Текст книги "Король ворон (ЛП)"

Автор книги: Мэгги Стивотер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 21 страниц)

– Сколько времени ты здесь торчишь? Ты куришь? – требовательно спросила Блу. – Не убивай моё дерево.

Гвенллиан выпустила облачко пахнущего гвоздикой дыма.

– Ты говоришь как Артемус.

– Вот не знала. – Блу попыталась не выглядеть обиженной, но таковой была. Она не ожидала, что Артемус заполнит зияющую дыру в её сердце, но она также не думала, что он просто запрётся в кладовке.

Выдувая чётко очерченное дымное кольцо сквозь жухлые листья, Гвенллиан оттолкнулась спиной от ствола и позволила себе соскользнуть на нижнюю ветку.

– Твой маленький житель кустов, а не отец – не очень постижимая вещица, о синяя лилия, лиловая синь. Но, с другой стороны, эта вещица здесь тоже не очень постижима, верно?

– Какая вещица... Ноа? Ноа – не вещица!

– Мы столкнулись с птицей в кустарнике, птицей в кустарнике, птицей в кустарнике, – пропела Гвенллиан. Она соскользнула ниже, а потом ещё ниже, достаточно низко, чтобы мотать из стороны в сторону своими башмаками на уровне глаз Блу. – И тридцатью её друзьями! Ты чувствуешь себя очень живым, о маленькая мертвечинка, между нами обеими, не так ли? Лиловая синь с её зеркальной силой, и лиловая Гвен с её зеркальной силой, и ты в центре, припоминающий жизнь?

Досадно было осознавать, что Гвенллиан, пожалуй, была права: этот брызжущий весельем, живой Ноа был почти наверняка возможен только благодаря окружению экстрасенсорных батарей. Также было досадно видеть, что Гвенллиан совершенно убивала хорошее настроение Ноа. Он пригнул голову так, что осталась видна только завитушка его вихра.

Блу подняла взгляд.

– Ты ужасна.

– Спасибки. – Гвенллиан рухнула на землю одним прыжком, взмахнув при этом руками, и погасила сигарету о ствол бука. Сигарета оставила на дереве чёрную отметину, и Блу почувствовала, как та зеркально отобразилась в её душе.

Она сердито посмотрела на Гвенллиан. Блу была очень короткая, а Гвенллиан очень длинная, но Блу очень хотелось сердито смотреть на Гвенллиан, и Гвенллиан, казалось, была полна решимости добиться того, чтобы на неё так смотрели, так что они обе получили желаемое.

– Что ты хочешь от меня услышать? Что он мёртв? Какой смысл это мусолить?

Гвенллиан склонилась так, чтобы их носы соприкоснулись. Её слова выплыли душисто гвоздичным шёпотом:

– Ты когда-нибудь решала загадку, которую тебя не просили решать?

Кайла считала, что Гвенллиан пела и изъяснялась загадками из-за того, что была заживо захоронена на шестьсот лет. Но, глядя сейчас в её радостно блестящие глаза, вспоминая, как она была захоронена заживо за попытку заколоть поэта Оуэна Глендовера, Блу подумала, насколько велика вероятность того, что Гвенллиан всегда была такой.

– Для Ноа нет решения, – ответила Блу, – если только заставить его... уйти. А он этого не хочет!

Гвенллиан расхохоталась.

– Желание и необходимость – разные вещи, голубушка. – Она ударила Ноа по затылку снятым башмаком. – Яви ей то, что прячешь, мертвечинка.

– Ноа, ты не обязан делать ничего, что она говорит. – Блу выпалила это так быстро, что сразу же осознала – она верит Гвеллиан и боится узнать о нём правду.

Все знали, что существование Ноа было хрупким, в зависимости от прихотей энергетической линии и местонахождения его физических останков. И Блу, и Гэнси, в частности, видели своими глазами, как Ноа, казалось, всё труднее и труднее справляться с превратностями состояния смерти. Блу уже знала, что Ноа был пугающим. Если есть что-то хуже этого, то она не была уверена, хочет ли это узнать.

Ноа вздохнул.

– Ты это заслуживаешь. Просто... Извини, Блу.

Нервы зарокотали внутри неё.

– Здесь не за что извиняться.

– Ну да, – произнёс он негромко, – не за что. Не надо... просто... ну ладно.

Гвеллиан отошла назад, уступая ему пространство. Он поднялся, медленно, натянуто, поворачиваясь спиной к Блу. Расправил обычно сутулые плечи, будто готовя себя к бою. Она почувствовала то мгновение, когда он перестал вытягивать из неё энергию. Словно уронила на землю тяжёлый рюкзак.

А потом он повернулся к ней лицом.

Каждое лето в Генриетту приезжала кочующая ярмарка. Они разбивали позади Уолмарта большие рыночные поля, и на следующие несколько ночей наступало время смятой травы, тортов «Муравейников» и света, вспыхивающего во тьме. Блу всегда хотелось, чтобы всё это ей нравилось – она даже как-то ходила с некоторыми ребятами из школы (ей всегда хотелось, чтобы и они ей нравились), но в итоге у неё возникало чувство, будто она ждёт, когда, наконец, произойдёт какое-нибудь настоящее событие. Думая, что ей нужны острые ощущения, она испытала на себе аттракцион «свободное падение». Он всех поднял наверх – дёрг, дёрг – а потом... ничего. Обнаружилась какая-то неисправность, и их не сбросили, а опустили тем же путем, что и подняли. Но даже несмотря на то, что они не упали, на мгновение желудок Блу упал, словно она отправилась в свободное падение, ощущение, ставшее странным для остального тела, не шелохнувшегося ни на дюйм.

Именно это она чувствовала сейчас.

– О, – сказала Блу.

Пустые, мёртвые глаза, оскаленные зубы и душа, нанизанная на оголенные кости. Он уже очень давно был мёртв. Невозможно не увидеть, насколько сильно разложилась душа, насколько отдалилась она от понятия человечность, насколько тонко растянуло её время вдали от пульса.

Ноа Жерни умер.

Это всё, что осталось.

Такова была правда.

Тело Блу пробрало до мурашек. Она поцеловала это. Тусклое холодное воспоминание о человеке.

Потому что это была всего лишь энергия, которая читала её воспоминания так же легко, как её слова. Она чувствовала, что оно преследует её мысли, а потом переходит на другую сторону.

Оно прошипело:

– Я же сказал, извини.

Она сделала глубокий вдох.

– А я же сказала, не за что извиняться.

И она действительно так считала.

Блу было наплевать, что он – оно – Ноа был странным, разложившимся и пугающим. Она знала, что он – оно – Ноа был странным, разложившимся и пугающим, и она знала, что всё равно любила его.

Она обняла это. Его. Ноа. И её не заботило, что он больше не человек. Она продолжит называть, чем бы оно ни было, «Ноа», пока оно будет хотеть, чтобы его так звали. И она была рада, что он мог читать её мысли, потому что именно сейчас ей хотелось, чтобы он знал, как глубоко она в это верила.

Тело охватил пронизывающий холод, когда она позволила Ноа вытянуть из себя энергию. Её руки крепко обняли его за шею.

– Не говори остальным, – попросил он. Когда она отступила назад, его мальчишеское лицо вернуло привычные черты.

– Тебе не нужно уходить? – поинтересовалась Блу. Она имела в виду «навсегда», но не могла произнести это слово вслух.

Он прошептал:

– Пока нет.

Блу ладонью смахнула свою слезинку с лица, и он ладонью смахнул слезу с другой её щеки. Его подбородок задрожал, как это бывает перед появлением слёз, но она приложила пальцы к его коже, и это прошло.

Они направлялись к финалу чего-то, и оба это знали.

– Хорошо, – сказала Гвенллиан. – Ненавижу лжецов и трусов.

После она, не медля, вновь начала карабкаться на дерево. Блу повернулась к Ноа, но тот уже исчез. Возможно, он исчез ещё до слов Гвенллиан. Как и его появление, очень сложно было предугадать его уход. Мозг Блу уже переписал все секунды вокруг его исчезновения.

Отстранение Блу от учёбы казалось сейчас размытым сном. Что было реальным? Это было реальным.

Кухонное окно со стоном открылось, и Джими выкрикнула:

– Блу! Твои мальчики у входа, и выглядят они так, будто собираются кого-то похоронить.

«Опять?» – подумала Блу.

Глава 6

Когда Блу забралась в чёрный внедорожник Гэнси, она обнаружила, что Ронан уже устроился на заднем сидении, его голова была свежевыбрита, ботинки на сидении, одежда для уличной драки. Его расположение на заднем сидении, а не на обычном пассажирском троне предполагало, что проблема была в разгаре. Адам в белой футболке и чистом рабочем комбинезоне, подвёрнутом до талии, занял его место. Гэнси сидел за рулём, нацепив одновременно и форму Аглионбая, и электризующее выражение лица, поразившее Блу. Бдительное и сияющее, в его глазах зажигались спички. Она видела такого яркого Гэнси и раньше, но обычно только когда они были вдвоём.

– Привет, Джейн, – сказал он, и его голос был таким же ярким и пылким, как и его глаза. Было сложно не оказаться пленённой таким Гэнси, он был и сильным, и волнующим своим напряжением.

Не пялься... слишком поздно. Адам поймал её за этим занятием. Она отвела глаза и заняла себя одёргиванием чулок.

– И вам привет.

Гэнси спросил:

– У тебя есть время сгонять с нами по делам? Есть работа? Домашняя работа?

– Никакой домашней работы. Меня отстранили, – ответила Блу.

– Иди на хрен, – с восхищением вставил Ронан. – Сарджент, да ты засранка.

Блу неохотно позволила ему столкнуться с ней кулаками, пока Гэнси выразительно взирал на неё в зеркало заднего вида.

Адам повернулся в своём кресле на другую сторону – вправо, а не влево, так что он выглядывал из-за дальней стороны подголовника. Казалось, он будто прятался, но Блу знала, это просто потому, что он повернулся к ним слышащим ухом вместо глухого.

– За что?

– Вываливание содержимого рюкзака другого ученика на его машину. На самом деле не хочу говорить об этом.

– Я хочу, – сказал Ронан.

– Ну а я нет. Я не горжусь этим.

Ронан похлопал её по ноге.

– Я буду гордиться за тебя.

Блу бросила в его направлении испепеляющий взгляд, но она ощутила себя спокойной первый раз за день. Не то чтобы женщины Фокс Вей 300 не были её семьёй, они были тем местом, где зарыты её корни, и ничто не могло бы принизить их значение. Просто было что-то по-иному мощное в этой собранной в машине семье. Они все вросли друг в друга, словно деревья, что вместе борются за солнце.

–Так что произошло?

– Если можешь в это поверить, – начал Гэнси всё ещё холодным, супер вежливым тоном, что означало, он был раздражён. – Я первоначально планировал заглянуть поговорить с Артемусом о Глендовере. Но Ронан решил поменять все планы. У него другие идеи, как нам провести день. Как использовать наше время в более важных целях.

Ронан подался вперёд.

– Скажи-ка мне, папочка, ты бесишься, что я облажался, или ты бесишься просто потому, что я пропустил школу?

Гэнси ответил:

– Я думаю, что лажей можно считать и то, и другое, ведь так?

– Ох, не надо, – парировал Ронан. – Когда ты так говоришь, это звучит вульгарно.

Когда Гэнси живо тронулся от тротуара, Адам послал Блу многозначительный взгляд. Его выражение лица как бы говорило: «Да, они так уже давно». Блу была странно благодарна ему за эту невербальную беседу. После их беспокойного расставания (неужели они когда-то встречались?) Блу смирилась с тем, что Адаму слишком больно или неудобно быть с ней хорошими друзьями. Но он старался. И она старалась. И, кажется, это работало.

Если не считать того, что она влюбилась в его лучшего друга и не сказала ему.

Чувство спокойствия Блу тут же растворилось, его заменило точно такое же ощущение, что она испытала прямо перед тем, как вытряхнула рюкзак Холцклоу на капот его машины. Все эмоции разлетелись белым пухом.

Ей действительно надо найти какие-нибудь механизмы психологической адаптации.

– ГЭНСИ, ПАРЕНЬ!

Все вздрогнули от крика, раздавшегося через открытое окно Гэнси. Они подъехали к светофору, примыкающему к главным воротам в Аглионбай, группа студентов стояла на тротуаре с плакатами в руках. Гэнси неохотно поднял три пальца в знак приветствия, что спровоцировало дальнейшие возгласы: хей, хей, хей!

Вид всех этих парней в школьной форме тут же вызвал неприятные эмоции у Блу. Это было устоявшееся, многогранное чувство, сформированное из здравого смысла, опыта и зависти, и её это не заботило. Не то чтобы она обязательно подумала, что её отрицательное мнение о воронятах было ошибочным. Просто знакомство с Гэнси, Адамом, Ронаном и Ноа усложнило её суждение. Было намного проще, когда она предполагала, что могла бы всех их презирать из дымки морального превосходства.

Блу вытянула шею, пытаясь разглядеть надписи на плакатах, но ни один из парней не справлялся с работой как должно, располагая их по отношению к дороге. Ей стало интересно: Блу Сарджент, студентка Аглионбая, была бы хорошим держателем плакатов?

– Против чего они протестуют?

– Против жизни, – сухо отозвался Адам.

Она узнала одного из студентов, стоящих на тротуаре. У него был незабываемый пучок уложенных чёрных волос и пара спортивных кроссовок, которые могли бы выглядеть ещё дороже, только если бы были завёрнуты в долларовые банкноты.

Генри Ченг.

У неё было секретное свидание с Гэнси, когда они виделись в последний раз. Она не помнила мелких деталей, только что его электрический суперавтомобиль поломался на обочине дороги, что он отпустил шутку, которую она не нашла смешной, и что он напомнил ей все моменты, в которых Гэнси был не похож на неё. Нехороший финал свидания.

Несомненно, Генри тоже её вспомнил, потому что он послал ей широкую улыбку, а затем указал двумя пальцами сначала на свои глаза, а потом на её.

К её и так смешанным чувствам присоединились ещё более смешанные чувства.

– Какое слово вы употребляете, когда говорите «вы», имея в виду всех в целом? – спросила Блу, наклонившись вперёд, продолжая смотреть на него.

– Универсальное «вы», – ответил Гэнси, – думаю.

– Да, – согласился Адам.

– Что за куча пафосных позёров, – произнёс Ронан. Было трудно определить, имел ли он в виду Гэнси и Адама с их подкованностью в грамматике или студентов Аглионбая, стоящих снаружи с их от руки написанными плакатами.

– О, конечно, – сказал Гэнси, всё ещё холодно и раздражённо. – Не дай Бог молодым людям демонстрировать свои принципы в бесполезных, но публичных акциях протеста, когда они могли бы пропускать занятия и судить остальных учеников с заднего сидения автомобиля.

– Принципы? Принципы Генри Ченга состоят только в получении шрифта покрупнее в школьной газете, – парировал Ронан. Он изобразил немного противную версию голоса Генри: – Шрифт? Готический шрифт? Больше жирности, меньше курсива.

Блу увидела, как Адам усмехнулся и быстро отвернулся, чтобы Гэнси не заметил, но было слишком поздно.

– Et tu, Brute?[11] – обратился Гэнси к Адаму. – Грустно.

– Я ничего не говорил, – ответил Адам.

Светофор зажёгся зелёным, внедорожник начал удаляться от протестующих.

– Гэнси! Гэнси! Ричард, чувак! – Это был голос Генри, даже Блу поняла. Позади них не было других машин, так что Гэнси затормозил, высунув голову в окно.

– Что я могу для вас сделать, мистер Ченг?

– У тебя... твой багажник открыт, думаю. – Беззаботное выражение лица Генри стало более сложным. Радостная улыбка не совсем соскользнула, но что-то за ней возникло. Блу снова ощутила волну неуверенности, она знала, на что походил Генри, но также не понимала всего, на что он походил.

Гэнси глянул на индикаторную панель.

– Не... ох. – Его голос стал соответствовать выражению лица Генри. – Ронан.

– Что? – огрызнулся Ронан. Его ревность к Генри была видна из космоса.

– У нас багажник открыт.

Автомобиль позади них посигналил. Гэнси махнул им в зеркало заднего вида, отсалютовал Генри и нажал на газ. Блу взглянула через плечо как раз вовремя и заметила, как Генри повернулся к другим студентам, и его выражение лица снова превратилось в незамысловатую широкую усмешку, что имелась у него раньше.

Интересно.

В то же время Ронан повернулся к пространству для багажа за задними сидениями. Он прошипел:

– Лежать.

Он точно обращался не к Блу. Она прищурилась и осторожно спросила:

– Что за дела на этот раз?

Гэнси был рад ответить:

– Линч со своей бесконечной мудростью решил погрезить вместо того, чтобы идти в школу, и притащил назад больше, чем просил.

Столкновение с Генри оставило звоночек в весёлой агрессии Ронана, и теперь он рявкнул:

– Ты мог бы просто сказать, чтобы я позаботился об этом сам. Мои грёзы – моё дело, а не кого-то ещё.

Адам вмешался:

– О нет, Ронан. Я не встаю ни на чью сторону... но это полная фигня.

– Спасибо, – произнёс Гэнси.

– Эй, старик...

– Не надо, – перебил Гэнси. – Джесси Диттли погиб из-за людей, заинтересованных в грёзах твоей семьи, так что не веди себя так, будто других не касается, останется это в тайне или нет. Первоначально это твоё, но мы все в зоне поражения.

Это заставило Ронана замолчать. Он откинулся на спинку сидения, посмотрел в окно и поместил один из кожаных браслетов между зубов.

Блу услышала достаточно. Она потянула свой ремень безопасности, чтобы было место развернуться, и затем приложила щёку к коже сидения, глядя на багажное пространство позади. Сразу она ничего не увидела. Возможно, и увидела, но не захотела признать, потому что как только её глаза ухватили сон Ронана, было невозможно представить, что она сразу его не заметила.

Блу была абсолютно решительно против шока.

Но она была шокирована.

Она задала вопрос:

– Это... это ребёнок?

Свернувшееся калачиком существо находилось рядом со спортивной и учебной сумками Гэнси. Огромные глаза едва не заслоняла сползшая низко кипа. Оно было одето в изорванный, потрёпанный, безразмерный рыбацкий свитер и имело либо тёмно-серые ноги, либо серые леггинсы. Штуки на концах ног были или ботинками, или копытами. Мозг Блу напрягся.

Голос Ронана звучал безжизненно:

– Я обычно называл её Девочкой-Сироткой.

Глава 7

Адам предложил Энергетический пузырь, поэтому они доставили её в Энергетический пузырь.

Однако он не знал наверняка, что они там будут делать, но это первое, что пришло ему на ум. Вообще-то, второе, но его первая мысль была такой постыдной, что он немедленно о ней пожалел.

Бросив на неё всего лишь взгляд, он сразу же подумал, что, будь она ещё одним ночным кошмаром, они могли бы просто убить её и где-нибудь бросить.

Секунду спустя – нет-нет, меньше, чем секунду, полсекунды, одновременно – он возненавидел себя за эту мысль. Именно таких мыслей он ожидал бы от сына своего отца. «Что, хочешь уйти? Ты куда-то собираешься? Это твоя сумка? Поверь мне, если бы мне было позволено отпустить тебя, я бы собственноручно бросил тебя в канаву. И всё, что с тобой связано».

Он ненавидел себя, а потом ненавидел отца, а потом он мысленно передал эмоции Энергетическому пузырю и Пузырь развеял их прочь.

И вот теперь они были у самого Энергетического пузыря, Энергетического пузыря во плоти; здесь второй мыслью Адама была досада, что ему сразу не пришло в голову отвезти Девочку-Сиротку к матери Ронана, Авроре.

Это было поле, которое они заприметили с воздуха ещё давным-давно, с огромным вороном, сформированным из ракушек. Гэнси не удалось не проехать по разбросанным ракушкам, но он позаботился о том, чтобы получилось не проехать по самому ворону. Адам оценил эту часть Гэнси: его бесконечное беспокойство за вещи, которые Адаму небезразличны.

Машина остановилась. Гэнси, Блу и Адам вылезли наружу. Ронан и его странная девочка остались внутри; похоже, там велись какие-то переговоры.

Они ждали.

Низкое и серое небо снаружи протыкали верхушки коричнево-красно-чёрных деревьев Энергетического пузыря. Стоя здесь, было почти возможно представить, что это обычный лес в обычном предгорье Вирджинии. Но если как следует подольше понаблюдать за Энергетическим пузырем, то можно разглядеть секретики, шныряющее между деревьями. Тени рогатых животных, которые так и не появлялись. Мигающие огоньки летних светлячков. Звук хлопанья множества крыльев, что может издавать лишь огромная стая птиц, которую никогда не суждено увидеть.

Магия.

В этой близости к лесу Адам чувствовал себя очень... по-адамовски. Его голова была набита обычными ощущениями комбинезона на талии, обычными мыслями об экзамене по литературе на следующий день. Казалось, ощущения должны быть чужероднее, причудливее, когда он был поблизости от Энергетического пузыря, но на самом деле, чем ближе он находился к Пузырю, тем реальнее было его существование. Мыслям не было необходимости блуждать куда-то далеко, чтобы общаться с волшебным лесом, когда тело было способно поднять руку и коснуться его.

Странно, что он не почувствовал месяцы тому назад предостережения, чем это место для него станет. А может, и не странно. Такому количеству магии – силы, в основном – требуется вера в качестве залога.

Гэнси ответил на звонок. Адам ушёл пописать. Ронан остался в машине.

Адам присоединился к Блу по другую сторону внедорожника. Он очень старался не пялиться ни на её грудь, ни на её губы. Адам и Блу больше не вместе – поскольку изначально они никогда и не были вместе – но быть брошенным и осознавать, что так лучше для обоих, не означает снижение эстетической привлекательности ни одной части тела. Её волосы совсем одичали с момента их первой встречи. Теперь все заколки не справлялись со своей задачей. И её рот стал более властным, с тех пор как они познакомились, вожделеннее для запретных поцелуев, и её поза усложнилась. Позвоночник обострился от чувств горя и страха.

– Думаю, нам с тобой нужно поговорить о... – начала она. Но не закончила предложение, её глаза были устремлены на Гэнси. Он спросил себя, знает ли она, каким очевидным был её взгляд. Интересно, а выглядела ли она когда-нибудь такой голодной, когда смотрела на него?

– Да, – ответил Адам. Слишком поздно он осознал, что она, вероятно, хотела обсудить поиски милости Глендовера, а не признаваться в своих тайных отношениях с Гэнси. Что ж, и об этом им тоже нужно поговорить.

– Когда?

– Я позвоню тебе вечером. Постой-ка... у меня работа. Завтра после школы?

Они кивнули. Это был план.

Гэнси всё ещё говорил по телефону.

– Нет, пробок нет, разве что в бинго-ночь[12]. По воздуху? А сколько ты ожидаешь всего гостей? Не могу представить, чтобы... о! Можно было бы, конечно, нанять автобус.

– КРА!

Блу и Гэнси закрутили головами во все стороны в поисках источника дикого вопля. Адам, поняв, что это Чейнсо взывает к Ронану, обыскал небо.

– Иисус Мария, – прорычал Ронан. – Перестань быть невозможной.

Потому что не Чейнсо позвала Ронана. Это была истощённая Девочка-Сиротка. Она свернулась в невозможно маленькое существо на бесцветной траве позади внедорожника, больше напоминая кучу сваленной одежды. Она раскачивалась и отказывалась вставать. Когда Ронан прошипел ей что-то, она снова закричала ему в лицо. Это был не крик ребёнка, но крик твари.

Адам уже не раз видел, как Ронан делал сны реальными, и он знал, какими дикими и прекрасными, ужасающими и причудливыми они могли быть. Но эта девочка была больше всех, когда-либо виденных им, похожа на Ронана. Каким же перепуганным монстром она была!

– Это апокалипсис. Просто напиши мне, если ещё что-нибудь надумаешь. – Гэнси повесил трубку. – Что с ней? – Тон его голоса прозвучал нерешительно, будто он не был уверен, действительно ли что-то не то происходит с этой девочкой, или она всегда такая.

– Она не хочет идти в лес, – сказал Ронан. Не церемонясь, он наклонился, подхватил девочку на руки и зашагал к кромке деревьев. Теперь было отчётливо видно, что её паучьи ножки, свисающие с его руки, заканчивались изящными копытцами.

С другой стороны от Адама Блу приложила пальцы к своим губам, а потом убрала их. Очень тихим голосом она произнесла:

– О, Ронан! – С тем же успехом кто-нибудь мог произнести: «Вот блин!»

Потому что это было невозможным. Создание из грёз казалось девочкой и не девочкой. Она была сироткой, а они не были родителями. Адам не мог правильно судить Ронана за его стремление грезить по максимуму; Адам точно так же торговался с магией, которую он понимал неидеально. Все эти дни они устремляли руки в небеса в надежде на появление комет. Разница была лишь в том, что необузданность и расширяющаяся вселенная Ронана Линча существовали в его собственной голове.

– Всё выше и выше[13], – сказал Гэнси.

Они последовали за Ронаном.

Внутри леса Энергетический пузырь роптал, шипящие голоса исходили от старых осенних деревьев и растворялись в старых замшелых валунах. Это место значило нечто иное для них для всех. Адам, смотритель леса, был связан сделкой, призвавшей быть его руками и глазами. Каким-то образом с лесом была связана способность Блу к усилению. Ронан, Грейворен, бывал здесь ещё задолго до всех них, настолько задолго, чтобы нацарапать на здешних камнях свой автограф. Гэнси... Гэнси просто любил этот лес, боязливо, восторженно, благоговейно.

Деревья у них над головами перешептывались на тайном языке и на латыни, а потом на испорченной версии обоих, перемежая их словами на английском. Они не знали ни одного английского слова, когда подростки их отыскали, но деревья учились. Быстро. Адам не мог не думать, что под этой языковой эволюцией скрывается какая-то тайна. Неужели ребята были действительно первыми носителями английского языка, с которыми столкнулись деревья? А если нет, то почему деревья только сейчас начали осваивать английский? Почему латынь?

Адам почти мог видеть правду, скрывающуюся за этой головоломкой.

– Salve[14], – поприветствовал деревья Гэнси, будучи всегда вежливым. Блу протянула руку и коснулась ветки; ей не нужны были слова, чтобы с ними поздороваться.

«Здравствуй», – ответили шелестом деревья. Листья затрепетали возле пальцев Блу.

– Адам? – позвал Гэнси.

– Дай мне секунду.

Они ждали, пока Адам сделает свои подношения. Потому что со временем и пространством нужно было договариваться на энергетической линии; была вероятность, что из леса они могли выйти в другое время или в другом месте, нежели входили. Этот феномен поначалу казался капризом леса, но со временем, когда Адам находил всё больше и больше согласия с энергетической линией, он стал понимать, что лес следует правилам, только не заурядным, которые считались само собой разумеющимися в обычном мире. Это было больше похоже на дыхание: ты можешь задержать дыхание, можешь дышать быстрее или медленнее, ты можешь дышать в унисон дыханию того, кто стоит рядом с тобой. Перемещение по Энергетическому пузырю предсказуемым способом означало, что придётся ориентироваться на нынешнюю модель дыхания. Потому перемещайтесь вместе с ним, а не против него, когда вы пытаетесь проложить себе путь обратно к тому времени и месту, из которых вы пришли.

Закрыв глаза, Адам позволил энергетической линии захватить его сердце на несколько ударов. Теперь он знал, в каком направлении она побежит у него под ногами, и мог чувствовать, как она пересекалась с другой линией где-то за мили отсюда слева от него, как она пересекалась ещё с двумя ещё дальше справа от него. Запрокинув голову, он ощутил покалывание звёзд над головой и осознал своё положение относительно них. Энергетический пузырь осторожно развернул свои плети внутри него, пробуя на вкус его настроение, не раздвигая границ этих дней, не давя на него, используя только его разум и глаза для поиска земли, которую нужно вскопать, чтобы обнаружить воду и камень для последующей ориентации.

Так как Адам практиковался во многих вещах, Адам был хорош во многих вещах, но это... как бы оно ни называлось? Предсказание будущего, предчувствие, магия, магия, магия. Он был не только хорош в этом, но и стремился к нему, жаждал, любил так, что чуть было не набросился на Энергетический пузырь с благодарностью. Он не знал, что мог так любить. Вернее, не был уверен. Они с Гэнси боролись за это чувство однажды... Гэнси как-то раз даже высказался с отвращением: «Прекрати считать её привилегией. Любовь – не привилегия». Но у Гэнси всегда была любовь, он всегда был способен на любовь. Теперь, когда Адам обнаружил это чувство в себе, он был более уверен, чем когда-либо, что прав. Потребность была ориентиром Адама, его пульсом спокойствия. Любовь была привилегией. Ему хотелось вспоминать снова и снова как её чувствовать.

Теперь, когда Адам полностью открыл свои чувства, Энергетический пузырь неумело пытался взаимодействовать со своим магом-человеком. Он взял его воспоминания, развернул их и вывернул наизнанку, перестраивая их для тайного языка грёз: лишайник на дереве; Блу едва не спотыкается, спешно отстраняясь от него; царапина на запястье; особые морщинки на коже у Ронана меж бровями, по которым Адам узнавал, что тот злится на него; змея, исчезающая под мутной поверхностью озера; большой палец Гэнси на его нижней губе; раскрытый клюв Чейнсо, и червь, выползающий из него, вместо того, чтобы оказаться уже внутри.

– Адам? – позвала Блу.

Он отвлёкся от своих мыслей.

– О, да. Я готов.

Она зашагали в лес. Сложно было сказать, сколько у них уйдет времени, чтобы добраться до места, где жила мама Ронана – иногда времени вообще не требовалось, а иногда тратилась целая вечность, на что с горечью жаловался Ронан, неся Девочку-Сиротку. Он пытался убедить её идти самостоятельно, но, стоило ему опустить её на ноги, как она, словно бескостная масса, тут же съёживалась в комок, оседая на землю. А он не тратил время на то, чтобы бороться с ней; он просто подхватывал её на руки со злым выражением лица.

Девочка-Сиротка, казалось, предвидела это, и оттого слишком сильно давила на кнопки Ронана, он по дороге с каждым шагом дергал её. Но она не осталась в долгу, со значением выдав ноту, подкрепив её пинком копыта. Секунду спустя невидимая птица пропела другую красивую ноту на три тона выше. Девочка-Сиротка взяла чуть выше своей последней ноты, и другие невидимые птицы в ответ заголосили ещё на три тона выше. Третья нота – третья птица. Вскоре песня, напеваемая детским голосом и невидимыми птицами, которые то ли реально существовали, то ли нет, окружила подростков.

Ронан с негодованием посмотрел на Девочку-Сиротку, но было очевидно, что на самом деле означало его негодование. Его руки вокруг неё служили защитой.

От Адама не ускользнуло, насколько хорошо они знали друг друга. Девочка-Сиротка была определённо не случайным созданием, извлечённым из судорожного сна. Между ними была достаточно сильная связь, как бывает в семье. Она знала, как управлять его буйным нравом; он, казалось, знал, насколько грубо можно с ней себя вести. Они были друзьями, однако даже нагреженным друзьям Ронана приходилось с ним нелегко.

Девочка-Сиротка продолжала каркать свою часть хора, и было ясно, что странная песня подстраивалась под настроение Гэнси точно так же, как и Ронана. Спор в машине, очевидно, уже давно покинул его мысли, он поднял руки над головой и, касаясь осенних листьев, когда те пролетали мимо и спускались на землю, закачал ими в такт музыке, словно дирижер. Каждый мёртвый завиток листа, который ему удалось задеть кончиком пальцев, превращался в золотую рыбку, плывущую по воздуху. Энергетический пузырь внимательно слушал его намерение; к нему слеталось все больше листьев в ожидании касания. Вскоре косяк – стая – поток рыбок окружил его, мерцая, шныряя туда-сюда и меняя цвет, стоило только солнечному свету упасть на их чешуйки.