Текст книги "Финальная программа. Средство от рака. Английский убийца"

Автор книги: Майкл Джон Муркок

сообщить о нарушении

Текущая страница: 33 (всего у книги 43 страниц)

Апокалипсис (вариант 4)

– Нужно во что-нибудь верить. Невозможно жить, если вас ничего не волнует, полковник Корнелиус, – сказал Шейки Моу.

Они вчетвером едва влезли в кабину полугусеничной бронированной машины «остин-путилов» 1917 года выпуска. Бисли вел машину, а Корнелиус, Шейки Моу Колльер и Карен фон Крупп заняли места у пулеметов. Машина медленно двигалась по каменистой местности, они находились неподалеку от восточной части Корнуэлла. Вдали горел дом фермера. Они пытались добраться до горы Святого Майкла – укрепленный островок, находящийся примерно в десяти милях от того места, где они сейчас находились, на южном побережье, напротив города Маразайон. Бисли был уверен, что там он встретит друзей.

Корнелиус старался устроиться поудобнее на твердом металлическом сиденье, но ему это никак не удавалось. Они на что-то наехали, машину подбросило, и все схватились за рукоятки, чтобы не стукнуться. В машине было очень жарко, несмотря на то, что они открыли вентиляционный люк. Члены экипажа, которые обычно ездили на этих машинах, надевали противогазы.

– Может, вы и правы, – согласился Корнелиус.

Он увидел фигуры людей с винтовками в руках, которые двигались по вершине холма, недалеко от того места, где горел дом. Хотя, казалось, они не представляли никакой опасности для них, он не спускал с них глаз. Его пулемет имел особенность заедать в самый неподходящий момент. Он вытащил револьвер «смит-и-вессон» 45 калибра, взятый, как и все остальное оружие, из императорского военного музея, и проверил его. Он работал нормально.

Его беспокоила судьба его жены и детей, о которых он не вспоминал годами. В уме у него был список:

Одна женщина,

один мальчик,

одна девочка.

Недавно какая-то женщина сначала отравила газом своих маленьких детей, мальчика и девочку, а потом перерезала вены себе. Все трое умерли. Не было никаких оснований даже предположить, что это были именно его жена и его дети. Но в сообщении говорилось что-то о каком-то Неле Кауварде и Гертруде Лоуренсе, и это, казалось, было ключом к разгадке чего-то давно и хорошо знакомого. Он вытер с лица пыль и пот и посмотрел на Карен фон Крупп, сидевшую в противоположном углу кабины, широко расставив ноги, юбка у нее задралась. Она была слишком стара. Но он восхищался ее выносливостью.

– Какой дурак решил, что высокогорье – безопасное место, – уже не в первый раз повторил епископ Бисли. – Эти шотландцы – варвары. Я говорил, что нужно было делать ставку на остров Скилли. А здесь мы понапрасну потратили три месяца и десятки раз рисковали своей жизнью.

Машина притормозила.

– Мне кажется, я вижу море.

Джерри подумал: «Как меня угораздило связаться с этими людьми».

– Темнеет, – сказал Колльер. Он встал со своего места и потянулся. Гранаты, висевшие у него на поясе, стукнулись друг о друга.

– Может, остановимся и разобьем лагерь для ночлега?

– Нет, давайте сначала доедем до дороги, которая проходит вдоль берега, если ее еще не разрушили, – сказал епископ Бисли. Он посмотрел через плечо на Джерри, прямо ему в глаза. Самодовольно ухмыльнулся. – Что с вами? Разве чувство вины – это не выдумка писателей? – Он фыркнул, как бы намекая на что-то неприличное. – Может ли истинный злодей испытывать чувство вины? Вы, конечно, можете возразить, что злодеяния являются честной реакцией на то притворство, которое мы называем «чувством вины». Раскаяние – это, конечно, совсем другое дело. – И он отвернулся, сосредоточив все внимание на дороге.

Джерри подумал, не застрелить ли его, а потом посмотреть, что произойдет, когда машина останется без водителя. Епископ всегда переносил свои собственные проблемы на других, и Джерри, казалось, был его любимой мишенью.

– Говорите только за себя, – сказал он. – Я никогда вас не понимал, епископ Бисли.

Колльер хмыкнул.

– Похоже, вам все надоело, так же как и мне, полковник. Я был бы не против что-нибудь предпринять, а вы?

Стало прохладнее, Карен фон Крупп подняла воротник грязного дубленого полушубка, который был на ней.

– Не пора ли закрыть люк?

– Нет, – сказал епископ Бисли. – Это было бы равносильно самоубийству, мы бы задохнулись от выхлопных газов.

Карен фон Крупп возразила сердито:

– Я не верю вам.

– Ну, еще не так уж холодно. – Шейки Моу ничего не оставалось, как примириться. – Выше голову, фрау доктор. – Он ухмыльнулся и начал передвигать свой пулемет по смотровой щели. – Бррррр. Бррррр. Мы с тем же успехом могли ехать и на велосипедах.

– Вам что, недостаточно Портсмута? – спросила Карен фон Крупп с горечью в голосе.

– Мой пулемет был единственным, который работал. – Колльер указал на свой пулемет. – Я слежу за своим оружием. Все остальные заело после пары очередей.

– Нас чуть не убили, – сказала она, с укором посмотрев на Джерри. – Я считала, что фельдмаршал Най ваш друг?

Джерри пожал плечами.

– Он точно так же выполнял свой долг, как и я.

– Причуды закона и порядка, – объяснил Колльер, закуривая сигарету. – Было бы неплохо послушать какую-нибудь музыку.

Взрыв потряс машину, мотор жалобно завыл.

– Черт побери! – выругался Колльер с облегчением. – Мины!

Последние новости

Вчера умер четырнадцатилетний мальчик, который в субботу вечером упал с высоты 60 футов с крыши магазина недалеко от своего дома в Ливерпуле. Имя мальчика – Вильям Браун, он проживал на Шемроук-роуд, в районе Порт-Санлайт.

«Гардиан», декабрь 29,1969.

Вчера сроком до 16 февраля был вновь взят под стражу для проведения дополнительного расследования мальчик 13 лет, проживающий в городе Сомскерке, графство Ланкашир. Он был обвинен в убийстве десятилетней Джулии Мери Бредшоу из Скелмерсдейла. Тело девочки было найдено в понедельник вечером на чердаке одного из домов.

«Гардиан», февраль II, 1969.

На поле для гольфа в Бристоле было найдено тело мальчика 12 лет, который умер от нанесения ему четырех или пяти жесточайших ударов по голове, как было сообщено после вскрытия трупа. Удары могли нанести деревянным колом, сообщила полиция. Мартин Торп, с Рай-роуд из Фултона, пришел на поле для гольфа, чтобы поискать мячики.

«Гардиан», апрель 2,1970.

Одна школьница убита и еще пять детей и двое взрослых были ранены во время обстрела арабскими партизанами северной части израильского города Бейзон ракетами «Катюша», сделанными в России. Три ракеты упали на детскую площадку во дворе школы.

Двое детей, получивших ранения, находятся в тяжелом состоянии.

«Гардиан», апрель 2, 1970.

Школьник Майк Кенан, в возрасте 12 лет, утонул вчера в водохранилище в Дурфорде, около Челмсфорда, графство Эссекс, во время похода за птичьими яйцами со своими друзьями.

«Дейли экспресс», июнь 8,1970.

Вчера полиция усилила меры по поддержанию порядка в Варшаве. В четверг в порту Счечесин был вновь введен комендантский час после того, как там произошло ужасное побоище… Репортер шведского радио, мистер Андрео Танворг, сказал: «Танки неоднократно врезались в толпу, люди бросались врассыпную, стараясь не попасть под гусеницы. Одной женщине и ребенку не удалось вовремя отскочить и танк наехал на них. Молодой солдат, стоявший в это время поблизости, заплакал, увидев это».

«Скотчмен», декабрь 19,1970

Воспоминание (Г)

Вы убиваете собственных детей.

Влюбленные

Задрав ночную сорочку до пояса, Уна Перссон прижалась всем своим хрупким телом к Кэтрин Корнелиус, которая лежала под ней. Одежда Кэтрин лежала, аккуратно сложенная, на пуфике рядом с туалетным столиком. Одежда Уны: летнее платье английского покроя, чулки, трусики и бюстгальтер – были разбросаны по всей комнате. Спальная комната, в которой они находились, нуждалась в ремонте. Был день, ярко светило солнце. Лучи солнца пробивались сквозь ветхого вида тюль и давно немытые пыльные окна.

Со страстью в голосе Уна сказала:

– Ты моя любимая. Моя дорогая.

Кэтрин ответила:

– Дорогая, дорогая Уна.

Она изогнулась всем своим телом, дрожа от страсти. Прижимая к себе Кэтрин все сильнее и сильнее, Уна поцеловала ее в губы.

– Любовь моя! – Уна издала громкий страстный стон.

– О!

Чуть позже открылась дверь. Вошла мисс Бруннер, одетая аккуратно и нарядно.

– Все девочки в сборе, – рассмеялась она. Она не извинилась за вторжение, и было видно, что ей доставило удовольствие прервать их и смутить. – Нам скоро будет необходимо заняться делом. А комнату нужно убрать.

Уна отодвинулась от Кэтрин и, ни слова не говоря, смотрела на мисс Бруннер, которая выглядела свежей и бодрой в своей одежде из хлопка и кружев и была похожа на ультра-модный мотоциклет.

– Пришла новая горничная, – сказала мисс Бруннер.

Она стала собирать по комнате одежду Уны Перссон. – Она хочет здесь убраться.

Кэтрин была в недоумении.

– По-моему, в этом нет необходимости…

– Входите, – мисс Бруннер распахнула дверь. – Вам необязательно выходить из комнаты. – Из-за ее спины появилась горничная, одетая в комбинезон из зеленой фланели, на голове у нее была грязная наколка. В одной руке она держала ведро, в другой – тряпку. Растрепанные волосы падали ей на глаза. – Это – миссис Вейзи.

Уна натянула на себя простынь.

– О, боже! – сказала уборщица, узнав в одной из девушек свою дочь Кэтрин.

Кэтрин отвернулась.

Миссис Вейзи, все еще держа тряпку и ведро в руках, сделала неопределенный жест руками. Она была страшно расстроена. Ей было стыдно за себя.

– Это временная работа, Кэт, – сказала она. С несчастным видом она посмотрела на мисс Бруннер и увидела на ее губах едва заметную улыбку. – Могу я?.. – Потом вдруг осознала, что мисс Бруннер с самого начала знала, что ее настоящее имя не мисс Вейзи (это была фамилия одного из ее бывших мужей), и, кроме того, она отлично знала, что Кэтрин ее дочь.

Миссис Корнелиус вздохнула.

– Ах, ты чертова корова, – сказала она мисс Бруннер. Взглянула на парочку в кровати. – Чем это вы там занимаетесь? – Она вдруг вспомнила, что когда-то и она лежала вот так, как Кэтрин сейчас. Она подумала, сколько денег она могла бы тогда заработать, если бы не была слишком щедрой и мягкой. Затем вновь вспомнила о дочери. Она окунула тряпку в ведро с водой. И, указывая на мисс Бруннер, сказала, обращаясь только к Уне Перссон, так как ее дочь накрылась простыней с головой и ее не было видно – Ты будь с ней осторожна, милочка. Она и до тебя доберется, если у нее только подвернется подходящий случай.

– Как вы знаете, вам платят не за ваше нахальство, – ответила мисс Бруннер негромко, направляясь к двери, – а за уборку комнат. Вы, миссис Вейзи, относитесь к женщинам, которые стоят не больше десяти пенни, и я уверена, вы сами об этом знаете. Если вас не устраивает ваша работа…

– Да, будет вам. – Миссис Корнелиус начала развозить тряпкой грязь по линолеуму. – Думаю, вы найдете немного желающих работать в третьесортном публичном доме! – Ее гнев становился все сильнее, она вдруг обрела чувство собственного достоинства. – Твою мать… – Она подняла ведро и выплеснула его содержимое на мисс Бруннер. От воды у той обвисли накрахмаленные кружева.

Мисс Бруннер зашипела, сжала кулаки и стала надвигаться на миссис Корнелиус; не мигая, уставившись на нее, миссис Корнелиус ответила ей таким взглядом, полным собственного достоинства, что мисс Бруннер, с которой стекала вода, даже остановилась от неожиданности.

– Ты ничего из себя не представляешь, глупая шлюха, вот кто ты. С меня достаточно. Кэт!

Кэтрин выглянула из-под простыни.

– Ты идешь, Кэт?

Кэт отрицательно покачала головой.

– Я не могу, мам.

– Ну, как знаешь.

Уна Перссон сказала:

– Я позабочусь о ней, миссис Корнелиус.

Миссис Корнелиус сняла наколку и фартук и бросила их к ногам мисс Бруннер.

– Не уверена, что тебе это удастся, милочка, – сказала она мягко. – Не позволяйте мадам командовать собою.

Мисс Бруннер казалась парализованной. Миссис Корнелиус, казалось, даже стала выше ростом, когда она, подбоченясь и пританцовывая, прошла мимо промокшей насквозь мисс Бруннер.

– Я вас знаю! Я вас знаю! – напевала она. – Я вас знаю! Я вас знаю! Да, да, да!

– Дома все нормально, мама? – спросила Кэтрин.

– Нормально. – Миссис Корнелиус была довольна собой, хотя некоторое время спустя она, может быть, и будет сожалеть о том, что произошло. Она нанялась на работу из-за мальчика, после разговора с Сэмми. Но сегодня вечером опять придется одеть свои перья и оборки и отправиться в парк Креморн. Правой рукой она оттянула одетый на мисс Бруннер корсет и послышался громкий треск от того, как он щелкнул по ее телу. Мисс Бруннер стояла, не двигаясь. Мисс Корнелиус захихикала.

– Не позволяйте ей носить это. – Она еще разочек обошла мисс Бруннер и помахала ей рукой от двери. – Пока, пока, грязнуля.

В ужасе Кэтрин пробормотала матери:

– До встречи.

– Содержи себя в чистоте – и все будет нормально, – посоветовала миссис Корнелиус, закрывая дверь. Последнее, что увидела Кэтрин, была хитрая ухмылка.

Мисс Бруннер возмущенно фыркнула и ожила.

– Ужасная женщина. Я вынуждена уволить ее. Пойду переоденусь. Прошу вас одеться к тому моменту, когда я переоденусь.

Уна не понимала, для чего все это было нужно.

– Это же фарс. Кто будет у нас в гостях сегодня вечером?

– Принц Лобкович и его друзья придут в шесть часов.

– О, – сказала Кэтрин, вспоминая, кто это.

– Глупые существа, – сказала мисс Бруннер.

Уна Перссон высоко подняла брови.

– Ага.

– От сегодняшнего вечера зависит наш успех, – сказала мисс Бруннер и вышла из комнаты, хлопнув дверью.

Уна погладила бедро Кэтрин под простыней.

– Может, это та самая «большая встреча»?

Кэтрин отрицательно покачала головой.

– Пока нет.

– Хотя мы знаем, что это уже произошло. А что будет после встречи? Это действует мне на нервы. Недостаточно информации. Ты когда-нибудь думаешь о природе времени?

– Конечно, – Кэтрин пододвинулась так, чтобы ей было удобно целовать плоский живот Уны Перссон, и одновременно рукой слегка дотронулась до клитора подруги. Уна от удовольствия застонала. С того места, где она лежала, была видна брошенная тряпка, поваленное ведро, фартук и наколка.

– А твоя мать с характером. Я не ожидала от нее такого.

– Я тоже. – Язык Кэтрин был похож на крылышки пойманной бабочки, рукой она посильнее надавила на клитор. Уна откликнулась на ласку.

– Они обе меня перепугали, – сказала Кэтрин. – Я все еще не отошла от этого.

– Забудь об этом.

Уна хрипло удовлетворенно застонала.

– Тебе хорошо? – прошептала Кэтрин Корнелиус.

Бизнесмен

 
«У Молли О'Морган была маленькая шарманка,
На ней всегда было яркое платье,
Ее можно было встретить на улице каждый день,
 Играющей тра-ля-ля-ля-ля.
Парни, которые знакомились с ней,
Уже никогда не могли ее забыть,
Она сводила их с ума.
Молли О’Морган была ирландка с итальянской примесью,
И у нее была маленькая шарманка!»—
 

пел майор Най, подкручивая свои восхитительные усы и придерживая руками широкое клетчатое пальто, когда пересекал болотистую местность, за ним тащился Себастьян Очинек. Очинек чувствовал себя несчастным и безнадежно оглядывался в поисках каких-нибудь признаков человеческого жилья, предпочтительно гостиницы. Но вокруг не было видно ничего, кроме травы утесника, камней, изредка пролетавших птиц и нескольких пугливых овец. Если бы майор Най не был одним из самых крупных акционеров сети оборудованных залов в провинции, Очинек уже давно бы начал жаловаться. Но ему было необходимо заполучить хороший контракт на год для Уны где-нибудь недалеко от Лондона (как он и предполагал, в Лондоне закрыли все концертные залы), этим контрактом он хотел компенсировать разочарование, которое постигло Уну, когда ей не удалось выступить в «Эмпайер».

– Это одна из песен Эллы Ретфорд, – объяснил майор Най, остановившись и с восхищением разглядывая болотный вереск. – В репертуаре вашей подружки есть что-нибудь типа этого?

– Есть еще лучше, – не задумываясь, ответил Очинек смиренно, но с отвращением глядя на огромное болото, распростершееся перед ним. – У нее все песни высшего качества, майор. – Он засвистел сложную мелодию. – Это – одна из ее песен. «Официанты заставляют меня двигаться».

– Это значит, что мне придется ехать в Лондон, – сказал майор Най, двигаясь осторожно. – А Лондон не самое безопасное место в наше время, не так ли?

– Сейчас везде опасно, майор.

– Я просто ненавижу Лондон, мистер Очинек.

– О, я вас понимаю. – Очинек задумчиво наблюдал за птицей, которая, хлопая крыльями, взлетела в небо. Майор Най поднял свое пороховое ружье и притворился, что прицелился.

– Бах! – сказал майор. – Вообще-то, – продолжил он, – мне, между прочим, необходимо поехать в Лондон по одному очень важному делу в ближайшие дни. Я еще точно не знаю, когда именно, попросите у меня в офисе, чтобы вам сообщили, когда я там буду.

– И тогда вы ее прослушаете?

– Именно это я и имел в виду, старина. Если, конечно, у меня будет время. Между прочим, который сейчас час?

Очинек удивленно посмотрел на него.

Майор Най повел плечами. Небо было темно-синего цвета, воздух был мягким и теплым.

– У меня очень много дел, – сказал он, – То одно, то другое.

– У вас множество интересов, – сказал Очинек с восхищением.

– Да, очень много. Я играю, – майор рассмеялся, – сразу много разных ролей, как вы выражаетесь. – Он дотронулся рукой до галстука с широкими, как у шарфа концами. – Как, впрочем, и все… – Он улыбнулся кривой загадочной улыбкой. Очинек твердо решил приобрести себе костюм из твида, такой же, как и у майора, и широкое пальто с поясом и поставил себе целью приобрести небольшой дом где-нибудь в Сомерсете или Девоне. Он ненавидел жизнь за городом, но другого выбора, казалось, не существует. Они взобрались на холм и посмотрели на извилистую дорогу, ведущую в Порлок. За дорогой распростерлось блестящее море. По пыльной, немощеной дороге едва плелся экипаж, запряженный парой гнедых. Экипаж был старым, и его давно пора было как следует отремонтировать.

Майор Най стоял, опираясь на свое ружье, и с изумлением наблюдал за экипажем, который медленно взбирался на холм.

– По-моему, это викарий едет ко мне в гости. Да, наш викарий путешествует с шиком. Раньше он ездил верхом. Один из самых лучших охотников в наших местах. Хоть и не раз падал с лошади. Ха, ха.

Седая голова показалась в окошке и бледная рука помахала им.

– Майор! Майор!.

– Викарий! Доброе утро! Хотите сообщить что-нибудь новенькое о моем разбойнике? – Майор Най улыбнулся Очинеку. – Мой сын сейчас служит в армии.

– Попал в плен. Пленник.

– Что? Мой старший?

– Да, майор. Я везу вам телеграмму. Я был в городе, когда ее прислали. Я сказал, что передам ее вам.

Очинек понял, что его опять преследует неудача. Он вздохнул – он выбрал неудачное время для встречи с майором Наем.

– Машины типа бронетранспортеров, – продолжал кричать викарий охрипшим голосом, – врезались в их ряды и отрезали их. Почти все убиты. Он сражался отважно. Об этом напечатают завтра в газетах.

– О, черт побери!

– Он ранен! – Викарий окончательно сорвал себе голос, экипаж задел за камень и подпрыгнул. Кучер заорал на лошадей.

– Вы возвращаетесь в Лондон на электричке, которая отходит в семь тридцать, мистер Очинек? – спросил майор Най.

– Ну… – Очинек надеялся, что его пригласят переночевать. – Если это самый удобный поезд.

– Я поеду с вами. Быстро, хватайте лошадей за узду и заставьте их двигаться побыстрее. Доедем с викарием до моего дома, и я успею собрать вещи.

– В каком сражении захватили в плен вашего сына? – спросил Очинек, когда они спускались вниз к дороге.

– Черт побери! – воскликнул майор Най, останавливаясь, чтобы отцепить вереск, прилипший к его носку. – Полк? Конечно, восемнадцатый уланский.

– Я спросил, где это произошло?

– Боже! Мой мальчик! Не может быть!

Посланники

Принц Лобкович был почти уверен, что за ним полдня следит полицейский агент, и хотел бы надеяться, что на самом деле это не так. Он посмотрел на часы: он ждал посланника, стоя неподалеку от единственных из сохранившихся ворот в Букингэмский дворец. Незаметно разглядывая всех, проходивших мимо, он пытался определить, кто из них агент (прохожих было немного), но не заметил никого подозрительного, повернулся в сторону дворца и начал рассматривать его. Прошел уже год, как он был забит досками, но стражники в красной одежде и меховых киверах все еще стояли в караульных будках. Это место было не хуже любого другого, где можно было бы встретиться с посланником. И уж наверняка это место было сейчас одной из самых нейтральных на земле территорий. Швейцарские карманные часы с горным пейзажем на внутренней стороне крышки были подарком мисс Бруннер. Ему никогда сразу не удавалось найти кнопку, открывавшую крышку. Он решил, что, как только закончится большая встреча, купит себе электронные наручные часы, что-нибудь типа тех, которые сейчас делают французы. Ему нравилось все новое. В конце концов именно это привело его в политику.

Посланник опаздывал. Принц Лобкович вытащил из кармана фрака свернутый в трубочку номер «Юмориста» («Типично британский журнал, но вовсе не старомодный») и стал внимательно изучать его, держа его так, чтобы была видна обложка журнала с изображением собаки Бонзо. Определенный номер определенного журнала был оговорен заранее. Принцу Лобковичу нравился журнал «Юморист». Он погрузился в чтение, непроизвольно улыбаясь напечатанным в нем шуткам.

Некоторое время спустя мужчина средних лет с аристократической внешностью и военной выправкой налетел на Лобковича и притворился, что узнал его. Говоря по-английски с легким акцентом, он радостно воскликнул:

– Бог мой! Да ведь это же ты, старина Генри!

Лобкович притворился удивленным и сказал:

– Неужели это ты, Джордж?

– Да, конечно. Как здорово, что мы встретились.

Лобкович нахмурился, пытаясь вспомнить дальнейшие слова. Он неохотно скрутил журнал и положил в карман, журнал сильно выпирал из кармана.

– Пойдем выпьем, старина. – Лобкович похлопал мужчину по плечу. – Нам есть о чем поговорить.

– Да, конечно!

Они перешли улицу и вошли в парк Святого Джеймса, в котором были десятки аттракционов, и на каждом из них звучала своя музыка. Мужчина негромко сказал:

– Я – полковник Пьят, меня прислало наше посольство.

– А я – Принц Лобкович, представляю эмигрантов. Надеюсь, наша встреча окажется плодотворной.

– Я тоже надеюсь на это. – Они дошли до аттракционов, расположенных вокруг озера. Ленты, флаги, раскрашенные холсты, медь и сталь, ярко нарисованные деревья – все двигалось по кругу, вверх и вниз, а люди визжали, громко смеялись и хихикали.

Пьят остановился у палатки, около которой сидела несчастная на вид обезьянка, рядом стоял ее хозяин – старый итальянец, на голове у него был цилиндр. Итальянец широко улыбнулся и предложил Пьяту купить мороженое. Пьят остановился, протянул руку и нежно погладил обезьянку. Он отрицательно покачал головой и двинулся дальше, отказываясь от мороженого.

– Мороженое! – закричал итальянец, как будто Пьят забыл купить его. – Мороженое!

Одетый во фрак и с цилиндром на голове, Пьят с величественным видом пошел дальше.

– Мороженое? – спросил итальянец Лобковича, который шел на два шага позади Пьята. Лобкович отрицательно покачал головой. Не оборачиваясь, Пьят спросил:

– Есть какие-нибудь новости о Корнелиусе?

– Вы имеете в виду Джеремиа?

– Да.

– Никаких. Такое впечатление, что он исчез окончательно.

– Ну, может это и к лучшему. А вы как считаете?

– Его умение проникать в суть вещей очень полезна.

– Но он также обладает способностью расстраивать все дела. А нам накануне большой встречи это совсем не нужно.

– Согласен.

Они шли под низко висящими ветками ив, под которыми прогуливались молоденькие сильно накрашенные проститутки, мимо каруселей, качелей, американских горок. В парке было много людей.

– Этим крестьянам очень весело, – Пьят хотел произнести это с иронией, но ему это не удалось. – Боже! Эти люди обречены, но они все еще веселятся.

– Вы учились в Итоне? Я тоже, – сказал Лобкович и улыбнулся развязной девице, смотревшей на него. – Вам не нравятся аттракционы?

– Я практически никогда их не видел. Только однажды в Финляндии. Там еще были цыгане. Да. Около Рувениеми, насколько я помню. Весной. Сам я не катался. И еще я запомнил, как цыганка разбила весенний лед и полоскала в реке белье. Там были очень похожие аттракционы, хотя, пожалуй, было меньше металла и дерева. Все было также ярко раскрашено. – Полковник Пьят улыбнулся.

– Когда вы в последний раз были в Финляндии? – Лобкович нагнулся и прошел под веревкой, при помощи которой была натянута одна из палаток. Он глубоко вдохнул в себя воздух с запахами машинного масла, гари и навоза.

Полковник Пьят повел плечами и сделал неопределенный жест рукой.

– Это было в те времена, когда Финляндия еще существовала. – Он улыбнулся на этот раз более открытой улыбкой, чем в предыдущий раз. – Я любил бывать в Финляндии. Финны очень простые люди.

К ним подошла пожилая женщина, продававшая лаванду. На ней была красная шаль, которая не гармонировала по цвету с ее цветами. Она заговорила жалобным голосом, протягивая им букетики.

– Купите, сэр. Пожалуйста, сэр. – Она кивала при этом головой, как бы вынуждая их кивнуть ей в ответ. – Они принесут вам удачу, сэр. А какой сладкий запах, сэр. Пожалуйста, купите, сэр.

Пьят первым засунул руку в карман и вытащил полкроны. Он отдал ей монету и получил букет. Букетик был завернут в бумагу серебряного цвета. Лобкович дал ей два шиллинга и получил такой же букетик. Женщина спрятала деньги куда-то между складками огромной грязной юбки.

– Благодарю вас, джентльмены.

Они тотчас забыли о существовании букетиков, которые держали в руке, и пошли дальше.

– Но вашим людям пришлось аннексировать Финляндию, – сказал Лобкович.

– Да. – Пьят поднял руку к лицу и тут заметил, что у него в руке зажат букет. Он засунул его в петлицу. – Это было сделано, чтобы получить еще один выход к морю.

– Вы действовали, конечно, по принципу практической целесообразности. – Лобкович нахмурился.

– А разве не все действуют именно по этому принципу? Ладно вам, Принц Лобкович. Ну, что, будем заниматься школьными нравоучениями? Или обсудим то, чем нам придется заняться в ближайшем будущем?

– Там, возможно, тоже не обойтись без школьных нравоучений? – Лобкович вытащил букетик из петлицы и выбросил его. Он упал в грязь рядом с лужей.

Полковник Пьят сказал благожелательно:

– Простите меня. Я знаю. Я знаю… – Он уступил.

Толпа уличных мальчишек с криками пробежали мимо них. Один из мальчишек, пробегая мимо, бросил на Лобковича быстрый проницательный взгляд. Лобкович нахмурился и ощупал свои карманы, чтобы удостовериться, что его не обокрали. Но все было на месте, даже «Юморист».

Они поднялись к выступающему далеко в озеро пирсу, пробираясь к нему по деревянному настилу, который был переброшен через грязь. На пирсе стояли несколько пар. Они остановились.

– Стороны меняются, – сказал Принц Лобкович. Они стояли рядом и смотрели на уток и фламинго. На противоположном берегу прогуливались нарядно одетые красотки под руку со своими ухажерами, разодетыми в пух и прах, котелки у них были лихо заломлены набекрень. Шарманка наигрывала сентиментальные мелодии. Медведь танцевал. Мимо проплывали лодки.

На фоне вечернего неба на западе они видели крышу Букингэмского дворца, а на востоке – крышу здания Казначейского гарнизона, ощетинившуюся стволами орудий.

– Становится все холоднее, – сказал полковник Пьят, застегивая пуговицу на своем элегантном пальто. Принц Лобкович заметил шелковый носовой платок в левом рукаве у полковника. По небу плыли серые облака, слегка окрашенные в красный цвет.

– Все уходят. – Пьят остановился и поднял камешек. Он бросил его в воду. По воде разошлись небольшие круги. К поверхности поднялись рыбы и через несколько секунд снова погрузились в воду. – У нас осталось совсем немного старых друзей. Пустые песни.