Текст книги "Сага о Рунном Посохе"

Автор книги: Майкл Джон Муркок

сообщить о нарушении

Текущая страница: 39 (всего у книги 65 страниц)

Граф Брасс

«И стала Земля древней, покрывшись патиной времен, и сделались пути ее причудливы и прихотливы, точно у старца на пороге смерти».

Из "Летописи Рунного Посоха"

«И когда завершилась эта История, на смену ей пришла другая, вовлекая все тех же актеров пьесы в приключения еще более загадочные и удивительные, чем прежде. И древний замок Брасс, в Камарге, вновь оказался в эпицентре событий...»

"Хроники замка Брасс"

Часть I
СТАРЫЕ ДРУЗЬЯ

Глава 1
ПРИЗРАК В КАМАРГЕ

Не меньше пяти лет ушло на то, чтобы вернуть былую красу землям Камарга, вновь населить его болота огромными алыми фламинго, а равнины – белоснежными дикими быками и рогатыми скакунами, что в изобили водились там до прихода диких орд Империи Мрака. За пять лет удалось отстроить сторожевые башни на границах, поднять из руин города и восстановить замок Брасс во всем его суровом великолепии. Решено было даже укрепить стены и надстроить донжоны, ибо, как верно заметил однажды Дориан Хоукмун гранбретанской королеве Флане, в мире по-прежнему парит жестокость и справедливость в нем – редкая гостья.

Из всей горстки героев, служивших Рунному Посоху против Империи Мрака, уцелели лишь Дориан Хоукмун, герцог Кельнский, и его юная супруга Иссельда, графиня Брасс, дочь покойного графа Брасса. Разгромив Гранбретанию в битве при Лондре, они возвели на трон королеву Флану, вечно печальную королеву Флану, чтобы она возродила свой жестокий, развращенный народ, сделав его гуманным и процветающим.

Граф Брасс, принявший смерть от копьеносца Ордена Козла, успел прежде собственноручно сразить троих баронов: Адаза Промпа, Мигеля Хольста и Сака Гордона.

Оладан, получеловек-полуживотное родом из Булгарских гор, верный спутник Хоукмуна, пал под топорами рыцарей Ордена Вепря.

Ноблио, мирный философ, был захвачен и обезглавлен дюжиной Вепрей, Козлов и Псов.

Гьюлам д'Аверк, презревший все земное и веривший лишь в собственные скромные силы, любивший королеву Флану, которая ответила ему взаимностью, стал жертвой насмешницы-судьбы, сразившей героя рукою стражника королевы, который думал, что защищает свою госпожу от нападения.

Четверо героев пали смертью храбрых в борьбе с тиранией Империи Мрака, наравне с тысячами других, столь же отважно служивших Рунному Посоху, но оставшихся в истории безымянными.

Погиб также и главный злодей, барон Мелиадус Кройденский – самый тщеславный, загадочный и жестокий из гранбретанских аристократов, – сраженный Мечом Рассвета, принадлежавшим Хоукмуну.

И разоренный гранбретанцами мир смог наконец вздохнуть свободно.

***

Но то было пять лет назад, и с тех пор многое изменилось. Графиня Брасс подарила своему супругу двух малышей. Рыжеволосый Манфред унаследовал от деда звучный голос и жизнелюбие и обещал пойти в него также силой и статью; златокудрой же Ярмиле досталась материнская красота и ее нежное упрямство. Куда меньше унаследовали дети от герцогов Кельнских, и за это, возможно, Дориан Хоукмун любил их еще крепче.

Замок Брасс украшали статуи четырех павших героев как вечное напоминание обитателям крепости о том, какой дорогой ценой досталась им победа. Нередко Дориан Хоукмун приводил к подножию медных изваяний обоих малышей, дабы поведать им историю злодеяний Империи Мрака. Дети слушали его с интересом, и Манфред не уставал повторять отцу, что со временем несомненно совершит не менее великие деяния, чем его предок, на которого он был так похож.

На это Хоукмун неизменно отвечал, что хочется верить, нужда в таких героях, уже навсегда миновала.

Однако, заметив разочарование на лице сына, со смехом добавлял, что герои бывают самые разные и если Манфред унаследовал от деда также мудрость, гибкость мышления и чувство справедливости, то его ждет достойнейшая из судеб – стать неподкупным судией. Это утешало мальчика, но лишь отчасти, ибо для четырехлетнего малыша стать воином все же куда более привлекательно.

Порой Хоукмун с Иссельдой брали детей на долгие прогулки верхом по болотам Камарга – полюбоваться, как высится тростник на фоне бескрайних розовато-желтых небес или как он гнется под порывами мистраля. С грохотом проносились мимо них стада белоснежных быков и табуны рогатых коней. Доводилось им наблюдать и как, напуганные, взлетают тучами огромные алые фламинго и кружат над незваными гостями, не подозревая даже, что именно Дориану Хоукмуну, как прежде графу Брассу, обязаны тем, что могут жить свободно на этих диких землях, не опасаясь охотников. Именно для их охраны некогда и вознеслись на границах горделивые сторожевые башни и стражи заняли в них наблюдательные посты. Ныне, впрочем, они охраняли не только животных, но и людей от любой угрозы, грозящей Камаргу извне (поскольку ни единому жителю этой страны и в голову не пришло бы причинить вред обитателям сих мест, подобных коим больше не было нигде в целом мире). Единственным, кого убивали во время охоты на болотах не ради пропитания, были бормотуны, создания, некогда видом и именем подобные людям, но павшие жертвой магических опытов злодейского Владыки, которого в свое время прикончил граф Брасс. Впрочем, ныне на землях Камарга оставалось не больше одного-двух бормотунов, ибо охотникам не стоило никакого труда отыскать и уничтожить этих монстров восьми локтей в длину и пяти в ширину, со шкурой желтушного цвета, передвигавшихся ползком на брюхе и поднимавшихся на задние лапы только при нападении. Тем не менее, отправляясь на прогулку, Дориан Хоукмун и Иссельда старательно избегали тех мест, где им могли бы повстречаться эти мерзкие твари.

Хоукмун полюбил Камарг куда сильнее, чем далекие земли предков, что достались ему по наследству, и даже полностью отрекся от всяких прав владения, передав власть выборному совету, по примеру многих европейских провинций, где после падения Империи Мрака образовались республики.

И все же, как бы сильно ни любили и ни уважали Дориана Хоукмуна в Камарге, он прекрасно сознавал, что не в силах заменить своим подданным прежнего графа Брасса. Они нередко обращались за советами к графине Иссельде, а юного Манфреда почитали едва ли не как воплощение покойного господина, Любой другой на его месте мог бы оскорбиться, но Хоукмун, не меньше их любивший графа Брасса, принимал такое отношение как должное. Пресыщенный героикой и властью, он предпочитал вести скромную жизнь обычного помещика и пореже вмешиваться в дела своих подданных. И мечты у него были самые простые: любить прекрасную Иссельду и дарить счастье своим детям. Он более не желал творить историю. Как память о битве с Гранбретанией ему остался лишь шрам странной формы посреди лба – там, где располагался прежде зловещий Черный Камень, Пожиратель Разума, данный ему много лет назад бароном Каланом Витальским, когда Хоукмуна помимо его воли заставили служить Темной Империи против графа Брасса. Теперь кристалл исчез, как и его создатель, лишивший себя жизни после битвы при Лондре. Блестящий ученый, еще более порочный, чем все его соотечественники, Калан не мог и помыслить о жизни при новом, слишком мягкосердном для него порядке, установленном королевой Фланой, наследницей короля-императора Хеона, убитого бароном Мелиадусом в борьбе за власть в Гранбретании.

Хоукмун порой задавался вопросом, что сталось бы с бароном Каланом или, если уж на то пошло, с Тарагорном, владыкой Дворца Времени, погибшим при Лондре от взрыва одной из адских машин Калана, если бы им все же удалось уцелеть? Согласились бы они пойти на службу к королеве Флане, дабы помочь возродить все разрушенное ими? "Скорее всего, нет", – отвечал себе Хоукмун. Безумие двигало ими, душа их несла на себе печать той гибельной и чудовищной философии, которая привела Гранбретанию к войне со всем миром.

Каждый раз после прогулки по болотам все семейство возвращалось в Эгморт, древнюю столицу Камарга, окруженную неприступными стенами – там, на холме посреди города, высился замок Брасс. Выстроенный из того же камня, что и большинство домов в Камарге, замок являл собой причудливое смешение стилей, которое тем не менее радовало взор. Век за веком его владельцы вносили разные изменения, сносили одни части и возводили другие. Виртуозно выполненные витражи украшали окна, то квадратные, то круглые или даже овальные. Из этой каменной громады в самых неожиданных местах возносились к небу башни и башенки и даже пара минаретов, на манер арабских дворцов. Хоукмун также внес свою лепту, приказав в традициях старинных германских замков возвести во дворе несколько высоких мачт, на которых развевались яркие стяги, и среди них родовые знамена графов Брасс и герцогов Кельнских. С крыши вниз таращились горгульи, а над входом красовались барельефы, изображавшие камаргских животных: быков, фламинго, рогатых коней и болотных медведей.

Как и во времена самого графа Брасса, замок излучал одновременно ощущение мощи и уюта. Его возвели не для того, чтобы внушать окружающим ужас, намекая на могущество владельцев. Зодчие не думали ни о воинской мощи (хотя ее было в избытке), ни об эстетике своего детища. Их единственной заботой было удобство обитателей, что обычно несвойственно замкам. Возможно, он был уникальным в своем роде. Даже внешние террасы, нависавшие над стенами, не таили в себе угрозы, ибо на них были разбиты небольшие садики и огороды, кормившие не только сам замок, но и добрую часть города.

Все семейство по возвращении с прогулки усаживалось за ломящийся от яств стол, вместе со слугами и домочадцами. Чуть позже Иссельда ненадолго удалялась, чтобы уложить детей и рассказать им на ночь сказку. Порой это были истории древних времен, случившиеся еще до Тысячелетия Ужаса, порой новые, которые она сочиняла сама. Иногда она уступала просьбам Манфреда и Ярмилы и звала Хоукмуна, дабы тот поведал детям о своих приключениях в далеких странах в поисках Рунного Посоха. Он рассказывал им тогда о встрече с коротышкой Оладаном, родичем горных великанов, чье лицо и тело были сплошь покрыты тончайшей рыжеватой шерстью. Говорил о Амареке, что лежит далеко за морями, и о волшебном городе Днарке, где он впервые увидел Рунный Посох. В этих рассказах Хоукмуну о многом приходилось умалчивать, ибо мрачная истина была не для нежных ушей детишек. Чаще всего он вспоминал погибших друзей, их доблесть и отвагу, и тогда звучали имена графа Брасса, Ноблио, д'Аверка и Оладана.., те самые, которые во всей Европе давно уже стали легендой.

Время от времени им писала королева Флана, которая извещала об успехах своей политики. Лондру, этот город мрака и безумия, снесли почти до основания, и на его месте, по обоим берегам Таймы, чьи воды больше не были красными от крови, возводили теперь прекрасные здания, открытые небесам. Ношение масок было запрещено, и понемногу жители Гранбретании приучились не прятать лица, хотя порой и приходилось подвергать не слишком суровым наказаниям тех ретроградов, что по-прежнему были слишком привержены мрачным одеяниям былых времен. Вне закона были объявлены звериные ордена; людей призывали покидать сумрачные города и возвращаться на лоно природы, занимать деревенские дома и приниматься возделывать землю. На запущенных полях выросли дикие дубравы, протянувшиеся на многие, многие мили. Долгие века Гранбретания жила грабежами, теперь же пришло время учиться кормить себя самим. Солдат распущенных орденов отправляли на распашку земель, корчевание леса, выращивание скота. Чтобы представлять интересы народа, были созданы местные собрания. Парламент, учрежденный королевой, помогал ей управлять страной в соответствии с новыми справедливыми законами. Поразительно, с какой быстротой эта воинствующая нация обретала новую жизнь, превращаясь в народ земледельцев и ремесленников. Многие гранбретанцы вздохнули с облегчением, убедившись, что освободились наконец от ига безумия, довлевшего над всей страной" и едва не охватившего весь мир.

А в замке Брасс один за другим текли мирные дни.

И так могло бы продолжаться вечно (пока не повзрослели бы Манфред и Ярмила, не состарились и не скончались бы в мире и покое их родители, зная, что Камаргу не грозит более никакая опасность и не вернутся больше времена Империи Мрака, если бы в шестую годовщину битвы при Лондре не начали твориться вокруг некие странные вещи и Дориан Хоукмун не заметил бы, к величайшему своему недоумению, что жители Эгморта почему-то стали подозрительно коситься на него, мрачнеть при виде своего господина и с бормотанием отворачиваться в сторону, когда он пытался обратиться к ним.

Дориан Хоукмун, как и прежде граф Брасс, взял в привычку присутствовать на торжествах по поводу окончания летних работ. Эгморт в эти дни был весь украшен цветами и знаменами, горожане облачались в праздничные одежды, по улицам свободно разгуливали молодые белоснежные быки, а башенные стражи красовались в начищенных доспехах, шелковых накидках, с огнеметами у бедер. В древнем амфитеатре на краю города устраивались бои быков. Именно там в свое время граф Брасс спас жизнь знаменитому тореадору Мэтану Джасту, угодившему на рога огромному свирепому быку. Граф выскочил на арену и, голыми руками схватив животное, заставил его опуститься на колени, чем вызвал бурные восторги зрителей, ибо в ту пору граф был уже не молод.

Но теперь праздник превратился в событие для всей Европы. Отовсюду спешили посланцы, дабы воздать почести чете героев, единственным уцелевшим после битвы при Лондре, и даже сама королева Флана дважды почтила Эгморт своим визитом. На сей раз, правда, дела государственной важности не позволили приехать владычице Гранбретании, но она прислала одного из своих сановников. Хоукмун торжествовал, видя, как сбываются мечты графа Брасса о единой Европе. Войны с Гранбретанией помогли разрушить все границы и объединить уцелевших во имя великой цели. Конечно, и по сей день в Европе оставалось немало независимых провинций, однако все они готовы были трудиться сообща на общее благо.

Своих посланцев прислали Скандия, Московия, Аравия, земли греков и булгар, Украния, Нюрнберг и Каталания. Они прибывали в каретах и верхом или на борту орнитоптеров, созданных по гранбретанским чертежам. Посланцы везли с собой богатые дары, произносили речи (короткие и длинные) и обращались к Дориану Хоукмуну, словно к какому-то полубогу.

В былые годы их славословия встречали горячий отклик у жителей Камарга, но на сей раз почему-то эти речи уже не вызывали таких оваций. Впрочем, мало кто обратил на это внимание. Пожалуй, это заметили только Хоукмун с Иссельдой, и их это не столько оскорбило, сколько глубоко встревожило.

Самым пышным изо всех было выступление Лонсона, принца Шкарланского, посланца Гранбретании, который приходился королеве кузеном. Юный Лонсон был ревнивым приверженцем своей повелительницы. Ему сравнялось семнадцать лет, когда страна его была избавлена от ненавистного ига, и потому он не только не держал зла на Дориана Хоукмуна Кельнского, но, более того, видел в нем спасителя, принесшего мир и мудрость его истерзанному королевству. Принц Лонсон искренне восхищался владыкой Камарга, превозносил его подвиги на поле боя, несравненную силу воли, самообладание и поразительный талант стратега и дипломата, – по его словам, именно таким Дориан Хоукмун запомнится грядущим поколениям Ибо герцог Кельнский не только спас Европу от нашествия, он спас также Империю Мрака от самой себя.

Со своей трибуны, где он восседал с иноземными гостями, Дориан Хоукмун внимал этим речам с изрядной долей неловкости, в надежде, что конец им уже не за горами. Ему пришлось облачиться в церемониальные доспехи, столь же красивые, сколь и неудобные, и у него страшно зудел затылок. Однако пока принц Лонсон не закончил речь, снять шлем и почесаться было бы верхом невежливости. Взглядом он окинул толпу, разместившуюся на каменных скамьях и даже на арене амфитеатра. Большинство с удовольствием внимало гранбретанскому принцу, но были и такие, кто перешептывался с угрюмыми лицами. Какой-то старик, в котором Хоукмун узнал стража, бок о бок сражавшегося с графом Брассом во многих битвах, даже сплюнул в пыль перед собой, когда Лонсон заговорил о несокрушимой преданности герцога его товарищам по оружию.

Иссельда также обратила на это внимание и нахмурила лоб. Она искоса взглянула на супруга, чтобы проверить, видел ли он происшедшее, и взгляды их встретились. Дориан Хоукмун с легкой улыбкой пожал плечами. Она тоже улыбнулась в ответ, но потом погрузилась в задумчивость.

Когда отзвучала наконец последняя речь и затихли аплодисменты, зрители стали расходиться с арены, чтобы туда вывели первого быка и первый тореро попытался бы сорвать с рогов разноцветные ленты (ибо убивать этих прекрасных животных было не в обычаях Камарга – здесь ценилась лишь ловкость и отвага).

Однако когда толпа постепенно рассеялась, на арене остался один человек. Хоукмун вдруг вспомнил его имя. Это был Черник, булгарский наемник, участвовавший вместе с графом Брассом в дюжине походов. Лицо старика побагровело, словно тот успел уже здорово набраться, и он с трудом держался на ногах. Ткнув в трибуну пальцем, он вновь сплюнул себе под ноги.

– Преданность, – прокаркал он. – А я знаю другое. Знаю убийцу графа Брасса, который выдал его врагам! Трус! Лицемер! Обманщик!

Этот бред потряс Хоукмуна до глубины души. Что несет этот старик?!

Несколько служителей набросились на Черника и, заломив руки, попытались оттащить его с арены, но тот отбивался изо всех сил.

– Вот так ваши хозяева хотят заткнуть рот истине! – завопил он. – Не выйдет! Его обвиняет тот, чьи слова не подлежали сомнению!

Если бы дело было в одном только Чернике, Хоукмун отнес бы его гнев на счет старческого слабоумия. Но Черник был не один. Он лишь первым высказал вслух те мысли, что в последнее время, похоже, таили многие из его подданных, – Отпустите его! – поднявшись с места, Хоукмун оперся о балюстраду. – Пусть говорит.

Слуги сперва растерялись, не зная, как поступить, а потом с неохотой отпустили старика. Черник, весь дрожа, поднялся с земли и устремил на Хоукмуна мрачный взгляд.

– Хорошо, – сказал герцог, – а теперь скажи, в чем ты меня обвиняешь, Черник. Я слушаю.

Народ напряженно следил за Хоукмуном и Черником. В воздухе повисла тревожная тишина.

Иссельда потянула мужа за рукав.

– Не слушай его, Дориан. Он пьян. Или безумен.

– Говори же, Черник! – вновь потребовал Хоукмун. Тот почесал седой затылок, окинул взглядом толпу и что-то пробормотал себе под нос.

– Погромче, Черник! Мне не терпится послушать.

– Я назвал вас убийцей, и это чистая правда!

– Кто тебе такое сказал?

Черник снова забормотал что-то неразборчивое.

– Кто тебе это сказал?

– Тот, кого вы убили! – выкрикнул наконец старик. – Тот, кого вы предали!

– Мертвец? Кого я предал? – Человека, которого все мы любили. Тот, с кем я объездил сотни провинций. Кто дважды спасал мне жизнь. Человек, которому, мертв он или жив, я вечно буду предан!

Хоукмун услышал за спиной растерянный шепот Иссельды:

– Так он может говорить только о моем отце...

– Ты ведешь речь о графе Брассе? – громко спросил Дориан.

– Верно! – с вызовом крикнул Черник. – О том самом графе Брассе, что некогда пришел в Камарг и освободил его от тирании. Кто сражался с Империей Мрака и спас весь мир! Подвиги его известны всем, и нет нужды их перечислять. Однако далеко не всем известно, что под стенами Лондры его предал человек, пожелавший заполучить не только его дочь, но и замок. И ради этого он убил графа.

– Это ложь, – сказал Хоукмун, не повышая голоса. – Будь ты помоложе, Черник, я бы заставил тебя с мечом в руке ответить за оскорбление. Как ты мог поверить столь низкой лжи?

– Многие верят в это! – воскликнул Черник, широким жестом обводя толпу. Ибо многие слышали то же, что и я.

– И где вы услышали это?

Иссельда подошла к балюстраде и встала рядом с мужем.

– В болотах, что окружают город. Ночью. Те, кто вместе со мной возвращались в столицу, могут подтвердить, что слышали то же самое.

– Из чьих же вероломных уст?

Хоукмун был вне себя от гнева. Они с графом сражались бок о бок, и оба были готовы пожертвовать жизнью один за другого. И вот прозвучала эта подлая ложь.., оскорбившая, прежде всего, память самого графа Брасса – и именно это приводило Хоукмуна в ярость.

– Из его собственных! Из уст самого графа Брасса!

– Проклятый пьяница! Граф Брасс погиб! Ты сам только что это сказал!

– Верно, но его дух вернулся в Камарг, верхом на своем огромном рогатом скакуне, в сверкающих бронзовых доспехах; его волосы и усы все того же цвета бронзы, а взгляд полыхает огнем. Он здесь, вероломный Хоукмун, совсем рядом, в болотах! Он здесь, чтобы неотступно преследовать вас. И чтобы все узнали о вашем предательстве, как вы бросили его на растерзание врагам у стен Лондры!

– Клевета! – воскликнула Иссельда. – Я была в Лондре. И сражалась там. Никто не смог бы спасти отца!

– Да... – продолжил Черник более глухим, но все же достаточно сильным, чтобы его повсюду было слышно, голосом. – От графа я узнал, как вы сговорились со своим любовником, чтобы погубить отца.

– О! – Иссельда зажала руками уши. – Это подло! Подло!

– Теперь умолкни, Черник! – рявкнул Хоукмун. – Придержи язык, ибо ты перешел все границы дозволенного.

– Он ждет вас на болотах. И расплатится с вами сполна за все.., в ближайший вечер, когда у вас хватит смелости выехать из города и встретиться с ним. И призраком граф остался все таким же героем.., да что я говорю, даже после смерти он куда более достойный человек, чем вы. Двурушник! Сперва вы служили Кельну, потом пошли служить империи, отвернулись от нее, а затем вновь встали на ее сторону, чтобы погубить графа Брасса, и наконец предали империю в последний раз. Вся история вашей жизни подтверждает мои слова. Я не сошел с ума. И я не пьян. То, что я видел и слышал, видели и слышали другие.

– Это гнусный обман, – заявила Иссельда.

– Обманули-то вас, милая дама! – прорычал Черник.

Слуги вновь набросились на старика, и теперь Хоукмун не стал их останавливать. Они выволокли смутьяна прочь из амфитеатра.

Однако неприятное происшествие омрачило настроение участникам торжества. Гости были слишком вежливы, чтобы обсуждать услышанное, однако зрители явно потеряли всякий интерес к быкам и к тореадору, ловко срывавшему ленты с рогов.

Затем в замке Брасс начался пир. Приглашена была вся камаргская знать и иноземные посланники, и потому все заметили отсутствие некоторых вельмож. Хоукмун ел мало, зато выпил больше обычного. И все же, как ни старался он разогнать мрачные думы, навеянные обвинениями Черника, улыбка давалась ему с огромным трудом, даже когда сын с дочерью спустились к нему и попросили, чтобы их представили гостям. Он с трудом выдавливал из себя слова и за столом почти не поддерживал беседу. Большая часть гостей ушла с празднества пораньше, и вскоре в огромном зале остались лишь Хоукмун с Иссельдой. Сидя во главе стола, они молча следили, как челядь убирает посуду.

– Что он мог видеть? – спросила Иссельда, когда слуги, наконец, ушли. Что он мог слышать, Дориан?

Хоукмун пожал плечами.

– Он нам сказал. Призрак твоего отца...

– Может, какой-то бормотун, чуть поумнее прочих?

– Нет, он описал твоего отца. Его лошадь, его доспехи. Его черты.

– Но он был пьян. Даже сегодня.

– Но ведь и другие люди тоже видели графа Брасса, и слышали от него такой же рассказ.

– Тогда это какой-то заговор. Кто-то из твоих друзей, возможно, слуги Империи Мрака. Кто-то из них переоделся и замаскировался под моего отца.

– Вполне возможно, – заметил Хоукмун. – Но уж кто-кто, а Черник точно должен был отличить подделку. Он много лет был знаком с графом Брассом.

– Верно, – признала Иссельда. – И он очень хорошо его знал.

Хоукмун медленно поднялся со стула и тяжелым шагом подошел к камину, над которым висел боевой шлем графа Брасса. Он поднял глаза на шлем, протянул руку, задумчиво коснулся блестящего металла, затем тряхнул головой.

– Я должен сам во всем разобраться. Зачем кому-то пытаться так опорочить мое имя? Что это за неведомый враг? – Может быть, сам Черник? Может, ему не понравилось, что ты поселился в замке Брасс?

– Черник стар и почти выжил из ума. Он бы не смог придумать такую сложную историю. Однако поразительно, почему граф Брасс остается на болотах и там жалуется на меня прохожим. Это совсем не похоже на твоего отца. Будь это и в самом деле он, то не побоялся бы прийти в собственный замок и вызвать меня на поединок.

– Теперь ты говоришь так, будто бы и впрямь поверил Чернику. Хоукмун вздохнул.

– Я должен узнать об этом побольше. Нужно отыскать Черника и спросить его.

– Я могу отправить в город кого-то из наших доверенных людей.

– Нет, я отправлюсь сам и найду его.

– Ты уверен?

– Я должен это сделать, – он обнял Иссельду. – Хочу все выяснить сегодня же вечером. С какой стати позволять призракам пугать нас?

Он набросил на плечи плащ из плотного синего шелка и, еще раз поцеловав Иссельду в губы, вышел во двор, и там приказал, чтобы ему оседлали лошадь. Уже через несколько минут он выехал на извилистую дорогу, плавно спускавшуюся из замка Брасс в город. Несмотря на праздничную ночь, на улицах было темно и безлюдно. Судя по всему, тягостная сцена на арене древнего амфитеатра произвела на горожан такое же гнетущее впечатление, как и на Хоукмуна и его гостей, и отбила у них охоту ко всяким гуляньям.

Вскоре задул ветер, резкий мистраль Камарга, который местные жители именовали ветром жизни, поскольку верили в то, что именно он спас их земли во время Тысячелетия Ужаса.

Хоукмун рассчитывал отыскать Черника в одной из многочисленных таверн северной части города. Туда он и направился, причем не слишком поторапливал лошадь, поскольку не горел желанием вновь пережить отвратительную утреннюю сцену и опять выслушивать оскорбления Черника.

Таверны в северной части Эгморта представляли собой в большинстве своем грубые деревянные строения с фундаментом из белого камаргского камня, фасады хозяева красили в самые разные цвета, а на вывесках изображали различные сцены в память о батальных подвигах самого Хоукмуна и графа Брасса. Названия таверн также были даны в честь знаменитых битв или героев. Здесь вспоминали и мадьярскую кампанию, и битву при Каннах, и форт Балансия, и последний взвод, и кровавый штандарт... Все это напоминало о подвигах графа Брасса. Скорее всего, Черник, если еще не свалился от выпитого в канаву, должен быть где-то здесь. Хоукмун вошел в таверну "Красный Амулет", которая была названа так в честь волшебного талисмана, который он сам когда-то носил на шее. В помещении теснились старые вояки, с большинством которых он был хорошо знаком. Все они пили пиво или вино и были уже навеселе. У многих липа были обезображены шрамами. Смех звучал приглушенно, и, как ни странно, сегодня никто не думал петь, вопреки всем обычаям. Прежде Хоукмун всегда хорошо чувствовал себя в таком обществе. Однако сегодня он справедливо опасался, что его может ждать совершенно иной прием. И все же он искренне поприветствовал однорукого славянина, еще одного ветерана боевых походов графа Брасса.

– А, Джозеф Ведла! Приветствую вас, капитан! Как у вас дела?

Ведла сощурился и изобразил на липе улыбку.

– Добрый вечер, мессир. Вот уже целый месяц, как мы не видели вас в таверне.

Опустив глаза, он принялся рассматривать свой бокал.

– Не хотите ли выпить со мной, – предложил ему Хоукмун. – Я слышал, вино урожая этого года очень неплохое. Может быть, еще кто-то из наших старых друзей согласится...

– Нет, спасибо, мессир, – Ведла поднялся с места. – Я уже слишком много выпил.

Он неловко одной рукой набросил на себя плащ. Хоукмун обратился к нему без обиняков:

– Джозеф Ведла, вы и впрямь верите Чернику, когда он утверждает, что встретился на болотах с графом Брассом?

– Мне пора идти.

И Ведла двинулся к дверям.

– Остановитесь, капитан Ведла. Против воли тот застыл и медленно обернулся к Хоукмуну.

– Неужто вы и впрямь верите, будто граф Брасс сказал ему, что я предатель и что я завел его в ловушку?

Ведла помрачнел:

– Одному только Чернику я бы не поверил. Он стареет, и память подводит его. Может быть, вообще не стоит верить никому из старых вояк, что бы они ни говорили, но так хочется, чтобы граф вернулся.

– Мне бы тоже этого хотелось. Ведла вздохнул:

– Я верю вам, мессир. Но многие уже не верят. Точнее, сомневаются...

– Но кто еще видел этот призрак?

– Несколько купцов, которые поздно вечером возвращались через болота. Один молодой загонщик диких быков. И даже пограничный страж одной из восточных башен якобы видел вдали силуэт, принадлежавший покойному графу.

– Не знаете ли вы, где сейчас может быть Черник?

– Скорее всего, в "Днепровской переправе". Это таверна в конце улицы. Там он пропивает последние деньги.

Вместе они прошлись по переулку, вымощенному булыжником.

– Капитан Ведла, – промолвил Хоукмун, – неужто вы и впрямь думаете, что я мог предать графа Брасса?

Ведла потер переносицу:

– Нет, – вы не похожи на предателя, герцог Кельнский. Но рассказывают такие правдоподобные вещи. Все, кто встречал этого.., этот призрак.., пересказывают одну и ту же историю.

– И все равно, живой или мертвый, граф Брасс не тот человек, чтобы стенать на окраинах города. Если бы он хотел... Если бы он и впрямь горел жаждой мести, не думаете ли вы, что он явился бы ко мне лично? – Да уж, граф Брасс не из тех, кто колеблется. Однако, – капитан Ведла печально усмехнулся, – у призраков свои обычаи.

– Значит, вы все-таки верите в эту историю.

– Я не верю ничему и верю всему. Этому меня научила жизнь. Взять тот же Рунный Посох: кто из смертных может с уверенностью сказать, что было видением, а что происходило на самом деле?

Хоукмун принужденно улыбнулся:

– Я понимаю, о чем вы, капитан. Доброй вам ночи.

– И вам доброй ночи, мессир.

И Джозеф Ведла широким шагом двинулся в противоположную сторону, тогда как Хоукмун повел свою лошадь по направлению к таверне "Днепровская переправа". Таверна выглядела не слишком привлекательно. Краски давно потрескались, стены и крыша покосились, словно из здания кто-то вынул одну из центральных поддерживающих балок. Уже на подходе к ней чувствовался запах кислого вина, навоза, пережаренного прогорклого жира. Должно быть, это был самый грязный и дешевый кабачок в городе.

Пригнувшись, Хоукмун вошел в низкую дверь и увидел полупустой зал, слабо освещенный факелами и свечами. Перепачканный пол, засаленные грязные столы и скамейки, потрескавшаяся кожа старых бурдюков, выщербленные деревянные и глиняные кружки, оборванцы по темным углам, – все подтверждало первое впечатление Хоукмуна об убожестве этого заведения. Сюда приходили не ради дружеской беседы, а лишь для того, чтобы напиться побыстрее и подешевле.