Текст книги "Честное предупреждение"

Автор книги: Майкл Коннелли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 20 страниц)

Глава 3.

Как только детективы ушли, я вытащил ноутбук из рюкзака, вышел в сеть и вбил в поиск имя: Кристина Портреро. Нашлось всего две ссылки, обе на сайте «Лос-Анджелес Таймс». Первая была лишь кратким упоминанием в блоге отдела убийств, где фиксировалась каждая насильственная смерть в округе. Заметка появилась в самом начале расследования и была скудна на детали: тело Портреро нашли в её квартире во время проверки, инициированной домовладельцем, после того как она не вышла на работу и перестала отвечать на звонки и сообщения в соцсетях. Сообщалось, что полиция подозревает криминал, но точная причина смерти ещё не установлена.

Я был преданным читателем этого блога и с ужасом осознал, что уже видел эту новость, пробежал её глазами, не сопоставив имя Кристины Портреро с Тиной Портреро – женщиной, с которой я встретился однажды вечером год назад. Я задумался: что бы я сделал, узнай я её тогда? Позвонил бы в полицию, чтобы рассказать о нашем знакомстве? О том, что по крайней мере однажды она пошла в бар одна и выбрала меня для связи на одну ночь?

Вторая ссылка в «Таймс» вела на более развернутую статью, сопровождаемую тем же фото, что показывал мне детектив Сакаи. Темные волосы, темные глаза – она выглядела моложе своих лет. Эту статью я пропустил, иначе наверняка узнал бы фотографию. В тексте говорилось, что Портреро работала личной помощницей кинопродюсера по имени Шейн Шерцер. Это показалось мне любопытным, ведь когда мы познакомились год назад, она занималась другим делом в киноиндустрии: была внештатным ридером, писала «каверы» – рецензии на сценарии и книги для различных продюсеров и агентов Голливуда. Я помнил, как она объясняла суть работы: читать материалы, присланные её клиентам для возможной экранизации. Затем она составляла краткое содержание и отмечала в бланке жанр проекта: комедия, драма, подростковое кино, исторический фильм, криминал и так далее.

Каждый отчет она завершала личным мнением о потенциале проекта, рекомендуя либо категорический отказ, либо дальнейшее рассмотрение руководством. Еще я помнил её рассказы о том, что работа часто требовала визитов в продюсерские компании на крупных студиях – «Paramount», «Warner Brothers», «Universal». Она говорила об этом с восторгом: ей случалось видеть кинозвезд, просто идущих между офисами, павильонами и столовой.

В статье «Таймс» приводились слова женщины по имени Лиза Хилл, названной лучшей подругой Портреро. Она рассказала газете, что Тина вела активную светскую жизнь и недавно привела себя в порядок после проблем с зависимостью. Хилл не уточнила, о какой зависимости шла речь, да её, вероятно, и не спрашивали. Казалось, это имело мало общего с тем, кто убил Портреро, свернув ей шею на 180 градусов.

Ни в одной из заметок «Таймс» не указывалась точная причина смерти. Во второй, более полной статье, говорилось лишь о сломанной шее. Возможно, редакторы решили не пугать читателей подробностями, или же им просто не сообщили. Информацию о преступлении в обоих постах приписывали стандартному источнику: «как сообщает полиция». Имена детективов Мэтисона и Сакаи не упоминались.

Мне потребовалось пара попыток, чтобы правильно написать «атланто-затылочная дислокация» в строке поиска Google. Поисковик выдал несколько результатов, в основном на медицинских сайтах, где объяснялось, что такая травма обычно встречается при тяжелых автомобильных авариях на высоких скоростях.

Цитата из Википедии подводила итог лучше всего:

«Атланто-затылочная дислокация (АЗД), также известная как ортопедическая декапитация или внутреннее обезглавливание, представляет собой разрыв связок между позвоночным столбом и основанием черепа. Выживание при такой травме возможно, однако лишь 30% случаев не приводят к мгновенной смерти. Распространенной этиологией подобных травм является резкое и сильное торможение, приводящее к хлыстовому механизму повреждения».

Слово «механизм» в этом описании начало меня преследовать. Кто-то очень сильный или вооруженный каким-то инструментом мощно скрутил шею Тине Портреро. Теперь мне стало интересно, остались ли на её голове или теле следы использования какого-либо орудия.

Поиск в Google выдал несколько случаев АЗД как причины смерти в автокатастрофах. Один в Атланте, другой в Далласе. Самый недавний – в Сиэтле. Все они были классифицированы как несчастные случаи, и не было ни одного упоминания об АЗД в делах об убийствах.

Нужно было копать глубже. Работая в «Бархатном гробу», я как-то получил задание написать о съезде коронеров со всего мира, проходившем в центре Лос-Анджелеса. Редактор хотел очерк о том, что обсуждают патологоанатомы на таких встречах, жаждал «военных баек» и висельного юмора людей, изо дня в день имеющих дело со смертью. Я написал статью, а в процессе сбора материала узнал о сайте, который судмедэксперты используют как ресурс для консультаций с коллегами в случае необычных обстоятельств смерти.

Сайт назывался «causesofdeath.net» и был защищен паролем, но, поскольку он предназначался для коронеров со всего мира, пароль упоминался во многих брошюрах, раздаваемых на съезде. За прошедшие годы я заходил туда пару раз просто из любопытства, чтобы посмотреть, что обсуждают на форуме. Но до этого момента я никогда ничего не писал. Я сформулировал свой пост так, чтобы не выдавать себя за судмедэксперта напрямую, но и не отрицать принадлежность к цеху.

«Привет всем. У нас тут в Лос-Анджелесе случай убийства с атланто-затылочной дислокацией – женщина, 44 года. Кто-нибудь сталкивался с АЗД при убийствах? Ищу этиологию, следы инструментов, кожные метки и т.д. Любая помощь приветствуется. Надеюсь увидеть всех на следующей конвенции IAME. Не был там с тех пор, как она проходила у нас в Городе Ангелов. Удачи, @MELA»

Профессиональный сленг в моем посте должен был внушить доверие. Указание возраста, аббревиатура АЗД. Упоминание «Международной ассоциации судмедэкспертов» (IAME) было правдивым – я действительно там был. Это должно было помочь читателям поста принять меня за действующего коронера. Я знал, что хожу по грани этики, но действовал не как репортер. По крайней мере, пока. Я действовал как заинтересованное лицо. Копы практически прямо назвали меня подозреваемым. Они взяли мою ДНК, осмотрели руки и торс. Мне нужна была информация, и это был один из способов её получить. Выстрел вслепую, но он того стоил. Я решил проверить сайт через день-два.

Следующей в моем списке была Лиза Хилл. В статье «Таймс» её цитировали как близкую подругу Портреро. Ради неё я снова сменил шляпу – с потенциального подозреваемого на журналиста. Стандартные попытки найти номер телефона ничего не дали, поэтому я написал ей – или той, кого я счел ею – в личные сообщения на «Facebook» (страница выглядела заброшенной) и в «Instagram».

«Здравствуйте, я журналист, работаю над материалом по делу Тины Портреро. Видел ваше имя в статье Times. Соболезную вашей утрате. Я хотел бы поговорить с вами. Вы готовы рассказать о своей подруге?»

В каждом сообщении я указал свое имя и номер мобильного, понимая, что Хилл может ответить мне и через соцсети. Как и с форумом коронеров, это была игра в ожидание.

Прежде чем закончить, я снова заглянул на «causesofdeath.net», чтобы проверить, клюнул ли кто-нибудь на мою наживку. Никого. Тогда я вернулся в «Google» и начал изучать тему цифрового преследования (или киберсталкинга, как это чаще называют). Большинство информации не сходилось с тем, что описал Мэтисон. Киберсталкинг чаще всего подразумевал преследование жертвы кем-то, кого она знала хотя бы шапочно. Но Мэтисон конкретно сказал, что Тина Портреро жаловалась подруге – скорее всего, Лизе Хилл – на случайного мужчину из бара, который, казалось, знал о ней то, чего знать не должен.

С этой мыслью я решил узнать о Тине Портреро всё, что только мог. Я быстро понял, что у меня может быть преимущество перед таинственным мужчиной, который её так напугал. Проходя по обычному списку приложений, я вспомнил, что мы уже были друзьями на «Facebook» и я был подписан на неё в «Instagram». Мы обменялись контактами в тот вечер, когда познакомились. Позже, когда второе свидание не состоялось, никто из нас не потрудился удалить или заблокировать другого. Признаюсь, это было тщеславие – всем нравится наращивать число подписчиков, а не уменьшать его.

Страница Тины в «Facebook» была не особо активной и, похоже, использовалась в основном для связи с семьей. Я вспомнил, что при встрече она говорила, что её родные из Чикаго. За последний год там было несколько постов от людей с её фамилией. Обычные сообщения и фотографии. Еще было несколько видео с кошками и собаками, опубликованных ею или для неё.

Я перешел в «Instagram» и увидел, что там Тина была куда активнее, регулярно выкладывая фото с друзьями или селфи. Многие снимки сопровождались подписями с указанием мест и людей. Я пролистал ленту на несколько месяцев назад. За это время Тина один раз была на Мауи и дважды в Лас-Вегасе. Были кадры с разными мужчинами и женщинами, множество фото из клубов, баров и домашних вечеринок. Судя по снимкам, её любимым напитком был «Космополитен». Я вспомнил, что именно этот бокал она держала в руке, когда подошла ко мне в баре ресторана «Мистраль» в вечер нашего знакомства.

Должен признаться, даже зная, что она мертва, я почувствовал укол зависти, просматривая фото её недавней жизни – такой насыщенной и яркой. Моя жизнь в сравнении с её казалась блеклой, и я погрузился в мрачные мысли о её предстоящих похоронах, где друзья неизбежно скажут, что она жила на полную катушку. Обо мне такого не скажут.

Я попытался стряхнуть чувство собственной неполноценности, напоминая себе, что соцсети – это не отражение реальности, а жизнь в приукрашенном виде. Я продолжил листать, и единственным постом, вызвавшим реальный интерес, было фото четырехмесячной давности. На нем Тина обнимала другую женщину примерно того же возраста или чуть старше. Подпись гласила: «Наконец-то выследила свою сводную сестренку Тейлор. С ней не соскучишься!!!!!»

Трудно было понять, была ли Тейлор сестрой, с которой потерялась связь и которую пришлось искать, или же Тина раньше о ней не знала. Ясно было одно: женщины определенно выглядели родственницами. Тот же высокий лоб, высокие скулы, темные глаза и волосы.

Я поискал Тейлор Портреро в «Instagram» и «Facebook», но безрезультатно. Похоже, если они были сводными сестрами, фамилии у них были разные.

Закончив с соцсетями, я перешел в полноценный режим репортера, используя различные поисковики для поиска других упоминаний о Кристине Портреро. Вскоре я нашел ту сторону её жизни, которую не афишируют в «Instagram». У неё был арест за вождение в нетрезвом виде, а также задержание за хранение контролируемого вещества —«МДМА», более известного как экстази или молли, клубного наркотика, повышающего настроение. Аресты привели к двум курсам принудительной реабилитации и испытательному сроку, который она прошла, чтобы судья снял судимость. Оба случая произошли более пяти лет назад.

Я всё еще был в сети, выискивая детали о погибшей, когда телефон завибрировал. На экране высветился скрытый номер.

Я ответил.

– Это Лиза Хилл.

– О, хорошо. Спасибо, что перезвонили.

– Вы сказали, что хотите написать статью. Для кого?

– Я работаю в онлайн-издании под названием «FairWarning». Возможно, вы о нем не слышали, но наши материалы часто перепечатывают такие газеты, как «Washington Post» и «L.A. Times». У нас также есть соглашение о праве первого просмотра с «NBC News».

Я услышал стук клавиш и понял, что она заходит на сайт. Умная, её просто так не проведешь. Повисла пауза – видимо, она изучала главную страницу.

– И вы здесь есть? – наконец спросила она.

– Да, – ответил я. – Нажмите на ссылку «Наши сотрудники» в черном заголовке, там профили. Я последний в списке. Самый недавний сотрудник.

Я услышал щелчок мыши. Снова тишина.

– Сколько вам лет? – спросила она. – Вы выглядите старше всех, кроме владельца.

– Вы имеете в виду редактора, – поправил я. – Мы работали вместе в «L.A. Times», а потом я пришел к нему, когда он основал этот проект.

– И вы находитесь здесь, в Лос-Анджелесе?

– Да, мы базируемся здесь. В Студио-Сити.

– Не понимаю. Какое дело такому сайту для потребителей до убийства Тины?

К этому вопросу я был готов.

– Часть моей специализации – кибербезопасность, – сказал я. – У меня есть источники в полиции Лос-Анджелеса, и они знают, что меня интересует киберсталкинг, так как это касается безопасности потребителей. Так я узнал о Тине. Я говорил с детективами по делу – Мэтисоном и Сакаи – и они рассказали, что она жаловалась друзьям на мужчину, с которым встречалась или познакомилась, и который, по её ощущениям, преследовал её в цифровом пространстве – именно эту фразу использовали детективы.

– Они назвали вам моё имя? – спросила Хилл.

– Нет, они не выдают имена свидетелей. Я...

– Я не свидетель. Я ничего не видела.

– Извините, я не то имел в виду. С точки зрения следствия, любой, с кем они говорят по делу, считается свидетелем. Я знаю, что у вас нет прямых сведений о преступлении. Я увидел ваше имя в статье «Таймс» и поэтому решил связаться.

Снова стук клавиш. Интересно, проверяет ли она меня дальше, отправляя письмо Майрону, основателю и исполнительному директору «FairWarning»?

– Вы работали в чем-то под названием «Бархатный гроб»? – спросила она.

– Да, до прихода в «FairWarning», – ответил я. – Это был местный ресурс расследовательской журналистики.

– Тут написано, что вы сидели в тюрьме шестьдесят три дня.

– Я защищал источник. Федералы требовали имя, но я не сдал его.

– И что случилось?

– Через два месяца источник сам вышел на связь, и меня освободили, так как федералы получили то, что хотели.

– Что с ней стало?

– Её уволили за утечку информации мне.

– Ох, черт.

– Да. Могу я задать вам вопрос?

– Да.

– Мне любопытно. Как «Таймс» нашли вас?

– Я когда-то встречалась с парнем, который работает у них в спортивном отделе. Он подписан на меня в Инстаграме, увидел фото, которое я выложила после смерти Тины, и сказал репортеру, что знает того, кто знал погибшую.

Иногда достаточно такой случайности. В моей карьере их было немало.

– Понял, – сказал я. – Так скажите, это вы рассказали детективам о киберсталкинге?

– Они спросили, не было ли с ней чего-то необычного в последнее время, и я не смогла вспомнить ничего, кроме того кретина, с которым она зацепилась в баре пару месяцев назад. Он, кажется, знал о ней слишком много, понимаете? Это её немного напугало.

– Знал слишком много – в каком смысле?

– Ну, она особо не распространялась. Просто сказала, что встретила парня в баре, и это должно было быть просто случайное знакомство, но выглядело как подстава. Они пили, и он говорил вещи, из которых она поняла, что он уже знает, кто она такая, и знает о ней детали. Это было чертовски жутко, и она просто свалила оттуда.

Мне было трудно оценить последовательность истории, поэтому я попытался разбить её на части.

– Хорошо, как называлось место, где они встретились?

– Не знаю, но она любила заведения в Долине, – сказала Хилл. – Места на бульваре Вентура. Она говорила, что мужчины там не такие навязчивые. И, думаю, это было как-то связано с её возрастом.

– В смысле?

– Она становилась старше. Парни в клубах Голливуда, Западного Голливуда – они все либо моложе, либо ищут кого помоложе.

– Понятно. Вы сказали полиции, что она предпочитала Долину?

– Да.

Я встретил Тину в баре ресторана на Вентуре. Интерес Мэтисона и Сакаи ко мне становился всё понятнее.

– Она жила недалеко от Сансет-Стрип, верно? – спросил я.

– Да, – подтвердила Хилл. – Просто вверх по холму. Рядом со старым «Spago».

– Значит, она ездила через перевал в Долину?

– Нет, никогда. У неё давненько отобрали права за пьянку, и она перестала садиться за руль, когда шла развлекаться. Пользовалась «Uber» и «Lyft».

Я предположил, что Мэтисон и Сакаи уже получили данные о поездках Тины. Это помогло бы определить бары, которые она посещала, и другие её перемещения.

– Вернемся к преследованию, – сказал я. – Она пошла в клуб одна и встретила этого парня, или это было заранее оговорено, через приложение для знакомств?

– Нет, это было в её духе, – сказала Хилл. – Она просто пошла туда, чтобы немного выпить, послушать музыку, может, познакомиться с кем-то. И как бы случайно наткнулась на этого типа у бара. С её точки зрения, это была случайность, или должно было ею быть.

Похоже, то, что произошло между Тиной и мной, не было единичным случаем. У Тины была привычка ходить в бары одной в надежде встретить мужчину. Я не придерживался старомодных взглядов на женщин. Они вольны ходить куда угодно и делать что угодно, и я не считал, что жертва несет ответственность за то, что с ней происходит. Но, учитывая вождение в нетрезвом виде и хранение наркотиков в прошлом, у меня складывался образ Тины как человека, склонного к риску. Посещение баров, где мужчины «менее навязчивы», не давало достаточной гарантии безопасности.

– Окей, значит, они встречаются в заведении, начинают разговаривать и пить у бара, – продолжил я. – И она никогда его раньше не видела?

– Именно, – ответила Хилл.

– А она сказала, что именно он такого произнес, что её напугало?

– Не совсем. Она просто повторяла: «Он знал меня. Он меня знал». Словно он как-то проболтался, и это была вовсе не случайность.

– Она не говорила, был ли он уже там, когда она пришла, или зашел позже?

– Не говорила. Подождите, у меня вторая линия.

Она не стала ждать моего ответа. Щелчок переключения, и я остался ждать, размышляя об инциденте в клубе. Когда Хилл вернулась на линию, её тон и слова изменились кардинально. Голос звучал жестко и зло.

– Ах ты ублюдок. Подонок. Это ты тот парень.

– Что? О чем вы...

– Это был детектив Мэтисон. Я написала ему. Он сказал, что ты не работаешь ни над какой статьей и мне следует держаться от тебя подальше. Ты знал её. Ты знал Тину, и теперь ты подозреваемый. Гребаный козёл.

– Нет, подождите. Я не подозреваемый, и я работаю над статьей. Да, я встретил Тину один раз, но я не тот парень из...

– Не смей ко мне приближаться!

Она бросила трубку.

– Черт!

Меня словно ударили под дых. Лицо горело от унижения из-за уловки, которую я использовал. Я солгал Лизе Хилл. Я даже не был уверен, зачем и что я вообще делаю. Визит детективов столкнул меня в кроличью нору, и я сомневался в своих мотивах. Дело было в нас с Кристиной Портреро или в самой истории, которую я мог бы написать?

С Кристиной у нас было «один раз и всё». В тот вечер она вызвала машину и уехала. Я предложил встретиться снова, но она отказала.

– Думаю, ты слишком правильный для меня, – сказала она тогда.

– Что это значит? – не понял я.

– Что ничего не выйдет.

– Почему?

– Ничего личного. Просто не думаю, что ты мой тип. Сегодня было здорово, но на долгую перспективу...

– Ну и какой же у тебя тип?

Это был такой жалкий ответ. Она просто улыбнулась и сказала, что её машина подъезжает. Она вышла за дверь, и больше я её никогда не видел.

Теперь она мертва, а я не мог оставить это просто так. Моя жизнь как-то изменилась с того момента, как двое детективов подошли ко мне в гараже. Я уже был в кроличьей норе и чувствовал, что впереди в этом месте меня ждут только тьма и неприятности. Но я также чувствовал, что это история. Хорошая история. Моя история.

Четыре года назад я потерял всё из-за истории. Работу и женщину, которую любил. Я всё испортил. Не сберег самое дорогое, что у меня было. Я поставил себя и репортаж выше всего остального. Правда, я прошел через темные воды. Я однажды убил человека и сам едва не погиб. Я оказался в тюрьме из-за преданности своей работе и её принципам, и потому что в глубине души знал: та женщина пожертвует собой, чтобы спасти меня. Когда всё рухнуло, моим добровольным покаянием стало решение оставить всё позади и развернуть свою жизнь в другом направлении. Долгое время до этого я говорил, что смерть – это моя тема. Теперь, с Кристиной Портреро, я знал: так оно и осталось.

Глава 4.

Майрон уже ждал меня, когда на следующее утро я вошел в офис. Наш ньюсрум был спроектирован по принципу эгалитарного «опенспейса» – скопление индивидуальных ячеек, где все, от главного редактора до самого последнего новичка (меня), имели одинаковое рабочее пространство. Отраженный от потолочных плит свет мягко падал на столы. Наши компьютеры были оснащены бесшумными клавиатурами. Иногда здесь стояла тишина, как в церкви по понедельникам, если только кто-то не висел на телефоне, да и в таких случаях сотрудники обычно уходили в переговорную в глубине офиса, чтобы никому не мешать. Это было совсем не похоже на редакции, где я работал в начале карьеры: там одна лишь какофония клацающих клавиш могла сбить с мысли.

Переговорная, окно которой выходило в общий зал, использовалась также для интервью и летучек. Туда Майрон меня и повел, закрыв за собой дверь. Мы сели друг напротив друга за овальный стол. Майрон положил перед собой распечатку моей статьи «Король аферистов». Он был человеком старой закалки: правил тексты красной ручкой на бумаге, а затем наша ассистентка, Талли Гэлвин, вносила правки в цифровой файл.

– Значит, заголовок тебе не понравился, – сказал я.

– Нет. Заголовок должен говорить о том, что эта история значит для потребителя, а не о личности – хорошей или плохой, трагической или вдохновляющей, – через которую ты эту историю рассказываешь, – ответил Майрон. – Но я хочу поговорить не об этом.

– Тогда о чем? Тебе и статья не понравилась?

– Статья отличная. Даже более чем. Одна из твоих лучших работ. Но я хочу обсудить письмо, которое получил вчера вечером. Жалобу.

Я нервно хохотнул. Инстинктивно я понимал, о чем речь, но решил разыграть невинность.

– Жалобу на что?

– Некая женщина – Лиза Хилл – утверждает, что ты ввел её в заблуждение, пытаясь взять интервью об убийстве, в котором сам являешься подозреваемым. Обычно я бы просто удалил это письмо или повесил на стену к остальным психам.

В комнате отдыха у нас висела пробковая доска, куда сотрудники прикалывали распечатки самых возмутительных и странных откликов на наши публикации. Часто их присылали компании и люди, стоящие за угрозами потребителям, о которых мы писали. Мы называли эту доску Стеной позора.

– Но потом, – продолжил Майрон, – сегодня с самого утра мне позвонили из полиции Лос-Анджелеса и подтвердили слова этой женщины. Теперь у нас есть еще и официальная жалоба от копов.

– Это полная чушь, – заявил я.

– Ну так расскажи мне, что происходит, потому что звонивший детектив любезностью не отличался.

– Его звали Мэтисон?

Майрон опустил взгляд на распечатку и свои рукописные пометки. Кивнул.

– Он самый.

– Ладно. Все началось вчера вечером, когда я ехал домой с работы.

Я шаг за шагом пересказал Майрону события прошлого вечера: как Мэтисон и Сакаи последовали за мной в гараж жилого комплекса, как я пытался связаться с Лизой Хилл, как она перезвонила и в гневе бросила трубку, неправильно всё поняв. Майрон, верный репортерской привычке, делал пометки по ходу моего рассказа. Когда я закончил, он перечитал записи, прежде чем заговорить.

– Хорошо, – наконец сказал он. – Но чего я не понимаю, так это с чего ты решил, что история об убийстве – это формат для «FairWarning». Поэтому...

– Но разве ты не...

– Дай мне закончить. Это наводит на мысль, что ты использовал «FairWarning» и свой статус репортера, чтобы расследовать нечто личное – смерть женщины, которую ты знал. Понимаешь, к чему я клоню? Это дурно пахнет.

– Слушай, неважно, написала Лиза Хилл или позвонили копы, я все равно собирался прийти сегодня и сказать, что это мой следующий материал.

– Это не может быть твоим материалом. У тебя конфликт интересов.

– Что, потому что я знал женщину, которую убили год спустя?

– Нет, потому что ты фигурант дела.

– Ерунда. Из разговора с Лизой Хилл и анализа соцсетей жертвы ясно, что она встречалась с кучей парней. Я не осуждаю, но все они, включая меня, попадают в круг интересов следствия. Копы просто закидывают широкую сеть. У них есть ДНК с места преступления, они взяли у меня образец и...

– Ты очень удобно умолчал об этом в своем рассказе только что.

– Я не думал, что это важно, потому что это и не важно. Суть в том, что я сдал образец добровольно, так как знаю: как только придет анализ, я буду чист. И свободен писать эту историю.

– Какую историю, Джек? Мы – организация по защите прав потребителей, а не криминальный блог «Лос-Анджелес Таймс».

– История не в убийстве. То есть в нем, конечно, но настоящая тема – это киберсталкинг, а это уже наша территория. Соцсети есть у всех. Это статья о том, насколько мы уязвимы перед цифровыми хищниками. О том, что приватность осталась в прошлом.

Майрон покачал головой.

– Старая тема, – сказал он. – Об этом писали все газеты страны. Мы не можем вкладываться в такое, и я не могу позволить тебе тратить время на погоню за призраками. Нам нужны истории, которые открывают что-то новое и привлекают внимание.

– Гарантирую, это будет именно такая история.

Майрон снова покачал головой. Разговор заходил в тупик.

– Что нового ты можешь сюда привносить? – спросил он.

– Мне нужно время, чтобы погрузиться в тему, прежде чем я смогу ответить полностью, но...

– Послушай, ты отличный репортер, у тебя есть опыт в таких делах. Но это не наш профиль, Джек. У нас есть определенные задачи, которые мы должны выполнять.

Я видел, что Майрону крайне неловко, ведь мы были ровесниками и коллегами. Он не отчитывал пацана, только что окончившего журфак.

– У нас есть подписчики, есть база, – продолжал он. – Читатели приходят на наш сайт за тем, что написано в нашей миссии: жесткие журналистские расследования в интересах потребителей.

– Ты хочешь сказать, что наши читатели и спонсоры определяют, какие темы нам разрабатывать? – спросил я.

– Так, не начинай. Я не упоминал доноров, и ты знаешь, что это не так. Мы полностью независимы.

– Я не пытаюсь затеять ссору. Но нельзя браться за историю, заранее зная финал. Лучшие расследования начинаются с вопроса. От «кто вломился в штаб демократов» до «кто убил моего брата». Стал ли киберсталкинг причиной смерти Кристины Портреро? Вот мой вопрос. Если ответ «да», то это материал для «FairWarning».

Майрон посмотрел на свои записи.

– Это очень большое «если», – наконец произнес он.

– Знаю, – согласился я. – Но это не значит, что не стоит искать ответ.

– Мне всё равно не нравится, что ты по уши в этом деле. Копы взяли твою ДНК, ради всего святого!

– Да, я сам отдал. Думаешь, если бы я был причастен, я бы сказал: «Конечно, парни, берите. Мне не нужен адвокат»? Нет, Майрон, не сказал бы. И не сделал бы. Меня оправдают, но если мы будем ждать результатов из лаборатории, мы потеряем темп и упустим историю.

Майрон не отрывал глаз от блокнота. Я чувствовал, что почти убедил его.

– Послушай, дай мне просто поработать над этим пару дней. Я либо что-то нарою, либо нет. Если нет – вернусь и возьмусь за всё, что скажешь. Кроватки-убийцы, опасные автокресла – да я хоть всю детскую рубрику на себя возьму, если захочешь.

– Эй, не принижай. Детская тема собирает больше просмотров, чем почти всё остальное.

– Знаю. Потому что детей надо защищать.

– Ладно, каковы следующие шаги... если я дам тебе добро?

Я почувствовал, что выиграл битву. Майрон сдавался.

– Её родители, – сказал я. – Хочу узнать, что она рассказывала им о преследовании. Еще она выложила в Инстаграм пост о том, что нашла сводную сестру. Я не знаю, что это значит, и хочу выяснить.

– Где родители? – спросил Майрон.

– Пока не уверен. Мне она говорила, что из Чикаго.

– В Чикаго ты не поедешь. У нас нет бюджета на...

– Я знаю. Я и не просил командировку. Есть такая штука, называется телефон, Майрон. Я прошу у тебя время. Я не прошу тратить деньги.

Прежде чем Майрон успел ответить, дверь открылась, и в проем заглянула Талли Гэлвин.

– Майрон, – сказала она. – Тут полиция.

Я откинулся на спинку стула и посмотрел через стекло в общий зал. У стола Талли, возле входа для посетителей, стояли Мэтисон и Сакаи.

– Ну что ж, – сказал Майрон. – Зови их сюда.

Талли пошла за детективами, а Майрон посмотрел на меня через стол. Он заговорил тихо:

– Я сам с этим разберусь. Ты молчишь.

Не успел я возразить, как дверь переговорной открылась, и вошли Мэтисон с Сакаи.

– Детективы, – поприветствовал их Майрон. – Я Майрон Левин, основатель и исполнительный директор «FairWarning». Полагаю, я говорил с одним из вас сегодня утром.

– Со мной, – отозвался Мэтисон. – Я Мэтисон, а это детектив Сакаи.

– Присаживайтесь. Чем можем помочь?

Сакаи начал было выдвигать стул.

– Нам не нужно садиться, – отрезал Мэтисон.

Сакаи замер, держа руку на спинке стула.

– Нам нужно, чтобы вы угомонились, – продолжил Мэтисон. – Мы ведем расследование убийства, и последнее, что нам нужно, – это пара недоделанных репортеров, которые суют нос не в свое дело и всё портят. Отойдите. В сторону.

– Недоделанных репортеров, детектив? – переспросил Майрон. – Что это значит?

– Это значит, что вы даже не настоящее СМИ, и ваш парень бегает повсюду, болтает с нашими свидетелями и запугивает их.

Он кивнул в мою сторону. «Этим парнем» был я.

– Это чушь, – сказал я. – Всё, что я...

Майрон поднял руку, прерывая меня.

– Детектив, мой репортер работал над материалом. И что касается вашего мнения о нашей «недоделанности»: вам следует знать, что мы являемся полноправными и легитимными представителями прессы и пользуемся всеми свободами слова. И мы не позволим нас запугивать во время работы над законным новостным сюжетом.

Меня поразило спокойствие Майрона и твердость его слов. Пять минут назад он ставил под сомнение мои мотивы и саму историю. Но теперь мы сомкнули ряды и держали оборону. Именно поэтому я когда-то и пошел работать к Майрону.

– У вас не будет особого сюжета, если ваш репортер окажется за решеткой, – парировал Мэтисон. – Как это будет выглядеть в глазах ваших собратьев по перу?

– Вы хотите сказать, что если мы продолжим расследование, вы посадите моего журналиста? – спросил Майрон.

– Я говорю, что он может очень быстро превратиться из репортера в главного подозреваемого, и тогда свобода прессы будет иметь мало значения, не так ли?

– Детектив, если вы арестуете моего репортера, я гарантирую вам резонанс национального масштаба. Об этом напишут все газеты страны. Точно так же, как они напишут о том, когда вы будете вынуждены его отпустить и публично признать, что вы и ваш департамент ошиблись и сфабриковали дело против журналиста, потому что боялись, что он найдет ответы, которые не смогли найти вы.