Текст книги "Пехота-2. Збройники"

Автор книги: Мартин Брест

– Сразу видна военная жилка.

– Точно. Быть ему полковником.

– Генералом.

– Хер там, на генерала ще треба шнурки стирать.

– И пришивать подворотничок к воротничку. Как в документальном фильме «ДМБ».

– Та давайте уже на@бнем! – возопил Лис. – Комики, мля!

– Да, мы такие, – с достоинством сказал ротный.

– Интересно, что скажет комбат, если узнает, что у него есть лейтенант – готовый начальник службы ПММ? – невинно поинтересовался я.

– Убью. Расстреляю как предателя, за бруствером, стылым осенним утром, – угрожающе глядя в стену, сказал Николаич и наконец-то закурил. – Пвошник, мля…

Тридцать пять минут назад

– С Днем Рождения, бля! – Ротный светился радушием. Старшина потянул чутким носом затхлый воздух блиндажа и пошевелил ногами в белых носках. Я вздохнул и открыл ящик от ОГ-9.

Был поздний вечер. Томный, скучный, без обстрела, уже холодный вечер октября. Тот самый, когда ты уже не можешь дальше отмазываться от самого себя – «дел много, времени мало, все потом». Нужно было садиться за ноутбук и мучительно рожать документацию роты. Тупо всю.

Из всей документации, любимой высокими штабами и ненавидимой всеми Збройними Силами, у нас была только потрепанная книжечка «формы-раз». И все. Она была заполнена неправильно, и я вот уже неделю давал себе честное обещание «вот сяду вечером и спокойно все сделаю». Не сделал ни хрена.

По пленке, которой был подбит потолок блиндажа, лениво бегали мыши, кучкуясь возле грязноватой лампочки. Буржуйка, раскочегаренная Саней скорее не по необходимости, а от безделья, дышала дымным воздухом, лениво заволакивая здоровенный блиндаж дымкой. Здоровенным он казался нам, ведь мы жили здесь втроем. Места было полно во всех блиндажах ротного опорного пункта, закопавшегося в чахлую посадку, ведь две недели назад ушла третья волна. Из мотопехотной роты, усиленной расчетами из роты огневой поддержки, из девяноста двух человек на дембель ушел пятьдесят один. На смену им пришло трое – я, Лундгрен и Леха-водитель. Самым толковым из нас был Лундгрен, и это я понял только через полгода, когда узнал, что он служил срочку в автобате. И как истинный автобатовец, даже не пикнул про это. Красава.

Солдат Леха любил вковтнуть и зашариться, то есть, был абсолютно нормальным человеком. Самым большим идиотом оказался я, потому что через неделю после прибытия на войну я согласился принять обязанности «сержанта з матеріального забезпечення» и заодно откликнулся на просьбу ротного «тут надо немножко документацию роты наладить…» Фразу эту я буду вспоминать еще очень долго. Фраза эта сейчас смотрела на меня с пыльного экрана командирского ноутбука, стоявшего на сооруженном старшиной пыльном столе в углу пыльной дырки в земле, которая была моим домом вот уже двадцать восемь дней.

Я протянул руку и медленно закрыл ноут. Не, не сегодня. В зеленом ящике, прислоненном к земляной стене, стояла железная коробка из-под «тапика», в которой лежала колбаса, сало и что-то серо-розовое, что в магазине Старогнатовки гордо называли «бужениной». Выше, на кривом гвозде, вбитом еще с полгода назад, в черном пакете покачивалась буханка хлеба, покупная, не военной поставки, такой классический донбасский «кирпичик», и коробочка с тортиком. На столе стояла банка с соленьями, сваренная (а точнее, пожаренная) старшиной гречка и банка тушмана с зеленой этикеткой «Наш Горщик», типа, «на всякий случай».

Ротный радостно подхватился с койки, чуть не свалив спальник, подскочил к пакету, сдернул его, порвав ручку, и бухнул на стол тортик. Содрал крышку, выудил из кармана мтп-шки три почему-то разных патрона и воткнул их в жирный розовый крем.

– Тебе сколько? – наконец-то поинтересовался он, гордо оглядывая натюрморт.

– Тридцать пять, – буркнул я.

– Давайте начинать! – провозгласил Лис со своей койки.

Пискнула мыша.

– Старый, як говно мамонта, – гордо произнес ротный и пошатал воткнутый в торт БЗ. Патрон тут же упал.

– Я извиняюсь, товарищ генерал-майор, – опять буркнул я и опять полез в ящик. Ящик служил нам шкафом для продуктов, но, в основном, работал в интересах мышей.

– Давааааайте… – опять провыл Лис, но с койки не сдвинулся.

– Торт какой-то куцый, – сказал ротный и потянулся к следующему патрону.

Я стукнул его по руке и брякнул на стол бутылку. Лис мгновенно среагировал на глухой звук стука стекла о доски.

– Чашку дай, – я махнул головой.

Вместо чашки командир достал двухлитровую бутылку пепси и поставил ее рядом с коньяком.

– На, – Саня протянул кружку. Кружка было из-под чая. Из под многих поколений чая.

Я с хрустом открыл бутылку «Шабо». Военный коньяк, три условных звездочки, красная этикетка, взболтать, но не смешивать.

День рождения я всегда не любил. Как-то вот и дома даже праздновать не получалось толком, а уж на войне – вообще непонятно, чего радоваться. Мысли бегали, путались, перескакивали, непонятно, тридцать пять – это много или мало? Война – дело молодыыыых, лекарство против морщиииин…

Ротный глотнул мерзкую гидоту, по жадности и недомыслию названную на этикетке «коньяком», и тут же запил пепси. Синяя пробка упала на стол, оставив капельки коричневой шипящей жидкости на досках, и россыпь их была похожа на какое-то ненастоящее созвездие. Лис крякнул, опрокинул свою дозу. Я принял кружку, посмотрел на остатки пойла, мысленно пожалел себя, несчастного, и выпил. Отдающая химией и почему-то прелой травой жидкость рухнула в пищевод, я даже чуть покачнулся. Гадость.

– Запиваешь водой – закусываешь печенью, – исторг хрипло Саня и неодобрительно покосился на коммандера.

Вася хмыкнул, печально посмотрел на тортик, а потом как-то подленько – на Саню.

– Ненене! – тут же сказал старшина и сделал невнятное, но мощное движение в сторону койки.

В углу что-то хрюкнула во сне собака.

– Дадада, – тут же сказал Николаич и посмотрел на стол. – Короче, слушай боевой наказ. Во-первых, с днем рождения этого организма, – он кивнул на меня. – А во-вторых, организуй все-таки нормальный стол. Чтоб сесть нормально, тарелочки там, а не со сковородки жрать… И гречка твоя остыла, между прочим. А мы пока погуляем.

– Погуляем? – я отлепился от ящика.

Идти никуда не хотелось. И пить не хотелось. Хотелось лечь на нары, укрыться спальником с головой, чтоб мыши хоть по лицу не бегали, и заснуть. А потом, когда проснешься, – чтоб война закончилась, и все были живы и дома.

– Одевайся, дорогой, – сказал командир и посмотрел куда-то в сторону Гранитного. Прилеты там слышно было даже в нашем трехнакатном блиндаже, сепары сыпали на семьдесят-двойку тонны и тонны бэка. – По красоте одевайся, як на війну. Саня?

– Я. Колбаса в «тапике?» – Лис был необыкновенно серьезен.

– В х@япике. Все, пацані, поржали и ладно. Слухай диспозицию.

Саня Лис сунул ноги в новенькие рыжие «Таланы», я плюхнулся на койку и тоскливо посмотрел на грязную кондоровскую плитоноску. Со всем майном она даже с виду казалась неподъемной. Опять хрюкнула собака.

– Хьюстон и Саня лежат и не пищат. Лежат уже часа… три почти. На самой «Горе» Президент сидит на стреме, но людей у него мало, поэтому так – перекусываем, берем все свое и тулим на позицию. Мартин, сходи позови Лундгрена, нехай одевается.

– А покушать?

– Та я пошутил. Перекусим и пойдем. Лис, тортик не доедай весь. Че-то мне… муторно, что ли.

– Чуйка?

– Не знаю. Давай, одеваемся потихоньку. Саня, та брось ты этот коньяк, давай лучше кофе поставь.

– Попраздновали днюху, мля… – проворчал Лис, убрал «Шабо» и загремел чайником.

Я сдернул куртку с гвоздя, потрусил, чтоб мыши повыпадали, и шагнул наружу. Так даже лучше, на «Горе» посидим аккуратно, а ближе к утру секрет снимется, и отоспимся нормально.

Двадцать минут назад

… Стрельба вспыхнула заполошно, мгновенно, остро, ярко, как будто кто-то включил спецэффекты к лазерному шоу, только в партере были я, Вася и Лундгрен, идущие по темной асфальтовой дороге между «Зеленкой» и «Горой». Стук автоматов, сглаженный расстоянием, вспышки, я как раз пытался закрепить ночник и споткнулся, коммандер обернулся, рявкнул «Вперед!» и понесся к «Горе» длинными прыжками. Даже маленький Лундгрен обогнул меня и сгинул в темноте, и я тяжело потрусил вперед, обвешанный всей тактической снарягой и со сползающим на глаза ночником.

Ударил «пэкаэм», до позиции остались считаные метры, я взял левее, чтобы обогнуть блиндажик и выскочить к траншее, и потянулся к «баофенгу». Обозначиться треба, все-таки бой идет, сейчас свои же как наживят – на том свете буду сокрушаться. Помереть в свой день рождения – что может быть тупее, а?

Васю я уже не видел, Лундгрена тоже, блиндажик остался правее, передо мной выскочила траншея, а на поле, впереди – били ночь уже одинокие выстрелы. «П@зда нашему секрету», – подумалось. Я решил не оббегать позиции, а перескочить и посмотреть, где делся Вася и куда убежал Лундгрен.

Ночник окончательно съехал на глаза, и я попытался на ходу расстегнуть каску и снять эту чертову сбрую. Включил коллиматор, дернул рычаг предохранителя… и зачем-то посмотрел направо.

Метрах в пяти от меня, под слабым светом низких донбасских звезд, ворочалась в траншее здоровенная кургузая фигура. Витя, наш штатный «аватар», поставленный в наряд в самое безопасное время, стоял, сгорбившись, за «покемоном», и полосовал ночь длинными, дебильно, идиотски нескончаемыми очередями, выпуская бк куда-то за горизонт, за поле, на котором где-то был Вася.

– Витя! – крикнул я. – Стой!

Витя дернулся, обернулся, распахнул глаза и открыл рот. Я смотрел на него, уже подбегая к траншее, и видел дискретными вспышками: вот он отступает на шаг назад, вспышка, вот он дергает «покемон», вспышка, вот начинает поворачивать в мою сторону, выжимая спусковой, вспышка, я прыгаю через траншею, каска слетает с головы, вспышка. Нога подворачивается, я приземляюсь уже на той стороне на все «четыре кости», и надо мной пролетает очередь семь-шестьдесят-два. И пулемет смолкает, каска валяется где-то впереди, там же – ночник. Охренеть.

Я на карачках рванул вперед, путаясь в автомате. Дальше, дальше, упал, тьфу, земля забилась везде, даже в рот. Еще дальше, пока этот дебил не поставил пулемет на место и не втулил мне в спину очередь. Идиот. Придурок.

Я снова растянулся на земле, подтянул к себе АКС и дернул затвор. Патрон с лязгом улетел в ночь, я перевалился на спину и вдруг понял – тишина. Тихо. Всё, бой закончился, я валяюсь метрах в двадцати от нашей траншеи, впереди – поле, позади – придурок с пулеметом, и посредине – я, выплевываю землю и пытаюсь собрать себя до купы. Легкие саднят – ох, отвык я бегать, курить поменьше надо… С днем рожде…

Я лежал, и только поэтому увидел его. Он аккуратно, мягко встал на колено, даже как будто перетек из одного положения в другое – темная фигура на фоне капельку, самую капулечку более светлого неба. Так же аккуратно поднял автомат, прицелившись куда-то направо. Под ногами у него что-то завозилось, и он помотал головой… а я лежал, смотря на него, и ни черта не понимал, что делать. Кто это? Кто он – фигурка метрах в двадцати от меня, может, меня глючит? Может, полежать тут дальше, и он тихо уйдет? И утащит того, кто валяется возле ног?

Но справа, где-то на поле, был Вася, и все это было так тупо, так по-идиотски. Мы, по-моему, совершили все возможные ошибки, какие только можно… нет, еще не все. Вот сейчас будет – все.

Валяясь на спине, я еще выше поднял голову, тихо-тихо поднял автомат, как-то воткнув узкий металлический приклад в плечо, и увидел тусклую красную точку коллиматора. Аааа, восславься в веках, Ваня Костенко и его коллиматор, ура, спасибо тебе, Господи. Стараясь почти не шевелиться, подвел огонек в центр сидящей фигуры, прошептал про себя: «На-двадцать-два» – и надавил на спуск. Автомат рявкнул, дернулся, выпуская три пули, я вдавил еще раз, потом еще, из-за пламени ни черта уже не видя, перекатился на коленки и так же, на карачках, рванул в сторону – в одной руке автомат, другая вцепляется в рыхлую землю. Прополз несколько метров, упал на живот и закрыл глаза. Быстрее вернуть себе ночное зрение, а пока – слушай, дорогой, слушай, уши – это ночные глаза пехоты.

Услышал немного. Сдавленное тихое шебуршение. Опять тишина… руки задергались, и мне вдруг захотелось куда-то бежать, что-то делать, кричать, ругаться и стрелять. Адреналин? Он, родимый. Тииииихооо, лежи, мля, не дергайся, ремба недоделанная.

Не. Не могу лежать, аж пальцы сводит. Сзади… нет, ни черта не вижу. Нужно потихоньку лезть к своим. Мля, пацанов из секрета жалко, видать правильно легли, раз сепары их нашли и стрелять решили.

Этот момент

… Я сполз в траншею, вытянул голову. Никого. Выпрямился, поднял автомат и аккуратно, стараясь сильно не шуметь, пошел вперед, к блиндажику. Перед входом сидел Витя, уже без пулемета, и курил, выдыхая дым куда-то вниз. Я подошел к нему, дождался, пока он встанет, перехватил АКС за остывший ствол, размахнулся и врезал Вите по голове. Брызнула кровь, Витя дернулся и схватился за ухо, мыча что-то идиотское, начал оседать на землю. Я переступил его ноги, нагнул голову и шагнул в блиндаж.

Под низким потолком висел дым. На койке сидели Хьюстон и Саня, напротив, на табуретке, раскачивался Вася, поставив автомат к кривому белому столику. Больше никого не было. Я аккуратно поставил автомат рядом, толкнул Хьюстона и плюхнулся на койку. Полез за сигаретами – и вот именно теперь, кажется, начал снова дышать.

Тридцать пять минут спустя

– Реконструкция событий, как в кино, – торопливо говорил коммандер, шагая по темной дороге. – Ты каску нашел?

– Ночник нашел. Каску завтра найду. – Я шагал рядом. Лундгрен плелся сзади, вместе с Саней и Хьюстоном, и о чем-то с ними переговаривался.

– Реконструкция, – повторил Вася. – Итак. Два иди… два военных идут в секрет. Задача простая, как угол штаба, – лечь и не отсвечивать. Шо же делают наши доблестные військові, когда видят перед собой троих сепаров?

– Я пересрав, я чесно говорю, – подал голос Хьюстон. – Я до цього сєпара в глаза не бачив.

– Вооот. Они відкривають безпощадний вогонь на ураження, за допомогою автомата АК-74 та гвинтівки по кличке «СВД».

– Они бы по нам тупо прошли, – все-таки добавил Саня, перехватывая ружжо.

– Едем дальше. Сепары, охренев от такой наглости, открывают ответный огонь и начинают потихоньку отходить.

– Я в кого-то попав, – тут же сказал Хьюстон. – Сто процентів.

– Я попал, я ж первый стрелял, – поправил Саня.

– Ну-ну. Всё, вы всех убили, расходимся… Вся «Гора» на ушах. В это время группа быстрого… Быстрого, слышишь, Мартин? А не тупящего и играющегося с ночником!.. Быстрого реагирования подходит к опорнику…

– И командир убегает вперед, шо бешеный сайгак, бросив особовый склад…

– Тебя полчаса треба было ждать? Не перебивай. Итак, мы с Лундгреном падаем в траншею и разговариваем с Президентом. Президент уже валит по сепарам, а наш секрет, у которого – что?

– Закончились патроны… – уныло проворчал Хьюстон.

– … закончились патроны, потому что кто-то с дурной башки высандалил пять магазинов хрен знает куда… наш секрет отходит в сторону правого фланга «Горы». А на левый фланг Серега посылает жемчужину нашей мобилизированной коллекции – знаменитого на всю Новогригоровку аватара и придурка Витю Волоса с позывным «Уильям Уоллес», на всякий случай, бо больше некому.

– Шо-то ты затянул диспозицию. Иии?

Мы сворачиваем с дороги в чахлую посадку, пробираясь по узкой тропинке между деревьями. Я прижимаю к груди грязный ночник и цепляюсь автоматом за ветки.

– И шо? И тут наш матерый воин Мартин, ни черта не разобравшись, проеб@вшись на марше, прыгает на поле и несется в рукопашную на всю сепарскую «дэ-эр-гэ». По пути чуть доблестно не погибнув от рук упомянутого выше Уильяма Уоллеса.

– Фууу, дебил, до сих пор страшно.

– Отож. И вот теперь замри на мгновенье, – ротный действительно останавливается у входа в наш блиндаж и поворачивается ко мне: – И представь, как я сейчас доложу это замкомбату. Как? Шо я ему скажу?

– То же, шо все всегда говорят. «Помітили людей, відкрили вогонь, щоб відігнати, вони відкрили вогонь у відповідь та відійшли, особовий склад, зброя і техніка в порядку, втрати майна уточнюються».

– Мда… – Вася закуривает, и огонек быстро освещает его лицо под надвинутой каской. – И шо скажешь?

– Не знаю…

– Отож.

– Хотя нет, знаю. Понимаешь… не знаю, как сказать. Как будто я тут этот месяц… с ума сходил. Не понимал, зачем это все, к чему я тут? Нафига? А сейчас…

– Раздуплился?

– Это как смесь какая-то. Наркота, чи шо. Коктейль из земли, пальбы, дыма, ветра и страха. И, ну я не знаю почему, – удовольствия. Я ж в человека попал. В живого.

– Може, и попал… утром посмотрим. Поэтичный ты наш.

– Я… Вася, я живой сейчас. Понимаешь? Я там на поле думал – все, пизд@ тебе, сейчас он тебя свалит – и шо я Ксюхе скажу? Недоглядел? Недобежал, в ночнике запутался? А получилось – вроде я его свалил, и он там валяется, желтый уже, а я тут с тобой трындю и отлить хочу. И кофе. И пожрать. И потрахаться. И поспать. Тупые, животные желания, но получается, что я – живой.

– Живой… – пробует Вася слово на вкус. – Живой… Эх.

– Жалко, что нас скоро выводят. И вряд ли еще такое случится… такое вот, как сегодня, да?

Из блиндажа выныривает Лис.

– Идите пожрать, я вже два раза грел. И тебя Змея по рации хочет.

– Идем, идем. Ща, докурим…

Нас выведут через восемь месяцев, и я не просто попробую – я привыкну ко вкусу этого коктейля, и потом я буду дико по нему скучать, стараться забыть, все равно помнить и искренне любить. А пока… а пока мне – тридцать пять, и я наконец-то знаю, зачем и почему мы здесь – на этой странной войне.

Жрать охота…

Людина війни 2:
Гранатометчик

Эрпэгэшник – то безумна людина, я вам доповідаю.

Не, главное – логика не… это самое… непрозрачная. Непонятно, короче. Вот стрілець – уцопал свой один АК за цівку и потопал. Снайпер тоже: одна посада – одно ружжо. Даже пулеметчик, со своей свинцовой оглоблей… но ведь с одной! А у гранатометчика – и калаш, и труба лаунчера, и вот этот вот подсумок тяжеленный для морковок. Один человек – а оружия два.

Мысль сия глубокая обычно подвергает эрпэгэшника в глубокие и печальные раздумья, и череда смутных безумных мыслей, неуклюже лавируя между «две зброи легче потерять, чем одну» и «надо по дрова сходить, буржуйка згасає», неизбежно приходит к «мля, так еще и прицел ПГО-7 в военник записали!» Печален лик гранатометчика, скучен и даже несчастен.

Ровно до выстрела.

У него всегда все скручено, и выстрелы торчат из рюкзака, как пеньки акаций в донбасской посадке после зимовки-на-ВОПе. У него пго-шка сведена по вот этой вот безумной мишени из двух кругов, нарисованной ночью фломастером на обороте карты. Он стреляет… и граната со вставкой под взрывателем, улетает, распушая хвост дыма в падающую атошную весну, и такой вот бах! – и все такие «ни хера себе!», и коммандер такой «общий залп!»

И три лаунчера выплевывают куски металла четко с запада на восток, три гранаты по пологой траектории взвиваются в пропитанный радиоэфиром грязный воздух. Эрпэгэшник безумен, и труба его – свирель древнего жестокого бога, решающего чью-то жизнь «у визначений ділянці на визначену відстань».

Люби гранатометчика – он твой брат, безумный в своей жестокости.

Песни народов АТО

Баста (Ноггано)

Застрахуй Братуху

 
Yo, мама родная, а что нам, пехотинцам, надо?
Формы два комплекта и ботинки вдобавок.
Мы против совка, мы за Украину,
И мы именно там, где нужно прикрывать спину.
Так вот, наша компания – эльфячья когорта,
Леголас, Ваханыч, Арик и еще народа до черта.
Шняга, настроение ниже мокрых стен,
Пацаны курят дудки, Леголас паяет прицел.
Вдруг мой взгляд упал на рацию,
О, у нас же наряд – целая делегация,
Ночник, теплак, автомат и бинокль,
Короче, по услугам расширенный профиль.
Вдруг что-то щелкнуло во мне, вот оно,
Трясущимися пальцами жму на тангету:
Хриплый голос: «Наряд на приеме, йо»
«Подскажите, шановный, там сепаров нету?»
«Конкретней? – насчет дээргэ» – «А, этого полно,
Но мы тут возле агээса, если чо».
 
 
Кладу радейку, смотрю на боезапас,
Леголас умный, на шифре Леголас:
«Я тут чё прикинул, братва, такая тема:
Сепары, россияне – смутное время.
Надо обезопаситься от неожиданностей,
вдруг обстрел, нарушение договоренностей».
Команда оживилась, началась полемика,
Кстати, случай был в прошлый понедельник:
В каком-то секторе сепары шли в тыл на хату,
А тут – ЗэСэУ, жесткий ультиматум.
Валили оттуда, как зебры галопом,
Пулеметчик на «дашке», сука, точный жлоб,
Повезло сепарам, половина свалила в окопы —
А вот у какого-то бурята теперь нет куска жопы.
Все замолчали, я обвел паяный прицел взором,
А что, давайте пристреляем обнову?
Мы все таки в АТО, тут всякое случается,
Вдруг война, а он раз – и сломается.
Единогласно, берем полведра бэка,
В охапку Прапора, дожидаемся обстрела по нам.
Вешаем «улитку», кидаем пару гранат,
Серьезное движение, работает, гад.
Прикрывай, прикрывай братуху, прикрывай…
Yo, мама родная, лейтенант стрелял весь weekend,
Ротный на нараду – я собираю совет.
Все норм, конечно, мы его сильно любим,
Но чистить АГС… ведь мы живые люди.
Короче – решили сломать от агса станок,
Не будет же ротный стрелять с рук или с ног?
Втроем держали – Мастер ломал,
Лапа хрустнула – агсник в обморок упал…
 
 
Походу влетели на тридцать тысяч —
Прикинул финик. Глупо получилось.
По пять на рыло – затратное дело,
Короче, ломать зброю – херовая тема.
Вернулся ротный – череда звиздюлин,
Половина роты прячется на нуле,
Я признался, а чё? Не застрелит же сразу,
Теперь на olx-е ищу станок, зараза.
Курим в наряде, кидаем банки в карьер,
Работаем по Докучу и еб@м дээнэр.
Прикрывай, прикрывай братуху, прикрывай…
Короче, война войною, а жаба жабой,
Вдруг пацанам лавэшки стало мало.
Ротный предожил серьезную тему:
Корректировать с квадрика и срубить нормально лавэ.
Ротный – гуманист. Прикинули смету,
За бэху дают сорок, а квадрика пока нету.
Обойдется в тридцать, выигрыш – десятка,
Ну нормально, че, работаем хватко.
Валили с сапога, а че, нормальный доход,
И так прошел по мобилизации год.
Вышли в тыл, сдали зброю, осели в казарме,
Мастер загрустил: «Скучно, братья».
Рота согласно закивала, Леголас – тоже,
Покурили и пошли ждать дембеля лежа.
 
 
Тост! Наводить только правильную движуху,
Прикрывай, прикрывай братуху.
Прикрывай, прикрывай братуху, прикрывай…
 

М. Круг

Кольщик

Песня пехоты. Шансон.

Исполняется, как и все в пехоте – вручную.

 
Кольщик, наколи ты мне ПТУРа,
Рядом шесть ракет и ящик с минами,
Чтоб летели в небе провода
За горящей точкой над равнинами.
Наколи блиндажик у горы,
Пусть дымит буржуйка струйкой сизою.
Чтобы от него бежать понты
Было под обстрелом – до позиции.
Нарисуй мне звание «сержант»,
Волноваху с шаурмой по вторникам,
Строчку «Ротный, я не виноват!»
Напиши, пока я на опорнике.
Если места хватит – нарисуй
Эспэгэ и на треноге «дашечку».
Сеточку накину, вот вам х@й
Агээс коли, и бэху-двоечку.
И легло на душу, как покой,
В отпуск, скоро год уж без ротации.
Флаг коли, чтоб я забрал с собой
Навсегда мою мобилизацию…
 

Г. Сукачев

За Окошком Месяц Май

 
А за окошком месяц май, месяц май, месяц май,
А в грязной кружке – черный чай, черный чай, черный чай,
А на «эспешке» мужички, мужички, мужички,
Ну а в наряде – балачки, балачки, балачки…
Зацокал слев ПэКаэМ, как шальной, как шальной,
Сосед-летеха третий день сам не свой, как больной,
По сухопутке документ не прошел у него,
А он мужчина хоть куда, от хотел в СэСэОоо.
Летят над крышей эЛПээС, день и ночь, день и ночь,
От ихних свистов поутру дырки вскользь, дырки вскользь,
Весной простуженный сержант зарядит АГээС,
И сумасшедший лейтенант достучит до небес.
А в кружке чай давно остыл, и затих ДэШэКа,
А на душе от этих мин так паскудно, братва,
А на эспешке мужички, и гремит месяц май,
Я покажу тебе войну, поскорей приезжай…
 

Бумбокс

Белые Обои, Черная Посуда

 
Тебе же нравится дым – черт с ним,
И не нужны тут слова, кругом голова.
Уже разносит наряд короба,
Сейчас начется «Чи-уа-уа».
 
 
О чём в АТО говорить – главное не ныть,
Хочу наряд отстоять – и долго спать.
Тут не измерить на глаз, а сейчас
Четыре ленты подряд забивать.
 
 
Вопрос извечный: «Зачем да почему?»
Но нам война уж такая, брат, дана.
А эти ночи в дыму – теперь кому?
Я если встречу Х@йло – передам ему.
 
 
И громкий твой голосок, как электрошок.
Что я смеюсь без вина – твоя вина.
И слышит та сторона дотемна,
Свист пули бэ-тридцать два.
 
 
Припев:
Я помню – желтые патроны, черная акула,
Нас в расчете двое, кто мы и откуда, откуда…
Задвигаем короб, погоди, ствол остынет,
Объясните теперь мне, пехоте, почему я на ней так сдвинут?
 
 
Давай вот так просидим до утра.
«Не уходи, заряди!», но: «Мне пора».
И если выстрел один впереди,
То почему мы – то холод, то жара?
 
 
Раскладывать весь бэка я устал.
И ленты все набивать, ну вот опять.
А утром выстрелы плавили твой металл,
Мы – элемент номер пять, ни дать ни взять.
 
 
Далековато до них в этот раз,
И ты спокойно молчишь, и я курю.
Минут пятнадцать осталось до утра,
А может, и наведу  – и свалю.
 
 
Попробуем их расчет завалить,
С моей земли посчищать тот налет.
И уходить с передка – нету сил!
Работай, брат, на прицел два пятьсот.
 
 
Припев:
Желтые патроны, черная акула,
Нас в расчете двое, кто мы и откуда, откуда…
Задвигаем короб, погоди, ствол остынет,
Объясните теперь мне, пехоте, почему я на ней так сдвинут?..
 

Потап и Н. Каменских

На Районе

 
А распустилися листочки, а потом цветочки,
По террикону ходят-бродят в кумуфле типочки.
Летают пулечки, наряд на корточках
В окопе тихо набивает ленту-соточку.
 
 
А где-то эспэгэ контакты чистят керосином,
А я с одышкой лезу в гору, мокрая скотина.
Таких в Донбассе ВОПов тыщщи или миллион,
Но я ни c чем не спутаю свой террикон.
 
 
Припев:
У нас в батальоне не звоня́т, а зво́нят,
Стены в изолоне, Вася, шо ты гонишь?
У нас в батальоне, батальоне, батальоне, батальоне.
 
 
Не ищи меня «Вконтакте»,
В «Одноклассниках» не стукай,
Мы разбросаны по зоне,
И трындим про все в фейсбуке.
 
 
Эх, раньше дома ездил я да на ниссан-кашкае,
Теперь на бэхе-двойке по грунтовкам рассекаю.
А помнишь эту House-Party при двойном накате,
Ложились САУ под блиндаж тогда совсем некстати.
 
 
Одеты летние тапки на нижние лапки,
Перебираем зброю, с утра накроют.
И парни вместо водяры вечером под гитару
Дворовыми басами завывают с нами.
 
 
Припев:
У нас в батальоне не звоня́т, а зво́нят,
Стены в изолоне, Вася, шо ты гонишь?
У нас в батальоне, батальоне, батальоне, батальоне.
 
 
Не ищи меня «Вконтакте»,
В «Одноклассниках» на стукай,
Мы разбросаны по зоне
И трындим про все в фейсбуке.
 
 
Пырышки, пупырышки…
 

М. Круг

Золотые Купола

 
Ствол казенный предо мной,
Да снаряга разная,
Семь тыщ гривен, Боже ж мой,
Да траншея грязнаяаааа…
По зеленке полоса,
Бэхи газ прибавили.
Я б поспал хоть полчаса,
Лиииишь бы жрать оставили.
 
 
Ночью в теплик – ни души,
В поле волки воют,
А над карьеееером осетин
Сау щас накроооооют.
Что же не хватало мне —
Здесь места вакантны,
Айтишник был я по весне,
А летом – стал сержантом.
 
 
Припев:
Золотые ордена,
Генералов радуют.
А то не Смерч, а то не Град —
Мины с неба падают.
Золотыыые ордена
Вручат там полковникам.
А нам бы линию держать
На своем опорнике.
 

DZIDZIO, Оля Цибульська

Чекаю. Цьом

Апасним сєпарським ДРГ посвящаєтся

 
Ти так давно завис в моїй країні,
Ти так давно зайобуєш мене,
Тобі скажу: «Коли літають міни,
То згодом знов полізе деерге».
 
 
Ти кожен день ху@риш по зєльонкє,
Поки наряд мій мокне під дощем,
Але коли я ставлю в лісі «монку»,
У мене в серці знов приємний щем…
 
 
Приспів:
Я хочу тобі сказати:
Ти, падло, не будеш спати,
Коли я із АГееСа
Работаю з тєплаком.
Як ти завтикаєш, пташко —
Тебе за@бошу з «дашки»…
Корочє, з мого Донбаса
Тікай – я стріляю!
Цьом!..
Тікай – я стріляю!
Цьомаю, цьомаю!..
Пара-па-пам-пам…
 
 
Напевно ти на камуфляж російській
Розкрасив все – і руки і вуста,
І поп@здячив в степ мій український,
Тихенько, як матьорий діверсант…
 
 
Напевно, ти шукав мій ВОП на мапі,
І думав, шо зарізати прийшов,
Тепер лежиш з іконкою у лапі
І остиваеш в тому, в чом ішов…
 
 
Приспів:
Я хочу тобі сказати:
Ти, падло, не будеш спати,
Коли я із АГееСа
Работаю з тєплаком.
Як ти завтикаєш, пташко —
Тебе за@бошу з «дашки»…
Корочє, з мого Донбаса
Тікай – я стріляю!
Цьом!..
Тікай – я стріляю!
Цьомаю, цьомаю!..
 
 
Як сонце зійде – все пропаде,
Ми по посадкє вийдем к тебе.
Фоточку зробим, запостім в фб…
Чи нє?..
Звякнєм у «тапік», ротний прийде,
Скаже «а пістолет в нього є?»
 
 
Речитатив:
Може щось і було,
А ми скажем: Зась!..
Знає тільки взводний,
Але не віддасть…
Цьомаю, цьомаю!..
Пара-па-пам-пам,
Пара-па-пам-пам…
 

Океан Ельзи

На Небі

 
Там, де для когось тільки хонди за вікном —
На моїй вулиці давно уже броня.
І дух захоплює, немов від висоти,
Бо так живу, немов стріляю я.
Так, немов стріляю я,
Кожну мить, коли зі мною ти.
 
 
Приспів:
І я на бехі,
Мила моя, на бехі.
Зоре моя, на бехі,
Відколи в АТО пішов.
І я на бехі,
Сиджу на другий бехі,
Мила, коли з тобою —
Стріляю і знов, і знов.
 
 
І добре знаю, як світанок настає,
Коли закінчаться у цинках ОеФЗе.
Бо не бажаю ні хвилини самоти,
І так живу, немов стріляю я.
Так, немов стріляю я,
Кожну мить, коли зі мною ти.
 
 
Приспів:
І я на бехі,
Мила моя, на бехі.
Зоре моя, на бехі,
Відколи в АТО пішов.
І я на бехі,
Сиджу на другий бехі,
Мила, коли з тобою —
Стріляю і знов, і знов.
 
 
А часом коли я сам не свій,
І в голові дивні думки,
І на душі сумно —
Згадую я нічний приціл,
І все стає, мов навпаки,
Ясним таким…
 
 
Приспів:
І я на бехі,
Мила моя, на бехі.
Зоре моя, на бехі,
Відколи в АТО пішов.
І я на бехі,
Сиджу на другий бехі,
Мила, коли з тобою —
Стріляю і знов, і знов.
Стріляю і знов, і знов…
 

А. Воробьев

Сумасшедшая

 
Она – сумасшедшая. Но она моя.
Еб@шит до утра. Орёт «Су-ка-я-по-паааал!»
Сумасшедшая. Но она моя.
Еб@шит до утра. Орёт «Это-мля-по-нам!»..
 
 
Её смена, как обычно, через три часа,
Запрыгнуть в Та-ла-ланы и в наряд отправиться,
И, рванув затвор, улыбается,
Она живёт, как будто через день – ротация.
Одной гранатой попадает в бэху, и она
Просто любит насыпать и насыпать с утра.
И, почистив ствол, улыбается,
Все злятся на неё – и ей это нравится.
 
 
Припев:
Она – сумасшедшая. Но она моя.
Еб@шит до утра. Орёт «Су-ка-я-по-паааал!»
Сумасшедшая. Но она моя.
Еб@шит до утра. Орёт «Вспышка-мля-по-нам!»
Ша-ла-ла-ла… Ша-ла-ла-ла…
 
 
Эф-Джи-Эм-сто-сорок-восемь «Javelin» в руках,
Или что нам еще снится в этих влажных снах.
И, взведя «Фагот», улыбается —
Она живёт, как будто в танце разлетается.
Соседи валят ровно так же мощно, и она
Просто любит насыпать и насыпать с утра.
И, взорвав блиндаж, улыбается.
Пехоту любят все – и ей это нравится.
 
 
Припев:
Она – сумасшедшая. Но она моя.
Еб@шит до утра. Орёт «Су-ка-я-по-паааал!»
Как сумасшедшая. Но она моя.
Еб@шит до утра. Орёт «Это-мля-по-наааам!»
Ша-ла-ла-ла… Ша-ла-ла-ла…
 
 
Как сумасшедшая…