Текст книги "Минск 2200. Принцип подобия"

Автор книги: Майя Треножникова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 24 страниц)

Она начала танец.

Пять лет осыпались обгорелой шелухой. Целест снова был там, в приземистом мокротно-сером подвале, пропахшем сивухой и застарелой грязью; и околдованный, взирал он на лунную нимфу – Дафну.

Все равно что снять кожу – вместе с возрастом, чертами лица, обидами, памятью и запекшейся под ногтями кровью, и шагать босиком – совсем как Вербена; вместо невинных круглых пяток – красно-белые полосы заголенных сухожилий, мышц. Пешком в рай. Босиком в рай.

Целест не дышал. Все, кто присутствовал на Площади, Большая Собака Виндикар, – тоже.

На «галерке» ругнулись – кому-то полезли на голову, и тут же умолкло – тонкой нитью стрельнула со сцены лента легкой ткани, лента и взгляд, словно вспышка в кромешной тьме. Вербена запрещала дышать. Вербена запрещала чувствовать что-либо, кроме своего танца.

Рони подумал, что власть всякого бога – или богини – жестока; но тоже протянул руку, пытаясь осязать разогретый плотный воздух. Замедленная ритуальная музыка с нотами жести вгоняла в транс, толпа повторяла за Вербеной каждое движение, пусть и получались вместо гибких фигур (ее позвоночник из проволоки, что ли, как-то удивлялся Тао) неуклюжие выпады. Вербена запрокинула голову назад, закрутилась, расстреливая пространство шелковой паутиной – знакомый трюк, перламутровые ленты разматываются, обнажая сердцевину. Упала на колени, изогнулась, – казалось, можно различить, как бьется под выступающими ребрами сердце; легко взмыла в воздух, описывая двойное сальто.

На занозистую поверхность сцены опадали ленты.

Вербена все-таки срывала с Виндикара кожу. В первую очередь – с себя и Целеста. Швами наружу – Рони знает, каково это. Прозрачность амебы, состояние первичной протоплазмы – ни мыслей, ни слов, ни личности; цельность.

Это… страшно?

Или прекрасно?

Толпа покачивалась в унисон.

Взъерошенные гуляки, выгадавшие себе неплохое местечко – рядом с Магнитами, правда, но близко от сцены, замерли с открытыми ртами. На вывернутых губах вязко повисла нить слюны. Поодаль аристократичные дамы водили своими веерами в такт движениям Вербены, и в глазах их не было ревности к более молодой и красивой женщине.

Была вечность. Огонь или вода. Вербена – танец огня и воды.

Ленты, бронзово-смуглая сердцевина, веретено жизни. Вербена была паркой целого города – или же всего Мира Восстановленного? Прикажи она сейчас совершить коллективное самоубийство – Площадь Семи стала бы гекатомбой.

«Почему бы и нет?» – Рони улыбался. Вместе со всеми. В первую очередь вместе с Целестом – он не солгал, когда заявил, что «питается» чужим счастьем, экстаз напарника – лучшего друга пах летними травами, коно-плянно дурманил. Рони тоже был счастлив.

Оглянулся на Магнитов – воины не лучше обычных людей, мистики изредка смаргивают и усмехаются. Воплощенная, мог прочитать Рони. Особый… как это называется? – кайф для тех, чей мир заткан туманами и отражениями. Вербена показывала мистикам – жителям Зазеркалья – плотные предметы и яркие краски. «Смотри своими глазами, не чужими».

Воплощенная.

Воплотившая.

Ему почудилось (да, вот именно, просто чудится) – Главы недовольны; вернее, Флоренц и Гораций – в толпе, затерялись и смешались, колба с реактивом в океане и клочок бумаги в библиотеке. Винсент и Декстра хмурились. Кажется.

«Наверное, им не нравится, что… ну…» – Рони не сумел подобрать объяснения. Он вновь уставился на Вербену, одновременно слизывая «пенки» – восторг и надрывное, какое-то запредельное наслаждение Целеста.

В Зазеркалье всегда холодно, а он любил тепло. Он придвинулся, притиснулся ближе и сжал длиннопалую ладонь, чуть влажную от пота и горячечную там, где стучал пульс. Целест не стал вырываться.

Вербена остановилась. Оборвала танец; музыканты растянули вопрос в фальшивую ноту, единым выдохом пронеслось: «Что?» Пальцы Целеста свело спазмом, чужую руку он сжал до боли.

Несколько лент по-прежнему искрились на груди и бедрах Вербены. С того выступления в баре она не позволяла себе обнажаться. Может быть, учитывая вкусы покровителя – Адриана Альены. Может быть, потому, что…

«Ну, Целесту бы не понравилось».

Вербена сморгнула, будто только очнувшись от транса. Того гляди спросит – кто вы, где я? Взрыв бара, запах пепла или персиковый мед ароматизированной ванной.

«Где мы все?»

Дыхание Вербены только чуть-чуть сбилось, подрагивали ключицы и прилипла прядь волос ко лбу. Пользуясь замешательством, она подхватила отодвинутый с глаз долой микрофон, повисла на нем, словно на партнере.

«Вербена никогда не танцевала в паре, только соло», – почему-то отметил Рони. Он разжал ладонь: из костяшек Целеста (непроизвольно?) проступили шипы, мог нечаянно поранить напарника.

– Я молчала пять лет, – сказала Вербена. Голос сорвался на полувзвизг. Она волновалась. Вербена кашлянула, мгновенно смутившись и спрятав за ресницами ярко-лунный взгляд, но продолжала: – Я молчала пять лет, потому что говорила движениями, ну нечего было добавить. А сейчас есть. И я хочу сказать…

Она запнулась, выискивая кого-то в толпе. Целест подпрыгнул, размахнулся, едва не заехав в глаз Авису – тот отшатнулся с тихим ворчанием.

Вербена кивнула то ли самой себе, то ли Целесту.

– Нашему миру грозит опасность. Да, целому Миру Восстановленному. И не надо думать, что эта опасность касается только Магнитов, – в конце концов, они ведь вас всех, да-да, вас всех защищают! А вы к ним относитесь будто к выродкам и уродам! Это же не-спра-ве-дли-во!

Длинное слово – выговорила по слогам, и опять «дала петуха». Голосовые связки – тоже мышцы, только слушаются хуже голеностопа и плечевого пояса.

– Несправедливо, – повторила Вербена увереннее.

Толпа дрогнула.

Большая Собака Виндикар высунула язык и виляла хвостом, а хозяйка – хлестнула плеткой. Люди переглядывались. Магниты, заметил Рони, – тоже.

– А вы, Гомеопаты… да-да, я сейчас и про ученых, и про теоретиков, и про воинов с мистиками – про всех! Вы закрылись в своей Цитадели, ворчите в тряпочку, мол, никто вас не любит… как маленькие дети, честное слово!

Кто-то хихикнул, наверное, оценил «ворчание в тряпочку» – в мантию Гомеопата, именно так. Переглядывались рядом стоящие и через всю Площадь. Недоумение поднималось над людским скопищем, словно пар над тарелкой горячего супа.

– Гомеопаты – не враги! Магниты – не палачи и не эти… инх… инв… инквизиторы, вот! – На очередной звонкой «ноте» микрофон накрыло мерзким визгом – резонансом. Никто не поморщился.

Вербена вправе говорить что угодно – и как угодно.

Целест смотрел на своего отца. Адриан Альена сжал губы – и без того тонкие, они слились с лицом; того гляди погрозит кулаком или «я высеку тебя дома, скверная девчонка».

Нет. Он не осмелится. Даже Верховный Сенатор не осмелится перечить Вербене.

Целест ухмыльнулся.

– Мы все должны быть вместе! Помогать Магнитам бороться с одержимыми и не бояться их, а вы, господа Гомеопаты, – тонкий палец с кораллово-розовым ногтем уткнулся в левый фланг, – не сидите сычами в своей Цитадели, а популярно объясняйте… Вот я! Я тоже боялась Магнитов…

Она сбилась. Сглотнула, покосилась на Элоизу. «Репетировали», – сообразил Целест: они с Вербеной обсуждали ее прошлое, и всякий раз она пожимала плечами – мол, «странствовали с папой». Об одержимых, Цитадели и санитарах Мира Восстановленного Вербена не знала до взрыва в притоне Джо. Отец не рассказывал маленькой танцовщице страшных сказок – и страшной были.

На голени сверкнула серебряная змея.

– …Боялась Магнитов, – солгала Вербена, но ей верили. Капля лжи в правде – вроде вишенки на мороженом. – Но потом…

Она шумно выдохнула в микрофон.

– Целест. Иди сюда.

23

Он проталкивался, работал локтями и только что не зубами. Он выжег бы себе путь огнем, выколол отравленными шипами, однако экстрима не требовалось – народ благоразумно теснился, разве ворчали изредка – смотри, куда прешь, а иногда хлопали по спине – повезло, парень.

Целест заскочил на трибуну прямо с земли, безо всяких ступенек. Пригладил волосы – руки немного дрожали и у корней волос мокрело от пота. Сердце колотилось почему-то в деснах.

– Вербена…

Она вцепилась в запястье, оставив следы ногтей. Поволокла к краю трибуны, отсюда Целест разглядывал океаническую пестрядь толпы; разные лица, разные одежды – сливались в узор. С переулками и прилегающими скверами и впрямь напоминала Площадь Семи собаку, а еще мальчишки оккупировали деревья и здания – вроде задранного хвоста.

Большая Собака Виндикар. Как есть.

«Всем привет». – Целест покосился на левый фланг, надеясь выцепить Рони или хотя бы долговязого Ависа, но Вербена снова дернула его предплечье. Целест неуверенно помахал зрителям.

– Это Целест. Он Магнит, – заявила Вербена, как будто слегка помятая мантия не была красноречивей слов. Целест опять глупо помахал непонятно кому; прямо по курсу – в двух шагах, в почетной сенатской «ложе» – обыкновенных скамейках, окруженных стражами, – явно зубоскалили Элоиза и Кассиус. Сестренка – первая, к дешифратору не ходи.

Смешок впрямь пробежался – рябью-«барашками», и стих.

– Первая заповедь Гомеопатов и Магнитов: подобное исцеляется подобным, – продолжала Вербена. Она не отпускала Целеста, а ему было все равно – прикажи она целому городу прыгнуть со скалы, подобно стае леммингов, – тоже помахал бы вслед.

– Но вы… мы забыли об истинном смысле. Отделили Гомеопатов от людей, а ведь все – одно целое, и только вместе можно победить эпидемию. – Теперь она почти кричала. – Я – одно целое. Я – с Магнитами. – Вербена отбросила микрофон. – Целест – Магнит-воин, мой возлюбленный. Мы будем вместе. Против эпидемии.

И поцеловала его. Губы пахли изюмом почему-то, а кожа – шафраном, смесью ароматических масел и свежего пота. Оторвался Целест с трудом, окончательно одурманенный и непозволительно, кретински счастливый. Что там Вербена говорила… принцип подобия, объединение, борьба против эпидемии…

Чушь все это. Собачья. Собаки-Виндикара.

Целест пошатывался и улыбался. Невпопад кивал. Теперь и его рот пах изюмом, может быть, от помады, или чем еще девчонки пользуются, – он сглатывал сладковатую слюну

– Да, – сказал он, чуть наклоняясь к микрофону. – Принцип подобия. Исцеляется подобным… если будем все вместе, закончится и эпидемия.

«Вербена говорила про Амбивалента? Да или нет? Не помню. Неважно».

Он выпрямился и обнимал Вербену. Лучисто искрилась заколка – вблизи было видно, что она изрядно потерта, кое-где сколот камень и погнута ювелирная вязь металла. «Я подарю ей новую… или лучше кольцо?»

– Принцип подобия, – проговорил он.

– Принцип подобия, – отозвалось в океановидной Большой Собаке, Целест зажмурился, пытаясь нырнуть – как «нырял» в день смерти, когда Цитадель переполнило кровью, гарью и слезами.

Получилось?

Да или нет?

«Я поставил – ва-банк на зеро. Такие ставки выигрывают, или… пиф-паф, обойдусь без пистолета. Нет. Вербена – не шарик рулетки. Я могу проиграть, но не она».

Элоиза почему-то грозила кулаком – Целесту или Вербене? Оба – ораторы на «три с минусом» по школьным оценкам, а то и на «минус три». Зато он обнимает ее.

– Принцип подобия, – разнеслось в толпе, фразу жевали, как безвкусный комок бумаги, не решаясь выплюнуть. Вербене верили, как и предсказывал Целест, а его – длинного, как орясина, рыжего Магнита-воина, с зазубринами ядовитых шипов на косточках запястья, в серой мантии, пахнущей застарелой кровью, – опасались.

Палач, инквизитор и воплощенное зло. Хуже – только «мозгожоры».

«Говорила ли Вербена про Амбивалента… нет? Почему?»

– Вы согласны принять Гомеопатов и войско их – Магнитов как равных себе? Вы верите мне? – спросила Вербена. Она сдавливала где-то у локтя, чувствительный сгиб и нервный узел в кости. Стреляло аж в позвоночник. Целест по-прежнему глуповато улыбался, махал свободной рукой.

Толпа откликнулась:

– Верим.

«Вот и все», – горьковатый привкус грифеля, календаря и бумаги. Целест выдохнул его из легких.

– Ты умничка, – шепнул он Вербене. Элоиза вновь погрозила кулаком, а потом вцепилась в Кассиуса – в точности как Вербена в своего избранника; только рука – левая. Так они и взобрались на сцену.

– Сенат поддерживает высказнную уже идею, – проговорила Элоиза. На Целеста между тем устремила испепеляющий взгляд – в который раз, пришлось радоваться, что сила досталась брату, а не сестре. Целест усилием воли стер с губ дебильную и счастливую улыбку.

Да-да, он помнит про общее благо. Вербена… Вербена просто чуточку важнее.

Кассиус едва дышал, затянутый в багрово-черный костюм. Костюм был ему узковат – на его месте Целест бы не стал кланяться восторженным подданным, а то еще с треском лопнет шов-другой, или отлетят гербованные пуговицы. Элоиза нервно поправляла прическу, заметно бледная, она все-таки улыбалась.

Целест покосился на отца. Адриан Альена делал вид, что его вообще нет здесь. Рядом прятала лицо за веером и легкой муаровой вуалью Ребекка.

«Мама… папа… вы ведь поймете? Простите?» – Целест сглотнул сухой комок – словно встопорщились на пол горл а гланды. И отвернулся.

– По закону Мира Восстановленного, если высказывается в пользу некоего решения весь народ, то решение это превалирует над любым решением Сената, – мерно говорила Элоиза. Она, конечно, готовилась. На шее трепетала жилка, часто-часто. – И на правах сенатора я хотела бы задать вопрос обществу Виндикара: согласны ли вы помогать Гомеопатам в поисках всеобщего врага? Согласны ли принимать участие в ликвидации неизлечимых больных…

«Ух ты, а я и забыл, как официально называются одержимые». – Целест чуть не причмокнул.

– …иначе именуемых «одержимыми».

– Да, – гавкнуло из толпы.

Они повторяли за Вербеной. Они бы объяснились Целесту в любви – каждая женщина и каждый мужчина.

– Организовать дружины в помощь Магнитам и всячески содействовать…

Ничего нового. Старые правила, ветошь из сундуков – Элоиза вытряхивает, распыляя гнилые нитки и испуганную моль. Виндикару плевать на нее – они молятся Вербене.

В точности как во снах Целеста.

Да. Да.

– Господин Верховный Сенатор, вы обязаны ратифицировать решение народа. Направить стражей на поиск Амби…

– Нет! – выкрикнул Адриан Альена, прежде чем все-таки прозвучало имя – название? – общей цели.

«Отец, ты боишься Амбивалента? Почему ты?»

Отец ворвался на трибуну, едва не отпихнув и Кассиу-са, и Целеста – тот едва успел выдернуть Вербену.

– Благодарю за отличное выступление. – Он поклонился танцовщице, а та хлопала ресницами. Немного размазалась, расплылась от налета испарины тушь.

Адриан Альена вновь завладел микрофоном:

– Орден Гомеопатов отделен от политики и дел государства. Так было всегда, и я не позволю менять что-либо, это приведет к распрям и дополнительным беспорядкам. Все останется как есть.

– Это противозаконно! – взвизгнула Элоиза.

Целесту хотелось закрыть лицо ладонями. Интересно,

они и в своем доме-без-теней так спорят? Неудивительно, что туда не пускают посторонних…

«На Рынке торговки и те меньше ругаются!»

– Вы не спросили мнения самих Гомеопатов, – одернул дочь Адриан и, не оборачиваясь к Целесту, добавил:

– Этот мальчишка – всего лишь рядовой Магнит. Он не имеет ровным счетом никакого права голоса.

Целест дернулся, как от оплеухи. Горело лицо – он даже тронул щеку, чтобы проверить – только ли чудится, вдруг еще – непроизвольный выплеск ресурса. Вербена испуганно уставилась снизу вверх.

Целест ощутил себя чучелом, нескладной потешной куклой. Над ним пока не смеялись, но мать отводила взгляд, а отец и вовсе не замечал. Переглянулся с Касси-усом – ну что, камбаленыш, не получилось? А еще собирались про помолвку говорить.

Кассиус пожал плечом. Одним.

На трибуне вновь властвовал Альена. Единственный мужчина-Альена.

– Я обращаюсь к Главам: каково будет ваше мнение?

Повисла тишина. В толпе скребли затылке, мальчишки сплевывали ореховую шелуху. Аристократы вытянулись по струнке, храня выражение лиц, достойное статуй в их особняках. Из этой тишины, словно мышь из стога сена, вынырнул Гораций, пробрался, чуть пригибаясь.

– О-осмелюсь заявить, как Глава Теоретиков Ордена Гомеопатов, – Целесту представилось, как он выводит каждое слово с большой буквы, каллиграфическим почерком и с завитушками, – Орден Гомеопатов всегда был лоялен к любому решению Сената, в то же время склонен заметить, что…

– Мы просили о помощи, это правда, – перебил его Флоренц. Он решительно поправил отутюженную до хрустких складок мантию. – Направляли запрос еще несколько месяцев назад.

– Вы получили ответ. Вас он не удовлетворил? – Адриан вздернул бровь. – И вы решили… изменить тактику?

– Нет, господин Верховный Сенатор. – Гораций склонился перед сценой и едва не раскровянил плешивый лоб об ее угол. – У нас не возникало никаких… проблем, ничего нерешаемого, все в рамках. Инициатива этих молодых людей не исходила от Глав, и поверьте, они будут наказаны в соответствии с…

«Сволочь. Он боится моего отца. Просто боится, за свою гребаную шкуру!» – Целест сглатывал ежевичные плети в горле.

– Довольно!

Это Декстра. Зачеркнутые дни – и дежавю, когда-то она вступилась за провинившихся Магнитов, теперь…

Целест поискал Рони, но не обнаружил, зато к трибуне, рассекая народ, словно акула – острым гребнем, двигалась Глава воинов. Винсент шел за ней, чуть заметно кривясь. Целест поставил мысленно десять кредитов: не произнесет ни слова.

– Вы вообще слышали, что говорила девчонка, господин Верховный Сенатор? – «Только Декстра умеет проговорить титул, как насмешку». – Она просила перестать относиться к нам будто к выродкам. Мы защищаем ваши задницы, мы упокаиваем одержимых, и нас достали прозвища вроде «гребаных мутантов», или… – Она запнулась, но договорила – словно заколачивая гвоздь в фоб: – Или «мозгожоров». Сейчас дурное время – «разумные одержимые» существуют, нравится вам или нет. Девчонка просила объединиться против общего врага. Это противоречит законам Виндикара? Может быть. Но это точно по законам Мира Восстановленного.

Одним прыжком Декстра перемахнула через штук пять голов. Теперь огонь почти касался лица Адриана Альены.

Целест демонстративно занял место подле Главы. Вербена – тоже.

Секунду спустя присоединились Элоиза и Кассиус. Целест подмигнул обоим – молодцы, сестренка и кам-баленок.

Хорошие друзья.

– Вы требуете власти, не так ли? – вежливо осведомился Верховный Сенатор. – Орден Гомеоматов заявляет о том, что необходимы поправки, касающиеся полномочий Магнитов? Помимо узаконенных пыток так называемых «разумных одержимых», помимо права обыска любого помещения, помимо…

«Все пропало».

Целест зажмурился. Ему представилось, как отец растаптывает слабые чахлые ростки – или бледно-голубые вербные венчики. Вот она – власть, которой отец не желает поступиться, власть – это разрушение.

На скулах Декстры дергались желваки. Винсент опустил голову, похожим жестом Рони закрывался от переизбытка эмоций – неужели у «всемогущего мистика» похожие проблемы?

– …помимо права отнять жизнь любого, помимо обязательного посвящения в Орден каждого, проявившего способности – как паранормальные, так и способности к науке и обработке информации…

Адриан перечислял – отстраненно, механистично. Он напоминал дешифратора.

– Вербена, пойдем, – выдохнул Целест.

Она пыталась протестовать, но Целест выдернул за собой, больно сдавливая фаланги пальцев. Вместе они соскочили с трибуны, врезались в толпу. Ребекка по-прежнему пряталась за вуалью и веером – Целест едва не столкнулся с ней, но вовремя уклонился.

Шорох веера, торжествующая улыбка отца… нет, Верховного Сенатора. Растерянные Элоиза и Касси, Эл грызет губы, ей снова девять лет, и она плачет по умершему заживо брату.

Время вычеркнуто.

Целест грыз указательный палец, осознал и заставил себя прекратить. А затем заорал, распарывая жирное брюхо тишины и самой Собаки Виндикара:

– Ненавижу! Ненавижу тебя!

24

«Каждый раз одно и то же». – Целест попытался улыбнуться. Он нырнул в мутноватую воду фонтана – его прочищали к празднеству, но не чересчур ретиво; к брови прилип кусочек прошлогоднего листа. Целест отфыркался по-кошачьи. Холодная вода успокаивала.

«Каждый раз я пытаюсь что-то сделать, а в конце – меня изгоняют или я ухожу сам».

– Ненавижу, – пробормотал он.

Мокрыми пальцами подцепил сигарету, она тоже промокла и не желала тлеть. Ругнулся, плюнул сгустком плазмы, сжег дотла.

– Черт.

– Может, хватит уже? – поморщилась Элоиза. Она встала с кромки фонтана, куда нырял Целест, – фонтан изображал нимфу с рыбьим хвостом и рогом изобилия, откуда вместо благ земных хлестала самая обычная водопроводная аш-два-о.

– Целест. – Вербена скользнула к нему. Все еще одетая только в танцевальный костюм – бесплотные слюдяные ленты, она дрожала от холода. Целест стянул мантию и, не дожидаясь протестов, накинул на Вербену. В мантии Магнита она напоминала кукольную пародию на Орден Гомеопатов.

Элоиза невольно улыбнулась.

– Пора возвращаться, – прокомментировал Рони.

– Куда? К… ним? – Целеста передернуло. Только не в толпу – они вырвались из челюстей Собаки Виндика-ра, выплыли из гнилья и нечистот. Укромный закоулок сквера – сгодится как убежище. – Нет уж…

– Рони прав. Все равно явятся, – сказала Элоиза. – Кассиус пока занялся… решением вопросов, но это ненадолго. Вы, ребята, между прочим, пост оставили. И Вербену забрали.

«И меня, если на то пошло», – явно не договорила она.

– А не пойти бы… – Целест заорал, но замолк на полуслове. Обнаженный по пояс, он дрожал не хуже замерзшей Вербены, но сумел сдержаться. Магниту-воину лишние эмоции не к лицу.

Фонтанные брызги оседали на коже, утяжеляли влагой волосы. Целест вздрагивал, словно от укусов мелких назойливых насекомых, вроде комаров или москитов, дергал плечами, пытаясь отогнать. Но от воды не уходил.

«В этом ты весь». – Рони следил издалека.

Какое-то время их не найдут. Спасибо Кассиусу – и отчасти ему: Рони сделает так, чтобы не замечали.

До первого мистика посильнее, конечно. Не говоря уж о том, что «купол» – непозволительная трата ресурса…

Целест дергал плечами, напоминая Рони осаждаемого слепнями коня; несколько минут Элоиза выдерживала паузу, сам он – удерживал купол; а Вербена кинулась на шею Целесту:

– Прости. Я во всем виновата. Я хотела…

– И у тебя получилось. Но мой… Верховный Сенатор все испортил. Они там, видишь ли, боятся, мол, мы захватим власть.

Он обнимал уткнувшуюся носом в плечо Вербену. Семейная идиллия – вот только резко очерченные мышцы Целеста были напряжены, а из глаз словно проросли шипы и точился яд.

– Не самое беспочвенное опасение, – тихо проговорил Рони. Первая вздрогнула Элоиза – она испугалась брата, инстинктивно отклонилась, прикрывая лицо. Зыркнула на Рони – молчи.

А Рони смотрел на фонтанную русалку и куда-то вдаль – сквозь переплетения веток, клейкую смолу первых листьев, клецки облаков, за горизонт.

– Пока ты… был на сцене, я все-таки спросил у Винсента… ну, насчет силы. И вообще про Магнитов.

Рони потер виски: купол плюс пересказ диалога телепатов – вот так задачка. Ему чудилось, будто мозги выкипают, как лопнувшее яйцо – белок закручивает спиралью.

– Почему у Магнитов редко бывают дети? Немногие решаются завести детей, это правда, еще больше – погибает до того, как… но суть не в этом. Ребенок Магнита должен быть отдан в другой город, а лучше – отправлен в Пределы. Как можно дальше.

– Почему? – спросила Элоиза.

«У нее тушь размазалась. И одну сережку потеряла». – Рони коротко вздохнул. Знакомая резь, внутри, под ребрами, и вовсе не в сердце – скорее2 в альвеолах; трудно дышать. Он отвернулся.

– Магнитам дана слишком страшная сила. Подумай: двое Глав способны захватить целый город, а то и Империю. А если бы возникли династии «сверхлюдей», куда бы делись остальные? Рабы, второй сорт. Винсент советовал почитать какую-то книгу… периода начала Эпидемии. «Это детская сказка», сказал он, «но в детских сказках много мудрости». Книга о чародеях, которые сначала сокрылись от обычных людей, а потом пытались их уничтожить. Не все. Но такие нашлись.

Задрожали будто от дымки костра стены «купола». Думать, говорить, и не смотреть на Элоизу, – тяжелая задача; Рони не справлялся.

– Поэтому первый закон: никакой власти ни Магнитам, ни кому-либо из Ордена Гомеопатов. Никакой власти… и никакого потомства. Адриан Альена испугался не объединения.

– Что? – Целест подпрыгнул, пряди волос взметнулись – ну точно конская грива. Вербена вновь повисла на нем, приговаривая: тише.

– Не объединения. Он испугался… своих будущих внуков.

– Но Вербена не Магнит!

Целест запнулся. Да, не Магнит – как и его родители, как и Элоиза. У обычных людей и тех «выродки» появляются, а уж от выродка…

«Мутант, урод, нелюдь».

Все возвращалось на круги своя – даже из уст Рони.

– Отлично, – сказал Целест. – Тогда… Я уеду из Виндикара. Нет. Мы. Вербена, ты поедешь со мной?

– К-куда? – всхлипнула девушка. Она долго сдерживалась, но слезные железы набухли, и часто-часто подрагивали веки, будто у больной птицы. – К-куда, Целест?

– В соседние города. В Пределы. Не знаю. Рони, если хочешь – давай в твою деревню, если там никого не осталось – тем лучше, а?

«Напарники. Вместе навеки – это сильнее любви».

Элоиза вертелась на месте, взмахивая руками – будто хотела заткнуть уши; потом она выпрямилась во весь рост и смачно плюнула на и без того влажную от брызг, почву:

– Вы сдурели. Вот мое мнение.

Рони улыбался.

Элоиза такая красивая – сейчас полдень, и у нее солнце в волосах запуталось, самая яркая бабочка в самой драгоценной паутине. У нее летние глаза и алебастровая кожа. Прикажи она Рони прыгнуть в фонтан и захлебнуться у ногохвоста глупой щербатой нимфы – он исполнил бы ее волю.

Но теперь не согласился.

– Элоиза… Целест прав. Им лучше уйти.

Он проглотил комок – клейкая слюна, надо попить воды:

– И мне тоже.

Выдержать остаток дня оказалось проще, чем Целест опасался. Празднество подтухло изрядно – так и несло гнильцой, растерянные люди переглядывались и косились на него – долговязый и рыжеволосый, Целест был чересчур заметен, ну и запоминался тоже. Но не ернича-

Помалкивали и Магниты. Даже Тао и Авис – они несли пост, удобно расположившись за деревянным столом. На столе – жареная колбаса, на обрывке какой-то бумаги или газеты лежал крупно нарезанный хлеб. Из жестяных кружек тянуло кислятиной солода. Они позвали Целеста и Рони присоединиться – Целест махнул рукой напарнику – валяй, мол, но Рони стоически покачал головой.

Вместе навсегда, даже в мелочах.

И они вновь вели обратный отсчет – среди шума, песен, криков, смеха и ругани, пьяной любви на коленях мраморных нимф и сатиров; шкура Виндикара пахла мокрой псиной, но они привыкли к этому запаху, и было чуть страшно – бросать все.

«Главное – не оглядываться».

Он смотрел куда-то в медленно колыхающуюся толпу. Собаку раздразнили колбасой и пнули под зад, и теперь она растерянно чешет ухо.

Вечер подобрался аккуратно, скукожил солнце и развалился по небу лиловой дымкой.

– Итак, ты забираешь Вербену, и… что дальше? – Рони не требовалось разжимать губ.

– Дальше… ты встретишь меня за воротами. Ясень помнишь? Выберешься?

– Я могу просто выйти, Целест, – урезонил Рони. – Да. Хорошо.

Посреди Площади потешно плясал пьяный – сорвав с себя одежду, кроме исподнего, но оставив вонючую шапку, тряс грязными космами и ушанкой, хрипло затянул песню. Стражи ржали и подначивали – почему нет, господа сенаторы-то и прочая аристократия разъехались, а стражам хотелось развлечься. Если приглядеться, можно было различить, как при каждом уродливом па с косматых «ушей» сыплются вши и гниды.

Вокруг собралась группка зевак.

– Он высмеивает Вербену, – взвился Целест. И, прежде чем Рони пробормотал «не-надо, они-не-виноваты», ворвался в толпу.

Связка отравленных игл пропорола глотку пьяницы. Пурпурно засверкало заголенное мясо и розовожелтоватая трубка вскрытой трахеи, от яда волокна плоти сворачивались в сероватую грязь.

– Целест!

Полусонные Тао и Авис вскочили со своих мест. Рони ощутил муторь, почти тошноту – словно на первых Призывах, когда бешенство одержимого сменялось пустотой отключенного. Пустота серая, как разложившаяся заживо плоть.

Зеваки попятились от Магнита.

– П-простите… м-мы не…

Пьяница подергивался в предсмертных судорогах, его рана напоминала удивленно открытый рот: зачем ты это сделал, парень? Ткани быстро тлели от яда, словно горела бумага.

– Э-эй, ты чего творишь, – вмешались и стражи.

«Купол, что ли, опять накинуть?» – лихорадочно соображал Рони; слава всем богам и самому северному морю – уже вечер, большинство разбрелось по домам или кустам, паники не будет.

Безгорлый мертвец коротко дергался – наверное, стоило «накрыть» его, вычеркнуть из чужого внимания. Рони обвел мысленно круг – не заступи, здесь – отражение и горсть зеркальных осколков. Отсеилось несколько непрошеных зрителей, они срочно вспомнили о неотложных делах.

– Я заподозрил в нем одержимого. – Целест выдернул сигарету из пачки. Табачный аромат смешался с мясным; зеваки и стражи отпрянули, зажимая носы. Парень в оранжевом комбинезоне рабочего согнулся, выблевывая праздничное угощение – прямо на шапку пьяницы и на его мерно копошащихся в гнили и рвоте, вшей.

– Т-ты ж его… убил. – Страж махнул табельным пистолетом, но остановился. В вечернем сумраке его лицо приобрело болотно-зеленый отгенок. Еще двое успокаивали зевак, надсадно голосила закутанная в платок женщина.

Целест ухмыльнулся:

– Право Магнита. А теперь нам пора – вахта сменяется. Доброй ночи.