Текст книги "66 градусов северной широты"

Автор книги: Майкл Ридпат

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 24 страниц)

Глава тридцать первая

Хижина одиноко стояла в пустынном ущелье. Бьёрн осторожно подвел к ней пикап, подскакивающий, дребезжа, на выбоинах. Дорога была ужасающей, и Бьёрн удивлялся, что Харпа от тряски не проснулась.

Эта дорога всегда была скверной. Годами, нет, столетиями, она представляла собой самый прямой путь от Стиккисхольмюра на юг, к Богарнесу. Она вилась вокруг извилистых вулканических скал, в том числе и знаменитой Керлингинской ведьмы с мешком окаменевших детишек за плечом. Но потом правительство построило новую дорогу в нескольких километрах к западу. Теперь никому не было смысла ездить по этой дороге. И она быстро разрушалась.

Хижина была старой, возможно, столетней, ее построили как убежище для путников, оказавшихся в тяжелом положении. Бьёрн в детстве несколько раз останавливался там с тетей и дядей просто для развлечения. Хижина стояла на холмике, чтобы ее не заносило снегом, невдалеке от остатков дороги. По обе стороны долины вздымались каменными стенами утесы, по ее дну бежали потоки с водопадами, сливающиеся в один поток, струящийся вдоль дороги. Там были островки травы и мха, но большей частью она представляла собой гравий, камень и голые скалы. Хотя по пути из Рейкьявика небо было ясным, в горах ощущалась высокая влажность. Вокруг скал клубился туман, воздух оглашался негромким звоном бегущей воды.

Дверь хижины была открыта; она никогда не запиралась, на тот случай если путникам понадобится убежище. Внутри было на удивление чисто. Там были признаки недавнего пребывания людей: обертка от жвачки на полу, полбутылки водки на подоконнике. Их наверняка оставили пастухи: Бьёрн был уверен, что сортировка овец состоялась неделю назад возле Хельгафеллссвейта. Была печь и лестница, ведущая на чердак, в спальню. Бьёрн поехал из Рейкьявика прямиком домой в Грюндарфьордюр и загрузил пикап всем необходимым: спальными мешками, постельными принадлежностями, дровами для печи, продуктами.

Он взял также много веревки.

Бьёрн уложил все еще сонную Харпу на чердаке в спальный мешок, зажег огонь в печи и поставил кипятить воду для кофе.

Потом проверил телефон. Сигнала не было, и неудивительно. Это могло стать проблемой. В ближайшие два дня ему понадобится общаться с остальными, придется ехать обратно по долине в сторону Стиккисхольмюра, пока не появится сигнал.

Бьёрн сварил кофе и вышел наружу. Сел на единственную ступеньку хижины и стал наблюдать, как в долине тускнеет свет и сгущаются сумерки. По ту сторону потока пролетел ворон, его карканье тонуло в тумане.

Место было жутким. Бьёрн с улыбкой вспомнил ночь, когда он и его двоюродные братья спали в этой хижине, дрожа от страха. Их поджидала не только Керлингинская ведьма. Среди детей в этой местности была хорошо известна история о водителе, ведшем по ущелью пустой автобус. Он ощутил чье-то присутствие позади себя, оглянулся и увидел, что автобус полон пассажиров.

Призраков.

Но Бьёрн здесь не опасался за себя. И главное, не опасался за Харпу. Ему хотелось, чтобы они вдвоем могли остаться здесь навсегда, вдали от внешнего мира, мира креппы, банкиров и продажных политиков. Мира, против которого он решил восстать и сражаться.

Удастся ли объяснить Харпе, что сделали он и остальные? Он постарается.

От Харпы не доносилось ни звука. Теоретически действие наркотика должно было прекратиться через восемь часов. Но скорее всего, решил Бьёрн, она проспит всю ночь.

Пивная в Шордиче была переполнена, там едва хватало места для восьми студентов, теснившихся вокруг двух сдвинутых столиков. Софи почти никого из них не знала, но когда подруга по имени Тори пригласила ее выпить, она согласилась, чтобы хоть как-то восполнить утрату позитива после непродуктивно проведенных часов в библиотеке.

Софи беспокоилась о Заке. В ответ на отправленные тексты она пока что получила лишь одну строчку: «Дела обстоят скверно». Ей хотелось, чтобы Зак поговорил с ней.

За столиками сидели три девушки и четверо парней. Ребят Софи знала плохо, хотя они учились на одном с ней факультете. Разговор перешел от Большого Брата [17]17
  Диктатор в романе Дж. Оруэлла «1984».


[Закрыть]к Джулиану Листеру. Софи почти не слушала.

– Значит, он выкарабкается?

– Будет в полном порядке.

– Я слышал, он все еще в критическом состоянии.

– Нет, сегодня вечером по радио сказали, что он поправится.

– Так кто же стрелял в него?

– «Аль-Кайда».

– Но они взрывают, а не стреляют.

– «Аль-Кайда». Действовала из Голландии.

– Из Голландии?

– Да, возле того места, откуда в него стреляли, видели мотоцикл с голландскими номерными знаками.

– Это исландцы.

Последняя фраза привлекла внимание Софи. Произнесший ее парень был высоким, с длинными вьющимися волосами. Кажется, Джефф.

– Исландцы? Джош, не говори глупостей. Почему не гренландцы?

Не Джефф, Джош.

– Нет, я серьезно. – Джош подался вперед, глаза его горели. – Я во всем разобрался. Исландцы ненавидят Джулиана Листера. С начала ограничения кредита. Он конфисковал все их активы и назвал исландцев сворой террористов.

– Ну хорошо, Джулиана Листера ненавидят многие. И что это доказывает?

Джош понизил голос.

– Знаете, что летом я работал в палате общин научным сотрудником? Сотрудничал с Анитой Норрис, парламентским заместителем министра финансов. Так вот, Исак Самюэльссон, знаете, этот исландец, спрашивал меня, где Джулиан Листер будет отдыхать летом. К чему был вопрос?

– Ты хочешь сказать, что в него стрелял Зак?

– Или сообщил об этом своим товарищам в Исландии.

Софи почувствовала, что у нее горят уши. Все за столиками смотрели на нее, кроме Джоша, явно единственного, кто не знал, что Софи встречается с Заком.

– Что? – спросил Джош, поняв, что что-то неладно.

– Дурак ты, Джош, – сказала Тори.

– Софи, что ты думаешь?

Этот вопрос задал другой парень, Эдди. Вопрос был доброжелательным, Эдди давал Софи возможность защитить своего друга.

– Это ерунда, – сказала Софи. – Исландцы такими делами не занимаются.

– Держу пари, Зак был доволен тем, что случилось с Листером, – сказал Джош, все еще не совсем понявший ситуацию.

– Не был, – сказала Софи. – Я знаю его, ты нет, и он не имел к этому никакого отношения.

– Да, Джош, – сказала Тори. – Ты говоришь много ерунды. Не болтай о том, чего совершенно не знаешь.

До Джоша дошло. Он оглядел компанию.

– Прошу прощения. Я не знал, что Зак твой друг, – обратился он к Софи.

Та слабо улыбнулась.

– Ничего.

Но как только разговор пошел дальше, Софи допила пиво и потихоньку ушла. Сидеть там ей было невыносимо.

Магнус расхаживал взад-вперед по своей крохотной комнате. Он чувствовал себя заключенным. Арни дожидался Фрикки, и когда парень наконец вернулся домой с подружкой, повез его в участок. В данную минуту Арни и Вигдис проводили допрос. Магнусу хотелось тоже быть там. Поскольку это невозможно, ему хотелось знать, что говорит Фрикки. Но беспокоить их было нельзя; приходилось ждать.

Он позвонил Шарон Пайпер, спросил, есть ли новости о французской паре, отдыхающей в Индии. Пока ничего не было. Закончив разговор, Магнус выругался. Соответствие описанию внешности не является доказательством. Магнусу требовалось достоверное опознание Исака, чтобы вернуться к расследованию. Без опознания любая попытка связать убийство Оскара с Исландией представляет собой лишь гипотезу, как ясно дали понять Снорри и Бальдур. Снова звонить Шарон Магнусу было неловко.

Темнело, и Магнусу хотелось есть. Он надел куртку и вышел. Выше по склону холма в сторону церкви находился «Витабар», ближайшее место, где можно перекусить. Магнус заказал гамбургер и пиво. Гамбургер съел быстро, с жадностью.

Возвращаться в квартиру ему не хотелось, и он побрел по улицам. Любой звонок придет ему на сотовый телефон. Магнус вышел на площадь перед Халлгримскиркьей. Освещенная на фоне ночного неба церковь вздымалась над ним. Под церковью статуя Лейфура Эйрикссона, первого европейца, открывшего Америку, неотрывно смотрела поверх города на запад.

Возможно, указывая Магнусу путь домой.

Телефон зазвонил. Это была Вигдис.

– Привет, – первым начал Магнус. – Фрикки говорил?

– Нет, – ответила Вигдис.

– Как это нет? Совсем ничего не сказал?

– Совершенно ничего.

– Он что, вызвал адвоката?

– Адвокат ему не нужен. Странное дело. Он просто сидит здесь с жалким видом. Не с надменным или самоуверенным, ты знаешь, какими они бывают, когда думают, что могут молчать, и к ним не подступишься. Похоже, вот-вот заплачет.

– Вот как? Не ты довела его до слез?

– Магнус, перестань.

– Ладно. – Магнус понял, что Вигдис права. Он знал, что она хороший детектив. Что нужно ей доверять. И что труднее всего допрашивать человека, решившего отмалчиваться. – Извини, Вигдис. Что тебе говорит интуиция?

– Фрикки, несомненно, виновен. Знает, о чем идет речь. Я спрашивала его о Габриэле Орне, Оскаре и Джулиане Листере, и он не выказал никакого удивления. Ему знакомы имена Харпы, Синдри и Бьёрна. И похоже, знает, что попадет в тюрьму.

– Тогда почему молчит?

– Не знаю. Думаю, тут нужен самый мягкий подход. А если и такой не подействует, можно задержать его на ночь.

– Бальдур не будет возражать?

– С ним я это улажу.

– Ночь в камере может творить чудеса. Жаль, что я не могу там присутствовать. Если чего-то добьешься, позвони, ладно?

Магнус вернулся в свою квартиру и стал ждать звонка Вигдис. Она не звонила. Ингилейф тоже. Это было странно. Митинг по поводу «Айссейв» завершился в предвечернее время. Что она делала потом?

Магнус не мог ее понять.

В конце концов он нашел утешение в саге, испытанном лекарстве со времен юности. Через несколько минут он погрузился в мир норвежских поселенцев, Кетиля Плосконосого, Бьярна с Востока, построившего первую ферму в Бьярнархёфне, Арнкеля, Снорри Годи и Торольфа Колченогого. В саге местность возле Бьярнархёфна казалась более близкой и реальной, чем в его памяти.

В одиннадцать часов раздался звонок в дверь. Пришла Ингилейф.

– Привет, – сказала она, целуя его, когда он открыл дверь. – Привет, Катрин, – помахала она рукой домовладелице Магнуса, поднимаясь по лестнице в его комнату. Споткнулась на одной из ступенек. – Тьфу ты, черт.

Когда они вошли в комнату Магнуса, Ингилейф поцеловала его снова.

– Извини, что я так поздно.

– Ничего.

– Я очень пьяная.

Магнус догадался об этом.

– Где ты была? – спросил он, стараясь, чтобы голос не звучал обвиняюще.

– Расследовала твое дело.

– Как это понять?

Ингилейф начала расстегивать его рубашку.

– Потом скажу.

– Ты виделась с Синдри на митинге?

– Да.

Ингилейф улыбнулась. Рубашка Магнуса была уже расстегнута.

– Ты с самого начала планировала увидеться с ним?

– Да.

Магнус ощутил гнев. Он строго наказывал Ингилейф не делать этого.

– Что в этом плохого? – спросила Ингилейф. – Ты должен гордиться мной. Он мне все рассказал.

– Что? Что он рассказал тебе?

Ингилейф села на кровать.

– Все. Как он стрелял в Оскара. И в британского канцлера. Все.

– Он стрелял в канцлера?

– Ну не именно он. Он и его друзья.

Магнус сел рядом с ней на кровать. Хоть он и был зол на Ингилейф, ему очень хотелось узнать, что она выведала.

– Кто его друзья?

– Не знаю. Не спрашивала. Но это группа. Он главный. Они считают, что капитализм насквозь порочен. Могу рассказать тебе все о пороках капитализма. Я слушала о них несколько часов.

Ингилейф закачалась на кровати, едва не упала, потом выпрямилась.

– Я подошла к нему во время митинга на Эйстурвёллюр. Он заговорил со мной. Мы пошли выпить по чашке кофе. Потом он пригласил меня к себе на квартиру. Выпили. Потом еще. Потом еще. И только потом он начал раздевать меня.

– А потом?

Ингилейф хихикнула.

– А потом я пришла к тебе. Синдри был слегка расстроен. Наверное, решил, что я его дурачила.

– Возможно, был прав.

– Слушай! Синдри признал, что они планировали убийства людей, которых считали виновными в креппе. Директора банка. Бывшего британского канцлера казначейства. И других людей.

– Других? Кого? Ты выяснила?

– Ну разумеется, – проговорила Ингилейф заплетающимся языком и хихикнула. – Заставила его сказать. Это некий Ингольфур Арнарсон.

– Кто это такой? Однофамилец открывателя Исландии.

– Не знаю. Советую найти его в телефонном справочнике, а потом позвонить и сказать, чтобы он запирался на все замки. И главное, не забудь арестовать Синдри.

– Я не могу его арестовать, – сказал Магнус.

– Почему? – спросила Ингилейф. – Он признался, разве не так? Я могу выступить в суде, повторить все, что он мне говорил.

– Как доказательство это никуда не годится.

– Как это не годится? Ты просто завидуешь мне.

– Завидую? С какой стати?

– Да, завидуешь. Потому что я за вечер выяснила то, чего ты не смог выяснить за неделю.

– Это чушь! – сказал Магнус. Но его бесило, что в словах Ингилейф была доля правды. Он завидовал. А она использовала незаконные методы: не только нарушила закон, но и обманула его. – Ничто из этого нельзя использовать как доказательство. А если адвокаты прознают о существующей между нами связи, что будет непременно сделано, дело скорее всего сочтут спровоцированным.

Собственно говоря, Магнус не имел представления о том, используется ли в Исландии такая формулировка. Но в Америке это было бы очень серьезной проблемой.

– Как ты можешь на меня сердиться, когда я тебе так помогла? – возмутилась Ингилейф. – Можешь себе представить, как противно разговаривать часами с этим сластолюбивым типом, терпеть его лапанье, но я пошла на это, чтобы помочь тебе?

– Его лапанье? – переспросил Магнус.

– Ага, ты ревнуешь.

– Да, черт возьми, ревную! – воскликнул Магнус. – Я не просил тебя это делать. Не просил соблазнять Синдри.

– Я не соблазняла его в полном смысле слова. И вообще могу разговаривать с кем хочу.

– Разговаривать – да. А все остальное?

– Ты обвиняешь меня в том, что я сплю с другими мужчинами?

– Не знаю, – ответил Магнус. Но этот вопрос не давал ему покоя.

Ингилейф вытаращилась на него.

– Застегни рубашку. Я ухожу.

У Магнуса на миг возникла мысль попросить ее остаться, но лишь на миг. Ингилейф по ее собственным правилам могла приходить и уходить когда захочет. Так тому и быть.

Ингилейф вышла, хлопнув дверью.

Глава тридцать вторая

Среда, 23 сентября 2009 года

Харпа почувствовала запах кофе, открыла глаза и заморгала. Голова у нее была тяжелой от сна. Наверху, невысоко над ней, виднелись деревянные балки и крыша. Она лежала в спальном мешке. Рядом с ней валялся пустой спальный мешок.

Но от него шел знакомый запах Бьёрна: мужской пот с едва уловимой ноткой исландской сельди.

Харпа приподнялась на локте и с удовольствием вдохнула аромат кофе.

Она находилась в какой-то хижине. В верхнюю часть видимого ей окошка просачивался серый утренний свет. Слышно было, как внизу кто-то ходит.

– Бьёрн?

– Доброе утро.

Харпа подошла к приставной лестнице. Поняла, что находится на чердаке какой-то хижины. Ее охватил страх, но при виде ободряющей улыбки Бьёрна тут же исчез.

– Спускайся, выпей кофе. Хочешь позавтракать?

Харпа осторожно спустилась по лестнице. На ней были только майка и трусики, но в хижине было тепло. В печке горели дрова.

Голова у Харпы все еще гудела.

– Бьёрн, где мы?

Он быстро поцеловал ее в губы.

– В горной хижине. Я подумал, что нам можно уехать на несколько дней.

Харпа захлопала глазами.

– Знаешь, я совсем не помню, как мы сюда ехали.

– Ты была очень усталой. Заснула в машине.

– Да?

Харпа попыталась разобраться в этом. Она помнила, что Бьёрн приехал к ней в булочную, а потом ничего. Очень странно.

– Где Маркус?

– У твоих родителей. Мы оставили им записку.

– Я не помню этого.

– Ну, я оставил.

Харпа села на стул у стола и отхлебнула кофе. В голове немного прояснилось.

– Бьёрн, где эта хижина?

– Неподалеку от Грюндарфьордюра. На старой дороге из Стиккисхольмюра в Богарнес. Но сюда больше ничто не ездит. Здесь очень спокойно.

– Не понимаю, что со мной.

Бьёрн взял ее за лежавшую на столе руку.

– В последние дни ты была в сильном напряжении. Тебе нужно отдохнуть.

Он сжал ее руку. Улыбнулся. На какой-то миг эта улыбка ее утешила.

Потом она вырвала руку.

– Постой. Мы не говорили об этом, так ведь? Мы собирались в полицию. Сообщить о Синдри и о том студенте. Разве мы поехали не туда?

– Нет.

– Бьёрн? Что здесь происходит? – Тут Харпа широко раскрыла глаза. – Ты похитил меня, да?

– Нет.

– Хорошо. В таком случае дай мне взять телефон, и я позвоню в полицию.

Она схватила лежавшую у двери свою сумочку и принялась рыться в ней.

– Здесь нет приема.

– Где мой телефон?

– Он тебе не нужен. Приема здесь нет.

Харпа подняла взгляд от сумочки.

– Ты забрал его. Господи, ты меня похитил. Бьёрн, что, черт возьми, происходит?

– Я подумал, нам нужно провести какое-то время…

– Это вранье. – На лице Харпы появилось испуганное выражение. – Ты стрелял в Оскара и Листера, так ведь? Ты хочешь помешать мне пойти в полицию!

– Я никого не убивал.

– Тогда, черт возьми, что мы здесь делаем? – выкрикнула Харпа.

– Сядь. Я все объясню.

– Да-да, объясни, – еле сдерживаясь, проговорила Харпа, но села и отпила кофе.

– Начнем с того, что я никого не убивал. Даю слово.

– Но знаешь кто?

Бьёрн кивнул:

– Знаю.

– И ты ездил во Францию?

Бьёрн кивнул снова.

– Да. Я вылетел в Амстердам, оттуда поехал в Нормандию сделать приготовления для другого человека.

– Для кого?

Бьёрн покачал головой.

– Для Синдри? Исака?

– Они тоже причастны к этому.

– Значит, Фрикки был прав?

Бьёрн кивнул.

– Но мы делали это, руководствуясь своими доводами.

– Оставь! Какое может быть основание для убийства?

– Ты убила человека, Харпа.

– Да, и с тех пор сожалею об этом!

– А я нет, – спокойно сказал Бьёрн.

Харпа пристально посмотрела на него. Взгляд голубых глаз Бьёрна был твердым, уверенным.

– Чем больше я думал об этом, тем больше убеждался, что Габриэль Орн заслуживал смерти. Он был мерзким типом. Он гнусно обошелся с тобой.

– Это недостаточная причина, чтобы его убивать.

– Может быть, и нет, но разорение нашей страны – достаточная. Люди вроде Габриэля Орна разорили Исландию и ее народ. Сильных, трудолюбивых, честных исландцев, как я. Ты знаешь, как усердно я работал, чтобы создать свой рыболовный бизнес. Почему я должен все терять? Почему должны все терять? Фермеры теряют фермы, торговцы – магазины, рыбаки – свои суда, молодые семьи – свои дома. Помнишь, что Синдри говорил о своем брате в тот вечер после демонстрации?

Харпа покачала головой.

– Так вот, его брат в конце концов вынужден был отдать свою ферму банку. И покончил с собой. Теперь у жены и детей его брата не будет ни дома, ни работы. Эти люди усердно трудились всю жизнь. Это не их вина! И все еще только начинается. Говорят, безработица будет расти. Мы десятилетиями будем страной нищих. Из-за таких людей, как Габриэль Орн.

– Но тут вина не только Габриэля Орна, ведь так?

– Именно! – воскликнул Бьёрн, хлопнув рукой по столу. – Как там говорят: Исландию разорили тридцать человек?

– Вроде Оскара?

– Да.

– И Джулиана Листера?

– Да.

Харпа нахмурилась.

– Ты сумасшедший. Все сумасшедшие.

– Так ли? Да, исландцы протестуют, но, в сущности, ничего не делают. Когда американцы начинают войну против террора, то захватывают несколько стран и убивают десятки тысяч людей. Нам нужно вести войну против этих типов. А у нас идет речь всего о четверых.

– О четверых? Габриэль Орн, Оскар, Джулиан Листер. Кто четвертый?

Бьёрн покачал головой.

– Значит, Фрикки был прав. Должен быть убит еще один?

Бьёрн не ответил.

По щеке Харпы скатилась слезинка.

– Бьёрн, я не понимаю тебя. Синдри мне понятен. Он всегда проповедовал насилие. И убедил себя применить на практике то, что проповедует. Но ты? Ты один из самых практичных людей, каких я знаю.

– Я тоже так думал. Но за последний год понял многое.

– Что же?

– Что такие люди, как Синдри и мой отец, правы. Они всегда говорили, что капитализм приносит вред простым людям, тем, кто трудится и экономит. Это инструмент, используемый богатыми, чтобы выжимать деньги из остальных. Теперь мне это абсолютно ясно. Но я не слушал отца. Мне он представлялся динозавром с той стороны «холодной войны». Я верил в партию независимости, верил, что капитализм дает таким, как я, возможность усердно работать, чтобы создать свой бизнес. Я ошибался. Но по крайней мере сейчас понимаю это. Во всяком случае, собираюсь теперь в связи с этим предпринять кое-что.

– Убить нескольких человек?

– Харпа. – Бьёрн потянулся к ее руке. – Харпа, ты пострадала почти так же сильно. Ты лишилась работы. Твой отец лишился сбережений. Габриэль Орн обошелся с тобой скверно, Оскар тоже. Неужели не видишь, что мы в данном случае вершители справедливости?

– Ты убийца, Бьёрн. Ладно, ты не нажимал на спуск, но ты убийца. – Харпа широко раскрыла глаза. – Постой! Ты выбрал Оскара из-за меня? Ты знал, что он отец Маркуса?

– Полицейские сказали мне об этом только в воскресенье. Но да, когда мы говорили, кого из банковских боссов убрать, «Одинсбанк» показался мне вполне подходящим объектом.

– Значит, вы убили его из-за меня?

– Из-за тебя, из-за меня и всех простых людей Исландии.

Харпа поджала губы. Сквозь слезы в ее глазах сверкал гнев.

– И что ты делаешь со мной? Удерживаешь меня как заложницу?

– Нужно, чтобы ты осталась здесь еще на сутки.

– Пока не будет убит следующий в списке?

Бьёрн пожал плечами.

– А что будет потом?

Бьёрн вздохнул.

– Думаю, нас неизбежно возьмут. Другие думают, что начнется революция, но я в этом сомневаюсь. Исландцы делают все не так. Так что, видимо, отправлюсь в тюрьму.

На миг Харпе стало даже жаль его. Но лишь на миг.

– Ты этого заслуживаешь.

– Может быть. Видимо, я должен поплатиться за то, что сделал; я заранее знал о последствиях. Придется их принять.

Голос его был спокойным.

– Видимо, должен.

– Еще один день, а потом это будет не важно. Остальные думают, что у них все-таки есть шанс остаться на свободе. Я прошу тебя помалкивать несколько дней, пока полиция нас не возьмет. Потом можешь говорить что хочешь. Я позабочусь, чтобы тебя ни в чем не обвинили.

– Ты сумасшедший, если думаешь, что я на это соглашусь.

– Пожалуйста, Харпа. Ради меня.

Харпа бросила на него свирепый взгляд.

– Ты мне противен. Теперь верни мне телефон, дай позвонить.

– Нет.

– В таком случае я ухожу, – сказала Харпа, поднимаясь на ноги.

– Ты останешься в хижине.

– Нет, не останусь. Собираешься остановить меня?

Она сделала два шага к двери. Бьёрн подскочил, схватил ее сзади, повалил и прижал к полу. Харпа кричала и колотила ногами. Бьёрн потянулся и взял лежавшую на одном из стульев веревку.

Он обмотал веревку вокруг Харпы, прижав ее руки к бокам, и завязал крепким узлом. Харпа стала извиваться и кричать громче. Бьёрн, оставив ее на полу, отошел к печке.

– Ненавижу тебя, Бьёрн! – выкрикнула Харпа. – Ненавижу!

Крики ее приглушали стены хижины и туман снаружи, поэтому, долетая до скалистых склонов ущелья, они были слишком слабыми, чтобы вызвать эхо.