Текст книги "Секретный рейс"

Автор книги: Майк Брукс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 23 страниц)

– Есть еще кое–что, – решился он. – Мне кажется, у нас с тобой возникают некоторые сложности.

– Это со мной–то сложности? – фыркнула Рурк, словно не веря своим ушам. – Это нс я…

– Я не о работе говорю, – перебил ее Дрифт, подняв руку, – я говорю об экипаже. Я могу еще оправдать Апирану на первый раз – все знают, что он заводится с пол–оборота и рано или поздно взорвется, такой уж у него характер. Но ты – другое дело: за все восемь лет, что ты на корабле, эмоций у тебя было замечено примерно столько же, сколько у самого холодного астероида. И, однако же, именно ты при всех наставила на меня бластер и держала меня на мушке. Это бунт.

Рурк моргнула.

– И у тебя хватает совести обвинять меня в бунте?

– Эй! Капитан вот он, перед тобой. – Дрифт ткнул себя большим пальцем в грудь. – От меня можно не ждать, что я подниму новый бунт, потому что мне не против кого бунтовать. Это мой корабль, черт побери, и всем, кто на борту, положено знать: они должны делать то, что я прикажу, всегда, а не только пока ты не держишь пистолет у моей головы! Понятно, я не могу указывать Цзя как пилотировать, или Дженне – как слайсить, или Куаю – как поддерживать двигатели в рабочем состоянии, или Михею – как стрелять, но… – Он вскинул руки. – Поэтому я и нанимаю профессионалов. Мое дело – сказать им, чего я хочу, а они пусть думают, как лучше это сделать.

– Ну да, Цзя так уж точно признаёт твой авторитет, фыркнула Рурк.

– В конце концов она всегда делает то, что я ей говорю, правда, в процессе доводит меня до инфаркта. – Дрифт махнул рукой. – Все равно. Если я велю кому–то из экипажа что–то сделать, они должны сделать это тотчас же, не оглядываясь и не ища еще чьего–то одобрения, потому что иногда минутное колебание может нас погубить. И если ты намерена идти с нами против Келсьера, ты должна с этим считаться.

Взгляд Рурк впился в его лицо, которое он постарался сделать по возможности непроницаемым. Наконец она кивнула.

– Хорошо. Я хочу покончить с этим человеком. Но в будущем я не потерплю никаких недомолвок, Икабод. Доверие надо заслужить.

– Совершенно согласен, – разулыбался он. – Так откуда ты знала, что это ядерная бомба?

Брови Рурк сразу нахмурились:

– Прошу прощения?

– Ты знала, что это бомба, – повторил Дрифт. – Тебе не нужно было ее рассматривать, искать какие–нибудь надписи… ты только взглянула и сразу сказала: «Ядерная бомба, мать ее!» Я всегда подозревал, что в твоей биографии есть что-нибудь вроде работы телохранителя или еще чего–то подобного. Но такие знания просто так не приобретешь. Ты уже в курсе моего темного прошлого, теперь твоя очередь. Где ты была, кем ты была, прежде чем стала Тамарой Рурк и ступила на борт «Ионы»?

Она колебалась.

– У тебя нет выбора, – добавил Дрифт по возможности невозмутимым тоном. – Мы с тобой чертовски хорошая команда, но корабль все же принадлежит мне. Так что или ты даешь мне какое–то правдоподобное объяснение, откуда знаешь такие вещи, или идешь на все четыре стороны. – Он скрестил руки на груди. – Так что?

Потянулось молчание. Рурк не шевелилась, просто смотрела на него. Ему уже хотелось взять свои слова обратно – он так привык к тому, что она рядом и всегда готова прикрыть ему спину, дать совет, взглянуть на ситуацию под неожиданным углом. Скверно, если она развернется и уйдет… но всему есть предел. Даже сейчас какая–то часть его души, которая, как он думал, навсегда осталась в системе Нгуены, нашептывала: «Она наставила на тебя бластер что, если в следующий раз нажмет на курок? Прогони ее, а когда будет уходить, выстрели в спину. Это единственная надежная гарантия, что она тебя не продаст…»

Он отогнал эту мысль. Доверие надо заслужить.

Наконец Рурк вздохнула. Что–то в ее лице как будто смягчилось на мгновение, и Дрифт приготовился к чему угодно. Если уж она так долго думала, вряд ли теперь скажет что-нибудь вроде: «В летней школе проходили ядерную физику».

Она протянула было руку, потом заколебалась.

– Тамара Рурк – это имя, которое дала мне моя мать, по что касается того, кем я была… только помни, что ты сказал «прежде».

Дрифт кивнул. Она подняла левую руку, ладонью к нему. Ладонь была необычная: бледнее остальной кожи, в мозолях, говоривших, что она знакома с физическим трудом.

И вдруг что–то вспыхнуло перед глазами, словно выплыло из линий на ее ладони. Первая мысль Дрифта была: «Электат». А вторая мысль, когда он узнал рисунок: «Ни черта ж себе…»

УСЛУГА ЗА УСЛУГУ

– Да что вдруг тебе, не кому–то другому, зачем–то сдался Николас Келсьер? – спросил Александр Круз. Надо сказать, перед этим прозвучало немало разнообразных ругательств и многократных уверений, что больше всего на свете ему хочется никогда в жизни больше Дрифта не видеть. – Старика уволили за коррупцию несколько лет назад.

– Выручи меня на этот раз, и я твой должник, – сказал Дрифт.

Владелец космопорта только фыркнул, тем самым дав понять, что он об этом думает.

– Я же тебя знаю, Алекс. Не такой уж у тебя легальный бизнес, как ты хочешь показать. Так уж прямо никогда тебе не понадобится услуга от команды вроде моей?

Круз смотрел на Дрифта почти целую минуту. Потом нацарапал на листке бумаги имя и адрес и протянул ему.

– Если я хоть краем уха услышу, что ты кому–то проговорился, кто тебе это дал, твой шаттл из этого порта не уйдет.

Дрифт, хмурясь, взглянул на листок.

– Это что, шутка такая?

– Лучший источник недоступной в Спайне информации на всем континенте, – сказал Круз с видом полнейшей серьезности. – Твое счастье, что она сейчас на материке. Вот, правда, сколько запросит, не могу сказать. Ходят слухи, цены у нее несколько… эзотерические. А кстати, помнишь Майю?

В голове у Дрифта всплыли картинки – сенсорная вспышка откуда–то из задних долей мозга: длинные прямые черные волосы, обвивающие его руки, бисеринки соленого пота на золотистой коже, ловкие пальцы, расстегивающие пряжку его ремня, ласковая тяжесть, вдавливающая его запястья в мягкие подушки, хозяин которых сейчас сидел прямо перед ним. Дрифт усилием воли сохранил невозмутимость.

– Помню, кажется.

– Насколько я знаю, она там сейчас кто–то вроде главной помощницы, – продолжал Круз, вроде бы ничем не выдавая, что он в курсе того, чем занималась его бывшая первая помощница в те редкие дни, когда «Тридцать шесть градусов» и «Рука мертвеца» оказывались в порту одновременно. – Может, это тебе как–то облегчит дело. Или усложнит, не знаю. Мне–то, в общем, без разницы.

Вот так и вышло, что Дрифт, Михей и Апирана отправились из Атлантик–сити вдоль побережья на север поездом. Тупоносый, быстрый, как нуля, поезд катил по магнитному монорельсу, поднимавшемуся высоко над старыми улицами Нью–Джерси и изгибавшемуся длинными элегантными дугами между громадными небоскребами. Стены зданий переливались светом и красками – это были, как Дрифт знал по опыту, голограммы, рекламирующие все подряд, от новейших протеиновых батончиков до сверкающих городских флаеров, но они представляли интерес только для местных жителей: на такой скорости, с какой летел поезд, голограммы сливались в одно туманное пятно, на сетчатке от них оставался лишь какой–то мимолетный невразумительный отпечаток. Да ему все равно было не до рекламы. Его попутчики хоть смогли вздремнуть пару часов, а сам он почти не сомкнул глаз после того, как они вместе с Рурк кое–как составили пугающе шаткий план, и теперь казалось, что в глазах сплошной песок.

Монорельс свернул на запад, огибая побережье Лоуэр-Бей, затем вильнул назад, чтобы обойти понизу путаницу космопортов и промышленных пустырей, которую представлял собой Статен–Айленд. Вагон пробил облака заводского дыма и мерцающего бензинового тумана и вынырнул на относительно свежий воздух над Нэрроузом. Дрифт включил увеличитель на окне и стал смотреть на север, на остров Либерти, где возвышался на пьедестале монумент, прозванный Пластиковой Свободой. Оригинал расплавили несколько столетий назад, когда нехватка меди для схем и проводов стала почти критической, а до богатых залежей в других концах галактики еще не добрались.

Поезд замедлил ход перед конечной станцией на южном берегу Бруклина. Дрифт надел маску–регенератор – необходимая мера предосторожности против загрязненного воздуха, который временами висел над городом; его прозвали «Статен–смог», в честь Статен–Айленда, откуда его чаще всего приносило, – не без усилия отодвинул туго поддающуюся дверь и вышел. Михей с Апираной – за ним. Они оказались на стальной решетчатой платформе, футах в пятидесяти над землей. Ее окружали петли проволоки, с одной стороны вниз, на улицу, вела лестница в туннеле, на другой стоял дряхлый на вид лифт. Поезд отошел от станции, и проемы в решетке напротив дверей вагонов автоматически закрылись барьерами на уровне пояса. Общее мнение сводилось к тому, что если ты такой кретин, который способен свалиться с высоты пятидесяти футов сквозь дыру в ограждении, то туда тебе и дорога.

Они постояли, критически разглядывая лифт, а затем, по общему молчаливому согласию, направились к лестнице. Было начало марта, по обочинам улиц лежали кучи грязного шлака – все, что осталось от недавнего снегопада. Воздух был обжигающе холодный, хотя, казалось бы, Старый Нью-Йорк сам по себе генерировал тепло, и Дрифт порадовался, что догадался заскочить в гардеробную «Ионы» и прихватить термокуртку, которую застегнул сейчас поверх бронежилета. Михей откопал свою старую военную форму с терморегулятором, способным выдерживать экстремальный климат до пятидесяти градусов по Цельсию хоть выше, хоть ниже нуля. С оторванными нашивками, с тонкими дредами на голове вместо армейской стрижки бывший солдат пограничной охраны ничем не отличался от любого случайного прохожего, из экономии накупившего шмоток в армейском магазине, разве что тяжелый пистолет в кобуре на бедре намекал на его боевое прошлое. Апирана же презирал термоодежду в любом ее виде и просто накинул поверх привычного удобного комбинезона куртку с капюшоном. За этим надвинутым на глаза капюшоном и маской татуировок почти не было видно, если маори и выглядел подозрительно, так разве что из–за размеров, и теперь у Дрифта не было ощущения, что он идет рядом с сигналящим маяком.

В небе послышался рокот. Они подняли головы и увидели полицейский флаер, бело–синий, со светоотражающими наклейками. На каждом крыле, похожем на обрубок, вращались, сливаясь в сплошную полосу, двойные лопасти винтов. Несколько местных юркнули в тень громоздящихся вокруг жилых блоков – пять–шесть этажей бетона и пластика, – но остальные шли себе дальше как ни в чем не бывало. Это не Манхэттен, где богатые и благополучные отгородились двадцатифутовой стеной, окружающей остров, чтобы никто не добрался туда вплавь – там–то полиция сразу бросается в глаза и бдительность проявляет на каждом шагу. Когда Нью–Йорк протянулся дальше на запад и на юг, Бруклин и Квинс были заброшены, как ненужные отходы, и их население, к добру или к худу, оказалось предоставлено само себе. Вынудить полицию Нью–Йорка сунуться сюда могли бы, пожалуй, только какие–нибудь массовые беспорядки, и Дрифта это почти в равной мере успокаивало и тревожило.

Флаер взял курс на запад, в направлении Джамайка Бей, и, когда его тень пропала из вида, Дрифт осмотрелся, чтобы оценить обстановку. Те, что прятались, появились опять, но на троих новичков никто вроде бы не обращал особого внимания. Дрифт поднял взгляд па указатель, почти скрытый целым гнездом из проводов – предприимчивые местные жители додумались получать электричество, подключаясь напрямую к уже имеющемуся источнику, – и показал рукой вперед:

– Вон там ближайшая станция метро.

Система метро Старого Нью–Йорка находилась в полуразрушенном состоянии и страдала всеми недугами, какими только может страдать перегруженная подземная транспортная система, проработавшая почти без перерывов несколько веков подряд, но все–таки еще более или менее действовала. Это был наилучший способ попасть в сердце Старого Нью-Йорка из южного Бруклина, но, выйдя из дребезжащего вагончика па Тремонт–авеню, но лестнице подниматься они не стали. Свернули налево у представительства пресвитерианской миссии, занимавшего один угол, обменялись преувеличенно незаинтересованными взглядами с двумя мужчинами, прячущимися за ним, – Дрифт не сомневался, что они собирались впарить им что–нибудь наркотическое, да передумали, когда увидели свирепый взгляд Апираны, уже снявшего маску, – и направились к лифту, который ходил только вниз.

Спутники Кармеллы были далеко не единственными местами в галактике, где человечество начало зарываться под землю в поисках жизненного пространства. Правда, на Старой Земле, даже в сильно загрязненных внутренних городских районах, проблема заключалась не столько в непригодной для дыхания атмосфере, сколько в разорительных ценах на аренду земли. Новые туннели, площади и жилые дома, расположившиеся под разросшимся мегаполисом, получили название Уорренс и являли собой типичный пример социального неравенства: «верхним» – хорошие сети водоснабжения и удобные транспортные маршруты, «нижним» – изоляция и нужда.

Двери лифта раздвинулись на семнадцатом уровне Нижнего Северного Уорренса, и открылся туннель, из которого несло влажным спертым воздухом. Лампочки мигали, с потолка текло, и, учитывая, что туннель находился ниже уровня грунтовых вод, это вызывало некоторые опасения.

– Уютненько, – пробурчал вполголоса Апирана.

Дрифт поймал себя на том, что ему все еще делается слегка не по себе при любом неожиданном движении Апираны и что он то и дело замечает, какой же тот огромный. Он уже несколько лет не чувствовал этого с такой остротой, а ведь сейчас маори изо всех сил старался не пугать никого своим видом. Но, как бы то ни было, он выдвинул Апиране условия, на которых тот может остаться в экипаже «Кейко», и Апирана их принял, поэтому Дрифт считал своим долгом держаться с великаном как обычно, пока он эти условия не нарушил.

– А ты уверен, что это то самое место? – спросил Михей.

Голландец не очень–то рвался в эту поездку, но Дрифт его уговорил: отчасти для того, чтобы не оставаться наедине с Апираной, а главным образом потому, что не был до конца уверен, что Михей не смоется из космопорта и не найдет способ продать их с потрохами ради собственной выгоды.

– Так Алекс сказал, – ответил Дрифт, отлично понимая, чего стоят слова человека, который, как он знал, издавна его недолюбливал, а сейчас видел в нем только обузу и потенциальный источник опасности. – Посмотрим, что нам тут удастся найти.

Заблудиться здесь было бы трудно. Почти все двери заколочены досками, на месте остальных зияли пустые проемы, ведущие в тесные конурки без всякого намека на мебель. И только главная площадь выглядела совсем иначе.

– Что за ерунда? – пробормотал Апирана, когда они увидели вход.

Гулкую тишину и сумрак туннелей сменил приглушенный шум за стеклянными дверями в стальных рамах, басовые удары музыки, перемежающиеся рокотом множества голосов, и свет, от которого вокруг ложились длинные тени.

– Как я слышал, та леди, с кем нам нужно потолковать, вроде как прочно обосновалась тут и взяла все в свои руки, пояснил Дрифт. – Подмяла под себя бизнес, черный рынок – все подмяла. Все, что ниже десятого уровня в Северном Уорренсе, принадлежит ей, но почти все это она скупила легально и серьезных проблем никому не доставляет, так что юститы ее не трогают.

– И вот здесь, под землей, сидит лучший внеспайновый источник информации в Северной Америке, который может сказать нам, где искать Николаса Келсьера? – спросил Михей. – Слабовато верится.

– Связи–то у нее точно имеются, – сказал Дрифт, – и ходят слухи, что она часто берет плату за информацию информацией же. Баш на баш, в общем.

Он распрямил плечи, поправил шарф, который повязал, чтобы скрыть синяки от пальцев Апираны, и шагнул к дверям. Они распахнулись от легкого толчка, и за ними открылось то, что когда–то было местом публичного отдыха в северо–восточной части семнадцатого уровня. Да, в общем, оно таким и осталось, только пешеходные дорожки и ларьки сменили более свободно и хаотично организованные площадки. Какие–то заведения и сейчас работали, но тут же над головами раскачивались гамаки, кондиционер с жалобным гудением втягивал дым от кострищ, и откуда–то, похоже, с боксерского ринга, доносились оживленные крики и восклицания.

И над всем этим, в обтянутом плотной тканью кресле, на платформе, поднятой на массивной стреле с гидроприводом, снятой с какой–то машины техобслуживания, восседала Нана Бастард.

Дрифт прищурил левый, настоящий глаз и подкрутил зум в механическом. Нане Бастард на вид было за семьдесят, и никакие антивозрастные средства ничего не могли с этим поделать. Две толстые серебристые косы свернулись по бокам головы. Она начинала полнеть, лицо увяло и сморщилось, и что–то в его чертах, особенно в сочетании с бисерной вышивкой и бахромой на одежде, намекало, что в жилах у нее, вероятно, течет индейская кровь. Но что сразу поразило Дрифта – это ее глаза: темные, пронзительные, белков с такого расстояния не видно совсем. Они напоминали ему глаза хищной птицы, когда рыскали туда–сюда, высматривая что–то в толпе, заполнившей площадь. Не успел он задержать на ней взгляд, как эти глаза обратились на него. Он увидел, как она нажала что–то на ручке кресла, губы ее беззвучно шевельнулись.

– Кэп?.. – пробормотал вполголоса Апирана и толкнул его локтем.

Он вернул правый глаз в нормальное состояние, открыл левый и увидел, как какие–то фигуры в синем – когда–то похожую форму носила здешняя охрана – проталкиваются к ним сквозь толпу.

– Ничего страшного, – ответил он, – в конце концов, мы же пришли, чтобы получить аудиенцию.

Он посмотрел на того, который был ближе всех, – тот, кажется, чуть ли не весь состоял из одной массивной груди колесом, – и изобразил улыбку, наполовину вежливую, наполовину дружелюбную.

– Доброе утро.

– Доброе утро, – машинально ответил охранник, обшаривая их взглядом.

Форма на нем и двух его товарищах, мужчине и женщине, была переделана из старой: эмблемы и нашивки, видимо, означали принадлежность к семейному, племенному или еще какому–то альянсу, рукава были отпороты, и взгляду открывались мускулистые руки, испещренные татуировками, а вместо эполет на плечах у заговорившего с ним торчал ряд стальных шипов примерно в дюйм длиной. За поясом у каждого имелся электрошокер, а в ухе коммуникатор, при этом в их поведении не чувствовалось развязной самоуверенности, свойственной бойцам в любой банде, с какими Дрифту приходилось когда–либо иметь дело. Вид у них был тот еще, но держались они, можно сказать… профессионально.

– Вы здесь по делу?

– Я бы хотел поговорить с Наной, – сказал Дрифт, надеясь, что правильно назвал имя. «Миссис Бастард» как–то не очень подходило, хотя мало ли какое имя могла выбрать себе эта чудаковатая старуха.

– Нана никого больше не принимает па этой неделе, – ответила женщина. У нее была татуировка под глазом какой–то спиральный узор, может, племенной, а может, просто рисунок понравился. Приходите позже, а если хотите, погостите пока у нас, вам здесь будут рады.

Дрифт закашлялся, чтобы скрыть удивление. Определенно не похоже на бойцов из банды: тем покуражиться одно удовольствие. Таких слов, как «вам здесь будут рады», от них сроду не услышишь, разве что с откровенной издевкой. Очередная причуда Наны Бастард? «Да нет, кажется, я уже знаю, кто за этим стоит».

Он решил прислушаться к своему внутреннему голосу.

– Тогда я хотел бы поговорить с вашим командиром. Майя Такахара, если не ошибаюсь?

Первый даже глазом не моргнул.

– Капитан Такахара не принимает людей с улицы.

Ну вот, снова здорово, насмешливо подумал Дрифт, опять пробиваться сквозь бюрократическую стену. Вот же черт, когда они оба были вне закона, и то проще обходилось. Но нельзя же получить все сразу, возразил он сам себе.

– Видите ли, к Нане я действительно пришел по делу, а вот с мисс Такахарой мы старые друзья, так что это уже светский визит. Был бы признателен, если бы вы передали ей, что Габриэль хочет ее видеть. Разумеется, я пойму, если служебные обязанности не позволят вам отвлекаться на посторонние дела.

Парень задумался. «Ну же, мысленно подтолкнул его Дрифт, до сих пор ты держался как профессионал…»

– Управление, Хокинс говорит, – произнес парень в коммуникатор. – Можете соединить меня с капитаном Такахарой? – Повисла пауза. – Капитан, это Хокинс. У нас тут трое новеньких у Южных ворот. Один из них сначала запросил аудиенцию с Наной, а теперь спрашивает, нельзя ли встретиться с вами. Говорит, он ваш старый друг, и его зовут Габриэль.

Дрифт ждал, пока Хокинс кивал в ответ на то, что звучало в коммуникаторе. Не хотелось Дрифту называть свое прежнее имя, но вряд ли Хокинс о чем–то догадается. Мало ли Габриэлей в галактике, и не обязательно же у них у всех фамилия Дрейк. Да и выхода нет, так или иначе – имя Икабода Дрифта Майе Такахаре наверняка ни о чем не говорит. Ну да, теперь еще один человек будет знать о том, что он жив. Но Рурк с Дженной сейчас, должно быть, уже в Европе, ждут его сигнала – не терять же целую неделю на то, чтобы добиться аудиенции у старухи.

Хокинс посмотрел на него, и рука, лежавшая на коммуникаторе, упала. «Что–то не так», – подумал Дрифт за долю секунды до того, как Хокинс выхватил электрошокер. Остальные двое последовали его примеру, нажали кнопки активации, и по их дубинкам забегали синие искры.

– Джентльмены, – твердо сказал Хокинс, доставая наручники, – попрошу вас пройти со мной.