, на парковке Академии Аглионбай и обнаружила, что кровь на его ботинках принадлежала Ламоньеру, ей немедленно стало интересно, что он может рассказать.

– Дивный новый способ ведения бизнеса, – сказал Серый Человек, понизив голос, когда парковка начала заполняться небольшим, но убедительным количеством людей грозного вида. Не то чтобы они выглядели опасными. Это было необязательно. Просто странно, давало понять, что они смотрят на мир иначе. Они очень отличались от тех, кто приехал в школу накануне вечером. Технически обе эти группы имели непосредственное отношение к политике. – Этичный способ. Тот самый, где вне мебельных магазинов нет никаких вооружённых охранников, чтобы мешать людям дубасить сотрудников и выносить диваны. Вот такой бизнес я хочу.

– Это будет непростая задача, – согласилась Сондок, точно таким же тихим голосом. Она не сводила глаз с подъезжающих машин и со своего сотового. Она знала, что Генри было приказано держаться подальше, и доверяла ему, он не станет высовываться, но она также ни на йоту не доверяла Ламоньерам. Не стоило искушать их, показывая, что Генри (и, как следствие, его пчела) находились в непосредственной близости. – Люди привыкли выносить диваны, и никому не нравится прекращать воровать диваны, потому что остальные не согласны.

– Вначале могут потребоваться убеждения, – заметил Серый Человек.

– Ты об этом твердишь много лет.

– Это мой долг, – ответил он. – А до тех пор я готов собрать приличное количество людей, заинтересованных в такой концепции. Людей, которые мне нравятся.

Наконец, объявился Ламоньер, один из них на телефоне. Его лицо позволяло предположить, что он пытался связаться с третьим, но третий был не в состоянии ответить. Серый Человек хотел обсудить с ними случившееся после продажи. Убедительным способом, которому поспособствовало некое поистине фантастическое оружие, что он нашёл на ферме Линча.

Сондок сказала:

– Я не из тех людей, которые вам нравятся.

– Вы из тех, кого я уважаю, что почти одно и то же.

Её улыбка сообщила, она знала, что он нарочно ей льстит, и, тем не менее, приняла это.

– Может быть, мистер Грей. Это соответствует моим интересам.

Именно тогда прибыла Пайпер Гринмантл.

Правда, сначала появилась не она, а страх, а уж потом Пайпер. Это ощущение накрыло их, словно волна тошноты, окатив с ног до головы, заставив руками вцепиться в горло, а коленями рухнуть на тротуар. Стояла середина дня, но небо неожиданно потемнело. Это был первый признак того, что торг будет чем-то из ряда вон.

Итак, сначала появился страх, потом Пайпер. Она прилетела, и это стало вторым признаком того, что всё будет необычным.

Когда она приземлилась, стало очевидно, что прибыла она на ковре из крошечных шершней, которые растворились в воздухе, стоило им коснуться асфальта.

Она хорошо выглядела.

Это было поразительно по нескольким причинам: во-первых, потому что ходили слухи, будто она умерла прежде, чем её манерный муж был до смерти зажален осами у себя в квартире, и она определённо была не мертва. Во-вторых, потому что она держала чёрного шершня, который был почти в фут[46] длиной, и большинство людей не выглядели такими спокойными и собранными как она в присутствии жалящих насекомых любого размера.

Она подошла к Ламоньерам, явно намереваясь чмокнуть их в щёку, но те отшатнулись от насекомого. Это был третий признак, что происходит нечто необычное, потому как Ламоньеры, как правило, всегда выглядели безмятежно.

– Нехорошо, – произнёс себе под нос Серый Человек.

Потому что теперь было очевидно, что страх исходил то ли от Пайпер, то ли от шершня. На Сондок продолжали накатывать тошнотворные ощущения, болезненные воспоминания о её сумасшествии. Потребовалось мгновение, чтобы она поняла, что ей устно напоминали о том времени, когда она сходила с ума – она слышала слова, звучащие прямо в голове. На корейском.

– Спасибо всем, что пришли, – чинно начала Пайпер. По тому, как она склонила голову, сузила глаза, Сондок поняла, что Пайпер тоже слышала шёпот. – Теперь, когда я одна, я намерена продвигаться самостоятельно в бизнесе поиска дорогостоящих магических предметов, курируя только самую необычную и потустороннюю хрень. Я надеюсь, вы станете мне доверять как источнику качественного товара. А начнём мы с него – это именно то, ради чего вы все здесь собрались. – Она подняла руку, и шершень сдвинулся чуть дальше в сторону. Толпа вздрогнула, как единое целое; что-то было не так. Страх плюс размер, реальный вес существа, переместивший ткань её рукава. – Это демон.

Да. Сондок в это верила.

– Он оказал мне милость, о чём вы, наверное, догадались, глядя на мои превосходные волосы и кожу, но я готова передать его другому пользователю с тем, чтобы найти следующую грандиозную штуковину! Всё дело в процессе, верно? Верно!

– Это... – начал было мужчина, принадлежащий одной из групп. Родни, так его звали, как полагала Сондок. Похоже, он не знал, как закончить свой вопрос.

– Как это работает? – поинтересовалась Сондок.

– Чаще всего я просто прошу его что-нибудь сделать, – ответила Пайпер, – и он исполняет. Я не очень-то религиозна, но у меня есть ощущение, что кто-то с некоторым религиозным багажом за спиной мог бы заставить демона проделать прикольные фокусы. Он сделал мне дом и эти туфли. А что он мог бы сделать для вас? Любой хлам. Начнём торги, папуля?

Ламоньер всё ещё не совсем оправился. И присутствие демона не улучшало его состояние, а только ухудшало. Возникало ощущение, противоположное привыканию к демону. Оно напоминало рану, которая увеличивалась и пульсировала болью. Шёпот было очень трудно выдержать, потому что он являлся не совсем шёпотом. Это были мысли, легко перемешивающиеся с собственными, поэтому сложно было расставить приоритеты. Сондок пережила год безумия, потому она справлялась. Мысли демона можно легко распознавались: они были самыми уродливыми, призывающими к худшему, теми, которые разрушают мыслящего.

Некоторые собрались уходить, не говоря ни слова, попятились к своим машинам, пока не дошло до беды. И пока всё не стало отвратительным. Совсем.

– Эй! – окликнула Пайпер. – Не сметь вот так уходить от меня. Демон!

Шершень пошевелил антеннками, и люди задёргались. Они закрутились, широко распахнув глаза.

– Видите, – сквозь зубы сообщила Пайпер, – это, и правда, очень удобно.

– Мне кажется, – осторожно заметил Ламоньер, глядя на замерзших покупателей, потом на лица своих партнёров и затем на свою дочь. – Возможно, это не самый лучший метод показывать, какова от него польза.

Под чем он подразумевал, что демон всех пугает, и сложно отделаться от мысли, что все могут в любой момент умереть, а это плохо для бизнеса как настоящего, так и будущего.

– Только не применяй ко мне свои позитивно-агрессивные приёмчики, – возразила Пайпер. – Я прочла статью, как ты занижал ценность моей личности всю мою жизнь, и вот тому конкретный пример.

– Это конкретный пример того, что ты переоцениваешь свои знания, – ответил Ламоньер. – Твои амбиции постоянно опережают образование! Ты даже не знаешь, как передать демона другому владельцу.

– Я захочу этого, что не понятно? – удивилась Пайпер. – Он должен оказать мне милость! И сделать то, что я скажу.

Но Сондок не считала, что это было то же самое.

– Думаешь? – поинтересовался Ламоньер. – Ты контролируешь его, или он контролирует тебя?

– Ой, да я тебя умоляю, – отмахнулась Пайпер. – Демон, разморозь этих людей! Демон, пусть станет солнечно! Демон, пусть моя одежда вся побелеет! Демон, делай, что я говорю, делай, что я говорю!

Люди оттаивали; небо на секунду стало раскалённо-ярким; её одежда потеряла цвет; демон зажужжал, поднимаясь в воздух. Шёпот в голове Сондок стал свирепым.

Ламоньер выстрелил в свою дочь.

Раздавшийся звук был не громче хлопка из-за глушителя. Ламоньеры выглядели потрясёнными. Оба не произнесли ни слова, только смотрели во все глаза на её тело, а потом на демона, нашептавшего им это сделать.

Теперь все сбежали. Раз Ламоньер выстрелил в собственную дочь, значит, могло произойти что угодно.

Демон приземлился на рану на шее Пайпер, его лапки утопали в крови, голова опустилась к отверстию от пули.

Он начал меняться. Она начала меняться. Всё разрушалось, озлоблялось и извращалось.

– Позвони мне, – велела Сондок Серому Человеку, – и вали отсюда.

Раздался запоздалый крик Пайпер. Сондок и не поняла, что та была всё ещё жива.

Кровь вокруг её шеи казалась чёрной.

Амбиции, жадность, ненависть, насилие, неуважение, амбиции, жадность, ненависть, насилие.

Она умерла.

Демон начал расти.

Разрушитель, разрушитель, я пробуждаюсь, я пробуждаюсь, я пробуждаюсь.

Глава 61

Адам не мог решить, было ли это худшим, что с ним случалось, или это таким казалось, потому что он недавно был так бессмысленно счастлив, что сравнение делало ситуацию таковой.

Он находился на заднем сидении БМВ, руки намертво связаны, глаза намертво чем-то прикрыты, одно ухо не слышит. Ему даже не казалось всё это реальным. Он чувствовал себя утомлённым, но не сонным, измотанным усилием, направленным на способность принимать участие в собственном сознании. И всё же демон изредка работал над верёвкой – отчего его кожа пела от боли – и закатывал глаза против воли Адама. Блу сидела рядом с ним, а Девочка-Сиротка по другую сторону от неё по его просьбе. Он не знал, сможет ли высвободиться из верёвки, но понимал, что демон навредит Блу только в попытке добраться до Ронана или Девочки-сиротки. Так, по крайней мере, они бы были предупреждены, если бы такое случилось снова.

Боже, Боже. Он едва не убил Ронана. Он бы его убил. Совсем недавно обжимался с Ронаном, и при этом его руки бы погубили его, пока Адам наблюдал.

Как бы он после ходил в школу? Как бы он делал хоть что-нибудь...

Его дыхание предало его, потому что Блу прислонилась к его плечу.

– Не надо... – предупредил он.

Она приподняла голову, но затем он ощутил, как её пальцы нежно поглаживают его волосы, а потом касаются кожи щеки, которую он сам себе ободрал. Она ничего не говорила.

Он закрыл глаза под повязкой, слушая неторопливый стук дождя по лобовому стеклу, шуршание стеклоочистителей. Он понятия не имел, насколько близко они находились к Энергетическому пузырю.

Почему он не может придумать другой способ принести жертву? Гэнси торопится это сделать только из-за него, из-за того, как его сделка обернулась бедственным положением. В конце концов, Адам, так или иначе, убьёт его, как в своём видении. Обратная, косвенная версия вины, но Адам у штурвала всё тот же. Но нельзя было отрицать, что Адам – единственный, кто сделал положение таким бедственным.

Плохое чувство шипело в Адаме, но он не смог бы сказать, вина это или предупреждение от Энергетического пузыря.

– Что это? – голос Гэнси раздался с пассажирского сидения. – На дороге?

Блу отстранилась от Адама, он слышал, как она втиснулась между водительским и пассажирским местами. Казалось, она сомневается:

– Это... кровь?

– Откуда? – спросил Ронан.

– Может, ниоткуда, – ответил Гэнси. – Она реальна?

Ронан сообщил:

– Дождь по ней попадает.

– Мы должны... мы должны по ней проехать? – осведомился Гэнси. – Блу, на что похоже лицо Генри? Можешь увидеть?

Адам почувствовал, как его задело тело Блу, когда она повернулась посмотреть на следующий позади Фискер. Его руки, бесконечно голодные, напряглись и дёрнулись. Демон ощущался... близко.

Блу сказала:

– Дай мне телефон. Я позвоню маме.

– Что происходит? – поинтересовался Адам.

– Дорога залита, – объявила Блу. – Правда, это выглядит как кровь. И в ней что-то плавает. Что это, Гэнси? Это... лепестки? Синие лепестки?

В машине повисла тяжёлая тишина.

– Вы когда-нибудь ощущали, словно вещи проходят полный цикл? – тихо произнёс Ронан. – Вы...

Он не закончил предложение. Автомобиль был снова тих, неподвижен... Видимо, он ещё не решил, стоит или нет ехать через разлив.

– Полагаю, мы... Господи, – оборвал сам себя Гэнси. – Господи. Ронан?

Ужас обволакивал его слова.

– Ронан? – повторил Гэнси. Раздался металлический шлепок. Стон сидения. Возня. Машина под ними сдвинулась со свирепостью, с которой Гэнси переместил свой вес. Ронан всё ещё не отвечал. Рёв ворвался в его слова. Двигатель: Ронан нажимал педаль газа, пока не была включена передача.

Тошнотворная тревога в Адаме переросла в набат.

Рёв внезапно прекратился; автомобиль заглох.

– О нет, – воскликнула Блу. – О нет, и девочка!

Она быстро отодвинулась от Адама; он услышал, как она открыла дверь с другой стороны. Холодный влажный воздух ворвался в БМВ. Открылась другая дверь, и следующая. Все, кроме двери Адама. Снаружи послышался голос Генри, глубокий, серьёзный и полностью лишённый юмора.

– Что происходит? – требовал ответа Адам.

– Можем мы... – Блу казалась на полпути к рыданиям, её было слышно снаружи водительской двери. – Можем мы это с него содрать?

– Не надо, – задыхался Ронан. – Не трогайте... не надо...

Водительское кресло отодвинулось так стремительно, что ударило Адама по коленям. Адам услышал звук, который, несомненно, издавал втягивающий воздух Ронан.

– О Господи, – снова произнёс Гэнси. – Скажи, что я могу сделать.

И снова дёрнулось кресло. Руки Адама впились в сидение позади него совершенно против его воли. Что бы ни происходило, они желали помочь этому случиться быстрее. На переднем сидении телефон Ронана начал звонить, звонить и звонить. Это был тихий, бестолковый рингтон, который Ронан установил на входящий вызов Деклана.

Худшим было, что Адам знал, что это означало: что-то происходило с Меттью. Нет, худшим было, что Адам ни с чем ничего не мог поделать.

– Ронан, Ронан, не закрывай глаза, – молила Блу, и теперь она плакала. – Я звоню... Я звоню маме.

– Ничего себе, отойдите! – заорал Гэнси.

Весь автомобиль качался.

Генри настойчиво спрашивал:

– Что это?

– Он принёс это из своих снов, – сказал Гэнси. – Когда отключился. Оно нам не навредит.

– Что происходит? – потребовал ответа Адам.

Голос Гэнси был тихим и печальным. Он достиг края и сорвался.

– Он разрушается.

Глава 62

Невозможно поверить, что Адам думал, будто предыдущее мгновение было худшим.

Это было хуже: быть связанным с закрытыми глазами на заднем сидении автомобиля и знать, что приглушённые прерывистые звуки издавал Ронан Линч, который с трудом делал каждый вздох, как только приходил в себя.

Сколько в Ронане было бравады, а не осталось ничего.

И Адам был ничем, только оружием, чтобы побыстрее его убить.

У него возникло такое чувство, будто прошло уже много лет с тех пор, как он заключил сделку с Энергетическим пузырём. «Я буду твоими руками. Я буду твоими глазами». Гэнси чертовски боялся и, может быть, не зря. Потому что здесь и сейчас Адам был лишён всех возможностей. Настолько легко и просто оставшись без сил.

Его мысли сейчас воевали друг с другом, и Адам сбежал в самое тёмное место под повязкой на глазах. Это была опасная игра, входить в транс, когда Энергетический пузырь подвергался такому удару, когда остальные были заняты тем, что следили, не начал ли он умирать на заднем сидении, но это был единственный способ выжить рядом с вымученным дыханием Ронана.

Он умчался далеко и быстро, бросив подсознательное вдали от осознанных мыслей, настолько далеко, насколько мог абстрагироваться от реальности автомобиля, и так быстро, как только смог умудриться. От Энергетического пузыря осталось очень-очень мало. В основном тьма. Возможно, он даже заблудится, как...

Персефона.

Персефона.

Как только он мысленно произнёс её имя, то понял, что она была с ним. Он не мог сказать, откуда это знал, так как не мог её видеть. На самом деле он ничего не видел. На самом деле он обнаружил, что очень хорошо осознавал ткань повязки на глазах и тупую боль в пальцах, переплетённых и прижатых друг к другу. Ещё сильнее он осознавал свою физическую реальность; когда-то обосновавшуюся в его бесполезном теле.

– Это ты затолкала меня сюда, – упрекнул он.

– Цыц, – ответила она. – Главным образом, ты позволил, чтобы тебя сюда затолкали.

Он не знал, что ей сказать. Он был до боли снова рад чувствовать её присутствие. Не то чтобы Персефона, неуловимая Персефона, была созданием, которое дарило комфорт. Но её фирменный здравый смысл, мудрость и правила очень его успокаивали, когда вокруг творился хаос, и даже если она толком ещё ничего не сказала, само воспоминание о том комфорте подарило ему прилив необъятного счастья.

– Я уничтожен.

– Ммм.

– Это моя вина.

– Ммм.

– Гэнси был прав.

– Ммм.

– Прекрати мычать!

– Тогда, может, стоит прекратить говорить то, что утомило меня ещё несколько недель назад.

– Всё же мои руки. Мои глаза. – Когда он назвал их, он их почувствовал. Царапающие руки. Подвижные глаза. Они были в восторге от уничтожения Ронана. Это было их целью. Как же они стремились помогать в такой ужасной задаче.

– С кем ты заключил сделку?

– С Энергетическим пузырём.

– Кто использует твои руки?

– Демон.

– Это не одно и то же.

Адам не ответил. Вновь Персефона дала ему совет, который был хорош в теории, но его невозможно применить на практике. Это была мудрость, не руководство к действию.

– Ты заключил сделку с Энергетическим пузырём, не с демоном. Даже если они выглядят одинаково и чувствуются одинаково, они не одинаковые.

– Они чувствуются одинаково.

– Они не одно и то же. Демон не может претендовать на тебя. Ты его не выбирал. Ты выбрал Энергетический пузырь.

– Я не знаю, что делать, – выдал Адам.

– Нет, знаешь. Ты должен продолжать выбирать его.

Но Энергетический пузырь умирал. Скоро, наверное, вообще не останется возможности выбирать. Скоро, возможно останутся только разум Адама, его тело и демон. Он не произнёс этого вслух. Да это было и не нужно. Здесь его мысли и слова – одно и то же.

– Это не делает тебя демоном. Ты будешь одним из тех богов без магической силы. Как они называются?

– Не думаю, что есть такое слово.

– Король. Наверное. Мне нужно уже идти.

– Персефона, пожалуйста... мне... – тебя не хватает.

Он был один. Она ушла. Он остался, как и всегда, в равной степени спокойным и неуверенным. С ощущением, что он знал, как двигаться дальше; с сомнением, что он способен на это. Но в этот раз она прошла ужасно долгий путь, чтобы дать ему хороший урок. Он не знал, видит ли она его сейчас, но не хотелось её подводить.

И ещё правда состояла в следующем: если он думал о том, что любил в Энергетическом пузыре, то было совсем несложно отличить Энергетический пузырь от демона. Они были взращены на одной почве, но не имели ничего общего друг с другом.

«Эти глаза и руки мои», – подумал Адам.

Так оно и было. Ему не нужны доказательства. Это стало фактом, как только он поверил.

Он повернул голову и сдвинул повязку с глаз.

Он увидел конец света.

Глава 63

Демон медленно работал с фибрами грезящего.

Их было сложно уничтожить, этих грезящих. Такое количество грезящего существовало вне его физического тела. Столько сложных их частей запутывалось в звёздах и корнях деревьев. Так много от них бежало вниз по течению рек и взрывалось в воздухе между дождевыми каплями.

Грезящий сражался.

Демон был по части уничтожения и небытия, а грезящий – созидания и наполненности. Этот грезящий был таким до крайности, новый король в своём придуманном королевстве.

Он сражался.

Демон продолжал ломать его в бессознательном состоянии, и в те короткие разрывы темноты, грезящий ухватился за свет и, когда вернулся обратно в сознание, вытолкнул грёзу в реальность. Он сформировал колышущихся существ, земные звезды, пылающие короны, золотые ноты, которые пелись сами, мятные листья, разбросанные по окровавленному асфальту и клочки бумаги со словами, написанными неровным почерком: «Unguibus et rostro»[47].

Но он умирал.

Глава 64

Желать жить, но согласиться умереть, чтобы спасти других – вот это мужество. Это должно было быть величием Гэнси.

– Всё должно случиться теперь, – сказал он. – Я должен сейчас принести жертву.

Когда настал момент, в нём была некоторая красота. Гэнси не хотел умирать, но, по крайней мере, он поступал так для этих людей, его обретённой семьи. По крайней мере, он делал это для людей, которые, как он знал, будут по-настоящему жить. По крайней мере, он погибал не бессмысленно закусанный осами. По крайней мере, на этот раз это будет иметь значение.

Вот где он собирался умереть: на наклонном поле, усеянном дубовыми листьями. Чёрное стадо паслось далеко вверх по склону, размахивая хвостами, когда дождь падал неровными короткими промежутками. Трава казалась поразительно зелёной для октября, и полнота цвета на фоне по-осеннему ярких листьев заставляла всё выглядеть, словно на фото в календаре. На мили вокруг никого не видно. Единственное, что было не к месту, это усыпанная цветами кровавая река на извилистой дороге и парень, умирающий в машине.

– Но мы где-то поблизости от Энергетического пузыря! – возразила Блу.

Телефон Ронана снова звонил: Деклан, Деклан, Деклан. Всё везде разваливалось.

В глазах Ронана на краткий миг мелькнуло сознание, они были залиты чернотой, дождь из мерцающей гальки распространялся от его руки и скользил до конечной остановки на кровавом асфальте. Девочка-Сиротка безумно и безучастно наблюдала с заднего сидения, тьма медленно бежала из её ближайшего уха. Когда она заметила, что на неё смотрит Гэнси, она только открыла рот в беззвучном: «Кра».

– Мы на энергетической линии? – Всё, что имело значение, это что они были на линии, так жертва засчитается для убийства демона.

– Да, но мы где-то поблизости от Энергетического пузыря. Ты просто погибнешь.

Одна из замечательных черт Блу Сарджент – она никогда не оставляет надежды. Он бы сказал ей об этом, но знал, что это только больше её расстроит. Он произнёс:

– Блу, я не могу смотреть, как Ронан умирает. И Адам... и Меттью... и всё это? У нас больше ничего нет. Ты ведь уже видела мой дух. Ты уже знаешь, что мы выбрали!

Блу закрыла глаза, и из них скатились две слезинки. Она не плакала громко или так, чтобы упросить его сказать что-нибудь другое. Она была созданием, полным надежд, но ещё она была здравомыслящим созданием.

– Развяжите меня, – попросил Адам с заднего сидения. – Если ты собираешься делать это сейчас, ради всего святого, развяжите меня.

Его повязка сползла с глаз, и он смотрел на Гэнси, он, а не демон. Его грудь быстро вздымалась. Если бы существовал другой способ, Гэнси знал, что Адам бы ему рассказал.

– Это безопасно? – поинтересовался Гэнси.

– Безопасно как жизнь, – ответил Адам. – Развяжи меня.

Генри ждал хотя бы чего-нибудь, что можно сделать – он явно не знал, как обработать ситуацию, не имея задания – так что он кинулся развязывать Адама. Встряхнув покрасневшие запястья, освобождённые от ленты, Адам первым делом коснулся макушки Девочки-Сиротки и прошептал:

– Всё будет хорошо.

А затем выбрался из машины и встал перед Гэнси. Что они могли сказать?

Гэнси стукнул кулаком по кулаку Адама, и они кивнули друг другу. Глупый, неадекватный жест.

Ронан на краткий миг прорвался в сознание; из машины высыпались цветы таких оттенков синего, каких Гэнси никогда не видел. Ронан замер на месте, как всегда после того, как грезил, и тьма медленно потекла из его носа.

Гэнси никогда на самом деле не понимал, что означала для Ронана необходимость жить со своими ночными кошмарами.

Теперь он это понял.

Времени не осталось.

– Спасибо за всё, Генри, – обратился Гэнси. – Ты принц среди людей.

Лицо Генри не выражало ничего.

Блу сказала:

– Ненавижу это.

И всё же так было правильно. Гэнси почувствовал, как ускользает время – в последний раз. Ощущение, что делал это раньше. Он нежно коснулся тыльной стороной ладоней её щёк. И прошептал:

– Всё будет хорошо. Я готов. Блу, поцелуй меня.

Рядом с ними моросил дождь, поднимая красно-чёрные брызги, заставляя лепестки вокруг трепетать. Нагреженные штуковины из на миг исцелённого воображения Ронана укладывались у их ног. В дождь всё в этих горах пахло осенью: дубовая листва и сенокос, озон и потревоженная пыль. Здесь было красиво, и Гэнси это любил. Потребовалось много времени, но он в итоге заканчивал жизнь там, где хотел.

Блу поцеловала его.

Он достаточно часто об этом мечтал, и вот это случилось, воплотилось в жизнь. В другом мире всё было бы так: девушка мягко прижалась своими губами к губам юноши. Но в этом мире Гэнси почувствовал эффект сразу. Блу – зеркало, усилитель, странная полудревесная душа с магией энергетической линии, бегущей по венам. И Гэнси – возрождённый однажды силой энергетической линии, давший энергетической линии сердце другой вид зеркала. И когда они направили себя друг на друга, тот, кто слабее, уступил.

Сердце Гэнси было подарено энергетической линией, не выращено.

Он отпрянул от неё.

Вслух, с умыслом, голосом, который не оставлял места для сомнений, он произнёс:

– Да будет демон убит.

Как только он это сказал, Блу крепко обвила руки вокруг его шеи. Как только он это сказал, она уткнулась лицом в его лицо. Как только он это сказал, она удерживала его, словно крик. Люблю, люблю, люблю.

Он бесшумно упал из её рук.

Он был королём.

Глава 65

Независимо от того, с какого места вы начали знакомиться с этой историей, она всегда была о Ноа Жерни.

Проблема мёртвого состояния заключалась в том, что твои истории переставали быть прямыми линиями, они становились цикличными. Они начинались и заканчивались в одно и то же мгновение: в мгновение смерти. Было трудно сосредоточиться на других способах рассказа историй и помнить, что живые заинтересованы в определённом порядке событий. В хронологии. Так это называется. Ноа же больше интересовал духовный вес минуты. Момент убийства. Вот эта история. Он никогда не переставал подмечать этот момент. Каждый раз, когда он видел его, он замедлялся и смотрел, вспоминая в точности все физические ощущения, которые испытывал во время убийства.

Убийство.

Иногда он попадался в петлю постоянного понимания того, что его убили, и ярость заставляла его крушить вещи в комнате Ронана или сбрасывать горшок с мятой со стола Гэнси, или бить по окну на лестнице в жилище.

Порой вместо петли он попадал в этот момент. В момент смерти Гэнси. Снова и снова наблюдал за смертью Гэнси. Гадая, был бы он таким же смелым в лесу, если бы Велк попросил его умереть, а не заставил. Он так не думал. Он не был уверен, были ли они вообще приятелями. Иногда, когда он возвращался, чтобы увидеть всё ещё живого Гэнси, он забывал, знал этот Гэнси или нет о том, что умрёт. Так просто знать всё и вся, когда время циклично, но очень сложно вспомнить, как этим пользоваться.

– Гэнси, – сказал он. – Это всё, что есть.

Это был неправильный момент. Между тем, Ноа затянуло в жизнь духа Гэнси, что оказалось совсем другой временной линией. Он отодвинулся от неё. Не в пространстве, а во времени. Это немого напоминала на игру со скакалкой втроём – Ноа больше не помнил, с кем он такое делал, он лишь припоминал, что когда-то это делал – нужно было дождаться подходящего момента, чтобы прыгнуть, или тебя сбивала скакалка.

Он не всегда помнил, зачем это делает, но он помнил, что он делает: ищет, когда Гэнси впервые умер.

Он не помнил тот первый раз, когда сделал выбор. Теперь это было тяжело – помнить, что являлось воспоминанием, а что повторялось на самом деле. Он даже не был уверен в настоящий момент, что из этого происходит.

Ноа только понимал, что должен продолжать до этого мгновения. Ему нужно лишь продержаться осязаемым достаточно долго, чтобы удостовериться, что всё останется верным.

Вот он: Гэнси, такой юный, дрожащий и умирающий в древесных листьях в то же самое время, как Ноа вдали от него дрожит и умирает в листьях другого леса.

Время всегда одно и то же. Как только Ноа умер, его дух, полный энергетической линии, одаренный милостью Энергетического пузыря, прочувствовал каждый момент, что испытал в жизни и собирался испытать. Очень просто казаться мудрым, когда время циклично.