Текст книги "Предназначенная невеста (ЛП)"
Автор книги: Мэгги Коул
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 20 страниц)
Она ничего не говорит, но губы ее дергаются. Она хватает мою руку, держит ее над раковиной и выливает на неё содержимое бутылочки.
Я вздрагиваю.
Она сдерживает смех.
Моя рана начинает пузыриться пеной.
Зара берет пачку туалетной бумаги, промокает ее насухо, затем аккуратно покрывает ее мазью. Она плотно оборачивает ее новой пленкой. Затем она хватает мою руку и целует мои костяшки пальцев.
– Вот так. Гораздо лучше.
Тепло наполняет мою грудь. Я смотрю на неё.
Она нервно спрашивает:
– Почему ты смотришь на меня так, будто я сделала что-то не так?
Я вдруг выпаливаю:
– Твой отец убьёт меня за то, что я не спросил его разрешения жениться на тебе.
Она кивает.
– Да. И твоя мама будет в ярости, что её не пригласили.
– Точно, – соглашаюсь я.
– Ну что ж, остаётся одно, – она включает душ.
– Что это? – спрашиваю я.
– Душ. – Она ухмыляется и входит внутрь. Она начинает закрывать дверь, но затем останавливается. Она высовывает голову. – Ты зайдешь или останешься там?
Я усмехаюсь, чувствуя как мой член твердеет.
К черту. Пара минут у нас точно есть.
– Почему бы и нет? – говорю я и захожу внутрь, прижимая ее к кафельной стене, пока она смеётся.
ГЛАВА 20
Зара
Мы выходим из душа и вытираемся. Как только я захожу в спальню, мой телефон звенит.
– Добро пожаловать в мой мир, – бормочет Шон.
Я бросаю взгляд на экран и тяжело вздыхаю. Приходит новое сообщение.
Папа: Моя прекрасная figlia (прим. пер. с итал. «дочь»). Скажи мне, что это фотошоп.
На экране появляется скриншот, на котором мы с Шоном целуемся после произнесения клятв, а его обручальное кольцо отчетливо видно.
Мое сердце уходит в пятки. Я могу только представить себе разочарование и боль, которые должны чувствовать мои родители из-за того, что мы с Шоном сделали за их спинами.
Я оставляю телефон возле кровати и возвращаюсь в ванную. Я роюсь в шкафу Шона и кричу:
– У тебя есть фен?
– Нет. Но ты ищешь это? – Он появляется, держа в руках мой фен для укладки волос с высокомерным выражением лица.
– Спасибо! – Я поднимаюсь на цыпочки и чмокаю его в губы.
Он похлопывает меня по попе.
– Собирайся быстрее. Я уверен, они скоро будут здесь.
Я закатываю глаза, но внутри всё сжимается.
– О, будет весело.
– Ага, – усмехается он и выходит из ванной.
Я подключаю фен и включаю его. Проходит всего несколько минут, как в ванную заходит Фиона.
Её зеленые глаза сверкают племенем от ярости.
Я вздрагиваю и тихо говорю:
– Привет...
– Даже не вздумай говорить мне «привет»! Как ты могла мне лгать? – обвиняет она.
Я качаю головой.
– Я не лгала. Всё не так, как ты думаешь.
– Не так? – она показывает мне экран своего телефона с той же самой фотографией, что прислал мой отец.
– Фиона, я не хотела...
– Ты не хотела что? Спать с моим братом за моей спиной и многократно врать мне? В тайне выйти за него замуж, без присутствия ни одной из наших семей? – бросает она. Слезы наполняют ее глаза. Она усиленно моргает.
Я кладу руку ей на плечо.
– Фиона...
Она отдергивает плечо назад.
– Не трогай меня сейчас, Зара.
Чувство вины съедает меня.
– Послушай, это просто...
Она наклонила голову и посмотрела на меня в замешательстве.
– Что? – нервно спрашиваю я.
Она указывает на меня.
– Почему у тебя плёнка на шее?
Вот дерьмо.
Она смотрит в зеркало, и выражение ее лица сменяется на ужас.
– Это что, кровь?
Я отхожу от зеркала.
– Послушай...
– Что это такое? – она визжит, пытаясь развернуть меня, но я отступаю назад.
– Зара, что ты с собой сделала? – в ужасе спрашивает она, сменяя гнев на беспокойство.
Шон заходит в ванную комнату.
– Я же сказал тебе прекратить врываться в мою квартиру, иначе я закрою тебе доступ. Ты должна звонить в звонок и ждать, пока я открою.
Фиона вскипает, поворачиваясь к нему и бьет его в грудь.
– Ты сейчас не имеешь права мне это говорить.
– Не приходи в мой дом и не веди себя здесь, как хозяйка, – говорит он.
Она кипит от злости.
– Не смей делать вид, что то, что вы сделали, нормально.
– Что именно мы сделали? – спрашивает он.
– Шон, не надо, – предупреждаю я, зная, что я никогда не могла вмешиваться в их ссоры.
Они уставились друг на друга с вызовом. Фиона качает головой.
– Ты отвратителен.
– Почему это?
– Ты женился на Заре.
– О, значит, Зара отвратительна? – с вызывающей ухмылкой спрашивает он, скрестив руки. – Позволю себе не согласиться. На самом деле, я нахожу Зару весьма аппетитной.
– Ты отвратителен, – сквозь зубы произносит она.
– Перестаньте, – одёргиваю их я.
Фиона замечает его руку, хватает её.
Он морщится.
– Ай!
Ее голос снова повышается.
– Что, черт возьми, это такое, Шон? Почему у тебя тоже пленка и кровь, как у Заре?
Он отдергивает руку.
– Это не твое дело.
– Нет?
– Нет, – говорит он, сжимая челюсти и глядя на неё сверху вниз.
Я пробую снова, смягчая тон.
– Фиона, давай пойдем в другую комнату, сядем и спокойно поговорим.
Она поворачивается ко мне, полная ярости.
– Ты не думаешь, что это нужно было сделать ДО того, как ты тайком вышла замуж за моего брата? И лгала всем снова и снова, включая меня?
Меня пробирает дрожь. Я ненавижу, что солгала ей, даже если это была не совсем ложь. Между Шоном и мной всегда что-то было, и она это знала. Сколько бы я ни пыталась убежать от этого, всё случилось. Так что теперь нам придется с этим разобраться.
– Пожалуйста, давай поговорим, – предлагаю я.
Шон фыркает:
– Да, и убирайся из нашей ванной.
Она разворачивается к Шону.
– Ты нарываешься.
Он с самодовольной улыбкой отвечает.
– И что ты сделаешь, Фиона? То, что мы с Зарой сделали, уже сделано. Это не твое дело.
– Не мое дело?
Он ухмыляется.
– Ага. Не твоё дело, кто в моей постели и в моём доме.
– Она не просто в твоей постели, Шон. Теперь она твоя жена. Ты хоть понимаешь, что это значит? – кричит Фиона.
Шон замолкает и молча смотрит на неё.
Она права. То, что мы сделали, имеет последствия. Они глубже, чем то, что мы с Шоном едва успели осознать.
Шон выходит из комнаты как раз в тот момент, когда раздается звонок в дверь. Он поворачивается обратно, язвительно бросает:
– Спасибо, что отправила эту фотографию семье Зары, сестренка.
Фиона в изумлении раскрывает глаза.
– Я не отправляла никаких фотографий семье Зары. Я бы никогда не принесла боль её родителям.
– Правда? А выглядишь ты сейчас довольно неадекватно. Ты уверена, что не отправила хоть одно малюсенькое сообщение? – насмехается он.
– Нет, не отправляла, – настаивает она. – Так что тот, кто послал мне это, должен был отправить это им. Кто вообще мне это послал? – спрашивает она.
Шон ничего не говорит.
Она снова смотрит на меня с новой болью в голосе.
– Ну, кто там был? Кто получил приглашение, если меня не было?
– Фиона, пожалуйста. Давай поговорим об этом спокойно.
Громкий стук наполняет воздух. Голос моего отца гремит:
– Открой эту дверь сейчас же, Шон О'Мэлли! – За этим следует еще больше стука.
– Шон, открой дверь, – прошу я.
Мой отец предупреждает:
– Выходи, ублюдок, пока я не вышиб дверь.
– Шон! – Я толкаю его в грудь.
Он тяжело вздыхает и бормочет:
– Да начнутся игры.
– Это не игры! – резко отвечает Фиона.
Шон игнорирует её и идёт в другую комнату. Мы следуем за ним.
Через секунду папа врывается в фойе. Его кулак сжимает рубашку Шона, в то время как тот пятится назад, хотя я уверена, что если бы дело дошло до драки, Шон мог бы ему навредить. Может, когда мой отец был в расцвете сил, всё было бы иначе, но сейчас он уже не так молод.
Я кричу:
– Папа, не надо!
– Не надо? – плюется он, глядя на меня. – Не надо убивать человека, который украл невинность моей дочери?
Я стону.
– Папа, остановись. Ты перегибаешь.
– Перегибаю? Он взял мою прекрасную figlia (прим. пер. с итал. «дочь») и женился на ней за моей спиной. Даже не спросив моего разрешения!
– Папа...
– Лука, отпусти его, – приказывает мама, но её глаза полны боли и злости. Я их не виню.
Гнев в глазах папы усиливается. Он рычит:
– Я не отпущу его, stellina (прим. пер. с итал. «звездочка»). Я поступлю с ним так, как поступают все отцы с мальчиками, которые не могут стать мужчинами и соответствовать традициям. Как ты посмел нарушить правила, прежде чем просить мою дочь выйти за тебя замуж!
– Папа, остановись, – говорю я, в тот момент как Данте и Бриджит заходят.
– Как ты мог, Шон? – выкрикивает Бриджит, полная боли, как и моя мама.
– Потому что он гребаный идиот, – отвечает Фиона.
– Тебя никто не спрашивал – резко отвечает Шон.
Папа крепче сжимает рубашку Шона, поднимая его на цыпочки, и я знаю, что Шон может дать отпор. Я не знаю, почему он этого не делает. Думаю, это из уважения к моему отцу, что я ценю, но я также хочу, чтобы папа отпустил его.
Поэтому я подбегаю и проталкиваюсь между ними. Я требую:
– Папа, прекрати.
Он смотрит на меня сверху вниз, затем медленно отпускает Шона. Он моргает, и боль наполняет его голос.
– Моя прекрасная figlia. Как ты могла так поступить? Неужели мы с твоей матерью не заслужили быть на твоей свадьбе? Неужели я настолько ужасен, что не заслужил сам выдать тебя замуж? – Он поворачивается и рычит на Шона: – Или разрешить этому ублюдку вообще просить твоей руки?
– Папа, пожалуйста, – умоляю я.
– Лука, успокойся. Сегодня не время для сердечных приступов, – обеспокоенно говорит мама.
Он бросает на неё взгляд, полный разочарования.
– Это неправильно, Шанель.
Её глаза наполняются печалью. Она подтверждает:
– Никто и не говорит, что это правильно. В особенности я.
Данте вмешивается глухим голосом.
– У тебя тоже есть клеймо в виде черепа, Зара?
У меня по коже бегут мурашки.
Папа бледнеет, глаза его расширяются. Он опустошенным голосом качает головой и ахает:
– Зара. Нет.
Я смотрю на Шона, не зная, что ответить.
– Почему у тебя плёнка на шее? – снова спрашивает Фиона, а затем приказывает: – Сними ее.
– Нет, – отвечаю я и подхожу ближе к Шону.
Он обнимает меня за талию.
– Что ты с собой сделала? – спрашивает мама, затем подходит ко мне сзади, дергает за плёнку и вскрикивает: – Боже мой, твоя прекрасная кожа!
Я вздрагиваю от резкой боли в шее.
– С Зарой всё в порядке, – настаивает Шон, притягивая меня ближе. – Всё хорошо. Вам всем нужно успокоиться.
– Во что ты втянул мою дочь? – сквозь зубы спрашивает папа, глаза его налиты гневом.
У меня бешено стучит сердце.
Шон утверждает:
– Мы просто нанесли на себя рисунок, который придумал мой отец. Ничего особенного.
– Ничего особенного? – рычит Данте.
Бриджит хватает Шона за руку, плача.
– Зачем ты это сделал? Я же просила тебя не делать этого!
– Ты никогда не говорила мне, чтобы я этого не делал, – возражает Шон.
Ее лицо краснеет от ярости.
Фиона спрашивает:
– Почему вы говорите о моем отце?
Шон игнорирует ее вопрос и задает свой собственный.
– А почему тогда вы все так паникуете? Если это клеймо ничего не значит, то почему тогда вы так себя ведёте?
– Согласна, – добавляю я, размышляя о том, что мой отец и Данте знают о черепе.
В комнате воцарилась тишина.
Никто ничего не говорит.
Наконец Фиона нарушает молчание:
– Мама? Мне нужны ответы.
У Бриджит в глазах наворачиваются слёзы. Она качает головой.
Данте притягивает ее к себе, утверждая:
– Твой брат и Зара совершили глупость. Вот и все.
– Какое отношение это имеет к папе? – спрашивает она.
Шон говорит:
– Фиона, ты помнишь череп на руке папы?
Она хмурит брови.
– Может быть... Я не знаю. Я... – Стыд заполняет ее лицо, и она опускает глаза.
Шон тихо заканчивает за неё.
– Ты многое уже не помнишь, да?
Из ее глаз текут слезы. Она вытирает их и виновато смотрит на Шона.
Он смотрит на неё с сочувствием и говорит:
– Я понимаю.
Она шмыгает носом.
– Почему это имеет значение?
Шон поднимает руку.
– Этот череп был выжжен у отца на руке. У меня такой же, и у Зары тоже, но у неё он на шее.
Мама резко говорит:
– Ты клеймила себя? Что заставило тебя пойти на это?
Меня мучает ещё большее чувство вины. Я ненавижу, что не могу объяснить им всё. Но меня также беспокоит, что они явно знают больше о том, чем занимался отец Шона.
Бриджит строгим голосом повторяет:
– Я же говорила тебе не делать этого.
– Нет, не говорила. Я никогда не обещал, что не сделаю это, – утверждает Шон.
– Ты прекрасно понимал, что я имела в виду, – добавляет Бриджит.
Данте предупреждает:
– Перестань играть в игры со своей матерью, Шон.
Лицо Шона становится жёстким. Он притягивает меня ближе.
– Что сделано, то сделано. Зара и я теперь женаты. Мы выжгли на себе метку моего отца как дань уважения ему. Вот и все. Это личный момент между Зарой и мной, и в этом нет ничего страшного. Если, конечно, вы все не скрываете от нас что-то ещё?
Фиона, Шон и я уставились на родителей.
Мой пульс резко учащается.
Чем дольше они молчат, тем больше я убеждаюсь: они что-то знают.
– Вы совершили огромную ошибку, – заявляет Данте.
Шон высокомерно отвечает:
– Да? Почему же? Ты знаешь что-то о моем отце и хочешь мне рассказать?
Данте бросает на Шона вызывающий взгляд, а затем добавляет:
– Если твоя мать не хотела, чтобы ты носил это на себе, то тебе следовало уважать ее волю.
Шон выпаливает:
– Тебе легко говорить. Твой отец не умер, когда ты был ребенком. Он все еще жив, и ему уже за девяносто.
Данте стискивает челюсти.
Мой отец спрашивает:
– Во что ты втянул мою дочь?
– Он ни во что меня не втянул, папа. Мы приняли решение вместе.
– Ты решила разрушить свое тело? Выйти замуж без присутствия матери и меня и обменяться клятвами с мужчиной, у которого не хватило смелости спросить моего благословения? – кипит он.
– Да, возможно, мы сделали это не идеально. Но Шон прав: уже все сделано, – настаиваю я.
Папа рычит:
– И это все? От нас всех ждут, что мы будем вести себя так, будто это нормально? А вы двое... – Он указывает на нас. – Вы разбили сердца своим матерям. Теперь мы должны закрыть на это глаза?
Я вздыхаю.
Шон крепче прижимает меня к себе. Он отвечает:
– К сожалению, именно так и будет. Иначе вы просто потеряете нас.
Я ахаю.
– Шон, не говори так.
– Ты думаешь, что теперь можешь вычеркнуть мою дочь из моей жизни? – рычит отец.
– Нет. Но ты ведешь себя так, будто это предательство. Как будто то, что мы с Зарой поженились, это худшее, что могло случиться. Я имею в виду, что есть парни намного хуже меня, Лука.
Мой отец гремит:
– Не смей говорить со мной о том, достоин ли ты руки моей дочери!
– Папа! Шон! Пожалуйста, – умоляю я.
Фиона вмешивается:
– Зачем Шон поставил тебе это клеймо, Зара? Какова настоящая причина? Он был и моим отцом. Я хочу знать.
– Фиона, это ничего не значит. Просто рисунок, который придумал твой отец. Он его нарисовал и был одержим им. Просто готический рисунок, – настаивает Бриджит.
Фиона разворачивается к матери.
– Если это ничего не значит, почему ты просила Шона этого не делать?
В глазах Бриджит вспыхивает гнев. Она указывает на нас.
– Посмотри, во что они превратили свою кожу. Ты думаешь, я хотела, чтобы моего сына клеймили? И Зара! Твоя прекрасная шея. Как ты вообще выдержала такую болью?
Шон с гордостью заявляет:
– Она справилась с этом очень достойно! Намного лучше, чем я.
Я смотрю на него, и усмехаюсь, выпаливая:
– Ты вел себя как ребенок.
Он подмигивает мне.
Бриджит рычит:
– Вы двое думаете, что это смешно?
Я хмурюсь.
– Нет, но... – Я снова смотрю на Шона. – Ну, был слабаком, в отличии от меня. – Я сдерживаю улыбку.
– Это не смешно! – кричит папа, его лицо багровеет.
Я вздрагиваю.
Шон сжимает мою талию.
– Нет, это не смешно. Но вот что будет: мы с Зарой теперь муж и жена. Вы можете либо принять это, либо нет. Это ваш выбор. Мы бы хотели, чтобы вы порадовались за нас. Мы дружим уже долгое время.
– Ты выбрал не ту дочь, чтобы сделать это, – негодует отец.
– Лука, ты же знаешь, что никто не позаботится о Заре лучше меня. Ни один мужчина не сможет защитить ее лучше от наших врагов. И ты не можешь этого отрицать.
– Это говорит мужчина, нет, мальчишка, который заставил ее изуродовать своё тело! – выпаливает отец.
Шон фыркает.
– Я не мальчишка, и ты это знаешь.
– Я не изуродована! – протестую я.
– Ты намеренно обожгла своё тело! Ради чего?! – кричит мама, слезы текут по ее щекам.
– И он меня не заставлял. Я сама этого хотела, – добавляю я, чувствуя, как вина с новой силой давит на меня.
Шон делает глубокий вдох и говорит:
– Я теперь муж Зары. За ней больше нет слежки, за исключением той, которую я сочту необходимой. С этого момента она моя жена, и я должен о ней заботиться.
– Чёрта с два, – взрывается папа.
– Шон, – тихо предупреждает Данте.
– Ты не имеешь права решать, что делать с безопасностью моей дочери, – негодует отец.
Шон распрямляется:
– Я решаю. Она – моя жена, нравится вам это или нет.
– Она – моя дочь! – рычит папа.
Решительность звучит в голосе Шона.
– Верно. И именно поэтому мы хотим, чтобы вы были частью нашей жизни. Но она моя жена, и я буду защищать ее отныне. Вопросы есть?
Папа делает два шага вперёд, но Данте встаёт между ними, предупреждая:
– Лука, остынь.
– Не смей говорить мне, чтобы я успокоился, когда речь идет о моей дочери, – рявкает папа.
– Сейчас все слишком накалено. Мы всё обсудим позже, – утверждает Данте.
– Мама, я хочу знать то, что ты мне не рассказываешь об этом черепе и папе. Я заслуживаю знать правду, – настаивает Фиона.
Бриджит вздыхает, качая головой.
– Нечего рассказывать. Всё, что я говорила Шону, правда. Это был просто рисунок, которым он был одержим, а затем выжег его на своем теле.
– Ты снова лжешь? – обвиняет Фиона.
Лицо Бриджит вытягивается, наполняясь новой порцией боли.
Данте указывает пальцем на Шона и Фиону.
– Вы должны перестать терзать мать. Вы знаете, почему вашей матери приходилось лгать вам все эти годы, и с тех пор она вам не лгала. Она не заслуживает вашего неуважения.
– Тогда расскажи правду, – настаивает Фиона.
– Я говорю правду, – кричит Бриджит.
Мама вмешивается:
– Я думаю, Данте прав. Все сейчас на взводе. Нам всем нужно остыть, Немного времени чтобы все это осмыслить. Лука, пойдем.
Папа смотрит на неё, не двигаясь.
Она смягчает тон и кладет руку ему на бицепс.
– Пожалуйста, Лука, пойдем.
Он, наконец, сдаётся. Бросает на Шона злой взгляд, на меня печальный, полный разочарования.
Он бормочет:
– Моя прекрасная figlia, – качает головой, и они уходят.
Моё сердце сжимается. Как бы я ни злилась на родителей, я никогда бы не захотела причинить им боль. А теперь именно это и произошло.
Данте говорит:
– Бриджит, пора идти.
Она плача переводит взгляд с Фионы на Шона.
– Всё, что я делала, было ради вас. Хотела бы я, чтобы вы поверили мне.
Шон вздыхает.
– Мы верим тебе, мама. Мы всегда верили тебе после того, как все стало известно.
– Только у нас остались вопросы, – добавляет Фиона.
Боль, страх и ужас отражаются на лице Бриджит.
Я этого не понимаю. Я знаю только то, что мне рассказали Фиона и Шон, немногое. Бриджит утверждала, что прятала их, что ей запрещали возвращаться в Чикаго, а если бы она ослушалась, её бы убили. О'Мелли простили её, когда узнали правду, и убедили Шона и Фиону сделать то же самое.
Однако Шон и Фиона всегда хотели узнать больше подробностей о том, кто эти люди, угрожавшие ей, и что случилось с их отцом. Она никогда не предоставляла им эту информацию, как и никто другой. Поэтому я могу понять их разочарование.
– Бриджит, пошли, – командует Данте, целуя её в лоб, бросает на Шона злой взгляд, мельком смотрит на мою шею, качает головой и уводит её.
Фиона не двигается.
Я подхожу к ней.
– Фиона.
Она резко оборачивается ко мне.
– При чём здесь мой папа?
Я качаю головой, пожимаю плечами и снова вру.
– Это просто рисунок, который Шон вспомнил и предложил нам сделать на себе.
Она смотрит на меня так, словно видит меня насквозь.
– Знаешь, что самое безумное, Зара?
У меня мурашки по коже.
– Что?
– Я доверяла тебе всю свою жизнь. Никогда не считала тебя лгуньёй. Но теперь я вижу, как ошибалась. – Она бросает взгляд на Шона. – А ты? – Слеза скатывается по ее щеке. Она усмехается. – Вы стоите друг друга. Поздравляю.
– Фиона! – в один голос воскликнули мы с Шоном.
Она уходит, а я стою, замерев на месте, осознавая, сколько боли мы причинили своим поступком.
ГЛАВА 21
Шон
На следующий день
По телу пробегает дрожь, и я стону.
– Именно так, душа моя.
Зара ухмыляется, замедляя свои движения.
– А что насчет этого?
– Я сказал не останавливаться, – шлёпаю её по попке, но не сильно.
Она взъерошивает мои волосы, продолжая так же мучительно медленно скользить своей киской по моему члену, проведя языком по моим губам.
Я хватаю ее за затылок и заставляю продолжить поцелуй, пока она не начинает всхлипывать и дрожать вокруг моей эрекции.
Хватаю её за бедро, бормочу:
– Ты маленькая вредина.
Она хихикает.
Я начинаю двигать её быстрее, вгоняя себя глубже.
– Шон, – выдыхает она, ее веки трепещут.
Я шлёпаю её по заднице сильнее, и она стонет, ее тело содрогается на мне.
– Тебе это нравится, – подначиваю её, снова шлёпая, одновременно толкаясь в неё.
– Блять! – выкрикивает она, закатывая глаза.
– Вот что бывает, когда ты ведёшь себя как непослушная маленькая вредина. Я должен напомнить тебе, кто здесь главный, – рычу сквозь зубы, толкаясь так сильно, как только могу, когда наши тела сливаются в поту.
– Ш-Шон! – заикаясь, вскрикивает она, её лицо заливается румянцем.
Я в последний раз с силой опускаю её на свой член, и воздух разрывает её громкий стон. Она падает на меня, дрожа в конвульсиях.
Я прижимаю ее к себе, ускоряя её движения, закрываю глаза, бормочу:
– Сексуальная маленькая вредина.
– Шон, – едва слышно шепчет она, уткнувшись лицом мне в грудь.
И всё просто ахуенно.
Она – совершенство.
Я до сих пор не могу поверить, что Зара моя жена. И я ни секунды не трачу зря.
Адреналин заполняет мои клетки, они вот-вот лопнут от напряжения.
Я снова шлёпаю её, мой пульсирующий член уходит ещё глубже в её киску.
Она стонет, её веки дрожат.
– Вот так, – хвалю я, чувствуя, как твердею внутри неё, заставляя её дрожать сильнее и всхлипывать.
Токи наслаждения разрывают мои нервы, эндорфины молнией проносятся по позвоночнику, а яйца сжимаются.
Раздается звонок в дверь.
Ее глаза распахиваются.
– Пусть уходят, – заявляю я, поднимая и опуская ее бедра.
Снова раздается звонок в дверь, и громкий стук наполняет воздух.
Я кричу:
– Да отъебитесь уже!
Ее глаза расширяются.
– Давай, душа моя. Ещё чуть-чуть. – уговариваю её, толкаясь сильнее и шлёпая по попке.
– Шон, я... Ох, черт! – Ее глаза снова закатываются, а тело содрогается сильнее, чем когда-либо. Ее возбуждение заливает мой таз.
– Ты чертовски непослушная маленькая вредина! – хвалю её.
Из дверного звонка непрерывно доносятся звонки и сильные удары.
– Отвалите! – снова кричу я, и в этот момент мои яйца взрываются. Адреналин вырывается из меня, я стону, продолжая двигаться, пока не отдаю ей всё до последней капли.
Ее дрожь постепенно утихает.
Мы пытаемся отдышаться, в то время как звонок в дверь и стук всё ещё продолжается.
– Господи Иисусе. Да провалитесь вы уже! – снова кричу я.
Все ещё покрасневшая, Зара поднимает голову и морщится.
– Может, всё-таки откроем?
– К черту их, – бурчу я, прижимая её губы к своим.
Она хихикает мне в губы.
Но звонок и удары не прекращаются.
Я отрываюсь от её губ, раздражённо рыча:
– Да чтоб вас!
Она слезает с меня и встаёт.
– Куда ты идешь? – спрашиваю я.
Она хватает халат и накидывает его.
– Пойду посмотрю, кто там.
– Какого чёрта, нет, – говорю я, вскакивая.
Она поднимает брови.
– Почему нет?
– Ты только что залила меня насквозь, – указываю я. – Моя жена не пойдет к двери, пахнущая так, будто ее только что трахнули.
Она ухмыляется.
– Правда? Хочешь поспорить?
– Не испытывай судьбу, – предупреждаю я.
Она начинает вальяжно идти к двери.
Я подхожу к ней сзади и прижимаю к стене.
Зара ахает.
– Ты держишь свою голую, сексуальную задницу, пахнущую соком твоей киски, в этой комнате.
Её губы дрожат от сдерживаемого смеха.
– Ты понимаешь, что теперь твоя кожа пропитана моим запахом?
Я ухмыляюсь.
– Ничего, позже ещё пропитаешь. Но из комнаты ни ногой.
Она хихикает.
– Хорошо, дорогой муженёк. Поторопись, пока кто-то не выломал входную дверь.
Я ворчу, раздраженный тем, кто снаружи. Я хватаю полотенце, обматываю его вокруг бедер и направляюсь к входной двери.
– Господи Иисусе! Прекрати это делать, – рявкаю я, затем резко распахиваю дверь и замираю.
Бёрн выгибает брови, насмехаясь:
– Что-то не так с твоим дверным звонком?
– Нет, с моим дверным звонком все в порядке. У тебя проблемы с пальцем?
– Ты не открывал.
– Я был занят, – отвечаю я.
Он усмехается, глядя на мое полотенце.
– Вижу.
– Что такого важного?
– А ты меня не впустишь?
Я ворчу:
– Ладно, входи. – я отступаю.
Он входит в прихожую, закрывает дверь и машет передо мной книгой, заявляя:
– Я принёс кое-что для тебя и твоей жены.
Моё нутро сжимается. Я не люблю сюрпризы от Преисподней. Может, когда-нибудь привыкну, но сейчас я им не доверяю. Поэтому я осторожно спрашиваю:
– И что же это?
– Это законы, которые написал твой отец.
Моя грудь сжимается, а сердце колотится быстрее. Я ошеломлённо смотрю на книгу.
Он снова трясёт ею, как приманкой, спрашивая:
– Ну, не хочешь узнать, какие законы он для нас установил?
Я смотрю на него, признаваясь:
– Даже не знаю, хочу ли. Похоже на ловушку.
Он щурится.
– Никакой ловушки, сынок.
– Точно? Ты в этом уверен? – спрашиваю я.
– Конечно. Зачем мне тебя обманывать?
– А почему бы и нет?
В его глазах появляется боль.
– Ты правда так обо мне думаешь?
Я молчу.
Он скрещивает руки на груди.
– Разве не я прикрывал твою спину все это время?
– Разве? – спрашиваю я, все еще с подозрением.
Гнев вспыхивает, заменяя боль. Он указывает на меня.
– Да. И твой отец был бы разочарован, увидев, что ты сомневаешься в моей верности, когда мы были так близки.
Я выпалил:
– Это ты говоришь, что были близки.
– Мы были близки, – настаивает он строгим тоном.
Я пристальнее изучаю его и спрашиваю:
– Тогда почему моя мать тебя не знает?
Его глаза расширяются.
– Ты спрашивал её обо мне?
Я качаю головой.
– Нет.
– И правильно. Ей не нужно знать. И тебе не стоит её спрашивать.
– Почему это?
– Потому что не стоит вовлекать маму в дела, в которые ей не следует вмешиваться, – утверждает он.
– То есть в книге ничего такого, о чём знала бы мама? Мой отец никогда даже не заикался обо всем этом? – спрашиваю я, не в силах поверить, и хватаю книгу.
Он колеблется.
Холодок пробегает по моей спине.
– А. Значит, есть что-то, о чем она знает?
Он пожимает плечами.
– Я не знаю, что происходит в браке.
Я усмехаюсь.
– Правда? Странно, почему-то кажется, ты многое знаешь о моём.
Он морщит лоб.
– Нет, не знаю, сынок.
Я молча сверлю его взглядом.
Он сдаётся первым:
– Вот правила. Вам с Зарой нужно выучить их наизусть. Их написал твой отец. У каждого закона есть причина, и будут моменты, когда эти правила вступят в силу. И однажды вы поймёте, зачем они нужны.
– Снова загадки, – огрызаюсь я.
– Я тебя обидел, дружище? – спрашивает он.
Я просто смотрю на него.
Он добавляет:
– Кажется, ты сегодня на меня зол.
Я думаю о его вопросе, затем вспоминаю все свои взаимодействия с ним. У меня нет причин злиться на Бёрна. Поэтому я извиняюсь.
– Мне жаль. Ты просто застал меня в неподходящее время.
– Правда? – Он смотрит на мое полотенце и отступает, ухмыляясь. Он говорит: – Извини. Ладно, сынок, наслаждайся медовым месяцем, пока можешь.
– Пока могу? – переспрашиваю я.
Он пожимает плечами.
– Конечно. В начале все трахаются как кролики. Потом жизнь вмешивается.
Я выпятил грудь, заявляя:
– Мой член не сдастся.
Веселье наполняет его глаза. Он усмехается.
– Надеюсь, ты единственный человек, который может подтвердить это утверждение, сынок. Если у тебя есть какие-то вопросы, дай мне знать. – Он поворачивается и уходит.
Я смотрю на книгу. Обложка чёрная, с тиснением черепа и цветов в золоте.
Открываю её, пролистываю страницы, затем закрываю дверь.
Зара выходит с полотенцем на голове и в шелковом халате, спрашивает:
– Кто это был?
– Бёрн.
Она склоняет голову.
– Кто такой Бёрн?
У меня внутри все оборвалось. Я понимаю, что никогда не говорил с ней о Бёрне. Она, должно быть, не знает, кто он.
Она вздыхает.
– Шон, только не говори, что ты опять собираешься от меня что-то скрывать. Нас обоих посвятили в Преисподнюю. Между нами не должно быть тайн.
Я колеблюсь.
Ее голос становится суровым.
– Шон, мы женаты. Из всех людей на свете только между нами не должно быть секретов.
Она права, решаю я.
– Бёрн, человек из Преисподней. Он утверждает, что был лучшим другом моего отца. Но мама его не знает.
Зара округляет глаза, а затем спросила:
– Ты ее спрашивал?
Я качаю головой.
– Нет. Но он сам сказал, что она не знает, и мне не следует ее спрашивать.
Зара спрашивает:
– А ты уверен, что он говорит правду?
– Нет, – признаюсь я.
Она закусывает губу, затем указывает на книгу.
– Что это?
Я сажусь за стол и отодвигаю стул.
Она садится рядом со мной.
– Он говорит, что это законы Преисподней, созданные моим отцом.
Зара потирает руки и сияет.
– Ооо, это должно быть интересно!
Я усмехаюсь.
– Ты сумасшедшая.
– Почему это?
– Не знаю. Есть вещи, от которых у меня внутри всё переворачивается, а ты превращаешь их в забаву.
– Ну, лучше знать, чем не знать, не так ли? – Она выгибает брови.
– Я не знаю. Так ли это?
– Думаю, да, – отвечает она и открывает обложку. Драматичным тоном зачитывает: – Добро пожаловать в Преисподнюю. Главная цель, занять место за столом. Каждый уровень представляет собой испытание, и только самые смелые и достойные могут занять место, которое им предназначено.
Я делаю глубокий вдох.
Она бросает на меня взгляд и дразняще шевелит бровями:
– Ты самый достойный и смелый?
– Без сомнения, – отвечаю я и быстро целую ее.
Она продолжает читать.
– Всегда будет 666 членов, у которых есть место за столом.
Я откидываю голову назад.
– 666?
– Ага.
– Разве это число не является знаком дьявола?
– И да, и нет. В Откровении это знак зверя, выходящего из моря, с семью головами и десятью рогами. Сказано, что он правит всеми народами и языками.
В моем животе просыпается беспокойство.
Она добавляет:
– Это символическая мировая политическая система.
– А я и не знал, что ты так осведомлена в истории символов, – поддразниваю я.
Она смеется, а затем говорит:
– Это также число ангела, представляющее духовное поощрение к переориентации. Мы часто сосредотачиваемся на тривиальных вещах, зацикливаясь на них до такой степени, что теряем из виду то, что действительно важно. Поэтому говорят, что когда вы видите 666, это ангел подталкивает вас переоценить ситуацию.
Я пристально смотрю на неё.
Она спрашивает:
– Что?
– Откуда ты всё это знаешь?
Она пожимает плечами.
– Мне просто интересно. Но в этом есть смысл, почему твой отец выбрал именно это число.
Я приподнимаю брови.
Она добавляет:
