Текст книги "66 градусов северной широты"

Автор книги: Майкл Ридпат

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 24 страниц)

Глава вторая

Август 1934 года

– Aaaxx!

Халлгримур взмахнул секирой, когда они бросились на него. Восьмер ом. В ярости отсек ногу первому воину, голову второму. Его секира расколола щит третьего. Четвертого он ударил по лицу его же собственным щитом. Секира дважды просвистела в воздухе. Еще двое нападавших рухнули наземь. Двое уцелевших пустились наутек, и кто мог бы их обвинить?

Халлгримур, тяжело дыша, привалился спиной к надгробию, сложенному из массивных камней; эта бойня его действительно притомила.

– Бенни, я разделался с восьмерыми.

– Да и со мной тоже, – уточнил его друг, потирая рот. – Идет кровь. Один зуб шатается.

– Это молочный зуб, – успокоил его Халлгримур. – Он бы все равно выпал.

Халлгримур расслабился и подставил лицо солнцу. Ему нравилось это ощущение, возникавшее сразу же после того, как он приходил в неистовство. Он всерьез считал, что, раз его переполняет подавленный гнев и агрессия, он является современным берсерком [3]3
  Персонаж древнескандинавского героического эпоса – неистовый и неуязвимый воин.


[Закрыть].

Это место, известное как «Берсеркьяхрейн», было его любимым. Оно находилось прямо посреди извилистых волн застывшего камня. Чарующее какой-то жутковатой красотой лавовое поле берсерков было покрыто складками застывшей породы, пестрящим светлой зеленью мхом, темно-изумрудным вереском и выгоревшими на солнце красными листьями голубики. Надо всем этим возвышалось несколько причудливых каменных башенок.

Это место получило свое название в честь двух воинов, прибывших тысячу лет назад из Швеции в качестве телохранителей Вермунда Тощего, ставшего владельцем семейной фермы Халлгримуров – Бьярнархёфн. Эти шведы обладали способностью становиться берсерками в битве, могли со сверхчеловеческой силой сокрушать перед собой все и вся. Они доставляли Вермунду много хлопот, и он сбыл их своему брату Стиру, обосновавшемуся в Храуне, на ферме Бенедикта, что на другом краю лавового поля.

Между Стиром и его новыми слугами возникли нелады, приведшие к тому, что неуживчивых берсерков в конце концов похоронили под надгробным памятником из замшелых камней лавы, к коему и прислонялся в данный момент Халлгримур.

Разумеется, он вырос, зная историю двух берсерков, но совсем недавно его друг Бенедикт вычитал в «Саге о народе Эйри» много новых подробностей, и самой примечательной из них была та, что одного берсерка звали как и его, Халли. Восьмилетний Бенедикт был на год младше Халлгримура, но для своего возраста много читал. Их любимой игрой было красться по лавовому полю, воображая себя берсерками. Халлгримур считал, что все получается очень даже хорошо. Бенедикт выискивал истории, а Халлгримур брал на себя роль берсерка. А это как-никак было главным.

– Что будем делать теперь? – спросил он Бенедикта. Это прозвучало скорее как приказ придумать новый сюжет, чем почти риторический вопрос.

– Твоих родителей не видно? – спросил Бенедикт.

– Отец вернется не скоро. Он пошел искать овцу на противоположном склоне холма. Посмотрю, нет ли матери поблизости.

Они находились во впадине, недоступной для взглядов взрослых, что делало ее превосходным местом для игр. Халлгримур поднялся по древней тропе, высеченной в лаве тысячу лет назад все теми же берсерками, и посмотрел на запад, в сторону Бьярнархёфна. Это была процветающая ферма, расположенная подле низвергавшегося со склона холма водопада. Ее окружал огород, резко выделявшийся своей яркой зеленью среди бурого вереска. Скромная деревянная церковь, больше похожая на полуразрушенную хижину, чем на культовое сооружение, стояла между фермой и серыми утесами Брейдафьордюра, широкого, испещренного низкими островками фьорда. Над береговой линией поднимались деревянные стойки, на протянутых между ними веревках сушилась рыба. Не было никаких признаков присутствия людей. Его мать, наверное, как обычно, то есть как одержимая, занималась приборкой в церкви. Халлгримуру это казалось бессмысленным, так как пастор проводил там службу всего раз в месяц.

Но переубедить мать было невозможно.

В это время дня Халлгримуру полагалось заниматься арифметикой в комнате, где он обитал с братом, но мальчик улизнул, чтобы поиграть с Бенедиктом.

– Ладно, – начал Бенедикт, видимо, уже наметивший план действий. – Я слышал, что люди Арнкеля угнали у нас лошадей. Мы должны их найти. Только напасть на них нужно внезапно.

– Хорошая мысль, – справедливости ради должен был признать Халлгримур, хотя и не знал, кто такой этот коварный Арнкель: видимо, какой-нибудь вождь из саги. Эти подробности должен был знать Бенедикт.

Мальчики крадучись направились по лавовому полю, образовавшемуся при извержении вулкана несколько тысяч лет назад. Добравшись до фьорда между двумя фермами у места Храунсвик [4]4
  Лавовая бухта (исл.).


[Закрыть], они остановились. Поле простиралось на несколько километров среди камней и мха, серого, зеленого и фиолетового, возвышаясь наподобие своего рода плато на двадцать – тридцать метров над окружающей равниной. Можно было ползти по складочным морщинам лавы, пробираться по трещинам, укрываясь за нагромождениями лавы, напоминающими причудливые изваяния. В одном месте они напоминали своими силуэтами двух лошадей, если смотреть на них под определенным углом. Туда-то они и направлялись.

Минут через пять Халлгримур услышал впереди чье-то тяжелое дыхание.

– Что это? – спросил он, повернувшись к Бенедикту.

– Не знаю, – прошептал Бенедикт. Лицо его исказилось ужасом.

– Похоже, какое-то животное.

– Может, это спустилась с перевала Керлингинская ведьма.

– Не болтай ерунду, – попытался успокоить друга Халлгримур. Странные звуки стали громче. Похоже было, что их издает человек.

Потом раздался отрывистый тонкий вскрик.

– Это твоя мать!

Халлгримур пополз вперед, не обращая внимания на едва слышно просившего его не приближаться Бенедикта. Сердце его колотилось. Он не представлял, что увидит. Вправду ли это его мать, и если да, не находится ли она в опасности?

Может, берсерки снова появились на лавовом поле.

Его охватили сомнения и страх, но Халлгримур не поддался им и пополз дальше.

Там, на подстилке из мха в углублении, он увидел голые ягодицы мужчины, поднимающиеся и опускающиеся над женщиной. Та была полуодета, лицо ее, обрамленное золотистыми волосами, было запрокинуто прямо к нему. Она его не видела, глаза ее были закрыты, из приоткрытого рта раздавалось негромкое постанывание.

Мать.

В тот вечер за ужином мать была как будто в хорошем настроении. Отец вернулся и объявил, что нашел свалившуюся в овраг овцу.

Мать очень любила своих детей, правда, не всех. Она гордилась тремя сестрами Халлгримура, воспитывала их работящими, честными, сноровистыми.

Но самого Халлгримура недолюбливала.

– Халли! Как тебя угораздило оцарапать коленки? – спросила она.

– Я не оцарапал их, – ответил Халлгримур. Он постоянно все упрямо отрицал. Однако ни к чему хорошему это не приводило.

– Оцарапал. Это кровь. И они грязные.

Халлгримур опустил взгляд. Спорить было бессмысленно.

– Это я упал, поднимаясь по лестнице.

– Ты играл на лавовом поле, так ведь? Хотя я велела тебе делать домашние задания.

– Нет, клянусь, не играл. Я все время был дома.

– Ты считаешь меня дурой? – повысила голос мать. – Гуннар, возьмешься ли ты когда-нибудь за воспитание своего сына? Запрети ему лгать матери.

Отец, как могло показаться, не особенно любил Халлгримура. Но жену любил еще меньше, несмотря на ее красоту.

– Да оставь ты мальчика в покое, – отмахнулся он.

Хорошее настроение матери исчезло.

– Халли, иди к себе в комнату! Немедленно! И не спускайся, пока не сделаешь уроки. Свой скир оставь брату.

Халлгримур встал, печально посмотрел на тарелку скира с ягодами и неторопливо пошел к коридору, ведущему к лестнице. У двери он остановился.

– Мама, ты права. Я играл с Бенни на лавовом поле.

Он не без удовольствия отметил, что щеки матери покраснели.

– Я видел тебя и отца Бенни, – продолжил он. – Чем вы занимались?

– Марш! – крикнула мать. – К себе в комнату!

Вечером, когда лампы погасили и дети легли спать, Халлгримур мог довольно явственно слышать, как отец кричит, а мать всхлипывает.

Мальчик заснул с улыбкой на лице.

Глава третья

Среда, 16 сентября 2009 года

Сержант Магнус Йонсон, детектив Бостонского управления полиции, закрыв глаза, бросился в восхитительно теплую воду. Тело его уже горело от тридцати отжатий, а тут еще такой контраст между сорокаградусной геотермальной водой и воздухом, температура которого составляла всего шесть градусов. Пар поднимался фута на два над огромным бассейном, заполненным людьми, усердно овладевавшими различными стилями плавания. Было шесть часов, время наплыва купальщиков в Лейгардалюрский аквакомплекс под открытым небом. Чуть ли не все население Рейкьявика собиралось здесь после работы поплавать и поболтать. То, что в холодный и хмурый сентябрьский вечер они были почти без одежды, никого не смущало.

– О, какое же приятное ощущение, – проговорил, слегка задыхаясь, человек, плывший рядом с Магнусом. – Ты быстро плаваешь.

– Арни, мне нужно как-то израсходовать энергию, – пояснил Магнус. – И выплеснуть агрессию.

– Агрессию?

– Да. Я не привык проводить весь день в классной комнате.

– Значит, предпочитаешь носиться по бостонским улицам и палить по шпане из «магнума» пятьдесят седьмого калибра?

Магнус взглянул на товарища. Прожив четыре месяца в Рейкьявике, он еще не совсем понимал, когда исландцы говорят серьезно. При общении с Арни Хольмом это обстоятельство обретало особую значимость. Он был мастером иронизировать, сохраняя непроницаемое лицо. К тому же иногда говорил вопиющие глупости.

– Что-то а этом роде, Арни.

– Я слышал очень хорошие отзывы о твоем курсе. Люди записываются на него в очередь. Ты это знаешь?

– И тебе надо бы посещать его.

– Я в этом списке.

Магнус вел в Национальном полицейском колледже курс по борьбе с городской преступностью в Соединенных Штатах. Ему нравилось быть преподавателем; раньше он не занимался такого рода деятельностью, и оказалось, что у него есть необходимые для этого способности.

Магнуса откомандировали в Исландию по запросу комиссара Национальной полиции, опасавшегося, что в его маленькой стране начнет проявлять себя характерная для больших городов преступность. Нельзя сказать, что для Исландии это не было актуальной проблемой. Шла торговля наркотиками, вечерами по пятницам и субботам «обезьянники» в здании управления полиции регулярно заполнялись пьяными. И разумеется, всю зиму у здания парламента шли демонстрации, достигшие высшей точки в революции «сковородок и кастрюль», потребовавшей от полиции напряжения всех сил и приведшей к отставке правительства.

Но комиссар опасался, что если наметившаяся в последнее время тенденция получит свое развитие, то преступления, совершавшиеся в Амстердаме, Копенгагене или даже в Бостоне, станут обычным делом для Рейкьявика. Появятся шайки иностранных наркоторговцев, участятся случаи поножовщины, не исключено даже, что могут возникнуть перестрелки. И потому комиссар хотел, чтобы его подчиненные были к этому готовы, для чего и попросил прикомандировать к ним американского детектива с солидным практическим опытом, говорящего по-исландски.

Таких среди полицейских в больших городах Америки было мало. Магнус, двенадцатилетним мальчишкой уехавший вместе с отцом из Исландии в Штаты, соответствовал этим требованиям. Кроме того, в родном Бостоне в него стреляли, чтобы убрать как свидетеля по делу о коррупции среди полицейских. Вот руководство Магнуса и рассудило, что в Рейкьявике он не только окажется в безопасности, но и поможет исландцам.

– Отмечены ли у вас хоть какие-нибудь происшествия? – спросил он у Арни.

– У нас объявился похититель птиц.

– Похититель птиц?

– Кто-то крадет экзотические особи. Главным образом какаду и волнистых попугайчиков. В Рейкьявике их почти не осталось. Это серьезная проблема. Вор – мы полагаем, что это вор, а не воровка, – очень хитер.

– Я думал, вы занимаетесь только преступлениями против личности.

– Нас направляют туда, где мы нужны. Количество краж со взломом за последние полгода удвоилось, а нам пришлось уволить двадцать полицейских. Креппа. Ты знаешь, о чем я говорю: видел сводки о снижении окладов в полицейском колледже.

Креппа, финансовый кризис по-исландски, в настоящее время был излюбленной темой разговоров.

– Есть какие-то версии?

– Есть, но их недостаточно. Я не сомневаюсь в том, что мы к концу недели раскроем это дело. Когда присоединишься к нам? Уверен, твой опыт для нас будет нелишним.

– Думаю, месяца через два.

Магнус вздохнул. Комиссар настоял на том, чтобы он провел шесть месяцев на годичных курсах начальной подготовки в полицейском колледже перед тем, как получить жетон. Магнус нехотя согласился. Местное начальство считало, что защищать закон, если не знаешь его, нельзя, и с этим трудно было поспорить.

Поэтому Магнус провел почти четыре месяца в качестве курсанта и преподавателя. Ему больше нравилось преподавание.

Забулькали фонтанчики геотермальных источников, Арни закрыл глаза и лег на спину. Магнус воспользовался этой возможностью разглядеть шрам на его груди. Хирург в Национальном госпитале залатал его хорошо. Магнусу доводилось видеть немало пулевых ран, производивших более удручающее впечатление.

Магнус включился в работу с Арни сразу же после прибытия из Бостона четыре месяца назад. Арни не числился в лучших детективах в Рейкьявике; кое-кто говорил, что он получил эту работу только потому, что его дядя, старший инспектор Торкелл Хольм, был начальником уголовного розыска. Иногда он вызывал у Магнуса сильную досаду, но Магнус высоко ценил то, что этот исландец для него сделал.

Разве можно забыть, что Арни заслонил его собой от пули?

Они вылезли из бассейна и приняли сначала холодный душ, потом теплый.

В раздевалке Арни проверил свой мобильник.

– Был звонок от Бальдура, – пояснил он, взглянув на дисплей. Нажал несколько кнопок и поднес телефон к уху.

Инспектор Бальдур Якобсон возглавлял отдел по расследованию преступлений против личности. Опытный полицейский старой закалки, он с недоверием относился к американцу и его методам работы в больших городах. Магнус с пониманием воспринимал скепсис Бальдура, но все-таки считал его занудой.

Видимо, в деле о краже попугаев наметился серьезный прорыв. Брови у Арни поднялись кадык задергался. Щеки от волнения покраснели.

– Да. Да… Да, немедленно.

Интерес Магнуса обострился.

– В чем там дело? – спросил он, когда Арни закончил разговор.

– Мне нужно возвращаться в управление, – объявил Арни. – Знаешь, кто такой Оскар Гуннарссон?

– Да, – ответил Магнус. – Банкир.

Для Магнуса это было проблемой. Хотя он как следует подзанялся исландским языком и говорил бегло, почти без акцента, Рейкьявик – маленький город, где все знали всех. Лишь Магнус никогда ни о ком не слышал.

Арни торопливо одевался.

– Это бывший директор «Одинсбанка». Год назад его уволили. Его делом занимался отдел по расследованию финансовых преступлений и специальный прокурор. И его вчера вечером застрелили в Лондоне.

– Есть там исландский след?

– Английские полицейские пока его не обнаружили, но Бальдур требует, чтобы мы устроили проверку.

– Понятно.

– Тебе следует подключиться, – пояснил Арни, надевая пиджак. – Заняться иностранным аспектом.

– Бальдуру это не понравится, – ответил Магнус.

– Да когда тебя это останавливало? – не оборачиваясь бросил Арни, схватил сумку и быстро вышел из раздевалки.

Магнус отпер парадную дверь небольшого дома в центре Рейкьявика. Это было достаточно типовое строение с бетонными стенами кремового цвета и крышей, как почти повсеместно в Исландии, из гофрированного железа, на которую явно не пожалели яркой лимонно-зеленой краски. Принадлежал дом Арни, но жила там только его сестра Катрин. Квартплату Магнус платил весьма умеренную.

Магнус поднялся по лестнице в свою комнату. Достал из холодильника бутылку пива «Викинг» и, рухнув в кресло, откупорил ее. Исландцы не пьют по будням, приберегают силы для героических загулов по выходным, но Магнус был американским полицейским и не собирался отказываться от привычки выпить после смены свою порцию пива.

Тело Магнуса все еще горело после купания. Комната была маленькой, но он не чувствовал себя стесненно. Личных вещей у него было не много. До приезда в Исландию он снимал квартиру на пару с подружкой по имени Колби, но ощущал себя при этом гостем, потому что там все было загромождено ее вещами. Правда, у него были книги, заполнявшие полки от пола до потолка. Среди этого хаоса особняком стоял аккуратный ряд его любимых саг на исландском языке – многие из них покупал еще его отец, и страницы их от многократных перелистываний были совсем обтрепаны.

За окном, в двух кварталах вверх по холму, притаилась Халлгримскиркья – ее устремленный ввысь шпиль, окруженный лесами, походил на готовый к взлету космический корабль в пусковой башне.

Магнус вздохнул и с удовольствием отпил холодной пенящейся жидкости.

В Бостоне за смену нередко случались убийства. Раскрытие преступлений обычно не сопровождалось беспорядочной стрельбой по бандитам, как то казалось Арни. Оно скорее являлось результатом множества бесед с людьми, чья жизнь была разбита утратой любимого человека, с теми, кто страдал от ада повседневного существования, со свидетелями, хотевшими говорить или всячески избегавшими этого. Много времени уходило на подготовку дела, на грамотное составление обвинения, на аккуратную распечатку показаний свидетелей. Необходимо было также проследить за тем, чтобы подготовленные для судебного процесса материалы находились в положенном месте, а цепь доказательств нигде не прерывалась.

Это были долгие, мучительные, досадные и гнетущие процедуры, но Магнусу они никогда не надоедали. У каждой жертвы была семья, был кто-то, кого печалила эта смерть, и он делал для этого «кого-то» все возможное.

Разумеется, Магнус понимал, что делает это и для себя. Его отца убили в маленьком городке рядом с Бостоном, когда ему было двадцать лет и он учился в колледже. Местная полиция не смогла раскрыть это преступление, не смог и Магнус, хотя не оставлял попыток сделать это еще целый год. Собственно говоря, он все еще продолжал надеяться на что-то, не хотел опускать руки. Под влиянием этих настроений он и поступил в Бостонское управление полиции. По тем же причинам он усердно занимался расследованием каждого убийства.

И вот теперь он оказался здесь, в Исландии. Весной, сразу после приезда, его подключили к очень интересному делу, но потом не было ничего, кроме учебы и преподавания. У него на письменном столе у окна лежал исландский Уголовный кодекс в оранжевой обложке. Магнус знал его уже примерно на три четверти.

Дел у ребят в отделе расследования преступлений против личности было не так уж много. Как-то воскресным июньским утром на улице был обнаружен труп с ножевыми ранениями. Оказавшиеся на месте преступления полицейские быстро раскрыли дело, решив, что скорее всего убийцей является одуревший от наркотика восемнадцатилетний парень, размахивавший над головой окровавленным ножом, крича, что убьет каждого, кто подойдет к нему.

Магнус дал слово Снорри Гудмундссону, комиссару Национальной полиции, что останется в Исландии на два года. Он был в долгу перед ним за то, что комиссар фактически предоставил ему убежище, когда за ним охотилась мафиозная группировка выходцев из Доминиканской республики, и перед Арни, закрывшим его своим телом, когда посланный в Рейкьявик киллер напал на его след.

Однако сдержать это слово было трудно. Прошло четыре месяца, и Магнус уже был готов лезть на стенку.

Арни прав. Ему следует позвонить местному начальству и постараться получить ордер на расследование дела Оскара Гуннарссона. Как знать, возможно, ему придется уделить особое внимание. Кроме того, занятие этим объектом внесло бы благоприятную перемену в его жизнь. Могло оказаться интересным и взаимодействие с британской полицией.

Но кому именно звонить? Бальдур определенно ответит отказом. Магнус не сомневался, что комиссар выслушает его, но он приберегал этот вариант решения проблемы для более серьезного случая. Лучше всего позвонить Торкеллу Хольму, начальнику уголовного розыска. Бальдур разозлится, но тем не менее это даст свой эффект.

Магнус снял трубку, позвонил на коммутатор полиции и попросил соединить его с Хольмом.

И тут услышал за спиной хихиканье.

Он обернулся.

На его кровати лежала раздетая женщина.

– Ингилейф! Ну вот что ты здесь делаешь, черт возьми?

Она отбросила одеяло и скакнула к нему в кресло.

– Ты не заметил меня, да? Какой же ты полицейский, если в упор не видишь жаждущей секса женщины, разлегшейся у тебя под одеялом?

– Ты пряталась! – возразил Магнус.

– Жалкое оправдание.

Она села верхом ему на колени. Ее столь ему знакомые восхитительные груди покачивались в нескольких дюймах от его лица, она смеялась, качая головой, и белокурые волосы тяжелыми прядями ниспадали ей на лицо.

– Где ты взяла ключ?

– Да успокойся ты, Магнус. Я ждала здесь тебя целых полчаса. И на тебе слишком много одежды.

– Но…

Она поцеловала его. Крепко. Он положил руки ей на бедра. Ему было не важно, как она здесь появилась. Он хотел ее. Немедленно.

Из упавшей на пол телефонной трубки слышалось негромкое потрескивание. Ингилейф отстранилась и подняла ее.

– Да?

– Дай сюда трубку! – крикнул Магнус и потянулся за ней.

Ингилейф отвернулась.

– Извините, сержант Магнус сейчас очень занят. Он позвонит вам, как только освободится. Это займет не больше двух минут. Обычно ему их хватает.

– Ингилейф!

Магнус столкнул ее со своих колен на пол. Ингилейф торжествующе нажала красную кнопку разъединения, перед тем как Магнус успел схватить трубку.

– Говорил какой-то старший суперинтендент, – пояснила Ингилейф. – Не беспокойся, он сказал, что прекрасно все понимает.

Магнус поднял ее с пола и бросил на кровать.

Заниматься любовью с женщиной, не перестающей смеяться, очень трудно.

– Можно теперь посмотреть «Город лентяев»?

Харпа взглянула на пустую тарелку сына.

– Ты смотрел телевизор у бабушки?

– Нет.

Маркус покачал кудрявой головой и уставился на нее ясными карими глазами. Харпа знала, что маленькие дети часто лгут, но Маркус никогда не лгал – во всяком случае, ей. Откуда у него такие проявления честности? Определенно не от отца.

И не от нее.

– Ладно, смотри.

Она пошла за мальчиком, вприпрыжку устремившимся в гостиную, и вставила видеодиск в плейер.

Потом вернулась на кухню и сложила тарелки и чашки в посудомоечную машину. Ей хотелось позавтракать вместе с сыном, хотя еще было рано.

Из кухонного окна Харпа взглянула на залив Фахсафлоуи. Справа, за гигантскими цистернами нефтехранилища, находился Рейкьявик, скопище ярко окрашенных домов, над которыми возвышалась Халлгримскиркья, ее величественный шпиль, окруженный лесами. Прямо за бухтой вырисовывался силуэт плато Эсья. Снег еще не покрывал это массивное нагромождение гранита. А слева, на самом краю полуострова, находился городок Арканес, из высокой трубы функционирующего там цементного завода поднимался тонкой струей дым.

Ее коттедж располагался поблизости от Нордурстрёнд, дороги, шедшей вдоль северо-восточной окраины Селтьярнарнес, весьма благоустроенного пригорода, занимавшего весь выступающий в бухту мыс. Дом был дорогим, во многом из-за этого вида, но Харпа смогла получить большой кредит на его покупку, который она могла легко погасить из своего жалованья в банке. Ей бы следовало взять закладную, но, подобно многим другим исландцам, она выбрала схему, рассчитанную на снижение инфляции. Ее преимущество заключалось в том, что ежемесячные выплаты были ниже.

Недостаток заключался в том, что при высокой инфляции, например при массивном обесценивании валюты, величина подлежащей возврату суммы вскоре превысила стоимость дома.

Теперь же она, лишившись банковского жалованья, не могла вносить платежи. Стоимость самого дома стала к тому же меньше взятого ею кредита. Ей неизбежно предстояло его лишиться. Этого до сих пор не случилось только потому, что правительство издало указ, требующий от банков отложить лишение права пользования до ноября.

А что потом? Возможно, банк проявит снисходительность. Или ей с Маркусом придется жить вместе с ее родителями, словно только что окончившей школу несовершеннолетней матери-одиночке. При условии, что ее родителям удастся сохранить свой дом. Харпа знала, что у них тоже возникли финансовые трудности. Она чувствовала ответственность за них, но просто боялась спросить, как у них обстоят дела.

Зачем только она брала этот треклятый кредит? Она получила в Рейкьявикском университете степень магистра в сфере управления частными предприятиями и компаниями. Знала, что существует теоретический риск, но поддалась бездумному оптимизму, охватившему всю Исландию.

Харпа включила «Новости». Говорили что-то об угрозе министров подать в отставку из-за намерения правительства выплатить четыре миллиарда евро, занятых у британского правительства, вкладчикам «Айссейв», лондонского отделения одного из исландских банков.

Потом услышала хорошо знакомое имя.

– Исландский банкир Оскар Гуннарссон, бывший председатель «Одинсбанка», убит в своем доме в Лондоне. Его застрелили.

Харпа замерла, горячая вода струилась по тарелке, которую она ополаскивала.

– Оскар Гуннарссон находился в Исландии под следствием в связи с предполагаемым мошенничеством в «Одинсбанке» до его национализации около года назад. Пока неясно, связано ли это убийство с предполагаемым мошенничеством.

Харпа бросилась к своему ноутбуку, чтобы найти дополнительные сведения. Ожидая, пока он загрузится, думала об этом харизматичном банкире, И о Габриэле Орне. Об убитом банкире. Еще одном убитом банкире.

Придет ли время, когда она не будет думать о Габриэле Орне?

Харпа открыла сайт Би-би-си. Там было еще несколько подробностей. Дом Гуннарссона находился в Кенсингтоне, в районе Онслоу-Гарденз. Примечательно, что Оскар купил его перед тем, как она закончила работу по двухгодичному контракту в Лондоне в две тысячи шестом году. Тогда он жил в Рейкьявике, но проводил много времени в Англии. Кто-то проник в дом накануне вечером и застрелил его. Подружка Оскара находилась тогда в доме, но не пострадала.

– Привет! – Со стуком открылась парадная дверь. – Харпа?

– Папа, я на кухне!

Сразу после того, как появился ее отец, послышался частый топот, в комнату вбежал Маркус и бросился к дедушке:

– Дедушка!

Эйнар Бьярнарсон прокрутил мальчика, будто перышко, смеясь при этом.

– Привет, Маркус! Как дела? Рад видеть своего старого дедушку?

– Афи, я смотрел «Город лентяев». Хочешь, пойдем посмотрим вместе?

– Минутку, Маркус, минутку.

Суровое, загрубелое лицо старого рыбака расплылось в улыбке. В те годы, когда Эйнар еще выводил свое видавшее виды суденышко в море, он был известен как один из самых строгих капитанов. Однако ни с внуком, ни с дочерью он не проявлял строгости.

Он развел руки для объятий. Харпа оторвалась наконец от компьютера и подошла к нему. Отец и дочь были одного роста, но он был широкогрудым, сильным, и, ощущая его большие плотные ладони на своей спине, она успокаивалась.

Эйнар всегда был нежен с Харпой, но никогда не обнимал ее так сильно, как в последние месяцы.

Он знал, что ей это нужно.

К своему удивлению, на этот раз, оказавшись в его надежных объятиях, она заплакала.

Эйнар отстранился и взглянул на нее.

– В чем дело? Что случилось?

– Убили председателя «Одинсбанка» Оскара Гуннарссона.

– Видимо, он получил по заслугам.

– Папа!

Харпа знала, что отец страстно ненавидит банкиров, особенно тех, кто уволил с работы его любимую дочь, но даже от него она не ожидала такой бессердечности.

– Извини, голубка, ты знала его?

– Очень мало, – ответила Харпа.

Эйнар взглянул на нее: его голубые глаза смотрели ей прямо в душу. «Он знает, что я лгу, – подумала в панике Харпа. – Как знал, что лгу во время разговора с полицейскими о Габриэле Орне».

И, почувствовав, что краснеет, она отступила на шаг, рухнула на кухонный стул и зарыдала.

Эйнар налил обоим по чашке кофе и сел напротив нее.

– Хочешь поговорить об этом?

Харпа покачала головой. С трудом перестала плакать. Отец ждал.

– Как улов? – спросила она.

Харпа имела в виду ужение на муху. Эйнар перестал выходить в море за сельдью на своей «Хельге» пятнадцать лет назад, после того как во время шторма его швырнуло на лебедку, в результате чего он получил тяжелую травму колена. Он провел несколько лет, приводя судно в порядок, потом продал его и свою квоту за сотни миллионов крон. С тех пор вел жизнь вполне состоятельного рыбака на покое, пока не послушал свою дочь.

Сперва Эйнар положил деньги на счета в «Одинсбанк» под высокий процент, и это позволяло ему жить в достатке. Но кто-то из его приятелей умудрялся заколачивать весьма высокую прибыль, спекулируя валютой или вкладывая деньги в процветающий исландский рынок акций. Он попросил совета у работающей в банке дочери, сведущей, как он полагал, в этих делах.

Дочь посоветовала ему не связываться со спекуляцией валютой и не вкладывать деньги в новые акции на бирже. Но банковские акции она посчитала достаточно надежными и рекомендовала ему «Одинсбанк». Он имел репутацию самого продвинутого из всех банков Исландии.

И Эйнар вложил все свои сбережения в акции «Одинсбанка». Когда же правительство национализировало банки прошлой осенью, они почти полностью потеряли свою цену.

Харпа удивлялась, как он еще мог ездить на рыбалку.

– Поймал я мало. И почти все время шел дождь. Но в выходные поеду снова. Может, больше повезет. – Он обнял Харпу. – Уверена, что не хочешь ничего мне сказать?

Харпа на секунду задумалась. Может, рассказать ему все? Он безоговорочно любит ее, так ведь? Он будет на ее стороне, что бы она ни сделала. Разве не так?

Но то, что она совершила, было ужасно. Необратимо. Она не простила себя и никогда не простит. Отец добропорядочный человек. Как он сможет простить ее?

А если узнает все и не простит, это будет невыносимо.

Поэтому Харпа покачала головой:

– Нет, папа. Ничего.