Текст книги "Сага о Рунном Посохе"

Автор книги: Майкл Джон Муркок

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 65 страниц)

Глава 4
ДОРОГА В ЗАМОК БРАСС

Дориан Хоукмун вновь вернулся в подземную темницу, и прошло целых два дня, прежде чем он вновь увиделся с бароном Мелиадусом. Барон принес ему доспехи из черной кожи, сапоги, латные перчатки, тяжелый кожаный плащ с капюшоном, клинок и черную маску скалящегося волка. Очевидно, и одежда, и оружие некогда были предназначены для самого барона.

– Теперь о том, что вас ждет в замке, – начал Мелиадус. – Ваш рассказ должен показаться графу Брассу убедительным. Вы попали ко мне в плен, но какой-то раб помог вам бежать. Вы усыпили меня и переоделись в мою одежду. Прежде чем я успел придти в себя, под видом барона Мелиадуса вам удалось покинуть границы Гранбретании. В общем, не стоит слишком мудрить. Чем проще история, тем она правдоподобнее. Это не только объяснит, как вам удалось вырваться из плена, но и вызовет уважение у тех, кто меня ненавидит.

– Понимаю, – отозвался Хоукмун, рассматривая доспехи. – Но как мне объяснить про Черный Камень?

– Это может быть следствием некоего эксперимента. Однако вы спаслись бегством раньше, чем вам успели причинить серьезный вред. Постарайтесь быть как можно убедительнее, Хоукмун, от этого зависит ваша жизнь. Мы будем наблюдать за реакцией графа и в особенности за этим пронырливым Ноблио. Разумеется, разговора вашего мы не услышим, однако нам ведомо искусство чтения по губам. Если у нас возникнет хоть тень сомнения в вашей верности, то мы тут же дадим камню жизнь.

– Я понимаю, – вымолвил Хоукмун ровно. Мелиадус нахмурил брови:

– Без сомнения, они заметят, что с вами что-то неладно, но, надеюсь, отнесут это на счет тех несчастий, что вам довелось пережить в плену. Пожалуй, это заставит их проявить еще большую заботу и внимательность.

Хоукмун рассеянно кивнул. Мелиадус взглянул на него в упор.

– В какие-то моменты, Хоукмун, вы почти внушаете мне опасения, и все же я не сомневаюсь в вашей преданности. Черный Камень лучшая тому гарантия, – он усмехнулся. – Ну ладно, орнитоптер ждет вас. На нем вы доберетесь до Дю-Вера, это город на побережье. Итак, собирайтесь, дорогой герцог, и достойно послужите империи. Если вы исполните мое задание, ваши владения будут вновь принадлежать вам.

Орнитоптер стоял на лужайке у самого входа в подземную тюрьму. Он был сделан из меди, серебра и латуни в форме гигантского грифона, сидящего на мощных львиных лапах, со сложенными за спиной сорокафутовыми крыльями. Орнитоптер потрясал своей красотой. В маленькой кабине за орлиной головой восседал пилот в маске Ордена Ворона, к которому принадлежали все пилоты Гранбретании. Его руки в перчатках лежали на пульте управления, украшенном самоцветами.

С определенной долей опасения Хоукмун, затянутый в доспехи Мелиадуса, забрался в кабину и занял место за спиной пилота. Ему пришлось изрядно повозиться, прежде чем удалось сносно пристроиться на узком длинном сиденье, где никак не помещался его большой меч.

Едва он успел ухватиться за ребристые металлические бока машины, как пилот вдавил рычаг, и крылья, раскрывшись, захлопали по воздуху со странным, отдающимся в ушах, гулом. Задрожав, орнитоптер начал было валиться набок, однако пилот сумел быстро выровнять машину. Хоукмуну было известно, что полеты на этих аппаратах – дело довольно опасное, и во время битвы под Кельном ему не раз доводилось видеть, как они складывают крылья и камнем рушатся на землю. И все же, несмотря на все свои недостатки, орнитоптеры оставались основной силой Империи Мрака, и именно благодаря им она сумела так стремительно покорить всю Европу. Ни у одного другого государства не было подобного оружия.

С силой оттолкнувшись от земли, грифон взлетел. Крылья били по воздуху (жалкая пародия на летящую птицу), и машина поднималась все выше, пока наконец самые высокие башни Лондры не остались далеко внизу. Они направились на юго-восток. У Хоукмуна к горлу неожиданно подступила тошнота, ему стало тяжело дышать.

Летающее чудище вскоре миновало плотный слой облаков, и яркий солнечный свет, искрясь, заиграл на металлической чешуе.

В хрустальных глазах маски, закрывавшей лицо Хоукмуна, отражались тысячи крохотных радуг. Он закрыл веки.

Некоторое время спустя герцог ощутил, что орнитоптер снижается. Открыв глаза, он увидел, что их вновь окружают облака. Когда машина опустилась еще ниже, пред взором Хоукмуна предстали пепельно-серые поля, очертания небольшого городка и иссиня-лиловое море.

Неуклюже развернувшись, орнитоптер направился к большому плоскому камню, возвышавшемуся в центре города. Там он приземлился, неистово хлопая крыльями и сильно ударившись о каменную плиту, и, наконец, замер. Пилот дал знак вылезать наружу. Герцог выбрался из машины и, неуверенно держась на ногах, принялся разминать затекшее тело. Еще несколько орнитоптеров стояли на площадке. В этот момент один из них взлетел, и Хоукмуна едва не сбил сильный порыв ветра от взмахов крыльев.

– Дю-Вер, – объявил пилот, закрывая кабину. – Этот город принадлежит нашим воздушным силам, хотя в его гавань заходят также военные корабли.

В каменной плите Хоукмун внезапно обнаружил круглый люк. Остановившись у него, пилот несколько раз ударил по стальной крышке. Это был условный сигнал. Немного погодя крышка ушла вниз, показалась каменная лестница, и они стали спускаться. В проходе было темно и мрачно.

Наконец они выбрались на мощеную булыжником улицу, которая тянулась между большими квадратными зданиями. Казалось, весь город наводнен солдатами. Здесь можно было встретить летчиков в масках Воронов, матросов с военных кораблей в масках Рыб или Морских Змей, пехотинцев и кавалеристов в самых разнообразных личинах: Вепря, Волка, Черепа, Богомола, Быка, Собаки, Козла и многих других. Мечи ударяли по ногам, закованным в латы, бились об огнеметы, и повсюду слышался звон боевых доспехов.

Сперва Хоукмун никак не мог понять, почему, когда он пробирается сквозь толпу, все с таким почтением расступаются перед ним, но затем вспомнил, что на нем доспехи барона Мелиадуса. У ворот города Хоукмуна уже ждала приготовленная для него лошадь. К ее седлу были приторочены туго набитые сумки. Герцога заранее предупредили, какой дорогой ему надлежит ехать. Вскочив в седло, он направился к морю.

Облака вскоре рассеялись, пропуская солнечные лучи, и взору Дориана Хоукмуна впервые предстал Серебряный мост. Прекрасный и невероятно хрупкий на вид, мост сверкал на солнце и изящной дугой уходил за горизонт. В ширину он имел почти четверть мили. Ограждением служили сложные переплетения тончайших серебряных тросов, которые поддерживали многочисленные пилоны.

На мосту царило оживленное движение. Хоукмун увидел кареты, настолько изысканные, что невозможно было поверить в то, что они вообще способны передвигаться; эскадроны кавалеристов (лошади были в таких же пышных и красивых доспехах, как всадники); батальоны пехоты, марширующие с невероятной четкостью; торговые караваны; вьючных животных, груженных тюками со всевозможными товарами, – здесь были меха, шелка, фрукты, овощи, сундуки со всяческим скарбом, канделябры, подсвечники, кровати, мебельные гарнитуры и многое другое. И почти все, как догадался Хоукмун, было награблено в странах, завоеванных войсками Империи Мрака.

Видел он также и военную технику – машины из стали и меди, некоторые из них были оснащены страшными острыми шипами для разрушения стен, напоминающими птичьи клювы, другие – вышками для ведения осады, третьи – длинными балками для метания ядер и камней. Рядом с машинами шествовали их создатели в масках Крота, Барсука и Хорька – инженеры Империи Мрака. Отчасти, благодаря могучему телосложению и крупным рукам, они походили на собственные детища. Но по сравнению с величием Серебряного моста, который, подобно орнитоптерам, считался одной из главных причин столь стремительных побед Гранбретании, все они казались лишь жалкими пигмеями.

Стражу у моста был отдан приказ пропустить Хоукмуна, так что герцог беспрепятственно въехал на вибрирующий от движения транспорта мост. Копыта лошади звонко зацокали по металлу. Вблизи мост несколько терял в своем великолепии. Проезжая часть была испещрена выбоинами и царапинами. То тут, то там виднелись кучи конского навоза, грязное тряпье, солома и прочий мусор. Конечно, невозможно было поддерживать столь оживленную магистраль в идеальной чистоте, и все же, так или иначе, загаженный мост в какой-то мере был символом истинной сущности этой странной империи, именуемой Гранбретанией.

Перебравшись по Серебряному мосту на другой берег, Хоукмун направился вглубь материка. Туда, где располагался недавно павший под натиском имперской мощи хрустальный город Парис. Там он собирался немного передохнуть. Однако до хрустального города был целый день езды, и потому он решил не останавливаться в Карли, ближайшем от моста городе, а подыскать какую-нибудь деревушку и уже утром отправиться дальше. Ближе к вечеру он въехал в небольшое селение с милыми аккуратными домиками и садами. Повсюду виднелись следы недавнего сражения, над деревушкой повисла тревожная тишина. Добравшись до постоялого двора, Хоукмун обнаружил, что двери заперты, спешился и забарабанил кулаком. Несколько минут спустя заскрипел засов, и в дверях показалось детское личико. Ребенок испугался при виде маски Волка. Неохотно распахнув дверь, он все же впустил Хоукмуна. Тот вошел в дом и поспешил снять маску, чтобы успокоить ребенка. Он даже попробовал улыбнуться, но поскольку давно забыл, как это делается, гримаса вышла несколько натянутой. Мальчик, похоже, принял это за знак неудовольствия и отпрянул, ожидая удара.

– Я тебе ничего плохого не сделаю, – промолвил Хоукмун. – Просто присмотри за моей лошадью, приготовь постель и дай мне поесть, я уеду на рассвете.

– Господин, у нас только самая простая пища, – чуть приободрившись, пробормотал мальчик в ответ.

За долгие годы нескончаемых войн люди в Европе уже привыкли ко всему, и, по сути, нашествие гранбретанцев не принесло им ничего нового. Однако свирепость завоевателей оказалась для них неожиданностью, и было совершенно ясно, что ребенок боится и ненавидит Хоукмуна, не ожидая от него даже самой обычной справедливости.

– Я неприхотлив. Принеси, что есть. Мне нужно лишь утолить голод и выспаться.

– Господин, у нас все забрали. Если мы… Хоукмун жестом прервал его:

– Меня это не интересует, дитя. Я жду.

Он обвел взглядом комнату и в углу заметил двух старцев, которые что-то пили из больших кружек. Они старательно избегали встретиться взглядом с вновь пришедшим. Подойдя к маленькому столику в центре зала, герцог скинул плащ и перчатки, затем тяжело опустился на стул.

Маску Волка он положил на пол, у ножки стула, что для лорда Империи Мрака было весьма необычно. Он заметил устремленные на него взгляды мужчин, затем услышал, как они принялись возбужденно перешептываться, и понял, что люди увидели Черный Камень. Мальчик принес кружку разбавленного эля и несколько жалких кусочков жареной свинины. Похоже, ничего лучшего у них действительно не имелось. Отужинав, Хоукмун велел, чтобы его проводили в комнату. Оставшись один, он скинул доспехи, умылся, забрался под грубое покрывало и вскоре погрузился в сон. Ночью что-то разбудило его, и, толком не понимая, что делает, он выбрался из постели и глянул в окно. Ему показалось, что в лунном свете вырисовывается темная фигура всадника. Это был воин, с ног до головы закованный в латы. Забрало шлема закрывало его лицо. Хоукму-ну показалось, он заметил золотистый блеск и что-то черное на доспехах незнакомца. Затем, развернув коня, воин исчез.

Терзаемый недобрыми предчувствиями, Хоукмун вернулся в постель, и сон тут же принял его в свои объятия, а поутру герцог никак не мог решить, приснился ему этот воин или нет. С момента своего пленения Хоукмун ни разу не видел снов. Слабая искорка любопытства заставила его призадуматься, пока он одевался, но уже к тому времени, как он спустился в зал для завтрака, все эти мысли выветрились из памяти.

До Париса Хоукмун добрался только к вечеру. Хрустальный город, выстроенный из чистейшего кварца, был залит светом, и кругом стоял звон стеклянных украшений, которыми жители Париса щедро украшали свои дома, городские здания и памятники. Город был настолько прекрасен, что даже полководцы Империи Мрака не осмелились разрушить его и предпочли стремительному штурму долгую многомесячную осаду.

И все же следы нового правления были заметны повсюду, начиная с важно расхаживающих по улицам воинов и перепуганных местных жителей, и заканчивая боевыми стягами, что развевались на домах, принадлежавших некогда знатным семействам города. Сейчас здесь красовались знамена Йорика Нанкенсена, магистра Ордена Мухи, Адаза Промпа, магистра Ордена Пса, Мигеля Хольста, эрцгерцога Лондры, и Азровака Микосеваара, наемника из Московии, командира Легиона Стервятников, предателя и убийцы, который служил Гранбретании уже тогда, когда планы завоевания Европы были пока лишь на бумаге. Этот безумный московит был под стать своим хозяевам. Знаменитое знамя наемника с вышитым на нем алыми шелковыми нитями лозунгом «Смерть во имя жизни» вселяло ужас в сердца его врагов. Хоукмун решил, что, должно быть, Азровак Микосеваар ныне отдыхает в хрустальном городе. Трупы притягивали московита как розы – пчел, и он всегда старался оказаться в самой гуще сражения.

Закат солнца словно залил кровью городские улицы, и Хоукмун, слишком утомленный, чтобы продолжать путь, был вынужден остановиться в гостинице, о которой говорил ему Мелиадус, и провести там ночь. Он пробудился к полудню и, позавтракав, двинулся дальше. Позади осталась лишь половина пути.

Наступление империи остановилось за городом Лионсом, но сама дорога казалась там дорогой в ад. По обочинам высились деревянные кресты и виселицы, на которых висели мужчины и женщины, дети и даже, вероятно, для забавы, домашние животные – кошки, собаки, кролики. Можно было видеть людей, распятых целыми семьями – от крошечных младенцев до дряхлых стариков.

Лошадь Хоукмуна по лионской дороге едва переставляла ноги, и запах тления жег герцогу ноздри и мутил рассудок. Огонь уничтожил города и деревни, превратил поля и леса в пепелище. Воздух был тяжелым от гари и смрада. Уделом людей, выживших в этом кошмаре, независимо от прежних заслуг и званий, стало нищенство. Правда, молодые женщины могли еще сделаться шлюхами, а мужчины, пав на колени, принести клятву верности королю-императору.

И если чуть раньше в душе у Хоукмуна вспыхнули искры любопытства, точно так же сейчас он ощутил слабое чувство отвращения. В маске Волка никто не осмеливался остановить его по дороге к Лионсу, никто не задавал ему вопросов. Солдаты Ордена Волка воевали в основном на севере, и потому Хоукмун чувствовал себя относительно спокойно, не опасаясь, что кому-нибудь из «собратьев» вздумается обратиться к нему на тайном орденском языке. За Ли-онсом дорогу патрулировали отряды гранбретанцев, и Хоукмун решил не рисковать и свернул в чистое поле. Убрав маску в одну из опустевших седельных сумок, он стремительно поскакал вперед. Теперь он очутился на свободной земле, где даже воздух казался ему поразительно свежим и душистым, и все же даже здесь ощущался затаенный страх… Страх перед грядущим.

В городе Валенсе, где жители еще только готовились дать отпор войскам Империи Мрака, многословно обсуждая стратегию и строя несбыточные планы, Хоукмун получил возможность проверить, достаточно ли достоверно звучит его рассказ.

– Мое имя Дориан Хоукмун Кельнский, – объявил он капитану, когда его проводили на переполненный постоялый двор.

Поставив ногу на большую деревянную скамью, капитан вперился в него взглядом.

– Герцога Кельнского захватили в плен гранбретанцы и, должно быть, давно уже казнили, – объявил он. – По-моему, ты шпион.

Спорить Хоукмун не стал. Он поведал историю, придуманную Мелиадусом, описал свой плен и побег, и странный тон его голоса убедил капитана в правдивости рассказа куда больше, чем сама история. Затем через толпу, выкрикивая имя Хоукмуна, пробрался какой-то мужчина в разодранной кольчуге. Обернувшись, Хоукмун узнал эмблему на плаще воина. То был герб Кельна. Это оказался один из немногих солдат, уцелевших в последнем сражении. Он поведал капитану и всем собравшимся о Хоукмуне, расписав яркими красками его отвагу и воинское искусство, так что в тот вечер Дориан Хоукмун был провозглашен в Валенсе истинным героем.

Ночью, пока народ праздновал его возвращение, Хоукмун поведал графу, что направляется в Камарг, в надежде, что ему удастся убедить графа Брасса возглавить поход против империи. Капитан лишь покачал головой в ответ.

– Граф Брасс не желает принимать в этом участия, – промолвил он. – Впрочем, возможно, вас он согласится выслушать. Надеюсь, дорогой герцог, удача будет на вашей стороне.

Хоукмун покинул Валенс на следующее утро и направился к югу. Навстречу ему с суровыми лицами шли и ехали воины, готовые сразиться с Империей Мрака.

Чем ближе оказывался Хоукмун к цели своего путешествия, тем сильнее дул ветер. И вот, наконец, взору его предстали знаменитые болота Камарга. В заводях поблескивала вода, и камыш склонялся под порывами мистраля.

Он подъехал к одной из высоких старинных сторожевых башен и, завидев вспышки гелиографа, понял, что в замке Брасс узнают о прибытии гостя задолго до того, как он туда доберется. Лошадь не спеша продвигалась по петляющим болотным тропам, и Хоукмун, крепко держась в седле, безучастно разглядывал красоты Камарга. Рябь бежала по болотной воде, птицы парили в бесцветном тусклом небе.

У замка Брасс Хоукмун оказался в сумерках, и вид террас и изящных башенок, четко вырисовывавшихся на фоне предзакатного неба, не вызвал в его сердце никаких особых чувств.

Глава 5
ВОСКРЕШЕНИЕ

Вновь наполнив вином кубок Дориана Хоукмуна, граф Брасс негромко обратился к гостю:

– Прошу вас, продолжайте, милорд.

Вот уже второй раз Хоукмун повторял свою историю. В парадном замке графа Брасса его собрались послушать сам граф, прелестная Иссельда, молчаливый Ноблио и фон Виллах, который то и дело приглаживал усы и хмуро пялился в огонь.

– …Вот почему, граф Брасс, я отправился искать помощи в Камарге, зная, что только здесь могу оказаться в безопасности, – закончил свое повествование Дориан Хоукмун.

– Вы здесь желанный гость, – объявил граф. – Но неужели, кроме, убежища вам более ничего не нужно?

– Ничего.

– И вы не просите, чтобы мы выступили против Гранбретании! – воскликнул Ноблио.

– Я сам сделал эту ошибку и слишком дорого заплатил за нее, чтобы теперь уговаривать и других впустую рискнуть жизнью, – отозвался Хоукмун.

Вид у Иссельды был разочарованный. Судя по всему, большинство собравшихся в зале, если не считать мудрого графа, желали войны с Гранбретанией. Возможно, при этом они преследовали разные цели. Иссельда, скорее всего, надеялась отомстить Мелиадусу. Ноблио исходил из абстрактного желания уничтожить мировое зло, а фон Виллах просто желал поразмяться и помахать мечом, как в старые добрые времена.

– Вот и прекрасно, – воскликнул граф. – Ибо все эти бесчисленные просьбы утомили меня. Ну, а сейчас… у вас очень усталый вид, милорд, а мы своими расспросами, боюсь, замучили вас окончательно. Пойдемте, я покажу вам ваши покои.

Итак, все прошло успешно. Однако Хоукмуну обман не доставил никакого удовольствия. Он лгал лишь потому, что ему было приказано это сделать. Граф провел Хоукмуна в отведенные ему апартаменты. Там была спальня, ванная комната и небольшой кабинет.

– Надеюсь, вам здесь будет удобно, дорогой герцог.

– Конечно, – просто ответил Хоукмун.

Граф уже собрался было уйти, но остановился в дверях.

– Этот камень у вас во лбу… – медленно произнес он. – Вы говорите, Мелиадус не успел завершить свой эксперимент?

– Именно так.

– Понимаю, – граф задумчиво уставился в пол. – Возможно, если вас это беспокоит, я сумел бы помочь вам удалить его…

– Нет, благодарю вас, это ни к чему, – отозвался Хоукмун.

– Ясно, – с этими словами граф вышел из комнаты.

Ночью Хоукмун неожиданно пробудился. Нечто подобное произошло с ним несколько дней назад в деревенском трактире. Ему вновь показалось, что он видит в комнате человека – того самого воина, закованного в черные с золотом доспехи, но в тот же миг его отяжелевшие от сна веки сомкнулись, а когда он вновь распахнул глаза, в комнате никого не было.

В душе Хоукмуна зародилось странное противоречие – возможно, противоречие между человеколюбием и его отсутствием или между совестью и отсутствием ее, если, конечно, подобное противоречие вообще может существовать.

Впрочем, что бы ни послужило тому причиной, несомненно было одно – характер Хоукмуна вновь начал меняться. Разумеется, это был уже не тот Дориан Хоукмун, что так отважно сражался в битве при Кельне, однако и не тот, что, впав в состояние апатии, готов был сгинуть в зловонном подземелье Лондры, но совершенно новый, словно рожденный заново человек.

Однако признаки этого перерождения пока еще оставались едва заметны и нуждались в своего рода толчке, как, впрочем, и в определенном окружении.

Тем не менее, ранним утром Хоукмун проснулся с одной-единственной мыслью – как бы поскорее похитить Иссельду и вернуться в Гранбретанию, чтобы там избавиться от Черного Камня и получить обратно во владение земли своих предков.

В коридоре он встретился с Ноблио.

– Доброе утро, дражайший герцог, – приветствовал его философ, взяв гостя под руку. – Не пожелаете ли вы немного рассказать мне о Лон-дре? Я много путешествовал, однако таммне побывать не доводилось.

Хоукмун обернулся и взглянул на него, прекрасно осознавая, что сейчас владыки Гранбретании видят лицо поэта. Однако в глазах Ноблио читался неподдельный интерес, и Хоукмун решил, что в просьбе философа не содержится ничего, кроме обычного человеческого любопытства.

– Это огромный сумрачный город, – ответил Хоукмун. – Загадочная архитектура и множество всяких сложностей.

– А его дух? Истинный дух Лондры, каково ваше впечатление о нем?

– Мощь, – объявил Хоукмун. – Уверенность в своих силах.

– Безумие?

– Боюсь, перед вами не тот человек, который способен определить, что безумно, а что нет, господин Ноблио. Впрочем, сдается, вы и меня самого находите довольно странным, не правда ли?

Подобный поворот разговора застиг Ноблио врасплох, и он удивленно покосился на Хоукмуна.

– Ну… почему вы об этом спрашиваете?

– Потому что ваши вопросы кажутся мне совершенно лишенными смысла. Поверьте, я не желаю вас обидеть, – Хоукмун потер подбородок, – но я и вправду нахожу их совершенно абсурдными.

По широкой лестнице они начали спускаться в парадный зал, где уже был накрыт стол для завтрака и где старый фон Виллах уже перекладывал себе на тарелку большой кусок жареного мяса с подноса, принесенного слугой.

– В чем смысл? – пробормотал Ноблио. – Вы не знаете, что такое безумие, мне неведомо, что есть смысл.

– Мне нечего вам сказать, – промолвил Хоукмун.

– Вы замкнулись в себе. Это и неудивительно, столько всего вынести, – с сочувствием в голосе промолвил Ноблио. – Подобное случается. Словно что-то отмирает в душе. Сейчас все, что вам нужно, это хорошая пища и приятное общество. Вы правильно сделали, что приехали именно сюда, в замок Брасс. Возможно, вас послало само провидение.

Хоукмун выслушал философа без всякого интереса, пристально наблюдая за Иссельдой, которая как раз спускалась по противоположной лестнице и улыбалась гостям.

– Хорошо ли вы отдохнули, герцог? – спросила она. Не дав Хоукмуну ответить, Ноблио произнес:

– Ему пришлось куда хуже, чем мы предполагали, и мне думается, нашему гостю понадобится не меньше двух недель, чтобы полностью прийти в себя.

– Не желаете ли присоединиться ко мне нынче утром, милорд? – предложила Иссельда. – Я покажу вам сад. Он восхитителен даже среди зимы.

– С радостью, – ответил Хоукмун.

Ноблио улыбнулся, ибо понял, что страдания Хоукмуна тронули пылкое сердце Иссельды. Кроме того, подумал он, для герцога не может быть лучшего лекарства, чем живое внимание милой сострадательной девушки.

Они не торопясь гуляли по террасам сада. Здесь росли вечнозеленые растения, зимние цветы и овощи. Небо было ясным, ярко светило солнце. От холодного ветра их защищали теплые меховые плащи. Они любовались крышами городских зданий, повсюду царили тишина и покой. Иссельда, взяв Хоукмуна под руку, весело щебетала, не ожидая ответа от своего красивого, неизменно печального спутника. Поначалу, правда, Черный Камень несколько смущал ее, но затем она решила, что это украшение мало чем отличается от диадемы из самоцветов, под которую она порой убирает волосы.

Юная душа Иссельды страстно жаждала любви, и чувства, разбуженные в ней бароном Мелиадусом, искали выхода. Иссельда рада была предложить свою любовь этому сумрачному суровому герою Кельна в надежде, что это поможет залечить его душевные раны.

Она заметила, что неподдельный интерес вспыхивает в глазах герцога, лишь когда она заговаривает о его родных краях.

– Расскажите мне о Кельне, – попросила она. – Не о том, какой он сейчас, а о том, каким он был прежде или каким станет в один прекрасный день.

Слова ее напомнили Хоукмуну об обещании Мелиадуса. Отвернувшись от девушки, он, скрестив руки на груди, молча уставился в чистое зимнее небо.

– Кельн, – повторила она чуть слышно. – Он похож на Камарг?

– Нет, – герцог посмотрел на крыши домов далеко внизу. – Нет, Камарг – дикий край, и всегда был таким. В Кельне же во всем чувствуется заботливая рука человека. Возделанные поля, каналы, узкие петляющие дороги, фермы, деревни. Кельн – это маленькая страна, где тучные коровы и откормленные овцы пасутся на заливных лугах с мягкой и сочной травой, дающей приют кроликам и полевым мышам среди стогов душистого сена. В Кельне живут добрые скромные люди, они очень любят детей. Дома там старые и такие же простые, как их хозяева. В Кельне не было ничего мрачного, пока туда не явились гранбретанцы. Словно обрушилась лавина огня и стали. Империя Мрака оставила на плоти Кельна свой след, как шрам от меча и пламени факела.

Хоукмун вздохнул и с печалью продолжил:

– Огонь и меч вместо бороны и плуга. – Обернувшись, он посмотрел на девушку. – Изгороди пошли на изготовление крестов и виселиц, трупы животных заполнили каналы и отравили земли, камни домов превратились в снаряды для катапульт, а людям пришлось или стать солдатами, или погибнуть. Другого выбора им не оставили.

Иссельда тронула его за плечо:

– Вы говорите об этом, словно о чем-то давно минувшем. Огонь вновь погас в его глазах.

– Все верно, так оно и есть. Это словно давнишний сон. И сейчас он мало что для меня значит.

Однако Иссельда чувствовала, что отыскала способ проникнуть в его душу и помочь ему.

А Хоукмун вспомнил, чего может лишиться, если вовремя не доставит девушку владыкам Гранбретании, и с готовностью принял ее участие, хотя по совершенно иным причинам, нежели она себе воображала.

Во дворе их встретил граф. Он осматривал старую лошадь и беседовал с конюхом.

– Она уже отслужила свое, – пояснил граф. – Пусть теперь пасется на травке.

Затем он подошел к дочери и Хоукмуну.

– Господин Ноблио сказал мне, что вы слабее, чем мы думали, – обратился он к Хоукмуну. – Можете оставаться в замке Брасс, сколько вам будет угодно. Надеюсь, Иссельда не слишком утомила вас беседой.

– Нет, что вы. Я отдыхаю, прогуливаясь с ней.

– Вот и прекрасно. Вечером у нас будет небольшой праздник. Я попросил Ноблио почитать нам что-нибудь из его последних сочинений. Он обещал подыскать нечто легкое и остроумное. Надеюсь, вам это доставит удовольствие.

Хоукмуну почудилось, будто граф смотрит на него с каким-то особым вниманием. Неужто он догадался о цели его приезда? Брасс славился своим умом и проницательностью. Но если уж сам барон Калан не смог разобраться в герцоге, то, несомненно, и графу это окажется не по силам. Хоукмун решил, что нет причин для опасений, и позволил Иссельде увести себя в замок.

В тот вечер был устроен торжественный ужин, и граф не поскупился на угощение. За столом собрались самые почтенные граждане Камарга, несколько самых известных скотоводов и тореадоров, в том числе и вполне оправившийся от ранений Мэтан Джаст, которого граф год назад спас на корриде.

Дичь и рыба, несколько сортов мяса, всевозможные овощи, разнообразные напитки, эль и множество превосходных соусов и гарниров – все это было выставлено на длинном широком столе. Дориан Хоукмун сидел по правую руку от графа. По левую восседал Мэтан Джаст, победитель в последней корриде. Джаст преклонялся перед графом и так благоговел перед ним, что тому порой делалось неловко. Рядом с Хоукмуном сидела Иссельда, а напротив нее – Ноблио. На другом конце стола расположился одетый в пышные меха старый Зонзак Элькарэ, знаменитый скотовод Камарга. Он много ел и часто смеялся. Рядом с ним сидел фон Виллах, и оба почтенных мужа казались весьма довольными друг другом.

Пиршество близилось к концу, сластям, конфетам и знаменитому камаргскому сыру воздали должное, и перед каждым гостем поставили по три кувшина с разными винами, небольшой бочонок эля и вместительный кубок. Перед Иссельдой стоял лишь один кувшин и маленький бокал, хотя за ужином она пила не меньше мужчин.

Вино помогло Хоукмуну немного расслабиться, и он стал даже чуть более оживленным. Раз или два на губах его появилась улыбка, и если уж он и не отвечал на чужие шутки, то хотя бы не подавлял гостей своим мрачным выражением лица.

– Ноблио, – раздался голос графа. – Вы обещали нам балладу! Ноблио с улыбкой поднялся с места. Лицо его, как и у остальных пирующих, раскраснелось от вина и обильного угощения.

– Баллада называется «Порицание лести». Надеюсь, она вас позабавит.

С этими словами он принялся читать:

Чтоб воспеть улыбку милой, Жемчуг песнопевцу нужен: Как же он прославит зубки, Не упомянув жемчужин? А вот зубы коренные, Не в пример передним, нищи, Хоть на них лежит забота Пережевьсванья пищи. В мадригалах и сонетах Непременнейшие гости – Перламутровые ушки, Носики слоновой кости. Чем же провинились локти, Что о них молчат поэты?…

Граф Брасс с улыбкой следил за серьезным выражением на лице Ноблио, который с большим чувством читал свое творение, щедро разукрашенное напыщенными выражениями и сложными рифмами. Оглянувшись по сторонам, Хоукмун увидел, что некоторые гости удивлены, другие, уже изрядно опьяневшие, довольно улыбаются. Сам он оставался бесстрастен. Иссельда, наклонившись к нему, что-то прошептала, но он не расслышал ее слов.

 
Челюсти, виски и скулы
Тоже вовсе не воспеты.
В виршах множество сравнений
Для слезинок вые найдете,
Но не сыщете полслова
О слюне и о мокроте.
Если дева плачет – бисер
И роса идут тут в дело;
Ну, а что мне надо вспомнить,
Если милая вспотела?…
 

– Что это он несет? – пробурчал фон Виллах.