Текст книги "Предназначенная невеста (ЛП)"

Автор книги: Мэгги Коул

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 20 страниц)

Он прижимает мое бедро к кровати и усмехается:

– Шоу веду я, моя маленькая вредина. Не ты.

Я открываю рот, скандирование снова меняется.

По арене разносятся нескончаемые стоны. Они хаотичны, наползают друг на друга, создавая пульсирующий гул внутри меня, усиливая боль, от которой я не могу избавиться.

Я поворачиваю голову, глядя на мерцающие факелы и зрителей в масках. Жар заливает мои щеки.

Шон покусывает мою грудь.

Я ахаю, снова возвращая взгляд к нему.

Он возвращается к моим губам, шепча:

– Сначала я получаю то, что хочу, я, моя вредина.

– Пожалуйста, – умоляю я, пытаясь толкнуть бедра, чтобы он скользнул внутрь меня.

Дьявольская усмешка расплывается на его губах. Он прижимает мою щеку к шелковым простыням.

Пламя свечей танцует вокруг меня, делая толпу размытой.

Шон хрипло говорит:

– Это единственный раз, когда они увидят тебя такой. Покажи им, какая ты, когда я даю тебе всё, чего ты жаждешь. Преследуй их в снах, разжигай их желания на века, моя маленькая вредина. Мы будем видеть этих людей до конца наших дней. И я хочу, чтобы они почувствовали вкус того, чего у них никогда не будет, потому что это мое.

Мой адреналин зашкаливает. Никто никогда не видел меня в таком положении. Ни один мужчина никогда не говорил мне, чтобы я позволяла другим смотреть, чтобы они завидовали. Но, как ни странно... мысль не отталкивает. Она разжигает во мне огонь.

Он добавляет:

– Представь, что ты – злодейка в их фантазиях. Всегда рядом, на расстоянии вытянутой руки... но они никогда не смогут прикоснуться к тому, чего жаждут. Они будут жаждать вас способами, которые никто не может себе представить.

Я смотрю на толпу, искажение в глазах исчезает, а маскированная конгрегация усиливает свои «оммм».

– Не сдерживайся, моя душа. Пусть их зависть станет твоим наслаждением.

Его слова пробуждают во мне новое, извращённое желание. Безумная картина боли и страданий, сплетенная с завистливыми эмоциями, превращает мои сомнения в вызов. Я принимаю все, что есть этот момент – во всем его дикости и силе.

Он проводит большим пальцем по моей шее, дразня:

– Не отводи от них взгляда, моя душа. Напугай их этой красотой. Навеки.

Звуки «ом» становятся громче.

– А теперь, будь хорошей маленькой врединой и покажи мне, как ты прекрасна в экстазе, сексуальнее, чем я мечтал все эти годы. – Он опускает лицо к моей груди, вновь охватывая губами сосок, затем медленно спускается ниже.

– Ох! – протяжно стонут женщины, в то время как мужчины срываются в гортанные рыки.

Ладони Шона прижимаются к задней части моих бедер, а его рот касается моей пульсирующей киски.

Я изгибаюсь и судорожно вдыхаю, едва не отворачиваясь от зрителей, но останавливаю себя.

Пусть запомнят. Пусть мечтают.

Я принадлежу только Шону.

Его язык скользит по моему клитору, а большой палец нежно дразнит внешнюю сторону моего входа.

У меня перехватывает дыхание. Он действует быстрее, и из груди вырывается стон. Всё тело горит, и подо мной уже влажно от желания.

Шум толпы становится громче, и все глаза обращены на меня, как будто они могут заглянуть мне в душу.

Он продолжает дразнить меня, посасывая, толкаясь внутрь меня, но при этом держа меня на грани.

Я хватаюсь за его волосы, притягивая его ближе, и, глядя в толпу, шепчу:

– Пожалуйста...

Он не даёт мне кончить. Терзает до предела, пока тело не поддаётся новой, незнакомой волне.

Адреналин накрывает меня, снова и снова, пока я почти не теряю сознание. Я кончаю на него, окуная его рот и подбородок в свой оргазм, крича:

– Шон!

Мужчины хором стонут «Блять» так громко, что мне интересно, действительно ли я это слышала или выдумала.

Женщины вторят им, сливаясь в звуках.

Шон слизывает каждую каплю, его собственный стон отдается вибрацией в моей киске.

Эйфория не прекращается, и я больше не вижу толпу. Только белый свет с размытыми пятнами мерцающего пламени, разгорающегося все ярче, и чувственными звуками, становящимися громче.

Он сосет меня сильнее, мои бедра извиваются.

Последний оргазм обрушивается на меня, и я слабо всхлипываю, едва держась, выброс адреналина замедляется. Мое сердце бьется быстрее, чем когда-либо прежде. Я ерзаю и, наконец, признаю:

– Я больше не могу... – выдыхаю я.

Шон поднимается, накрывая меня своим телом. Он поворачивает мою голову обратно к себе и скользит губами по моим, поглощая меня вкусом моего удовольствия на своем языке. Затем он прижимается своим лбом к моему. Слегла задыхаясь он проговаривает:

– Теперь ты готова для меня. И есть только ты и я, моя маленькая очаровательная душа.

– Д-да, – я едва могу выговорить это слово.

Он вводит в меня свой член одним мощным толчком.

– Шон! – вскрикиваю я, обвивая его руками.

Он отвечает поцелуями, двигаясь медленно, доводя мое желание до грани безумия. Его зеленые глаза пристально изучают меня, ловят каждую мою реакцию.

– Слава богу, я не знал этого раньше, – шепчет он.

– Ч-что? – спрашиваю я, задыхаясь, пока он ускоряется.

Он сжимает челюсть, проводит большим пальцем по моей скуле, его дыхание обжигает.

– О, боже! – вырывается из меня, и новая волна адреналина, другая, но столь же сладостная, как и прежде, заполняет каждую клетку.

– Вот она, моя маленькая вредина. Подразни мой член еще немного, – хрипит он.

– Я... Ох, черт! – вскрикиваю я, закрывая глаза. Белизна заглушает все. Все, что я могу сделать, это извиваться под Шоном, сжимая его крепче.

Шон не останавливается. Тела сливаются в ритме, который подхватывают крики толпы.

– Господи Иисусе, Зара, – прорычал он, прижимая мою ногу к груди и толкаясь ещё сильнее.

– Шон!

– Маленькая вредина, – выдыхает он, и его член становится тверже, а затем наполняет меня своей теплотой.

Во мне взрывается еще одна вспышка оргазма. Я едва остаюсь в сознаний, слишком измученная натиском всего, чего я всегда хотела, но никогда не думала, что смогу получить.

Он падает на меня. Его прерывистое дыхание щекочет мне ухо. Его грудь прижимается к моей.

Постепенно реальность возвращается, когда ночь переходит в ранний рассвет.

Пение превращается в низкий гул.

Шон поднимает голову, смотрит на меня.

Я улыбаюсь ему.

Он улыбается в ответ, целует нежно и сладко. Когда он отстраняется, не сводя с меня взгляда, заявляет:

– Моя.

– Твоя, – шепчу я.

Удовлетворение наполняет его выражение. Он снова целует меня, и я теряюсь в этом мужчине по имени Шон О'Мэлли.

Резкий шум аплодисментов возвращает нас в момент. Шон поворачивает голову. Я тоже.

Толпа взрывается восторгом. Кровать окружает овация. Мы вздрагиваем от резкости этого звука.

Валентина подходит к кровати. Выражение ее лица совпадает с одобрительными овациями толпы. Она протягивает два халата: розовый и чёрный. Она объявляет:

– Браво. Испытание «Представление» пройдено. Но справитесь ли вы с «Персонализацией»?

У меня пересыхает во рту. По коже бегут мурашки.

Шон вскакивает, хватает розовый халат и накидывает его мне на плечи.

Я просовываю руки в рукава.

Он помогает завязать пояс и целует меня нежно. Затем надевает свой халат, чёрный. Обнимает меня за талию.

Валентина указывает на нечто позади нас.

Мы бросаем взгляд в том направлении, и у меня в животе всё сжимается.

Шон прижимает меня крепче, и мы смотрим на Кирилла.

Он стоит у огня, в руке: раскалённый металлический стержень с чем-то на конце, но мы слишком далеко, чтобы четко разобрать, что это. Рядом, трое мужчин, у каждого в руках разный предмет.

Кирилл опускает стержень в огонь, и у меня все внутри переворачивается. Через несколько минут достаёт его, он светится, как само пламя. Его взгляд пронзает нас, и он говорит:

– Пришло время произнести ваши последние клятвы.

ГЛАВА 17

Шон

– Не волнуйся, это предстоит только мне, – шепчу я на ухо Заре.

Она с ужасом поднимает на меня глаза, брови сдвинуты к переносице.

– Все в порядке, – уверяю я её и веду к Кириллу.

Я знал, что этот день настанет. Я мельком увидел череп, выжженный на всех мужчинах, наблюдавших за подпольным боем. Я предположил, что это был обряд посвящения в Преисподнюю.

Меня не удивляет, что это происходит сегодня. Боли я, конечно, не сильно уж рад, но... я хочу этот знак. Этот череп – проект моего отца. Его идея. Его символ. Это часть его мира. Даже, если я до конца ещё не понимаю, во что именно вписываюсь

Это кратковременная боль – напоминаю себе, стараясь держать лицо и не показывать ни страха, ни сомнений.

Это будет пиздец как больно.

Но всего лишь на мгновение, не ссы, тряпка.

Мы встаем перед Кириллом, и становится ясно, что за предметы держат его люди. У того, что ближе всего к нему – деревянный брусок. Наверное, чтобы сжать зубы. У второго – банка с мазью и пленка. У третьего – золотая кадильница для благовоний и зажигалка.

Я присматриваюсь к курильнице и понимаю, что на ней изображен тот же череп, что и на клейме.

Это невъебенно.

Меня переполняет гордость. Мой отец создал произведение искусства, которое представляет собой нечто важное. Насколько я понимаю, это символ перемен и верности. Видеть его в золоте, видеть его на руках незнакомцев, я чувствую, что он жив, а не просто умер ужасной смертью.

Однако это произошло.

Как бы всё ни случилось... я узнаю правду. Кто убил его. Почему. Всё

Теперь, когда я вступаю в Преисподнюю, это станет возможным.

Арена замирает в зловещем молчании.

Кирилл кивает мужчине с кадильником. Тот поджигает благовония. Дым поднимается из прорезей в розах. Он медленно обходит нас по кругу, громко дыша, словно дракон.

Зара бросает на меня странный взгляд. Я смотрю строго, мысленно посылая ей:

– Не говори ни слова, моя маленькая вредина, – и надеюсь, что она поймёт намёк. Я могу только представить, что бы она сейчас выдала...

Когда воздух вокруг нас пропитывается густым ароматом, мужчина ставит кадильник между нами с Кириллом. Дым продолжает подниматься, окутывая всё.

Кирилл поворачивается к Заре и спрашивает:

– Ты готова полностью посвятить себя Преисподней?

Краска отхлынула от ее щек. Она смотрит на раскалённое клеймо, затем на меня.

У меня по коже бегут мурашки. Я чуть отодвигаю её за спину и заявляю:

– Клеймо черепа только для мужчин.

На лице Кирилла появляется тень усмешки.

– С чего ты это взял?

Я сжимаю челюсть, прикрывая Зарy ещё сильнее.

Кирилл оглядывается через меня и зовёт Валентину.

Я поворачиваюсь, увожу Зару в сторону, чтобы мы не стояли прямо за ним, не доверяю Кириллу настолько, чтобы не опасаться, что он схватит её и прижжёт.

Валентина выходит вперед.

– Повернись, – приказывает ей Кирилл.

Она повинуется.

– Подними волосы, – требует он.

Она поднимает свои длинные тёмные локоны, скручивая их в пучок над шеей.

Я резко вдыхаю.

Зара громко ахнула.

Я крепче прижимаю её к себе, вглядываясь в шею Валентины. На ней, то же клеймо, что у мужчин. Но розы вокруг черепа окрашены в алый, не розовый.

– Женщины, такая же часть Преисподней, как и мужчины. Значимость их роли порой перевешивает нашу. Или ты думал иначе? – спрашивает Кирилл.

Валентина опускает волосы.

Я отхожу с Зарой, чтобы мы могли видеть всех.

– Я не говорил, что они не важны, – отвечаю спокойно.

Глаза Кирилла сужаются.

– И все же ты решил, что они не достойны носить череп?

У меня всё сжимается в груди.

– Отвечай мне, – жёстко говорит Кирилл.

– Не то чтобы они недостойны, – выпаливаю я. – Просто... они женщины.

– И?

– Я не хочу, чтобы моя жена подвергалась такой боли, – признаюсь я.

Валентина поворачивается к Заре. Кладёт руку ей на щёку, и голос у неё становится мягче.

– Я ошиблась в тебе? Ты недостаточно смела, чтобы пройти инициацию?

Я инстинктивно тяну Зару назад, не доверяя никому здесь. Ни Валентине, ни Кириллу. Я твёрдо говорю:

– Конечно, она смелая.

Валентина бросает на меня сердитый взгляд.

– Почему же тогда ты считаешь её недостойной носить череп?

Я молчу, не в силах найти хоть какое-то внятное объяснение. Только крепче прижимаю жену к себе.

Зара поворачивается ко мне.

– Шон.

Я покрываюсь холодным потом, встречаясь с её взглядом.

– Все в порядке, – настаивает она.

– Зара...

Она прикладывает пальцы к моим губам.

Мои внутренности скручивает. Я выдыхаю через нос, сдерживая себя.

Она улыбается, и, убедившись, что я больше не вмешаюсь, убирает руку и поворачивается к Валентине. Поднимает подбородок, расправляет плечи и заявляет:

– Я готова.

Мой желудок переворачивается так быстро, что я с трудом сглатываю подступившую желчь.

Валентина сияет и хвалит её:

– Хороший выбор.

Я прикусываю язык, напоминая себе, что выхода нет. Мы всё ещё в ситуации «жить или умереть».

Зара не выдержит этой боли.

– Я пойду первой, – говорит она.

– Нет. Ты – последняя, – резко вставляет Кирилл.

Я рычу:

– Чтобы она увидела, как это больно, и испугалась, прежде чем ты это сделаешь?

В глазах Кирилла вспыхивает тёмное, хищное самодовольство.

Валентина отвечает вместо него:

– Женщины сильнее мужчин. Мы рожаем ваших детей. Мы поддерживаем вас, когда вы слабы. И поднимаемся сквозь ужас, вытаскивая вас за собой на ту сторону.

Я стискиваю зубы так, что боль отдаёт в виски.

Зара усмехается, а в её глазах пляшет насмешка.

Я покосился на неё и сделал пометку, что нужно добавить еще один сеанс, где моя маленькая вредина получит крепкую порку.

– Сделай шаг вперед или отойди в сторону, Шон О'Мэлли-младший, – предупреждает Кирилл.

Я еще раз смотрю на Зару.

Она кивает в сторону Кирилла:

– Иди.

Со стиснутыми зубами я подхожу ближе. Я по-прежнему не хочу этого. Очень скоро эти люди оставят шрам на безупречной коже моей жены. И я ничего не смогу с этим сделать... если только не хочу, чтобы нас убили.

Почему мой отец позволял женщинам проходить через это? – спрашиваю я себя, становясь перед Кириллом.

В воздухе зазвучали зловещие шипения, и снова раздается топот ног.

Мое сердце бьется всё сильнее.

Мужчина берет кадильницу в виде черепа и снова окуривает нас еще большим количеством дыма.

Кирилл возвышается над всеми и громко произносит:

– Ты, Шон О'Мэлли-младший, клянёшься отдать своё сердце и душу, верность и честь Преисподней?

Я не колеблясь ответил:

– Клянусь.

– И клянёшься ли ты ставить Преисподнюю на первое место? – спрашивает Кирилл.

Нет. Моя жена – превыше всего, ублюдок.

– Клянусь, – отвечаю вслух.

– Когда ты столкнёшься с пятнами несправедливости, ты поклянешься сокрушить их законами Преисподней? – спрашивает Кирилл.

Я вообще не знаю, какие тут законы, но отвечаю:

– Клянусь.

Кирилл выглядит удовлетворённым. Он поворачивается и снова окунает металлический стержень в огонь.

Блять, это будет адски больно.

Соберись, не будь тряпкой!

Один мужчина подносит деревянный брусок к моим губам.

Я вгрызаюсь в неё и смотрю на синие языки пламени. Холодный пот выступает на моей коже.

Зара подходит ко мне и хватает меня за руку.

Я смотрю на неё.

Она приподнимается на носочки, целует меня в щёку и улыбается с такой отвагой, что у меня кровь в жилах начинает бурлить сильнее.

Кирилл вытаскивает раскалённый металл из пламени. Он говрит, вокруг клубится дым.

Валентина встает рядом с небольшим столиком и приказывает:

– Встань на колени. Затем сожми кулак и положите его на стол.

Я подчиняюсь, и мужчина, который дал мне брусок, прижимает мое предплечье к столу.

Зара опускается рядом и обнимает меня за талию. Шепчет:

– Ты справишься, милый.

Милый?

Это так странно, что мы перешли невидимую черту. Мы же не должны были заходить так далеко. А теперь она называет меня «милый».

Она – моя жена.

Как, блять, мы до этого дошли?

Я смотрю прямо перед собой, стиснув зубы и впиваясь ими в деревянный брусок.

Мужчина с благовониями снова кружит вокруг меня. Шипение сменяется пением, перемешанным с вдохами и ахами. Моё сердце бьётся так громко, что я всерьёз думаю, что у меня может случиться сердечный приступ.

Кирилл встаёт передо мной и торжественно произносит:

– Шон О'Мэлли-младший, ты доказал, что достоин черепа – знака, символизирующего нашу вечную преданность. Она стоит выше всех законов и порядка, коих ты знал. Во имя Омнипотенции и с полным доверием Преисподней, теперь ты можешь воспользоваться правом, которое ты заслужил и которое должен сохранить.

Женщины в толпе взвизгивают, мужчины ревут.

Это меня пугает. Я вздрагиваю, но другой мужчина держит мое предплечье справа, когда Кирилл прижимает раскалённый череп к моей руке.

Я вгрызаюсь в деревяшку и рычу вместе с толпой, пытаясь вырвать руку, пока моя кожа шипит и плавится. Запах жжёного мяса смешивается с ладаном. Я смотрю на свою руку, и всё, чего мне хочется, это блевать.

– Дыши, Шон, – резко приказывает Зара.

Я поворачиваюсь к ней.

Она хватает меня за щеки и требует:

– Дыши!

И сейчас до меня доходит, я вообще не дышу. Поэтому я начинаю хватать воздух короткими вдохами через нос, всё ещё сжимая зубы о деревяшку.

Она кивает, улыбаясь.

– Вот так. Продолжай дышать.

Что-то холодное касается моей руки, и сразу приносит облегчение. Я снова сосредотачиваюсь на обожженном месте. Второй мужчина обильно смазывает ожог бальзамом и оборачивает его плёнкой.

Мужчина, который дал деревянный брусок, говорит:

– Теперь можешь расслабиться. Ты выглядишь так, будто сломаешь себе зубы щас. – Он отпускает мое предплечье.

Я сплёвываю дерево рядом с собой.

– Молодец, – хвалит Зара.

Я смотрю на неё, чувствуя себя обезумевшим. Как, чёрт возьми, она может быть такой спокойной, зная, что ей собираются сделать это на шее. Я поворачиваюсь к Кириллу.

– Сделайте клеймо на моей шее вместо неё.

Он оборачивается назад.

Воздух наполняется веселым смехом Валентины.

– Что смешного? – рычу я

– Ты не можешь забрать клеймо другого участника, – отвечает она.

– Почему бы и нет? Она моя жена, – напоминаю я ей.

Она пожимает плечами.

– И что? Это не отменяет её долг перед Преисподней и не освобождает от обязанности пройти инициацию. И уж точно не даёт тебе права украсть её заслуженный череп.

– А если я принимаю боль за неё? – настаиваю я.

Кирилл предупреждает:

– Продолжай в том же духе, Шон. Мы заклеймим и твою шею. Но Зара всё равно получит своё.

– Послушай...

– Замолчи, Шон, – резко перебивает Зара.

Я резко поворачиваюсь к ней.

Ее глаза сужаются.

– Ни слова больше.

Я открываю рот, и она снова кладёт руку мне на губы, приглушённо грозя:

– Хватит.

Твоя задница, моя рука, маленькая дерзкая сучка.

Она встает.

– Я готова.

Валентина обнимает Зару за плечи.

– Пойдем со мной, дорогая.

– Теперь она для тебя «дорогая»? – бормочу я.

Валентина оборачивается и говорит:

– У нас с Зарой нет обид друг к другу, не так ли?

– Нет, – спокойно отвечает Зара, вскидывая подбородок и сверля меня вызывающим взглядом.

Я полностью сбит с толку.

Валентина смеется.

– Все в порядке. Мужчины часто не понимают силу сестринства. Пошли, милая. Боль будет недолгой.

Она ведет Зару обратно к кровати.

Я бросаюсь за ними, остальные мужчины следуют за мной.

– Зара...

– Мне нужно, чтобы ты лег на меня сверху, Шон, – говорит она.

Я замираю.

– Серьёзно. Наваливайся на меня всем своим весом и держи мою голову на месте, – приказывает она.

Арена снова наполняется зловещими шипениями.

Воздух становится густым, как в бане.

Зара усмехается, развязывает свой халат, даёт ему упасть на пол и кладёт руку на бедро.

Она дразнится:

– Ты на меня ляжешь голый или в халате?

У меня перехватывает дыхание. Глаза падают на её грудь, мой член снова оживает. Я бормочу:

– Дерзкая сучка.

Она хлопает ресницами и указывает на меня, требуя:

– Сними халат. Мне будет лучше, если ты будешь голым.

Я приподнимаю брови.

Она закатывает глаза, разворачивается и идет к кровати и медленно, на четвереньках, ползёт по кровати. Зара опускается лицом вниз, оставляя попку задранной кверху. Смотрит на меня через плечо, медленно скользя вниз.

– Почему ты всё ещё в халате?

– Дерзкая. Сучка. – повторяю громче. Скидываю халат, подхожу, хватаю её за ногу и прижимаю к кровати.

Она ахает и приподнимается.

Я наваливаюсь всем телом, шепчу ей в ухо:

– Этот череп ничто по сравнению с тем, что моя рука сделает с твоей задницей.

– Не дразни, – хрипло отвечает она.

Мой член упирается в её попку, пульсируя. Я сдавленно рычу.

Ее ухмылка становится шире.

Кирилл, держа в руках раскаленное клеймо, становится на колени перед Зарой, чтобы встретиться с ней взглядом, и спрашивает:

– Ты обещаешь соблюдать обеты, которые твой муж только что дал Преисподней?

Ее голос дрожит, когда она отвечает:

– Да.

Он касается ее затылка.

– Череп – это святое.

– Я знаю, – перебивает она.

– Ты клянешься защищать Преисподнюю и быть верной ей до конца??

– Клянусь, – говорит Зара.

Он целует её в лоб и поднимается.

– Больше так не делай, – предупреждаю я.

В его лице – надменная самодовольная ухмылка.

– Невинный поцелуй от Омни – это привилегия. Это дар прекрасного будущего.

– Мне плевать. Никогда больше не целуй мою жену. Ни ты, ни кто-либо другой, – угрожаю я.

Он фыркает, но отступает назад. Он кивает мужчине с деревянным бруском.

Тот подносит её к Заре.

Она вгрызается.

Я глажу ее по щеке, напоминая:

– Обязательно дыши.

Она дарит мне удивительно спокойный взгляд.

Почему она не боится?

Валентина скручивает волосы Зары в тугой пучок, следя за тем, чтобы не осталось ни одной выбившейся пряди. Она добавляет:

– Проще простого, милая.

Толпа не повторяет то де скандирование, что при моём клеймении. Они возобновляют свои эротические охи и ахи.

Мой член твердеет еще больше.

Мужик с кадилом запрыгивает на кровать, окуривая наши тела. Когда становится настолько плотным, что почти нечем дышать, Кирилл делает шаг вперед. Он кивает мне.

Я наваливаюсь на Зару всем телом, прижимаю ладонями её голову. Наклоняюсь, целую место на шее, которое скоро обожгут, и шепчу ей в ухо:

– Просто дыши, моя дуща.

Стоило мне слегка отстраниться как клеймо прижимают к её коже.

Я вздрагиваю, глядя, как её плоть шипит под клеймом.

Зара слабо всхлипывает, её тело пытается вырваться, но тяжесть моего тела не позволяет ей этого.

Я приказываю:

– Сейчас же намажьте ее бальзамом!

Но мужчина уже держит приготовленную порцию и сразу же наносит на ее ожог.

Тело Зары расслабляется.

Я нежно глажу её волосы, стараясь не задеть обожжённое место, пока другой мужчина оборачивает её шею плёнкой.

Когда всё закреплено, я медленно встаю, стаскиваю ее с кровати и тяну ее в свои объятия. Я целую ее в макушку, хваля:

– Ты молодец.

Она поднимает взгляд. Несколько слезинок стекают по ее щекам. Она утверждает:

– Все было не так уж плохо.

– Нет? – спрашиваю я в шоке.

Она качает головой.

Я признаюсь:

– А мне показалось, что это пиздец, как больно.

Она хихикает.

Я дарю ей лёгкий поцелуй:

– Ты была очень храброй.

– Спасибо, – улыбается она.

Толпа взрывается бурными аплодисментами.

Я разворачиваю нас лицом к ним и замираю.

Все маски сняты. Солнце взошло, и факелы больше не горят.

Валентина протягивает нам наши халаты.

Мы берем их и надеваем.

Она тоже снимает маску, сияя не меньше Зары.

– Я знала, что ты великолепна, – выпаливает Зара.

Валентина смотрит на неё взглядом, который дарят только лучшим подругам. Она утверждает:

– У нас хорошие гены.

– У нас? – уточняет Зара.

Что-то промелькнуло в выражении лица Валентины. Оно быстро исчезло, и она улыбнулась ярче.

– Да. У нас, итальянок.

– Ах, точно! – говорит Зара.

Валентина обнимает сначала её, потом меня. После отходит и обращается к толпе.

Аплодисменты стихают.

Она поднимает руки вверх и торжественно провозглашает:

– Я объявляю перед Преисподней: мистера и миссис О'Мэлли!

Аплодисменты вспыхивают с новой силой. В арену въезжает чёрный внедорожник. Он останавливается рядом со сценой.

Кирилл всё ещё в маске. Он открывает заднюю дверь и кивает внутрь, заявляя:

– Пора ехать. Мы дадим вам немного времени наедине, но приказы скоро поступят.

– Приказы? – переспрашиваю я.

Его лицо мрачнеет.

– Да. У каждого члена Преисподней они есть. Мы все служим видению твоего отца..

– И когда мне расскажут, в чём именно это видение? – спрашиваю я.

– Скоро. А пока, идите и наслаждайтесь друг другом, – говорит он тоном, не допускающим споров.

– Шон, пойдем, – зовёт Зара, потянув меня за руку.

Я смотрю на неё.

– Пожалуйста, – умоляет она.

Я оглядываюсь на арену. Солнце поднимается всё выше. Маски снова на лицах зрителей. Они начинают топать и поднимать факелы в небо.

– Шон. Пожалуйста, – повторяет Зара мягким тоном.

Я сдаюсь, хватаю её за руку и веду к внедорожнику. Внутри бушует один вопрос: во что мы только что вписались? Но я знаю, всё скоро все прояснится.

И теперь я возвращаюсь домой с женой, но не просто с какой-то женой.

Зара Марино, теперь моя жена.

И за то, что мы сделали этой ночью, внешний мир ответит.

Я ещё не знаю как. Но нутром чую, скоро всё выяснится.