Текст книги "Король ворон (ЛП)"
Автор книги: Мэгги Стивотер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 21 страниц)
Что же случилось? Возможно, было темнее, чем обычно, рассеянный свет из кухни не мог вторгнуться в ночь. Возможно, было холоднее, чем обычно, но, может быть, ей так показалось из-за гложущей обеспокоенности. Было тише – никакой болтовни телека или звона кружек, но это могло означать, что просто слишком поздний час. Мерцание лампочки... нет, всего лишь свет от автомобильной фары отразился от циферблата часов, стоявших на столике в прихожей. Часы показывали 6:21.
Она не могла пошевелиться.
Казалось, невозможно быть пойманной здесь в ловушку страхом и ничем более, и всё же она стояла. Она говорила себе, что ей доводилось пробираться через таинственные пещеры, стоять под искрами ночного кошмара в виде дракона и находиться рядом с отчаянным мужчиной с оружием, и поэтому собственный дом за отсутствием явной угрозы не должен был её парализовывать.
Но она не могла пошевелиться, и Гэнси тоже не двигался. Он рассеянно прижал палец к левому уху. Его взгляд был остекленевшим и напомнил ей о приступе паники, случившемся с ним в пещере не так давно.
Ей на мгновение почудилось, что они остались последними людьми на земле. Вот сейчас она сделает шаг в гостиную и обнаружит на полу только мёртвые тела.
Прежде чем она успела взять себя в руки, наружу вырвалась единственная нотка всхлипывания.
Будь благоразумной!
Пальцы Гэнси неуклюже переплелись с её пальцами. Его ладонь вспотела, но это было неважно... её ладонь тоже была потной. Они оба были в ужасе.
Теперь, когда она об этом подумала, то поняла, что дом на самом деле не безмолвствовал. Несмотря на тишину, она слышала какое-то потрескивание и гудение, напоминающее несогласованные звуки электроники.
Гэнси пристально посмотрел ей в глаза. Она благодарно сжала его пальцы. А после они разомкнули ладони. Неизвестно, может, им понадобятся обе руки, чтобы обороняться.
Шевелись, Блу.
Они двинулись вперёд осторожно, будто стесняясь неожиданного скрипа половиц. Оба боялись издать хотя бы звук, пока не узнают, что же ищут.
Просто: боялись.
Остановившись у основания лестницы, Блу положила руку на твёрдые перила и прислушалась. Гул, который она слышала ранее, стал громче, неприятнее и живее. Это было гудение, песня без слов, пугающее воспроизведение голосом одной ноты перед модуляцией другой в незнакомом регистре.
Стук, раздавшийся непосредственно позади них, заставил Гэнси вздрогнуть. Но Блу была рада этому звуку, потому что узнала его. Это был удар гигантских сабо её кузины о неровный пол. Вдохнув с облегчением, она развернулась, чтобы обнаружить Орлу в её таких утешительно-знакомых и дурацких привычных джинсах-клёш. Взгляд Орлы оказался устремлённым в какую-то точку поверх головы Блу.
– Орла, – позвала Блу, и глаза её кузины встретились со взглядом Блу.
Орла закричала.
Руки Блу неосознанно, будто принадлежали ребёнку, закрыли уши, а ноги, последовавшие примеру рук, споткнувшись, заставили Блу врезаться в спину Гэнси. Орла прижала руки к сердцу и снова закричала, звук надломился и прозвучал выше. Блу никогда не думала, что услышит подобное от своей кузины. Какая-то часть Блу бросилась прочь от этого звука, представляя, что не лицо Орлы кричит, представляя, что не тело Блу наблюдает, представляя, что это сон, а не реальность.
Орла умолкла.
Однако её глаза... она по-прежнему смотрела мимо Блу в небытие. И внутрь себя. Её плечи отяжелели от ужаса.
И за всем этим откуда-то в доме продолжал исходить тот гудящий звук.
– Орла, – прошептал Гэнси. – Орла, ты меня слышишь?
Орла не ответила. Она смотрела в мир, который Блу был недоступен.
Блу не хотелось говорить правду, но она всё равно сказала:
– Думаю, мы должны найти звук.
Гэнси мрачно кивнул. Оставив Орлу с её слепыми стенаниями, они пробрались глубже в дом. В конце коридора свет с кухни, казалось, обещал безопасность и определённость. Но между ними и кухней располагалась темнота дверного проёма гадальной. Хотя сердце Блу подсказывало, что в комнате было абсолютно темно, её глаза увидели, что на столе стояло три свечи. И они горели. Но это неважно. Они ни коем образом не влияли на тьму.
Странный многоголосый гул просачивался из гадальной.
Ещё слышалось приглушённое шарканье, словно кто-то мёл веником пол.
Костяшки Гэнси неуверенно провели по её руке.
Сделай шаг.
Она шагнула.
Войди.
Они вошли.
На полу гадальной крутился и дёргался Ноа, его невозможное тело. Он где-то умирал. Всегда умирал. Даже с учётом того, что Блу уже видела воссоздание его смерти, наблюденать за этим раз от разу легче не становилось. Его лицо развернулось к потолку, рот раскрылся в бессмысленной боли.
Дыхание Гэнси стало прерывистым.
Над Ноа возвышалась Кайла, она сидела на гадальном столе и смотрела в никуда. Её руки лежали поверх разбросанных карт таро. Телефон лежал рядом с картами; она была в середине процесса гадания на расстоянии.
Диссонирующий гул звучал громче всего остального.
Он исходил от Кайлы.
– Вам страшно? – прошептал Ноа.
И Блу, и Гэнси вздрогнули. Они не осознали, что Ноа перестал извиваться, но он перестал и теперь лежал на спине, подтянув к себе колени и взирая на них. Неожиданно в выражении его лица появилась злая усмешка, небольшая не-ноашность. Его зубы виднелись сквозь натянутую улыбку.
Блу с Гэнси переглянулись.
То, что было Ноа, внезапно подняло глаза, словно заслышав приближение чего-то. Он тоже начал напевать. И это тоже было немузыкально.
Каждый сустав в теле Блу горел предупреждением об опасности.
А потом Ноа расслоился надвое, а затем снова стал единым целым.
Блу не знала, как ещё выразиться. Вот был Ноа, а потом появился ещё один рядом с ним, который смотрел в другую сторону, и вновь остался один Ноа. Она не могла решить, закралась ли ошибка в самого Ноа или она просто неправильно его видела.
– Мы все должны бояться, – сказал Ноа тонким голосом, прорезавшим гул. – Когда вы играете со временем...
Неожиданно он оказался перед ними, глаза в глаза, или, по крайней мере, его лицо, а потом в мгновение ока он вновь уже был в нескольких футах от них. Он снова натянул на свой облик немного ноашности, своей мальчишеской ипостаси. Он держал руки на коленях, словно бегун, и с каждым тяжелым выдохом с его губ нехотя срывался напев.
Дыхание Блу и Гэнси зависло в переливающемся облачке перед ними, словно они были мёртвыми. Ноа тянул энергию из них. Много энергии.
– Блу, уходи, – попросил Ноа. Его голос был напряжённым, но он контролировал отвратительный напев. – Гэнси... уходи. Это не буду я! – Он скользнул вправо, а потом обратно; но его поведение было не так важно. Кривая, совершенно противоречащая его сведённым бровям усмешка растянула его губы и исчезла. В выражении его лица появился вызов и тут же пропал.
– Мы не уйдём, – сообщила Блу. Но она всё-таки начала выстраивать вокруг себя защиту. Она не могла сдерживать это, чем бы оно там ни было, от черпания энергии у Кайлы и Гэнси, но она могла отрезать свою собственную довольно мощную батарею.
– Пожалуйста, – прошипел Ноа. – Разрушитель, разрушитель.
– Ноа, – сказал Гэнси, – ты сильнее этого.
Лицо Ноа почернело. Из черепа чернила пролились до самого сердца. Только лишь зубы сверкали белизной. Он начал то ли задыхаться, то ли хохотать.
– ВЫ ВСЕ УМРЁТЕ.
– Оставь его в покое! – прорычала Блу.
Гэнси сильно содрогнулся от холода.
– Ноа, ты можешь справиться.
Ноа поднял руки перед собой, развернув ладонями друг к другу, при этом его пальцы танцевали и казались когтями. Это были руки Ноа, а потом они превратились в каракули.
– Нет ничего невозможного, – произнёс Ноа. Его голос был ровным и глубоким. Вместо рук у него вновь стремительно появились линии, искажённые и бесполезные. Блу видела насквозь его грудную клетку, и там не было ничего, кроме черноты. – Нет ничего невозможного. Я доберусь до него. Я доберусь до него. Я доберусь до него.
Единственное, что удерживало Блу на месте, единственное, что держало её так близко к этой твари – это понимание того, что она свидетельница преступления. Не Ноа нечаянно стал ужасающим. Что-то проникло в Ноа, проходило через него. Без разрешения.
Гудящий голос продолжал:
– Я доберусь до него... Блу!.. Я доберусь до него... Прошу тебя! Уходи!.. Я доберусь до него...
– Я не оставлю тебя, – сказала Блу. – Я не боюсь.
Ноа разразился диким смехом восторженного гоблина. А потом в сторону высоким голосом произнёс:
– Будешь бояться!
И тогда он бросился на неё.
Блу мельком успела заметить Гэнси, рванувшего к нему, как только Ноа впился когтями ей в лицо.
Гадальная исчезла, как свет, как и тьма. Боль и блеск, холод и жар...
Он выдавливал её глаза.
– Ноа! – простонала она.
Всё расплылось в штрихи и каракули.
Она вскинула руки к лицу, но ничего не изменилось. Она чувствовала себя нанизанной на когти, его пальцы впились ей в плоть. Левый глаз видел только белый цвет; правый глаз видел только чёрный. Её пальцы казались скользкими; щёки бросило в жар.
Свет вырывался из Ноа, словно вспышки на солнце.
Внезапно руки схватили её за плечи, разворачивая от него. Она оказалась окружена теплом и мятой. Гэнси держал её так крепко, что она чувствовала его дрожь. Гул был везде. Она ощущала его на своём пылающем лице, когда Гэнси встал между ней и жужжащим злом, которым был сейчас Ноа.
– О Боже. Блу, мне нужна твоя энергия, – сказал ей Гэнси на ухо, и она услышала страх, опутавший его слова. – Сейчас.
Боль взрывалась с каждым ударом сердца, но она позволила ему взять её за скользкие пальцы.
Гэнси схватил её руку. Она снесла все стены вокруг своей энергии.
Ясно, чётко и громко он приказал:
– Стань! Ноа!
Комната погрузилась в тишину.
Глава 25
Часы показывали 6:21.
Немногим менее шестисот миль вниз по энергетической линии миллион крохотных огоньков моргали в тёмной холодной ряби Чарльз Ривер. Глоток ноябрьского воздуха нашёл лазейку в балконной двери таун хауса Бэк Бэй Колина Гринмантла. Он не оставлял дверь открытой, но, тем не менее, она была открыта. Просто щель.
В которую прокрались они.
Сам Колин Гринмантл находился на первом этаже дома в золотисто-коричневой комнате без окон, выделенной под его коллекцию. Экземпляры коллекции были прекрасны, стекло и железо, тюль и золото, подходящая диковинная выставка подходящих диковинных предметов. Пол под коллекцией был сделан из дуба со старой фермы в Пенсильвании; Гринмантл всегда предпочитал владеть вещами, некогда принадлежащими кому-то другому. Невозможно утверждать, насколько большой была комната, потому что единственным источником света были огни прожекторов, освещавших каждый необычный артефакт. Лампы светились во тьме в каждом направлении, словно корабли в ночном море.
Гринмантл стоял перед старым зеркалом. Край был отделан гравировкой листьев аканта и лебедей, угощающих других лебедей, часы в латунной окантовке были встроены наверху рамки. Циферблат показывал 6:21 вечера. Предположительно, само зеркало покрывалось слезами в отражении смотрящего, если его семью недавно посещала смерть. У его отражения глаза казались сухими, но, в любом случае, он думал, что выглядит жалко. В одной руке он держал бутылку каберне совиньон, чья этикетка обещала ноты вишни и графита. В другой руке – пару серёжек, которые он приобрёл для жены, Пайпер. Он был одет в красивый короткий пиджак и семейные трусы. Он не ждал компанию.
Так или иначе, они пришли, пробравшись через венец карниза библиотеки на втором этаже, переползая через тела друг друга.
Гринмантл глотнул вина прямо из бутылки – когда он выбирал её на кухне, он думал, что так получится более эстетически трогательно и отчаянно, чем если взять одинокий стакан, так и вышло. Он хотел, чтобы тут оказался бы кто-нибудь и посмотрел, как эстетически трогательно и отчаянно он выглядел.
– Заметки пороха и несдержанности, – сказал он своему отражению. Он сделал ещё один глоток, настолько большой, что поперхнулся. Немного слишком пороха и несдержанности за один раз.
Отражение широко распахнуло глаза, его жена стояла позади, сжимая пальцы вокруг его шеи. Несколько светлых волос выбились из её гладкой причёски, а осветительные приборы для коллекции за ней окрашивали эти пряди в золотисто-бело-огненный. Её глаза были чёрными. Одна бровь поднята, но она, напротив, не выглядела сбитой с толку, пока её пальцы впивались в его кожу. Его шея побагровела.
Он моргнул.
Её там не было.
Её никогда там не было. Она оставила его позади. Ну, справедливости ради, он оставил её позади, но это она начала. Она была той, кто предпочёл увековечить немалое количество бестактных жестоких преступлений в дебрях Вирджинии, прямо когда он решил, что готов забрать свои игрушки и смыться.
– Я один, – сказал Гринмантл зеркалу.
Но он был не один. Они неслись вниз по лестнице, приземляясь на верхушки фоторамок и рикошетя на кухню.
Гринмантл отвернулся от зеркала и встал лицом к своей коллекции. Четырёхрукие рыцарские доспехи, чучело единорога размером с карликовую козу, клинок, с которого непрерывно капала кровь на дно его стеклянного футляра. Лучшее почти после двух десятилетий поисков. Не совсем лучшее, рассуждал Гринмантл, скорее, лишь объекты, которые, как он думал, привлекут внимание Пайпер.
Ему показалось, он услышал что-то в коридоре, ведущем в комнату. Жужжание. Или шарканье. Не совсем шарканье... Слишком легко.
– После многочисленных предательств Колин Гринмантл под сорок лет получил нервный срыв, – прокомментировал Гринмантл, игнорируя звук, – заставив многих поверить, что он канул в неизвестность.
Он обратил внимание на серьги в своей руке. Он предпринял шаги, чтобы обзавестись ими где-то два года назад, но у его поставщиков заняло много времени, чтобы сорвать их с женской головы в Гамбии. По слухам, их владелец мог видеть сквозь стены. Во всяком случае, сквозь определённый тип стен. Не сквозь кирпич. Не сквозь камень. А сквозь гипсокартон. Они могли справиться с гипсокартоном. Уши Гринмантла не были проколоты, так что он не мог их испробовать. И с Пайпер, ведущей новую криминальную жизнь, казалось, никогда и не сможет.
– Но зрители недооценили силу духа Колина, – сказал он. – Его способность оправиться после душевной травмы.
Он повернулся к двери в тот момент, как в неё ворвались гости.
Он моргнул.
Они не пропали.
Он моргнул и снова моргнул, а что-то всё ещё входило через дверь, что-то, что не являлось ни его воображением, ни проклятым зеркальным отражением. Его разуму потребовалась минута, чтобы сопоставить слух и зрение и осознать, что это был не один посетитель: их было много. Они переливались, сталкивались и скреблись друг с другом.
Только когда одна из оравы вырвалась на свободу и неравномерно полетела к нему, он понял, что это были насекомые. Чёрная оса приземлилась на его запястье, он велел себе не прихлопнуть её. Она его ужалила.
– Сука! – произнёс он и замахнулся бутылкой.
Другая оса присоединилась к первой. Гринмантл затряс рукой, сбрасывая её, но к нему полетела третья. Четвёртая, пятая и коридор, полный ос. Все они оказались над ним. Он был одет в красивый пиджак, семейные трусы и в ос.
Серьги упали на пол, когда его скрутило. В зеркале с его отражения капали слёзы, и он видел не ос, а Пайпер, её руки и улыбку, укутывающие его.
– Мы закончили, – сказал её рот.
Освещение погасло.
Часы показывали 6:22.
Глава 26
Что ни говори о Пайпер Гринмантл, но она не из тех, кто пасует перед трудностями, даже когда всё идёт совершенно не так, как она себе представляла. Она ещё долго продолжала ходить на пилатес после того, как получила удовлетворительный физический результат, продолжала посещать «Книжный клуб» после того, как обнаружила, что читает быстрее сотоварищей, и по-прежнему каждые две недели наращивала ресницы из меха норки даже после того, как ближайший салон был закрыт из-за санитарных нарушений.
Поэтому, когда она продолжила искать магическое спящее существо, якобы захороненное возле арендованного ею дома, то не успокоилась, пока не нашла.
Разрушителя.
Это было первое, что она сказала, когда нашла его. И ей потребовалось ещё одно долгое мгновение, чтобы понять, что это был ответ на её вопрос («Какого черта?»).
В защиту Пайпер скажем – спящий выбивал из колеи. Она ожидала увидеть человека, а вместо него обнаружила убийственно чёрную шестиногую тварь, которую она бы назвала шершнем, если бы, во-первых, не нашла репеллент от ос и шершней, и, во-вторых, её не посетила мысль, что шершням незачем быть длиной больше одиннадцати дюймов.
– Это демон, – сообщила тогда Нив. Нив была третьей ногой их неудобной треноги. Приземистая женщина с нежным голосом, красивыми руками и плохими волосами. Пайпер думала, что она телевизионный экстрасенс, но не могла вспомнить, как получила эту информацию.
Нив, похоже, не обрадовалась тому, что они нашли демона, но Пайпер тогда умирала и была не слишком разборчива в выборе друзей. Она пропустила все эти тонкости общения с демоном и просто сказала:
– Я тебя пробудила. Окажешь милость? Почини моё тело.
«Я окажу тебе милость».
И оказал. В тёмной могиле будто подул слабый ветерок, а потом Пайпер перестала истекать кровью. Она думала, что на этом всё и закончится. Но оказалось, что милость оказывалась лишь раз, но навсегда.
И посмотрите-ка на неё. Они вышли из той пещеры, солнце слепило, и Пайпер без затей убила своего трусливого мужа-подонка. Магия циркулировала в ней, и, честно говоря, она чувствовала себя ужасно крутой. Водопад рядом полился вспять, забив водой в небо, оглушительно бурля. С трёх ближайших к Пайпер деревьев облетела кора, и на стволе выступили влажные сгустки.
– Почему воздух такой странный? – спросила Пайпер. – Он словно царапает меня. Эти судороги теперь навсегда?
– Я считаю, что это успокаивает, – сказала Нив выцветшим голосом. – Чем дальше мы путешествуем с момента смерти твоего мужа. Это отголоски. Лес пытается избавиться от демона, который, похоже, использует тот же источник энергии, сосредоточенный в лесу. Лес реагирует на то, что его используют для убийства. Я чувствую, что это место творит и созидает, и поэтому любой твой шаг, который ведёт к обратному, вызывает своего рода духовные колебания.
– Всем нам приходится делать то, что не хочется, – заметила Пайпер. – И мы не собираемся убивать кучу народа. Просто мне нужно доказать отцу, что я серьёзно настроена помириться.
Демон спросил: «Что теперь желаешь?»
Он вцепился в камнеподобную старую кору дерева, сгорбив спину, как шершни, когда им холодно, влажно, или ветер дует с водопада. Его усы дрожали в её направлении, и он всё ещё гудел в такт рою, которого больше не было. Солнце над головой задрожало; Пайпер подумала, что на улице стоял вообще не день. Ещё немного коры отшелушилось от дерева.
– Ты вреден для окружающей среды? – Пайпер всегда внимательно относилась к оставляемому ею углеродному следу. Казалось бессмысленным потратить два десятилетия на переработку отходов, если она собиралась разрушить всю экосистему.
«Я естественный продукт этой окружающей среды».
Рядом с Пайпер погибла ветка. Её листья стали чёрными и покрылись толстым слоем жёлтой слизи. Воздух продолжал содрогаться.
– Пайпер. – Нив нежно взяла Пайпер за руку, при этом выглядя так безмятежно, насколько это возможно, когда на тебе лохмотья, а водопад рядом бьёт снизу вверх. – Я знаю, что когда ты ринулась в могилу к спящему, убрав меня с дороги, гарантируя тем самым, что ты и только ты получишь его милость, ты надеялась оставить меня за бортом и продолжать в будущем самостоятельно контролировать свои решения и наслаждаться милостью демона, скорее всего, бросив меня в лучшем случае бродить в пещере, в худшем – умирать. Тогда, признаюсь, я очень расстроилась из-за тебя, и у меня возникли чувства, которыми сейчас я не горжусь. Теперь же я вижу, что у тебя проблемы не только с доверием, да ты меня и не знала. Но если ты хочешь...
Пайпер пропустила большую часть из этой речи, залюбовавшись острыми ногтями Нив. Они представляли собой завидно идеальные монетки кератина. Собственные ногти Пайпер были неровно обломаны из-за того, что пришлось выбираться из рухнувшей пещеры.
– ... существуют более эффективные методы для достижения твоих целей. Очень важно, чтобы ты научилась полагаться на мой значительный опыт в магии.
Внимание Пайпер сосредоточилась.
– Ладно. Я отключилась, и что с того? Опустим всю эту часть о чувствах.
– Не думаю, что мудро вставать в пару с демоном. Они по своей природе склонны отнимать, нежели что-то добавлять. Они берут больше, чем дают.
Пайпер повернулась к демону; трудно было сказать, насколько внимательным он был. У шершней не было век, так что не исключено, что он спал.
– Какому количеству леса придётся умереть, чтобы вернуть мою жизнь?
«Теперь, когда я проснулся, я всё равно его разрушу. В конечном счёте».
– Ну и ладно тогда, – сказала Пайпер. Она испытала чувство облегчения, что ей не пришлось принимать плохого решения. – Значит, улажено. И пока светло, давайте-ка воспользуемся моментом. Эй... куда это ты собралась? Разве ты не хочешь стать... – Пайпер прислушалась, и демон положился на её мысли, – ...знаменитой?
Нив моргнула.
– Уважаемой.
– Та же фигня, – согласилась Пайпер. – Ну не уходи пока. Я вроде как была несправедлива к тебе раньше, потому что я умирала, и это вроде как невежливо. Капельку? Но я хочу всё разрулить.
Нив выглядела менее восторженной по этому поводу, нежели надеялась Пайпер, но, по крайней мере, снова не попыталась сбежать. Уже хорошо. Пайпер не хотелось оставаться наедине с демоном. Не из-за того, что она его боялась, просто в присутствии зрителей она чувствовала себя более энергичной. Она как-то прошла онлайн-тест, который сообщил ей, что она относилась к какому-то особому виду экстравертов, и что такой она и будет всю оставшуюся жизнь.
– Это будет новое начало для нас обеих, – заверила Нив Пайпер.
Демон вновь наклонил голову, и его усики качнулись. «У шершня не должно быть таких больших глаз», – подумала Пайпер. Они походили на большие чёрно-коричневый солнцезащитные очки-авиаторы. В них мрачно двигались возможности жизни и смерти.
«Что теперь?»
Пайпер сказала:
– Пора опять звонить папуле.
Глава 27
Часы показывали не 6:21.
Была либо поздняя ночь, либо раннее утро.
Когда Адам и Ронан прибыли в Центр Скорой Медицинской Помощи Маунтин Вью, то не обнаружили в маленькой комнате ожидания никого, кроме Гэнси. Над головой бренчала музыка, флуоресцентные лампы светили бездушно и безвредно. Его брюки цвета хаки были заляпаны кровью, и он сидел в кресле, обхватив голову руками, то ли от сна, то ли от горя. Напротив парня висело изображение Генриетты, и с него стекала вода, потому что, по-видимому, таков теперь был мир, где они жили. В другое время Адам попытался бы понять, что означает такой знак, но сегодня его разум был уже переполнен символами. Теперь, когда Энергетический пузырь восстановил часть своей силы, его рука перестала дёргаться, но Адам не питал иллюзий, будто бы это означало, что опасность позади.
– Эй, говнолорд, – обратился к Гэнси Ронан. – Ты рыдаешь? – Он пнул Гэнси по ботинку. – Сфинктер. Ты спишь?
Гэнси убрал руки от лица и поднял глаза на Адама и Ронана. На его подбородке виднелось пятно крови. Выражение его лица было резче, чем Адам ожидал, и стало ещё резче, когда он увидел грязную одежду Ронана.
– Где вы были?
– Энергетический пузырь, – ответил Ронан.
– Пуз... Что она тут делает? – Гэнси только сейчас увидел Девочку-Сиротку, когда она споткнулась в дверях позади Адама. Она казалась неуклюжей в паре резиновых сапог, что Ронан достал из багажника БМВ. Те были слишком велики для её ног и, конечно, совершенно неправильной формы для её копыт, но желаемый эффект вроде был достигнут. – Какой смысл нам было тратить всю вторую половину дня, чтобы доставить её туда, если вы собирались притащить её обратно?
– Плевать, чувак, – сказал Ронан, приподняв бровь в ответ на ярость Гэнси. – Это заняло два часа.
Гэнси продолжал:
– Может, для тебя два часа ничего не значат, но некоторые из нас ходят в школу, и два часа – это всё наше свободное время.
– Плевать, папочка.
– Знаешь что? – Гэнси встал. Было что-то незнакомое в его тоне, натянутая тетива. – Если ещё раз назовёшь меня так...
– Как Блу? – перебил Адам. Он уже предположил, что она не была мертва, иначе Гэнси не был бы способен спорить с Ронаном. На самом деле он предположил, что всё выглядело хуже, чем было в действительности, или Гэнси бы сводил отчёт о состоянии дел.
Выражение лица Гэнси было всё ещё раздражённым и искрилось.
– О ней позаботятся.
– Позаботятся, – повторил Адам.
– Уже наложили швы.
– Наложили швы, – повторил Ронан.
Гэнси не унимался:
– Думаете, я запаниковал из-за ничего? Говорю вам: Ноа был одержим.
Одержим, как дьяволом. Одержим, как рука Адама. В промежутках между кипящей чернотой в Энергетическом пузыре и этим жестоким результатом одержимости Ноа Адам смог прочувствовать, на что была бы способна его собственная рука, если бы Энергетический пузырь не сумел его защитить. Часть его хотела рассказать об этом Гэнси, но другая часть никогда не забывала отчаянный крик Гэнси, когда Адам изначально заключил сделку с энергетическим пузырём. На самом деле, он не думал, что Гэнси скажет: «Я же говорил». Но Адам бы знал, что у него было бы право так сказать, а это даже хуже. Адам всегда был самым негативным голосом в своей голове.
Невероятно, Ронан и Гэнси всё ещё ссорились. Адам снова вернулся к ним, когда Ронан выдал:
– Ой, да ладно тебе... Мне совершенно плевать, позвал ли Генри Ченг меня на вечеринку.
– Смысл в том, что я тебя позвал, – сказал Гэнси. – Не в том, что Генри это сделал. Ему всё равно, мне не всё равно.
– Аа, – произнёс Ронан, но как-то недобро.
– Ронан, – предупредил Адам.
Гэнси попытался стряхнуть кровавое пятно со своих штанов.
– А вместо этого вы пошли в Энергетический пузырь. Вы могли там умереть, а я бы даже не узнал, где вы, потому что ты не утруждаешься ответить на телефон. Вы помните ту драпировку, о которой мы с Мэлори говорили, когда он был здесь? Ту, с лицом Блу? О, конечно, помнишь, Адам, потому что ты сотворил тех кошмарных Блу в Энергетическом пузыре. Когда фигня с Ноа была окончена, Блу выглядела точно так же. – Он поднял руки ладонями вверх. – Её руки были красными. В её собственной крови. Именно ты, Ронан, сказал мне много месяцев назад – что-то начинается. Сейчас не время для обмана. Кого-нибудь могут убить. Больше никаких игр. Нет времени для чего-либо, кроме правды. Мы, как предполагается, во всём этом вместе, чем бы оно ни было.
На всё это не существовало эффективного возражения, всё было безусловной правдой. Адам мог бы сказать, что был в Энергетическом пузыре бесчисленное количество раз, работая с энергетической линией, и что он думал, в этот раз будет так же, как и в любой другой, но он абсолютно точно знал, что сам понял, с лесом творилось нечто неправильное, но всё равно продолжил.
Девочка-Сиротка опрокинула вешалку за дверью комнаты и отскочила от места падения.
– Брось тут крутиться, – рявкнул Ронан. Как это ни странно, но потеря им самообладания означала, что спор был окончен. – Убери руки в карманы.
Она прошипела что-то ему в ответ на языке, который был не английским и не латынью. Здесь, в этом будничном месте, было особенно ясно, что её собрали в соответствии с правилами какого-то другого мира. Старомодный свитер, громадные чёрные глаза, худенькие ножки с копытцами, спрятанными в обуви. Невозможно было поверить, что Ронан вытащил её из своего сна, но невозможно было поверить и в другие нагреженные им диковинные предметы. Теперь казалось очевидным, что они энергичными шагами в течение уже некоторого времени двигались по направлению к миру, где демон правдоподобен.
Они резко подняли глаза, когда открылась задняя дверь. Блу и Мора зашли в комнату ожидания, а медсестра переместилась за стойку. Всё внимание тут же переключилось на Блу.
У неё было два заметных шва на правой брови, которые скрепляли сглаженные края борозды, что тянулась вниз по щеке. Бледные царапины по обеим сторонам от самой глубокой раны поведали историю о пальцах, скребущих её кожу. Её правый глаз был по большей части закрыт, но, по крайней мере, он всё ещё был на месте. Адам мог сказать, ей было больно.
Он знал, что беспокоится за неё, потому что его живот неприятно закололо только от взгляда на её рану, предложение насилия скреблось в нём, словно пальцы по доске. Это сделал Ноа. Адам свернул руку в кулак, припомнив, как чувствовал себя, когда она двигалась по своей собственной воле.
Гэнси был прав: любой из них мог погибнуть этой ночью. Пришло время прекратить игры.
Одну странную секунду никто ничего не говорил.
Наконец, Ронан произнёс:
– Боже, Сарджент. У тебя швы на лице? Это. Круто. Давай сюда, засранка.
С каким-то облегчением Блу подняла свой кулак и стукнула им об его.
– Царапины на роговице, – сообщила Мора. Её сухой, деловой тон выдал её беспокойство сильнее, чем мог бы любой плач. – Антибиотик в каплях. Должно быть всё хорошо.
Она посмотрела на Девочку-Сиротку. Девочка-Сиротка смотрела на неё в ответ. Как и у Ронана, её внимательный взгляд стал где-то между угрюмым и агрессивным, но эффект получился слегка более жутким, так как взгляд этот был представлен беспризорной девочкой в резиновых сапогах. Мора выглядела так, будто собиралась что-то спросить, но вместо этого удалилась к стойке заплатить за визит.
– Слушайте, – тихо заговорил Гэнси. – Мне нужно вам кое-что сказать. Это странное время для подобных слов, но... Я ждал подходящей минуты и не могу перестать думать, что, если бы эта ночь закончилась хуже, я мог бы так и не дождаться нужного момента. Так что вот: я не могу просить вас быть откровенными, если сам так не поступаю.
Он собирался с духом. Адам видел, как его взгляд остановился на Блу. Возможно, оценивая, знает ли она, что он собирался сказать, или должен ли он это говорить. Он коснулся большим пальцем своей нижней губы и, поймав себя на этом, опустил руку.
– Блу и я встречаемся, – сказал он. – Я не хочу ранить ничьи чувства, но я хочу и дальше с ней встречаться. И больше не хочу это скрывать. Это съедает меня, а вот такие ночи, когда я должен стоять тут и смотреть на лицо Блу в таком состоянии и притворяться, как... – Он заставил себя остановиться, сосем остановиться, тишина стояла настолько напряжённая, что никто не разбавлял её ни звуком. Тогда он закончил, повторив: – Я не могу просить вас поступать так, как не поступаю сам. Простите, что был лицемером.
Адам никогда бы не поверил, что Гэнси мог подтвердить отношения таким резким способом, и теперь, когда признание повисло в воздухе, это было очень неприятно. То, что Гэнси выглядел таким несчастным, не приносило никакой радости, а то, что Гэнси и Блу, по сути, спрашивали разрешения, чтобы продолжать видеться, не приносило удовольствия. Адам хотел, чтобы они просто говорили всё время правду, тогда всё не дошло бы до такого.
