Текст книги "Минск 2200. Принцип подобия"

Автор книги: Майя Треножникова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 24 страниц)

– Я готов, – сказал Целест. – В смысле… я пойду. Один.

Целест сосредоточенно наблюдал, как тлеет сигарета

от каждого его вдоха. Отрава разливалась по крови, сердце колотилось где-то в ранах, в выпученном правом глазу, у кромки лба, переходящей в рыжие, подернутые ранней сединой волосы.

– Нет, – покачала головой Декстра. Она выпрямилась, но глядела куда-то в сторону Виндикара – «развалин Виндикара», уточнил Целест мысленно: ни Цитадель, ни дом-без-теней не возвышались более над городом. Смерть – это котлован. Пропасть. – Мы все пойдем с тобой. Амбивалент окружил себя охраной – одержимыми, которые достаточно разумны, чтобы не убивать друг друга, а действовать осмысленно. Проще говоря, рабами. Каждый из таких рабов десять раз сильнее любого обычного «больного», но…

– Если она завет меня, зачем вы? – Целест обнаружил, что говорить нетрудно. Рони открывает рот – «переводить», но Целест справляется самостоятельно.

– Нас тоже. – Декстра уставилась на собственные грязные ботинки.

– Вы можете погибнуть, – сообщил Целест, и почувствовал себя идиотом. Какая, мать ее, новость.

– Неправильно. Мы скорее всего погибнем, – пересеченная шрамом бровь вздернулась, но лицо бывшей Главы воинов (бывших не бывает?) осталось невозмутимым. Зато Кассиус, зажавшийся в углу, за Тао и Ависом, протяжно всхлипнул. Маленький аристократ до сих пор не привык к бесконечной агонии. В клубах-то веселее было… и безопаснее.

– У нас нет выбора.

«Мне надоела до чертиков эта гребаная фраза про выбор». – И Целест проглотил кисловатую от табака слюну.

Авис сдавил запястье Кассиуса. Целест уставился на врага, который во сне молил о прощении, а теперь молчал и дрожал – пухлым телом, покатыми плечами, набрякшими влагой глазами. Убивать легче, чем умирать. Наверное – Целест тоже пробовал только первое.

Рони обнимал Аиду. Это было скорее дружеское объятие, чем любовное, и еще он будто пытался закрыть ее собой – знакомый жест; почти как в «Вельвете». Только Элоиза не оценила – жаль.

У Рони короткопалые руки, под ногтями запеклась кровь. Аида гладит его искалеченной – вместо мизинца рваная культя – ладонью по щеке, словно пытаясь сомкнуть края свежей ссадины на подбородке.

Рони готов умереть, знает Целест. Он хотел бы пойти один, но один не пробьется в любом случае. Хотя единожды Вербена пощадила их, может быть, позволит и второй…

«Простите. И я вас прощаю», – вспомнил он слова матери, собственные слова. Одни – на всех.

И поежился. На него смотрели как на жертвенного… кого? «Агнца», подсказала память о чем-то давно прочитанном, а еще вспомнился тот самый старый бог, который принес себя в жертву. Бессмысленную, конечно, – все жертвы во имя людей бессмысленны.

Целеста, по крайней мере, не прибивали гвоздями. Но он и богом не был, всего-навсего рядовой Магнит. Без половины лица. Целест Полудикий.

И кое-что он мог решить. Не для себя, не для Вербены и даже не для Рони… но мог.

Он раздавил окурок. Из-под подошвы курился сизый дым.

– Простите, госпо… Декстра, – сказал Целест. – Но решать буду я.

Глава будто ожидала этого. Расслабленная поза сменилась на более строгую – Целест мог поклясться, что она вытянулась перед ним по стойке «смирно».

«Передает командование? В общем… есть смысл, конечно».

– Аида, ты не пойдешь с нами. – На лице девушки мелькнуло изумление, потом бешенство, но Целест поднял руку: тише. – Не пойдешь, я сказал. И ты. – Он перевел взгляд на Кассиуса, ухмыльнулся. – От тебя маловато толку, даже сфера у тебя получилась жиденькая. Через час вы вдвоем покинете Виндикар и… постараетесь выжить. Не спорь, Аида, ты знаешь, почему должна выжить.

Она быстро коснулась плоского пока живота. Кивнула.

Целест удовлетворенно улыбнулся единственным уголком рта.

«Это лучшее, что я могу сделать для Рони. Он заслужил. Честное слово, он заслужил».

– Через два мы – остальные – пойдем к резиденции Альена. Не обсуждать. Это – приказ.

36

Темнота обволокла Виндикар. Милостливая равно к живым, мертвым, людям и Магнитам, она стыдливо прятала развалины города, прикрывала черной траурной тканью разбитые улицы с темнеющими пятнами крови, пустые и выпотрошенные дома, похожие на вскрытые и вывернутые рыбьи тушки, груды камней и мусора. Но темнота сама и была свидетельством разрушения – ни фонаря, ни желтого светлячка-окна, ни зажженой спички.

Душная и непроницаемая болотная топь.

«Это не Виндикар. – Целест озирался, потерянный, словно ребенок в лесной чаще. – Это… что-то другое».

Его город – шумный, грязный, жестокий, развратный, святой. Его город – Большая Собака, с острыми клыками, блохами в густой шерсти и длинным хвостом, которым можно так весело вилять. Виндикар – сердце Мира Восстановленного, цивилизация и благодать тухнет у Пределов, но здесь бьет фонтаном.

Разрушенные дома напоминали молчаливых горбунов. Под подошвами хрупало стекло, и вязко чмавкало что-то густое и склизкое; Целест предпочитал не рассматривать и не принюхиваться.

Из-за предгрозовых туч выглянула луна, услужливо вычертила – пустое небо. Целест покосился на Тао – обрубки пальцев, рука беззащитная, как мякоть краба – без клешней и панциря. Виндикар – тоже обрублен. Ни Цитадели, ни дома-без-теней.

Про Цитадель уже слышал.

– А где здание Сената? – спросил Целест. Его спутники молчали, давно привыкшие к тому, во что превратился Виндикар. «Нет, не так, – уточнил Целест. – Они наблюдали за этим…»

В кои-то веки он радовался, что провалялся несколько месяцев в горячке.

– Разнесли, – неохотно процедила Декстра. И, не дожидаясь новых вопросов: – Нет, не одержимые. Люди. Они, знаешь ли, не были в восторге от того, что происходило… и от Кассиуса тоже.

– Но мы защитили его. И некоторых других аристократов-Магнитов, – подхватил Тао, – в обмен на… скажем, общественную пользу.

Целест переступил через ров – трещину в асфальте, проникающую через земную мантию к недрам, во всяком случае, так рытвина смотрелась в призрачной лунной темноте.

– Вот значит, как вы перетянули их на свою сторону…

«В самом деле, не добровольно ведь». – Целест представил Кассиуса и Аиду – они наверняка уже далеко от Виндикара. Кассиус попытается сбежать… или нет. Бежать ему некуда.

– Нам лучше туда, – сказал Целест. Он узнавал дорогу – трущобы, бедные кварталы, когда-то здесь слонялись грабители и обыкновенные пьяницы, орали кошки и били посуду сварливые жены, а теперь скалился гнилыми зубами частокол развалин. Он пояснил:

– Короткая дорога.

Декстра усмехнулась. «Да-да, госпожа Глава, я частенько удирал из Цитадели и шатался там, где не следует… но вы ведь не станете вменять мне это в вину?»

Рони высунулся из-за «прикрытия» – очередного полуразрушенного дома. Принюхался, как никогда смахивая на осторожную крысу, что выныривает из-под пола в погоне за куском сыра.

– Вроде чисто, – сказал он. – Авис?

Тот покрутил бритой головой.

– Наверное. Сейчас ни в чем нельзя…

«Ворона» оставался «Вороной». Целест пожал плечами и двинулся вперед. Осторожность на развалинах надежды Мира Восстановленного, по дороге к Амбиваленту – довольно глупо. Рони догнал его и зачем-то взял под руку, словно малыш на прогулке – старшего брата.

Тишина шелестела в провалах окон и дверей, бродила по грудам камня, бетона и стекла. Поваленные фонари напоминали сломленные грозой деревья, а редкие остовы деревьев торчали обуглено и мертво.

Целесту чудилось, будто он медленно переплывает тот самый котлован с прокисшей кислятиной трупов. Можно попробовать убедить себя – не все так плохо, просто заброшенные дома, может быть, люди живы и спрятались, но взгляд натыкался на брошенную тряпичную куклу, залитую кровью полусожженную наволочку или поблескивали вместе со стеклом зубные коронки.

Виндикара больше нет, шептали куклы, наволочки и выбитые зубы.

Вскоре выяснилось, что город не только необитаем, но и кое-где непроходим. Например, развалился и гнил теперь гигантской левиафановой тушей Центральный Рынок. Его покидали в спешке, по-крысиному утаскивая все, что можно утащить, – сначала хозяева, а за ними и мародеры. Перебираться через груды горелого мусора и плавленого камня было почти невозможно.

– Есть другой путь, – напомнил Авис, когда Целест затормозил возле череды поваленных столбов, укрытой осколками рекламных стендов.

– Осторожно, – добавила Декстра. – Виндикар не так пуст… как хотелось бы.

Другой путь лежал через Площадь Семи, и развалины дома-без-теней. Целест представил мириады разбитых лампочек, похожих на мириады мушиных личинок, и его передернуло. Никаких личинок и лампочек, конечно. Только осколки – прах и пыль.

«Странновато – чуть не центральными дорогами идем, и если свернуть налево, потом направо и потом… в общем, можно к Цитадели прийти». – Целест не оглядывался, как не оглядываются на зависшего позади призрака.

Цитадель, впрочем, все равно просматривалась – грудой гари и пепла, похожей на исполинский муравейник.

«Там… развалины?» – но Целест не верил в это, и не хотел верить. Проще – идти дальше.

Виндикар был городом двойников. И вскоре показался двойник муравейника-Цитадели, «разгромленный» Сенат.

Здание просело и сгорбилось. Целест подумал о перерезанных сухожилиях, может быть, о сломанном позвоночнике. По мере того как приближались, Целест замечал, что верхняя часть дома-без-теней не повреждена (на долю секунды почудилось мигание лампочек, и он едва не вскрикнул, но бледно-лиловый недосвет оказался лунным лучом); зато нижние сжались и спрессовались на манер гармошки.

Целест аккуратно переступал через каменные глыбы. Несколько раз пришлось перелазить особенно крупные обломки. Позади пыхтели Рони и Авис, таща за собой беспалого Тао, негромко ругалась Декстра, а еще дальше – шелестел горький и горячий, как вареная полынь, ветер.

Целесту начинало мерещиться, что Виндикар не умер, не разрушен (и нет ни зубов, ни наволочек, ни изредка торчащих из-под каменной глыбы фрагментов костей – лучевой, голени или даже позвоночника); просто слился воедино, в месиво серой утренней каши, которой кормили в Цитадели.

Снова Цитадель. Не оборачиваться.

Под луной и в темноте каждый вывернутый дом походил на сотни своих сородичей, и даже просевший глиняным безногим колоссом Сенат ничем не выделялся.

К тому же он тоже остался позади.

Они подбирались к «верхней» части города – богатым кварталам аристократии. К резиденции Альена.

Первым остановился Рони. Бледный и блеклый, на серо-черном фоне он растворился. А когда появился, тер виски и вопросительно смотрел на Главу воинов.

Декстра поняла.

– Нет, – сварливо откликнулась она. – Теперь другой дороги точно нет.

– Вы не заходили к… ну, к резиденции Альена, – сказал Целест.

– В пасть Амбиваленту? – фыркнул Тао и осекся: – В общем, нет. Здесь – граница…

Он указывал на импровизированный забор в полтора человеческих роста. Широкая трасса оказалась полностью им перегорожена, и хотя забор больше напоминал накиданные беспорядочно глыбы булыжника – или мрамора, кое-где отчетливо просматривались профили нимф, фавнов и прочей мифологической нечисти, – сделан был на совесть.

«С одного боку – река, с другого… дома же?»

Дома, которые теперь превратились в этот забор. Детская рука вытрясла кубики из мешка – и построила баррикады.

– Это все Амбивалент? – Целест поймал себя на том, что называет Вербену этим жутким прозвищем, и сглотнул пересохшим горлом.

– Вроде того. Ее рабы-одержимые. Те, кому она приказала разобрать каждый дом и построить это.

Еще один муравейник. Еще один двойник – Виндикар же наполнен отражениями, город зеркал и повторов, город подражателей и эпигонов.

Муравейник… или улей. Вербена – пчелиная матка, а одержимые роятся вокруг нее, жалят врагов и отстраивают восковые баррикады – каждый по камню, выцарапанному из фундаментов, стен и крыш богатых домов, одержимые громят фонтаны и садовые скульптуры, выцарапывают «материал» сломанными пальцами; вместо воска – собственная кровь.

– Черт, – сказал Целест.

Хотелось курить.

– Пробить стену? – предложил Тао. Его обрубки-пальцы шевелились, словно красновато-черные жуки. Прямо на срезах тлел огонь. Тао был готов драться… в том числе со стенами.

– Погодите, – Рони и Авис выдохнули хором, – там что-то есть. Живое, прямо за этой… перегородкой. – Авис потер переносицу. Рони шмыгнул носом, попытался вскарабкаться по стене, но отпрянул.

– Есть, и много. Может быть, все…

«Рабы», – не договорил он, перехватывая у Целеста образ пчелиной матки, огромного улья и крови из-под сломанных ногтей. Ночью пчелы спят? Только не эти.

Снова выкатилась и растянулась по небу луна. Посеребренные останки статуй казались живыми, пульсирующими, отколотые головы готовы говорить, а руки, ноги, хвосты и копыта – поползти к вторженцам.

Стена шевелилась. Или шевелилось то, что было за ней.

– Я посмотрю. – И Декстра оттолкнула Тао и Целеста, а затем и мистиков. Она приблизилась к стене, прищурилась, словно готовая вызвать на бой того – тех, кто? – что бродило по ту сторону пчелиного улья. Она потрогала камни, приложила ухо, зачем-то коснулась языком отбитого торса какой-то статуи, словно пародируя любовные ласки.

И взлетела. Целест отступил назад.

«Последний раз я летал с Вербеной».

Декстра задержалась в воздухе. В лунном свете широкое ее лицо поблескивало от пота, левитация только со стороны казалась чем-то легким, на самом деле забирая больше всего ресурса. Ее мускулы видимо напряглись, Декстра будто поднимала тяжести – так оно и было, собственный вес.

– Твою мать, – выдохнула она, прибавив замысловатое ругательство, которое Целест не разобрал, зато Рони покраснел.

Она колупнула верхушку «забора», а затем резко спустилась:

– Дерьмо, – дыхание прерывалось. – Дерьмо.

– Что там? – спросил Тао, опередив остальных.

– Чертова туча одержимых. Они валяются прямо под стеной… – Декстра хмыкнула, Целест шагнул ближе, думая, что ей наверняка тоже хочется курить. – Сплошной массой. Ковром. Лежат на спине с открытыми глазами, но черта с два они дохлые. Живее всех живых.

– Они нас не пропустят, – ссутулился Авис. На тощей шее быстро дернулся кадык. – Верно?

– Иди и попробуй, – огрызнулась Декстра. Глава или нет, сейчас она была испугана, и наверняка бесило, что мистики ощущают это. Хотя… чего стыдиться? Разрушитель Виндикара заслуживал того, чтобы его боялись.

– Сколько их? – Целест походил взад-вперед под стеной. Совсем как в детстве и юности – старый вяз, дупло, где прячешь надоевшую серую мантию, и перепрыгиваешь на свободу. Они могли перебраться и перекинуть парочку мистиков, даже у него бы хватило ресурса, но как насчет «охраны»?

Пчелы будут кусаться.

– Сотни. Может, тысячи, – Декстра покачала головой. Кулаки сжимались и разжимались, будто кошка втягивала и выпускала когти. – Мы не призвали бы их и за месяц, если бы ребята просто валялись и не дрыгались. Проклятье, да там, наверное, треть Виндикара… в том числе аристократы. – Она покосилась на Целеста. – Те из них, кто не был «Магнитами», ха.

Повисла пауза. Луна тем временем распухла, словно гнойник, желтоватым и гнилостным был ее свет, и Рони представлял, как болезненные лучи отражаются в зеркально-пустых глазах «стражи» Амбивалента. Целест поежился от перехваченного образа.

– Декстра. – Тао нарушил молчание. – У тебя хватит ресурса на… – он нервно облизал тонкие кукольные губы, хихикнул, – на диверсию… живую бомбу.

– Ресурса? Да. У меня полным-полно ресурса, но… – она поняла все первой и закрыла покрытыми шрамами руками лицо, – Тао, ты, что ли, собираешься…

– Кто-то должен. – Он снова хихикнул.

Авис схватил напарника за запястье:

– Не надо. Тао. Мы… придумаем что-то другое, – теперь его покрытый порами нос блестел, точно после часа тренировок, – не надо.

Тао рассмеялся.

Он сдерживал смех, потому что опасался разбудить тех, кто по ту сторону, но согнулся пополам, хватаясь фантомными пятернями за живот, будто его щекотали. «Будто за шиворот заползла целая стая пчел». – Целест стоял с приоткрытым ртом.

Он понимал. И от понимания подташнивало, почти как у котлована с трупами.

– Ладно, ребята. – Тао отсмеялся минуты через три. – Больше некому. У нас три воина и два мистика, но мистик тут не годится. Целест – троянская лошадка, или как там это называлось, в общем, подарочек Амбиваленту. А у меня ресурса не хватит на запал… только быть оболочкой. В общем, как всегда, чертов выбор – которого нет.

– Это правда, – после паузы, проговорила Декстра. Она опустила голову. – Черт. Я ненавижу посылать на смерть…

– Так мы ж все шли умирать. Просто я первый. – Губы Тао побелели до оттенка выгоревшего воска, однако он улыбался. – Ну так… чего тянуть? Наши приятели могут проснуться.

– Тао.

Авис ссутулился почти вдвое, на миг почудилось – согнется пополам, упадет в обморок или на колени, умолять напарника – не надо, мы все идем на смерть, но когда кто-то – первый, это нечестно.

Потом он обнял, закрывая долговязым телом маленького тощего китайца. Тао хмыкнул, похлопал Ависа по спине. На культях обеих кистей по-прежнему тлел огонь.

– Все. – Он отстранился первым. – Декстра… ты готова?

– Да. – за пару минут Глава воинов постарела еще на десять лет, и казалась древней, как ведьма из сказок.

– Есть вопрос. – Тао ухмыльнулся. – Не откажете всезнайке? Что случилось с твоими волосами, а? Куда делся огонь?

Декстра вытаращилась, сдерживая жест – покрутить у виска. Камикадзе, впрочем, не судят. Пожала плечами:

– Не было никакого огня. Ни один пирокинет не способен постоянно удерживать прослойку между кожей и пламенем. А волосы… просто подарок Винсента. Постоянная иллюзия, универсальная – равно для Магнитов, людей и кого угодно.

Она отвернулась.

«Так вот как используют силу всемогущие мистики», – Рони выдохнул. Он пожал руку Тао. Целест проделал то же самое, чувствуя в животе мерзкий холодок, словно проглотил чью-то мраморную башку – ледяную, несмотря на жару, башку.

– Теперь я знаю тайну Глав Магнитов. – И Тао оскалился, демонстрируя мелкие беличьи зубы, а потом сиганул к стене, по пути «включая» левитацию. – Пли!

И Декстра ударила.

Сначала вспыхнула кожа, и тут же лопнула, словно кровь и все жидкости Тао превратились в высокооктановое топливо, какое заливали в мобили богачей. Живой факел скорчился от боли на долю секунды, но удержал левитацию.

Целест чувствовал, как из дыры в щеке течет слюна. Он стискивал ладонь Рони.

«Мы все идем умирать, но так обидно, что кто-то – первый».

Волосы Тао испарились, а сгусток пепла отшвырнуло в лицо. Потом «детонатор» перемахнул стену.

Авис согнулся пополам, уперся коленями и лбом в мостовую. Целест подумал, что жест напоминает молитву. Люди всегда молились мертвым и умирающим, Магниты… выходит, что тоже.

Из-за массива камней полыхало оранжевым в синезеленую радугу.

– Что там? – спросила Декстра, отдергивая Рони, чье лицо сделалось неподвижным – словно собрал воск расплавленной куклы-Тао и слепил маску. За шиворот подняла и Ависа:

– Вы, мистики, дьявол вас дери. Докладывайте.

По ту сторону забора вспыхивали разноцветные огни, и если бы не короткие гортанные вопли, можно принять за праздник, веселый фейерверк. Черное с желтизной небо разукрасило оранжевым, столбом поднимался жар.

По расцарапанному лбу Ависа ползла кровь. В расширенных зрачках, похожих на колотые дыры, мелькали двойники – пламени, забора, неба… Декстры.

– Так точно, госпожа. – Он дернул кадыком. Проглотить боль и безумие – возможно. Не труднее, чем принести себя в жертву. – Действия Тао Лина спровоцировали атаку… одержимых Амбивалента. Он уничтожает их. У… успешно. – Авис вновь болезненно сглотнул, будто в горле застряла рыбья кость – целый скелет морского ежа.

Рони снова взял Целеста за руку, передавая образ. Потрескавшейся кожи, обугленной изнутри и снаружи – отпадает, словно шкурка курицы-гриль. Одержимые голодны, они хотели бы сожрать маленькую тощую курочку, прежде чем перегорит до белого пепла – но каждый клочок взрывается бомбой.

«Цепная реакция, – ответил Целест очередным термином-из-старых-книг. Собственные мысли затуманило гарью и слабой тошнотой. – Это называется, цепная реакция… ему очень больно?»

Целест думал о Печати. Печать – позор, но не всегда убивает. Жертвоприношение Тао – почетно, но кто хотя бы расскажет о подвиге… если они все идут на смерть?

Рони перестал дышать на несколько секунд.

«Нет. Он ничего не чувствует».

«Жаль. Тао не узнает финала нашей истории». – Целесту вновь невыносимо хотелось затянуться никотиновым дымом, перебить тяжелую гарь тысяч человеческих тел – сладковато пахнет кожа и пот, горкло – подкожный жир и птичьими перьями – кости. В воздух вздымались клубы черного пепла и опадали раскаленным снегом.

– …практически уничтожены. Огонь распространяется. Один за другим, один за… – Авис монотонно бубнил, а кулаки его сжимались и разжимались, точно колотилась пара сердец. Декстра слушала с непроницаемым лицом, изредка стирая со лба или щеки гарь.

– Рони. Сюда, – позвала она, и Рони послушно занял место рядом с Ависом.

– Сколько их еще?

– Трудно определить. – Рони поскреб затылок. Его бесцветные волосы сделались черными от жирных хлопьев «снега». – Много, но… опасных – почти не осталось.

Он добавил, не меняя интонации:

– Тао уже нет. Но… цепная реакция, – повторил за Целестом, хорошее определение, Рони нравилось, – докончит работу.

– Хорошо. Тогда я попробую разрушить преграду, – Декстра легонько толкнула обоих мистиков – назад. – Целест, как у тебя с ресурсом?

– Порядок.

– Поможешь мне.

Декстра подняла какой-то обломок – Целест разглядел очертания женского лица, отстраненного и пустоглазого, и передернуло: обломок лепной фигуры изображал Вербену. Он отвернулся и тоже подобрал камень, слава всем богам, обычный серый булыжник.

– Три четверти, – скомандовала Декстра.

– Так точно.

По ту сторону массивного забора по-прежнему вспыхивали факелы, линовали небо, и что-то мерзко чавкало, плюхало и кричало.

Что-то. Не кто-то. Живых там нет, думал Целест.

«Три четверти – ресурс. Ускорение», – бледнооранжевое от всполохов лицо и булыжник врезались в стену одновременно. Рони дернул Ависа за руку – отойди, тот подчинился медленно и неохотно, словно мечтал, чтобы его засыпало.

Стена дрогнула. Она завибрировала с мерным гулом, вскипела мелкой серо-белой пылью – от основания и вверх; Декстра и Целест отшатнулись, на всякий случай закрывая себя и мистиков «сферой».

Стена-преграда словно колебалась еще несколько мгновений – подчиняться или нет. Покачивалась, словно подстреленный, вместо крови разбрызгивая песок, прах и мелкие камешки, а затем просела – сразу и полностью, брешью – метров двадцать длиной, и резонанс откликался на дальних рубежах. Правда, там – устояла; «стражи Вербены» строили на совесть.

Как и полагается рабочим пчелам.

Из-за «сферы» грохот казался отдаленным громом – грозой, что миновала город. Декстра и Целест сняли защиту, только когда умолкли последние «раскаты». Стена рухнула на «территорию» одержимых, погребя под собой немало сожженных – или полусожженных тел; в душном воздухе висела плотная пелена пыли.

– Кажется… все, – прокашлял Целест. Алебастровая крошка царапала полузажившую рану лица. Он пытался закрыть рукавом, волосами – без особого успеха.

– Да. Получилось.

Декстра уже взбиралась по остаткам стены. Чистой дороги никто не обещал, верно? Несколько валунов, обломков и груды мусора они уже преодолели однажды, второй раз – всегда легче.

Авис отставал. Он залез на самый крупный обломок, озирался по сторонам, как никогда смахивая на всклокоченную больную птицу. Рони остановился возле него.

– Пойдем.

– Я ищу… Тао.

– Ты его не найдешь. – Рони обвел взглядом просторное шоссе между когда-то уютных богатых домиков. Слоем в два-три пальца лежал пепел – на щербатом асфальте, на развалинах, нельзя было ступить, чтобы ступня не провалилась по голень. А огонь почти затих.

– Сколько… их было?

– Мы никогда не узнаем. Идем. – И Рони потянул Ависа за рукав. Тот довольно ловко спрыгнул с «наблюдательного поста», но при каждом шаге ежился. Целест обернулся пару раз.

– Ты его не найдешь, – повторил он вслед за Рони, – даже если наступишь.

Сказал – и устыдился.

– Извини.

Авис промолчал. Встряхнулся и поторопился вперед, обгоняя даже Декстру.

«Я не хотел, правда». – Целест неловко пожал плечами. Мистик отзеркалил его жест:

«Неважно».

Пепел обжигал. Вулканов никто из них отродясь не видел (может быть, Декстра – Глава воинов не распространялась о своей биографии), но сейчас образ уснувшего вулкана преследовал вместе с ядреной вонью. Извержение закончилось, мир погребен – прах к праху, пепел к пеплу. Целесту опять вспоминались какие-то древние тексты про небесный огонь с последствиями, и он отгонял обрывки вместе «вулканы обычно просыпаются».

Декстра и Авис опередили их шагов на двадцать. Целест осматривался, пытаясь узнать среди гари и нежилых остовов некогда зеленый и чистый район.

«Странно так. Растения. Цветы, деревья… они-то куда делись?»

Пусто, голо. Развороченные ямы, изредка – мертвый серый ствол дерева, вишни или яблони, с непристойно задранными корнями, похожими на юбку мертвой шлюхи.

«Деревья-то в чем провинились? Или правда – Амбивалент враг всего живого… но это же Вербена». – Целест приглушенно всхлипнул. Рони замер рядом: чего?

– Ничего, – полувслух, губами.

«Смотри, – приказывал себе Целест. – На пепел, прах и разруху. Так надо. Иначе…»

Он не договаривал даже мысленно: иначе не получится совершить то, на что уже решился. И выйдет – Тао принес себя в жертву зря, а они еще даже не добрались до цели…

«Поэтому – смотри».

Вывороченные ограды – прихотливая вязь заржавела и напоминала связки дохлых червей. Обломки раскидало по улицам, словно капризный ребенок разбросал игрушки. Выжженные сады, вытоптанные под корень, словно и впрямь рабочие пчелиной матки-Вербены с отстраненной методичностью уничтожали все живое. Зачем? Вербена любила цветы. Вербена любила свежие яблоки и кислую, до искр из глаз, вишню.

…И та же тишина, что была за стеной, прервалась криками и грохотом и осела позади черным снегом.

Финал любого крика – молчание.

«Как ты думаешь? – обратился Целест к Рони. – Тао их всех перебил? Или часть затаилась?»

«Второе, – немедленно ответил тот. Рони не привык лгать. И не умел. – А еще она по-прежнему позволяет нам… действовать».

Целеста передернуло.

Позволяет – игра в кошки-мышки, ставка – горелая плоть и взрывчатка вместо клеточной жидкости. Тао переродил себя в живую бомбу, а Вербена… позволила?

Наблюдала мириадами лопающийхся в огне глаз, и улыбалась смущенной улыбкой подростка, и конечно же танцевала под песенку собственного сочинения. Ее «пчелы» – однодневки, они надоели, или ей было интересно посмотреть, как ведут себя сотни умирающих рабов.

Амбивалент – враг, говорил дешифратор. В той, кто позволяет теперь, – ничего от Вербены.

Амбивалент.

«Правильно. Ты должен возненавидеть ее». – И Целест так и не понял, была это его мысль или вложенная извне – Рони или Ависом.

– Мы на месте.

Резиденция Альена отличалась от развалин и обломков, как бриллиант от подсолнечной шелухи. Высокий кованый забор возвышался нетронутым, на воротах тускло поблескивал бронзовый герб, а из сада веяло прохладой – лиственной, терпковатой, со смесью цветочных и фруктовых запахов. Еще льнула к разгоряченной коже водная капель фонтанов. И безразлично к судьбе собратьев подмигивал целыми стеклами дом. Электричества не было, но горело несколько свечей, именно они и чудились любопытным взглядом, который спрашивал: зачем вы пришли?

Без злости, без ненависти. Встречал, в точности как некогда – парочку Магнитов, что пробирались из Цитадели. «Это мой дом», – говорил тогда Целест; называя отца и мать по имени и официальному обращению, от дома отказаться не мог – здесь родился, здесь плакал в подушку, не желая мириться с судьбой, и оглядывался, когда мать уводила в Цитадель.

Сюда возвращался.

Сюда привел Вербену.

И дом не отверг его.

– Мы на месте, – повторил Целест, чувствуя судорогу в искалеченной челюсти и липкий комок – где-то под диафрагмой.

Рони неверяще оглянулся: позади – пустыня и развалины, пепел и скелеты мертвецов, он едва не наступил на чью-то протянутую в мольбе руку – на обглоданном скелетном пальце мерцало платиновое кольцо, и Рони вспомнил блондинку-одержимую – «трррупы, трррупы».

– Он… не изменился. – Рони подошел поближе, подтянулся на цыпочках. Ему улыбались знакомые садовые скульптуры. Правда, разрослись упрямые сорняки, дразнилась осока, облетелые уже одуванчики и дикий цикорий, но за оградой была жизнь, а на их стороне – смерть.

«Вербена не любит смерть», – подумал Рони. Он покосился на Целеста, который стоял, почему-то вытянув руки – палец завис в десяти сантиметрах от дверного колокольчика; Целест улыбался своими половинчатыми губами.

Декстра и Авис подозрительно ходили вокруг, принюхивались, будто пара охотничьих собак. Вот оно – логово зверя, приди и возьми шкуру.

Целест шагнул ближе.

– Стой! – Авис дернул его за шиворот, и оба едва не повалились на землю, зашатались вроде неустойчивой близнецовой башни. – Стой, придурок!

– Что? Это мой дом, – почти выкрикнул Целест. На скелетно торчащих зубах блеснула кровь. Он все время тревожит раны, почему-то отметил Рони. Жестокий к себе и другим.

– Стой, – повторил Авис, тяжело дыша. – Это не твой дом.

Декстра по-прежнему нюхала воздух. Что она надеется учуять – кроме горелой тухлятины, конечно? А, ну да, из сада – персиками, яблоками-дичкой и распухшими от зноя ленивыми цветами. Может, отвыкла – в Пестром-то Квартале, по соседству с трупной ямой…

– Ловушка, – сказала Декстра.

– Что?! – Целест сжал кулаки. Инстинктивно – выброс ресурса, и знакомые лезвия, похожие на кошачьи когти, прямо из костяшек.

«Жесток к себе и другим».

– Это – мой – дом!

– Ловушка. Здесь Амбивалент. – Декстра подчеркнула последнее слово. У нее лицо сейчас в точности как перед Печатью, – передернуло Рони.

Целест рванулся, рассекая воздух костяными «когтями». Декстра отразила удар сферой – и Целеста откинуло в черную пыль, он ударился израненной половиной лица, и в дыру набился песок. Декстра наступила на костлявую грудную клетку:

– Ты подчиняешься мне, воин.

Рони переглянулся с Ависом. Тот пожал плечами: формально, да. Глава мистиков мертв, но Глава воинов все еще с ними, а Целест – всего-навсего один из ее солдат.

Целест тяжело стонал от боли. Пыль въедалась в беззащитный правый глаз, горела на заголенных остатках нервов.

Дестра окатила его водой – гидрокинез не был ее любимым оружием, но в случае необходимости огонь превращается в лед. Или, по крайней мере, в воду.

– Это ловушка, – повторила она очень спокойно. Целест по-прежнему бился пойманной рыбой, разбрызгивая теперь капли воды, и загребая локтями и пальцами землю.